Wound me like a toy spinning too fast In every direction How, how could I stay when you lit a match To all my intentions? That I'm the one you wish you never met We all know
Минхёк жмурился и прижимался щекой и ладонями к мокрому кафелю стены. Тёмные пряди неприятно липли к лицу и шее. Горячий водопад хлестал упругими водяными струями по плечам и спине из большой прямоугольной лейки, встроенной в потолок. Белёсые клубы пара затягивали стеклянную кабину душевой; вдыхать тяжёлый, влажный воздух становилось всё труднее с каждым мгновением. Возможно, он стоял здесь всего несколько минут, а может быть, прошёл уже целый час. Но пока он стоял неподвижно, время будто бы стояло на месте вместе с ним, а потому шевелиться не хотелось. Бледные тени мыслей ползли по краю сознания медленно, инертно, не формулируясь в конкретные слова и образы. Горячий пар вытеснял всё лишнее и несущественное. Благодатный вакуум душевой кабины отодвигал весь остальной мир за пределы восприятия. Жаль только, нельзя в нём остаться навсегда: стоять так под бесконечным тёплым дождём, способным смыть грязь, усталость, навязчивые мысли; способным растворить в себе и унести к истокам мироздания… Очень поэтично, если не учитывать, конечно, куда ведёт слив. Далеко не к истокам. Или к истокам, но не мироздания. Минхёк нервно усмехнулся, прокручивая про себя весь этот внутренний монолог. Правильно говорят, что с ума сходят тихо и поодиночке. В данную минуту он один, разговаривает, хотя бы и не вслух, сам с собой, проводит псевдофилософские параллели. Довольно забавно — иначе смех не объяснить, но глубоко лучше это не анализировать, выводы могут быть не самыми утешительными. Обнажённой, распаренной кожи коснулся прохладный воздух — даже под струящимися водяными потоками по телу побежали мурашки. За шумом он не слышал, как стеклянная дверь тихо распахнулась, впуская ту самую прохладу и того, кто её принес. Чужие широкие ладони проехались по спине, сжали бёдра. Жадные губы впились в шею поцелуем-укусом. Минхёк ошарашенно выдохнул, отталкиваясь от стенки и разворачиваясь. Между ног тут же вклинилось колено, обтянутое чёрной джинсой. Сильные пальцы ухватили подбородок, потянули вниз, заставляя чуть опустить голову, и твёрдый голос вторгся в его душный, заполненный паром за зажмуренными веками мирок, требуя: — Открой глаза, Хёкки. Сейчас же.***
Отловить загруженного работой по самые корни волос Минхо оказалось задачей с семиконечной звёздочкой. Если бы Тэхён плохо знал своего друга, сделал бы логичный вывод, что тот, прикрываясь любыми возможными и невозможными причинами, его избегает. Но в действительности причина была только одна — Минхо был женат на своей работе, всерьёз и надолго. Ещё один такой же женатый тоже сегодня не торопился домой. Чон прислал сообщение, что наглухо застрял на какой-то встрече, что освободится не скоро и что ему очень жаль. Финалили сообщение несколько смайлов: один из которых грустил, второй почти плакал, третий отсылал воздушный поцелуй, четвёртый строил хитрую и наглую рожицу, многообещающе щурясь, пятый уже больше походил на помидор, краснея от подбородка до самой колобковой макушки. Блондин каждый раз искренне умилялся, глядя на то, как смущение заливало алым румянцем скулы и кончики ушей Чонгука. А благодаря стараниями Кима случалось это часто, несмотря на показной цинизм и суровость брюнета. Тэхён, представляя, как серьёзный и солидный бизнесмен Чон Чонгук, сидя за длинным переговорным столом в окружении таких же серьёзных и солидных бизнесменов, пряча смартфон под столешницей, с каменным лицом сочинял всю эту смайловую эпопею, ещё долго ухмылялся. Часовая стрелка неотвратимо подползала к двенадцати, город за большими окнами гостиной подсвечивался многоцветными огнями реклам, вывесок и архитектурной иллюминации. Кто умеет ждать — тот дождётся большего, а потому Ким продолжал бесцельно слоняться по квартире. После пятидесятого круга и сотого повторения этой мантры, он набрёл на бутылку красного сухого — судьбоноснее встречу придумать трудно. Тэхён выкрутил штопором винную пробку, отыскал в шкафу большой шарообразный бокал на высокой ножке и щедро наполнил его на две трети. Он даже успел расположиться на диване, перед раскинувшейся панорамой ночного города, вдохнуть терпкий аромат Мерло и поднести бокал к губам. Телефон разразился дьявольской трелью. Тоскливо выдохнув, Тэхён полез за аппаратом в карман. На дисплее светилось улыбающееся лицо Чимина. — Тэхён-и, — заискивающе протянул голос друга в динамике, — ты дома? Сильно занят? — Дома. Сильно, — для большей верности блондин даже кивнул. — Страшно занят, не оторваться. — Что-то голос у тебя больно ровный для страшной занятости, — с сомнением заметил Чимин. — А у нас пока лёгкий петтинг, — покручивая тонкую ножку и поглаживая большим пальцем хрустальный бок, задумчиво пояснил Ким. — Я уже почти перешёл к оральным ласкам, но ты, конечно, очень вовремя всё обломал. — Серьёзно? — рассмеялся Пак. — И кто там тебя удовлетворяет? Сухое или полусладкое? — Ты меня слишком хорошо знаешь, — мрачно констатировал Тэхён. — Тебя пора грохнуть. — Я ещё пригожусь, — веселился друг. — Догадаться было не трудно. Я сейчас мимо офиса Чона проезжал — его машина на парковке, так что я подумал, вдруг ты меня выручишь? — Вдруг — звучит неопределённо, я уже начинаю сомневаться. — Не занудствуй, — предупредил Чимин. — Я сегодня обещал Хосоку забрать его со съёмок. Он с семи утра в студии, полуживой и с чемоданами своей аппаратуры. Но время уже к полуночи, этот трудоголик — перфекционист ещё не освободился, а у меня срочное дело… — Твои срочные дела начинают попахивать криминалом. — Да ничем они не попахивают, — раздражённо бросил Пак. — Ну так выручишь? Заберёшь его сам? — Должен будешь, — печально глядя на Мерло, Тэхён отставил бокал на журнальный столик. Чонгук обещал отписаться, когда освободится. И пока этого не произошло — время надо было как-то убивать. Конечно, бутылка вина куда приятнее разъездов по ночному Сеулу, но… Дружба — понятие круглосуточное. — Так где его искать? Довольно попискивая, Чимин объяснил, что съёмки проходили в одной из студий в редакции Минхо. Он сам обещал предупредить и того, и другого, что приедет Тэхён — пропуск на посту охраны оформляли для Чимина и в такой поздний час никого бы уже без него не пустили. Добившись от Кима утвердительно-угрюмого «угу», Пак, страшно довольный, спешно распрощался. К офисному зданию, в котором обосновалась большая редакция «CityLife», блондин подъезжал уже ближе к часу ночи. Подземная парковка была почти пуста. Среди монохромных представителей мирового автопрома ярким пятном выделялось вырвиглазное купе — красная Toyota Celica Минхо. Её хозяин со скучающим видом подпирал стенку возле лифта, ожидая Тэхёна. — Полуночное такси… — протянул он, скептически глядя на Кима и нажимая на кнопку вызова. Створки тут же разъехались в стороны. — Элитное полуночное такси, — поправил Тэхён, заходя за другом в кабинку. Съёмка всё ещё не закончилась, но уже плавно подкатывалась к своему завершению. В студии царила рабочая суматоха: стилисты шумели фенами и размахивали кистями, меняя образы и готовя моделей; костюмеры шныряли туда-сюда с вешалками и наборами для шитья; Хосок, преследуемый двумя помощниками, нагруженными разномастными объективами, порхал вокруг фотозоны. На стилизованных буквах латинского алфавита позировали девушки и парни, упакованные в винтажные костюмы. В центре инсталляции возвышалась причудливо изогнутая буква L, завёрнутая в серый шифон, будто бы в воздушное платье и перетянутая бледно-розовым ремешком по середине, вроде как обозначающим талию. Сальвадор Дали нервно курит в стороне со своим «Постоянством памяти». Его мягкие часы символизировали уход от линейности времени. Что символизировал корявый столб, завёрнутый в несколько слоёв тонкой ткани? Что дизайнер может своей фантазией любой столб превратить в предмет модного искусства, или что все представительницы прекрасного пола сейчас больше похожи на корявые столбы, которые приходится драпировать тканью, чтобы хоть как-то украсить? Не лучший пиар-ход, конечно. Фотограф энергично командовал действом и полуживым совсем не выглядел. На это высказанное вслух соображение, Минхо тонко ухмыльнулся: — Пока он в работе — это грёбаный энерджайзер, но как только съёмка закончится, и он упакует весь свой скарб — заряд закончится и тебе придётся тащить его до машины на руках. Готовься. — Ну, а ты? Домой не собираешься? — А я, типа, процесс контролирую, — кисло протянул Минхо, прикрывая ладонью усталый зевок. — Нет ничего хуже, чем просто сидеть и ждать, ничего не делая. Мне ещё в проект номера правки вносить, но это после съёмки — ночь длинная. Мимо проскакала парочка стилистов с выпученными глазами и длинной вешалкой на колёсиках, хлестанув на повороте парней длинными юбками платьев и проехавшись колёсиками по ноге Тэхёна. Тот запоздало отскочил назад, балансируя на одной ноге и потирая ушибленную конечность. — Мы здесь явно лишние, — усмехнулся Минхо. — Идём в мой кабинет, кофе тебе налью. Как только тут всё закончится — мне сразу сообщат. Они довольно долго шагали по пустынным, полутёмным коридорам — вся концентрация неустанного коллектива сейчас роилась в съёмочной студии, а кабинет главного редактора располагался в дальней части офисного здания. Минхо шёл впереди ладной, скользящей походкой. В бледно-голубом костюме-двойке с атласным белым лацканом, длинным шарфом утягивающим его стройную фигуру и элегантно свешивающимся в пол от самого локтя, играя роль необычного шлейфа. Ким невольно залюбовался. Дверь в большое помещение была открыта, там горел свет, из скрытых колонок тихо лилась классическая музыка. Тэхён был здесь впервые: большое окно прикрывала светлая римская штора; по периметру всего помещения стены закрывали высокие стеллажи, заставленные альбомами, книгами, журналами, разнообразными статуэтками и другими безделушками. В центре кабинета царствовал редакторский стол с мягким креслом. Против него разместились две изящные софы, обитые синим бархатом и засыпанные разноцветными подушками. На одну из них и кивнул Минхо, а сам ушёл к дальней тумбе с кофейным аппаратом. — Карамельный латте? — спросил он, не поворачиваясь. — Точно, — согласился Тэхён, удобно устраиваясь в мягких подушках и вытягивая ноги. Он с интересом осматривал кабинет друга, изобилующий множеством дизайнерских предметов и необычных деталей. На столе в развёрнутом виде лежал толстый альбом, пестрящий закладками, прикреплёнными к страницам фотографиями, эскизами рисунков, кусками ткани. Ким вытянул шею, пытаясь со своего места рассмотреть подробнее. К софе подошёл Минхо, с двумя большими дымящимися чашками, и, вручая одну блондину, кивнул на альбом. — Любопытно? Тэхён пожал плечами, забирая свою чашку. Мода была ему интересна, ещё интереснее был процесс её создания. Именно в таких кабинетах, при помощи таких вот альбомов создавались мировые модные тренды. Друг поставил свою чашку на низкий журнальный стол, сработанный из цельного куска тёмного дерева, аккуратно забрал со стола альбом и примостился рядом с блондином, раскладывая тяжёлые листы на коленях. — Это макет нового номера, — рассказывал Минхо, поглаживая пальцами пёстрые страницы. — Ещё предстоит много работы, но основная тема уже угадывается. Сегодняшняя съёмка для центрального разворота — здесь будет весенняя коллекция бренда Ли Хайми Eenk. Слышал? — Тэхён согласно кивнул, рассматривая страницы, которые медленно переворачивал перед ним редактор. — Видишь эти фото репродукций? Дизайнер вдохновлялась коллекцией французского авангардиста. Впечатляет? Ким вновь кивнул. Он не брался за кисти со времён старшей школы, а сейчас, разглядывая чужую работу, кончики пальцев покалывало от желания рисовать. Бывали моменты, когда душу сводило от желания купить себе холст и кисти, а порой пальцы ломило от желания лечь на клавиши, пробежаться в лёгком арпеджио, взять несколько аккордов. Потому он крепче обхватил чашку, чуть отодвигаясь — ни к чему всё это. Творчеству в его нынешней жизни просто не было места, отец об этом позаботился. — Люблю винтажную моду, — тем временем делился Минхо. — Иногда мне кажется, что я промахнулся с рождением на пару веков. Мне бы больше подошли романтические рюши, викторианский замок и драматический образ исстрадавшейся героини. Потому в этом году эта коллекция пока что моя самая любимая. — Зачем нужны латинские буквы? — спросил Ким. На латинский алфавит как будто бы делался основной акцент и на съёмочной площадке, и на альбомных страницах. — Это своеобразная фишка бренда. Ли Хайми прославилась благодаря аксессуарам, которые являлись частью масштабного проекта. Его идея заключается в том, чтобы посвящать каждую коллекцию отдельной букве. Этой весной эта буква L. Ну и главное слово, как ты можешь догадаться, любовь. Так тривиально, не правда ли? — скривился Минхо, закрывая альбом и возвращая его на стол. — Ты считаешь любовь банальной и не оригинальной? — усмехнулся Тэхён, делая глоток кофе. — Да нет. Люди сильно переоценивают это чувство, — передёрнул плечами Минхо, возвращаясь обратно на мягкую софу. — Но пока вещи под его эгидой успешно продаются — ради Бога, пусть упиваются им сколько угодно. — Не думал я, что ты такой циник, хён, — блондин с любопытством юного натуралиста к мелкой букашечке разглядывал друга. — А как же великие классики, которые во все времена воспевали любовь и её великую силу? Сколько потрясающих произведений искусства было создано в её честь! Маггрит, Шагал, Климт, Рубенс, Шопен, Брамс, Шуман, Шекспир! Имена можно называть бесконечно. — Да, давай вспомним Ромео и Джульетту, — хмыкнул Минхо, закатывая глаза. — Как раз у них там всё плохо кончилось. Твоя «великая сила» свела в могилу и самих влюблённых, и с десяток непричастных. Я не спорю, как вдохновение — отличный выбор, но в жизни любовь приносит больше неприятностей, чем счастливых минут. Не будем далеко ходить — ты влюблён в Чонгука? Тэхён промолчал. Настроение беседы не располагало к откровениям. Минхо искал повод съязвить и посмеяться, а тот откровенный момент под жёлтым фонарём поздней ночью был давно упущен. Сейчас господин Чхве был настроен разносить в пух и прах мировые ценности и, кажется, в ответе на свой вопрос не нуждался. — И как? Твоя жизнь превратилась в сказку Диснея? Может быть, по утрам к тебе прилетают белые голуби и распевают песни о прекрасном, сидя на подоконнике? — Я не в курсе, может и распевают. У меня окна не открываются, — сухо ответил Тэхён. — Сомневаюсь. А как насчёт любви директора Кима к своему сыну? Отец любит тебя, Тэхён-и? Может быть, он даёт тебе жить своей жизнью, не ущемляет ни в чём, не диктует свою волю? Тоже нет? Два ноль в мою пользу, ТэТэ. Всё это пафосный бред. — Я что-то никак в толк не возьму, хён, к чему ты ведёшь? — К тому, мой милый тонсен, что одной только любви мало. Мы сами должны устраивать свою жизнь. Никакие высшие силы за нас это не сделают. Ну и потом. Помогла тебе твоя любовь в жизни? Решила все проблемы? Нет. Она наоборот загнала тебя в пыльный, тёмный угол, из которого ты боишься теперь высунуться. И правильно боишься, высунешься — растерзают на мелкие клочки. — Очень вдохновляюще, Минхо-ши, — фыркнул блондин, поднимаясь на ноги и глядя на распахнутую дверь. — Мило поболтали, я, пожалуй, пойду, подожду Хо в студии. Минхо, пышущий праведным гневом, зло сощурился, взвился с мягкого сиденья, взмахнув своим белым лацканом как крылом, подлетел к двери и со всего маху грохнул створкой, закрывая. Несколько раз глубоко вздохнул и вернулся на своё место уже гораздо более спокойным. — Сиди и не психуй, — бросил редактор, дёргая блондина за руку вниз, чтобы тот сел рядом. — На правду не обижаются. — Ты такой умный, хён, — ядовито процедил Тэхён, — тебе череп не жмёт? — Плохо, что тебе не жмёт, макнэ, — парировал тот. — Не злись на меня за то, что я тебе сейчас скажу. Ты трус, Тэхён-и, и лицемер. У Кима глаза на лоб полезли. Видимо, друг за целый день перетрудился и перепил смоляного эспрессо. Ему бы стоило прилечь отдохнуть на свой мягкий диванчик, а не вести задушевные беседы, потому как получалось у него, скажем прямо, откровенно херово. Тэхён молча подбирал максимально цензурные слова для ответа — выяснять, с чего Минхо это взял, он не собирался. Но Минхо расценил паузу по-своему. — Хочешь, объясню почему? — Тэхён отрицательно мотнул головой, но кого это сейчас волновало. — Ты рассуждаешь о высоких понятиях, приводишь в пример классиков, но сам зарылся в ил на глубоком дне и боишься шевельнуться. Чем ты занимаешься сейчас, Тэ? Циферки в столбик и синусовые кривые? И тебе это правда нравится? Не смеши меня. Ты живешь жизнью, которую тебе надиктовывает отец, которому плевать на твои интересы. А что с Чонгуком? Пытаешься его цеплять и провоцировать? Но ведь ты сам боишься, что о вас узнают. Потому что есть люди, которые моментально подрежут тебе крылья, а ему в первую очередь. Так что заканчивай с бравадой. Не убедил. Тэхён не проронил ни слова и не моргая смотрел на Минхо. Он был, конечно, во всём прав. Но не обязательно же озвучивать всё очевидные вещи. Друг всегда очень точно попадал в болевые точки. Этакая психологическая акупунктура. Только если при обычной процедуре можно выдернуть иглу, если становилось плохо, то с ментальными иголками дела обстояли куда хуже — ни нащупать, ни выдернуть, только терпеть. Вот он и терпел, скрестив руки на груди и делая медленные и глубокие вдохи-выдохи. — Ладно, — вдруг смягчился шатен, потрепав Кима по плечу. — Твой вариант ещё не самый безвыходный, бывает и хуже. Мы сами кузнецы своего счастья, ТэТэ. Всё изменить или же оставить как есть — всё в наших руках. Согласен? Вместо блондина Минхо ответила трель стационарного телефона. Звонили из студии. Съёмки завершены, порядок наведён, а главный творец, собрав по углам своё добро, уже уполз в сторону стоянки и там будет дожидаться водителя. Минхо вызвался проводить — топографический кретинизм Тэхёна уже стал притчей во языцех. Длинные коридоры теперь освещал только свет уличных огней — работники модного ремесла оперативно разбежались по домам. Минхо шёл слева, удобно устроив свою ладонь на пояснице Тэхёна, направлял на развилках и поворотах, иногда чуть сжимал пальцы и слегка улыбался, будто извиняясь за резкие слова. У них подобралась довольно тактильная компания, возглавлял которую император-дай-приклеюсь-как-банный-лист-к-тазу-Хосок, и раньше дружеские объятия и прочие телодвижения подобного характера в Тэхёне никаких противоречивых чувств не вызывали. Но вот сейчас… Сейчас его почти ощутимо потряхивало от неприятного чувства, вызванного чужой близостью. Мышцы начинало сводить, как будто Минхо настойчиво наминал бок пальцами. Тот, конечно, ничего подобного не делал, но корпус уже заметно кренило в сторону. Неуклюже запнувшись на ровном месте, Тэхён вынырнул из-под обнимающей руки и незаметно шагнул в сторону, теперь отставая от Минхо на пару шагов. Друг, краем глаза подметивший все детали тактического манёвра, только усмехнулся и сунул обе руки в карманы брюк, ускоряя шаг. Спустившись на лифте, они и правда нашли Хосока на парковке: высушенный, но довольный анчоус, гордо восседающий на своих огромных чемоданах. В четыре руки загрузив аппаратуру в багажник, а Хосока на пассажирское сиденье рядом с водителем, Тэхён распрощался с другом. Минхо устало улыбался и махал рукой вслед удаляющейся Ауди. Наверное, он сожалел, что слегка перегнул с откровениями, но в зеркале заднего вида этого было уже не разглядеть. Тэхён на это просто надеялся.***
Юнги не спеша спускался по лестнице на нижний этаж. С последней лестничной площадки дорога вела через длинный коридор с множеством дверей по бокам — разнообразные технические помещения. Длинный коридор упирался в ещё одну дверь — выход на парковку. Обычно этим путём пользовался только обслуживающий персонал — охрана, уборщики, доставщики и прочие. Гости и работники поднимались со стоянки на лифте, или же через парадный вход здания. Но сейчас его подобные детали не трогали — после полуночи сюда не забредала даже обязанная временами патрулировать охрана. Финансовая стимуляция с лёгкостью помогала доблестным сторожам правопорядка закрывать глаза, отключать камеры и отказываться от обходов. Мин как паук, раскинувший свою паутину, медленно полз по тонким нитям, прислушиваясь к малейшим вибрациям и намёкам на движение. Казалось, что за дальней дверью уже слышны шаги. Спустя несколько секунд дверь и правда отворилась, впуская в коридор стройного темноволосого мужчину, что шагал вперёд, задумчиво разглядывая бетонный пол под ногами. Юнги победно осклабился. Удачи не существует, а случайности не случайны. Он планомерно и расчётливо загонял свою жертву в нужные обстоятельства и правильный маршрут. Всё сработало как нельзя лучше. — И я тебя категорически приветствую, — хохотнул блондин, останавливаясь посередине коридора. Мимо не пройти. Темноволосый вздрогнул, поднял голову и удивлённо уставился в ответ. — Ты как тут оказался? — На машине приехал, потом ногами дошёл. Глупые вопросы задаешь. Не те, — Юнги с недобрым прищуром рассматривал напряжённую фигуру напротив, еле заметно двигаясь навстречу. — Я тебя не звал. У меня много дел, извини, не могу поболтать, может, в следующий раз… — он тараторил, не меняя интонации и пытаясь протиснуться бочком мимо блондина к выходу. Юнги же расставил руки в стороны, опираясь на стены коридора, и неудачный манёвр пресёк на корню. — А ты не торопись. У меня есть несколько вопросов. Может ведь статься, что ответы на них мне понравятся и ты весело поскачешь по своим «очень важным» делам, — мягко пообещал Мин. Карие глаза, настороженно за ним следящие, обещанием не обманулись. Их обладатель вытянулся в струну, скрестив руки на груди, и напряжённо ждал допроса. То, что его уже никуда не отпустят, он понимал отчётливо. Оставалось только попытаться смягчить последствия. Блондин же расплылся в недоброй усмешке. — Где же ты гуляла, моя козочка, добрых четверо суток? На каких пастбищах потерялась? — интонация была смешливая, но вот острый взгляд убивал любой намёк на шутку. — Разве я разрешал так надолго убегать? Папочка беспокоился, скучал… — Скучал по мне? — По тебе в целом и по конкретным твоим… частям, — Юнги смерил масляным взглядом стоящего рядом с ног до головы, задерживаясь как раз на конкретных частях. Тот взгляд выдержал стоически, хмуря тёмные брови и стреляя беспокойными глазами по сторонам. Мин подцепил пальцами острый подбородок и потянулся к чужим губам. — Руки убери! — зашипел разозлённой змеёй, дёрнул головой и попятился. Юнги расплылся в гаденькой ухмылке. — Бунт? Бессмысленный и беспощадный? Не шали, а то накажу, — непримиримый взгляд и вздёрнутый подбородок выдавали желание сражаться за свою жизнь до последней капли крови. А Юнги это всё больше веселило и распаляло. — Ну-ну, спокойно. Как твои успехи? Дело движется? Или опять придётся делать всё самому? — Не суйся, — огрызнулся, метнув злой взгляд. — Без тебя разберусь. — Разберёшься? Пока херово получается у тебя. Долго раскачиваешься. — Пошёл ты. Юнги скрипнул зубами. Это было даже мило в какой-то степени — котёнок шипел, пытался царапаться. Но сегодня был явно не тот день, когда Мин готов был оценить очарование ситуации. Они не виделись чёртовых четверо суток. Шкодливая мохнатая тварюжка скрывалась под любым предлогом, а сейчас, вместо сладкой улыбки и томного взгляда, он получал царапающиеся коготки и болезненные укусы. От злости тело холодным потом прошибло. Юнги мягко протянул руку, вкладывая чужую ладонь в свою и переплетая пальцы. Карие глаза напротив настороженно сузились. У семейства кошачьих отменные инстинкты. Блондин медленно шагнул назад, потянув за собой. Тот качнулся следом, пребывая в лёгком замешательстве. Юнги резко толкнул одну из боковых дверей, выходящих в коридор, и дёрнул на себя строптивого упрямца, не сориентировавшегося всё из-за того же замешательства. — Какого чёрта тебе надо? — удивительно, как только голос не сел так шипеть. — В данную минуту мои желания оригинальностью не блещут. Если будешь орать и сопротивляться — свяжу и заткну кляпом рот. Возможно, что и не кляпом — зависит от твоего поведения. Комнатка была небольшая, с маленьким окном под самым потолком, через которое падал тусклый свет. По стенам и потолку тянулись металлические трубы, сгибаясь под прямыми углами, меняя направления, сплетаясь в геометрически правильный узор. Из мебели у самой двери стоял простой стол, а рядом мостился шаткий стульчик. — Нет, не здесь же! — взмолился, заламывая руки и в панике оглядываясь по сторонам. Что или кого он ожидал здесь найти? Не поможет и армия спасения. Юнги медленно подходил ближе, ослабляя узел галстука и распахивая полы пиджака. Предвкушение расползалось на бледном лице косой ухмылкой. Прохладная ладонь легла на тёмный затылок, узловатые пальцы зарылись в мягкие волосы, притягивая голову ближе. — Почему нет? Голос стелился мягким шёлком, вливаясь в ухо с едва тёплым дыханием. Мин весь будто бы был порождением снежной пустыни и вековых ледников: когда бледные пальцы чертили линию по высокой скуле и бьющейся жилке на выгнутой в напряжении шее, кожа покрывалась мурашками от холодных прикосновений. Юнги прошёлся кончиком языка по подрагивающей щеке и выдохнул в приоткрытые губы: — Такой красивый… Породистый… Только мой… Услышал меня, потаскуха? Глаза цвета молочного шоколада удивлённо распахнулись, когда шею стальным хватом стиснули пальцы Мина. Блондин уже не улыбался, сверлил чёрным, страшным взглядом, а от тона, которым был озвучен вопрос, стены комнаты покрылись инеем. — Можешь крутить хвостом перед кем угодно, одеваться как шлюха и разъезжать по клубам со своими подружками. Что ты делаешь в своё свободное время меня не касается. Но если хоть одна тварь коснётся тебя хотя бы пальцем — я эти пальцы щипцами выдерну и тебя же ими трахну. И если я сказал, что хочу тебя видеть через час, значит, ты быстро собираешься и приезжаешь, без возражений. Это последнее предупреждение. Поверь мне, ты не захочешь возвращаться к этому разговору. — Какие проблемы, Юнги-я? — голос хрипит и подрагивает, но с красиво очерченных губ продолжают срываться колкости и сарказм. Котёнок отбился от рук. — Недотрах? За четыре дня не нашёл ни одной подходящей задницы? — Пока что мне подходит твоя. Но ничто не вечно под луной. Если ты сейчас не захлопнешь пасть — жалеть будешь долго. Ты лишишься гораздо большего, не забывай об этом. Звонкая, без явного замаха, пощёчина прилетела внезапно. Юнги от неожиданности выпустил из захвата чужую шею, прижимая ладонь к пылающей щеке. И пока он пребывал в состоянии лёгкого шока, хитрая жертва метнулась мимо него к спасительной двери. Конечно, даже если бы ей удалось сейчас сбежать ситуацию бы это не спасло — Юнги умел из-под земли достать что угодно, кого угодно и когда угодно. И то, что он терпеливо ждал половину недели, не отправляя за строптивцем личную охрану, только делало честь его сдержанности и пониманию. А сейчас, в тот момент, когда дрожащая рука почти ухватилась за ручку двери, он в два длинных шага преодолел разделяющее их расстояние, сгрёб беглеца за шкирку и с силой отшвырнул к столу. Парень сдавленно охнул, основательно приложившись поясницей о край столешницы, начал медленно оседать на пол, потеряв устойчивость. Юнги шагнул к нему вплотную, вздёргивая на ноги. Одного рывка хватило, чтобы вырвать две пуговицы пиджака. Второе движение — и тонкая, полупрозрачная водолазка затрещала, расходясь рваными краями от горловины вниз. Третьим движением Мин сбил взметнувшиеся в защитном жесте руки. Запала хватило только на одну пощёчину? А дальше лишь невнятное сопротивление, больше смахивающее на провокацию в ролевой игре. Пуговица с брюк с глухим постукиванием покатилась по бетонному полу. Единственной, на века пришитой деталью оказалась молния, потому и осталась в сохранности. Юнги дёрнул за шею к себе дрожащее от неясных эмоций тело, врезаясь в чужие губы грубым, требовательным поцелуем с неизменным, солоноватым привкусом. За дверью послышались тяжёлые шаги, гулко разносившиеся по пустому коридору. Ручка дёрнулась вниз, и дверь послушно поддалась, открываясь. Мин толкнул от себя парня, который от резкого движения вновь неуклюже качнулся и опрокинулся спиной на деревянный стол, глухо ударяясь головой о столешницу. Юнги же с злостью саданул ногой по створке. Дверь мощно приложилась о косяк, захлопываясь. — Съебались нахуй, — злобно выплюнул Юнги, поворачивая вертушку защёлки. Обладатель тяжёлой поступи, видимо, посчитав угрозу убедительной, застучал подошвами ботинок дальше по коридору, после чего хлопнул другой дверью. Юнги очень любил понятливых людей. Охрана должна сидеть по норам, тем более если ей уже заплатили. Темноволосый тем временем поднялся на локтях, тряся головой, с трудом перевернулся на живот, всё так же опираясь руками о столешницу, и ребром ладони утёр кровь с рассаженной губы. Жалкое и слегка дрожащее «сссукаа», что он простонал в сгиб локтя, хлестануло Юнги по нервам. В голове словно лампочка зажглась. Конечно же. Что делают с непослушными мальчишками? Всё верно. Их наказывают. Мин сорвал с шеи ленту галстука, ловко перекинул через темноволосую макушку, наматывая ткань на кулак, второй рукой сгрёб волосы на затылке и рванул на себя. Бёдрами вжимал трепыхающееся тело животом в край стола, и судя по тому, как парень дёргался и хрипел, царапая ногтями дерево, ощущения были не из самых приятных. — Сука здесь только одна, — шептал Юнги, болезненно прикусывая кожу за ухом. — И сейчас её выдерут насухую по самые гланды. — Пошёл ты… — Ну как скажешь, — не стал спорить Юнги и натянул ткань сильнее, затягивая узел на чужой шее. Парень дёрнулся в его руках последний раз и затих, закатив глаза, медленно оседая на пол. Возвращение к реальности не приносит ни капли облегчения. Наоборот, кажется, что липкий ночной кошмар тесно опутывает тело, не даёт ни двинуться, ни вдохнуть, ни закричать. Запястья, стянутые плотным плетеньем кожаных ремешков, саднит неистово, пальцы же не чувствуются вовсе. Руки, вздёрнутые над головой, затекли и истошно ноют. Тело прошибает ознобом — вся его одежда неряшливой кучей свалена в углу. Именно в этот угол падает бледное пятно из маленького окошка под потолком, поэтому светлую ткань разглядеть легко. В глотке сушит — попытка откашляться раздирает горло, будто наждаком прошлись. Он с трудом может коснуться большими пальцами ног пола — руки примотаны к металлическим трубам под самым потолком. Отчаянно дёрнувшись, пытается качнуться — запястья тут же обжигает холодным пламенем, по рукам вниз бегут тёплые струйки — кровь из запёкшихся ссадин. Сморгнув скопившуюся на ресницах влагу, он может видеть теперь и своего мучителя. Юнги стоит в нескольких шагах, с животным голодом разглядывая своего пленника. Ладонь левой руки обмотана тёмной лентой — галстук, что так «удачно» вышвырнул его из реальности на какое-то время. Недостаток кислорода часто вызывает потерю сознания. И Юнги это прекрасно знает… и пользуется. Его колючий взгляд вызывает волну неприятных мурашек. В правой руке поблёскивает серым металлом короткая рукоять, не предвещающая ничего хорошего. Облизнув сухим языком не менее сухие губы, он пытается говорить твёрдо, но выходит ломано и неуверенно: — Ты больной урод. Отпусти меня… Блондин скользящим движением оказывается рядом и с размаху бьёт с левой под дых. Его подкидывает на ремнях, из глотки рвётся захлёбывающийся кашель, с каждой новой судорогой больше напоминающий рвотный позыв. Продышаться удаётся не сразу. Глаза печёт, а губы обметались, но на лице нет ни одной ссадины. Юнги никогда не бьёт по лицу — слишком дорожит красивой картинкой. — Ты совсем отбился от рук. Дерзишь мне, ругаешься. Я предупреждал, что накажу, — его голос мягок и вкрадчив, шелестит подобно шипению змеи. Бледные пальцы скользят по лицу, стирая липкий пот, гладят скулы, нос, губы, забираются в рот, пощипывая сухой язык. Он смыкает челюсти, стараясь укусить до крови, прокусить, разгрызть. Снова резкий удар в солнечное сплетение — рот распахивается в немом крике. — Вот это ты зря, — с сожалением замечает Мин, тряся прикушенными пальцами. Встряхивает правой рукой — под пальцами расправляется тонкий металлический стержень с треугольным наконечником. Парень вздрагивает всем телом — слишком хорошо знает, что это такое. Юнги следит внимательно за реакцией, ухмыляется, подмечая в ужасе распахнувшиеся глаза, трепещущие ресницы, раздувающиеся крылья носа, подрагивающие губы. Это страх. Страх боли. Настоящей, обжигающей, въедающейся в сознание, оставляющей следы на долгие недели. К ней нельзя привыкнуть, нельзя перестать бояться. О, он бы закричал, если бы мог. Если, бы не саднило горло, если бы от этого был толк, если бы ему хоть кто-то мог помочь… Юнги вновь делает шаг вперёд, подцепляет подбородок — теперь уже не встречая сопротивления — облизывает сухие губы, смачивает своей слюной, посасывает, не углубляя поцелуй. В ответ из часто вздымающейся груди еле слышно рвётся сдавленный стон. Мин ведёт по голой спине холодным наконечником стека, царапает позвоночник, спускается в ложбинку между ягодиц. Парень подаётся вперёд, кусая блондина за губу. Он чувствует во рту кровь, но Юнги не бьёт в ответ: он усмехается, стирая пальцами рубиновые капли, подталкивает пленника в грудь — в тишине мерзко скрипит кожаный ремень, скручиваясь — разворачивает к себе спиной. По ушной раковине проходится мокрый язык, змей шепчет своё последнее напутствие. — Покричи. Порадуй меня. Он не успевает сгруппироваться, собраться, подготовиться. Но к этому и нельзя быть готовым. Спину вспарывает острой плетью боль — металлический стек с оттяжкой полосует гладкую спину, рассекает кожу, оставляя наливающиеся и сочащиеся кровью полосы. От каждого удара по телу проходит судорога, но пока он и правда молчит. Сжимает челюсти, рискуя раскрошить зубы, жмурится, стараясь не дышать, и не издаёт ни звука. Только пока. Стек взлетает снова и снова, хлёстко охаживая бока, поясницу, ягодицы. По спине струятся алые дорожки, оплетают красными нитями стройные ноги. Но почему здесь всё ещё тихо? Юнги перехватывает круглую рукоятку левой рукой и, замахнувшись, хлещет развороченную спину под другим углом, закладывая красные перекрестья. Ответом на его старанья служит сдавленный вой, что тянется и тянется на одной высокой ноте. Райская музыка. Блондина изнутри скручивает мучительной тяжестью — член пульсирует, наливаясь возбуждением. Да, вот так правильно. Так хорошо. Стек повисает на запястье на кожаной петле. Юнги ведёт подушечками пальцев по открытой ране, что ещё несколько минут назад была гладкой, золотистой кожей на рельефной спине. На белой коже расцветают алые кровавые цветы, кровь размазывается на ненасытных пальцах. Безвольное тело бьёт крупной дрожью, звериное подвывание сменяется глухими всхлипами. Юнги склоняется вперёд, медленно слизывая сочащуюся кровь с самого широкого разрыва. На языке растекается привкус солёного металла. Мозги коротит, перед глазами расстилается белёсая пелена. Мин разворачивает к себе истерзанное тело, заглядывая в завешенное тёмной чёлкой лицо. Щёки и скулы блестят от пролитых слёз, но котёнок больше не всхлипывает, глаза прикрыты тяжёлыми веками. Теперь Мин понимает, что почти всё было зря — паршивец просто выпал из реальности, потерял сознание, сбежал, хотя никто его не отпускал. Юнги ухватывает пальцами темные локоны, тянет наверх — голова же упорно свешивается на грудь. Неужели в этот раз перестарался? Есть и ещё один способ привести его в чувства. И он это заслужил, его предупреждали не раз. Мин сдёргивает с руки кожаную петлю стека, складывает основной стержень. Скребёт ногтями по израненной спине — мышцы отзываются болезненной судорогой. Значит, он в своём забвении ушёл не так далеко. И снова боль выдёргивает из желанного забытья. Сорванные голосовые связки не смыкаются, крику негде родиться. Только захлёбывающийся выдох и тщетные попытки сделать вдох. Мин не церемонится, не пытается смягчить ощущения — бесхитростно, без смазки вгоняет ребристую рукоять стека на всю длину в анальное отверстие и проворачивает. Он же разбитой куклой выгибается в своих путах, но не может ни отстраниться, ни оттолкнуть. Мин с маниакальным огнём в безумном взгляде продолжает дёргать рукоятью стека, самозабвенно ловя хриплые стоны, рвущиеся из изломанного тела. Сколько ещё длилась пытка он не знает — сознание снова отключилось, но очнулся он уже на полу. Юнги держит его голову на своих коленях, прохладной тканью шёлкового платка утирая пот, кровь и подсыхающие разводы от слёз. Движения лёгкие, осторожные. И он почти не чувствует раздирающей боли в спине, тянущей и тупой боли в пояснице, саднящего ануса, как и удушающего унижения. Его банально избили и грубо отымели металлической рукоятью игрушки для секса, предварительно подвесив за руки и разодрав запястья и спину в кровавые лоскуты. Всего-то. Но почему-то именно сейчас имеют значения только нежные касания холодных пальцев к лицу, остальное же теряет значимость, растворяется в приятных ощущениях. И он не хочет знать, почему так происходит. Почему его не затапливает ненависть к ненормальному блондину. Сейчас важны только ласкающие пальцы, а остальное пусть катится в ад. Вместе с ними.***
Лифт плавно поднялся на этаж и металлические створки медленно расползлись в стороны. Тэхён, устало выдохнув, шагнул на синий ковролин длинного коридора. В конце прямой, которую приходилось осиливать каждое буднее утро, его ожидала «приятная» встреча с горгульей, что по ошибке числилась его секретарём. Злобная тётка Мин Со ухитрялась испортить даже самое радужное настроение одним взглядом поверх старомодных круглых очков в роговой оправе, которые наверняка являлись её ровесниками. Дверь приёмной была приоткрыта, и, хотя до неё было не меньше двадцати метров, Киму уже сейчас слышался тошнотворный запах её фирменного зелёного чая. А ведь это был не худший расклад. Кто-то шибко умный догадался подарить этой вороне китайский пуэр. Ну конечно, молочного оолонга явно было недостаточно. Теперь зловонная лепёшка постферментированного чая занимала почётное место на кофейном столике рядом с гнездованием госпожи секретаря. А всё почему? А потому, что она, так же, как и очки, была ровесницей Мин Со, соответственно, очень дорогой и страшно полезной. Обо всех свойствах этой состаренной травы Тэхён узнал в первый же день её появления в офисе. Разумеется, сведения вливали ему в уши насильно: раздутая от гордости и осознания собственной важности в своих же глазах в связи с получением дорогого подарка госпожа Мин Со торжественно вплыла в его кабинет, шурша бумажными распечатками, откашлялась, деловито поправила очки с пятью десятками диоптрий и противным, занудным, громким голосом начала поучительным тоном зачитывать «полезную» информацию. Сказать, что Тэхён охренел — не сказать ничего. Собственно, как и два сотрудника маркетингового отдела, с которыми они обсуждали макет проекта. Так и стояли тремя истуканами, таращась на почтенную даму, которой было абсолютно плевать, чем они заняты. Дочитав вслух все подчёркнутые на листах выдержки из многостраничного текста, Мин Со, одарив напоследок всех, а особенно своего босса, высокомерным взглядом, степенно удалилась. Трое молча переглянулись и так же молча сошлись на мнении, что показалось, такая вот офисная массовая галлюцинация. Если об этом не говорить, возможно, что этого на самом деле и не было. Тэхён, низко свесив голову, медленно плёлся по коридору. Преступники на эшафот шагали бодрее. После «вредных» бесед с Минхо, его не отпускала мысль, что он не на своём месте, занимается не своим делом. Об этом не уставала напоминать ему горгулья Мин Со, пусть невербально, но вполне очевидно; на эту же мысль он наталкивался, глядя на Чонгука, который относился к своей работе с благоговейным трепетом. Каждый из его друзей нашёл себе дело по душе. Хосок, извращенец проклятый, наверняка спал в обнимку со своей аппаратурой в специально оборудованной комнате. Минхо практически жил в редакции, с трудом выкраивая редкие часы на личную жизнь и друзей, но, кажется, ощущал себя вполне счастливым. Даже Чимин светился ярче солнца, несмотря на серьёзную нагрузку, которую на него спихнул начальник отдела. Лучший друг успевал отрабатывать своё, помогать Тэхёну, находил время на себя. Никто бы не удивился, если бы узнал, что ночью он натягивает плащ и маску, прыгает в свой бмв-мобиль и мчится избавлять город от криминальной нечисти. Хотя, если подумать, Чиминовы энтузиазм и работоспособность, вкупе с лучезарной лыбой, которую тот давил теперь на постоянной основе, легко объяснялись его загадочными похождениями туда, не знаю куда, с тем, не знаю с кем. И вряд ли дело было в родных или знакомых. Видимо, личная жизнь друга налаживалась и набирала обороты. Но ведь и Тэхёну в этом плане не на что было жаловаться. Да, не всё, конечно, было идеально, но совершенству нет предела, так? Не всё же сразу. Слова мудрого дядюшки Минхо так же навязчиво преследовали его с того вечера. Звучало всё прекрасно, воодушевляюще и революционно. Оставалось только отстроить баррикаду, вооружиться флагом и сочинить подходящие лозунги. Главное, чтобы первый прилетевший камень не был от Чонгука, а то всё закончится, не успев начаться. Плечо протаранило нечто, нёсшееся на встречу со стремительностью и упорством локомотива. Тэхён вскинуться не успел, по инерции крутанувшись на месте, и с высоты своего роста грохнулся, растянувшись на полу. Пребывая в лёгкой прострации, блондин некоторое время осознавал себя, глядя на то, как, кружась в медленном вальсе, на него оседают бумажные листы. Сбоку кто-то закопошился. Невысокий, щупленький, в форменном синем одеянии, в кепке и с объёмной сумкой через плечо. Курьер. Паренёк теперь пытался одновременно делать несколько вещей: поднимать не такого уж и лёгкого Тэхёна, который и не пытался помогать — его и так всё устраивало; собирать всю разлетевшуюся по коридору корреспонденцию; ну и, конечно, безостановочно извиняться и отбивать земные поклоны. Наконец справившись и с первым, и со вторым, и с третьим, курьер спешно засеменил к лифту. Удивительно, что на шум и суматоху не сбежались представители офисной фауны. Не иначе, как привыкли к своему молодому и неуклюжему управленцу. В приёмной, как и ожидалось, чахла над пахучим пойлом в пиале госпожа Мин Со. Бросив мимолётный взгляд на Кима, дёрнула нарисованной бровью — это так в мире Гюго здоровались горгульи. — Доброе утро, дорогая госпожа Мин Со, — стараясь изо всех сил не гиенить оскал, поздоровался Тэхён. — Хм, — как обычно она не желала ни добра утром, ни здоровья. Хоть в слух на хер не посылала и на том спасибо. — Приезжал курьер. — Да, я заметил, — потирая ушибленный локоть, проскрипел Тэхён. — Для меня есть что-то? — Понятия не имею, почту ещё не разбирала, — и уткнулась длинным носом в свой чай. Блондин терпеливо ждал, не двигаясь с места. С этим беспределом нужно было уже что-то решать. Женщина сурово покосилась в его сторону и наконец ответила. — Я сообщу, если что-то будет. Тэхён усмехнулся, пожал плечами и ушёл в кабинет. На столе, дружелюбно подмигивая нарисованным на жёлтом стикере смайлом, дожидался большой стакан карамельного латте. Кофе, конечно, принёс Чимин, но стакан стоял здесь в гордом одиночестве какое-то время, и доступ к нему имела ещё одна особа. Блондин с опаской сунул нос под крышечку — а как должен пахнуть цианистый калий? Горьким миндалём? Или что там ещё могла подсыпать старая ведьма? Во времена её молодости, как раз веке в девятнадцатом, популярны были стрихнин и мышьяк. Общим симптомом у всех этих ядов является тошнота. Главное теперь не перепутать симптомы отравление с симптомами клинического нежелания работать. Обречённо свалившись в кресло, Ким крутанулся несколько раз, отталкиваясь ногами и, вернувшись в исходное положение, замер, разглядывая предметы на столе. Стакан с латте всё так же смущал своей загадочной неопределённостью, монитор высвечивал загруженный рабочий стол. Интересно. Компьютер мог включить и Чимин, пароль он знал. Вопрос — зачем? А ещё в лотке для бумаг лежали несколько конвертов и журналов со свежими датами. Значит, почту ещё не разбирала? Повертев конверты перед глазами, Тэхён протяжно зевнул, рискуя свернуть себе челюсть, и, отбросив их на столешницу, откинулся на спинку кресла. Первые несколько минут он честно боролся с собой, стараясь моргать каждым глазом по отдельности. Спать хотелось до ломоты в затылке — ночные марафоны с Чонгуком выжимали из его и так не сильно выносливого тела последние соки. Только вот Чон, несмотря на это, поднимался ранним утром, бодрый, улыбчивый и бурлящий энергией. Ухитрялся сделать элементарную зарядку, принять душ, сварить на двоих кофе (и всё это за 15-20 минут), а остальную тучу времени тратил на то, чтобы соскоблить с кровати бесформенное нечто, которое прикидываться человеком даже не пыталось. Любопытно, если подремать пол часа хотя бы даже в кресле, услышит ли он грохот костей и скрип суставов, когда госпожа Мин Со, поднимаясь из-за своего стола, решит проверить жив ли тут её начальник? Наверняка, палку, чтобы ткнуть в неподвижное тело, она приготовила давно. Это была последняя мысль перед тем, как веки предательски синхронизировались и скрыли за собой дневной свет. Сознание благостно отключилось на несколько минут, а может и часов. Будила же его трель взбесившегося смартфона — кто-то сильно целеустремлённый названивал с ослиным упрямством. Тэхён тщетно пытался разлепить глаза и сфокусировать взгляд на экране. Глаза открываться не желали, а телефонный звонок продолжал долбиться в мозг, расшатывая нервную систему. И как только Тэхён таки нашарил в кармане телефон и, моргнув раз двести, уставился на экран, тот со спокойной электронной душой погас. Зато ожил интерком. Синяя лампочка моргала против номера директора Кима. Откашлявшись подбитой чайкой, Тэхён нажал на кнопку, стараясь говорить, как можно мягче: — Доброе утро, отец. — Не доброе, — каркнул в ответ интерком. — Зайди ко мне. Быстро. — Что-то случилось? — Тэхён не тешил себя надеждой, что отец просто соскучился. Но он бы сейчас с удовольствием визит перенёс — заспанные, покрасневшие глаза выдадут его бодрое рабочее утро с головой. — Да, случилось. У нас проблемы, Тэхён. Большие. Интерком отключился, а Тэхён на всякий случай отхлебнул из стакана остывшую бурду, в которую превратился кофе. А вдруг там и правда есть добавки, и он с чистой совестью склеит ласты, избавляя себя от необходимости решать какие-то «Большие проблемы». Настроение сегодня было — я — жёлтый шланг, лежащий в тёмном, пыльном углу сарая, отвалите до весны… ну пожалуйста… Но вставать всё же пришлось. Ким быстро заскочил в санузел, ютящийся в маленькой комнатушке, дверь в которую вела прямо из кабинета; ополоснул ледяной водой опухшее от недосыпа и отягощающих жизненных обстоятельств лицо. Собрав в папку документы, подготовленные для нового проекта и окинув тоскливым взглядом уже полюбившийся кабинет, Тэхён отправился на «ковёр» к грозному начальнику, который, если судить по голосу, пребывал в «прекрасном» расположении духа. Госпожа Мин Со, продолжая цедить своё мерзкое пойло, злобно ухмыльнулась, провожая начальника тёмным взглядом. Секретарь отца — красивая, строгая девушка с большими, сочувствующими глазами — приветливо кивнула со своего боевого поста и указала на двери кабинета — Тэхёна уже ждали, доклад не требовался. Директор Ким расхаживал перед панорамным окном, заложив руки за спину, с многообещающим выражением грозовой тучи на хмуром лице. Тэхён, мысленно выдохнув, приклеил вежливо-заинтересованную улыбку и уверенно прошёл к директорскому столу. — Присаживайся, — мужчина кивнул на высокое гостевое кресло, но сам остался стоять. — Хьюстон, у нас проблемы? — хохотнул Тэхён, растекаясь по кожаной обивке. Мужчина дёрнул челюстью и бросил на стол тонкую папку, проехавшуюся по гладкой поверхности. Блондин поймал её на излёте, а раскрыв — обнаружил еженедельный отчет. Цифры оставляли желать лучшего. Суммы вкладов инвестиционного фонда серьёзно просели. Отсюда и заметно снизившийся процент прибыли. Тэхён пробежался глазами по столбцам и вопросительно посмотрел на отца. Ким-старший молча смотрел в ответ. — И что это? — Это проблемы, Тэхён. Несколько серьёзных вкладчиков, не объясняя причин своих решений, в один момент изъяли свои активы и ушли. Ни один из них не согласился на личную встречу, при том что наши деловые отношения были отлаженным механизмом долгое время. Их не заинтересовали ни повышенный процент прибыли, ни смягчённые условия вклада, ничего. Такое ощущение, что кто-то сумел надавить на серьёзных людей, заставив поменять уже принятые решения. Понимаешь, о чём я говорю? — отец сканировал сына хищным взглядом. — Понимаю, — согласился Тэхён. — Не понимаю только, почему ты так на меня смотришь? — Изучаю реакцию. Ничего не происходит без причины, и я до неё рано или поздно докопаюсь. Но вернёмся к повестке дня. Я отзываю финансирование твоего проекта. Тэхён изумлённо распахнул глаза. Вот так, с лёгкой руки местного вершителя судеб многомесячная работа летела коту под муда по щелчку пальцев. Все его пафосные речи, осуждающие костность и узколобость, которые с презрительной снисходительностью швырялись в лица акционеров, сливались в никуда. Гордому юнцу-революционеру просто щёлкнули по носу, указав на его истинное место. — Но ведь подготовка к проекту уже запущена! — воскликнул блондин. — И мы уже вложили в него немало сил и средств! И это не просто моя прихоть, призванная доказать тебе, что я на что-то способен! Как только он заработает в полную силу мы сможем безопасно сменить направленность деятельности нашего банка. Да, поначалу будет не просто, но учитывая нынешнюю экономическую обстановку… — Мне не интересно, — жёстко оборвал отец. — Я не собираюсь это обсуждать. Больше в твой проект я не вложу ни воны. Если ты настолько в себе уверен — вкладывайся сам. Если сдюжишь — пойдёт на пользу компании, нет — не сможешь утащить на дно нас всех. — Значит, это я тащу на дно? — блондин зло сощурился, в сжимающихся пальцах захрустели листы отчётности. — Я вообще не знаю, что ты делаешь. Чем ты занимался всё это время? — директор Ким бил словами наотмашь. — Не рассказывай мне про усилия, их всё равно было недостаточно. Это не университетский проект, мой дорогой мальчик. Это серьёзный бизнес. В котором ты ещё ни черта не смыслишь, а твои идеи смехотворны. — Вы все с ними согласились! — гаркнул Тэхён, вскакивая с кресла и впиваясь в лицо отца яростным взглядом. — Я разработал бизнес-план. Я аргументировал каждый свой шаг. И все акционеры меня в конечном счёте поддержали. Что изменилось сейчас? Ты не думаешь, что именно сейчас мои смехотворные идеи нас и спасут от банкротства?! — Банкротства? — заорал в ответ старший Ким. — Вот в какую яму ты нас тянешь? Только через мой труп! — О чем ты говоришь, отец? — Тэхён даже опешил от такого внезапного поворота. Надуманные обвинения, да ещё и с изрядной долей абсурда. — Зачем мне это? — А я бы тоже хотел узнать — зачем тебе это, Тэхён? — отец был в бешенстве. Их споры, ссоры, выяснения отношений никогда не заходили так далеко. Настолько чтобы отец позволял себе орать в голос, цепляться за спинку кресла, чтобы только не кинуться на сына с кулаками. А этот вариант развития событий просматривался чётко. Мужчину заметно трясло. — Зачем ты столько времени пускал нам всем пыль в глаза, занимаясь непонятным проектом, а сам водил дружбу с нашим прямым конкурентом? Не ему ли ты сосватал наших клиентов? — Да ты с ума сошёл, — поражённо просипел Тэхён, медленно опускаясь обратно в кресло и неверяще глядя на отца. — Я как раз в своём уме, чего не скажешь о тебе! — желчно выплюнул тот. — Я рассчитывал на тебя! Я вложил в твоё обучение целый капитал, и чем же ты отплатил мне? Вместо того, чтобы серьёзно заняться семейным делом, ты бегаешь на «деловые обеды» с нашим врагом! Ты постоянно опаздываешь и грубишь сотрудникам! — Это ты о госпоже Мин Со? — забив болт на логику и смысл в этом разговоре, безучастно уточнил блондин. — В том числе! — гаркнул отец. Всё время, пока сыпались безосновательные, на взгляд Тэхёна, обвинения, он подбирался ближе к сыну, огибая стол, и сейчас нависал над ним каменным утёсом, грозя обрушиться фатальным камнепадом на нерадивую голову вздорного отпрыска. — Вместо упорной работы ты полдня треплешь языком со своим дружком! Мне стоит провести по нему кадровую проверку — за что, интересно, он получает свои деньги? За то, что кофе тебе по утрам носит? — Чимин здесь ни при чём, не приплетай его, — негромко прорычал Тэхён в ответ. За лучшего друга он был готов рвать глотку и отцу в том числе. — Если он не выполняет свою работу, я тебя уверяю, лишней минуты здесь не задержится. Мне не нужны в компании охламоны, вроде тебя! Тебе, кстати, тоже стоит задуматься — а нужен ли компании ты? Ведь финансовый мир тебя мало интересует, если только это не касается твоей кредитки. Конечно, бездарная мазня, сомнительная компания и модные тусовки, — на последнем словосочетании отец издевательски скривился, — гораздо ближе по духу нашему нежному мальчику, да, Тэхён? — Что за?.. — блондин отчаянно не понимал, какого дьявола здесь происходит. Без сомнений, всю эту искажённую и не имеющую ничего общего с действительностью информацию отцу слила старая ведьма из его приёмной. Она принимала звонки, она следила за каждым шагом младшего Кима, за его посетителями. Но какое отношение имела к делу его личная жизнь и интересы? Его получасовой сон в офисном кресле вряд ли можно было считать колоссальным предательством интересов компании и семейного бизнеса, он часто задерживался и после окончания рабочего дня, доводя до ума документы и всё тот же злосчастный проект. — Что опять за намёки, отец? Директор Ким, брезгливо подцепив кончиками пальцев большой бумажный конверт со стола, швырнул его сыну на колени. На конверте в поле адресата стояло его имя, а отправителем числился господин Чхве М. В конверте из плотной бумаги оказался глянцевый альбом. Альбом с репродукциями, которые он с интересом разглядывал в макете номера. На обложке, каллиграфическим почерком было выведено небольшое сообщение: «Это для твоей тонко организованной натуры, мой нежный мальчик (вот оказывается, кого цитировал отец, который никогда раньше его так не называл). Мне показалось, что тебя эти картины заинтересовали. Наслаждайся. Твой М». Тэхён аккуратно убрал альбом обратно в конверт, а конверт, в свою очередь, переложил в папку с проектом — теперь он не пригодится, но и оставлять его здесь, как и подарок Минхо, он не собирался. Значит, старая крыса почту разобрала очень оперативно, вскрыла чужой конверт и тут же сдала всё своему покровителю. Отменно. Надо будет придушить её, а всем сказать, что так и было. Чаем траванулась, зараза, а больше я ничего не знаю. — Тебе не кажется, что ты слишком глубоко суёшь свой нос в мои дела? — негромко, но с явной угрозой процедил Тэхён, поднимаясь на ноги и глядя отцу в глаза на равных. — Госпожа Мин Со врала тебе с первой минуты её шпионского задания. Всё, в чём ты меня обвиняешь, не имеет ничего общего с реальностью. Мой лучший друг отличный аналитик и неплохой юрист, на него молится весь отдел. А этот альбом прислал мой хён. И это абсолютно не твоё дело, как он меня называет. Ещё я по-прежнему остаюсь человеком, у которого есть свои интересы, отличающиеся от твоих. На мою работу это никак не влияет, а потому твои обвинения беспочвенны. — Что ж, — усмехнулся отец, вздёргивая подбородок, будто намереваясь непременно быть выше сына. Общение «на равных» его не устраивало. — Коли всё так, как говоришь мне ты, — тон однозначно намекал, что отец в этом сильно сомневается. — У тебя будет шанс мне это доказать. В четверг состоится благотворительный приём. Как ты понимаешь, на нём будут присутствовать состоятельные и очень влиятельные люди. В том числе и крупные инвесторы, которые сейчас нам необходимы. — И что ты предлагаешь мне с ними сделать? Опоить и завербовать? — хмыкнул блондин, скрещивая руки на груди. — Понятия не имею, какие ты будешь использовать методы, — осклабился отец, с нехорошим прищуром смотря на сына. — Но они должны принести нам свои деньги. Иначе, мой нежный мальчик, вся твоя распрекрасная жизнь резко закончится. У Тэхёна непроизвольно дёрнулась щека. Вот уже и до шантажа докатились. В лучших традициях мыльных опер с картонными героями и злодеями. — Поясни, пожалуйста. — С радостью, — директор Ким сочился самодовольством. — Если мы не вернём себе былую прибыль, то первыми расходами, которые я урежу, станут твои расходы. Никаких кредиток, никаких апартаментов в элитном комплексе, я заберу и машину. Вот только тогда ты поймёшь, что деньги надо уметь не только тратить, но и зарабатывать. Что ж, больше мне говорить с тобой не о чем. Можешь идти. Тэхён старательно сжал челюсти, чтобы только сдержать в себе лавину гневных ругательств и обвинений, которая рвалась наружу со страшной силой. Это был подлый шаг. За что его хотели наказать? Лишь за то, что не совершил невозможного? Ну так он не Чон Чонгук, о котором не говорил только ленивый, расхваливая его деловую хватку, нюх на прибыль и убийственную нацеленность на успех. Более того, Тэхён таким никогда и не станет. Хотя бы потому, что его действительно мало интересовал семейный бизнес. Но и несмотря на это, он приложил много усилий, стараясь сыграть на своих достоинствах, чтобы добиться результата. Только никто усилий не оценил. И это было самое обидное. Внутри скреблось мерзкое чувство — навязчивое желание доказать, что он тоже не пальцем делан, что тоже многое может. Кричать сейчас об этом было бессмысленно. Надо доказывать делом, а не словом. И он докажет. У самых дверей на выходе из директорского кабинета, его догнал насмешливый голос: — Постарайся, Тэхён-и. Это твой последний шанс. Дверью Тэхён грохнул с особым удовольствием.***
Благотворительный вечер устроители проводили с большим размахом. Невольно всплывал вопрос — а сколько же вы хотите заработать, если на организацию потратили хренову уйму американских долларов? Снять на вечер одно из семи пространств Сеульского центра искусств, устроить космический фуршет и благотворительный аукцион, после которого пригласить гостей на русский балет — труппу специальным рейсом доставляли туда и обратно из Москвы. Пир во время чумы был не столь одиозным мероприятием, как это. Арт-холл располагался в южном районе Сочо-Гу, и Тэхён бы не отказался выделить неделю-другую на прогулки и изучение тематических залов, которые вмещали всевозможные виды искусств: театр, оперу, балет, сольное и оркестровое исполнительское искусство, живопись. Здесь можно было найти галерею искусств Хангарам, архив визуального искусства и музей каллиграфии, в котором единственном в мире отлично сохранилась коллекция рукописных иероглифов. Но всё это потом, когда-нибудь не в этой жизни. А сейчас он, упакованный от макушки до пят в душный смокинг — дресс-код никто не отменял — летел в такси по улицам Сеула в Оперный театр Центра искусств, основу центрального здания комплекса. На своей машине не поехал потому, что к окончанию вечера собирался напиться в хлам. И в формировании в сознании именно такого настроя сыграли роль несколько причин. Основная причина — это, конечно, исход мероприятия. И не в целом, а конкретно для самого Тэхёна. Если ему удастся наладить необходимые контакты с инвесторами, он собирался напиться от радости. Когда делаешь что-то сверх своих возможностей — всегда накрывает безудержной эйфорией, а за такое грех не выпить. Если же результат окажется прямо противоположным — напиваться надо будет с горя, потому как в будущем не известно, что он будет пить, где жить и как существовать. В угрозах отца можно было не сомневаться. Тем более, что супружеская чета Ким собиралась лично проконтролировать дипломатическую миссию сына — они ехали туда отдыхать, морально давить на Тэхёна своим присутствием и насмешливыми взглядами. Отец в его успех не верил. Отменная мотивация, но за неимением лучшей сойдёт и чувство противоречивого упрямства — я смогу, несмотря ни на что. Была и ещё одна причина, сыгранная одним жгучим брюнетом как по нотам. Вытащив Чонгука памятным вечером в клуб к своим друзьям, Тэхён использовал разом весь запас манны на полгода, а то и на год вперёд — больше он на такое не купится. Семейство Чонов так же числилось почётными гостями благотворительного вечера, а Чонгук, будучи примерным сыном, собирался сопровождать на приёме отца. Ни о какой компании и поддержке для бледного и нервничающего Тэхёна не могло идти и речи. В пятнадцатый раз пытаясь завязать подрагивающими пальцами ленту бабочки, Ким скрежетал зубами и плевался ругательствами на всех знакомых языках и диалектах. Он топтался перед огромным зеркалом в ванной и был близок к мысли содрать с себя дурацкий смокинг, занырнуть в наполненную ванну и не всплывать больше. Никогда. Чонгук маячил где-то на периферии — полностью собранный и с завидным спокойствием задумчивым взглядом наблюдающий за трясущимся от гневных припадков блондином. Тэхён ему о своих трудностях не рассказывал. Конечно, они делились друг с другом общими новостями, планами, но не вдаваясь в подробности, очень поверхностно, вскользь. Чонгук ревностно относился к своему бизнесу, у него уши прижимались как у охотничьей гончей, стоило только начать задавать вопросы, касающиеся работы. Ким уловил подобное изменение настроения с первого же раза, потому решил больше к этому не возвращаться. А после ссоры с отцом успешно делал хорошую мину при плохой игре — его проблемы на работе Чона не касались. Это дьявольское насекомое из атласной ленты вознамерилось заплести его пальцы в узел, не иначе. Тэхён утробно зарычал, выдёргивая ленту и отбрасывая её подальше в сторону. Зажмурился и стиснул кулаки, медленно считая про себя до десяти и обратно. Эту методику ему подкинул Чонгук — почему бы и не воспользоваться хорошим советом? Он вдыхал глубоко и шумно — тихие, осторожные шаги позади не заметил. На плечи легли две тяжёлые ладони и к спине прижалось сильное тело. Тэхён распахнул белёсые от бешенства глаза. Брюнет прижимался к нему сзади, обхватив руками, и сосредоточенно навязывал узелки, превращая потрёпанную уже ленту в элегантную бабочку. Ким же старался успокоиться, впитывая каждой клеточкой тела грейпфрутовый флёр. — Почему ты нервничаешь? — тихо спросил Чон, расправляя крылья атласной бабочки на шее блондина. — Надеюсь, не потому, что мы не едем туда вместе? Не заставляй меня объяснять тебе одно и то же в десятый раз. — Я не нервничаю, — буркнул Тэхён. Скептическое цыканье на ухо говорило о том, что Чонгука такой ответ в корне не устроил. Закончив с узлом, он крепко обхватил Кима обеими руками, прижал к себе и удобно устроил подбородок на его плече. Замер, не двигаясь и не давая двинуться с места Тэхёну. Готов внимать, и попробуй с ним не поговори. Тэхён медленно выдохнул — хуже-то уже не будет, а если выдать всё быстро — не придётся заново отпаривать смокинг. Чонгук слушал молча — не хмыкал, не угукал, не кивал головой. Просто смотрел, не моргая, через гладкую поверхность зеркала в глаза Тэхёну. Когда блондин выдохся, выдав всю информацию и весь спектр эмоций, к ней прилагающихся, Чон чуть повернул голову, скосив взгляд куда-то вниз и задумался. Тэхён покорно ждал — либо его отпустят, сказав, что бизнес это не его, стоит попробовать макраме; либо скажут, что нытьём тут не поможешь, и это будет звиздец как очевидно и спляшет острыми каблуками на его самолюбии; либо… — Возможно, я смогу тебе помочь, — наконец выдал брюнет, снова ловя карамельный взгляд в зеркале. — Я ничего не обещаю, мне нужно немного времени. А ты перестань психовать — с таким зверским выражением на лице ты распугаешь не только инвесторов, но и охрану. Соберись! Чонгук коротко клюнул его губами в шею, хлопнул ладонями по плечам и, криво ухмыльнувшись, взъерошил уложенные на затылке волосы. Тэхён только обречённо простонал — заново укладываться, разглаживать помятый пиджак — вечер уже плохо начинался, то ли ещё будет. А Чон, на этот раз очаровательно улыбнувшись кислому выражению лица Кима, довольный собой уехал за отцом. Вот тебе, родной, поддержка и забота, наслаждайся. «Да и чёрт с ним, шифровальщик хренов» — думал блондин, орудуя круглой расчёской. В конце концов, народу на приёме будет много, может они и не встретятся за вечер ни разу, даже взглядом. Аргументы Чонгука были весомыми, как и всегда, но менее обидно от этого не становилось. Слово «компромисс» в словарном запасе Чона не числилось от слова совсем. Министерский приём, на котором несколько месяцев назад разыгрывалась нешуточная драма (Тэхён мысленно хмыкнул — тоже мне, герой романа), уступал и размахом, и накалом пафосных страстей, и бюджетом, но по сути эта была всё та же демонстрация возможностей сильных мира сего. Всё как под копирку, но в укрупнённом масштабе: те же убранства, та же еда, те же люди, разве что в других нарядах. Тэхёна накрывало мощным дежавю: та же красная дорожка, тот же круглый холл, те же мамины коготки, ухватившие его за локоть на самом входе. Вот-вот подплывёт какая-нибудь хозяйка вечера и снова начнёт знакомить его с господином Чоном… В этом моменте дежавю немного сбоило — Чонгук теперь знает, кого нужно избегать, он и на десяток метров не приблизится. Да и друзей здесь быть не могло — аккредитацию выдали лишь избранным. Нацепив на усталое лицо маску светскости и надменной серьёзности, Тэхён дрейфовал в потоке людей, улыбался, беседовал, очаровывал и старался произвести впечатление. И так по кругу много-много раз. Возможно, пока блондин и не обладал всеми необходимыми дипломатическими инструментами для замаскированных под светский раут деловых переговоров, но у него складывалось ощущение, будто только заслышав его фамилию бизнесмены сменяли вежливую улыбку на хитрый оскал, закупоривались наглухо в своей скорлупе и успешно пропускали всё мимо ушей, кивая как китайские болванчики. В десятый раз обсудив погоду и мировые новости, но не продвинув беседу в нужном направлении ни на шаг, Тэхён с ужасом начинал признавать — либо дипломатия это не его, либо вокруг зреет заговор. Только кто он такой, чтобы против него затевать крупномасштабные заговоры? А потому причина оставалась только одна — он херовый переговорщик. В первый раз, на приёме министра, ему просто повезло — был в состоянии аффекта, не понимал, что делает, да и дуракам всегда везёт. Родители растворились в толпе одинаковых чёрных смокингов и платьев-футляров, а осознание собственной бесполезности вызывало уже глухую апатию. Балет смотреть Ким не собирался, как и присутствовать на аукционе — смотреть как чужие вещи пускают с молотка было бы последним гвоздём в крышку гроба его устроенной жизни. Отец знал, на какие рычаги давить. Тэхён оказывается и не осознавал раньше, как плотно насажен на денежный крючок. А после показательной порки (именно показательной, по-другому и быть не могло) в исполнении директора Кима, его с этого крючка сорвут и выкинут, бесплатный рыбий корм. — Глазам не верю! Какая приятная встреча! Ким отпрянул в сторону, когда его бесцеремонно ухватили за плечо, пытаясь развернуть. За спиной щурился и ухмылялся не кто иной, как Мин Юнги. — Юнги-ши, рад Ва… тебя видеть, — вовремя спохватился Тэхён, протягивая для приветствия руку. Сейчас он был рад даже такой компании. — Брось, — махнул рукой Мин. Он по-свойски обнял Тэхёна за плечи и, окликнув проходившего мимо официанта, взял с подноса два бокала, протянув второй блондину. — Нам эти формальности уже ни к чему. За встречу? — За встречу, — эхом отозвался Ким, отпивая маленький глоток. Официанта надо было якорем рядом пригвоздить — одним бокалом не обойдётся. — Итак, господин Ким Тэхён, — Юнги хохотнул, глядя на гримаску отвращения, мелькнувшую на лице собеседника. — Отчего же ты здесь один маешься? В таких местах по одному не ходят — опасно это. Мне кажется я видел Чонгука совсем недавно. Вы с ним в такой толпе потерялись? Тэхён заинтересованно уставился на Мина, склонив голову к плечу. Какая же отменная память была у его нового знакомого. И имена все помнил, и в лицо узнавал. А ведь виделись в жизни не дольше часа. А Юнги, под пристальным взглядом, продолжал добродушно трепаться, щуря лисьи глаза и широко ухмыляясь. — Давай что ли, его поищем? Молодёжи лучше держаться вместе, а иначе старики нас поодиночке быстро к ногтю прижмут. — Не думаю, что это хорошая идея, — уклончиво протянул Ким, на ходу придумывая удобоваримую причину, чтобы сбежать. Почему-то он был уверен, что Юнги не только Чонгука, но и чёрта лысого в тартаре отыщет, если будет нужно. А Тэхёну не нужно. Хотелось бы, но нет. — Тут ты прав, идея не просто хорошая. Отличная! — бормотал Юнги, сосредоточенно сканируя окружающих. — Тем более, что её реализация не займёт много времени… Вспомнишь солнце — вот и лучик, — наконец довольно оскалился Мин и, вскинув высоко незанятую бокалом руку, громко окликнул. — Чонгук! Чон Чонгук! Тэхён проследил за его взглядом и проклял невероятную поисковую чуйку щуплого блондина. В пяти метрах от них действительно стоял Чон, с нечитаемым выражением на лице смотрящий в их сторону. Интересно, и давно ли он крутился рядом, при этом ни разу не мелькнув перед глазами? Юнги продолжал махать ему рукой, привлекая всеобщее внимание. А Ким чувствовал себя последним кретином — будто бы он подбил друга, окликнуть в толпе понравившегося человека, и теперь стоял рядом, потупив глаза в пол и прикидываясь предметом мебели. Юнги машет, Тэхён борется с приливами стыда и отливами совести, а что же будет делать Чонгук? В навороченном процессоре Чона, встроенном в его гениальную голову, произошёл непредвиденный сбой, ошибка подвесила систему, и теперь та с трудом перезагружалась. По его выражению лица масштаб трагедии охватить пониманием было невозможно — слишком хорошо он это выражение сейчас контролировал. Пауза же становилась неловкой. А потом Ким наблюдал, как чёрные глаза сощурились, уголки губ тронула лёгкая улыбка и Чонгук уверенно зашагал в их сторону. Тэхён по инерции шарахнулся было бежать куда глаза глядят — нравоучения брюнет зачитывал не хуже Чимина, а за сброшенную маскировку мог и отшлёпать… ботинком по лицу. Бледная ладонь, с узловатыми и цепки пальцами, стальным браслетом сомкнулась на запястье. Юнги его намерения прочухал моментально и отпускать не собирался. — Вечер добрый, Чонгук-ши! — громогласно вещал Юнги, будто бы стараясь обратить на их компанию как можно больше внимания окружающих. — А я тут талантливую молодёжь под флаги прогрессивного бизнеса собираю. Вот, господина Ким Тэхёна нашёл. Вы же знакомы уже? Чонгук согласно кивнул, протягивая своему парню руку для приветствия. И Тэхён клял себя последними словами, уговаривая сведённую конечность не трусить так очевидно. Брюнет ладонь сжал очень крепко: кажется, что вместе с запястьем хрустнули кости плеча и предплечья. Но Чон захват ослабил, а убирая ладонь мягко, незаметно даже для тех, кто сейчас мог бы внимательно рассматривать процесс, погладил подушечками пальцев широкую ладонь. Тэхён руку тут же сжал, пряча в карман брюк, будто бы на коже могли остаться яркие следы прикосновения, горящие огненным клеймом. — Ну и отлично. Предлагаю нашей дружной компанией переместиться в бар, — продолжал сыпать идеями Мин, поочерёдно глядя то на одного, то на другого. — Вы же не собираетесь просаживать на благотворительность миллионы ради деревянной шкатулки тринадцатого века, которую уже от души и абсолютно бесплатно пожрали термиты? Вот и я считаю это делом неразумным. Поэтому, друзья мои, мы двигаемся вон в том направлении. Куда? Прааавильно. Туда, где господин Юнги всех угостит выпивкой. А потом и на ножки русских балерин насмотримся. Иначе для чего ещё создавалось Лебединое озеро?! Господин Юнги оказывал своей болтовнёй какое-то гипнотическое воздействие. Ни Тэхён, ни Чонгук отказать ему не смогли, и шагали по правую и левую руки от хитро щурившегося лиса туда, куда он их тащил с завидным упорством. У барной стойки они оказались единственными желающими влить в себя что-то крепче популярного сегодняшним вечером шампанского. Тем более, что усатый распорядитель зазывал гостей в соседний зал на благотворительный аукцион. Ряды гостей рядели, шоты шотились, а Мин Юнги криво ухмылялся и забалтывал неловкость, окутывающую их небольшую компанию плотным коконом. Чонгук сидел за барной стойкой справа от новоиспечённого балагура и поверх его белоснежной макушки бросал на Тэхёна насмешливые взгляды. Тэхён мысленно махнул рукой на загадки и хитросплетения Чоновской души, которая была потёмками, наверное, и для самого брюнета. Юнги старательно угощал своих новых приятелей, подгоняя бармена. После второй порции совместных возлияний монолог плавно превратился в диалог Мина с Тэхёном, после чего к беседе подключился и Чонгук. — Я слышал, что у тебя проблемы есть определённые, господин Тэхён, — загадочно подмигивая, Юнги склонялся к плечу Кима. — У тебя отменный слух, господин Юнги, — дёрнул бровью тот. — Я ещё о них ничего не знаю, а ты уже в курсе. — Владеешь информацией — владеешь миром, — добродушно пожал плечами Мин. — Что делать намереваешься? Тэхён недоверчиво поморщился и пожал плечами. Не будет же он делиться своими проблемами, тем более проблемами компании, с почти незнакомым человеком. С очень осведомлённым почти незнакомым человеком, от которого в этот вечер волнами по глади пространства расходилось подкупающее дружелюбие. От былой опасной ауры не осталось и следа. Сейчас рядом сидел рубаха-парень, с лёгкостью поддерживающий любую тему разговора, забавно посвистывающий на шипящих и беспрестанно улыбающийся. Когда минула четвёртая порция высокоградусных угощений от Юнги, идея поделиться и попросить совета у более опытных собутыльников уже не казалось такой преступной. Но всё же что-то останавливало. Наевшись интриги, первым не выдержал Чонгук. — А в чём, собственно, дело-то? — вопрос он задавал, преимущественно глядя на Мина. — Что же это Вы, господин Чонгук? — насмешливо бросил бледный хохмач, задорно подмигивая брюнету. — Сводки финансовые не штудируете? Или только за своё дело радеете? Пошатнулся инвестиционный фонд Глобал, вкладчики поразбежались кто куда. Спугнул их кто-то… или что-то. Ну так какие планы, ТэТэ? — Я работаю над планами. Обдумываю, — напряжённо косясь на неприкрытую насмешку, слетевшую с тонких губ, процедил Тэхён. Обращение ему не понравилось вовсе. Да какого чёрта та? Может ещё надрезы на запястьях сделать и кровью обменяться? — Обдумывать — это прекрасно, — легко и вполне серьёзно согласился Мин. — Каждый шаг должен быть обдуман, просчитан и проверен, да Чонгук-ши? — косая ухмылка досталась и брюнету. — Но ведь и помощь не помешает, как считаешь? — Тебе есть что предложить? — скепсисом Чона можно было заполнить все пустые ёмкости бара. — Конечно, — кивнул Юнги. — Есть у меня несколько кандидатур, не знающих где бы схоронить на время свои какие-никакие сбережения. Сбережения, кстати, в евро. И я готов вручить тебе этих толстосумов на блюде, — торжественно закончил Мин, многозначительно глядя на Тэхён. — А тебе они не нужны потому, что?.. — с подозрением протянул Чонгук. — А мне они не нужны потому, что я не желаю помогать правлению Империала. Я, конечно, наследник значительной доли акций и всё такое, но пока там пасётся много лишних людей — предпочту посмотреть со стороны на их предсмертные судороги. А вот уж потом въеду на белом коне в сверкающих доспехах и спасу всех угнетённых! — торжественно закончил Юнги, салютуя рюмкой. Тэхён с Чонгуком синхронно хмыкнули. Наверное, и мысли у них сошлись — откровенное позёрство и театральность, рассчитанные на впечатлительные натуры, на них не действовали. Бесплатный сыр, как это часто бывает, насажен на острую шпильку мышеловки. Чонгук уж точно впечатлительным и наивным не был. Тэхён же молча пожал плечами — прежде чем делать далеко идущие выводы, стоило посмотреть на возможных инвесторов, пробить по базам данных, обговорить все условия при личной встрече. Юнги на доводы согласно кивал как заведённый, округлял свои глаза-полумесяцы и одобрял рассуждения Кима всеми частями худосочного тела. В конечном счёте сошлись на мнении, что встречу Юнги им организует в течение ближайших двух недель — люди занятые, выкроить время будет непросто даже для таких серьёзных вопросов. Стукнув по рукам, Мин активно засобирался в концертный зал — ножки русских балерин не давали ему покоя. Не найдя поддержки в лице новых почти-партнёров, Мин с сожалением распрощался и танцующей походкой удалился. Тэхён и Чонгук, коротко переглянувшись и стараясь не привлекать к себе внимания, с небольшой временной разницей скользнули к выходу. Вечер, обдуваемый прохладным ветерком, приятно холодил разгорячённую после алкогольных спринтерских забегов кожу. Чон, вышедший на подъездную дорожку двумя минутами позже Тэхёна, застыл в двух метрах от него, запрокинув голову к чёрному небу и глубоко вдыхая свежий воздух. Ким сосредоточенно набирал в приложении адрес, водитель обещался быть на месте с минуты на минуту. — Тэхён-ши, ты и меня не подбросишь? Мне кажется, нам по пути, — голос Чонгука внезапно прозвучал над самым ухом. Тэхён дёрнувшись, чуть не выронил смартфон. — Чонгук-ши, паранойя цветёт буйным цветом? — тихо и с плохо скрываемым раздражением спросил Ким. — Тут никого нет. Чон ухмыльнулся уголком рта, заговорщицки подёргал бровями и сделал широкий шаг в сторону, подальше от Тэхёна. Блондин покачал головой и тяжело вздохнул. Машину так и дожидались — на приличном пионерском расстоянии, не глядя друг на друга, а Чонгук ещё и тихо бормотал себе под нос какой-то незамысловатый мотивчик. Маскировка на сотню баллов, позавидовал бы и Рихард Зорге. Но стоило им отгородиться от мира, устроившись на заднем сидении чёрного Hyundai, как наглая рука блондина протиснулась между поясницей Чона и сиденьем дивана и уютно улеглась на бедре, легко поглаживая пальцами через ткань брюк. Чон, смерив Тэхёна насмешливым взглядом, фыркнул и отвернулся к окну. В шею тут же ткнулся холодный нос, потёрся, согреваясь, и втянул воздух, зарываясь в тёмные пряди за ухом. Чонгука передёрнуло нервной дрожью. Вторая рука уже кралась от колена по бедру вверх. Длинные смуглые пальцы забрались под полу шерстяной ткани смокинга, уверенно прошагали к ширинке брюк. Брюнет тихо охнул, когда горячая ладонь, жар от которой ощущался через несколько слоёв ткани, красноречиво сжала пах. — Честно говоря, ты меня подзадолбал своей конспирацией, — голос Тэхёна был обманчиво спокоен, в то время как обе руки чувствительно массировали оккупированные территории. — Ммм? — глубокомысленно изрёк Чонгук, откидывая голову на спинку и прикрывая глаза. Коварный и уже тёплый нос, щекотно принюхивающийся, сползал по шее вниз. — У меня, кстати, есть для тебя хорошие новости… — Я слушаю тебя очень внимательно, — заверил Тэхён, останавливая свою тактильную пытку. Чонгук же сейчас был готов на что угодно, лишь бы дразнящие движения не прекращались ни на секунду. Чон крепко стиснул смуглую ладонь, требуя продолжения. Тогда более смелые пальцы правой руки подцепили пуговицу на брюках и потянули молнию вниз. — Мой хороший друг живёт в Штатах, — невнятно бормотал брюнет, беспрестанно облизывая пересыхающие губы. — У него много связей и возможностей, которые тебе могут пригодиться. Я хочу тебя с ним познакомить… Большой палец кружил по налитой головке, размазывая капли предэякулята. Чон судорожно дёрнул бёдрами, толкаясь в ладонь Тэхёна. — И? — бархатным шелестом в ухо, опаляя горячим дыханием. — Я звонил ему сегодня. Он будет ждать… — горячие губы больно засосали кожу под челюстью. Последняя фраза вышла задушенным шёпотом, — поедешь со мной в Америку? Ким вибрирующе усмехнулся куда-то в шею, вызывая горячую волну, что окатила Чонгука с ног до головы, прошибая потом в самых нескромных местах. Из горла вырвался слабый стон. — Тише, — проурчал низким тембром в ухо, дразня языком мочку. — Или мы оставим здесь космические чаевые. Чонгук на выходе выдавал уже только жалкое поскуливание, ритмично раскачивая бёдра на встречу ладони блондина, и готов был оставить здесь всё, что угодно. Лишь бы ему дали спокойно кончить. Ну, то есть, как спокойно? Отменно так, до вытекающих из ушей мозгов. С Тэхёном по-другому всё равно не получалось. — Знаешь, что? — мурлыкнул Ким, ожесточённо надрачивая правой рукой. — Я с тобой поеду куда угодно. Чонгук захлебнулся вдохом, а мозги послушно вытекли. Что и требовалось доказать.***
Лим Минхёк не взялся бы утверждать, что помнит, когда в его жизни всё пошло наперекосяк. Началось ли это больше десяти лет назад, когда он так удачно устроился на работу в крупную компанию; или же когда директор Чон вверил ему своего сына, поручая заботу о нём, помощь и поддержку; или после уютного ужина на необжитой кухне; а может и чуть позже… Но вот то, что данное по глупости обещание отравляло его жизнь, сейчас — было неоспоримым фактом. А ведь он был очень разумным, хитрым и хладнокровным человеком. И даже состояние аффекта после совершённых в пьяном угаре ошибок его не оправдывало. Размышляя про себя, он уже несколько раз порывался послать дурацкое обязательство куда подальше — напыщенный и самодовольный пижон Ким Сокджин мог бы найти себе более подходящую жертву для изощрённых издевательств. Потом припоминалась вторая часть их маленькой сделки и запал сходил на нет. Почему он так стремился скрыть и запинать на задворки памяти их с Джином приключение, Минхёк и сам не мог себе объяснить. Репутации его этот случай не угрожал, скорее должен был волноваться Сокджин — как-никак медийная личность. Но вот актёр не переживал ни секунды. Заканчивалась вторая неделя, нервировавшая своей неопределённостью, а Ким о себе никак не напоминал. И вот эта неопределённость доводила Лима до белого каления. Может быть, Ким пошутил? Ведь он тот ещё глумливый идиот. С какой такой радости ему звать на свидание человека, который чихать хотел на его карьеру, популярность, внешность и прочие, очень важные, личные качества, ведь Джину было жизненно необходимо знать, что им восхищаются каждую секунду прожитого дня. Он поглощал это восхищение на завтрак, обед и ужин. А Минхёку было плевать. О чём он повторял постоянно. Вся эта бестолковая ситуация дёргала его за живое, не давала сосредоточиться на работе, которая тоже в последнее время не приносила как раньше никакой радости. Раздражали буквально все: сотрудники, партнёры, клиенты, Чонгук, впадающий периодически в ничем не прошибаемую прострацию. Его телесная оболочка исправно приезжала на работу, исполняла свои обязанности, разговаривала и даже иногда улыбалась, но наполнение этой оболочки витало где-то очень далеко. У Минхёка руки чесались от желания встряхнуть Чона хорошенько, в чувства привести, но грубая сила тут вряд ли поможет. Нужен был более тонкий подход. И он бы его обдумал и выработал, если бы не собственные проблемы с глупым условием, которое не давало конструктивно мыслить. Ким Сокджин объявился, как и всегда, внезапно и бесцеремонно: ввалился в приёмную, сопровождаемый хвостиком из стайки поклонниц, работающих в этом и двух ближайших зданиях, выпотрошил канцелярскую подставку Лима, раздавая автографы всем желающим, а потом уселся на диван, выразительно глядя на Минхёка — звезда утомилась, избавь от шумной толпы. И секретарю избавлять пришлось — потому что тишина должна быть перед кабинетом начальника, даже если его там нет. А после, когда удалось выкинуть за дверь последнюю назойливую девицу, Джин растёкся по стойке, за которую спрятался Минхёк, выразительно подёргал бровями и напомнил про своё условие. И вот теперь брюнет после контрастного душа обречённо таскался по своей квартире, обернувшись вокруг бёдер полотенцем, тоскливо поглядывая на часы — до проклятого свидания оставалось ещё два часа — и не знал, куда себя деть. Со встречей стоило разобраться как с приклеенным пластырем — резко сорвать и забыть. Что может быть проще. Из коридора раздалось чириканье дверного звонка. Минхёк удивлённо пошёл открывать — гостей он не ждал. На пороге, сияя голливудским оскалом, стоял Сокджин. В узких чёрных джинсах, высоких кроссовках, футболке и чёрной толстовке, на лоб была надвинута бейсболка с длинным козырьком. Мда, в таком виде на свидание можно сходить, разве что, в МакДональдс. Это Минхёк тут же и озвучил. — Ничего подобного, — не согласился Джин, без приглашения проходя внутрь. — Я сногсшибателен в любой одежде. А ты, наверное, собирался упаковаться в рубашку с пиджаком? И куда я поведу такое счастье? — В ресторан? — резонно предположил Лим. Именно на это он и рассчитывал — поужинать в приличном месте и разбежаться по разным углам. Но у Джина, видимо, планы были совсем другими. — Ха, ещё чего. Скукота же смертная, — поморщился Ким, уверенно шагая по квартире. Он с любопытством разглядывал обстановку и явно что-то искал. Минхёк плёлся следом, пребывая в лёгком шоке от наглости своего гостя. Джин сунул нос в спальню, обвёл помещение взглядом и, найдя то, что хотел, ринулся к двери в гардеробную. Он по-хозяйски перебирал вещи Лима, раскладывал подобранные комплекты на широкой кровати, придирчиво оценивал и выносил строгий, но справедливый вердикт: скучно. Минхёк же стоял у противоположной стены и с недоумением за всем этим действом наблюдал: может быть, кажется? Не успел проснуться и сон проник в реальность. А Джин, перевернув вверх дном полки и вешалки, вытянул на свет серо-голубую, широкую толстовку и голубые тёртые джинсы. Разложил одежду на кровати, поцокал, оценивая свой выбор, и остался доволен. — Что дальше? — скептично вздёрнул тёмную бровь Лим. — Бельё тоже будешь мне выбирать? — Почему нет? — искренне удивился Джин, с готовностью оборачиваясь к распахнутой двери гардеробной. — Пошёл вон отсюда! Без тебя справлюсь, — взвился Минхёк, выпроваживая хохочущего актёра за дверь. Ему было всё равно, в чем идти — лишь бы поскорее разделаться — поэтому спорить не стал, быстро натянул предложенные вещи и вернулся в гостиную. Сокджин чувствовал себя как дома — расхаживал по помещению, без стеснения заглядывал в шкафы и на полки, рассматривал редкие фотографии. Минхёк, фыркнув, демонстративно прошёл в коридор. Он к себе в гости не звал, учтивым хозяином прикидываться не обязан. Но Джин долго ждать себя не заставил — вышел за ним следом, оперативно натянул обувь и уже тянул за собой Лима, который на бегу пытался дошнуровать кроссовок, захватить необходимые вещи и закрыть дверь квартиры. На улице их ждал арендованный автомобиль — об этом говорили фирменные наклейки на дверях. Сокджин бросил ключи от машины Минхёку, а сам уселся на соседнее с водителем пассажирское кресло. Мозг Лима продолжал притормаживать — а иначе как объяснить, что он почти без комментариев и очень спокойно реагировал на выходки Кима. — Я ещё и возить тебя должен? — с презрением спросил брюнет, садясь в водительское кресло. — Не меня, а нас, — поправил тот, достал смартфон и, установив его в фиксаторе на приборной панели, включил навигатор с заранее ведённым адресом. — Гони, командир! Иначе везде опоздаем. Минхёк закатил глаза, завёл машину и утопил педаль газа в пол. Всё правильно: раньше сядем — раньше выйдем.***
Надо признать, что Сокджин оказался олицетворением понятия «идеальный бойфренд», причём именно такого, которое любят отыгрывать в молодёжных дорамах. Его развлекательной программе позавидовал бы любой самый отбитый турист, ну или по уши влюблённый романтик с навязчивыми фобиями. Началось всё с картинга. Сокджин арендовал автодром на час — сказал, что и так с трудом выкроил на него время. А когда они облачились в гоночные комбинезоны и вышли к старту, оказалось, что затейник не умеет водить и никогда не сидел за рулём даже детской машинки в парке аттракционов. Вообще не умеет водить. Вообще ничего, даже велосипед. Минхёк поражённо хлопал глазами, не зная плакать или смеяться. — А зачем же ты сюда нас притащил? — Поначалу мне казалось, что это будет весело, — пожимал плечами Сокджин, настороженно разглядывая карт. — А ко мне ты на чём приехал? Как же арендованная машина?! — На такси приехал, — обезоруживающе улыбался актёр, разводя руками. — А машину пригнал водитель. Как-то так… Джин сейчас смахивал на большого ребёнка — этакий наивный, улыбающийся увалень, злиться на которого не получалось. Похмыкав и поцокав для верности (читай как «из вредности»), Минхёк взялся его учить вождению — на карте это было не трудно: две педали, руль и трасса без развилок — какие могут быть трудности? И они, конечно, нашлись. Сокджин путал педали, резко дёргал руль, постоянно врезался в карт Минхёка и с маниакальным упорством пытался забуриться в ограничивающие трассу покрышки. Машинка глохла, а Лиму приходилось останавливаться рядом и на руках вытаскивать тяжёлый аппарат с нелёгким, но довольно гогочущим Джином внутри. Час пролетел незаметно. Следующим номером Марлезонского балета стал парк аттракционов. Тут уж Сокджин никакой неуверенности не испытывал. Надвинув пониже козырёк кепки и мёртвой хваткой вцепившись в запястье Минхёка, таскал его по огромной территории, вознамерившись испробовать каждый аттракцион. И если разнообразные соревновательные игры Лим ещё готов был пережить, то Русские горки стали для него испытанием на прочность — Джин тащил его к вагончикам практически на руках. Лёгкая истерика трепала уже с момента пристёгивания ремнями безопасности. А когда вагончики медленно поползли по рельсам вверх — в грёбаное ничего где-то за облаками — Минхёку захирело окончательно. Он прекрасно понимал, что после пика адский аттракцион понесётся отвесно вниз и дальше петлями, зигзагами и прочими фигурами высшего пилотажа со страшной скоростью. Воздух приобрёл плотность кварца и застрял в глотке, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Скулы свело намертво — если бы не севший в паническом припадке голос, орал бы с закрытым ртом. Сокджин, оценив плачевное состояние брюнета, взял его за руку, переплёл их пальцы и крепко сжал. — Если будет очень страшно — смотри на меня, — без намёка на ухмылку, очень серьёзно сказал он, заглядывая в пульсирующие паникой глаза Минхёка. — Я рядом, я тебя не брошу. Всё хорошо. И Минхёк верил, и смотрел, и сжимал пальцы Джина до побеления, а потом и до посинения. Что потом актёру будут предъявлять гримёры за несанкционированные гематомы и синяки, Лима вообще не волновало — свои жизнь и психика были куда дороже. Тем более, что он и правда чувствовал себя чуть лучше, когда ловил своё отражение в тёмных глазах. Посчитав, видимо, что Минхёку высотных приключений явно не хватило, Джин повёл его на колесо обозрения. После предыдущих горок ноги Минхёка слушались плохо, как и голова. А когда двери кабинки закрылись, погружая обоих в тишину и прохладу кондиционированного воздуха — бежать было поздно — от земли они оторвались уже метра на три. Лим распластался по сиденью, зажмурившись и вцепившись руками в поручни. Джин сидел напротив и стебался от души. Ну как же, такой серьёзный человек, чего только в жизни не видел, каких-только бандитов не умасливал (а Сокджин был уверен, как выяснилось из разговора, что большими деньгами ворочают только криминальные личности), а фобию себе выбрал неподходящую. Минхёк на подколы не реагировал — ругаться значило открыть глаза, а на это он был не способен. Тогда Джин поднялся со своей лавки и, отцепив сведённые на поручнях пальцы, потянул Лима на себя. Тот упирался всеми четырьмя, но в упорстве Джин мог поспорить с самым отъявленным ослом. Поставив брюнета на ноги, он тесно прижался со спины, крепко обхватил руками за талию и вкрадчиво зашептал на ухо. — Ты сейчас откроешь глаза и будешь смотреть только вперёд. Не вниз, а вперёд, слышишь? Я держу тебя крепко и никуда не отпущу. Не бойся. Готов? — Минхёк заполошно замотал головой, зажмуриваясь ещё сильнее. Джин усмехнулся и чуть сместился в бок, одной рукой продолжая прижимать к себе, а пальцами другой обхватывая подбородок. Лим вздрогнул, когда его коснулись мягкие и тёплые губы Сокджина. Невинный поцелуй, лишь обозначающий прикосновение. Таким его не проймёшь. Минхёк не шевельнулся. Но Джин и не думал долго скромничать — настойчиво прижался сильнее, раздвигая чужие губы, и скользнул языком внутрь — глаза как по команде широко распахнулись. Ким тут же отстранился, коварно ухмыляясь и разворачивая возмущённого к прозрачной стенке кабины. Минхёк забыл, как дышать — и от страха, и от невероятного панорамного вида, открывающегося за окном. И он бы себе в этом никогда не признался, но и поцелуй, такой короткий и внезапный, тоже произвёл определённое впечатление. Они так и простояли в обнимку до самой земли, глядя на вид раскинувшегося перед ними как на ладони города. Небо становилось всё темнее, стремительно наползали сумерки, а парк зажигался разноцветными лампами, огоньками и гирляндами. Отовсюду лилась бодрая музыка, мимо шныряли актёры в ростовых куклах с воздушными шарами, указками, шляпами, ушастыми ободками, масками и прочим. На каждом шагу призывно подсвечивались лотки со сладкой ватой, попкорном, мороженым и хот-догами. Джин уже слопал два огромных сладких облака. Он и Минхёку предлагал, но тот кривился и отказывался наотрез. Сокджин ржал в голосину, отпуская скользкие шутки про то, что кто-то шибко щепетильно относится к своей фигуре, а выпирающие кости далеко за гранью сексуальности. Когда совсем стемнело — Джин потащил Минхёка на карусель с лошадьми под цирковым шатром — ту самую, жуткую, что адовым вертелом раскручивала главную героиню в третьей части Сайлент Хилла. Ким, конечно же, оседлал одно из разряженных пластиковых животных и радовался как маленький ребёнок. Минхёк же с тоскливой миной стоял рядом — уйти он не мог, цепкая лапка Сокджина отпускала его разве что в туалет, и то ненадолго; да ещё и в кабинку пыталась протиснуться — а вдруг всё-таки сбежит. На самом деле он уже и сам проникся этими детскими забавами. Он и вату-то есть не стал, только чтобы образ поддержать. Потому всё чаще прятал мягкую улыбку в ладони. Сладости к еде имели очень опосредованное отношение, а есть хотелось уже основательно. Джин накупил целую гору разных хот-догов и расположился на широком бортике большого фонтана, разложив лакомства на бумажных тарелках. Минхёк, с выражением крайней брезгливости, опустился на бортик напротив актёра. Фастфуд? Только через мой труп. — Ты много теряешь, — округляя глаза и широким жестом обводя гастрономическое изобилие, предупредил Сокджин. Минхёк дёрнул носом и демонстративно отвернулся. А Джин спорить больше не стал и набросился голодным волком на горячие булки с сосисками. Поляна таяла на глазах, а желудок Минхёка разрывался китовым рёвом — да чёрт с ней, с фигурой. Дополнительный час кардио и можно себя разок побаловать. Придя к консенсусу с самим собой, Лим потянулся к последней булке, но её ловко выдернул из-под пальцев Сокджин, победно улыбаясь. — Да ты же лопнешь! — возмутился Минхёк, сжимая кулаки. — А ты налей и отойди, — заржал актёр и потянул хот-дог в свою прожорливую пасть. Лим в секунду ощутил, как желудок издаёт предсмертный писк и сворачивается в иссохшийся клубочек. А жить хотелось сильно. Брюнет бросился вперёд, пытаясь выхватить злополучную булку, а Джин, не собираясь делиться, вздёрнул руку вверх. Игры на воде до добра не доводят — об этом не устают напоминать спасатели. Собственно, как игры рядом с водой. Минхёк привстал на колено, чтобы дотянуться до высоко задранной кисти, ну, а Джин изо всех сил упирался. Так они, сцепившись в нешуточно борьбе, благополучно опрокинулись в воду. Аппетитная булочка тонула грандиозно — Титанику и не снилось. Вода оказалась очень холодной, а чаша фонтана достаточно глубокой, чтобы оба окунулись в ней целиком. Да ещё и побарахтались вдоволь, пытаясь вылезти, соскальзывая мокрой одеждой и обувью с влажных бортов и заливаясь гомерическим хохотом. Выбраться помог наряд полиции — четверо бравых офицеров вытянули их из воды, сделали вид, что поверили в случайность произошедшего, и посоветовали немедленно возвращаться домой — вечер был достаточно прохладный, чтобы разгуливать по улице в насквозь промокших вещах. Джин, как самый виноватый (это на месте выяснили путём голосования, в котором у Минхёка априори было два голоса), вызвался сгладить инцидент — он жил от парка в двух шагах, и машина не понадобится. Минхёк уже слишком устал и морально вымотался, чтобы спорить и сопротивляться. Он примет горячий душ — иначе простуды не избежать — возьмёт взаймы пару вещей, вызовет такси и со спокойной душой уедет домой. Там, непременно, заправится бокалом виски и уползёт спать в свою большую, одинокую кровать. Отличный план. До квартиры шагали энергично — зубы уже постукивали от холода в такт шагам. Тогда Джин решительно стянул свою толстовку, отжал её для верности ещё раз и накинул на плечи брюнету. Минхёк пытался сопротивляться, но Ким был непреклонен. Ещё и рукой обхватил — чтобы точно не получилось скинуть влажную, но всё же немного закрывающую от прохладного ветра кофту. Минхёк оглядывался по сторонам, чтобы как-то отвлечься от мёрзлой дрожи. Позорно сбегая из квартиры Джина в прошлый раз, он не запомнил ни самой квартиры, ни района, в котором она располагалась. От центра было довольно далеко, почти спальный район, но очень уютный и ухоженный — на парковках машины стояли в ряд, а не друг на друге, много зелени и цветочных клумб, компактные детские площадки в каждом дворе, да ещё и огромный парк аттракционов в шаговой доступности. Рай для семейных пар. Что, интересно, потерял здесь Ким Сокджин? Люди его круга обычно предпочитали пафосные апартаменты в дорогостоящих районах. Квартира занимала половину этажа многоподъездной высотки — нестандартную планировку делали под заказ, ломая и перестраивая стены, когда собирали из двух квартир одну большую. Внутри было очень тепло — Минхёка дрожь пробрала уже от предвкушения залезть под горячий душ. Джин же скрылся в лабиринте коридоров, предварительно махнув Лиму на зал — проходи, располагайся. Вернулся он спустя несколько минут, уже в сухих джинсах и футболке, со стопкой одежды для своего трясущегося гостя. Тот одежду из рук принял и заозирался по сторонам — куда бы скрыться? Не раздеваться же посреди большой гостиной на глазах у Кима. Но актёр ему альтернативы не предложил: усмехнулся и отправился к небольшому бару, доставать два пузатых бокала и бутылку с чем-то лечебно-горячительным. Пока он разливал порции для себя и Минхёка, тот успел судорожно выдраться из прилипающей мокрой одежды и обернуться в любезно предложенную сухую. Джин был примерно того же роста, но значительно шире в плечах и бёдрах. Минхёк буквально утонул в мягкой толстовке и широких джинсах. Сокджин протянул ему бокал с янтарным напитком. — Пей давай. Согреешься сразу. Потом уже в душ. Или куда ты там ещё собирался, — Джин хитро ухмылялся, вытягиваясь на огромном кожаном диване и глядя на Лима из-под растрепавшейся чёлки. — Домой собирался, — буркнул в ответ Минхёк, осторожно присаживаясь рядом. — Как скажешь. Домой так домой, — легко согласился Джин, отпивая глоток. Лим последовал его примеру и чуть не задохнулся — пить подкрашенный технический спирт ему ещё не приходилось, а это был именно он — мерзкий вкус, тягучая жидкость, истерично сопротивляющаяся проглатыванию. Но всё же согревала она и правда очень быстро — Минхёка изнутри будто жаром обдало. Вечеру как-то сразу вернулись былые краски, потеплело и на душе. — Спасибо, — хрипло поблагодарил Лим, уткнувшись носом в свой бокал. — За что? — Джин с любопытством на него уставился, подбирая под себя длинные ноги и с удобством устраиваясь. Будто на длительный разговор настраивался. — За… всё, — с трудом выдавил из себя Минхёк. Такой ответ его собеседника не устроил — Ким так же смотрел, вопросительно вскинув брови. Пришлось откашливаться, облизывать горькие после горячительного пойла губы и пробовать объяснять на человеческом языке. — За вечер… за то, что одежду сухую дал… ну и… — Это стоило мне серьёзных усилий, — хохотнул Джин. — Не смейся, — хмуро глянул на него Лим. Ему было ой как непросто признавать, что Джин оказался куда приятнее и лучше того предвзятого образа, который кропотливо складывал в своём сознании Минхёк. Сокджин резвился весь вечер, заразительно смеялся, таскал за собой по детским развлечениям, постоянно подшучивая над серьёзной миной господина секретаря, лопал вредное и сладкое, отрывался как спущенный с родительских тормозов ребёнок в Диснейленде. А все его объятия и поцелуй вообще будто бы относились к категории шоковой терапии — вот такой нестандартный, но работающий подход, не имеющий никаких намёков на личное. По крайней мере, Ким делал именно такой вид. — Да мне и не смешно, — признался Джин, со странным прищуром рассматривая смущённого и скованного брюнета перед собой. — Я рад, что ты немного развеялся. И не ври, что не понравилось — я твои ухмылочки заметил, — Джин пригрозил пальцем возмущённо вскинувшемуся Лиму. — Тебе давно следовало развлечься, а то какой-то мутный последнее время, даже Чон заметил… — Чонгук? — Минхёк непроизвольно дёрнулся, впериваясь в Джина немигающий взгляд. — Да, имя ему такое при рождении дали, — мрачно усмехнулся Ким. — А ведь ты о нём и не вспомнил за этот вечер. Ни разу, я следил внимательно. — Откуда ты знаешь, о чём я думал? — с сомнением протянул Минхёк. — Очевидно же. Всё на лице написано. И в глазах. В них я смотрел часто, — буднично вещал Джин, разглядывая жидкость в своём бокале. — Я понимаю, что твои чувства очень глубокие. Как сорняк — за раз не выведешь. Но я упёртый, — многообещающе дёрнул бровями Джин. — Между нами ничего не будет! — Минхёк фыркнул и покачал головой. — Да, было весело, но не более. Я просто выполнил твоё условие. Теперь ты выполнишь своё. А я спокойно уеду домой. Мои отношения с Чонгуком тебя не касаются. — Конечно, — кивнул Джин, — там нечего касаться, нет же ничего. Мне ли не знать. — Твоя самоуверенность меня поражает, — зло сощурился Минхёк, складывая руки на груди. — Хёкки, радость моя, открой уже глаза. Мой лучший друг отличный мужик, но это стоеросовое полено не по твоим зубам. Ничего ты от него не добьёшься. Я уже говорил — оно того не стоит. — Я умею ждать, — тихо выговорил Минхёк, отводя взгляд. Ничего более идиотского, чем этот разговор он сейчас представить не мог. Сидеть рядом с красивым и харизматичным человеком наедине в его квартире, после яркого свидания, пить крепкий скотч, кутаясь в толстовку, пропитанную его же запахом… И обсуждать другого, практически недоступного. Идиотизм высшей пробы. — Как бы ты всю жизнь в зале ожидания не провёл, — усмехнулся Джин, салютуя бокалом. — Мне кажется, или ты настойчиво навязываешь свою кандидатуру? — ответил такой же ухмылкой Лим, склоняя голову к плечу. — А почему нет? — искренне удивился Ким. — Мы взрослые люди. Ты привлекателен, я — чертовски привлекателен! Что тебя смущает? — Ты мне не нравишься. — Не ври, — отмахнулся Сокджин, возвращать к своей выпивке. — Допустим, — не стал спорить Лим. — Я не влюблён в тебя. — А это такая проблема? Я же не замуж тебя зову. Или ты занимаешься сексом только после родительского благословения? Мне не трудно, могу и попросить… — Поздно просить, случилось уже всё, — мрачно заметил Минхёк под довольное хихиканье актёра. — То есть ты не хочешь ничего серьёзного? Просто периодически заниматься сексом? — Ну, если ты к сексу относишься несерьёзно, то да, — легкомысленно улыбнулся Джин. — Воспринимай это как терапию: полезно для здоровья, приятно для души. — И когда начинать? — Когда будешь готов, — в голосе и взгляде Джина не осталось ни намёка на веселье. Он смотрел в глаза Лима прямо и серьёзно, ожидая ответа. — Сейчас я точно не готов, — Минхёк одним глотком опрокинул в себя адское пойло и зажмурился, пережидая пока огонь внутри поутихнет. — Горячий душ в разы актуальнее. — Как скажешь, — отозвался Сокджин, забирая из чужих рук бокал. На правах радушного хозяина (Минхёку даже стало немного стыдно за своё дневное поведение), Ким показал где ванна, настроил горячую воду в душевой кабине и ушёл на кухню готовить ужин, оставив Лима одного. Тот же выпутался из широкой одежды Джина и нырнул в кабину, закрывая за собой дверь, чтобы не выпускать влажное тепло.***
Минхёк жмурился и прижимался щекой и ладонями к мокрому кафелю стены. Тёмные пряди неприятно липли к лицу и шее. Горячий водопад хлестал упругими водяными струями по плечам и спине из большой прямоугольной лейки, встроенной в потолок. Белёсые клубы пара затягивали стеклянную кабину душевой; вдыхать тяжёлый, влажный воздух становилось всё труднее с каждым мгновением. Возможно он стоял здесь всего несколько минут, а может быть, прошёл уже целый час. Но пока он стоял неподвижно, время будто бы стояло на месте вместе с ним, а потому шевелиться не хотелось. Обнажённой, распаренной кожи коснулся прохладный воздух — даже под струящимися водяными потоками по телу побежали мурашки. За шумом он не слышал, как стеклянная дверь тихо распахнулась, впуская ту самую прохладу и того, кто её принес. Чужие широкие ладони проехались по спине, сжали бёдра. Жадные губы впились в шею поцелуем-укусом. Минхёк ошарашенно выдохнул, отталкиваясь от стенки и разворачиваясь. Между ног тут же вклинилось колено, обтянутое чёрной джинсой. Джин прижимал его к кафельной стенке и прижимался сам, терзая зубами и губами шею. Его белая футболка и джинсы промокли насквозь, но никто этому значения не придал. Руки слепо шарили по голому телу, вплетались в чёрные волосы, гладили и ласкали. По разморенному телу стремительно пульсировала бурлящая кровь, Минхёка сносило волной ощущений. Он таял в чужих руках и натурально ехал крышей от того, с каким животным желанием на него набросился Сокджин. Из лейки под потолком, вместо горячей воды, заструилось кипящее возбуждение, окатывая болезненными волнами обоих. Минхёк обхватил лицо Джина ладонями, притягивая в отчаянный, сумасшедший поцелуй — из горла вырвался жалобный стон, когда его губы смялись под напором чужих, а наглый язык уже привычно вторгся в его рот. Ким целовался невероятно, отдавался без остатка, его пальцы, царапая кожу, сползали вниз по груди и животу. Огладили голое бедро, забрасывая его себе на поясницу. Минхёк отзывался задушенными стонами на каждое движение. Когда длинные пальцы сжались у основания вставшего члена, Лим почти заплакал от испытываемых ощущений. Не переставая властно трахать рот брюнета языком, Джин провёл несколько раз рукой вверх-вниз, выпустил ноющую плоть, сжал ладонью яички. Минхёк отчаянно взвыл, откидывая голову назад и закатывая глаза. Свет застилало чем-то чёрным и непроглядным, а уши закладывало от шума воды, звука мокрых поцелуев и глухих стонов Кима. Казалось, что сознание на миг отключилось. Сильные пальцы ухватили подбородок, потянули вниз, заставляя чуть опустить голову, и твёрдый голос вторгся в его душный, заполненный паром за зажмуренными веками мирок, требовательно приказывая: — Открой глаза, Хёкки. Сейчас же. Лим открыл глаза и непонимающе уставился на Джина. Тот топил его в тёмном, возбуждённом взгляде, но не двигался. Что-то было не так. — В чем дело? — Ты назвал меня Чонгуком, — жёстко выговорил Джин, внимательно следя за выражением лица Лима. Выражение было мягко говоря ошарашенным, Минхёк этого не помнил. — Что ж, это кое-что меняет. Джин одним движением оттолкнулся, выпрямляясь и убирая колено. Он выпустил чужой подбородок из пальцев и невесело усмехнулся. — Я передумал. Не будет никакого секса, пока ты не поймёшь, что я не он. Я не заменитель и не аналог. Я заслуживаю лучшего отношения к себе, тебе не кажется? Подумай об этом. И ушёл, хлопнув за собой дверью: мокрый, босой, с неестественно прямой спиной. Минхёк же обессиленно сполз по стенке душевой на пол, запуская пальцы в мокрые волосы. Стыд затягивал на шее плотную удавку.