I don't even know myself at all I thought I would be happy, by now But the more I try to push I realize Gotta let go off control
Что такое дождь? Это — воздух с прослойкой воды*. Но бывает и так, что прослойкой становится сам воздух, а вода льётся с небес нескончаемым потоком, стремясь стереть, смыть с лица земли всё, что природой было на нём не задумано: постройки, машины, самих людей… В такие моменты хорошо спрятаться дома, приглушить свет, зарыться в мягкий плед, обняться с любимым человеком и целоваться до онемения губ. И пусть за окном бушует непогода, пусть небеса упорствуют в своей миссии повторить библейский потоп — всё это не страшно, пока тебя греет тепло родного тела, пока надёжные руки обнимают и крепко прижимают к себе, пока по крови вместе со сладким вином течёт бархатный голос, тихо нашёптывающий в ухо слова, давно потерявшие смысл из-за частых повторений. Стена дождя за окнами была настолько плотной, что, наверное, можно было бы при желании пробежаться по тугим струям к чёрным тучам и погрозить кулаком нерадивым сотрудникам небесной канцелярии — почему проспали такую утечку и даже не чешутся, чтобы её устранить. На часах стрелки медленно соревновались в марафонском черепашьем забеге, неторопливо преодолев минутой назад отметку в одиннадцать единиц. Длинная выигрывала, как и всегда. Такое вот бессмысленное мероприятие. И зачем это короткой стрелке? Будь она человеком — не ввязывалась бы в заведомо проигрышное соревнование. Гостиную обволакивал мягкий полумрак, торшер высвечивал жёлтым пятном только край дивана, на котором свернулся клубком блондин. Меланхоличный плейлист играл по третьему кругу, дополняя атмосферу унылого ожидания. В такую погоду Тэхёна некому было обнимать. Разгонять тоску тоже было негде и не с кем — высунуться сейчас на улицу решился бы только безумец. Он плотнее запахнул полы шерстяного кардигана. В квартире было тепло, но нервный озноб трепал с напрягающей периодичностью. Что-то наподобие дурного предчувствия, когда ничего и не предвещает, но за душу тянет невозможно. Смартфон лежал на журнальном столе возле дивана куском мёртвого металлопластика. Ким поставил беззвучный режим и даже экраном вниз перевернул. Такой вот обманный манёвр — сделать вид, что дела нет ни до звонков, ни до сообщений. В то же время, воровато оглядываясь, нет-нет, да и включать подсветку экрана — а вдруг сообщение или пропущенный вызов уже давно его ждёт? Но ничего такого не происходило. Очередной одинокий вечер неспешно перешагивал порог одинокой ночи, количество которых в последнее время преступно увеличилось. Чонгук будто бы переехал в свой треклятый офис. На поездку в штаты он настраивался всерьёз. Оформление визы, билеты и прочие нюансы он целиком и полностью взял в свои руки — как бывалый гринкартовец. И ко всему прочему старался переделать все возможные дела на полгода вперёд, а потому дневал и ночевал на работе. Глядя на его заострившиеся черты, тёмные тени под ставшими невероятно огромными глазами на осунувшемся лице, у Тэхёна что-то внутри жалобно скулило и сжималось, но убедить Чона притормозить было нереально. Тот упрямо сжимал губы в тонкую полоску и цедил своё неизменное «Я знаю, как лучше. Не беспокойся». Вот Ким и делал вид, что не беспокоится — улыбался широко, по утрам целовал нежно и мимолётно, даже ужин пытался несколько раз приготовить самостоятельно. Чонгук поначалу даже пошутил, что Тэхён такими темпами станет заботливой жёнушкой, ожидающей его дома до полуночи, в фартуке и с поварёшкой в руках. Ким в ответ скрипнул зубами, зашвырнул ту самую поварёшку за диван и гордо удалился. Шутка не зашла, и Чону пришлось потом полночи извиняться. Больше Тэхён экспериментировать с готовкой не стал, перейдя на доставку и еду навынос из местного ресторана. Да и про секс вспоминал уже вторую неделю с печальной обречённостью — Чонгук приезжал домой, если вообще приезжал, на несколько часов поспать. Именно поспать. На автопилоте добирался до кровати, скидывая с себя одежду по дороге, падал на мягкий матрас, притягивал к себе сонного блондина, зарывался носом в мягкие вихры на его затылке и отрубался. Вот и вся романтика. Хотя скорее рутина, не далеко ушедшая от семейной жизни. Тэхён уже начал дремать под монотонные мысли и тихую музыку, как внезапно ожил зуммер и телефон пополз по стеклянной столешнице. Звонок, скорее всего, означал, что сегодня он тоже будет ночевать один. Короткому сообщению «Я еду домой» он радовался как ребёнок. Звонки же несли глухой и убитый голос, который желал спокойной ночи и прощался на неопределённое время. Блондин с усилием натянул улыбку и подцепил вялыми пальцами телефон, не глядя на экран. — Привет, несчастье моё. — Оу, привет дорогой. Когда это я стала несчастьем? Тэхён подскочил на диване, широко распахнув глаза, и даже проверил на дисплее — не слуховая ли это галлюцинация. Выходило, что нет. — Мама? — Не моего звонка ты ждал, да? — усмехнулась трубка голосом Ким Туан. — Я тебя не разбудила? — Нет, я не сплю. — Тэхён перевёл настороженный взгляд на часы. Почти двенадцать. — Не хочешь выпить кофе? — Мам, как бы время почти полночь. Я ни на что не намекаю, но… — То есть ты не против? — перебила женщина и, не дождавшись ответа, быстро закончила, — ну и замечательно. До скорого! Динамик, пикнув напоследок, стих. Предчувствие не обмануло — незваные ночные гости ничего хорошего не предвещали. Тэхён потянулся, щёлкая затёкшими суставами, растёр ладонями лицо, стряхивая дремоту. Из коридора призывно заверещал дверной звонок. Верить в то, что это Чонгук забыл на работе ключи хотелось до зубовного скрежета, но реальность была жестока и неумолима — на пороге стояла мать, сверкая белозубой улыбкой, с двумя стаканчиками из Старбакса и элегантным зонтом-тростью. — Ну же, родной, помоги мне! Я и так всё это добро тащила на себе на твой тридцатый этаж! — Тридцать первый, — автоматически поправил блондин, принимая из её рук «всё это добро». Судя по цветущему виду и километровым шпилькам, добиралась она не пешком. — Ой, какая разница, — махнула рукой женщина, изящно сбрасывая с точёных плеч белый плащ. — Для лифта — никакой, — фыркнул Тэхён, устраивая его на вешалке рядом с сухим зонтом — и как только ухитрилась под проливным дождём не намокнуть. Мама тем временем уже цокала каблуками по длинному коридору, с любопытством заглядывая в приоткрытые двери помещений. Чувство такта подключалось только на официальных мероприятиях, в быту же её аккуратный носик имел привычку соваться во всё мало-мальски доступное и, на её взгляд, интересное. — Мама, — осторожно позвал Тэхён, — ты кого-то ищешь? Та смущённо хохотнула, прикрывая хитрую улыбку узкой ладонью, и продефилировала в гостиную. Пока она с преувеличенным интересом рассматривала белые стены, девственно чистую рабочую поверхность кухонной зоны и глянцевые фасады шкафов, блондин занял уже привычный отшиб углового дивана. Ким Туан была образцово-показательной матерью. На публике. За два месяца суверенной жизни сына, она приехала его навестить в первый раз. Но Тэхён не удивлялся и не обижался. Уже давно привык. Они никогда не были настолько близки, чтобы созваниваться каждый день, делиться сокровенным, выступать первостепенной поддержкой и опорой друг для друга. Госпожа Ким была очень занята жизнью общественной, а вот на семейную, в эталонном её понимании, никогда не оставалось времени. У матери не хватало оперативной памяти ещё и на жизнь сына: ни маленького, ни взрослого. Это вовсе не значило, что Тэхёна она не любила. Любила, но по-своему. В небольших количествах, но очень эмоционально. После недавней аварии матушка очень картинно психанула: требовала отказаться от самостоятельных поездок, нанять водителя и вообще сообщать ей о каждом своём перемещении незамедлительно. Запала, правда, хватило всего на несколько дней, по прошествии которых оба вздохнули с облегчением: Тэхёну была чужда сама мысль о каком-то контроле со стороны родственников, ну, а у матери просто закончились время и желание для широких воспитательных мер. Ночной визит со стаканчиками кофе для госпожи Ким был не характерен вовсе. И это было явно неспроста. Тэхён украдкой глянул на дисплей смартфона — откровенно обижать бесцеремонную, но всё же маму не хотелось, а знакомить её с уставшим и злым Чонгуком хотелось ещё меньше. Аппарат высветил пустую строку состояния на фоне космического Млечного Пути и смиренно погас. Небольшая фора для дежурной беседы оставалась. Главное, чтобы теперь беседа именно в таком ключе и сложилась. Госпожа Ким устроилась со своим кофе напротив блондина, изящно скрестила длинные ноги, обтянутые тёмной тканью платья-футляра, сковырнула острыми ногтями крышечку стакана и, сделав микроскопический глоток, лучезарно разулыбалась, смотря на сына. — Я так скучала! — доверительно поведала она. — Давно планировала приехать, но всё как-то не получалось. Ты же знаешь — жизнь сейчас такая суматошная. А ты тоже ни разу не навестил за это время! Как ты здесь устроился? Квартира очень светлая, много воздуха, — широко взмахнув свободной рукой, мама одобрительно поцокала. — Очень в твоём стиле. — Мне тоже нравится, — согласился Тэхён. — Жизнь и правда суматошная. Много работы к тому же. Отец ещё давно звал на ужин, но… — Но? — женщина внезапно встрепенулась. — Но как-то у нас с ним в последнее время не ладится, честно говоря. Недопонимание. — Да, я заметила, — огорчённо закивала мать. — Ты же знаешь отца — он помешан на работе, а с такими трудоголиками трудно найти общий язык. — Совсем не трудно, если они этого хотят, — пряча усмешку за стаканчиком кофе, не согласился блондин. Кто хочет — тот ищет возможность. И они с Чонгуком эти возможности находили. Но с отцом их желания, как выяснилось, не совпадали. — Да-да, ты прав, — закивала она, будто бы и не слушая ответа сына. Мама оглядывалась по сторонам, щурилась, задерживая долгий взгляд на высоких окнах, за которыми уже можно было разглядеть огни ночного Сеула — дождь стих, водная пелена рассеялась. Потом вдруг что-то вспомнив, всплеснула руками, — а где же Танни? — У Чимина. Он пока взял над ним шефство — сказал, что не позволит мучить ребёнка голодом и одиночеством, пока я тут устраиваюсь. Хотя ему и самому сейчас не часто приходится бывать дома. Мама удивлённо захлопала ресницами и вздёрнула вопросительно нос. Чимина она знала давно, но забывать всё мало её касающееся было в порядке вещей. Сейчас хотя бы сделала вид, что понимает о ком речь. — Директор Ким затеял длительную кадровую проверку по его душу, — процедил Тэхён. — Я его вижу не чаще Ёнтана. — Бедный мальчик, — сочувственно протянула женщина. — Он же такой смышлёный парень… — Отец не скупится на методы в стремлении вымуштровать меня. Почему только из-за его паранойи страдают другие, вот в чём вопрос, — желчно закончил блондин. Господин Ким-старший никогда не ограничивался только угрозами. Наоборот, он стремился в кратчайшие сроки привести их к исполнению. За Чимином уже неделю ходила по пятам целая комиссия, внимательно наблюдая за его работой и разве что ни в кружку заглядывая — что же он пьёт в законном перерыве. Друг клепал отчёты как заправский пекарь — пирожки: в том же количестве и с той же скоростью, за себя, за того парня и за небольшой кафетерий, что ютился на соседней улице. На громкий протест Тэхёна отец лишь злобно рыкнул и выразительно указал на дверь. Рассказ же про возможных инвесторов вовсе поднял на смех — с поставленной задачей Тэхён не справился, а значит за инициированной на пустом месте проверкой друга последуют и остальные пункты отцовских карательных мер. А блондин потом ещё долго ходил с поникшей гривой — взять номер телефона Юнги он как-то не догадался. Вот совсем не подумал. Найти самого Тэхёна при желании не составит труда, но тут может сработать и другой принцип — а кому это, собственно, больше надо? Могло статься и так, что всё это были пустые обещания, в которые наивный ТэТэ с лёгкостью поверил. Ну и дурак, значит. Будет отличным уроком на будущее. — Ох, ну что мы всё о грустном, да о грустном, — поморщилась мама. Тэхён в удивлении поднял брови. Семейные ссоры — это ведь такие мелочи, к чему вообще заострять внимание. Госпожа Ким хитро прищурилась, обвела комнату взглядом и с трудно читаемым выражением уставилась на сына. — А она у тебя аккуратная, да? — А? — очень изысканно и ошарашенно переспросил Ким. — Я заметила. Тут ни пылинки, каждая вещь на своём месте. Совсем не похоже на холостяцкую берлогу, — погрозила пальцем мать. — Я же знаю — порядок поддерживать ты не умеешь, вечный творческий хаос что в голове, что в жизни. В ванной, кстати, две щётки и в коридоре пара домашних шлёпанцев, а ты только босиком ходишь! — Ты прям натуральный Шерлок Холмс, — дёрнул головой Тэхён. Доморощенных детективов тут только сейчас и не хватало. — Когда дело касается её ребёнка, мать очень внимательна! — назидательно выдала госпожа Ким. Тэхён на это только фыркнул — уж на мамину внимательность он никогда не жаловался, нельзя жаловаться на то, чего нет. — Если уж быть до конца честной, то я надеялась поймать тебя с поличным. — Ты серьёзно? — блондин очумело таращился на мать. — Но ты не должен меня осуждать! Я же волнуюсь о тебе. Тем более слухи ходят какие-то непонятные… — Какие такие слухи? — насторожился Ким, подаваясь вперёд, и навострил уши. — Глупости всякие, — махнула рукой мама. — Не обращай внимание. Чего только злые языки не болтают. Всё от зависти. Тем более, я прекрасно вижу, что в личной жизни моего дорого сына всё замечательно. Ты же познакомишь меня со своей девушкой? Или может мы уже знакомы? — Может, и знакомы, — хмыкнул Тэхён, отползая теперь подальше от пылающей жаждой действия женщины. Чёрт на левом плече загибался в припадке гомерического хохота, рисуя в красках в воображении хозяина встречу Чонгука с матерью. Последний день Помпеи на фоне покажется сущим пустяком. Блондин невольно усмехнулся. — Ох, ну это и не важно вовсе! Теперь уже знакомство будет в новом качестве! — не унималась она. Тэхён же придерживал ладонью правую щёку, которую дёргал нервный тик. — Может, на следующей неделе? Ближе к выходным? Поужинаем вместе… — Нет, извини, — поспешно перебил разыгравшуюся фантазию мамы Ким. — На следующей неделе, ближе к выходным, я улетаю в штаты. Командировка. Нужно лично встретится с важными людьми. Может, как-нибудь потом. — Ммм, — мать сложила руки и прижала их к груди, растягивая губы в умилённой улыбке. — Мой милый мальчик уже такой взрослый, серьёзный. И как только отец может в тебе сомневаться?! Знаешь, что? Я с ним поговорю! — Мам, не стоит… — Стоит! Вот прямо сейчас поеду домой и всё ему выскажу! Ну-ка, проводи меня! — женщина поднялась с мягких подушек и стремительно направилась в прихожую. Тэхён побрёл следом, улыбаясь кончиками губ и пряча смеющиеся глаза за светлой чёлкой. Мамина решительность растает если не сразу в машине, то уже на половине пути к дому точно. Накинув на плечи плащ и бросив в руки сыну зонт-трость, жестом приказала следовать за собой. Таких важных гостей до порога не провожают, тут придётся в машину усаживать и руки на прощанье целовать. Тэхён обречённо выдохнул, сунул в карман широких брюк телефон и ключи от квартиры, а босые ноги — в замшевые лоферы, и шагнул за порог, захлопывая дверь. Перед парадными дверями, которые перед ними услужливо распахивал дежурящий в ночную смену менеджер, уже урчал мотором серебристый Лексус. Мама закинула на пассажирское сиденье зонт и сумочку, выцепила из кармана блестящий золотом портсигар и такую же вычурно-безвкусную зажигалку. Вручила последнюю сыну, стараясь самостоятельно расковырять длинными ноготками неподдающуюся защёлку. — И давно? — кивнул на портсигар Тэхён. — Давно, — сосредоточенно царапая кнопку, ответила госпожа Ким. Крышка наконец поддалась, и женщина с облегчением вытащила тонкую сигарету, выразительно глядя на сына. Тот молча щёлкнул зажигалкой, давая прикурить. — В этом есть определённая эстетика. Никогда не замечал? — Никогда, — мотнул головой блондин. Ханжой он не был, но всерьёз обзаводиться вредной и, как кричат из каждого утюга, смертельной привычкой не собирался. Зачем? Эстетики много и в других вещах, для этого не обязательно смолить тонкие сигареты. В утреннем смрадном дыхании и желтеющей зубной эмали точно нет никакой эстетики. Но такой подход был вполне в мамином духе: доставать тонкие сигареты из золотого портсигара и прикуривать их такой же дорогущей зажигалкой, потому что это красиво; рожать сына, вкладывать деньги в его апгрейд — учёбу, нужные интересы, работу — и потом гордиться (хвалиться, вещи нужно называть своими именами) им на глазах светской тусовки; выходить замуж не по любви и не по сговору, а по точному и дальновидному расчёту потому, что так легче жить. Почему бы и да? В кармане длинно завибрировал мобильный. Самое время для тёплых пожеланий спокойной ночи. Тэхён коротко глянул на мать, улыбнулся, извиняясь, и сделал широкий шаг в сторону, подальше от любопытных маминых глаз и ушей. Госпожа Ким лишь усмехнулась, со вкусом раскуривая коричневую сигарету с виноградным дымом. Но звонок был опять не от Чона. С дисплея на этот раз томно смотрел Минхо, кривя губы в высокомерной ухмылке. Блондин удивлённо цокнул — Минхо расщепился на атомы на две недели с их последней, не слишком дружелюбной, встречи: не отвечал ни на звонки, ни на сообщения — Ким хотел поблагодарить за подаренный альбом и засчитать принесённые им извинения. А теперь вот он, красавчик. — Слушаю тебя, хён. Отчего не спится этой тёмной ночью столь достопочтенному господину? — крутя в пальцах мамину зажигалку, иронично протянул Ким. Голос друга еле слышно шелестел из динамика, приходилось сильно напрягаться, чтобы разобрать слова. Настроение язвить и подкалывать куда-то резко улетучилось. — Минхо! Я почти ничего не понял. Что случилось? Изменение настроения сына уловила даже госпожа Ким, увлечённо листающая новостную ленту на дисплее телефона. Тэхён всё сильнее прижимал аппарат к уху, будто таким образом громкость могла увеличиться, и напряжённо щурился, прислушиваясь к собеседнику. Когда он начал беспокойно ходить вдоль машины туда-сюда, озираться по сторонам в поисках неизвестно чего и кого, госпожа Ким уверенно дёрнула его за руку, останавливая рядом с собой и упираясь в обеспокоенное лицо сына требовательным взглядом. То, что её это могло абсолютно не касаться, женщину не волновало от слова совсем. Наконец Тэхён сбросил вызов и непонимающе уставился на мать. — Что случилось? Ты чего мечешься? — Друг звонил, — нервно покусывая губу, отозвался Тэхён. Говорил он странно — словно на ходу переводил мысль с корейского на английский, потом на немецкий и обратно — ломано и малоосмысленно. — Я не понял до конца. Кажется, что-то с машиной, но и сам еле говорит. Нужна помощь. Не может до дома добраться. — Если нужна помощь — почему не вызовет скорую? Или эвакуатор? Такси? — скептично вздёрнула бровь мать. — Как-то я не успел поинтересоваться, — хмыкнул блондин. — Мам, ты извини, но мне нужно ехать. Он просил поторопиться. — Садись, — госпожа Ким щелчком отправила окурок в свободный полёт до круглой лужицы у парадного входа и изящно загрузилась на водительское сиденье. — Ты дольше ходить за ключами будешь. Я довезу быстрее. Говори адрес. Тэхён несколько секунд с сомнением смотрел на мать — не будь время дорого — ни за что бы не сел в машину с ней за рулём. Про бреющие полёты серебристого Лексуса по улицам Сеула слагали легенды уже не одно поколение офицеров полиции. Правда от крутого дрифта и залихватских погонь там не было совсем ничего. Скорее стремительный забег обезглавленной курицы — чего, куда, зачем — не ясно, одни рефлексы. Мысленно выкрикнув в чёрное небо отчаянную молитву, Тэхён уселся на пассажирское сиденье.***
Вырвиглазное красное купе отыскалось довольно быстро. Машина в гордом одиночестве на многие метры вокруг моргала аварийкой прямо под знаком, запрещающим стоянку. Зная мамину любовь к драме и её панические истерики по поводу и без, Тэхён распрощался с ней в машине, заверив, что дальше они разберутся сами: догадаются позвонить во все нужные службы, никакого самостоятельного геройства. Госпожа Ким для порядка с минуту гипнотизировала сына недоверчивым взглядом, но потом согласилась с разумными доводами и отчалила восвояси. Блондин обвёл взглядом округу — никого. Либо всех смыло очищающей стихией, либо народ попрятался глубоко в свои норки и, считая затишье временным, вылезать из них не торопился. Ещё раз глянув на пустую дорогу, Тэхён склонился к водительскому окну. Минхо сидел неподвижно, сложив руки на руле и уронив на них голову. Водительская дверь легко поддалась нажатию на ручку и красное крыло плавно взлетело вверх. — Минхо? — обеспокоенно позвал блондин, легонько тряхнув друга за плечо. Тот что-то тихо промычал и медленно откинулся на кресле, фокусируя мутный взгляд на Киме. — ТэТэ, ты извини, что я тебя выдернул… — заплетающимся языком просипел шатен. Его лицо имело «приятный» землистый оттенок, над губой и на лбу поблёскивали в свете фонаря бисеринки пота, чёрные мутные глаза смотрели будто из самой преисподней. — Отлично выглядишь, — Тэхён хмыкнул и нервно поёжился. — Что случилось? Вызвать скорую? — Ннн… — Минхо поморщился, глубоко вздохнул, облизал сухие серые губы и начал ещё раз. — Не надо скорую. У меня всё есть, — кивнул на соседнее сиденье, на котором лежал большой пакет с фирменным знаком — чашей, с обвитой вокруг ножки змеёй. — Я думал, что смогу до дома доехать, но что-то вот не получилось… — кисло попытался улыбнуться Минхо. Тэхён фыркнул и покачал головой, не оценив бесполезной попытки выдать мертвецкий оскал за улыбку. — Давай я помогу тебе выбраться, — Ким решительно потянул друга за руку наружу, осторожно поддерживая за поясницу. Шатен тихо забубнил что-то про то, что машину свою никогда не бросит. — Да никто её тут не оставит, — горестно выдохнул Тэхён. — Или ты предлагаешь мне к тебе на колени сесть, чтобы отогнать её к дому? Уверен, что спорткары для этого предназначены? Друг болезненно простонал, когда Тэхён перехватил его поудобнее, обходя машину, и бубнить перестал. То ли силы кончились, то ли спорить было не о чем. Пока Ким, стараясь быть как можно аккуратнее, усаживал его в пассажирское кресло, Минхо стискивал зубы и с усилием дышал через нос, а наконец устроившись с максимально возможным комфортом, прижал к груди свой аптечный пакет и прикрыл глаза. Тэхён же, стараясь не задерживаться, обдумывая и оценивая состояние друга, метнулся к водительскому месту. По нажатию кнопки под капотом мягко заурчал мощный двигатель и вспыхнули яркие фары, пробивая желтоватый полумрак перед собой. Яркое освещение дороги и тротуаров баловало главные улицы города, но стоило свернуть в какой-нибудь проулок или съехать на второстепенное ответвление — тут же вокруг сгущалась мягкая темнота, с размытыми световыми кругами от не очень мощных фонарей. Судя по всему, Минхо направлялся из редакции домой, когда его на полдороги скосило плохим самочувствием. Друг был человеком серьёзным и разумным — если утверждал, что помощь профессиональных медиков ему не требовалась и всё необходимое и так под рукой, значит, так оно и было, поэтому Тэхён спорить не стал. Чем быстрее он доставит их до квартиры, тем быстрее сможет помочь Минхо. Не ночью же под фонарём выяснять детали, рискуя заиметь проблемы за стоянку в неположенном месте. Машина быстро набирала скорость, чутко реагировала на управление и норов свой не показывала, блондин мог бы и мизинцем рулём управлять. От такой игрушки мало бы кто отказался. Плавный ход, а если утопить педаль газа в пол — приятно прижимает к креслу, аж дух захватывает. На торпеде вспыхнул экран телефона Минхо. Тэхён скосил взгляд от дороги на дисплей: набор цифр — номер не из записной книжки. Друг приоткрыл глаза, прищурился и, тяжко вздохнув, отвернулся к окну. Телефон беззвучно отзвонил положенные сорок секунд и погас. Через пять минут история повторилась — тот же номер (легко запомнить три шестёрки на конце), тот же прищур Минхо, тот же пропущенный вызов. И так все двадцать минут, пока блондин рулил по городу, сверяясь с навигатором — топографический кретинизм, да-да, тот самый, отличное дополнение к неуклюжести и наивности. Телефон продолжал светиться и вибрировать, пока Ким парковал хищного зверя на стоянке у жилого комплекса, в котором обитал главный редактор модного глянца. Никакого тебе пафоса самого модного района города и бешеной архитектуры. Элитно, но сдержанно, довольно удалённо от центра, ещё и с военизированной охраной. В таких местах живут люди, которые желают упрятаться как можно дальше от глаз окружающих. Тэхён одобрительно покачал головой — сейчас бы и он от таких апартаментов не отказался. Выгружался Минхо уже с меньшим энтузиазмом, чем полчаса назад, судорожно прижимая лекарства к груди, а в другой руке сжимая светящийся дисплеем смартфон. — Может, всё-таки ответишь? — осторожно спросил Ким, закидывая руку, ту, что с телефоном, друга себе на плечо, обхватывая того за талию и взваливая его не такой уж и хрупкий вес на себя. Минхо вновь болезненно застонал — видимо, прикосновения к спине доставляли ему немалый дискомфорт, если не боль. Тонкий чёрный свитер под пальцами показался влажным. — Неважно, — бросил шатен, мотнув головой. До седьмого этажа и входной двери в квартиру добрались почти без приключений, если не считать строгого охранника на входе, который потребовал у Тэхёна документы, без которых пропускать ночного гостя отказался наотрез. Спасло только предсмертное шипение Минхо и угроза, что самому охраннику придётся тащить его на себе до квартиры. Непреклонный страж сдался. Говорят, что дома и стены помогают. Минхо так точно. Буквально ввалившись внутрь, он довольно споро засеменил в направлении, как потом выяснилось, ванной комнаты, неизменно прижимая к себе пакет, и запер дверь. Тэхён наконец выдохнул, закрыл входную дверь и в нерешительности замер. Ну и дальше что? На услугах «пьяного водителя» вся его помощь и ограничилась? На предложение чем-нибудь подсобить, Минхо из ванной что-то невнятно простонал-пробурчал, но дверь не открыл. Если звуки ещё может издавать и шуршать целлофаном, значит жив. Сделав для себя такой логичный вывод, Тэхён отправился гулять по просторной студии. Уже знакомые стеллажи, статуэтки, безделушки, книги — всё те же характерные детали и мелочи, что наполняли и рабочий кабинет редактора. Блондин застыл перед яркой репродукцией незнакомого художника, умело подсвеченной профессиональными светильниками. Сам Минхо и то, что наполняло его жизнь, в последнее время всё чаще срабатывали для Тэхёна триггером. И он с готовностью на этот триггер вёлся. На длинной столешнице, разделяющей кухонную и гостиную зоны, вновь завибрировал и засветился смартфон хозяина квартиры. Ким с раздражением зыркнул в его сторону — нахрена так настырничать? Не ответили тебе раз, второй, третий, с чего ты решил, что ну уж на десятый или двадцатый ответят точно? Но телефон, будто среагировав на недружелюбные мысли, смиренно погас. Зато ожил дверной звонок. — Минхо! — Тэхён постучал костяшками пальцев по глянцевому чёрному пластику двери ванной комнаты. — Ты ждёшь кого-то? Или лучше не открывать? Из-за двери донеслось что-то вроде «если не открыть — дверь высадит», но Ким утверждать бы не взялся. Учитывая охрану внизу, можно было не сильно беспокоиться — вряд ли суровые сторожа элитного покоя пропустят абы кого. Сложив два и два, Ким пошёл открывать, а дёрнув ручку на себя, постарался вовремя подхватить челюсть, стремительно летящую на пол.***
Наверное, Тэхён ожидал увидеть на пороге кого угодно, даже Санта Клауса с мешком на плече и северными оленями за спиной. Но совсем не того, кого увидел. А ведь он уже несколько дней ругал себя за безалаберность и глупость — ну почему не обменялся номерами телефонов с Юнги? Будьте осторожны в своих желаниях — они имеют свойство сбываться. На освещённой площадке бледный, хмурый и злой стоял Мин Юнги, потирающий побелевшие костяшки пальцев, стиснутые в кулак, которыми минутой назад колошматил дверь. Надо отдать ему должное — удивлённым как Тэхён (читай как охреневшим) он совсем не выглядел. Бросив резкое «Долго ходишь», Мин отстранил загораживающего проём Тэхёна и быстро прошёл внутрь. Ким, находясь в лёгкой прострации, медленно закрыл дверь и поплёлся следом за неожиданным гостем. Юнги уверенно обошёл студию, по-хозяйски заглянул в несколько шкафов и не найдя искомого, остановился напротив Тэхёна. Кого в шкафах-то он искал? Минхо? — Ну? Где? — Эммм… — высокоинтеллектуально протянул Ким. Если сейчас бледный и злой Мин спросит где ключи от танка — Тэхён ломанётся их искать. И совсем не важно, что танки заводятся с кнопки. Эффект неожиданности себя ещё не исчерпал. — Я спрашиваю, где этот упрямый дятел, — терпеливо пояснил тот. Но на лице Тэхёна понимание даже не обозначилось, пришлось вносить основательную конкретику. — Который Минхо. До Тэхёна наконец дошло, что именно у него пытаются выяснить. Он, растерянно хмыкнув, указал на ванную. Больше Мин ничего спрашивать не стал. Зато быстро оказался рядом с дверью, тяжело грохнул по ней кулаком и (о чудо!), замок щёлкнул, впуская блондина внутрь, после чего щёлкнул вновь, блокируя дверь. Тэхён постоял ещё несколько минут посередине просторной комнаты, растёр для верности ладонями лицо, ущипнул себя, растёр уже саднящее и ноющее от щипка место, покачал головой, с трудом принимая действительность, и поплёлся к высокому стулу за стойкой — дожидаться явления народу странной парочки и объяснений. Явление свершилось минут через пятнадцать, в течение которых из ванной доносилось жалобное постанывание и раздражённое шипение. Первым вышел всё такой же злой Мин, скомкал в руках тот самый аптечный пакет и сунул его в мусорное ведро, пинком захлопывая дверцу. Следом за ним ковылял и хозяин квартиры, вымученно улыбаясь. Он неуклюже взгромоздился на стул рядом с Тэхёном и заглянул другу в глаза. — Кофе хочешь? Я сварю… — Сиди уже, сварит он, — грубо бросил Мин, всё же осторожно надавливая на плечи встающему Минхо. Когда тот послушно опустился обратно, Юнги со знанием экспозиции принялся доставать зерновой кофе, ручную кофемолку, турку и прочие баночки-скляночки, умело орудуя кухонной утварью. Тэхён вертел головой как флюгером, с любопытством разглядывая то одного, то другого. Спина Юнги на заинтересованные взгляды реагировала плохо, а Минхо и вовсе завесился длинной чёлкой и впал в кому, сгорбившись на стуле — не трогайте меня, я и сам тихо сдохну. Тэхён вытянул руку и легко прошёлся пальцами по спине друга. Тот от прикосновения дёрнулся, инстинктивно отодвигаясь, но Ким всё же успел нащупать тугие бинты под тонкой тканью свитера. — Ничего не хочешь мне рассказать? — буднично протянул Тэхён, в упор уставившись на редактора. — Я не знаю, с чего начать… — честно признался Минхо, пряча лицо в ладонях. Краснеющие кончики ушей, тем не менее, предательски выдавали его смущение. — Начни сначала, — посоветовал Юнги, не оборачиваясь. — Тебя же рисом не корми, дай только языком почесать. Я удивлён — как раньше-то всё не растрепал. — Юнги-я! — вспыхнул Минхо, грохнув кулаком по столешнице. — Я ничего никому не рассказывал! Ты сам сюда ввалился! Сам виноват! — Научись на звонки вовремя отвечать, — парировал Мин, всё так же размеренно занимаясь приготовлением кофе. Даже не обернулся. — Тогда никто к тебе вваливаться не будет. А на перевязку в больницу поедешь, как обычный смертный. Фыркнув что-то наподобии «подумаешь», Минхо плотно сжал губы и сощурился, сверля колючим взглядом спину блондина. Тэхён тактично кашлянул, напоминая о своём присутствии и пряча улыбку за ладонью. — И давно вы… Пока Ким медленно проговаривал свой вопрос, Минхо вдохнул поглубже, задержал дыхание, как перед глубоким нырком, и выдохнул весь объём воздуха из лёгких вместе со словами: — Мы вместе уже два года. — … подружились? — по инерции закончил Тэхён, проглатывая окончание. Ну что ж, шок-контент — он такой: всегда неожиданно, всегда не к месту. Вот теперь всё становилось на свои места — странное поведение Минхо каждый раз в присутствии Юнги; неясная природа расположения к Тэхёну самого Мина; их неслучайные «случайные» встречи то тут, то там. И вроде бы это было совсем не его дело, с кем, когда и почему встречается его друг, но ощущение, что его держат за идиота, никуда не девалось. Наоборот, разрасталось и утверждалось в своей истинности, заставляя скрипеть зубы и трепетать крылья носа в приступе пока немого раздражения. Лучше бы сейчас Минхо оставался самим собой — надменным, высокомерным и саркастичным. Хоть поорали бы друг на друга от души. Но нет — развернулся на своём стуле лицом к Киму, обхватил себя руками и смотрел побитой собакой из-под густой чёлки. А вот второму виновнику шекспировской трагедии, казалось, вообще до фонаря, что происходит вокруг. Юнги разлил по двум чашкам ароматный дёготь кофе, поставил одну перед Минхо, вторую — перед Тэхёном, вытянул из внутреннего кармана кожаной куртки плоскую флягу, отвинтил крышечку и сделал небольшой глоток. — Будешь? — вопрос задавал только Киму, протягивая фляжку. На вопросительный взгляд Минхо — бросил перед ним на стол блистер с таблетками. — У тебя диета с антибиотиками, перебьёшься. — Коньяк? — дёрнув носом и сморщившись, уточнил Тэхён. — Ну извини, карамельный латте в такие ёмкости не разливают, — усмехнулся Мин, щедро вливая в чашку резко пахнущую жидкость. Тэхён невесело хмыкнул, проглатывая сразу половину и обжигая язык. Удивительная осведомлённость Юнги тоже потеряла ореол тайны. Вот же засранец. Оба. — Злишься? — осторожно спросил Минхо. — На что? — дёрнул бровями Ким. — Это ведь твоя личная жизнь — хочешь твори, хочешь вытворяй. Почему только не сказал мне? Я сейчас чувствую себя полным придурком… — Можно подумать, ты мне всё сразу рассказал, — кофе Мина творил чудеса — из-под завесы чёлки уже смотрел привычный Минхо, кривящий губы в усмешке. И как раньше-то не догадался — внешне Минхо и Юнги было трудно даже представить вместе, очень уж они отличались друг от друга. Но если присмотреться к ним со знанием дела — сразу бросались в глаза общие ужимки и гримасы. Два года — срок не малый. — Если бы не та ночь в клубе — сам бы молчал до последнего. — А что там было? Я много пропустил? — вклинился Мин, выдавливая из блистера таблетку и протягивая её вместе со стаканом воды Минхо. — Ты не говорил? — мрачно спросил Тэхён, косясь на друга. Тот отрицательно покачал головой, закинул в рот кругляш таблетки и запил водой. — Я сплетни не собираю, — закатил глаза Юнги. — Не лучшее сейчас время для болтовни, да? Надо всем успокоиться, осознать и перестать дуться, — весело подмигнул Тэхёну, убирая фляжку обратно во внутренний карман. — Наверно, лишним будет говорить, что всё это должно остаться между нами? — Конечно, — кивнул Ким, допивая коньяк с кофе — мешал напитки Юнги отменно. — С тобой уже всё в порядке? Минхо согласно кивнул, кисло улыбаясь. — Тогда я оставляю тебя в надёжных руках и могу ехать домой. Тэхён мягко сжал плечо друга, поднимаясь на ноги. Ни хозяин квартиры, ни его гость провожать Кима не торопились. Юнги кривил рот в своей стандартной усмешке и лукаво глядел на блондина. — И на чём ты собрался ехать? Тэхён похлопал себя по карманам в поисках ключей от Ауди. Вовремя вспомнилось, что ехал он сюда на машине Минхо. Взять с собой карту или наличность, провожая маму до первого этажа, как-то и в голову не пришло. Телефон же на прикосновение не отозвался — зарядка окончательно сдохла. Часы на стене показывали половину второго, мозг на это реагировал соответственно — медленно и неторопливо шевелил извилинами. Ким никак не мог сообразить, что ему теперь делать. — Вы все беспомощны как дети, — покачал головой Юнги, отталкиваясь от кухонной тумбы, на которую опирался, и направился к двери. — Поехали. Подброшу тебя до дома. — Ты же пил… — растерянно пробормотал Тэхён, плетясь следом. — Я тебе больше скажу, — хохотнул Юнги, выходя на площадку, — я ещё курю и сексом занимаюсь. Дитя порока. За мою грешную душу беспокоишься? — Скорее за свою жизнь, — тускло заметил Тэхён. Они уже спускались в лифте на первый этаж. — Ха, ей ничего не угрожает, поверь на слово.***
Ким уже ничему не удивлялся, когда Юнги уверенно шагал по парковке к красной Селике Минхо, крутя на пальце второй комплект ключей от Тойоты. Тэхён оставил первый на столе у дивана, и никто к ним не подходил. На этом же почему-то был прицеплен небольшой фирменный брелок Мазды. Конспирология у этих двоих обретала какие-то невероятные масштабы. Юнги привычно уселся за руль, подстраивая зеркала и кресло, меняя волну радио. Тэхён же вдруг спохватился. — Ты оставишь его одного? После всего?.. — Я ненадолго. Подвезу тебя и вернусь, — пообещал Юнги, выруливая с парковки. — У Минхо низкий болевой порог, может сознание потерять даже от незначительной травмы. Сегодня ты примерно это и видел. Но на самом-то деле уже ничего страшного и нет. Лекарства он принял, спину я обработал и перевязал. Не волнуйся. Адрес какой? В голове вяло проползла зловредная мысль «Значит про латте и бизнес ты знаешь, а про адрес ни сном, ни духом?». Но выговаривать столько слов подряд, с интонацией и посылом, уже не хотелось. Оказалось, что с самого маминого приезда внутри скручивалась пружина нервного напряжения, которая сейчас замерла в ожидании. В какой момент времени сел телефон? Вернулся ли домой Чонгук? Если да, то объяснять, откуда Тэхён вернулся в два часа ночи с выключенным мобильником и лёгким фоном, придётся очень быстро. Сам он в прошлый раз не церемонился. Время уже мало что решало — просить Юнги притопить педаль газа будет и глупо, и не безопасно, плюс-минус полчаса погоды не сделают. Оставалось только убивать время разговорами. — Я живу в центре. Ткну пальцем, когда будем близко. Что с его спиной? — Тэхён искоса наблюдал за неожиданным водителем. Юнги вёл машину уверенно, смотрел только на дорогу, а информацию выдавал безэмоционально, монотонно, будто инструкцию к блендеру начитывал. — Споткнулся о Картье, когда перешагивал через Лагерфельда, — хмыкнул Мин, кривя уголок рта. — Производственная травма. Сам у него потом спросишь. — У тебя есть медицинское образование? Обработка, перевязка — не каждый сможет… — У меня есть бесценный опыт, — вроде и звучало, как мрачная шутка, но уголок рта вернулся к прямой линии сжатых губ. Юнги бросил на пассажира короткий взгляд — Тэхён ждал продолжения. — Мне пришлось всему этому учиться в юности. Нужно было ухаживать за… близкими. А когда нет возможности нанимать профессионалов, учишься в два раза быстрее. Так что, в каком-то смысле, у меня есть медицинское самообразование. — Ясно, — пробормотал Ким. Юнги растерял весь свой юморной задор и разговорчивость. Будто режим сменил: с добродушного балагура на колючего интроверта. Тэхён больше спрашивать ничего не стал. С трудом устроил длинные ноги в не слишком просторном салоне, откинулся на подголовник и уставился в окно, цепляясь взглядом за пролетающие мимо белые пятна фонарей. Коньяк, ночь и усталость брали своё — он начал дремать с открытыми глазами. Когда почти в тишине — радио играло на грани слышимости, белым шумом — щёлкнула металлом зажигалка, Тэхён чуть вздрогнул. По салону поплыл резкий запах табака с фруктовыми примесями. — Ты не куришь? — Ким был почти уверен — Юнги спрашивал у лобового стекла. По крайней мере смотрел он по-прежнему только на него. — Нет, — мотнул головой Тэхён. — Не вижу смысла. — Курение сближает людей, — усмехнулся Мин. — Выходишь в курилку, разговор сам собой завязывается, темы общие находятся. Контактами успеваешь с людьми обменяться. — Что? — Что «что»? Наверное, уже несколько дней думаешь, что я тебя опрокинул с инвесторами? Позвонить мне не можешь, где искать — не знаешь. — Да как же, — соврал Ким. — Тебя искать не нужно, ты появляешься сам. Как сегодня, например. Юнги снова усмехнулся, но уже мягче. — В совпадения не веришь? Правильно делаешь. Но я тебя не обманывал. Мои толстосумы готовы встретиться. Скажем, в понедельник? Часов в десять утра? — Тэхён согласно кивнул. — Встретишь, приветишь, на удобные для себя условия разведёшь. Я уж с ними не поеду, сам понимаешь. Контакты секретаря я им оставил — всё же официально. А дальнейшее зависит только от тебя. — Я понял, спасибо. Я твой должник? Юнги махнул рукой — в темноте мелькнула красная искра тлеющей сигареты. Небрежный жест — какой долг, пустяки в несколько миллионов, даже говорить не о чем. Тэхён не был наивным настолько — в мире их бизнеса никто никому просто так не помогал, каждая услуга была обоюдовыгодной, пусть одна из сторон могла об этом и не догадываться. Он ещё тщательно проверит, что это за люди, откуда они и чем дышат. Отказаться от сотрудничества можно в любой момент. Красное купе, тем временем, уже неслось по Канамгу, лихо обгоняя ползущие машины. Дождь, закончившийся два часа назад, прибил к земле даже отъявленных гонщиков, а прохожих и вовсе не было. До квартиры оставалось ехать несколько кварталов, но Тэхён физическии ощутил необходимость пройтись немного пешком: подышать пропитанным влажностью воздухом, размять затёкшие ноги, проветрить голову. Юнги на эту просьбу только плечами пожал и припарковался у светящегося огнями торгового центра. — Будь осторожен, — на прощание бросил он. — Топай быстрее и отзвонись Минхо, иначе он мне плешь проест. И укатил в обратном направлении, взвизгнув шинами по мокрому асфальту. Ким глубоко вдохнул, сунул руки в карманы широких брюк и не спеша зашагал в сторону дома. Через двадцать минут пришлось признаться хотя бы самому себе, что топографический кретинизм неизлечим — то, что казалось парой кварталов, на деле вытянулось в длинную прогулку. Сглазил Юнги, топать теперь приходилось и правда быстро. Над головой сверкнула яркая вспышка молнии и почти сразу грохнул раскат такой силы, что зазвенели стёкла витрин магазинов и заголосили сигнализациями припаркованные у обочины машины. А через минуту кто-то наверху крутанул вентиль и вновь пустил холодный душ, который щедро хлынул за шиворот. Тэхён мысленно проклял свои гениальные идеи и прибавил шаг. Бежать под таким дождём не было смысла — промокнешь уставшим. На ходу вспоминались сцены из романтических мелодрам, которые так любил зануда Чонгук. В них часто все самые милые моменты с поцелуями, признаниями и прочей дребеденью, выпадали именно на такой погодный беспредел. Только блондин сейчас понять не мог, о чём ещё можно думать, когда по спине льются ручьи холодной воды, волосы лезут в глаза, одежда, насквозь мокрая, неприятно липнет к телу, а телефон, наверное, всплывёт теперь только на третьи сутки. Тухленькая романтика, ну на фиг. Сколько он так шагал — представить трудно, Киму казалось, что вечность. Впереди, в пелене дождя нарисовался неясный силуэт. Подходя ближе, Тэхён разглядел зонт. А минутой спустя из-под него высунулась рука и дёрнула блондина за ворот кардигана под спасительное укрытие…***
Когда офис становится родным домом, пора задуматься — а правильно ли ты в жизни расставил приоритеты? Стоит ли оно того? Или выбранная дорожка давно свернула в густую чащу бурелома, а ты всё прешь по ней, спотыкаешься, сбиваешь ноги и царапаешь лицо ветками, но признаться себе, что что-то давно идёт не так, не можешь. Ну, как же, выбирал направление сам, заблудился тоже сам, самостоятельность уровня «Бог». Внутренний монолог на повторе прокручивался в голове голосом Джина уже порядка нескольких часов. Сокджин давно самоназначился на роль проповедника в жизни Чонгука, что топит за счастье, любовь, семью и мир во всём мире, а потому подобные темы (риторические в большинстве своём — как только в голове актёра начинали трезвонить колокола, призывая к очередной пламенной моралисткой речи, Чон успешно делал вид, что плохо понимает родной язык) всплывали в их общении довольно часто. Сегодняшним вечером, правда, Джин трепал нервы кому-то другому и где-то не здесь, но подсознание подсовывало именно его высокий и насмешливый голос в качестве внутреннего. Чонгук от бредовых размышлений отмахивался. Он-то как раз сейчас всё делал правильно — сдвигал курс приоритетов с привычного на сумасшедший и маловразумительный, но страшно желаемый. Перед смертью не надышишься, а вот он перед отъездом старался и надышаться, и все дела переделать, и настрочить наставлений и руководств на двухстах страницах для Минхёка, что оставался за главного на период отсутствия босса. Отец только одобрительно присвистнул, когда сын изъявил желание прощупать почву для открытия филиала в штатах. Это уже не Китай и Япония, это совсем другой уровень. Другая страна, другой менталитет, и, кто как не Чонгук, мог с этим справиться лучше других. Благословение было дано. Шли последние несколько дней рабочей суматохи перед отъездом. Чон потерял счёт количеству проведённых встреч и переговоров, подписанных бумаг и проверенных отчётов. Купленные билеты и оформленные визы уютно устроились во внутреннем кармане дипломата, который Чонгук старался постоянно краем глаза контролировать и дальше нескольких метров от себя не отпускать. Тэхёну он ещё ничего не сказал. Конкретные даты они не обговаривали, а вот, что у Кима могут быть и свои дела — как-то и в голову не пришло. Попросту там не поместилось от избытка разнообразной информации. Чонгук, крутанув в пальцах тяжёлую металлическую ручку, взялся за следующую папку с личным делом. Две Пизанские башни из идентичных папок громоздились перед ним на столе. Чон стаскивал себе одну из правой стопки, тщательно изучал и перекладывал её в левую, делая пометки на рабочем листке. Размеры башен всё никак не хотели меняться — всё та же идиотская тема с наполовину пустым или наполовину полным стаканом воды. Да какая разница, в конечном счёте? Если отбросить эмоциональный аспект — меньше работы или больше не станет, всё та же половина. Напротив Чона, вытянувшись в кресле, полулежал Минхёк, воспалёнными глазами через мерцающие хамелеоны линз просматривающий очередной отчёт. За окнами вспыхивали молнии и грохало так, словно национальная гвардия проводила учебные манёвры прямиком на главных улицах города. Из-за свинцовых туч и бесконечного водопада по стёклам определить на глаз время было невозможно — стемнело около шести, а вот сколько прошло с тех пор времени — один час или пять часов — Чонгук бы гадать не решился. А он и не гадал, закопавшись в рабочих бумажках — к вопросу полугодовой премии для сотрудников он подходил с извращённой педантичностью, штудируя личные дела сотрудников. Юридический отдел, кстати, всё никак не попадался под руку. Не иначе предатель Минхёк сунул его в самый низ стопки, в надежде, что до них и дело не дойдёт. Кто бы ещё его заботу оценил. Чон отложил папку в левую стопку, хлебнул остывший кофе из большой кружки и потянулся за новым личным делом, как дверь в кабинет широко распахнулась. Совпало это как раз со вспышкой за окном и громовым раскатом. Брюнет судорожно икнул, глядя на эпичное появление Ким Сокджина. Помяни чёрта, и он тут же нарисуется, сверкая голливудским оскалом и стряхивая воду с зонта, размером с крыло птеродактиля. — Гукки! А ты как носок, да? Чон продолжал с каменным лицом насверливать взглядом отверстия в фигуре друга, который наконец развернул свою туристическую палатку, под которой прятался от дождя, заливая ковролин, скинул плащ и, уперев кулаки в бока, уставился притворно-возмущённым взглядом на друга. Чонгук поочерёдно моргнул каждым глазом и вскинул вопросительно бровь. К дьяволу приветствия, вопрос в другом — куда смотрит охрана на входе? Не то чтобы он был не рад, но время-то уже, наверное, давно не рабочее, тем более для посетителей… — Ты эту шутку не слышал? — удивился актёр. — Тебя легко потерять и невозможно найти! — и заржал как породистый жеребец, запрокинув голову. С кресла против стола донеслось какое-то неясное кряхтение. Чонгук покосился на Минхёка — тот вовремя спрятался за свои листки и, кажется, теперь старался даже не дышать. Шутка, несомненно, была настолько же смешной, насколько и уместной. То есть совсем нет. Но это же Джин. — Ты опять про меня забыл! — обвинительно наставив на Чона указательный палец, грозно воскликнул Джин. — Я прождал тебя два часа на неудобном диване в холле твоей лакшери-многоэтажки! Два! Выпил пять чашек чего-то там! Расписался разве что не на груди у менеджера! А ты тут даже и в хрен не дуешь! И слава Богу, но всё же! Для пущего эффекта актёру следовало бы потопать ногами и надуть губы, чтоб уж наверняка произвести нужное впечатление. И Чонгук этого всерьёз ожидал. То ещё зрелище — капризный тридцатилетний ребёнок, ростом под два метра и размахом плеч почти в метр. — Если ты не заметил — мы работаем, — выразительно глядя на разложенные на столе документы, осторожно начал Чон. — Ха, смени пластинку, друг мой! — отмахнулся Джин, шаря глазами по кабинету в поисках уютного местечка для себя. Скептично цыкнув на диван — а в прошлый раз он категорично требовал заменить его на что-то более мягкое и удобное, — подтянул ногой к себе второе кресло и устроился рядом с не подающим признаков жизни Минхёком. — Вы уже должны Рокфеллеров нагнуть с таким рабочим рвением. Кстати, — спохватился Ким и извернулся, засовывая любопытный нос за листки отчётов своего соседа. — О, а кто это у нас тут? Верный Санчо Панса? Вечер добрый, господин Лим! Минхёк дёрнулся, откатываясь в кресле назад, и что-то задушено проскрипел в ответ. — Итак, Чонгукки, ты в свою поездку надолго собираешься что ли? — невинно хлопая ресницами, продолжил Джин. — Потому что, судя по твоему графику, вы тут стратегию на год вперёд прорабатываете. Ты мне так парня загонишь, — кивая на Минхёка, покачал головой актёр, — останется только пристрелить. А не хотелось бы, знаешь ли. Какой Вы, однако, господин Чон, эгоистичный и черствый руководитель… — Со мной всё нормально, — недовольно подал голос секретарь. — А кто спорит? — хмыкнул Джин. — Красные глаза и тёмные круги под ними сейчас в трендах. Этакий вампирско-наркоманский шик… Очень сексуально. — Мы твой тонкий намёк уловили, сейчас закончим, — усмехнулся Чонгук, потягиваясь в кресле и разминая затёкшую шею. — Это не намёк, родное сердце, — хитро сощурился актёр. — Намекать уместно было два часа назад. А вот когда на часах полночь — я готов отхреначить тебя твоими папками и взывать трудовую инспекцию. Рабство, вроде, давно отменили… — Сколько ты сказал время?! Чонгука запоздало накрыло пониманием. Джин звонил днём и приказал ждать его царского явления к десяти вечера. Персона Чона его мало трогала, а вот домашний кинотеатр, на котором он скрупулёзно рассматривал раскадровку своих рекламных роликов и фильмов, интересовал его куда больше. Когда-то Чонгук спросил друга — а не проще ли купить себе огромную плазму и нарциссировать в своё удовольствие, не выходя из дома и в любое время дня и ночи. Джин в ответ лишь пожал плечами — к чему такие траты, когда у него был такой гостеприимный Чонгук. Следом пришло новое осознание. Джин приехал к десяти, прождал два часа (возить с собой свой комплект ключей, видимо, религия не позволяла), заехал за потерявшим счёт времени Чоном в офис… Чонгук дёрнул рукой, вытряхивая браслет часов из манжеты рубашки и разглядывая циферблат. Как же так… Половина первого ночи. Следующий взгляд метнулся к телефону. Тишина. Ни звонков, ни сообщений, чёрный мёртвый экран. Разрядился. — А ты… — Чонгук замялся, пытаясь на ходу сообразить, как лучше и аккуратнее узнать не заходил ли Джин к Тэхёну. Тот бы и ключи дал, да и компанию составил. Джин театрально закатил глаза. — Ну конечно, я же не идиот! — от объёма сарказма и снисходительности в тоне, идиотом себя почувствовал Чонгук. — Но сегодня явно не мой день — всё мои знакомые меня игнорируют: не отвечают ни на телефонные звонки, ни на дверные. Пока Джин продолжал причитать, брюнет дёрнул ящик стола, вытягивая на свет заряженный аккумуляторный банк, подключил к смартфону и, нетерпеливо барабаня пальцами по столешнице, дождался пока аппарат откликнется на кнопку включения. Но сообщения не высветились и после загрузки. Набирая номер Тэхёна, Чон уже нервно покусывал щёку изнутри. Электронный женский голос не заставил себя долго ждать — аппарат абонента выключен, а может и находится вне зоны действия сети, а может разряжен, а может его сожрал сказочный пегас и ускакал на своих радужных копытах в сторону Нетландии. Чонгук скрипнул зубами и быстро защёлкал сенсорными кнопками, выискивая в телефонной книге номер менеджера их жилого комплекса. Конечно, тот не обязан никому говорить по телефону на месте ли тот или иной жилец, да и он может быть не в курсе, если Тэхён, например, спускался на лифте сразу на парковку, но вдруг… — Гукки, не суетись, там никого, я узнавал, — с интересом следя за манипуляциями Чона, сказал Джин. — Езжай-ка ты домой. Сегодня у меня уже нет настроения для киносеансов. Чонгук окинул растерянным взглядом захламлённый стол, пока руки неосознанно рассовывали по карманам пиджака и дипломата телефон, документы, ключи и тому подобное. — Харэ озираться, — поторопил Джин. — Мы тут с твоей незаменимой доброй феей всё приберём в четыре руки. Иди уже! Чонгук благодарно кивнул, широким шагом пересёк кабинет и скрылся за дверью. Джин готов был дать руку на отсечение, что шаги по приёмной стучали уже чаще и дробнее — грозный начальник, захлопнув створку, рванул на парковку с низкого старта, Усейн Болт бы не догнал. И когда это непробиваемый Чонгук стал таким чувствительным и нервным? Тэхён ему определённо нравился — в его руках друг начинал оттаивать, превращаясь из механического бизнес-монстра в живого человека, способного чувствовать и переживать за других. Не за всех, конечно, но и этого на первое время хватит. Джин усмехнулся своим мыслям и посмотрел на Минхёка. Тот, скрестив руки на груди, сканировал его злобным взглядом. — Что ты лыбишься? — проскрипел Лим. — А что мне, плакать что ли? — дёрнул бровью Джин, потянулся, поднялся с кресла. — Тирана я выгнал, теперь стоит отправить домой его преданного вассала. Завтра тут разберётесь. Собирайся домой. — Ты указываешь мне, что делать? — предупреждающие нотки в голосе звучали бы куда убедительнее, если бы его хозяин не пошатывался, вставая на ноги. — Это называется «забота», — тепло улыбнулся Джин. — Я заботливый, понимаешь? Смотрю сейчас на тебя, и сердце кровью обливается. Ты на приведение похож, а я готов Чонгука — трудоголика грёбаного — прибить. Отвезти тебя домой? — Ты не умеешь водить машину, — фыркнул Минхёк. — Я умею вызывать такси, — широко улыбнулся Джин, поправляя Лиму галстук и разглаживая ладонями мнимые складки на белой рубашке. Минхёк настороженно за ним наблюдал, но руки не отбрасывал. После их почти-секса, за прошедшие с тех пор две недели, Джин феерично демонстрировал на наглядных примерах, что он «гораздо лучше собаки», не говоря уже о Чонгуке. Мало того, что в тот вечер он Минхёка не выгнал, как есть, домой — мокрого, растерянного и страшно виноватого, — так ещё и накормил ужином, вызвал такси, проводил на нём же до дома, легко коснулся щеки губами, прощаясь, и уехал. Но и потом он и не подумал пропадать с радаров. Стабильно присылал жизнерадостные сообщения, желая хорошего дня или справляясь о здоровье. Несколько раз заезжал в офис, якобы к Чонгуку, только по странному стечению обстоятельств всегда в его отсутствие. Оставался ждать друга (никогда не дожидаясь), порхал по приёмной, развлекая шутками и заражая хорошим настроением всех сюда входящих. Кроме самого Минхёка, которому не было весело. Его снедало чувство недосказанности и настороженного ожидания. Что задумал Джин? Чего он добивался своими действиями? Утопить Минхёка в чувстве вины? Продемонстрировать всё лучшее в себе? Всё это выходило у него отменно. Жених что надо, бери не глядя. Но ему ведь не надо? — Давай начистоту, — упрямо исподлобья смотря в глаза Джину, проскрипел Лим. — Сначала идиотское условие, потом свидание, потом твоё оскорблённое эго, а теперь две недели ты делаешь вид, что ничего и не было никогда. — Ты забыл упомянуть умопомрачительную ночь любви, — самозабвенно закатывая глаза и блаженно улыбаясь, напомнил Джин. — Прекрати это так называть, — поморщился Минхёк. Ким невозмутимо пожал плечами — чужое мнение его мало волновало, толстокожести можно было только позавидовать. — В какие игры ты играешь? Мне твоё фиглярство удовольствия не приносит. Давай уже разговаривать как взрослые люди. Что тебе от меня нужно? — А слепота и тупость твоего начальника, оказывается, заразны, — хохотнул Сокджин. — Надеюсь, не половым путём передаются? — Чего? — ощерился Минхёк. На самом-то деле он стратегию Кима просчитывал как свою собственную — настолько всё было прозрачно. Напор и ураганная самоуверенность актёра могли снести кого угодно, и даже Лим уже кренился под этим напором. Но глубоко проросшие и укрепившиеся в чужеродной почве мощные корни безответной привязанности держали крепко, намертво. А Джин, всё это прекрасно зная, продолжал расшатывать глухую стену чувств Минхёка, настойчиво разбирать её по кирпичикам. — Во-во, я именно об этом, — энергично закивал Джин. — Оба стали тупенькие, как два сапожка. Может, Чон тебя с собой в штаты потому и не берёт? Запал угас, соображаешь туго — больше вреда чем пользы от тебя будет. Минхёк молчал, скрипел зубами, щурился и никак не мог решить, что лучше сделать сначала — двинуть наглому козлу в челюсть или обойтись малой кровью и просто послать к чёрту? Он не успевал подстраиваться под переменчивость настроения Джина. Слишком внезапны и резки были переходы от комплиментов и шутливых глупостей к откровенным оскорблениям и сарказму. Вроде бы Джин и сам ещё не решил, как он к Минхёку относится, а потому примеривался на ходу. — О да, именно такого эффекта я и добивался, — актёр всплеснул руками и прижал их к груди, отступая от взрывоопасного собеседника на шаг назад, и склонил голову к плечу, рассматривая. — Я уже говорил, что когда ты злишься — становишься просто неотразим? А твоя наивность меня умиляет — разве можно в который раз подряд так легко вестись на то, что я говорю? Мальчик-одуванчик! Минхёк зашипел разозлённой змеёй и метнулся к Киму, хватая того за грудки и хорошенько встряхивая. Джин даже бровью не повёл — всё так же улыбался, открыто и нагло глядя в глаза. — Ну, а дальше-то что? — понизив голос, проникновенно спросил Джин. Даже руки не поднял, чтобы попытаться высвободиться из захвата. — Ударить хочешь? Джин откровенно насмехался. Минхёк же хотел не просто ударить, а дотащить до стены и выбить из этой красивой, но такой дурной головы всю дурь, какая только там помещалась. Пусть лучше в ней — в голове — будет пусто и легко, чем вот это вот всё. Перестанет этот пижон улыбаться, когда его голливудский оскал будет крошиться об офисную гипсокартоновую стенку? Ему всё ещё будет весело, если протащить эту довольную рожу по заваленному папками и бумагами столу? Указан ли в его актёрской страховке случай избиения степлером? А монитором? В голове Лима красочной вереницей проносились разнообразные насильственные варианты, а он продолжал тупить, выбирая один из, Джин незаметно обхватил его рукой за талию, вторую устроив на затылке. И пока в глазах напротив плескалось смятение, подался вперёд и поцеловал. Минхёк болезненно простонал. Он сдался, даже не попытавшись бороться, отвечая на поцелуй и вцепляясь в Джина мёртвой хваткой. Ким со своими поцелуями всегда был не вовремя и не к месту, но отказывать ему почему-то уже не получалось. Каждый раз на то были причины. Сегодня, к примеру, это, несомненно, была усталость. И в ушах шумело именно из-за неё. Потому Минхёк, увлечённый процессом и с каждой секундой стремительно теряющий самообладание, не услышал, как тихо приоткрылась дверь в кабинет; не заметил, как его начальник застыл на пороге с открытым ртом, держа двумя руками расстёгнутый дипломат; не почувствовал, как одна рука Джина выпуталась из волос на затылке и выразительно замахала Чону, выпроваживая того из собственного офиса; и, наконец, не видел совершенно идиотскую улыбку Чонгука за закрывающейся дверью и торжествующего взгляда Сокджина. Да и не всё ли равно?***
Ким охнул от неожиданности и изумлённо уставился в чёрные глаза Чона. Где-то в глубине космических далей почти незаметно мелькнуло облегчение и беспокойство, которые быстро затопила яркая злость. Чонгук смотрел неотрывно, стиснув челюсти и выжимая воду из мокрого ворота сжатым кулаком. Тэхён растерянно улыбнулся, старясь перебороть в себе инстинкт, что прямо-таки орал — беги сейчас же, не то утопят в ближайшей луже. — А что ты тут делаешь? — проблеял блондин, мягко обхватывая холодными руками горячую ладонь брюнета. — Даже не знаю, — прищуриваясь, протянул Чонгук, склоняя голову к плечу. — Решил после восемнадцатичасового рабочего дня прогуляться в тайфун? Как тебе такой вариант? — Звучит не очень правдоподобно, — честно признался Тэхён, стараясь заглядывать в глаза напротив как можно жалостливее. — Тогда, может, другой: ищу своего, сгинувшего хер знает где, парня? Представляешь, приезжаю домой после часа ночи, а его нет, телефон выключен, машина на стоянке. Ни записки, ни звонка, ни сообщения. Я близок к убийству. Что бы ты делал на моём месте? — Я бы волновался… — просипел Тэхён. — А мы похожи. Именно этим я и занимался, — в голосе Чона пел металл, он распалялся с каждой фразой. — Потом мне позвонил твой друг. Сказал, что тебя должны были уже довезти до дома, но в твою неумную голову пришла идея прогуляться. Поскольку я знаю, насколько далеко торговый центр, у которого ты высадился, то пошёл тебе навстречу с зонтом. Скажи мне — ты идиот?! Блондин жевал верхнюю губу, прикидывая прилетит сейчас слева или справа? Чонгук был правшой, но как раз правой рукой он сжимал ткань кардигана, а вот в левой был зонт на металлической ручке. Куда ни плюнь — везде очень болезненно. — Меня мало кто может вывести из себя и обычно для этого требуется много усилий и времени, но ты бьёшь все рекорды! Куда тебя понесло на ночь глядя? Почему ничего не сказал? Даже если села зарядка, ты не мог позвонить с другого номера? О чем ты думал-то, придурок? Дождь шумел, барабаня по нейлону купола зонта и по асфальту, разбиваясь крупными каплями. Чонгук орал во всю мощь своих раскачанных лёгких, сверкал молниями из глаз, не хуже грозовых, и тряс Тэхёна за грудки, рискуя вытряхнуть из того душу. А блондин завороженно переводил взгляд от чёрных глаз к шевелящимся губам и обратно, и расплывался в идиотской прямоугольной улыбке. Лицо Чона вытянулось от такой неуместной реакции. Ким должен был уже сжаться в малюсенький комочек и пищать, прося пощады и оправдываясь, а он лыбился как умалишённый. Почему как?.. он и есть. — Что ты скалишься? — выдохнул Чонгук, притягивая Тэхёна к себе. — Я так счастлив, — неверяще качая головой, выдавил блондин, обхватывая ладонями лицо Чона. — Можно я тебя поцелую? — Чего? — вытаращился брюнет. А Тэхён качнулся вперёд, ловя чужие губы своими и закрывая глаза. Чонгук замер, даже дышать перестал, несколько долгих секунд переваривая происходящее. Пальцы медленно разжались и привычно легли на затылок Кима, прижимая ближе, теснее. Ни один не обратил внимание, что и зонт уже лежит под ногами, а холодные капли колошматят по голове, плечам и спинам, не встречая никаких препятствий. Тэхён улыбнулся в яростный поцелуй, которым терзал его губы Чонгук. Он передумал. Была чёртова туча романтики в поцелуях под дождём, в объятиях под дождём, да в чём угодно под дождём, лишь бы это было с Чонгуком, который совсем забыл, что они стоят посреди улицы в центре города. Внутри всё клокотало от восторга и вседозволенности. Блондин вывернулся из жёсткого захвата и проехался языком по подставленной шее. Чон предсказуемо простонал, стискивая руки и вдавливая Тэхёна в своё тело. Тот издевательски хихикнул на ухо. — Работа круче секса, говорил он. Я монах и воздержание моё всё. Да, Гукки? И как оно теперь? Чонгук в ответ что-то невнятно прорычал, двигая бёдрами и недвусмысленно намекая, что ничего такого он никогда не имел ввиду. Тэхён снова положил ладони на щёки брюнета и мягко, но настойчиво отстранил его от себя — аура Чона быстро меняла окрас с лёгкой эротики на гораздо более высокий рейтинг. — Чонгукки, мы всё ещё на улице. Тебя ничего не смущает? — Да тут кроме таких дураков, как ты, никого нет. Умные дома сидят, — недовольно пробурчал Чон. — А ты? — А я вышел только потому, что надо было своего дурака под дождём найти. Вот и нашёл. Пойдём домой, — Чонгук поднял уже бесполезный зонт с асфальта, обхватил Тэхёна одной рукой за плечи и развернул в нужном направлении. Оказалось, что идти оставалось совсем немного. Через десять минут они уже заходили в светлый и сухой холл первого этажа. Тэхён кланялся и благодарил менеджера за два махровых полотенца, которые им всунули в руки на входе. Либо это была чуткая забота местного персонала о своих промокших жильцах, либо забота о чистых мраморных полах, которые эти мокрые жильцы могли залить по самый плинтус. Мелочь, а приятно. Пока лифт плавно поднимался на тридцать первый этаж, Тэхён активно отжимал полотенцем волосы, а Чонгук стоял напротив и качал головой, наблюдая за этим бестолковым чудом. Тихо звякнул сигнал и створки поехали в стороны, но не успел Тэхён сделать и шага, как Чон быстро нажал две кнопки –закрытие дверей и PH — и кабинка продолжила свой путь наверх. На недоумённый взгляд блондина, он пожал плечами. — У меня две ванны. Так удобнее. — Но там нет моей одежды, — прищуриваясь, заметил Ким. — Зачем тебе одежда? — Чонгук приподнял брови в вежливом недоумении и отвернулся, сконцентрировавшись на табло, высвечивающем нумерацию этажей. Тэхён облизнул сухие губы и прижал влажное полотенце к загоревшемуся лицу, по телу пробежала нервная дрожь. Держите меня семеро, Чонгук научился флиртовать и интриговать. Стоял, облокотившись о стенку, скрестив ноги и сунув руки в карманы брюк, весь из себя такой невозмутимый. И всё бы ничего, но мокрая одежда облепила тело как вторая кожа и ни капли не скрывала ни вздымающейся груди от глубокого, тщательно контролируемого дыхания, вырывающегося с тихим шипением сквозь стиснутые зубы; ни откровенного стояка. К алеющему на скулах румянцу Тэхён только руки протянул… — Убери, — тихо, с угрозой бросил брюнет, скосив взгляд на смуглую ладонь. — Здесь камеры на каждом углу. Тэхён отдёрнул руку. А на улице камер не было, в деревне же глухой жили, откуда там камеры. Лифт наконец добрался до пафосного чердака с одной-единственной на весь этаж квартирой. Чонгук ринулся к двери с завидной прытью — после восемнадцатичасового рабочего дня так не каждый сможет. Блондин заковырялся на входе, крутя и дёргая разнообразные вертушки и защёлки. Будто не квартира тут вовсе, пусть и дорогая, а филиал швейцарского банка, хранящий золотой запас парочки европейских держав. Над ухом раздался тяжёлый выдох и Чон, одной ладонью ухватив оба запястья Тэхёна, потянул за собой по длинному тёмному коридору. Тэхён здесь бывал не часто, толком и не все комнаты видел. Но хозяйскую уборную узнал сразу — много серого мрамора, резные умывальники в виде раковин моллюсков, тропический душ у дальней стены, огромное корыто ванны на постаменте. Вычурнее некуда. Чонгук же безразлично пожимал плечами — мыться можно, остальное его не трогало. Чон включил воду, отстроил температуру и попятился к двери. — Эй, — окликнул Ким, скидывая с плеч мокрый кардиган и стаскивая через голову не менее мокрую футболку, — далеко собрался? — Отогрейся сначала, — усмехнулся Чонгук и поспешил добавить вскинувшемуся блондину. — У тебя даже губы посинели. Я похож на некрофила? Приняв тоскливое молчание за согласие, вышел. Тэхён, дёргая ногами, сбросил лоферы, выцарапался из брюк и понуро поплёлся под горячий, искусственный дождь. По телу сразу же пронёсся табун мурашек, кожа покрылась мерзкими пупырышками. В голове тут же всплыл образ чёрного лебедя из американского фильма про сумасшедших балерин. Ему бы такие перья не помешали — тепло, сухо, красиво. Главное, чтобы рассудком за эту красоту не пришлось расплачиваться. Минуты текли неторопливо, как вода по обнажённой коже. Тэхён стоял, упираясь руками в стеклянную стенку душевой кабины, зажмурившись, и наслаждался жарким теплом, разливающимся под горячими струями. Волнами накатывала непонятная усталость. Блондин потряс головой, пытаясь прогнать сонливость, но та уходить не торопилась. Тогда он потыкал кнопки на панели, и из душа хлынул обжигающий холодом поток. Контрастный душ, который раньше был спасением в таких ситуациях, сейчас практически остановил сердце. Тэхён тщетно пытался вдохнуть. Царапнув ногтем панель и чудом вернув настройку, вдох наконец-то сделать получилось. Вот так незаметно подкрадывается старость, организм не переносит встряски и стремится к спокойствию и стабильности. На плечи легли горячие, даже по сравнению с водой, ладони, разворачивая. Чонгук настороженно заглядывал в глаза. — Уснул? Тэхён отрицательно мотнул головой и уткнулся лбом в поблёскивающую каплями воды грудь брюнета. Чон зачесал пальцами потемневшие крашеные пряди назад, выключил воду и завернул блондина в большое махровое полотенце. — Сам дойдёшь? — Естесвствсс... — язык, почему то, слушаться отказывался. Не могло же его так от глотка коньяка развести? — Ну-ну, — усмехнулся Чон и легко подхватил вяло сопротивляющееся тельце на руки. Всю минутную прогулку до спальни Ким пытался размахивать руками и ногами, крича полушёпотом о том, что он в состоянии передвигаться, что он не кисейная барышня, что это произвол, и он обратится к властям. Чонгук уверенно нёс его в спальню и только усмехался на громкие-тихие заявления. Устроенное на широкой кровати тело, завёрнутое в одеяло, возмущалось уже много меньше. Брюнет выключил верхнее освещение, оставляя ночники на прикроватных тумбах, опустился рядом с затихшей гусеничкой. Тэхён тихо посапывал, прикрыв глаза. — Любовь-то будет? — мягко позвал брюнет, обнимая одеяльное нечто. — Угум, — мурлыкнуло нечто, зарываясь холодным носом в шею Чона. — Ещё минутку полежу и будет. Через минуту он крепко спал.***
Всю ночь под неслышимые раскаты грома и невидимые яркие вспышки молний Тэхёну снился невнятный бред, вырваться из которого он не мог. Понимал, что это лишь душный сон, но проснуться не получалось. Тэхён куда-то бежал, кричал, срывая голос, ноги то и дело путались то в высокой траве, то в горе мусора, то вязли в топях. Проснулся он внезапно, будто по щелчку, широко распахнув глаза и подскакивая на кровати. В комнате было темно, не считая жёлтых пятен рассеянного света ночников. Да и сама комната была мрачной. За изголовьем широкой кровати во всю стену громоздилось рельефное панно, имитирующее неровные горные породы. Тёмное дерево на полу и плотные портьеры с механическим управлением, не пропускающие и намёка на дневной свет. Спальня Чонгука. Тэхён пошарил рукой на прикроватной тумбе в поисках телефона. Пусто. Утопленник, видимо, остался вчера (или ещё сегодня?) там же, где и вся одежда. Но нашлась причина его мучительных снов — ноги намертво запутались в одеяле, краешек которого скромно прикрывал бёдра раскинувшегося рядом Чонгука. Ким сглотнул набежавшую слюну и облизал обметавшиеся губы. Картина маслом. Руки сами потянулись к гладкой коже на груди. На ощупь та оказалась прохладной. Наверное, оттого, что Тэхён ночью нагло тянул одеяло на себя, а хозяину комнаты оставалось довольствоваться малым, вот и замёрз. Ким выпутал ноги из плена, отбросил мешающее покрывало в сторону и заурчал в предвкушении. Тем, кто будит вас по утрам жарким сексом, надо памятники при жизни ставить, золотые ведь люди. Тэхён себя именно таким и считал. Он осторожно взобрался на бёдра брюнета, стараясь не разбудить раньше времени, провёл ладонями от низа живота к груди, согревая прохладную кожу. Склонился вперёд, щекоча светлыми прядями, и кончиком языка лизнул твёрдый, тёмный сосок. Чонгук судорожно вдохнул, напрягаясь, но глаза всё ещё не открыл. Ким лизнул ещё раз, мягко втянул губами в рот, обвёл кончиком ореолу и снова выпустил, подув. Теперь уже брюнет проснулся окончательно: приподнялся на локтях и внимательно следил за действиями своего любовника. — Доброе утро, — ухмыльнулся Тэхён. Голос со сна хрипел на октаву ниже обычного. Чон слегка кивнул, больше спрашивая «что дальше?», чем говоря «доброе утро». Ким и не обиделся. Прикусил сосок зубами, потянул и опять отпустил. Грудь под ним вскинулась на вдохе. Неплохо для начала. Блондин пощипывал второй сосок пальцами, а сам медленно двигался вверх, чуть задевая кончиком носа кожу и опаляя её горячим дыханием. Прикусил шею под подбородком, лизнул дёрнувшийся кадык и, наконец, нашёл приоткрытые в ожидании губы. За последние две недели он уже начал забывать, каково это быть с Чоном — жадным, властным, пылающим, впивающимся страстно в губы. Вот только в планах не было стальных рук, что пытались его отодвинуть. — Ты горячий… — Ещё какой, — заверил Тэхён, стараясь унять непослушные конечности, придавливая их коленями. Но Чонгук рвался из захвата нешуточно. — Да нет, я серьёзно! Ты горишь! Тэхён выпрямился и недовольно уставился на брюнета. — Обязательно сейчас разговаривать? Но Чонгук не слушал. Сбросил с себя, подхватил ладонью затылок и прижался губами ко лбу. Блондин замер, наслаждаясь прохладой прикосновения. Вроде же в комнате тепло, даже жарко (где этот кондей, когда он так нужен?), а Чонгук весь холодный. — У тебя жар, — медленно выговорил Чон, отстраняясь. Тэхён неверяще приложил ладонь ко лбу. В висках как по команде заломило, во рту разом пересохло, и глаза начало нещадно печь, заставляя слезиться. В блондине недоумение мешалось с пониманием, а Чон, следящий за сменой эмоций на смуглом лице, спрыгнул с кровати и метнулся из комнаты в чём был. Ни в чём, то есть. Вернулся он спустя пару минут с электронным градусником в руках. Отбросил в сторону взметнувшиеся в протесте руки, включил прибор и медленно провёл насадкой по лбу от одного виска к другому. Градусник пикнул, выдавая на маленьком дисплее ответ. Чонгук несколько раз моргнул, рассматривая цифры. — Что там? — Тэхён сунул любопытный нос Чону под руку, но тот мотнул головой, снял насадку и теперь уже запихнул градусник под мышку. — Что дальше? — мрачно бурчал Тэхён, уже не сопротивляясь. — Может быть, сразу в задницу? Для надёжности. — Может быть, — задумчиво протянул Чонгук, следя за дисплеем. Чувство юмора с утра ещё не активировалось. Аппарат запищал повторно, и брюнет выдернул его из-под прижатой руки, проверяя результат. — Ну? — предчувствуя недоброе, позвал Тэхён. — Почти сорок, — припечатал Чон и потянулся к телефону. Но Тэхён повис на нём горячей плетью, не давая ухватить смартфон. — Куда ты собрался звонить? — В Скорую, конечно, — удивлённо ответил Чонгук, выкручиваясь из цепких объятий. — Тебе в больницу надо. Такая температура опасна. Отпусти меня! — Нет! — хрипло гаркнул Тэхён, сжимая брюнета крепче. — Никуда не поеду! Это всё дождь! Обычная простуда! Мне не нужен врач! Чонгук изумлённо таращился на истошно орущего Кима, даже перестал руки его скидывать. Так дети на стоматолога реагируют: кричат, плачут, топают ногами, падают на пол. А Тэхён продолжал повторять своё «нет, не хочу, не поеду никуда», исступленно мотая головой. Чон понаблюдал за этим экзерсисом ещё несколько минут, что-то прикидывая в уме, и, наконец, обхватил лицо блондина ладонями, заставляя смотреть на себя. — Хорошо. Перестань кричать. Я попробую кое-что сделать. Но если не справлюсь с температурой — вызову врача, ясно? Если ты уж так не хочешь в больницу, можно и дома лечиться. Если разрешат. Но врач должен посмотреть, понял? — Тэхён закивал, сжимая обметавшиеся губы. — Ложись. Нужно быстро сбить температуру. Потом я дам жаропонижающее. Блондин послушно вытянулся на кровати, подтягивая одеяло к носу. Чонгук быстро натянул спортивные штаны и снова куда-то ушёл. Вернулся же с тазиком воды и большим полотенцем. Установил тазик на тумбе и потянул к себе Тэхёна, что следил за его манипуляциями воспалёнными глазами. Откинул одеяло. — Зачем?.. — просипел больной, съёжившись. Вместе с осознанием накатили и симптомы: озноб, светочувствительность — глаза сильно слезились, ломота и прочие прелести. — Надо, — безапелляционно припечатал Чонгук, укладывая скрюченные руки по швам, выпрямляя согнутые колени. — Будет очень неприятно, но надо терпеть. И Тэхён старался терпеть, пока Чонгук протирал пылающую кожу мокрым полотенцем, перекладывал руки и ноги, тщательно смачивая как можно большую поверхность тела. Закончив с обтираниями, Чон отжал полотенце, расправил и встал на ноги, растягивая полотно в руках. — Терпи, — предупредил строго. Но вот такого Ким терпеть уже не мог. Чонгук на пробу несколько раз взмахнул полотенцем, разгоняя воздух вокруг, а потом заработал руками как лопастями пропеллера, размахивая тканью. Тэхён взвыл в голос. Вчерашний контрастный душ был просто детским лепетом по сравнению с этой пыткой. Так, наверное, чувствует себя сталь, которую закаляют в масле. Хреново очень. Блондин свернулся клубком, обхватив колени дрожащими руками и уткнувшись в них носом, отворачиваясь от мучителя. Чонгук, пользуясь подвернувшейся возможностью, тут же прошёлся мокрым хвостом ткани по спине и снова им взмахнул. Голоса для крика уже не было. Сиплое не смыкание связок, вытаращенные глаза и бешено колотящееся сердце. Тэхён всерьёз ждал сердечного приступа, впадая в забытьё. Но всё прекратилось так же внезапно, как и началось. Чонгук приложил ладонь ко лбу, проверяя эффект, удовлетворённо цокнул, накинул на скрючившегося блондина одеяло, укутывая со всех сторон, и пропал из поля зрения. За гулом стучащей в ушах крови и слипающимися глазами, Ким плохо понимал, что ещё происходит вокруг. Спустя пару мгновений вечности, горячая ладонь Чонгука обхватила затылок, приподнимая. В рот влилась неприятная жижа с резким запахом. За ней к губам прижался стеклянный бок стакана. — Запей, — мягко попросил Чонгук. — Это лекарство снимет жар, успокоит головную боль, сработает против воспаления. Теперь спи. Я буду рядом. Разбужу, когда нужно будет повторить, — Тэхён протестующе замычал. К чёрту такие эксперименты, пусть лучше целиком сгорит в адском пламени, чем так. Но с Чонгуком спорить было трудно. Да что там — невозможно. — Не мычи на меня! Спи. Не хочешь в больницу — терпи. Чонгук прижался губами к прохладному лбу — метод работал отменно — и облегчённо выдохнул. Справляться с чужими истериками он не умел, а вот с температурами и простудами можно было попробовать. В программе на ближайшее будущее были покой, сон, концентрированная микстура по часам и тёплое, обильное питьё. Так его лечила мама, и это всегда работало. Блондин под одеялом размеренно дышал, засыпая.