Endless love

We don't need nothing else at all Sleeping all day, driving all night Looking for a place we want to go Stole the night, now this world is yours, love Just us kids in a getaway car

      Сумерки быстро наползали на ярко освещённый аэропорт Форт-Лодердейла. Пассажиры спешно покидали посадочную полосу, пересаживаясь на трансфер. Местный транспортный узел, являясь одним из пятидесяти самых загруженных аэропортов в мире, размещался на территории в чуть более пяти квадратных километров с всего двумя посадочными полосами. Усталых после длительного перелёта и пересадки пассажиров не заставляли топать на своих затёкших двоих до терминала. Кутаясь в пиджаки, жакеты и кофты, прижимая к груди ручную кладь, они забегали в приветливо распахнутые двери автобуса, с любопытством и настороженностью поглядывая в сторону тех, кому посчастливилось быть встреченными на более комфортабельном авто.       В свете автобусных фар, на приличном расстоянии от гомонящей толпы, к остывающему покрытию взлётно-посадочной полосы прижимался чёрный матовый Bentley Continental GT Cabriolet V8. Перед расчерченным окситовыми зелёными стрелами капотом шумно и на разных языках здоровались трое молодых мужчин, беспрерывно обнимаясь. Четвёртым в этой компании был высокий блондин, как раз остановившийся в нескольких шагах от человеческого хоровода, рискующего в порыве чувств снести агрессивную морду дорогого авто. Пожилая американка, крепко вцепившаяся в локоть мужа, неодобрительно поцокала языком и покачала головой, бросив последний взгляд на прямую спину в чёрной рубашке, над которой будто светился пепельный затылок. А ведь этот азиатский мальчик поначалу показался ей таким очаровательным. Она уже почти решилась подойти к этому наглецу и высказать ему всё своё недовольство от произошедшей между ними «неприятности», но муж вовремя потянул её за собой к автобусу.       — Пенни, даже не думай, — предупредил он. — Мы тоже были молодыми, не приставай к мальчишкам, — и аккуратно подтолкнул её к ступеням, отрезая возможность вернуться и отчитать, благодаря вовремя закрывшимся створкам дверей.       Высокий блондин, даже не подозревающий о человеческой благодетели, только что избавившей его от неприятного диалога — а он бы непременно состоялся, ведь молчать Тэхён бы не стал — опустил сумки под ноги и сложил руки на груди, наблюдая за беснующимися парнями. Наконец, жаркие объятия распались, позволяя вычленить из клубка рук и ног трёх полноценных человек.       — Гугу! Ты там в своей Корее на протеиновой диете сидишь?! — продолжал громко восклицать один, похлопывая Чонгука по плечам. — Ни хрена себе, как разожрался! Чан, ты посмотри на него! Он уже на голову выше нас и шире на полметра!       — Не преувеличивай. На полголовы, — широко улыбаясь Чонгуку, отозвался тот, кого назвали Чаном. — Просто он всегда был за здоровый образ жизни, а ты за моральное и физическое разложение, так что…       — Ой, иди ты со своим австралийским чувством юмора, — отмахнулся первый.       Он напоследок ещё раз крепко обнял Чона, с трудом оторвав того от земли на пару секунд; расцепил руки и заглянул другу за спину, заметив стоящего неподалёку Тэхёна. Блондин даже в мягких сумерках рассмотрел нехороший огонёк, вспыхнувший в прищуренных глазах.       — Holy ghost, what a sweet little devil. Remind me, why can't I eat him right away?* — он уверенно отодвинул с дороги Чонгука, подбираясь ближе к Киму, сверкая хищным оскалом.       — Maybe because your balls will be chopped off once you even think of it,** — Чан ухватился за плечо друга, сильно сжимая пальцы, и ненавязчиво потянул назад, но брюнет шёл напролом, не обращая внимания на предупредительный жест.       — You don't have a slightest idea how much I hate you, vile saint,*** — губы дрогнули в улыбке, перешедшей в оскал; он протянул руку блондину. — So that's how your diet looks like? This twink?**** Доброй ночи, я Джексон.       Мощная волна неприязни врезалась Чонгуку в спину, буквально заставив его пошатнуться. Он и сам не понял, как успел в долю секунды развернуться, метнуться назад и намертво сжать Тэхёна в руках, обхватив поперёк груди. Небольшая задержка могла обернуться для Джексона серьёзной взбучкой: блондина ощутимо потряхивало от гнева, желваки ходили ходуном на сведённой челюсти, а потемневшие глаза метали молнии; он упрямо рвался вперёд в стремлении основательно раскрасить уже менее уверенно улыбающееся лицо.       — Джекс, ты перегнул, — предупредил Чонгук, болезненно стискивая вынужденное объятие. — Тэхён свободно говорит на английском и, видимо, как и я, не воспринимает твои шутки. А ты успокойся, — он обратился к Киму, — набьёшь ему рожу в более уединённом месте. Я тебя даже останавливать не буду.       Блондин шумно выдохнул, нервно дёрнул плечами, сбрасывая руки Чона, и поднял на Джексона тяжёлый взгляд, недовольно скрещивая руки на груди. Он ждал извинений, а если они не последуют, то был готов предпринять ещё одну, возможно, вполне удачную попытку размазать хохмача по асфальту. Тэхён ханжой не был, но начало знакомства с явного пренебрежения и снисходительной насмешки было чем-то из ряда вон выходящим и определённо не являлось залогом будущей крепкой, долгой дружбы. Джексон же продолжал как ни в чем не бывало улыбаться, засунув руки в карманы брюк, и заминать неприятную ситуацию, естественно, не собирался. Из-за его спины вдруг вынырнул Чан, оттесняя друга назад. Он неожиданно обнял застывшего каменным утёсом Тэхёна, похлопал по спине и отступил на шаг, осторожно заглядывая в нахмуренное лицо.       — Очень рад встрече, Тэхён, — мягко произнёс Чан на корейском, слегка приподнимая уголки губ в тёплой улыбке. — Я Банчан, в прошлом однокурсник и, надеюсь, лучший друг Чонгука. А этот несносный китаец, — кивнул в сторону, указывая за спину. — Ван Цзяэр или просто Джексон. Он, на самом деле, не такой откровенный засранец и сейчас непременно извинится, и начнёт всё сначала, так ведь, Джекс? — закончил он, обернувшись на друга.       Несносный китаец иронично вздёрнул бровь, криво ухмыльнулся и развёл руки в стороны.       — Какой народ пошёл чувствительный, — хмыкнул Джексон, медленно шагая навстречу блондину и останавливаясь напротив, на опасном расстоянии от сплетённых на груди, под чёрными рукавами рубашки, рук. — Куда ни плюнь — непременно попадёшь в чувства верующих чернокожих меньшинств; но обидеть я не хотел. Мало ли что может в темноте показаться, правда? Трудности перевода. Сделай мне скидку: мне приходится переводить на несколько языков туда-сюда и обратно. По итогу не всегда получается то, что задумывал изначально. А так, я гений, плейбой, филантроп, миллиардер, и меня невозможно не любить!       Джексон заливисто расхохотался свой «удачной» шутке, дёрнул одеревеневшее тело напротив на себя и от души помял в медвежьих объятиях.       — Make love, not war!***** — брюнет отстранился и подушечкой большого пальца расправил складку на лбу Кима. — Если согласен — дыши и перестань на меня хмуриться. Мир?       Снисходительный тон как ветром сдуло — теперь Джексон излучал подкупающую доброжелательность, расходящуюся от него волнами. Рядом стоял Чан с ангельским выражением крёстной матери и по совместительству доброй феи на лице, которому преступно было отказывать. На плечо же легла ладонь Чонгука, не сильно сжимая. Окружили со всех сторон, не оставив выбора. Пришлось согласно кивнуть.       — Но скепсис из твоего взгляда никуда не делся, — проницательно заметил китаец. — Я готов пойти на крайние меры и уступить право первой брачной ночи ради примирения!       Он широким взмахом руки обвёл шикарную машину, приглашая Тэхёна сесть за руль.       — Оцени мою жертву; мне сегодня её только пригнали! Кроме Чана, ещё ни одна задница здесь не приземлялась, а за руль я вообще не планировал никого пускать, но раз такое дело…       Ким хищно облизнулся, оглядывая соблазнительную перспективу. Приручить такую зверюгу вряд ли кто-то отказался бы: окситово-зелёный кожаный салон (крыша машины была сложена, являя всю красоту любопытному, не обязательно разбирающемуся в автомобилях, глазу), напичканный самой современной электроникой; мощный, шестилитровый мотор на 635 лошадиных сил, разгон до сотни километров в час за менее чем четыре секунды и огромное множество разнообразных опций. Космический аппарат с космической стоимостью. Насчёт миллиардера Джексон не шутил. Тэхён коснулся и провёл пальцами по упругой кожаной оплётке руля. Глубоко внутри неприятно заныло. Где-то далеко, за океаном, его собственная и любимая ауди презрительно скривилась, взвизгнула шинами, эффектно разворачиваясь, и умчалась в неизвестность. В голове стучало на повторе «предатель». Ким тоскливо вздохнул и отошёл, отдёргивая руку.       — Звучит заманчиво, но я откажусь. Моя меня не простит.       — Но это была бы красивая измена, — подёргал бровями Джексон, усаживаясь за руль. — Как знаешь! Предложение ограничено. В таком случае не вижу причин здесь топтаться — запрыгивайте и погнали! Долларовое окно на выезд из аэропорта не будет действовать всю ночь! Если продолжите тормозить — до Майами-бич нас будет сопровождать эскорт из красно-синих мигалок копов.       — Если догонят, — заговорщицки усмехнулся Ким.       — В точку, детка, — подмигнул китаец, цепляя на нос неуместные солнечные очки. — И я не дам им ни единого шанса!       — Кто не успел, тот опоздал! — Чан пихнул Чонгука в плечо, отталкивая в сторону, и ломанулся к переднему пассажирскому сиденью. Чон бросился следом, пытаясь ухватить его за шиворот, но пальцы цапнули только воздух, а довольный Банчан брякнулся в кресло, захлопывая дверцу с победной улыбкой.       — Да я тебя и так оттуда вытащу, — пригрозил Чонгук.       — На фиг иди, я в домике! — высунутый язык и международный, понятный абсолютно всем жест среднего пальца дополнили торжествующее противное хихиканье.       Тэхён закинул обе сумки — свою и Чона, за которыми ответственно следил — в микроскопический багажник под капотом Бентли. Места там как раз хватало только на весьма малогабаритную поклажу. Он обогнул копошащийся комок из двоих, совсем недавно казавшихся взрослыми, мужчин и занял сиденье за спиной водителя. Это был подсознательный порыв к самосохранению — не будет же Джексон, если что, подставлять свою сторону авто под неприятности. Покрутившись на месте в поисках ремня безопасности, Ким мельком поймал насмешливо-укоризненный взгляд водителя в зеркале заднего вида и, обречённо выдохнув, откинулся на крайне удобную спинку, плюнув на свою затею пристегнуться. Эпичная склока впереди как раз закончилась победой добродушного на вид Чана, клещом вцепившегося в ручку двери. Чонгук одним взглядом пообещал ему скорой смерти, а подзатыльником дополнил свою угрозу. Одну ногу он уже занёс в салон, а антрацитовый зверь заурчал в предвкушении бешеной гонки по побережью.       — Багаж… — тоскливо простонал Чонгук, свешивая буйную голову на грудь.       — Багаж? — удивлённо переспросил Тэхён, припоминая, не приснился ли ему момент с бардачком и двумя увесистыми сумками.       — Какой, к дьяволу, багаж? — встрепенулся Джексон, вскакивая со своего кресла. — Гугу, ты ебанулся, радость моя? Думаешь, тут трусы с носками купить негде? Есть у меня один знакомый… двинутый, который тебя при желании по всем торговым точкам волоком протащит!       — У меня тоже такой есть, — усмехнулся Чонгук, глянув из-под чёлки на блондина. — Вы можете подождать меня на выезде. Не думаю, что застряну надолго.       — Правильно, не думай. У тебя это не получается, — мрачно крякнул Джексон. — Это не аэропорт, а грёбаный Бермудский треугольник. Ты свои чемоданы до утра искать будешь. Почему нельзя было прилететь сразу в Майами?..       — Потому что тебе нужно было именно это время! Нам-то какая разница, куда билеты покупать? Ты же сам орал как потерпевший, что встречать нас будешь только здесь…       — Планы у меня обширные, — отрезал китаец, усаживаясь обратно и отворачиваясь от Чона. — Сделаем иначе: ты топаешь за багажом — это часа на два, — а я пока отвезу моего нового лучшего друга и этого дармоеда, — косой взгляд на Банчана, — домой. Потом мне нужно будет снова сюда вернуться: прилетает ещё кое-кто, заодно и тебя подхвачу.       — Я могу остаться здесь… — возразил Тэхён, за которого всё подавно решили.       — Не можешь, — цокнул Джексон, — я тут в пятнашки играю — не до херни, сам понимаешь. Всё. Так и решим. Вали давай, Гугу, не задерживай космолёт. Если станет страшно, одиноко и будут приставать нехорошие дяди с накрашенными глазами — мой номер ты знаешь, езжу я быстро.       — Скорее, низко летаешь, — тихо вставил свои пять копеек Банчан.       Джексон отсалютовал помрачневшему Чону, торопливо сделавшему пару шагов назад от показательно рыкнувшей зверюги, и вдавил педаль в пол. Машина рванулась вперёд; повинуясь управляющим рукам, проскользила шинами по асфальту, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, и полетела в обратном направлении, к выезду с посадочно-взлётной полосы, практически молниеносно набирая крейсерскую скорость. Силуэт Чона мгновенно проглотили быстро сгущающиеся сумерки, а Бентли, не притормаживая возле КПП, выскочила на шоссе.       Машина, набравшая сотню километров за чуть менее, чем четыре секунды, стелясь по чернеющей ленте дороги, неслась в сторону самого популярного калифорнийского курорта. Борясь с приступами скуки во время пересадки в Детройте, Тэхён лениво листал путеводитель, в красках расписывающий все прелести пляжного отдыха на золотых песках Майами. Почему-то американские побережья ассоциировались у него только с жуткими кусками пластика, на которых неадекватные экстремалы бросались на покорение пятидесятиметровых волн, да с группой фигуристых спасателей в красных купальниках и плавках. Ну и с толпами активного и шумного народа, жующего слова с невероятным и маловразумительным акцентом.       За бесконечные годы учёбы в Англии, он невольно проникся британским чопорным высокомерием по отношению к представителям североамериканского континента. В новостях, развлекательных передачах и молодёжных комедиях, которые с глупым хихиканьем поглощал еженедельно сосед по комнате, он видел толстых, туповатых и узколобых потомков контрабандистов и преступников, серьёзно проредивших коренное население. Речь их всегда была маловразумительна, но каждый говоривший ежесекундно рисковал лопнуть от самодовольства и гордости за свою величайшую нацию. Американцы Тэхёну не нравились.       И он, честно говоря, малодушно обрадовался, что друзья Чонгука не оказались явными представителями Соединённых штатов. Азиатские корни, откуда бы они ни тянулись, а всё равно грели в душе надежду на взаимопонимание на чужой территории. Ну, а своё пренебрежение к местному населению легко можно будет скрыть за большими стёклами очков и восточной велеречивостью, если таковой и придётся пользоваться. Легче прикинуться не англоговорящим. Как сейчас, например.       Джексон, несмотря на высокую скорость и свистящий в ушах ветер, расправить крышу даже не подумал и упорно перекрикивал шум, продолжая ранее прерванную беседу с Чаном. Несмотря на настойчивые и упрямые попытки второго, из уважения к новому знакомцу, говорить на родном, для большинства, корейском, плейбой и филантроп упорно отвечал и говорил только на английском, может, по инерции, может из принципа, а, скорее, из вредности, которой было явно не занимать. Банчан несколько раз поворачивался назад, задавая блондину какие-то вопросы, но уже после первых, унесённых в ночь порывами ветра фраз, стало ясно, что идея эта бессмысленная. И тогда Тэхён расслабленно откинулся на спинку кресла, наслаждаясь тёплым встречным потоком, треплющим светлые пряди.       До конечного пункта Джексон обещал домчать за полчаса — самое время было привести мысли в порядок и настроиться на позитивный для отдыха и познания нового лад. За не такие уж и длинные тридцать минут, нужно было выбросить из головы гложущие больше полугода мысли про отца и компанию; вчерашний инцидент; успокоить дребезжащее внутри чувство, будто качаешься на носочках на краю тёмной пропасти, а потусторонние потоки подталкивают то в одну, то в другую сторону, не давая настроиться на что-то конкретное: падать — так падать, жить — так жить. Волевое усилие, подрагивающее ещё в Сеуле, дало окончательный сбой. Можно было попробовать вытаращить глаза и открыть рот, чтобы встречный ветер сделал всё за него — выдул мысли, сомнения, опасения, слизистую и мозги, а заодно накидал насекомых на ужин. Столько пользы разом: и голова пуста, и желудок полон — белок весьма питателен. Наверное, стоило остаться в аэропорту с Чонгуком — его аномально-задорное настроение сейчас бы очень пригодилось. Но здесь, на заднем сидении роскошного Континенталя, под обрывочную английскую речь и такую же обрывочную музыку, под остывающим бризом Атлантики, что доносился, казалось, даже сюда, и чернеющим высоким небом, он остался один на один с самим собой и незнакомыми людьми, везущими его неизвестно куда. Пружина иррационального невроза, вкупе с глухой загнанностью, скручивалась внутри, царапала острыми краями горло. Каждый вдох давался всё труднее, пальцы на матовом боку Бентли стискивало судорогой. Тэхён вдруг ощутил с невероятной ясностью — ещё несколько минут и его либо накроет немая истерика, либо он грохнется в обморок. Рука сама поползла к и так распахнутому вороту чёрной рубашки, уцепилась за ткань, оттягивая её в сторону. Дышать легче не стало, но зато появилась дельная мысль дозваться Джексона или Чана, предупредить о своём неадекватном состоянии, чтобы люди потом не сильно удивлялись, найдя по приезде бесчувственное тело в салоне.       Блондин открыл и закрыл рот. Потом ещё раз. А звука не было. Паника заволакивала глаза. Ему начало казаться, что его утягивает в чёрную трубу, ту, которая самая опасная и высокая в аквапарке; она подхватывает водным течением и несёт бесконечно долго. Воздух кончается, а труба — нет. Сердце колотится в горле, сделать же ничего нельзя: думать надо было наверху, сейчас — поздно.       Внезапно звуки обрели чёткость, лёгкие облегчённо наполнились кислородом, гул ветра и мощного мотора исчезли. Машина стояла, Джексон и Банчан о чём-то спорили, а Тэхён промаргивался, пытаясь прийти в сознание. Китаец напоследок использовал главный контраргумент в споре — послал друга в пешее эротическое путешествие и обернулся.       — Живой? — хитро ухмылялся он, не проявляя и капли сочувствия к бледно-серому пассажиру. — Такое бывает с непривычки: скорость высокая, небольшая перегрузка и сильный ветер. Дыши уже, скоро пройдёт. Сам выберешься или помочь?       Ким неопределённо мотнул головой, несколько растерянно открывая дверь. Ноги подрагивали, и вестибулярный аппарат задорно пошаливал — кренило его то вправо, то влево, то по кругу. Заботливый Банчан — какое счастье, что такие люди всё ещё существуют! — крепко обхватил его за плечи и повёл за собой. Джексон насмешливо фыркнул, достал из багажника сумки и зашагал следом.       — Так уж вышло, — деловито начал китаец, равняясь с медленно ползущей парочкой. — Вся прислуга при делах, большую часть я уже отправил на остров… ну, это лишние подробности. Ваши комнаты готовы; я тебе сейчас быстро покажу твою и буду вынужден лететь обратно. Я бы посоветовал отоспаться после перелёта, но тут думай сам. Дом в вашем распоряжении. Холодильник, кофемашина и бар заправлены под завязку, со всей остальной инфраструктурой разберёшься сам. Ограничений никаких нет, кроме разумных — никаких самоубийств в ванной. Я это ненавижу.       За продолжающим бормотать хозяином особняка, Тэхён в обнимку с Чаном нырнули под увитую зеленью арку, прошли по дорожке между пышными кустарниками, клумбами и маленькими пальмами, и вышли к парадным дверям дома. Двухэтажная вилла, слепленная из белого камня и стекла, эффектно подсвечивалась уличными фонарями, утопая в садовой растительности. Внутри, за стеклянными стенами, было темно и безлюдно. Джексон толкнул плечом одну из стеклянных створок и, не оглядываясь, скрылся в сумраке дома. Через несколько секунд начали вспыхивать тусклые торшеры и лампы, а за ними и яркое верхнее освещение.       Ввалившись за Чаном в большую гостиную, Тэхён устало выдохнул и слабо улыбнулся. За стеклянной стеной, через узкую песчаную полоску пляжа, расстилался ночной океан, окатывая берег мягкими волнами с белыми шапками пены. Дом же был наполнен воздухом и светом: высокие потолки, пастельные тона, много дерева и стекла. На той стороне, где начинался пляж, уютно расположились веранда с бассейном, лежаками, диванами, низкими столиками, зонтиками и барной стойкой. От веранды к пляжу спускалась широкая лестница.       — Значит так, — Джексон поставил сумки у дивана и, глянув на дорогущий циферблат, поспешно продолжил. — Спальни и комнаты отдыха наверху. Мы вам приготовили две в конце коридора, от лестницы направо. Окна одной выходят на пляж, второй — во двор. Ты приехал первым, и это значит, что Гугу останется без вида на океан и джакузи, — злобно усмехнулся китаец. — Но жизнь — боль, и с этим невозможно бороться. В курс дела я тебя ввёл, поэтому задерживаться больше не буду. Надо ещё привезти сюда твоего приятеля, а потом снова в аэропорт. Всю ночь и утро в разъездах. Отдыхай, отсыпайся, отъедайся — силы ещё понадобятся.       — Ты им не сказал? — вклинился Банчан.       — Вроде рядом был всё время, — возмутился Джексон, — глухой что ли?! Я сразу сказал, что один это вывозить не собираюсь. Ты этого монстра видел?       — Какого из них? — роясь в тумбочке у входа, переспросил Чан.       — Да оба хороши, — махнул рукой китаец. — Нет уж, нечего на меня стрелки переводить. Завтра скажем. Все вместе.       — Трус, — гыгыкнул Чан, наконец вытягивая связку ключей с брелоком.       — Зато живой. К чему ты там свои грабли протянул?       — Я беру твою тойоту, — невинно хлопнул ресницами друг. — Ваших крокодилов на такси я возить не буду.       — Тоже уезжаешь? — осторожно вклинился Тэхён, делая пару шагов от пышущего энергией хозяина дома. Он ещё не вернул форму, чтобы с лёту отбивать едкие китайские комментарии.       — К сожалению, да, — сочувственно кивнул, тряхнув каштановой гривой, Чан. — Сегодня много дел, но после обеда мы обязательно все здесь соберёмся, заново перезнакомимся и наконец-то передохнём. Не скучай!       Подбросив брелок в воздухе и поймав его на излёте, добродушный Чан дёрнул головой, призывая Джексона начать шевелиться, а не только нетерпеливо фыркать и осуждающе таращиться на циферблат. Тот картинно всплеснул руками и широким шагом направился к двери, которую предусмотрительно распахивал перед ним друг. Пока створка медленно закрывалась, Тэхён ещё успел расслышать:       — Значит, он прилетит только завтра?       — Да, — мрачный кряк от Джексона.       — И всё из-за лилий?       — Из-за лилий не того оттенка! Мне на хрен эти лилии не упали! Но ты же знаешь, — голос поменялся, будто кого-то передразнивая. — Святые угодники, лепестки не могут даже на полтона отличаться от цвета костюма, такой возмутительный диссонанс рвёт в клочья моего внутреннего перфекциониста! Шизофреник чёртов…       — Точно, — усмехнулся Чан, — но за…       И дверь захлопнулась. В любой другой день Тэхён бы уже сгорел от любопытства — что за тайны Мадридского двора? И от того, что тайны эти не имели к нему никакого отношения, менее интересными они не становились. Но сегодня в душе ничего не колыхнулось. Он огляделся в поисках лестницы — винтовой и прозрачной — нашедшейся у стеклянной стены, и поплёлся на поиски «своей» комнаты.       Второй этаж был выдержан в том же стиле, что и первый. От лестницы тянулись два длинных коридора, соединённых между собой площадкой со «вторым светом», аккурат над гостиной первого этажа. Изящные перила воздушной лестницы окаймляли широкую площадку и изгибались по краям к потолку, создавая эффект ажурного балкона. В отдалении стояли два мягких кресла с высокими спинками и перекинутыми через подлокотники пледами, между ними ютился журнальный столик со стопкой цветных журналов и незакрытой книгой с алой лентой в виде закладки. На одном из кресел, расположившись на светлой шерсти пледа, свернулся клубком огромный рыжий пушистый кот. Когда Тэхён приблизился на несколько шагов, рыжие уши с кисточками дрогнули, мохнатая голова поднялась, и на блондина уставились два зелёных круглых глаза с тонкой вертикальной полоской зрачка. Кот повёл носом, дёрнул пышными усами, недовольно мяукнул и закопался обратно в плед, умещая на нём толстые бока.       Ким потянул руку — густая шерсть так и манила вплести в неё пальцы и потрепать это рыжее облако от души, — но голова взметнулась вновь и зелёные глаза недобро сузились. Из пушистого комка донеслось предупреждающее рычание, а шедевр сей картины — длинный объёмный хвост с белым кончиком задёргался и заметался по светло-зелёному велюру обивки кресла. Кот чувствовал себя хозяином на своей территории, он не боялся, не убегал, но и не кидался с агрессией на чужака — это не собака. Кот просто угрожал незваному гостю и, судя по длинным, острым, загнутым когтям, мелькающим между пушистыми лапами и пледом, угроза была вполне реальна. Тэхён пожал плечами и отступил — вот тебе и друзья человека: Танни уже бы облизал его с ног до головы, а этот монстр до такого вряд ли снизойдёт.       Дальше дорога лежала к разрекламированной Джексоном комнате с чудесным видом и джакузи, и реклама себя оправдала. Всё здесь было в его вкусе: и широкая, высокая и даже на вид мягкая кровать, с воздушным балдахином из белоснежной органзы; и широкая лавка с мягким сиденьем в ногах царствующей кровати; и овальное зеркало в рост, занимающее угол у распахнутых дверей на балкон, уставленный зелёными растениями; и большая чаша джакузи из розового мрамора, отмокая в которой с бокалом вина можно было провожать солнце или пересчитывать звезды, рассыпанные щедрыми горстями по небосводу. Весь свет и бурлящая жизнь концентрировались в Майами, здесь же, на первой береговой линии, в ряд вытянулись элитные виллы, которые не давали освещения и звука больше, чем того требовалось. Красота, спокойствие и тишина.       Примостив сумку на банкетку у кровати, Тэхён для порядка заглянул в ванную комнату и гардеробную, выглянул с балкона, выходившего на ту самую веранду с бассейном, и глубоко вздохнул, переваривая впечатления. Опробовать всё это ещё только предстояло, но торопиться не стоило: ему в распоряжение оставили пустой дом огромной площади. И пока здесь не было ни души, можно было внаглую засунуть любопытный нос в каждый уголок.       Все двери были гостеприимно распахнуты, явно не ожидая вторжения. Охраны он не заметил, но это не значило, что её вовсе не было. Наверняка камеры были в каждом кокосе, свисающем с пальм гроздями. Наверху обнаружились ещё четыре спальни, кабинет и зона отдыха с выходом на общий балкон, опоясывающий второй этаж. Именно в ней Тэхён и замер, рассматривая чудного зверя. Вернее, зверей было несколько: первый — белый как снег, на высоких лапах, вытянутый и разноглазый кот, восседающий на мягкой табуретке перед вторым зверем — белым кабинетным роялем с поднятой прозрачной крышкой. Кот не мигая смотрел на человека, впрочем, совсем не агрессивно мотая своим длинным хвостом.       Тэхён медленно подошёл ближе, кот не сдвинулся с места, внимательно наблюдая. На белоснежной груди лежал круглый медальон с гордым именем Герцогиня.       — Приятно познакомиться, Герцогиня, — протягивая руку ладонью вверх, мягко позвал Тэхён. Животное не дрогнуло, вытягивая шею и подставляясь под ласку. Делало оно это с таким видом, что раб-человек просто не мог не почесать. Под пальцами тут же завибрировало довольное мурчание, и кошка, насытившись вниманием, перебралась на край длинного табурета.       Клавиши отливали перламутром в тусклом свете абажуров, на подставке стоял закрытый сборник хорошо темперированного клавира Баха. Пожалуй, эти предметы — рояль и ноты — последнее, что он ожидал увидеть в таком доме да с таким хозяином. Парень тронул пальцами название сборника, неверяще усмехнувшись. Слова были на немецком, и хотя языка этого он не знал, но сам сборник был ему хорошо знаком ещё с детства, с тех самых времён, когда он учился играть и с упрямством измотанного верблюда заучивал прелюдии и фуги знаменитого классика. Тэхён осторожно перевернул пожелтевшую обложку — экземпляр явно был не из новых, но и не затёртый частым использованием.       По невероятному стечению обстоятельств, он всего сутки назад уже сидел так перед клавишами, всматриваясь в узнаваемый с трудом нотный рисунок, пытался одолеть другого великого классика. Тогда было страшно и нервно, а сейчас — любопытно. Руки сами легли на прохладную гладкость клавиш, будто припоминая давно забытую команду. Первой в сборнике были прелюдия и фуга до-мажор — вещь известная, часто используемая. Взяв темп гораздо сдержаннее заявленного, он медленно начал перебирать арпеджированный рисунок мелодии, щурясь и неосознанно наклоняясь вперёд. Пальцы, задеревеневшие за многолетний перерыв, сначала предсказуемо спотыкались, постепенно осваиваясь и более уверенно шагая по клавишам. Молоточки послушно стучали по струнам, разнося гулкое эхо по дому. Из раздвинутых стеклянных дверей на балкон доносился мерный шум волн на побережье, а за кромкой тёмной воды, ещё очень далеко, но уже вполне заметно занимался рассвет.       Музыка, рождающаяся под широкими ладонями и длинными пальцами, увлекала не на шутку разыгравшееся самолюбие. Блондин всё стремительнее листал шершавые страницы, вгрызаясь взглядом в текст и не замечая ничего вокруг: ни светлеющего неба на горизонте, ни Герцогини, вытянувшейся рядом и топчущей мягкими белыми подушечками его бедро, ни нового слушателя, преспокойно и довольно давно усевшегося в одно из мягких кресел в дальнем углу. Тэхён будто нырнул в родную стихию, с удивлением обнаруживая у себя жабры и плавники, предназначенные для комфортного в ней пребывания. Как только он с таким набором физиологических причуд жил всё это время на суше? Пальцы проворно бегали по клавишам, плавно направляемые запястьями, лишь изредка промахиваясь.       — А Вы на заказ не исполняете?       Тэхён вздрогнул, бряцая неуклюжий аккорд, не задуманный композитором. Он устало помассировал напряжённые глаза и перевёл взгляд в угол, из которого донёсся хриплый голос. Из высокого кресла легко поднялся Чонгук и неторопливо двинулся в сторону рояля. Остановился у дальнего края, придерживая одной рукой прозрачную крышку, сложил подставку и закрыл музыкальное нутро, облокотившись на край локтями и устроив на сложенных ладонях подбородок.       — Я готов поклясться, что этот дом ещё не слышал звучания этого инструмента, — усмехнулся брюнет, со странным выражением рассматривая Кима.       — Почему? — Тэхён закрыл сборник и растёр гудящие с непривычки пальцы.       — Насколько я знаю, играть никто из ребят не умеет, а пианино…       — Фортепиано, — на автомате поправил Ким.       — Как скажешь, — улыбнулся Чонгук.       — Рояль, если уже быть совсем точным, — поморщился Тэхён.       — Это важно?       — Очень.       — Хорошо, — ядовито согласился Чон. — Рояль — так лучше? — купил, наверняка, Линоу. Он убивается по предметам искусства. Мы думали раньше, что это ограничится картинами, но, видимо, ошибались…       — Линоу? — обречённо переспросил Тэхён. Маленький интроверт глубоко внутри надулся и полез под плинтус избегать новых знакомств.       Чонгук расплылся в широкой ухмылке, легко угадывая по кислой мине громко кричащие мысли. Он обошёл инструмент, погладил по голове Герцогиню, окинувшую его мутным взглядом, и, мягко спихнув кошку с нагретого места, уселся рядом. Сейчас Тэхён уже с лёгкостью мог его рассмотреть: совершенно обычная белая футболка, светлые джинсы с множеством прорех и красочной бахромой и высокие белые кроссовки. Вывернутая козырьком назад бейсболка и надутый пузырь розового баблгама идеально бы дополнили образ американского раздолбая, не расстающегося со скейтбордом. Кстати, где он? Но с другой стороны, вместе с приевшимися офисными костюмами с Чонгука разом слетели десяток лет и напускная серьёзность: черты лица смягчились, а в глазах загорелся хулиганский огонёк, стопроцентно соответствующий образу.       — Мне нравится, как ты играешь.       Брюнет говорил медленно, очень весомо, неотрывно глядя в янтарные глаза. Тэхён судорожно сглотнул и отгородился нервной улыбкой, отворачиваясь к закрытой, но такой интересной прозрачной крышке.       — Не хочу тебя расстраивать, но это значит, что ты очень хреново разбираешься в музыке…       — Я ни слова не сказал о твоём исполнении, — заметил Чон, ухватил пальцами подбородок блондина и настойчиво повернул его голову к себе, восстанавливая зрительный контакт. — Я сказал, что мне нравится, как ТЫ играешь: как сосредоточенно хмуришься, как двигаются твои руки и тело, как горят твои глаза…       — Скажешь тоже… — Тэхён дёрнул головой, освобождаясь из сильных пальцев, и снова отвернулся, склоняя голову и завешивая глаза чёлкой. Ему нравился комплимент, сказанный так откровенно и интимно, но ещё он хорошо понимал, что за словами скрывается какой-то иной смысл. И вот прояснение этого смысла приведёт его туда, откуда может и не быть возврата. А он и так наглухо запутался в картах и потерял всякую навигацию.       — Тэхён-и, — тихо позвал брюнет, сжимая пальцами чужое колено. — В чём дело?       Тот покачал головой, не поднимая взгляда.       — Если ты думаешь, что я ничего не замечаю — ты сильно ошибаешься. Посмотри на меня.       Блондин бессмысленно поглаживал подушечками пальцев клавиши и никак не реагировал. Это аутичное замыкание в себе человека, раньше готового делиться своими эмоциями и мыслями двадцать четыре на семь, сейчас заставляло сердце Чонгука тревожно сжиматься. Он перебирал пальцами чёрную ткань на колене Тэхёна, ждал ответа, а в голове проносились предположения: одно неприятнее другого. Ким же, отгородившись светлой чёлкой, казалось, улетел в соседнюю вселенную, оставив прохладному рассвету Майами лишь пустую оболочку.       — Это связано с нашей поездкой или… со мной? — брюнет поморщился, когда голос и без того тихий и неуверенный, предательски дрогнул. Но светлая голова качнулась, отрицая. «Да что за твою мать?!» — рявкнул железный характер Чона, не привыкший делить человеческую слабость. Чонгук больно сжал его колено, а потом грубо развернул Кима за плечи к себе лицом. Он получит все ответы сейчас. Ну, или сбросит Тэхёна в бассейн — шок тоже может привести в чувства. Хоть в какие-то. — Говори, я слушаю.       Тот перевёл затравленный взгляд на его лицо, вдохнул, выдохнул, пожевал губы и снова покачал головой. Будто не может решиться на что-то очень важное. И от этих нехитрых манипуляций Чонгука начинало трясти изнутри. Он словно уже слышал банальные фразы «дело не в тебе», «дело во мне», «всё так сложно», медленно выдавленные низким, севшим голосом. Ладони сами сжались на костлявых плечах. Блондин чуть поморщился.       — Дело не в тебе… — тихо начал он. И Чонгук, сглотнув подкатывающую тошноту, с огромным трудом сдержал порыв ухватить дурную белобрысую голову и приложить её о крышку пиани… рояля, будь он проклят весь целиком! Тэхён облизнул сухие губы. — И не в нас.       — Тэхён-и, обычно у меня океан терпения, — осторожно поторопил Чон, — но сейчас совсем не тот случай.       — Я не думаю, что тебе это интересно, — кисло усмехнулся блондин, и кривая ухмылка перекосила усталое лицо. — Это тебя не касается, а я потом как-нибудь сам…       — Так, — Чонгук тряхнул мямлящее тело перед собой за плечи и, приблизившись вплотную, почти касаясь кончиком носа смуглой щеки, прорычал тихо и угрожающе. — Всё, что касается тебя, теперь касается и меня. И мне всё интересно. Давай пропустим момент, где ты жмёшься и спотыкаешься в сомнениях, а сразу перейдём к сути. Я не отпущу тебя, пока ты мне всё не расскажешь. Я говорю очень серьёзно, поэтому решайся быстрее.       — Ох, — тяжело вздохнул Тэхён. В его тусклом взгляде не было и намёка на решительность, но чёрные глаза, сверлящие его лицо с лёгкой угрозой, убеждали не хуже горячего утюга на голой груди. — Это из-за отца…       Было видно, что говорить ему трудно: слова получались сухими, фразы — рублеными; Тэхён начинал говорить, потом упрямо мотал головой — выходило совсем не то, что он хотел, — и начинал заново. Он упрямо продолжал, рассказывая всё, что грызло его понемногу последние полгода: про родителей, про странно меняющиеся отношения с отцом, про не складывающуюся работу в компании, про последний прецедент перед их отъездом. В какой-то момент слова хлынули нескончаемым потоком, глаза ожили на сером лице, выплёскивая всю обиду и разочарование, что так долго копились внутри. И речь уже не шла о шести месяцах. Тэхён выговаривал всё, что скопилось за последние двадцать лет, почти всю жизнь. Где-то он почти кричал, возмущённо жестикулируя; где-то переходил на еле слышный шёпот; спрашивал себя, Чонгука, находящегося за многие мили отсюда отца, обвинял, ругался, просил прощения, снова ругался.       Слова не заканчивались долго, а когда это произошло, Тэхён с удивлением обнаружил себя сидящим на светлом диване, на балконе. Чонгук сидел рядом, неотрывно смотрящий своим тёмным взглядом, очень внимательный и молчаливый. Он только кивал и изредка сжимал смуглые пальцы в знак поддержки. Ким перевёл дыхание, стараясь успокоить колотящееся в глотке сердце. Наверное, он впервые в жизни смог выговориться, вывернуть наизнанку всё, что так усердно прятал за притворным равнодушием. Легче, казалось, не стало. Стало пусто. От озвученного веяло какой-то глухой безысходностью.       — Это всё? — сухо уронил Чон.       Ким во все глаза уставился на его бесстрастное лицо, оторопело открыл и закрыл рот, не находя слов, и развёл руками. Раньше, буквально пару минут назад, казалось, что у него есть проблемы, доставляющие определённый… дискомфорт? Не то слово. А вот после этого: «это всё?», — он и не знал, что чувствовал. «Этого мало?» — хотелось бы крикнуть громко и воинственно, но вышел бы разве что невнятный шёпот. А что должно было быть ещё?       — А теперь скажу я, — всё так же сухо каркнул Чонгук. Он качнулся вперёд, накрывая горячей ладонью шею и притягивая ближе к себе. Левая рука уже привычно легла на плечо, болезненно сжимая. Брюнет нашёл растерянные карамельные глаза своими и сощурился, будто задавшись целью высверлить в голове Тэхёна сквозную дырку. — Теперь ты не один. Теперь твои проблемы — это мои проблемы, мы будем решать их вместе, понял? Квартира и машина — даже голову не забивай. Ты будешь жить со мной, в нашем доме, ясно? Работа? Если тебе так важно — я помогу разобраться с Глобал. Если нет — мы найдём то, что ты захочешь. Я буду держать тебя в своих руках крепко, как сейчас, не отпущу никуда и помогу во всём. Доверься мне, положись на меня, и я никогда не подведу тебя. Веришь?       Тэхён послушно и ошарашенно кивнул, продолжая таращиться в ответ.       — Я буду рядом, Тэхён, и мы со всем справимся. Слышишь меня?       Блондин коротко выдохнул и обмяк в его руках. Широкие ладони закрыли лицо и от склонившейся светлой макушки донеслось невнятное бурчание.       — Я не расслышал. Повтори, — потребовал Чонгук.       Руки безвольно упали на колени, Тэхён поднял вымученный взгляд, и уголки губ дрогнули, приподнимаясь.       — Я люблю тебя.       Чонгуку показалось, что он враз оглох на оба уха, а мозг, исправно работающий, сломался. Как пыльным мешком по голове огрели. А его мальчик — да, теперь уже точно так оно и было — такой уязвимый сейчас, растерянный и ранимый, смотрел на него открыто с лёгкой, усталой улыбкой. Карие глаза загорались нежным, тёплым светом. В них отражался жёлтый диск, выползающий из-за синей воды на горизонте. А ещё в них светилось то самое чувство, о котором он не побоялся сказать.       — Что? — Чон не знал, что ещё можно сейчас сказать или ответить.       — Я люблю тебя, Чонгук-а, — просто повторил Тэхён, щёлкая брюнета по носу и тихо усмехаясь. — И всегда любил. И я бы сейчас с радостью разревелся, но у меня просто сил нет.       А вот теперь звуки вернулись разом: и шумящий прибой, и галдящие птицы на побережье, и шелест больших пальмовых ветвей под порывами утреннего бриза, и поверхностное, короткое дыхание Тэхёна, сидящего в кольце его рук. Чонгук вдруг почувствовал, что никогда ещё не был таким живым и настоящим, как сейчас, в эту самую секунду. Он порывисто прижал Кима к себе, зарываясь носом в светлые пряди на макушке и вдыхая лёгкий травяной флёр. Всё чувствовалось так остро, ярко, резко. Лучи рассветного солнца резали глаза, выбивая слёзы. Пришлось зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Живое тепло в руках ощутимо дрожало? как птица, трепещущая в силках. Но оно не рвалось прочь, наоборот ,прижималось теснее, обнимало, окутывало, даря невероятный покой и… счастье. Чонгук разулыбался, укачивая своё непутёвое счастье в руках и тихо мурлыкая ему на ухо какую-то глупую мелодию. Ему хотелось петь, кричать, бежать, смеяться. Всё сразу. Но самое главное сейчас было — не отпускать из рук того, кто сумел простыми словами и нежной улыбкой разбудить весь этот вулкан эмоций. Никогда не отпускать.

***

      — А я говорил, что две комнаты не понадобятся. И почему вы меня никогда не слушаете?       Фраза, сказанная высоким незнакомым голосом, вплыла в сознание поверх замороченного сна, наслоившегося сотней коржей в самый что ни на есть классический французский «Наполеон». Во сне, правда, её говорила какая-то невнятная зверюга, слишком шерстяная и разноцветная, чтобы хоть с кем-то подобным перекликаться в реальности. Тэхён в своё время читал Льюиса Кэрролла, и кто такая Алиса и её зазеркальные миры не просто представлял, но и периодически окунался всем естеством во что-то очень похожее, дрейфуя на каноэ сна по вселенной подсознания. Зверюга дьявольски улыбнулась и лопнула как мыльный пузырь, заполняя внутренний взор ослепительной вспышкой, сжигая спрятанные за веками глаза. Сон растворился в микроскопических точечках искрящегося света, вытягивающего в реальность жарким, солёным ветром, оглаживающим лицо. Он медленно приоткрыл один глаз и тут же прищурился — в очень высоком голубом небе нещадно палил медный диск солнца. В поле зрения попала ткань белой футболки Чонгука и три фигуры, стоящие рядом и отбрасывающие небольшую тень. Если тень есть — полдень они благополучно проспали.       Надо бы было и дальше притворяться спящим, глухим и слепым, но добродушное лицо Банчана уже засияло улыбкой — он засёк даже еле заметное трепыхание ресниц. Маскировке конец. Под щекой тоже зашевелилось нечто, потягиваясь и пытаясь приподняться. Тэхён мысленно проклял своё везение попадать в идиотские ситуации, глубоко вздохнул и открыл оба глаза.       На улице, — а именно здесь они с Чонгуком и уснули, сплетясь в змеиный клубок на том самом диване — было ярко, жарко и послеобеденно; с пляжа доносился оживлённый людской гомон и музыка, а почти перед самым носом, их помятым и отёкшим лицам улыбались трое парней. Теперь, при свете дня, Тэхён мог внимательно рассмотреть своих новых знакомых. Банчан — тот самый, что добродушный и заботливый — в белой футболке, яркой гавайской рубашке нараспашку и широких светлых шортах; его светло-каштановые кудри метались по воле переменчивого ветерка и на щеках, от широкой улыбки, появлялись маленькие ямочки. Рядом с ним, облокотившись на перила, громоздилась не по сезону упакованная в чёрное, саркастичная ворона — Джексон. Узкие брюки с полоской ремня из крокодиловой кожи и серебряной пряжкой, тонкая, полупрозрачная рубашка; толстая цепь шириной в палец из серебра или белого золота поблёскивала алмазными гранями звеньев в вырезе расстёгнутых верхних пуговиц; стильно уложенные тёмные волосы, с глубоким бордовым отливом, высокий лоб, вздёрнутые в усмешке брови над чёрными, пронзительными глазами и, будто нарисованная, полоска кривящихся губ. Нет, в китайце блондин вчера всё верно рассмотрел: высокомерие и сарказм на месте, как и солнечные очки на кончике носа. Можно продолжать. А вот третий персонаж ему ещё не был знаком, видимо, именно его слова послужили катализатором к пробуждению.       — Твоя проницательность порой вводит меня в ступор, — Джексон размашисто мотнул головой в сторону незнакомца, скрещивая руки на груди. — Скажи честно — ты ведьма? Я бы хотел знать это именно сейчас, пока не поздно.       — Уже поздно, — хохотнул Банчан, встревая в диалог. — Лилии уже выбраны и чахнут в ожидании.       —Ой, не напоминай, — поморщился третий, изящно отмахиваясь тонкой ладонью. — Флориста надо будет скормить скатам на закате, — его глаза, следившие за двоими на диване, хищно сузились, а губы разъехались в широкую ухмылку. — Доброе утро, сонюшки мои.       — С технической точки зрения, сейчас уже день, стремящийся к вечеру, — снова встрял Банчан.       — В нашем доме когда проснулся, тогда и утро, — назидательно заметил тот.       Тэхён, переводивший весь короткий разговор взгляд с одного говорившего на другого и так по кругу, наконец внимательно присмотрелся к третьему, незнакомцу. Что это был Линоу он уже догадался, но вот представить, что такой человек мог числиться в друзьях Чона — можно было с трудом. Если Банчан был с виду простым рубахой-парнем, обаятельным и приятным, Джексон — состоятельным пижоном с завышенной самооценкой (заслуженно или нет — ещё предстояло выяснить), то вот Линоу похож был на богемную диву, неизвестно как оказавшуюся в такой компании. Весь из себя тонкий и воздушный кореец с медово-золотистой копной непослушных прядей, лежащих вроде бы в полном беспорядке, но их неестественная неподвижность на открытом воздухе и сложная структура наводили на мысль о длительной и профессиональной укладке. Идеальная кожа лица, правильные тени и акценты, а также слишком тёмные ресницы и контуры недвусмысленно намекали на умело наложенный слой косметики. Не зря ему во сне виделась разноцветная зверюга — на незнакомце струилось цветастое кимоно в пол с длинными, широкими рукавами. В расходящихся полах шёлкового подола были видны две миниатюрные, босые ступни. Тонкие пальцы на узких ладонях украшали многочисленные перстни, в ушах покачивались длинные хвосты золотых серёжек. Породистое, красивое лицо с хитрым, лисьим выражением. Искрящиеся любопытством чайные глаза и красный лепесток тронутых блеском губ. Тэхён невольно засмотрелся. Такая внешность не была в его вкусе, но встретив подобного человека, не обратить на него внимания было бы невозможно — слишком ярко, слишком эпатажно.       Чувствительный тычок в бок не заставил себя долго ждать — Чонгук уже пришёл в себя, отлепился от мягких подушек и сидел рядом, по-хозяйски приобняв Кима. Он всё ещё сонно моргал и зевал, но среагировать на бесхитростно разглядывающего другого парня Тэхёна ему это не помешало.       — Гугу, мой чудный мальчик, — прозвенел своим высоким голосом Линоу, раскрывая руки навстречу встающему Чону. — Как же ты вырос!       Чонгук порывисто обнял пёстрое чудо. Быстро отстраниться ему не дали увешанные камнями ветви-руки, что основательно вцепились в белую футболку и только лишь сильнее прижали дёрнувшегося брюнета.       — Чужие дети растут быстро, — крякнул Джексон. — Отпусти его уже! А то это может плохо кончиться, я проверял, — он заговорщицки подмигнул Киму и щелчком пальцев вернул солнечные очки с кончика носа на положенное место на переносице, отгораживаясь чёрными стёклами от мрачного взгляда в ответ.       Линоу напоследок сильнее притиснул к себе Чонгука, отпустил и картинно повздыхал, на манер матушки-наседки, приглаживая чёрные, спутанные вихры. Потом сощурился, рассматривая лицо Чона. Искал он, видимо, что-то конкретное, а когда не нашёл — уставился своими лисьими глазами на Джексона и Банчана, копируя первого, скрестив, как и он, руки на груди.       — Вы ему не сказали, — утверждение звучало возмущённо-обвинительно.       Чан виновато улыбнулся, разводя руками, китаец же вздёрнул свой аккуратный нос, своей вины не признавая.       — Нашёл тоже суицидника, — фыркнул Джексон. — Я один должен был это вывозить? Ну уж нет.       — В чём дело? — насторожился Чонгук, по очереди оглядывая друзей. Линоу нетерпеливо дёрнул бровями, поджимая губы и выразительно глядя на Джексона.       — Как-то я не успел тебе сообщить, — протянул китаец. — А, может, к слову не пришлось… В общем. Ты прилетел очень вовремя. Как раз к торжеству.       — К какому торжеству? — не понял Чон.       — К свадьбе, — ухмыльнулся Джексон. — Я женюсь.       — Ну, с технической точки зрения… — снова вклинился Банчан.       — Заткнись, пожалуйста, — «вежливо» попросил Джексон, ткнув кулаком Чана в плечо.       Чонгук изумлённо таращился на друзей, силясь переварить услышанное. Вот только подвоха он не чуял, а вот Тэхён этот подвох уловил ещё вчера. Сейчас, с любопытством следя за беседой, он легко сложил два и два из сказанных фраз, брошенных взглядов. Он почти на девяносто девять процентов был уверен в развязке этой «интриги» и наспех раздумывал, как быть с Чонгуком: сразу принести ему воды или крепко обнять, чтобы и двинуться не смог, или усадить обратно на диван. Угадать его реакцию было трудно, а всё предусмотреть — тем более.       — Женишься? — переспросил Чон, смаргивая своё изумление. — Но это же здорово! А почему раньше не сказал? А где же невеста? Когда нас познакомишь?       — А за это не переживай, — глумился Джексон, по миллиметру отодвигаясь от брюнета. — Вы с ней знакомы давно.       Чонгук растерянно улыбнулся, в уме, видимо, припоминая всех общих знакомых за последний десяток лет. Линоу, нетерпеливо притопывающий босой ступнёй, закатил глаза, пихнув давящегося хохотом Джексона в бок, сунул под нос Чона вытянутую левую руку и пошевелил пальцами. Чон, как и ожидалось, блуждал пустым взглядом по разномастным камням в перстнях, совершенно не въезжая в ситуацию. Тэхён же сразу обратил внимание на тонкое золотое кольцо с крупным тёмным бриллиантом — в этом даже сомневаться не стоило — на безымянном пальце. Помолвочное. Чонгука пора было спасать.       Блондин поймал трепещущие пальцы своими и повернул запястье перед глазами Чона так, чтобы он посмотрел именно туда, куда следовало. Растерянная улыбка медленно сползла с лица брюнета. Он несколько секунд сканировал чёрными глазами тонкое кольцо на безымянном пальце Линоу, потом лица друзей, потом посмотрел на Тэхёна. Ким сдержал нервный смешок — такого жалобного отчаяния в обычно-решительном взгляде Чонгука блондин не видел никогда. Он коротко пожал плечами и кивнул, подтверждая догадку. Чон шумно втянул носом воздух, стиснул челюсти и медленно повернулся к Джексону. Тот ухмылялся уже не так нагло.       — То есть свадьба у вас?       Джексона растащило в ослепительную улыбку от уха до уха, и он размашисто кивнул, притягивая своего жениха за шею. Тот послушно качнулся назад, прижимаясь к широкой груди китайца спиной и глядя на Чонгука через свой хитрый прищур — ждал истинной реакции. Чон же звучно скрежетнул зубами, засунул сжавшиеся в кулаки ладони в карманы джинсов и нервно дёрнул головой.       — Какого дьявола вы молчали?.. — проскрипел брюнет, покачиваясь с носков на пятки и быстро переводя взгляд с Джексона на Линоу и обратно. — Когда? Как? Как такое вообще могло случиться?! Ты женишься на Ли?!       — С технической точки зрения, — и вот тут лучше бы ему было молчать, подумалось Тэхёну. — Не женится, а выходит за мужа… то есть замуж… ну, если быть до конца точным…       Чонгук хмыкнул и устремил пронзительный взгляд на не вовремя брякнувшего своё уточнение Чана.       — Точно, — чёрные глаза опасно сощурились. — Ты же ещё… Сука, я же с тобой уже месяц по телефону разговариваю. Ты сказать не мог? Намекнуть?       Банчан растерянно улыбнулся и попятился от надвигающегося на него Чона.       — А я-то тут при чем? Ты не спрашивал, а я…       Что там должно было послужить достойным оправданием так и осталось загадкой. Чонгук сорвался с места, кидаясь на ловко уворачивающегося Чана. Они одним прыжком перескочили диван и ринулись по коридору к лестнице на первый этаж; шустро улепётывающий Банчан, по ходу швыряющий под ноги всё, что попадало под руку, и догоняющий его широкими прыжками Чонгук, похеривший блестящую карьеру барьериста.       Линоу укоризненно посмотрел на жениха и не спеша двинулся по следам разрушений, увлекая за собой и Тэхёна; следом шагал хохочущий Джексон. Что именно его забавляло в этой ситуации — понять трудно. Блондину казалось, что он попал в какое-то абсурдное немое кино, в которе зачем-то добавили звук. Линоу, цепко удерживая его за запястье, вёл за собой к площадке второго этажа, мелко перебирая ступнями. За ним картинно тащился хвост длинного кимоно, и Ким, привыкший широко шагать длинными ногами, сейчас неловко семенил за плавно скользящей по коридору гейшей. С первого этажа уже отчётливо доносились топот, глухой стук передвигаемой мебели, задушенные ругательства и возмущённые вскрики.       — Я бы на вашем месте пока не спускался, — ядовито посоветовал Джексон, выходя к перилам и облокачиваясь о них локтями.       По большой гостиной скакали два индейца, швыряясь друг в друга подушками, журналами и стульями. Тяжёлый выдох слева свидетельствовал о том, что местной «хозяйке» такое непочтительное отношение к порядку, мягко говоря, претит. За забавным зрелищем — а пока Чонгук свою жертву не догнал, всё выглядело довольно весело — вышел понаблюдать и рыжий пушистый монстр. Боднул мохнатой головой Тэхёна в лодыжку, требуя уступить место, покрутился, устраиваясь в ногах Линоу, и торжественно сел, складывая могучие лапы и устремляя высокомерный взгляд на разворачивающуюся битву внизу.       Надо было отдать должное обоим: и Чонгуку, несмотря на свои не субтильные размеры, очень быстрому и резкому, в попытках ухватить хоть за что-нибудь противника; и Банчану, ухитрявшемуся в последние мгновения вёртко уворачиваться и по максимуму использовать окружающие предметы и обстановку для защиты. Джексон активно болел то за одну сторону, то за другую, едко подначивая обоих. Линоу насупился и раздражённо жевал нижнюю губу, вероятно, решая, когда стоит вмешаться. Тэхён же просто растерялся.       — До первой крови? — азартно спросил китаец, искоса глянув на соседей по VIP-ложе.       — Только не в моей гостиной, — зашипел Линоу и решительно двинулся вниз по лестнице, сопровождаемый рыжим эскортом. — А ну-ка разошлись сейчас же! Как дети, ей-богу!       Как раз в этот момент Чон ухватил шатена за ворот рубахи и неотвратимо душил, второй рукой удерживая на месте барахтающегося Банчана. Фигура «хозяйки» в кимоно выросла рядом с парнями, каждый получил весомый подзатыльник, захват распался, и оба понуро расползлись в разные стороны, следуя указующим перстам в перстнях, как бы тавтологично это ни звучало. Джексон махнул рукой Тэхёну — можно идти, жизни больше ничего не угрожает — и легко сбежал по лестнице на первый этаж.       — Имейте в виду, — строго отчитывал Линоу, — вся прислуга уже на островах. Убирать этот разгром будете сами. Иначе скормлю акулам. А ты, — выразительный взгляд на жениха, — прекрати так глупо улыбаться! С минуты на минуту здесь будет портной. И что я ему скажу? Простите, клиенты неадекватны, давайте перенесём мерки?       — Клиенты? — переспросил Чонгук, утирая со лба испарину и плюхаясь на активно потоптанный в пылу догонялок диван.       — Конечно, дорогой, — удивилась «гейша», опускаясь рядом с ним и расправляя складки шёлковой ткани на коленях. — Или у тебя уже есть костюм для церемонии? Эти весельчаки же тебя не предупредили, — гневная молния из глаз в сторону Джексона и Чана. — Но вы не переживайте. У меня великолепный мастер, руки золотые. Всё будет готово уже послезавтра и доставлено минута в минуту…       Чонгук тихонько взвыл, закатывая глаза и откидывая голову на спинку дивана. Тэхён, не успев даже подумать, качнулся в его сторону, но был остановлен тяжёлой рукой Джексона, которую тот со звонким хлопком опустил на его плечо и притянул блондина к себе, улыбаясь своим фирменным кривым оскалом.       — Да что за нахер здесь происходит? — жалобно простонал Чонгук, растирая ладонями лицо.       — Ничего особенного, — деловито приглаживая всклокоченные вихры на чёрной макушке, успокаивающе проговорил Линоу. — Это последствия отсутствия у твоего китайского друга чувства юмора, такта и здравого смысла. Не переживай, мой дорогой, мы ему что-нибудь ампутируем, но несколько позже, хорошо? А сейчас я могу принести тебе что-нибудь выпить. Или вы уже проголодались? — обеспокоенный взгляд на Тэхёна и обратно к Чону. — У нас совсем мало времени… Сейчас я принесу вам коктейли, мы вместе переживём примерку, пообедаем, выпроводим Банчана, потому как у него много забытых дел и скучающая дома совесть, а потом обо всём подробно поговорим.       Линоу удовлетворённо кивнул сам себе, грациозно поднялся в своём неудобном наряде и уплыл в сторону, как Тэхёну помнилось, кухни. Чонгук вперил тяжёлый взгляд в Джексона, всё ещё скалящегося и обнимающего одной рукой за плечи блондина. Тот тут же отступил на несколько шагов назад и вскинул руки вверх, сдаваясь и состроив максимально возможную невинную мину.       — Мама сказала потом, значит, потом. Кто мы, чтобы спорить?!       С другого края комнаты осторожно подобрался Банчан, протягивая подрагивающую руку мрачному брюнету. Примирение состоялось без эксцессов, не считая едких подколов Джексона. Через десять минут в комнату вернулся Линоу, с резным подносом в руках, на котором теснились пузатые бокалы с неидентифицируемой смесью внутри, льдом, зонтиками, трубочками и ползущими по стеклянным бокам каплями конденсата. Освежающие напитки немного примирили всех с действительностью, остудили пыл и расположили к более мирной и незамысловатой беседе, свободной от выяснения отношений и угроз жизни и здоровью.       Тэхён устроился на низком пуфе, напротив большого дивана, скрестив ноги по-турецки, потягивал свой коктейль и растворялся в атмосфере уютного покоя, которая накрывала их разношёрстную компанию. Чонгук заметно расслабился, растянувшись на диване. Он с живым любопытством расспрашивал друзей о жизни в штатах, огибая по широкой дуге тему свадьбы, и периодически бросая на блондина короткие взгляды. Возможно, Чон и не догадывался, но он имел удивительную способность вливаться в любую компанию без намёка на неловкость, находить и поддерживать темы, интересные всем. Джексон сменил свою хищную ухмылку на вполне себе добродушную, плюхнулся рядом с брюнетом, закинул руку на спинку дивана, а одну стройную ногу на другую, и периодически незлобно комментировал слова жениха и Банчана. Последний, виновато заглядывая Чону в глаза, напоминал сейчас провинившегося щенка, тем не менее не утратившего лукавого блеска в карих глазах.       Линоу, царственно расположившийся в высоком кресле, флегматично рассказывал о своей галерее, новых приобретениях и предстоящих выставках, которые «вытянули все соки из его естества». Высокопарный слог нового знакомого каждый раз вызывал у Кима невольную улыбку. Неожиданный друг Чонгука будто бы сошёл с экрана какой-то пафосной японской манги или исторической дорамы, а автор или сценарист не поскупились на старомодный лексикон, прописывая харизматичного персонажа. Забалтывал Линоу профессионально, захватывая внимание собеседников подвижной мимикой, завораживающим голосом и жестикуляцией.       Спустя час, пролетевший, к удивлению Кима, в несколько минут, приехал портной с золотыми руками. Джексона и Банчана отправили в ресторан за ужином, так как по телефону «услышать божественные ароматы подходящих к настроению и поводу яств было невозможно». Авторская лексика, опять же. А Чонгука с Тэхёном, подхватив под руки, Линоу потащил в кабинет, вслед за знающим своё дело и прекрасно ориентирующимся молодым портным. Мерки и обсуждение фасонов не заняли много времени — хозяин дома знал, чего хотел, а чужое мнение его мало волновало. Пометив в пухлом блокноте все необходимые замечания и пожелания, мастер собрал образцы тканей, сантиметры и журналы в брендовый чемоданчик и, пообещав через день приехать с примеркой и на месте подогнать костюмы, наскоро распрощался.       Дожидаясь вынужденных курьеров с ужином, Линоу с нескрываемой гордостью провёл экскурсию по дому, неизменно останавливаясь и подробно рассказывая про тот или иной предмет искусства, заботливо принесённый в цепких лапках в семейное гнездо. С особым трепетом и нескрываемой нежностью он поглаживал белый лакированный бок рояля, занимающего почётное центральное место в зоне отдыха на втором этаже.       — Это KAWAI, делали на заказ. Второго такого вы нигде не найдёте. Я ждал его почти год, сам вёз из Японии.       — Ты играешь? — при свете дня и под косыми лучами солнца на прозрачной крышке загорелись серебряные узоры, переливаясь радужными бликами, и Тэхён глаз не мог оторвать от изящной красоты росписи.       — О, совсем нет, — отозвался Линоу. — Я бы и не позволил никому коснуться этого шедевра даже мизинцем. Недостойны.       Тэхён скосил глаза на Чонгука. В глазах плеснулась паника и немое предупреждение. Чон только презрительно фыркнул.       — Это всего лишь пианино.       — Рояль! — в два голоса рявкнули на него с двух сторон.       Чонгук вскинул руки в защитном жесте и примирительно улыбнулся. Такое единодушие его очень позабавило.       — Да как скажете, я не настаиваю. Это всё очень интересно, но я, пожалуй, пойду поищу душ. Позовите меня, когда приедет ужин.       Парни проводили брюнета долгим взглядом. В конце коридора он нерешительно затормозил, решая в какую дверь сунуться. Справа была спальня с видом на океан, в которой оставлял свои вещи Ким. Чонгук коротко глянул в открытую дверь, обернулся на смотрящих в его сторону Тэхёна и Линоу и, решившись, ушёл в противоположную дверь. Створка приотворилась с глухим стуком, а через минуту зашумела вода.       Тэхён покачал головой. Он и не ждал открытого подтверждения их отношений, даже перед его друзьями, но какая-то маленькая и очень вредная частичка пронзительно визжала, что после его признания хоть что-то да должно было измениться. Видимо, нет. Это он открыто сказал о чувствах, Чон же ничего не сказал в ответ. Не смог, или не хотел, а может, и нечего было сказать.       — Он красивый, да?       Ким удивлённо вскинул голову на стоящего в двух шагах Линоу. Он так резко и глубоко провалился в свои совсем невесёлые размышления, что внезапно прозвучавший прямо над ухом голос, заставил его почти подпрыгнуть на месте. Обладатель же голоса очень внимательно разглядывал его лицо, неспешно перебирая в тонких пальцах шёлковый пояс своего традиционного японского наряда. Узел уже немного ослаб, и вся конструкция из нескольких слоёв шёлка слегка поплыла: ворот разошёлся, ткань немного съехала, открывая острую ключицу и плечо. Как продолжение расцвеченного кимоно, на коже виднелось начало рисунка, уходящего вниз по плечу. Цветная, плотно забитая татуировка. Тэхён сморгнул, с усилием перевёл взгляд на разделяющий их инструмент.       — Рояль? — хрипло спросил он.       — И рояль тоже, — по-лисьи улыбнулся Линоу. — Я был уверен, что вторая комната будет не нужна. С ним сложно, правда?       Тэхён промолчал, покачав головой. Если Чон ещё не решился открыться друзьям, то он в это лезть тем более не будет. Да и как это будет выглядеть со стороны? Откровенно личные беседы с весьма необычным человеком, которого он знает час своей жизни. А человек продолжал подкрадываться ближе, обходя препятствие. Ким постарался незаметно отодвинуться, упорно пялясь на роспись крышки. Но когда неуклюжий человек хочет куда-либо переместиться в пространстве, чтоб наверняка это сделать, необходимо смотреть себе под ноги. Тэхён не смотрел, как следствие — запнулся о выступающую ножку и чуть не рухнул с высоты своего роста, вцепившись пальцами в край рояля.       — Осторожно, — тихо усмехнулся Линоу, поддерживая его за локоть и помогая подняться. — Ты боишься меня?       — А должен? — коротко кивнув, благодаря за помощь, Ким отошёл к дивану.       — Ни в коем случае, — тот отрицательно покачал головой. — Но ты страшно смущён, это я вижу. На закостенелого корейца, с выжженными на подкорке традиционными ценностями, ты не похож. Да и глядя на вас двоих, думать дважды не приходится.       — Не понимаю, о чём…       — Понимаешь, — безапелляционно отрезал Линоу, устраиваясь на диване, и похлопал ладонью по месту рядом. Ким замер, не собираясь принимать приглашение, но узкая ладонь продолжала стучать по обивке, а её хозяин удивлённо вскинул брови и криво улыбнулся. — А говоришь, что не боишься.       Пришлось садиться рядом. Для спокойствия Тэхён стянул большую подушку от спинки и обхватил её обеими руками. Безопасно отгородился, не прикопаешься.       — Я весьма прямолинеен, — признался Линоу. — Зачем ходить вокруг да около? Зачем терять на это время? Время — невосполнимый ресурс, его всегда не хватает. Ни к чему растрачивать его на глупые условности. Поэтому скажу тебе так: сейчас ваше время, не теряй его. Заочно я давно с тобой знаком, ТэТэ. Я могу тебя так называть? — Тэхён растерянно пожал плечами. — Чонгук говорил о тебе. Конечно, имён он не называл, но мне не трудно сложить два и два. Говорил и сейчас, и ещё когда мы учились вместе. Можно сказать, что давно тебя знаю. Просто раньше не видел, а сейчас очень приятно удивлён. Малышу Гугу повезло с таким эффектным партнёром.       — Скажу честно, — промямлил Ким, тоскливо глядя на коридор, ведущий к их комнатам. — От подобных разговоров мне неловко.       — Потому что ты меня плохо знаешь? Глупости. Меня зовут Линоу. Я переехал сюда из Пусана, когда мне было пятнадцать. Моё корейское имя Минхо, но по ряду причин я предпочитаю как можно реже связывать себя с этой страной и своим прошлым. Мне 28. У меня своя галерея и сумасбродный жених, который послезавтра станет моим мужем. Ещё у меня есть великовозрастный сынок Гугу, за которого я переживаю всем сердцем и пущу на корм рыбам любого, кто захочет его обидеть. Вот, теперь ты знаешь обо мне много больше. Стало легче?       Ким смущённо хмыкнул. Линоу действительно напоминал сердобольную мамашу Чона, которая утащила его новую подружку на кухню и теперь пытается то ли ближе познакомиться, то ли напугать, то ли всё сразу.       — О, ты быстро ко мне привыкнешь, — ободряюще улыбнулся Линоу. — Ведь мы похожи больше, чем ты думаешь. Расслабься. Здесь вам не от кого прятаться, некого стесняться. В мире достаточно судей, а друзья созданы для того, чтобы принимать нас такими, какие мы есть. Ну и потом: вы уже не в Корее, вы очень далеко от Сеула. Здесь дышится по-другому, здесь нет его отца и тысяч осуждающих глаз. И Гуки здесь совсем другой, вот увидишь. Самый настоящий. Поэтому, просто дай ему возможность раскрыться. Он в глубине души сам этого хочет, мучается, хотя и никогда не признается.       — Я его не ограничиваю, — насуплено буркнул Тэхён, вжимаясь в подушку. Душеспасительные беседы нужно было проводить с Чоном, а не с ним. Он уже сделал всё, что мог.       — Тогда будь самим собой. Ты мне нравишься, не дай в тебе разочароваться. Хорошо?       Снизу донёсся возбуждённый гомон, топот, шуршание целлофана и зычный хохот Джексона. В коридоре тоже хлопнула дверь, и через мгновение перед ними стоял принюхивающийся Чонгук, растирая мокрые волосы полотенцем.       — Пожалуйста, — взмолился он, перекидывая полотенце через плечо. — Пойдёмте жрать! Или у меня сейчас желудок в узел завяжется.       Линоу звонко рассмеялся, ухватил за руку Тэхёна и повёл за собой на первый этаж, где на длинном столе Джексон и Банчан оперативно расставляли тарелки, судки, приборы и стаканы. Они логично решили встречать корейских друзей традиционной корейской кухней, скупив в ресторане всё, до чего дотянулись руки повара с острыми специями. Запахи витали умопомрачительные, а настроение настойчиво поднималось вверх в предвкушении вкусного ужина.       Чонгук ходил вокруг, подгоняя тех, кто стол накрывал, тех, кто ходил за выпивкой, и тех, кто просто попадался под ноги. А когда наконец всё было готово, не дожидаясь церемонии по открыванию бутылки коллекционного вина, которую по случаю неспешно творил Линоу, первым накинулся на угощения. Поглощал еду он настолько аппетитно, что и остальные, даже отставивший на время бутылку в сторону Линоу, принялись за свои тарелки. Первый же кусок мяса встал у Тэхёна поперёк горла. Видимо, свинину красным перцем натирали, нашпиговывали, в его настойке замачивали и с ним тушили. Вкусовые рецепторы взвыли от перегрузки и отключились. Во рту пылало пламя ада, на глаза навернулись слёзы. Блондин поднял несчастный взгляд на сидевшего напротив Банчана, который застыл в гастрономическом шоке, с полным ртом острой лапши. Справа отпивался водой прямо из высокого графина Джексон, слева молча жевал Линоу. Молча жевал, молча не моргал, молча менялся в лице, по персиковой щеке бежала одинокая слеза. И только Чонгук уплетал за обе щеки.       — Что? — удивился он, утирая острый соус с губ. Тэхён был готов поклясться, что видел языки пламени на салфетке.       — Ну, знаешь, — протянул Джексон, стирая выступившие капли пота на лбу. — У тебя Сатана на быстром наборе? Ты извращенец? Красотуля, вызывай скорую, — жалобно попросил он, глядя на жениха. — У меня во рту грёбаное пепелище.       — Не сквернословь, — сипло отозвался тот, навечно приклеиваясь к стакану воды.       — Спасибо, конечно, покушал от души, — проскрипел Банчан, поднимаясь со своего места. — Давайте я за бургерами съезжу, ну на фиг такое гостеприимство.       Его предложение с готовностью поддержали, даже Чонгук, ранее не отличавшийся зверским аппетитом. Он же вызвался в компанию к Чану, дабы процесс ускорить. Джексон перебросил через стол ключи, пойманные эффектным движением Чона. Ужин решили перенести на побережье. Парни, позабыв что им давно не пятнадцать, задорным галопом ускакали за фаст-фудом, на ходу выясняя, кто более достоин сидеть за рулём.       Тэхён рыпнулся помочь Линоу с уборкой и приготовлениями, но был тут же вежливо отправлен отдыхать и перестраиваться на новый часовой пояс.       — А зачем мне тогда муж? — удивился он, передавая Джексону тарелку. — Обычно этим занимается прислуга. У нас и повар отменный. Но сейчас все заняты приготовлениями к свадьбе. Разберёмся сами, да, милый?       Джексон ослепительно улыбнулся, процедив сквозь зубы очередное ругательство, и бодрой походкой отправился на кухню, нагруженный посудой.

***

      Руководствуясь выразительным намёком, который ему обозначили оба хозяина дома, Тэхён побрёл на второй этаж, в узурпированную спальню. Рядом с оставленной ещё сегодняшним ранним утром сумкой логично примостился чемодан. Пока блондин предавался меланхолии и музицировал на музейном экспонате Линоу, Чон успел тихо проникнуть в дом, разобраться со спальнями, перенести багаж. Кругом молодец. Его сумки, как и следовало ожидать, поблизости не оказалось.       Блондин покопался в чемодане, морщась каждый раз, когда под руки попадалась очередная случайная вещь. Ни логики, ни смысла в наборе тряпок не было от слова совсем. Где-то ближе ко дну отыскались широкие полуспортивные брюки и мягкая футболка, на самом же дне грустили любимые сланцы, не покидающие этот чемодан никогда. Сейчас всё это было в тему. Вытащив всё необходимое на кровать, Тэхён осмотрелся. Помимо буржуазной джакузи на балконе, в комнате отыскалась вполне демократичная уборная с вполне вменяемой ванной, а не модным душем. На многоярусной полке красовались разноцветные флаконы всевозможных объёмов и форм: масла, гели, скрабы и прочая тряхомудия. Ближайшие два часа обещали принести массу удовольствия и расслабления. Каждый перестраивается в новых условиях по-своему. Кто-то пышет энергией, а кому-то, например, Тэхёну, просто необходимо пару часов тишины и одиночества, а если к ним прилагается ещё и горячая вода с отдушками — почему бы и да?       Когда он распаренный, вялый и счастливый выполз в прохладную уже спальню, на улице стемнело. Снизу шло мерное свечение от подводных ламп в бассейне, на небе же великим множеством мерцали звёзды. У выхода на балкон, привалившись плечом к косяку, замерла мужская фигура. Блондин сощурился и, рассмотрев знакомые изгибы, ухмыльнулся. Подойдя ближе, он заметил отсвечивающие в такт музыки красные диоды беспроводных наушников. Вот почему Чонгук не среагировал на хлопнувшую дверь. Значит, давно ждёт.       Мерзкий голосочек тут же предательски тявкнул, что в ванну он заглянуть не догадался. Для чего? Чтобы поторопить или сказать, что привёз ужин, ну или присоединиться, в конце концов. Тэхён мысленно пнул вредную шавку распаренной пяткой и подкрался вплотную. Чон мерно дышал, глядя на звёздное небо, губы беззвучно шевелились, повторяя текст песни. Ким легко пробежался пальцами по бокам, обтянутым белой футболкой, просунул ладони под руками и погладил мерно вздымающуюся грудь. Чонгук мелко вздрогнул, чуть повернул голову и улыбнулся блондину, откидываясь на его голое плечо. Тэхён прикусил хрящик подставленного уха, правой рукой выдернул наушник и отбросил его в сторону. Левая же рука забралась под ткань футболки и медленно поглаживала круговыми движениями горячую кожу на животе.       — Давно ждёшь?       — Даже очень, — усмехнулся брюнет. Тэхёну показалось, что он имеет в виду совсем не водные процедуры.       — А мне показалось, что ты наоборот пытаешься убежать подальше. У меня длинные руки, не трать зря силы.       — Мне они ещё пригодятся? — Чонгук вопросительно вздёрнул бровь, разворачиваясь в объятиях лицом к блондину.       — Определённо, — протянул Тэхён, потянувшись к Чону.       Он хотел просто коснуться чужих губ, просто обозначить поцелуй, просто удостовериться, что с ними всё в порядке, просто получить подтверждение. Чонгук впился в его рот с остервенением, сминая губы, вцепляясь пальцами во влажные, потемневшие волосы. Тэхён на мгновение задохнулся, не ожидая такого напора. И за те несколько секунд, пока он пытался вдохнуть воздух носом, Чонгук уже подхватил его на руки, в два широких шага пересёк комнату и бросил на кровать, наваливаясь сверху. Полотенце, обернутое совсем недавно вокруг бёдер, улетело в тот же угол, что и второй наушник. Брюнет отпустил истерзанные губы, спустился ниже к шее, вылизывая влажным языком. Руки активно шарили по смуглой коже, пощипывая, оглаживая, растирая…       — Чон-мелкий-засранец-Чонгу-ук! — донесся откуда-то снаружи громкий голос Джексона. — А ну тащи свою задницу сюда, отстань от парня!       Оба замерли, таращась друг на друга в темноте. Тэхён удивлённо оглянулся на распахнутую дверь на балкон. Видеть их не могли. Голос доносился из далека. Значит, ужин на побережье остался в силе, и хозяева уже их ждут. Чонгук уронил тяжёлую голову на грудь блондина и с силой втянул носом воздух.       — Чёртов придурок, — процедил Чон, успокаивающе поглаживая голое бедро под собой. — Убью при первой возможности.       Тэхён погладил смоляные пряди и приподнял руками голову Чонгука, заглядывая в чёрные провалы глаз.       — Мы можем остаться здесь, — прошептал в самые губы, которые шевельнулись, ловя каждый звук.       Брюнет отчаянно мотнул головой, вздыхая.       — Нет, он не отстанет. Еда стынет, дрова прогорают. Одевайся, — Чонгук резко поднялся, отпрыгивая от кровати как можно дальше. Он нервно одёрнул длинную футболку и раздражённо цокнул. — Всегда не вовремя.       — А я голодный, — коварно усмехнулся Тэхён, приподнимаясь на локтях и даже не предпринимая попыток встать с кровати и одеться. Судя по бешеным глазам Чонгука, он проигрывал смертельную схватку с желанием вернуться на кровать к разгорячённому и очень даже возбуждённому любовнику.       — Я сказал, сюда иди, озабоченный! Я с берега твои срамные мыслишки слышу!       Чонгук закатил глаза и с выражением вселенской тоски поплёлся к балкону.       — Уши проверь, тебе прибоем херню какую-то надуло! — гаркнул в ответ Чон. — Сейчас идём, прекрати орать!       — Ладно уже, — донеслось значительно тише и явно глумливо.       Брюнет виновато пожал плечами и жестами показал, что будет ждать внизу. «Иначе мы тут так и останемся», — договорили за него глаза. Чон ушёл, а Тэхёну ничего не осталось, как натянуть приготовленные вещи, сунуть ноги в сланцы и шлёпать на побережье.       Они плечом к плечу спустились по длинной деревянной лестнице, ведущей к пляжу. Там, метрах в пяти от воды, на невысокой треноге стоял большой круглый металлический чан, в котором плясали оранжевые языки пламени на потрескивающих поленьях. Справа и слева от него стояли четыре плетёных кресла, низкий стол с бутылками и коробками, несколько больших садовых фонарей с длинными ручками. Джексон активничал рядом с заставленным столом, разворачивая кульки, открывая соусы и бутылки. Чуть в стороне, расстелив на песке полосатый плед, расположился Линоу. Он сменил своё экстравагантное одеяние на простые льняные брюки и рубашку. Сидел, скрестив ноги по-турецки, и раскладывал большие прямоугольные карты в мягком свете одного из фонарей. Тэхён заглянул ему через плечо.       — Таро? — удивился он.       — Они самые, — сосредоточенно отозвался Линоу, продолжая перекладывать, переворачивать и перемешивать карты в только ему понятном порядке. Он коротко глянул на Кима, нахмурился и снова принялся за свою раскладку. — Иди, я сейчас к вам присоединюсь.       Тэхён пожал плечами и, оставив полуночного гадателя с его псевдонаукой, вернулся к горящему очагу и жующей компании. Эти двое, даже откусывая огромные куски от своих астрономических бургеров, ухитрялись внятно переругиваться. На вопрос о том, где они посеяли Банчана, оба отмахнулись. Их четвёртый любил внезапно исчезать и появляться, не заботясь о комфорте и переживаниях окружающих. Он мог неожиданно вспомнить, что не покормил рыбок и сорваться домой в три часа ночи, провожаемый охреневающими взглядами друзей. У всех свои странности.       — Чонгукки, — изображая голос сказочника, читающего детскую книгу, продолжал цепляться китаец. — А зачем тебе такая длинная майка?       — Чтоб ты не пялился на мою потрясную задницу, — огрызнулся Чон, слизывая ползущую по пальцу каплю соуса.       — Чонгукки, — Джексон подсел вместе с креслом ближе к брюнету и выразительно глянул на Тэхёна. — А зачем тебе такой красивый друг?       — Чтобы тебе было о чём помечтать, придурок, — передразнил Чонгук, своё кресло отодвигая подальше.       — Чонгу-у-уки, — пропел Джексон, начиная третий круг доёбства. — А скажи мне, не связано ли первое напрямую со вторым?..       Чонгук возвёл мученический взгляд к чёрному, высокому небу, громко прося хоть кого-нибудь да швырнуть в неугомонного друга хотя бы молнией. К сожалению, небеса остались постоянны в своём безмолвии, и брюнету пришлось впихнуть в незамолкающий рот горсть картофеля фри, чтоб хотя бы на пару минут остановить поток словоизлияния. Со спины к нему подошёл Линоу, задумчиво смотрящий на пламя и покачивающий в руке фонарь. Сейчас он смотрелся вполне себе земным и человеческим, только неясная тень, наползшая на красивое лицо, немного портила образ.       — Что сегодня говорят звёзды, детка? — тут же переключился Джексон, уже проглотивший килограмм картофеля, который в него запихнул Чон.       — Разное говорят, — уклончиво ответил тот, усаживаясь рядом с китайцем. —Много испытаний готовят, обещают достойное вознаграждение тем, кто их преодолеет. Но сомневаются в силе духа испытуемых.       — Гороскопы не пробовал составлять? — гыгыкнул Джексон, потрепав золотые пряди Линоу. — Я такую дичь по утрам по радио слышу. Каждое четвёртое предсказание в том же духе.       — Тебе могу составить, — ответ прилетел с лёгкой угрозой. — Дай подумать… Ах, ну конечно. Звёзды предупреждают, что за длинный язык его хозяин может расплатиться духовным и физическим покоем на долгие недели.       — Недели? — в притворном ужасе вскинулся Ван. — Да ты смеёшься надо мной? Я уже по горло сыт твоими очищающими молитвами и воздержанием перед свадьбой! Я уже три недели на морально-волевых функционирую! Дорогая моя, у тебя совесть есть?..       Тэхён удовлетворённо хмыкнул, пряча улыбку за своей американской булкой с ногой какой-то гигантской коровы и небольшой овощной грядкой. Он внутренне аплодировал стервозному началу Линоу, малодушно надеясь на самый неприятный для Джексона исход. Их милая перепалка продолжала неспешно журчать, втягивая в свои сюжетные повороты то Чона, то Кима, то обоих сразу. Чонгук, на очередном круге, раздражённо зыркнул в сторону Джексона, откашлялся и наконец задал давно волнующий его вопрос.       — Скажите мне, пожалуйста, как вообще такое могло случиться? Полгода назад я оставлял вас здесь лучшими друзьями, а сегодня на меня мерили костюм вашего шафера. Как такое могло случиться?!       — Что именно тебя удивляет, дорогой? — светски улыбнулся Линоу, разворачиваясь к брюнету всем корпусом. — Как давние друзья смогли полюбить друг друга настолько, что решили связать свои жизни официально? Разве я должен тебе объяснять? Мне кажется, что…       — Я спрашивал именно о вас, — торопливо перебил Чонгук.       — О, это было довольно глупо, — смерив Чона снисходительным взглядом и пообещав им же к этому вопросу вернуться, Линоу изящно отмахнулся. — Всё началось, как и всегда, впрочем, с того, что Джекс не умеет пить. Никакой романтики, всё до боли прозаично.       И Линоу, ввинчивая в каждую фразу высокопарное сравнение из пары десятков эпитетов, рассказал, как несколько месяцев назад они на пару оказались в весьма шумной и бестолковой компании, как вместе скучали, придумывая себе развлечения, как не нашли ничего лучше, как напиться в хлам. И Джексон именно это и исполнил, а утром проснулся с головной болью, провалом в памяти, голым, с характерной тяжестью во всём теле, тесно прижимая к себе такого же неодетого Линоу.       — Я сначала подумал, что сексом дружбу не испортишь, — усмехнулся китаец, поглаживая тонкое запястье будущего мужа. — Ну, бывает же, так? Чего только мы в университете не творили, сейчас и вспомнить стыдно. А потом… не получилось больше дружить, понимаешь? Я посмотрел на него по-другому, да так и смотрю с тех пор.       — Но свадьба… — с сомнением начал Чон.       — А это тоже от его дурной головы, — мягко улыбнулся Линоу. — На слабо меня решил взять, пошутить. Купил кольцо и сделал предложение. А я согласился. Назло. Слово не воробей. Держим оба.       — То есть, это всё спор? — не поверил Тэхён.       — Нет, споры, ссоры, глупые шутки — это всё сопутствующие мелочи. Главное — чувства, и это не так важно, в какой форме они проявляются.       — Чувства — это прекрасно, — мрачно вклинился Чонгук. — Но свадьба? Не подумайте, я в вас верю и всё такое. Но из-за спора решаться на такой серьёзный шаг? Вы, ребята, перегибаете…       — Гугу, ты сильно заморочился в своей Корее, — отмахнулся Джексон. — Ты сам не усложняй, и жизнь станет легче во много раз. Лови момент, наслаждайся ей. Влюбляйся, если нравится человек. Расставайся, если чувствуешь, что не твоё. Делай предложение, если понимаешь, что больше не сможешь отпустить. Никогда не следуй советам других, не прогибайся под их волю, слушай сердце, и будет тебе счастье. Ты забываешь самые простые истины со своим курсом доллара и валютным рынком. Жизнь идёт, а мы по глупости её упускаем. Дерзай, Гугу!       - Меня окружают отъехавшие хиппи, - Чонгук недоверчиво мотнул головой и задумался, невидяще глядя в огонь.       Джексон и Линоу тихо переговаривались о чём-то своём, а Тэхён мысленно прокручивал неожиданно мудрые слова закинутого пижона. Он был с ним согласен, и сам подобное проповедовал, да и с Чоном не раз за это схлёстывался. Теперь же эту же философию выдали с другого ракурса и Чонгук споткнулся на этой мысли. Эти слова говорил не заинтересованный человек, а его друг, который не просто советовал, но и следовал своим же советам, выступал отличным примером работы своей теории. Поэтому и подумать было о чём.       — Думаю, стоит пройтись перед сном, —неожиданно оповестил Линоу, подхватывая одной рукой фонарь, а другой потянув за собой жениха. — После всего съеденного, нам придётся пуговицы на смокингах расставлять. Это будет грандиозный провал. Поднимайся, родной, пара километров, и я даже поцелую тебя на ночь.       — За пару километров ты мне должен как Боженька отс…       — Не сквернословь, — перебил блондин, подталкивая упирающегося Джексона. Тот, наконец, сдался, закинул руку на хрупкое плечо Линоу, кисло улыбнулся парням и неторопливо зашагал по берегу, прочь от догорающих углей. Тэхён проводил сладкую парочку долгим взглядом; жёлтое пятно от фонаря ещё долго плясало по песку, а потом и оно растворилось в темноте. Он перевёл взгляд на Чона и встретился с чёрными глазами, в упор сверлящими в нём дыру.       — Что ты так смотришь?       — Нравишься ты мне, — усмехнулся Чон, — вот и смотрю. Не хочешь искупаться?       Блондин ответить не успел, а Чонгук уже выбрался из кресла, сдёрнул футболку и джинсы и бегом ринулся в воду. Десяток длинных шагов, и он с шумом и брызгами нырнул в чёрную воду. На поверхности он показался гораздо дальше, чем ожидал Тэхён. Брюнет плеснул воды в лицо, зачесал пальцами мокрые волосы назад и широко улыбнулся.       — Иди ко мне, — позвал он, протягивая руки.       — Да мне и тут хорошо, — усмехнулся Тэхён, всё же делая несколько шагов в сторону океана.       Маленькие волны плескались у берега, перекатывая мелкий песок и редкие ракушки. Чонгук медленно двинулся обратно, останавливаясь там, где вода, тёплая как парное молоко, доходила ему до пояса.       — Обещаю, что не буду дурачиться и топить тебя, — плаксиво простонал Чонгуку, нетерпеливо шлёпая ладонями по волнующейся воде.       — Я люблю купаться в ванной, открытая вода — не моё, отстань, — Ким поёжился, обхватывая себя руками.       — Что ты там такое шепчешь, не слышу!       Блондин этот хитрый и старый как мир трюк прочухал сразу, на такое он не купится. Он снисходительно улыбнулся и выразительно выставил средний палец. Чонгук усмехнулся и быстро выбрался на берег, перехватывая смуглые кисти.       — Не говори глупости, — пожурил он, отступая спиной в воду и настойчиво утягивая за собой Кима. — Я привёз тебя к океану, на лучший мировой пляж, чтобы в ванной купаться? Это даже звучит по-идиотски.       — Я не хочу в воду, — упорствовал Тэхён. Он был уверен, что уже почти врос ногами в песок и сдвинет его теперь разве что только бульдозер.       — Ты уже в воде, — коварно протянул Чон. Тэхён огляделся и с ужасом обнаружил себя почти по пояс в чёрной стихии. Дыхание вышибло из лёгких, он неловко качнулся, но руки Чона держали крепко. — Видишь, совсем не страшно. Можешь держаться за шею, так даже удобнее.       Тэхён послушно уцепился за предложенную опору, тесно прижимаясь к мокрому и горячему телу. Его пробивала нервная дрожь, и он был бы сейчас очень рад, если бы она была вызвана Чонгуком, его красивым телом и мягкими поглаживаниями. Паника мерно омывала теплыми волнами его поясницу, и ни о чем другом думать пока не получалось.       — Ты не умеешь плавать? — тихо спросил Чонгук, подцепляя подрагивающий подбородок пальцами и заглядывая в глаза.       — Я не умею отвечать на глупые вопросы, — огрызнулся Тэхён. — Кто в таком возрасте не умеет плавать? Всё я умею. Но ночной океан, абсолютно черный, слегка настораживает, знаешь? Мало ли что там может быть под водой? Я даже рассмотреть не могу!       — Смотреть не обязательно, — выдохнул Чон в самые губы. Дыхание было горячим и пряным от выпитого эля ("Я клянусь! — воодушевлённо кричал Джексон, распихивая бутылки в протянутые руки. — После второго литра реально приходят ирландские эльфы!"). — Ты всё почувствуешь.       Чонгук притянул искажённое скепсисом лицо к себе и поцеловал. Руки на шее напряглись, царапая кожу и растирая солёные капли. Руки Чона медленно поползли по широкой спине, забрались под намокшую и прилипшую футболку, и дальше, за мягкий пояс брюк, вжимаясь в податливое тело.       И Чонгук был прав — Тэхён всё прекрасно чувствовал.

***

      — Ну, Минхёкки, я же оставляла эти документы у тебя двадцать минут назад, — хныкала в трубку расстроенная Мика. — Поищи повнимательнее, пожалуйста! Мне их директору надо отнести!       — Ладно, сейчас, — сквозь зубы процедил Минхёк и грохнул пластиковый аппарат о столешницу.       Секретарь обвёл затравленным взглядом заваленный бумагами стол и тяжело вздохнул. Босса не было на работе только полдня, а его жизнь уже успели превратить в чистилище, загрузив бесполезными заданиями. Раньше он с такой ерундой расправлялся в два счёта: большинство желающих без проблем отшивал уже на пороге приёмной, маленькому проценту всё же просочившихся, так и быть, максимально вежливо говорил, что, как, куда и зачем отредактировать, отнести или отправить. Но именно сегодня дела не шли. Бумаги и документы налипали на него со всех сторон, формируя снежный ком отчаяния, который всё увеличивался и увеличивался и к концу дня грозил снести всё на своём пути.       Минхёк не мог ни о чём больше думать, кроме как о Чонгуке. Как добрался до аэропорта? Как прошла посадка? А пересадка? Всё ли в порядке? Он поминутно метал взгляд на настенные часы, проверяя медленно ползущие стрелки. Самолёт должен был приземлиться около двенадцати часов дня по сеульскому времени. Обед уже начался, а заветного звонка так ещё и не поступило. Минхёк уже несколько раз с силой отдёргивал руки от мобильного — позвонить самому было страшнее обычного.       Да ещё и Мика со своим детским договором. Девушка работала в фирме больше пяти лет, но состряпать простейший договор на поставку воды для офисных кулеров без приключений не могла. Вот и сегодня, заискивающе улыбаясь, она юркнула к приёмной стойке и подсунула свои глупые бумажки такому нервному и сосредоточенному Минхёку. А он благополучно их похоронил под десятком слоёв таких же глупых бумажек. Найти иголку в стоге сена? Для всемогущего Лима — пара пустяков. Но не сегодня. Точно нет.       Минхёк вяло перекладывал листы с места на место, даже не рассматривая надписи на них. Работа бесполезная, но он же работал. В чём его упрекнуть? Трель мобильного заставила его подскочить на месте и заметаться в поисках аппарата. Вся макулатурная составляющая веером разлетелась по помещению под широкими взмахами мельтешащих рук. Лим, наконец, отыскал пиликающий телефон и ткнул пальцем в сенсорный экран, ломая, кажется, короткий ноготь от силы нажатия.       — Чонгук?! Всё в порядке?       Истерику стоило бы выкрутить на минимум. Но Чонгук, похоже, внимания на это не обратил. Звучал он бодро и довольно.       — Привет! Как там моя отрада без меня?       Минхёк криво улыбнулся. К сожалению, совесть не позволила засчитать красочный эпитет на свой счёт. Единственной отрадой Чона была его работа. Душу грело то, что секретарь являлся её неотъемлемой частью.       — Кипит, бурлит и пенится, Чонгук-ще. Как долетел?       — Прекрасно, — хохотнули в трубку. — Осталось отвоевать багаж и можно смело пускаться во все тяжкие! Всё пока идёт по намеченному плану? Никаких изменений?       — Всё как ты продумывал, не беспокойся, — усмехнулся Лим. Он крутанулся в кресле, с тоской глядя на серую мглу за окном. Тайфун, встряхнувший Сеул две недели назад, решил, что и того, что он уже натворил, было недостаточно. Добавка не помешает. На улице шпарил ливень, а кому-то улыбалось солнце Майами… — Я в любом случае буду держать тебя в курсе.       — Вот и отлично! — согласился Чон, перекрикивая людской гомон. — Ну, не буду тебя отвлекать. Я всегда на связи. Звони.       — Чонгук!       Одёрнуть себя Лим не успел. Был один вопрос, который не давал ему покоя ни ночью, ни днём. Эту мысль ещё две недели назад подсадил в его сознание не умеющий держать своё мнение при себе Сокджин. Мысль, как зёрнышко, подпитываемое удобрениями из сомнений, подозрений и отменной фантазии, подросла, окрепла, пустила корни и продолжала тянуться к солнцу, обзавелась крепким стволом и морем шумящих листьев. Вариант спросить напрямую нагонял тоску. Но незнание ввергало в депрессию. Лучше сделать и сожалеть, чем не сделать и сожалеть об упущенной возможности.       — Да-да, говори, я слушаю, — отозвался за тысячи километров Чон.       — Скажи… — Минхёк споткнулся, не решаясь, потому глубоко вдохнул и всё же выдал то, что его так долго мучило. — Скажи честно, это ведь не деловая поездка?       Секундная пауза была красноречивее любых слов.       — Почему ты так решил? — настороженно переспросил Чонгук. Задний фон успокоился, Чон нашёл тихое место для их разговора. Ничего хорошего.       — Есть несколько причин, — хмыкнул Минхёк, но поспешил заверить. — Но это ведь твоё личное дело. Ты тоже человек и отдых тебе необходим не меньше, чем другим. А то и больше.       Чон замялся, не зная, как ответить. Лим же проклинал себя за изначально возникшую затею это всё выяснять.       — Спасибо за заботу. Несколько дней на "проветриться" мне и правда не помешают.       — Чонгук!       — Да, Минхёк, говори…       Минхёк вдохнул, как перед прыжком в тёмный омут. Отступать уже некуда.       — Ты… Ты поехал с ним?       Сердце больно стучало в глотке, в уши засыпали весь песчаный пляж гламурного Американского курорта. Тишиной в трубке можно было успешно пилить дубовый стол в кабинете Чона. Вопрос был задан, а ответ Лим слышать не хотел. И с каждой секундой звенящей тишины не хотел всё сильнее. Но голос Чонгука — спокойный, ровный — прозвучал выстрелом в висок.       — Да, Минхёк. Ты прав.       Во рту разом пересохло. Минхёк тщетно облизал сухие губы. Ещё один глубокий вдох и голос должен быть таким же ровным и безразличным. Господи, какая же херовая была затея.       — Я понял, — отлично, ещё несколько слов в том же духе и можно вешать трубку. И вешаться. — Что ж, хорошего отдыха. Не буду беспокоить по пустякам. Если возникнут какие-то проблемы — наберу.       — Договорились, — согласился Чонгук, стремительно удаляющийся за пределы его Вселенной. — До связи.       Раздались короткие гудки, и за ними всё та же звенящая тишина. Минхёк уставился на серую пелену за окном, покручиваясь в кресле. Интересно, а он сможет вспомнить адрес?..       Собирался Лим совершенно "не глядя". Оставленный беспорядок ничем не задевал его чувства. Минхёк нещадно топтался по разбросанным по полу бумагам, вяло складывая необходимое в сумку. Зонт он забыл в машине, а машину — на парковке у дома. Слава гению, придумавшему такси. Лим подхватил свои вещи, на автомате закрыл дверь и быстро преодолел длинный коридор, выводящий к общей приёмной этажа. За стойкой по телефону щебетала Мика, накручивая длинную прядь лиловых волос. И когда успела покраситься, утром же было всё нормально? Девушка заметила целеустремлённо сбегающего Лима, тут же бросила трубку и выскочила ему навстречу. Минхёк дёрнулся, притормаживая, иначе бы просто снёс миниатюрную секретаршу с дороги.       — Уходишь? На обед? А на улице дождь. Ты не промокнешь? А договор ты не нашёл?       — Не нашёл! — раздражённо гаркнул Минхёк, прожигая притихшую девушку взглядом. — Распечатай его ещё раз и попробуй подумать сама, где что поправить! Я понимаю, в первый раз это будет тяжело, но ты не останавливайся. Это верный путь.       Мика испуганно хлопала глазами, безостановочно съёживаясь перед и так очень высоким мужчиной.       — Ты совсем уходишь? Сегодня уже не вернёшься? — пискнула девушка, прижимая сжатые кулачки к дрожащим губам.       — Не вернусь. У тебя всё?       Она коротко кивнула, опуская глаза в пол. Минхёк за пять лет никогда на неё не кричал.       — Тогда займись работой, а не бестолковым трёпом. Надеюсь, что за цвет волос тебя не уволят. Чем только думала?..       Мика проводила Лима удивлённым взглядом. Её слабый голос догнал его, уже закрывающего за собой дверь.       — Сейчас обед. А волосы я покрасила месяц назад.       Минхёк мотнул головой, выбрасывая из неё ненужную информацию. Спускаясь в лифте, он на расплывающемся экране набивал в приложении адрес для таксиста. Оповещение пришло раньше, чем он успел выйти на парковку — машина ожидала на выезде.       Всю дорогу до места назначения Лим бессмысленно таращился в окно. В голове было тихо и пустынно, он почти не дышал. Остановившись у обочины, водитель даже обернулся, с подозрением глядя на пассажира:        — Вы уверены, что вам сюда?       Минхёк моргнул, внезапно очнувшись, огляделся по сторонам. Смысл вопроса таксиста доходил до него с большим трудом. Он вытащил деньги с большими чаевыми, сунул в протянутую руку и выскочил из салона под дождь. Пиджак, рубашка и брюки промокли моментально, линзы очков запотели, пришлось их раздражённо сдёрнуть и затолкать во внутренний карман. Из-за плотного ливня разглядеть что-то дальше пяти метров ему не помог бы и тактический бинокль. Но Лим не торопился, медленно переставляя ноги. Сильный дождь, прибивающий к земле, остужал только снаружи, внутри же всё пылало и плавилось.       До нужного подъезда он добрёл не сразу, изрядно попетляв по району. Лифт на верхний этаж. Два гулких шага по пустой площадке. Минхёк уткнулся носом в массивную дверь с маленьким кругляшом глазка. Он с силой стёр воду с лица и отбросил налипшие на лоб пряди. Закоченевший палец вдавил кнопку звонка. За мощной дверью отклика было не слышно. Кажется, он уже начал задрёмывать, всё ещё продавливая кнопку. А может просто не работал звонок? Стоит ли постучать? Или никого нет дома? Кого он вообще хотел застать в пятницу днём? Но замок неожиданно щёлкнул, и тяжёлая дверь приоткрылась.       — О, быть того не может, — усмехнулся Джин. — И кто это у нас тут? Господин Лим? Какими судьбами? А чего такой сухой? Забыл адрес и шёл пешком?       Минхёк от издевательского тона даже не поморщился. Он вообще воспринимал окружающую действительность словно бы через муторный сон.       — Пустишь?       — Значит, не забыл и хотел промокнуть. А что, даже без «здрасьте»? — удивлённо вскинул брови Джин. — Ты хочешь ввести очаровательную традицию заявляться ко мне насквозь мокрым? Я сразу понял — ты питаешь нездоровые чувства к моему божественному душу и коньяку.       Лим, молча и не меняясь в лице, буравил актёра усталым взглядом. Джин наконец прекратил балагурить и, коротко выдохнув, шире распахнул дверь, впуская гостя.       — Что-то мне подсказывает, что ты меня сегодня ещё удивишь, — протянул Сокджин, закрывая замки и направляя Минхёка в гостиную. — Могу я спросить?       — Спроси, — глухо отозвался Лим, стягивая пиджак и начиная расстёгивать рубашку.       — Как наш Гуки долетел? Никак отзвонился тебе?       Минхёк медленно повернул к нему голову. Уголок синеющих губ дёрнулся, то ли пытаясь изобразить улыбку, то ли сдерживая нервный тик. Джин усмехнулся, шагнул ближе, помогая сведённым пальцам справиться с мелкой моторикой.       — Знал бы ты, как я ненавижу свою проницательность. Разоблачайся до конца, — поторопил Джин, расстегнув последнюю пуговицу на прилипшей к телу рубашке. — Я принесу полотенце и что-нибудь переодеться. Где ванна ты уже знаешь. Топай, страдалец.       Крепкие объятия настигли его на выходе из комнаты, и холодный нос уткнулся в изгиб шеи. Сильные руки Минхёка стискивали его грудь так, что сбивалось дыхание. Лим отчаянно прижимался со спины и тёрся носом о сладко пахнущую кожу на шее.       — Пожалуйста, не уходи. Не оставляй меня одного. Мне так…       — Плохо? — устало подсказал Джин, накрывая ледяные пальцы своими горячими ладонями.       — Нет, — выдохнули в шею северной стужей. — Мне никак.       Джин прикусил губу, раздумывая. А в таких просьбах вообще отказывают? Спасибо, Чонгук. Ты и сам не догадываешься, как удружил.