Each time of year carries memories Like a never fading whisper in the breeze Oh we will keep on changing all over again Yeah we will keep on changing just like another season
Он замёрз. Замёрз физически, замёрз морально. Всего несколько слов Чонгука выстудили его изнутри, покрыв кожу коркой инея, а холодный дождь усилил эффект в сто крат. Зубы мелко стучали, губы приобрели нежный мертвецкий оттенок, волосы облепили бледное лицо с горящими, больными глазами и заострившимися скулами. Всё это великолепие Минхёк с отстранённым удивлением разглядывал в зеркальных поверхностях большого шкафа, занимающего целую стену гостиной. Единственный источник тепла, подобный солнцу, сейчас уверенно покидал его орбиту, шагая к дверям. Согревающее свечение медленно уползало, забирая с собой окружающие краски и смысл. Лим отчаянно качнулся следом, обхватывая закоченевшими руками широкую спину и тесно прижимаясь к горячему телу. — Пожалуйста, — взмолился Лим, — не уходи. Не оставляй меня одного. Мне так… — Плохо? — подсказало солнце, сжимая пальцы горячими ладонями. — Нет, — не то слово. Плохо тому, кто ещё способен что-то чувствовать. А когда внутри лишь бескрайние пустынные просторы, присыпанные снежной пудрой, тому и не плохо совсем, тому… — Мне никак. И солнце молчит недолго, потом вздыхает тяжело и в кольце рук разворачивается. Заглядывает своими встревоженными глазами прямо в душу, туда, где темно и пусто, прикусывает губу и качает головой, пуская гулять по стенам россыпь солнечных зайчиков. — Давай всё по порядку? — медленно и очень мягко, даже вкрадчиво. — Сначала ванна, потом горячий чай с цитрусом, если мне удастся его в холодильнике выловить, а потом уже разговорная терапия. Кажется, где-то у меня был тёплый халат из шерсти тибетских монахов… Минхёк непонимающе заморгал. — Это шутка, — улыбнулся Джин. — Я же шутник, помнишь? Пытаюсь тебя слегка растормошить. Иди в душ. А я пока заварю травки целебные и принесу тебе что-нибудь, во что можно переодеться. Сокджин расцепил сведённые на его плечах конечности, опустил их вдоль мокрого и мелко дрожащего тела. Тело и не думало как-то перемещаться в пространстве, продолжая чуть покачиваться и таращиться на него своими большими глазами. Вздохнув, актёр повёл своего не очень вменяемого гостя в ванную, помог содрать оставшуюся одежду и засунул под горячий душ. Джин ещё несколько минут пристально следил за сгорбившейся фигурой в стеклянной кабинке, прикидывая, стоит ли остаться, или Лим и сам сможет справиться. Минхёка же накрывало чувство дежавю: он уже был здесь. Стоял вот точно так же, уперевшись лбом в мокрый кафель, закрыв глаза и старательно отгоняя от себя любые мысли. Точно так же сильные струи лупили по голове, плечам и спине, а тяжёлый пар заполнял душевую кабину, затрудняя дыхание. Казалось, что это было страшно давно, в жизни, которая осталась далеко за барьерным рифом. В той жизни, в лазурной бухте ещё плескалась маленькая, но упрямая надежда. Здесь же вступала в силу могучая стихия океана, вмиг перевернувшая хрупкий плот с этой самой бестолковой надеждой и пустившая её камнем на дно. Проклятый Ким Тэхён, вынырнувший из ниоткуда. Что в нём было такого особенного, что он за короткий срок перекроил самодостаточного и принципиального Чонгука? Чонгука, у которого на первом и единственном месте стояла его блестящая карьера, и который за несколько месяцев превратился в… влюблённую размазню. Этот идиот был, без сомнения, влюблён. Одни только глаза выдавали его с головой. Лим слишком хорошо знал этот симптом, он его каждый день в зеркале фиксировал. А про рассеянность и забывчивость нечего было и говорить. Мысли Чонгука целиком и полностью занимал смазливый блондин, в них не осталось места ни для работы, ни для самого Минхёка. Всё отошло на второй план. Готовясь к своему отпуску, Чон, конечно, проводил на работе по 18-20 часов подряд, без обеда и выходных, но от самого босса в кабинете мало что оставалось. Он бесконечно мусолил в руках телефон, протирал дыру в настенных часах и мог по много раз переспрашивать об одном и том же. Минхёк скрипел зубами и терпел. Терпение вообще стало его основным талантом. Лим убеждал себя, что пройдёт и это: Чонгук наиграется в свои запретные отношения, разочаруется в них, и всё вернётся на круги своя. Но почему-то ситуация продолжала катиться по наклонной: Чона затягивало всё глубже, он всё больше отдалялся, а сегодняшний телефонный разговор стал последним ударом по психике и самолюбию преданного помощника. Преданного ему и преданного им. Минхёк стиснул зубы, сжал пальцы и с силой двинул кулаком по венецианскому узору плитки на стене. Приходи в себя! — кричало подсознание. И он бы пришёл, если бы было, куда идти. В стеклянную створку тактично постучали. За прозрачной перегородкой, демонстративно отвернувшись, стоял Джин, держа в руках большое полотенце и перекинутый через плечо халат. — Это, конечно, не шерсть, — усмехнулся актёр, — но значительно теплее, чем ничего. Ты закончил? Минхёк качнул головой, выключил воду и, оттолкнув дверцу, замер, не решаясь шагнуть на пол ванной. Будто в ступор впал, разучившись вмиг двигаться. Зачем он сюда приехал? Чтобы его душевные раны зализывал человек, который достоин гораздо большего, чем шелудивого пса, брошенного хозяином? Он мучается сам, но зачем втягивает в своё безумие Джина? Но Джин, кажется, и сам был рад во всё это втянуться. Не дождавшись вразумительного ответа, он посмотрел-таки на Лима, сощурился, изучая выражение смятения на раскрасневшемся после горячей воды лице, и мягко улыбнулся. — Твоё лицо — открытая книга, господин секретарь. Меня твои сомнения не устраивают. Вылезай давай, а то мурашки уже по коже побежали. Джин потянул его за руку на себя, завернул в огромный, мягкий халат и подсушил волосы полотенцем. Минхёк только стоял, безвольно опустив руки, и внимательно следил за его действиями. — Я тебе чай заварил особенный, — продолжал тараторить актёр, растирая тёмные пряди. — Конечно, настроение он не поднимет, не коньяк всё-таки, но, по крайней мере, цвет лица вернёт адекватный. Синий тебе тоже идёт, но не совсем по сезону. Сейчас в тренде тёплые оттенки, ты в курсе? Уголок рта дёрнулся в подобии улыбки. Это деловитое бормотание приятно щекотало слух. Заботливые и осторожные касания заставляли тянуться за ними всем телом. Солнце разгоралось всё ярче, улыбаясь своими пухлыми губами и согревая тёплым взглядом. — Идём, мой ледяной принц. Буду своей обворожительностью, дурацкими разговорами и целебными отварами температуру тела и твоего настроения поднимать. Завязав лёгкий узел из пояса на махровом халате, Джин обхватил Лима за плечи и повёл обратно в гостиную. Тяжёлые шторы закрывали большое окно, у дивана светился причудливый торшер, рассеивая жёлтое сияние на небольшом пятачке вокруг и уплотняя сумрак по углам большого помещения. Над журнальным столике поднимались ароматные пары от большой чашки с варевом, рядом c которой на множестве тарелочек и в вазочках изобиловали страшно вредные, но даже на вид потрясающие, лакомства: эклеры и бисквитные пирожные, большие ягоды клубники и нарезанные ломтики бананов, дольки мармелада и блестящие от сахарного сиропа палочки хвороста с корицей. Центром сладкой поляны была неглубокая пиала на треноге с растопленным шоколадом, подогреваемая язычком пламени от свечи-таблетки. — Я принес всё, что смог найти. С нашими традиционными большой напряг, но ты же не будешь привередничать? Любишь сладкое? — спросил Джин, усаживая кроткого ягнёнка на диван перед расставленными угощениями. Хёк неопределённо мотнул головой. — Ну, выбирать тебе не приходится. На романтику внимания не обращай, вся эта красота сейчас призвана повысить в твоём организме количество эндорфинов и серотонина. — Гормоны счастья? — вяло ухмыльнулся Минхёк, забирая со стола тяжёлую чашку. Аромат был приятным, керамика легко отдавала тепло, и на языке от первого же глотка остался насыщенный цветочный привкус. — Именно, — довольно кивнул Джин, вытянул крупную клубничину, обильно обмакнул её в шоколад и протянул Минхёку. — Что ты смотришь на меня? Ешь, не возмущайся. Если через десять минут твоё кислое лицо не сменит вкус — пойду за инъекциями, придётся колоть внутримышечно. Лим удивлённо моргнул и поспешно забрал угощение из рук Джина. Почему-то сейчас он не сомневался в реальности этих угроз от весельчака-балагура. Сокджин поминутно кивал на чашку, чтобы Хёк не забывал отпивать целебное пойло, подавал угощения и внимательно следил за тем, как брюнет с ними расправляется. Минхёк даже вошёл во вкус, смирившись с приторной сладостью во рту и обильно запивая сахар во всех его интерпретациях. С последним глотком чая он прикончил бисквитное пирожное, перемазав пальцы и губы в креме. Без задней мысли слизнув остатки сладости языком, Лим потянул в рот пальцы, но его руку перехватили на излёте. — Подожди, — медленно выговорил Джин, подсаживаясь ближе. — Я помогу. Не отпуская ошарашенного взгляда, Ким поднёс чужие пальцы ко рту и медленно слизал крем, со вкусом обсасывая тонкие фаланги и жмурясь от удовольствия. Он не без труда отобрал пустую чашку и отставил её на журнальный стол, аккуратно отодвинул и его, от греха подальше. — А про дофамин ты слышал? — гипнотизируя темнеющими глазами, спросил Сокджин, возвращаясь на своё место. — С потреблением сладостей его выработка не связана… — А с чем… связана? — запнулся Минхёк, откидываясь на мягкую диванную подушку и не сводя взгляда с крадущегося к нему Кима. — С регулярными занятиями сексом, — прошептал тот, уже подобравшись к уху и невесомо целуя кожу за ним. Губы мягко спускались на шею, к ключицам. Сама собой с плеча сползла махровая ткань, открывая горячим губам новые горизонты для покорения. Ловкие руки ненавязчиво высвобождали его из халата, оголяя второе плечо, руки, грудь, живот, а затягивающие, влажные поцелуи продолжали расцветать по коже. Минхёк запрокинул голову и зажмурился, втягивая ноздрями тяжелеющий воздух. Каждое прикосновение разливалось под кожей горячим, сладким сиропом. Он тонул в вязком мёде колдовства Сокджина, растекался по бархатной обивке дивана и терялся в ощущениях. Тело охотно отзывалось на ласки и удушающую нежность, а в голове, пусть и затянутой розовой дымкой наслаждения, мешались тоскливые мысли, режась острыми краями: «зачем я сюда пришёл?», «почему он так ласков со мной?», «почему Чонгук никогда не хотел сделать ничего подобного?», «почему я ему не нужен?», «чем я хуже белобрысой мрази?», «почему я не могу выбросить их обоих из головы?!». — Эй, — внезапно позвал Джин. Он перекинул длинную ногу через завёрнутые в махровый халат бёдра Лима, встал на колени, обхватил лицо брюнета ладонями, потянул на себя, заставляя открыть глаза, и заглянул в них, что-то сосредоточенно выискивая в темнеющей глубине. — Я здесь. — Я чувствую, — облизнувшись, смущённо улыбнулся Минхёк. Его поймали с поличным — весь мыслительный процесс отражался на лице. — Нет, — мотнул головой Ким. — Ты окунаешься в астрал из посторонних мыслей. Зачем? Это я сейчас рядом с тобой; я целую тебя; я тебя хочу, а не кто-то другой. Будь со мной. Я не дам тебе об этом сожалеть. Джин не ждал ответа, он мягко приказывал, посылая зрительные импульсы. Он медленно склонился вперёд, оставляя деликатные поцелуи в уголках губ, на скулах, висках; водил губами по упрямой складочке на лбу, разглаживая; целовал прямой нос, снова возвращался к губам, проводя по ним языком, без проникновения, упрашивал откликнуться. Минхёк, тихо выдохнув, сдался: втянулся в поцелуй, забрался рукам под хлопковую рубашку на спине, прижал к себе. Он и себе боялся сейчас признаться, как нуждается в Сокджине. На столе зажужжал входящим телефон, моргая дисплеем. Джин, не глядя, отключил вызов и отключил аппарат, отбрасывая в дальний угол дивана. Он скользнул с колен брюнета, переплёл их пальцы и потянул Минхёка за собой. А тот и потянулся, как спутник за движением небесного тела под действием гравитационного поля — не мог по-другому. По длинному, тёмному коридору он шагал невозможно долго; удивлённо ахнул, когда внезапно отворилась боковая дверь и его втиснули в образовавшийся проход. Спальню хозяина квартиры Лим помнил плохо — бывал здесь всего раз, под высоким градусом; когда же утром бежал огородами — времени разглядывать обстановку не было вовсе. Встроенный шкаф с зеркальными дверцами от потолка до пола, тем не менее показался вполне знакомым, как и широкая, высокая кровать, на которую его усадили с большой осторожностью. Мягкий и немного насмешливый взгляд Джина, неторопливо расстёгивающего пуговицы рубашки и стягивающего с длинных ног джинсы, был не просто знаком, а казался родным и привычным, будто он видел его ежедневно уже не первую сотню лет. Минхёк вспоминал осторожные касания пальцев, поглаживающих плечи, вычерчивающих линии ключиц, рисующих замысловатые узоры на груди, спускающиеся к животу. Так ненавязчиво и незаметно его уже выпутывали из одежды, хотя тогда он с пьяным упорством требовал всего, сразу и быстро, но Джин никогда не спешил. Он погружал в свою атмосферу медленно, неотвратимо, окутывая бесконечным спокойствием, комфортом, вселенской заботой и нежностью; делал это так искренне и открыто, что не оставлял и толики сомнений: всё, что он делает — только для Минхёка, для него одного, навсегда. И от этого осознания у господина секретаря разрывалось сердце, привыкшее получать для себя лишь жалкие блики от чужого чувства, предназначенного другому. Пока ловкие пальцы развязывали узлы на поясе, губы скользили по щекам, трепещущим векам, собирая солёные капли с мокрых ресниц. — Не плачь, хороший мой, — вкрадчиво зашелестел на ухо Сокджин. — Ничто не стоит твоих слёз… Даже он. — Джин-и… — выдохнул Минхёк, падая спиной на мягкое одеяло под напором уверенных ладоней. — Как бы я хотел влюбиться в тебя… — Так не усложняй ничего! Влюбись, — расплылся улыбкой мартовского кота шелестящий голос. — Ведь я — уже… Джин во всём был «слишком»: слишком язвительный, слишком открытый, слишком прямой. Как легко и естественно он говорил такие простые, честные слова, будто ничего проще и быть не может. Лим судорожно всхлипнул, прижимая узкие ладони к лицу. Ему приходилось широко открывать рот, чтобы сделать вдох, и плотно прижимать пальцы к глазам, чтобы сдерживать солёную воду, льющуюся из глаз. Со слезами уходили разочарование, боль и обида, а горячие поцелуи, прокладывающие дорогу по шее вниз к груди и животу, вливали обратно растерянную уверенность, силы, надежду. Джин вёл губами по согревающейся под его прикосновениями коже, обводил кончиком языка впадину пупка, прихватывал кожу внизу живота, целовал внутреннюю сторону бёдер, сводя с ума своей неторопливостью. А Минхёк выгибался в спине, сминая в пальцах шёлковую ткань постельного белья, дрожал и умирал в уверенных руках. Он пил исцеляющий воздух с мягких губ Джина, зарывался пальцами в его тёмные волосы на затылке, прижимался отчаянно и тесно к широкой груди, ловил ртом тихие стоны теряющего самообладание Кима. Он запрокидывал голову и задыхался, когда губы Сокджина снова терзали нежными касаниями шею и плечо, а горячая ладонь, скользнув по животу, легла на наливающийся кровью член, поглаживая чувствительную кожу пальцами. Он вздрагивал и широко разводил в стороны ноги, когда холодные от смазки пальцы массировали сжатое кольцо мышц, пока вторая ладонь продолжала скользить по пульсирующему стволу, скручиваясь. Если бы он был чуть более в сознании, то непременно бы оценил выдающиеся способности Джина в ассинхроне действий. Ему было не до этого, ему было по-джиновски «слишком». Слишком от тянущего давления, когда два пальца скользнули внутрь, настойчиво растягивая; слишком от проворного языка, творящего невероятные вещи с его сосками; слишком от приглушённых стонов Сокджина, явно давно распрощавшегося с реальностью и сейчас действующего только на одних инстинктах. Но даже так Джин не причинял боли, будто специально созданный для него, прошедший многолетний курс подготовки, знающий его тело лучше своего собственного. И Минхёк всё отчётливее это осознавал. И принимал с полной отдачей, обхватывая ногами влажные от испарины бёдра Джина, цепляясь за крепкую шею. И двигался с ним в одном ритме, не подстраиваясь, а изначально седлая ту же волну. Джин замер на мгновение, провёл с силой по рукам Лима, укладывая их на постель, сплетая пальцы. Нашёл потемневшие от томящегося безумия глаза своими, впился пристальным взглядом и больше не отпускал ни на секунду, вознося на необозримые вершины и свергая в дьявольскую пропасть, под унисонный вопль. Спустя сотни световых лет, распластавшись на широкой груди Сокджина, Хёк сонно моргал, урча от поглаживаний ласкающих рук на своём затылке. Он невесомо целовал пухлые, улыбающиеся губы и тёрся носом о гладкую щёку. В этом мире, который Джин так заботливо выстроил вокруг его разваливающегося «Я», ему было хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Прекрати, — проворчал Ким, дёргая за ухо. Он лежал на спине, раскинув руки и ноги, и блаженно щурился. — Я слышу твои дурацкие мыслишки. Сейчас же выбрось их из головы, не порть момент. Я научу тебя жить и чувствовать по-другому. Начнем с завтрашнего утра, хорошо? — Да, конечно, — улыбнулся Лим, прижимаясь щекой к вздымающейся груди. Пусть «слишком», но вдруг ему нужно именно это?***
Многие удивлённо вскинут брови и восторженно воскликнут: что может быть лучше прогулки на роскошной яхте у побережья Багамских островов? Когда небо вторит океанической лазури Атлантики, солнце щедро обливает бронзовым загаром, волны со звоном и брызгами плещут в борт, на подносе шипит пузырьками шампанское в узких бокалах, фоном бубнит самая американская попса из возможных, на палубе не смолкает заразительный смех и сияют ярче светила белозубые улыбки старых и новых друзей? Возможно, многие будут правы. Многие, но не Тэхён. Всё было прекрасно, кроме миллиардов тонн синей воды, рассекаемой кильватером. Океаническая толща титанического давления, задорно блещущая под палящим зенитом. Жара должна была бы плавить кожу, но блондин всё чаще ёжился от холодного нервного озноба. Да, он не умел плавать, и ничего предосудительного в этом не видел, разумно предпочитая устойчивую почву под ногами мерно покачивающейся палубе. Открытые водные пространства подобно тому, в которое его сейчас несло на судне вздорного китайского миллиардера, вообще внушали ему животный ужас. И если воздушные суда, из-за частого использования, хоть как-то притупили его фобию — выбора-то всё равно не было, то вот от воды он старался держаться подальше. Никакого «клин клином». Мучительнее смерти, чем от утопления, Тэхён себе и представить не мог. Благодаря богатой фантазии, от одной лишь такой мысли грудь сковывало паническим ужасом, воздуха катастрофически не хватало, а кончики пальцев покалывало от холода. И вот сейчас, учитывая все нюансы, он врос в самый центровой топчан на палубе, тянул своё игристое мелкими глотками и внутренне метался в агонии собственных страхов. Единственным якорем, удерживающим его на поверхности этого ужаса и не дающим ему кануть на самое дно, была ладонь Чонгука, что крепко сжимала и временами поглаживала пальцы его левой руки. Тэхён улыбался широко и квадратно, натянуто шутил и смешил Ванга своим британским акцентом, а ещё люто ненавидел задиристого пижона. Во всех неприятностях последних дней Ким винил именно блаженного женишка. Блаженным, конечно, китаец не был, но статусом своим прикрывался в десятке случаев из десяти. Скидки от Джексона кончились, когда он в обнимку с Линоу вернулся вчерашней ночью с их освежающей прогулки по пляжу. О его приближении они услышали задолго — Ванг пьяно распевал на смеси китайско-корейского диалекта во всю глотку, кружа в неуклюжем танце жениха, шипящего на него и безостановочно сыплющего угрозами. Чонгук, до этого прижимающий блондина к расстеленному на песке пледу и увлечённо проводящий санацию полости его рта своим языком, подскочил на всех четырёх и шарахнулся в сторону, на пионерскую дистанцию не меньше двух метров. Тэхён молча охреневал, следя за его перемещениями, нервными одёргиваниями одежды и приглаживанием растрёпанных, влажных волос. Сам Ким выглядел вполне себе отменно оттраханным, разомлевшим и зацелованным, чтобы не оставить даже в основательно захмелевшем сознании Джексона и Линоу хоть какие-то сомнения на этот счёт. За наивность Чона можно было смело выпить, не чокаясь и молча. Друзья Чонгука нарочито делали вид, что слона-то на арене они и не заметили. В восемь рук собрав импровизированный лагерь, они вернулись в дом, где под всё те же песни Джексона, разбрелись по своим комнатам. Тэхён не стал ни спорить, ни посылать косые, возмущённые взгляды в сторону брюнета — а зачем? Ослиное упрямство таким не проймёшь, да и сил за сегодня уже не осталось. Он бы мог в пух и прах разнести смехотворные попытки Чона играть в «старых недодрузей с весьма провокационными отношениями» под проницательными взглядами его искушённых близких. И терпения на поддержание этой бестолковой легенды оставалось меньше с каждым часом. Тем более что он никак в толк не мог взять, для кого разыгрывается эта комедия? Тайны мадридского двора — все всё знают, но солидарно молчат под снисходительные ухмылки. А королём снисходительных усмешек, конечно же, был именно Джексон. Это он будил Тэхёна утром, бесцеремонно выдернув подушку из-под растёкшейся по ней щеки. Это он громко и бодро нес какую-то околесицу про рано вставшее солнце и не только. Вытолкал Кима в душ и всё время топтался под дверью, подгоняя и делясь всей известной утренней информацией. Оказалось, что Линоу с Чонгуком давно уже на ногах, первый готовит завтрак, второй усвистал на утреннюю пробежку. Банчан тоже уже приехал, и все теперь только и ждут белобрысого принца, который своей ленью задерживает и себя, и окружающих. Тэхён вяло огрызался и отмахивался, сначала полотенцем, потом широкополой шляпой и руками, но Джексон зудел назойливо и не отлипал ни на секунду. Завтрак напомнил идеальную картинку из затяжных мексиканских сериалов, когда большая богатая семья солнечным утром собирается на открытой веранде и под благодушные беседы красиво позирует многочисленным камерам. Линоу эту картинку кропотливо вырисовывал, расставляя стулья под нужным углом и ракурсом, выбирая посуду и разворачивая зонтики на площадке у бассейна. Не обошлось и без фотографий для семейного инстаграма. Джексон только закатывал глаза украдкой, но позировал исправно и выучено. Чонгук блистал своим белоснежным оскалом с противоположного края сервированного стола и выглядел отвратительно довольным. Тэхён крутил в руках бокал апельсинового сока и мечтал съездить ему кулаком промеж красивых глаз. После завтрака их с Чонгуком подхватили под белы рученьки, усадили в машину и угнали в аэропорт, где частный борт Джексона доставил компанию на Нассау, откуда белая яхта домчала их на маленький безымянный остров — свадебный подарок Линоу. Длинный пирс, розоватый песок живописного пляжа, на котором в значительном отдалении светились белым навесы и арки — торжество было запланировано на закате. После романтики в лучах лилового заката, гостей ждал огромный шатёр с морем угощений и живых выступлений местных знаменитостей. В глубине неплотных джунглей прятался и стеклянный особняк, причудливой архитектурой вписывающийся в первозданную природу. Тэхён только поражённо хлопал глазами, хвостиком следуя за воодушевлённым Линоу, проводящим для них экскурсию. Масштабы американской мечты, воплощённой с таким размахом, поражали его воображение. Около одиннадцати «главная хозяйка» грядущего мероприятия спешно откланялась, сославшись на бесчисленное множество дел и подготовку к вечеру, а вот Джексон щедро предложил покататься на яхте, развеяться. Увидев расширившиеся в ужасе глаза Кима, ещё и настоял. Чонгук инициативу подхватил с энтузиазмом, как и Банчан. Когда же Джексон насмешливо уставился на Тэхёна, явно подначивая и бросая вызов, Ким сжал губы в полоску, вздёрнул нос и махнул рукой — да мне какая разница, яхта так яхта. А теперь пожинал плоды. — Как насчёт «поплавать в открытом океане»? — поигрывая бровями, предложил Ванг. Банчан с Чонгуком в один голос взвыли от счастья. Тэхён мысленно себя отпел и залпом опрокинул бокал. Нет, он с палубы и шагу не сделает, даже со спасательным кругом, узлом завязанным на шее. Китаец ему подмигнул со знанием дела и ушёл на мостик, давать указания по курсу. Берег с мельтешащей суетой медленно и неотвратимо уползал за лазурные волны, пока совсем не скрылся. Блондина придавило к сиденью гранитной плитой. Братья-неразлучники, под подбадривающие возгласы Джексона (который в воду лезть не собирался, нацепив капитанскую фуражку), скинули лёгкие шорты и рубашки и с громкими воплями ломанулись в синюю бездну. Почти тридцатилетние дети плескались и гоготали, Джексон болел то за одного, то за другого у перил, а Тэхён прилагал все мыслимые и немыслимые волевые усилия, чтобы заставить себя хотя бы приблизиться к борту. — ТэТэ, тут дельфины! Посмотри! Восторженный голос Банчана перекрыл вирусный мотивчик, льющийся из колонок. Тэхён скрипнул зубами, на негнущихся ногах поднялся и прошагал к перилам. Пальцы тут же судорожно вцепились в ограждение. Какие там дельфины — блондин видел только воду: синий бескрайний океан, наполненный отчаяньем и безысходностью для таких ничтожных мошек, как он. Справа вырос Джексон, положил свою ладонь на сведённое плечо и ощутимо потрепал. Тэхён качнулся, кренясь за борт, и вцепился в ограждение уже намертво, теперь только автогеном его отсюда срежут. Китаец, сощурившись, что-то выкрикнул Банчану на своём родном языке. Что-то явно обидное и дерзкое, потому что тот сначала изумлённо на него уставился, забывая шевелить руками и поддерживать себя на плаву, медленно опустился под воду, а потом ринулся к лестнице, явно собираясь отомстить за сказанное. Ванг, ехидно хохотнув, ломанулся по палубе в сторону рубки, улепётывая на своих подкачанных двоих от заслуженного возмездия, которое уже шлёпало по его следам босыми, мокрыми пятками. — Что он ему сказал? — сглотнув перманентный ужас, спросил Ким у Чонгука. — Понятия не имею, — улыбнулся тот. — Никогда не хотел учить этот кошачий язык. Не хочешь поплавать? — Н-нет, — хмыкнул блондин. — Настроения нет. — Как знаешь. Чонгук не отпускал его взгляда и спиной отдалялся от яхты всё дальше. — Хочешь, жемчужину тебе со дна достану? — Ты идиот? — вытаращился Тэхён. — Не надо мне ничего. Вылезай оттуда. — Я всё же попробую, — улыбнулся Чон, интенсивно делая вдохи-выдохи. У Тэхёна слова застряли в глотке. Брюнет его просто пугает, так, да? На какое дно он собрался посреди Атлантического океана? Но тот, насытив мозг кислородом, глубоко вдохнул и нырнул под воду. Секундно мелькнули две светлые ноги и растворились в тёмной воде. Пыльный мешок прилетел на голову неожиданно и ошеломляюще. Тэхён замер, считая про себя секунды. На тридцатой он сбился, не смог вспомнить, как считать дальше. Сердце бешено колотилось в груди, пальцы хрустнули на перилах. Чон никак не всплывал, даже к поверхности не приближался, волны плескались ровные и беспощадные. Тэхён в ужасе оглянулся по сторонам — никого. Он открыл рот и беззвучно заорал, зовя на помощь — связки сдавило намертво. Как во сне, когда пытаешься убегать от монстра и кричать, но кричать не можешь — звука нет. Блондин впился глазами в чёрную воду перед собой, слабеющим сознанием понимая, что до людей он просто не дойдёт, не успеет. Ему показалось, что совсем недалеко от борта яхты на поверхность поднялись воздушные пузыри. Но не Чонгук. Накрыло паникой. Тэхён, больше не раздумывая и секунды, легко перемахнул перила — будто и не весил ничего — и ухнулся в воду. Вдох он успел сделать ещё на поверхности, а погрузившись с головой — широко распахнул глаза, в надежде, что сможет разглядеть Гука в синей толще. Предсказуемо он не увидел ничего. Слизистую резало солёной водой, а паника, выждав несколько секунд, расправила плечи и костлявыми руками вцепилась ему в горло. Внутренности скрутило оцепенением, рот в ужасе распахнулся, вода хлынула внутрь, уничтожая короткий вдох и надежду на спасение. Тэхёна тянуло вниз, в глазах темнело и лёгкие жгло от заполняющей жидкости. Он рефлекторно вдохнул глубже… И паника отпустила. Вода показалась тёплой и комфортной, солнечные лучи приятно освещали прозрачную гладь, стало очень легко и спокойно. Он дышал водой будто рыба — жабрами, улыбался и медленно опускался вниз, в уютную и притягательную тьму…***
— ТэТэ! Глаза открой! Ну пожаааалуйста! Какой, оказывается, у Банчана пронзительный голос. Неприятный. Орать такими голосами надо запретить на законодательном уровне. Особенно на ухо. Тэхён поморщился — во всяком случае он думал, что так сделал — и приоткрыл глаз. Перед ним всё было яркое, размытое и непонятное. Спазмом скрутило лёгкие и горлом хлынула солёная вода. Тэхён дёрнулся, переворачиваясь на бок, и задушенно закашлялся, выплёвывая половину морского планктона, уже расселившегося на постоянку в его бронхах. Его долго трепало и выворачивало, грудь и рёбра отзывались ноющей болью при каждом скудном вдохе. Но с каждой секундой становилось чуть легче: уже ощущался и жар солнца, и обдувающий тёплый ветер, и руки, придерживающие плечи. Постепенно вернулось и зрение, фокусируясь на бледном, растерянном Джексоне; фокус сместился на отчаянно улыбающегося Банчана; и, наконец, на застывшее лицо Чонгука, который и вцепился в него как в спасательный круг. Иронично, ничего не скажешь. — Слава Богу! — простонал Банчан, падая спиной назад и вцепляясь пальцами во всклокоченные волосы. — Ну вас нахер, — выдавил Джексон и покачал головой. — Дебилы вы конченые и шутки у вас соответствующие. Завтра расскажу Ли — кишки выпустит обоим. И ушёл: пошатываясь, медленно, в сторону капитанского мостика. Чонгук продолжал сжимать руки на плечах блондина. — Ты зачем это сделал? — выдавил сдавленно, прожигая Кима чёрным взглядом. — Решил освежиться, — скривился Тэхён, дёргая плечами и сбрасывая чужие руки. — Ты не умеешь плавать. Наконец-то это звучало как утверждение, тихим, убитым, исполненным вины и раскаяния голосом. Тэхён косо посмотрел на спавшего с лица Чонгука и щёлкнул пальцами перед его носом, мрачно ухмыляясь. — Бинго! — Зачем тогда в воду бросился? — пробурчал Чон, буравя блондина виновато-осуждающим взглядом. — Тебя, придурка, спасал, — осклабился Тэхён, стараясь подняться на ноги. Тело пока слушалось плохо, но потянувшиеся к нему руки он уверенно отбросил. Чего сейчас внутри было больше — страха за него, за себя, злости или облегчения — разобрать было невозможно. — А я не тонул! — Ну, а я — да! — И вот за это я тебя готов прямо сейчас придушить! Ты головой-то умеешь пользоваться?! — В редких случаях! И кто бы говорил, вообще?! — Так! — встрял очень вовремя вернувшийся Джексон, вешая на плечо Киму большое полотенце. — Челюстями клацнули и расползлись по углам! Оба хороши. Ты, — ткнул пальцем в сторону ожившего блондина, — геройство своё в задницу себе засунь, пока плавать не научился! Без надувных нарукавников к воде не приближайся, понял?! А ты, — такой же обвинительный жест достался Чонгуку, — определись, чего хочешь, для начала! Если смерти его, то нехер было откачивать тут этого недоумка до треска в рёбрах. Всё, остыньте. Курс — на берег, и Ли сегодня ни слова, ясно?! Будет вас потрошить — костюм испачкает, а мозги выносить будет мне. Дурдом, блять. Ванг ещё вдогонку влепил парочку нелестных эпитетов, погрозил для пущей убедительности кулаком и с чувством выполненного долга ушёл за выпивкой. Напиваться всем разрешено было только после заката, но тут случай был особый — второе рождение, такое нельзя не отметить. Банчан сочувственно сжал Киму плечо, улыбнулся Чонгуку и поспешил догнать китайца, на ходу натягивая цветастую рубашку. Тэхён проводил парочку тусклым взглядом и кряхтя поднялся на ноги, отбрасывая полотенце. Мокрый, но звиздец какой гордый. Сбоку донеслось досадливое рычание — Чонгук тут же полотенце подхватил и набросил на плечи Киму. — Отвали, — фыркнул Тэхён, опять скидывая ткань. Тогда Чон крепко ухватил края полотенца и с силой завернул в него отчаянно сопротивляющегося Тэхёна, прижимая руки к бокам и накидывая край ткани на влажные волосы. Блондин попытался вывернуться, но сильные руки сжали его в тесных объятиях, крепко прижимая к горячему, обнажённому телу, а Чонгук уткнулся носом в его шею и шумно выдохнул. — Как же ты меня напугал… — брюнета ощутимо потряхивало, и он сжимал свои медвежьи объятия всё сильнее. — А если бы я не успел? Или не смог? Мне самому дышать было нечем, когда мы тебя вытаскивали, а надо было ещё и в тебя воздух проталкивать… Грудь болит? Тэхён медленно сглотнул и кивнул. Над ухом снова просвистел шумный выдох. — Надеюсь, я ничего не сломал. — Спасибо… — Тебе спасибо, что дышишь, — Чонгук отстранился, ловя карамельный взгляд своим чёрным. — Ты же понимаешь, что теперь я просто обязан научить тебя плавать? — губы дрогнули в подобии улыбки облегчения. — Понимаю, только учиться будем у берега. Нафиг такой экстрим. Чонгук медленно склонился, мягко касаясь губами, скользнул языком по нижней и тут же отстранился, разочарованно глядя куда-то за спину Тэхёна. Из кают-компании как раз возвращались Джексон и Банчан, помахивая маленькими бутылочками с порционным «сугревом». — Итак! — торжественно начал китаец, откручивая пробку и салютуя друзьям. — Теперь я знаю, что вы сделали прошлым летом, поэтому мы крепко повязаны. Наклоняясь в душе за мылом — будьте начеку! За нас! — За нас! — отозвался нестройный хор. По возвращении на берег Джексона тут же отловил местный распорядитель и уволок за собой. Банчан ускакал джентельменствовать к причалившему к пирсу катеру, помогая выбраться миниатюрной брюнетке в белом струящемся платье. Тэхён с Чонгуком растерянно огляделись по сторонам — желающих по их души не наблюдалось. На берегу кипела жизнь — туда-сюда сновал обслуживающий персонал в форменных белых кителях, расхаживали разряженные в пух и прах гости, потроша фуршетные столики. До церемонии оставалось несколько часов, в которые хотелось забиться как можно дальше от гудящей ульем толпы. Воровато оглянувшись, Тэхён ухватил Чонгука за край рубашки и потянул за собой к дому — уж там-то они смогут найти тихий уголок: гостей размещали в шатрах и на побережье, дом был оккупирован официантами и поварами, трудящимися на кухне. На лестнице на второй этаж их скромную компанию разоблачила полуодетая фурия. Она верещала раненой сиреной, царапала запястья, в которые вцепилась острыми когтями, и тащила за собой по коридору в одну из спален, где уже ожидала запуганная до смерти команда бьюти-гуру с фенами, расчёсками, цистернами средств для укладки и чемоданами косметики. — Приведите их в божеский вид! — командовал Линоу, вручая притихшую парочку в руки профессионалов. — Мне нужны красивые шаферы, а не побитые молью бакланы. Будут сопротивляться — вырубите их! Фурия умелась за дверь, а стилисты, хищно ухмыляясь и потирая ручонки, уцепились за рабочий материал, в четыре руки верша магию преображения. Чонгука, таращившего огромные, несчастные глаза, увели в смежную комнату, а самого блондина усадили на стул перед высоким зеркалом, затянутым непрозрачной плёнкой, и лишили прав и голоса. Команда работала оперативно и ловко, укладывая волосы, выравнивая кожу лёгким макияжем, упаковывая в свежесшитый костюм, который уже знакомый портной доводил до ума на месте. Как только последняя невидимая пылинка с лёгким щелчком была сбита с идеально отглаженного пиджака, из-за двери в коридор высунулась хитрая мордочка распорядителя. Он придирчиво оглядел Тэхёна, удовлетворённо цокнул и, ухватив его за руку, потянул за собой. Парень настойчиво вёл Кима за собой к выходу из дома, и дальше к пляжу, давая подробные инструкции, где он должен стоять, что делать, когда улыбаться и отдавать кольца. — Почему я? — только и успел возмутиться блондин. Какие кольца? Он впервые этих людей встретил два дня назад, а ему уже и такое доверяют? Сумасшедшие. — Конечно, кольца принесёт очаровательный ангел четырёх лет, но Вы его проконтролируете. Он маленький, ручки не дотянутся. У арки он передаст вам подушку с кольцами, а Вы уже отдадите их мистеру Вангу, — хмурясь, объяснял распорядитель. — Какому из них? — хмыкнул Тэхён, которого уже волокли между выстроенных рядов из стульев перед украшенной цветами аркой. — Очень смешно, — укоризненно глянул на него парень. — Тому, что будет ближе. Всё, стойте здесь. Распорядитель оставил его слева от арки и быстро засеменил в обратную сторону. Гости уже занимали свои места, без смущения, пристально разглядывая Тэхёна, перетаптывающегося на указанном месте. В более идиотской ситуации ему находиться ещё не приходилось. Ким стиснул зубы и гордо отвернулся от любопытных глаз, впериваясь взглядом в волнующийся вечерний океан. Вид был потрясающий, захватывающий дух: клонящееся к закату солнце, раскрашивало белые лепестки лилий в розоватые и лиловые цвета, подсвечивало изящную арку, ласково гладило подставленное лицо нежными лучами. — Привет! Я — Лиам. Тэхён, завороженный невероятным видом, медленно повернул голову. Рядом стоял приятный европеец, в таком же костюме и с короткой стильной стрижкой на мелированных волосах. Голубые глаза смотрели заинтересованно и по-доброму. Ким коротко кивнул и тоже представился. — Рад знакомству, — склонил голову к плечу Лиам, рассматривая Тэхёна. — Ты тоже на стороне невесты? Ким растерянно заморгал, оглядываясь. В свадебных расстановках он ни черта не смыслил, а цвет его костюма и рубашки был чёрным, что не очень вязалось с традиционным представлением о белоснежной невинности невесты. С другой стороны, «невеста» была не совсем и невестой, и уже далеко не невинной. — Я друг Линоу, подскажу тебе, что делать, — успокоил европеец, ненавязчиво укладывая ладонь на предплечье Кима. Тэхён скосил глаза на слишком фривольный для нового знакомства жест и слегка двинул рукой, освобождаясь от неловкого прикосновения. Лиам, проследив за его действиями, шире улыбнулся и пожал плечами, не настаивая. По рядам рассевшихся гостей пробежал волнительный ропоток — по выстеленному белой дорожкой проходу быстро шагал священник в католическом облачении, сжимая в руках маленький томик и длинные чётки с простым крестом, а за ним — ещё одна пара шаферов. Теперь задумка главного перфекциониста церемонии была яснее ясного — блондинов одели в чёрное, брюнетов — в белое. Совершенство в простоте и контрастах. Банчан неуклюже семенил за священником, сосредоточенно смотря под ноги, чтобы не наступить на длинный подол одеяния, за ним, гордо вздёрнув подбородок, Чонгук. Тэхён, раз посмотрев на него, забыл, зачем пришёл, и вовремя сжал губы, чтобы позорно не уронить перед представителем святой церкви подбородок. Чон был великолепен: белые брюки и пиджак сидели идеально; на снежной рубашке вместо галстука был замысловато навязан шифоновый шарф; уложенную причёску не трогал лёгкий тёплый бриз. Глаза невольно увлажнились, Ким нервно облизнул губы. Такого Чонгука он не готов был делить с десятками пар глаз, пожирающих сейчас всю их пятёрку. Священник занял центровое место, с благостной миной смотря перед собой, по правую руку выстроились шаферы в белом. Европеец — как там его звали? не всё ли равно? — что-то бубнил на ухо, наклоняясь всё ближе. Тэхён же приклеился взглядом к до боли красивому Чонгуку напротив и насильно заставлял себя дышать. Тот прямо смотрел в ответ, стискивая челюсти, хмуря брови и щуря чёрные глаза. Конечно, его явно достала вся эта суета и мельтешащий вокруг люд, который вторгался без разрешения в личное пространство, чего Чон очень не любил. Киму хотелось шагнуть навстречу и крепко обнять, сминая дорогую ткань, шепнуть, что всё будет хорошо и надо чуть потерпеть. Но он стоял как приклеенный к своему месту, игнорируя разговорчивого соседа и пожирая глазами брюнета. Где-то на двадцатом такте в сознание вплыл канон Пахельбеля в исполнении камерного струнного оркестра, мимо расфокусированного взгляда мелькнул Джексон, занимая своё место. Выглядел он страшно взволнованным и бледным, несмотря на старания визажистов. Чонгук что-то тихо шепнул ему на ухо, и Ванг дёргано улыбнулся, покачав головой. Но хотя бы трястись перестал. Канон заиграл по новой и теперь уже к ним степенно шёл Линоу. Про сторону Лиам шутил не зря — в белом сюртуке, с пеной кружев у ворота и манжет, весь воздушный и плавно скользящий по дорожке, он вполне смахивал на невесту. Несмотря на уверенные шаги и благородную посадку головы, глаза Линоу панически увеличивались с каждым шагом. Тэхёну вспомнился старинный голливудский фильм про любящую побегать Джулию Робертс. Для верности он несколько раз переступил ногами, проверяя удобство новых туфель — бежать за несостоявшимся господином Вангом придётся по песку, задача не из простых. Дойдя до арки, Линоу уцепился за протянутую руку Джексона, ярко улыбнулся ему и, глубоко вдохнув, решительно встал рядом. С этого момента кто-то будто бы включил быструю перемотку — Тэхён только успевал моргать, а вот уже и священник закончил свою речь; мелькнули свадебные клятвы, заставившие рыдать впечатлительных дам из первых рядов; «очаровательный ангел четырёх лет» проскакал по дорожке и кашлянул несколько раз, прежде чем Тэхён, которого уже и Лиам пихал под локоть, сообразил забрать у него кольца и передать их Линоу; первые официальные поцелуи и новые слёзы; десятки лиц и поздравлений… И вот уже людской поток хлынул к главному шатру. Тэхён, впечатлившийся до глубины души, никак не мог прийти в себя, поэтому даже не сопротивлялся, когда его сосед по «стороне» настойчиво потянул его сквозь толпу за собой. С левой стороны в него вцепилась дрожащая рука в белом рукаве. — Держи меня, милый, или, как шафер, на горбу потащишь, — сдавленно пообещал Линоу, повисая на локте. — Ты теперь вполне замужняя дама, пусть тебя муж и держит, — добродушно посоветовал Лиам, таща на прицепе теперь уже двоих. — Я планировал угостить самым лучшим шампанским моего нового знакомого, а уже потом поздравлять тебя. Хочешь нарушить очерёдность? Линоу коварно ухмыльнулся и уже был готов дать какой-то острый ответ, как его перехватили на излёте — очередное поздравление от очередного друга/родственника/коллеги. Тэхён тщетно пытался рассмотреть в людском море своего ангела в белом, но благодаря «оригинальному» чёрно-белому дресс-коду происходящее сливалось в дуохромный калейдоскоп. В шатре и европеец его оставил — ушёл за обещанными напитками, а Ким, разумно рассудив, решил никуда не ходить, теряясь ещё больше. В любом случае, после небольшого вступления и первых танцев всех усадят за столы, а уж там-то он точно встретит Чонгука. Спустя минуту из гомонящей толпы вынырнул голубоглазый Лиам с двумя бокалами игристого и чарующей улыбкой. Он, очевидно, старался произвести впечатление, воркуя и суетясь вокруг Тэхёна. Но блондин был страшно занят сканированием толпы, равнодушный к любым проявлениям внимания, даже на вопросы отвечал не по-азиатски неучтиво. — Сегодняшний ужин — полностью дело моих рук. Я занимаюсь ресторанным бизнесом довольно давно. Сам учился во Франции у именитых мастеров. Уговорить Линоу не составило труда, а ты наверняка знаешь, как это непросто с его характером. — Не знаю, — отстранённо бросил Тэхён, не смотря в сторону Лиама. — Значит, тебе очень повезло. Обычным людям — таким, как я — трудно найти с ним общий язык. Но ты необычный, я сразу заметил. Мой изысканный выбор должен тронуть струны твоей утончённой души. Ты… обычно ужинаешь один? Я могу составить компанию… — Его утончённая душа обычно ужинает со мной. Тэхён слегка дёрнулся, когда над ухом напряжённо прорычал голос Чонгука, а на талию далеко не двусмысленно легла его ладонь. Чон остановил тяжёлый взгляд на удивлённом Лиаме и двинул челюстью, растягивая губы в улыбке. В сочетании со злыми глазами это смотрелось жутковато. — Ты, кажется, Чонгук? — поморщился, будто припоминая, ресторатор. Он с явным неудовольствием покосился на чужую руку, удобно устроившуюся на боку блондина. — Я, кажется, Чонгук, — кивнул тот. — А ты, кажется, клеишься к моему парню, и мне это не нравится. Ещё вопросы есть? Лиам оскорблённо поджал губы, стрельнул глазами в блондина и неохотно удалился, мешаясь с толпой гостей. Тэхён, вспоминая в смятении хоть какой-то знакомый ему язык, повернулся к Чону. Либо он уже успел надраться и неверно воспринимал реальность, либо… успел надраться, другого не дано. — Не ожидал? — мрачно ухмыльнулся брюнет. Ким дёрнул головой, не находя достаточно понятной формулировки, чтобы выдать в одном ответе весь спектр охвативших его эмоций. Распорядитель торжественно пригласил на первый танец молодожёнов, прося освободить для них место. Музыканты затянули красивую смысловую мелодию, и Линоу с Джексоном под аплодисменты гостей вышли в центр. На втором куплете к ним присоединились ещё несколько пар. — Потанцуем? — тихо шепнул на ухо Чонгук, подталкивая блондина к танцполу. — В с-смысле? — заикнулся Тэхён. — Здесь? Сейчас? — Конечно, — усмехнулся Чон и вытянул из пальцев бокал, поставив его на поднос проходящего мимо официанта. Брюнет крепко обнял Кима за талию, притягивая к себе, и, обхватив пальцами смуглую ладонь, вытянул их руки в сторону. Тэхён устроил вторую руку на плече Чона и, смущённо улыбнувшись, шагнул назад в такт мелодии, позволяя Гуку вести. Они легко кружились по залу, привыкая друг к другу и вглядываясь друг в друга. Чонгук кривил уголок рта в неясной ухмылке, а Тэхён отказывался верить в происходящее. На проигрыше мимо скользнули молодожёны, и Линоу чётко бросил «да неужели», закатывая подкрашенные глаза. Ким прикусил губу и приподнял бровь, высматривая реакцию партнёра. Но тот смотрел на него и одновременно сквозь него, мыслями пребывая где-то очень далеко. Проигрыш сменил куплет, повторённый дважды и снова перешедший в проигрыш — группа играла вживую, импровизировала на свой вкус, продлевая желанные моменты. Чонгук вдруг остановился на краю площадки и выпустил руку блондина, прямо глядя ему в глаза. — Тэхён, — решительно сказал Чон. — Ты никогда не сможешь понять, чего стоило мне решиться на то, что я хочу тебе сейчас сказать. Дело не только в словах. Вокруг десятки людей, но меня это больше не пугает. Я сегодня чуть не потерял тебя и это… заставило меня о многом задуматься. Ты очень дорог мне, Тэхён. Ты невероятен всегда, а сегодня особенно красив. У меня сердце сжимается, когда я смотрю на тебя. Когда к тебе приближается кто-то другой с определёнными намерениями — я готов убивать, я страшно ревную и сдерживаюсь с трудом. И я буду полным идиотом, если так и не скажу тебе то, что понял давно. Я люблю тебя, ТэТэ. Пожалуйста, будь со мной. Всегда. Не дожидаясь, пока шоковая судорога закончит блуждать по смуглому лицу, Чонгук обхватил пальцами блондина за шею и притянул к себе, касаясь приоткрытых губ. Секундой спустя его уже стискивали в крепких объятиях, прижимаясь всем телом и жадно углубляя поцелуй на глазах любопытных гостей. Они так и стояли в центре зала, обнимаясь и целуясь под душераздирающую и наисопливейшую песню, не обращая ни на кого внимания. Тэхёна крыло со страшной силой, он захлёбывался от разрывающего изнутри счастья и любви. За спиной выросли огромные перистые крылья и тянули вверх, наплевав на гравитацию и законы метафизики. Наконец, музыка смолкла, гости зааплодировали музыкантам и счастливым виновникам торжества, а Чонгук нежно коснулся припухших губ последний раз и отстранился, рассматривая лицо Кима. — Ты не ответил. — А ты не спрашивал, — довольно улыбнулся блондин, разглаживая идеально ровный отворот на пиджаке. — Ты попросил, а отказывать тебе я никогда не умел. — Это значит… — Это значит, что пора уже нормально пожрать! — со спины на Чонгука обрушился ухмыляющийся Банчан, обхватывая его длинными руками поперёк груди. — Одни мои друзья поженились, другие — вылезли из шкафа, дело за малым — накормите меня, и я с благодарностью впаду в счастливую кому! — С ложки кормить? — хмуро процедил Чонгук, пытаясь скинуть прилипчивую коалу. — Естественно! Тэхён, посмеиваясь, шёл за парнями через площадку к сервированным на небольшие компании столам и в полной мере ощущал себя счастливым человеком. Не так уж для этого много и надо, правда? Деньги и возможности были у него всегда, но только совсем недавно всё это обрело смысл. И теперь он — смысл — кряхтя и ругаясь, тащил на спине долговязого Банчана к выделенному ему стулу, не подозревая, что парой фраз смог перевернуть чью-то жизнь.***
Изысканные блюда, необычная подача, фонтаны эксклюзивной выпивки, отличное музыкальное сопровождение, бесконечные поздравления, смех, аплодисменты — Тэхён уже придерживал ноющие скулы — нельзя столько улыбаться. Всё было вкусно, ярко и потрескивало от искрящегося счастья. Ближе к полуночи даже хмурые и консервативные родные Линоу, державшиеся особняком весь вечер, благодушно беседовали с новообретённой семьёй Вангов. Как они, знающие только родные языки, друг друга понимали — оставалось загадкой. Джексон ржал в голосину и утверждал, что самый международный язык — язык денег, и когда кому-то они очень нужны — заговоришь даже на суахили. Банчан по третьему разу знакомил парней со своей девушкой, третьей за вечер, уверяя, что нашёл ту единственную и зря они отпустили священника. Гостей развлекал болтливый ведущий, координируя накал алкогольных страстей. Он мастерски переворачивал традиционные свадебные конкурсы и пожелания, трансформируя «жениха и невесту» под двух женихов. Но когда дело дошло до букета, обязанного выбрать следующую жертву семейного очага, Линоу хищно ухмыльнулся, с выражением глядя на Чонгука. — Это твоё время, мальчик мой, — выдал он, выбираясь из-за их общего стола. — Предлагаю срочно бежать, — пробормотал Чон, дёргая Тэхёна за руку. Они успели дойти до выхода из шатра, когда крепко сплетённый и затянутый атласными лентами букет, стоящий небольшое состояние, с силой приземлился на чёрную макушку, осыпая белыми лепестками её хозяина. Чонгук замер на секунду, а потом медленно развернулся, бешено округлившимися глазами выискивая снайпера. Линоу со сцены очаровательно прикрывал злобную ухмылку узкой ладонью и изящно помахивал другой рукой. — У нас есть счастливый победитель! — заполошно орал в микрофон ведущий. — Букет сам нашёл Вас! Поднимитесь к нам на сцену, молодой человек! Ваша дама будет в восторге! — Это уже перебор, — процедил Чонгук и рванул к выходу. Из шатра донеслось разочарованное сетование гостей, но судя по всему, там решили переиграть конкурс, чтобы найти более благодарного счастливца или счастливицу. Усиленные аппаратурой голоса и музыка слышны были даже на пляже, куда Чонгук вёл за собой Кима. У пирса он с облегчением скинул белые туфли и зарылся пальцами в тёплый песок; закатал брючины до колена и повесил пиджак на деревянный столбик. — Идём? — он взлохматил пятернёй волосы, уничтожая укладку, и протянул Тэхёну руку. Дождавшись, пока блондин последует его примеру, Чон потянул его за собой по берегу, подальше от шума, света и безудержного веселья. Рука об руку, переплетя пальцы, они медленно брели вдоль кромки воды. Мягкие волны неспешно окатывали босые ноги тёплой водой и с тихим шипением отползали обратно в океан. Высоко над головой блестели мириады мерцающих звёзд, обступающих яркий лунный диск. — Звёзды близко, — запрокидывая голову, протянул Чонгук, останавливаясь. — Как тогда. Помнишь? — Помню. Эти другие. — Другие, но тоже очень красивые, — хмыкнул брюнет. Он замолчал и застыл, разглядывая ночное небо. — И ты здесь другой, — тихо заметил Тэхён, обходя Чонгука со спины и обнимая. Тот расслабленно откинул голову на его плечо. — Жалеешь о чём-то? — Нет, — качнул головой Чон. — Я сделал то, что хотел. Понятия не имею, как всё сложится в будущем… — О, этот твой вечный пессимизм, — закатил глаза Тэхён, устраивая подбородок удобнее на плече Гука. — Кто хочет — тот ищет возможность. Джексон и Линоу нашли. Ты же видел: вокруг родные и друзья, никто не осуждает, все счастливы. Может быть… — Может ли быть у нас так же? Ты можешь представить подобное в Сеуле? Моего отца, который примет это? Твоего? Не думаю, что такое возможно. Это другая страна, здесь иные нравы, взгляды и возможности. Даже сравнивать глупо. Мы должны наслаждаться моментом, пока даётся шанс. Консервативную систему сломать невозможно. Да и не нужно это, потому что такую войну мы не переживём, нас сломают, Тэхён. Общественное мнение сотрёт нас в порошок. А я боюсь. Раньше боялся потерять себя и карьеру… — А сейчас? — Сейчас я боюсь потерять тебя. — Но я рядом. И я не боюсь. — Ты такой наивный, счастье моё, — улыбнулся брюнет, легко целуя подставленную скулу. — Наивный и исполненный надежд. Будто не понимаешь, в каком мире мы живём, не понимаешь, насколько он жесток и безразличен к человеческому несчастью, да и к счастью тоже. Но знаешь, сегодня я кое-что понял и принял это. Даже дышать стало легче. — Что именно? — Я люблю тебя, — просто ответил Чонгук, светло улыбаясь. — Я не пойду против системы, но я могу спрятать тебя от неё, защитить и хранить у сердца. Столько, сколько ты захочешь там оставаться. Я буду рядом, если ты позволишь, не предам и никуда не уйду. Это всё, что я могу тебе предложить. Что скажешь? Тэхён задумчиво молчал, смотря на идущую лёгкой рябью воду. Брюнет ждал, затаив дыхание и покусывая щёку изнутри. Сегодня он бил собственные рекорды по откровенности и не собирался останавливаться на достигнутом. Если придётся умолять на коленях — к чёрту белые брюки, он готов. После того, что случилось на яхте днём, взгляд на мир несколько сместил свой ракурс. Те страшные минуты, в которые он качал сердце Тэхёна и выдыхал спасительный воздух через посиневшие губы, определённо в нём что-то изменили. Одно он теперь знал наверняка — без Тэхёна очень страшно, неправильно, одиноко. И он этого не допустит; костьми ляжет, но не допустит. — Пожалуй, я дам тебе небольшой шанс, — нехотя отозвался наконец блондин, прищуриваясь. — Серьёзно? — насмешливо вскинул бровь Чонгук. Он развернулся в обнимающих руках лицом к Тэхёну и сам обнял его за талию. — Всего только один шанс? У меня очень шаткое положение, да? — Не самое завидное, — согласился Ким, качнув головой. — Но ты можешь предложить мне что-нибудь… в качестве гаранта твоих намерений… Ладони Тэхёна сползли по скользкой ткани белой рубашки на спине и легли на бёдра в белых брюках, сжимая пальцы. Чонгук коротко выдохнул и ловко увернулся от потянувшегося за поцелуем блондина, упираясь руками в его грудь. — Нет-нет, даже не думай. После вчерашнего я окончательно пришёл к мысли, что секс на пляже — это не моё. Я старею, мне нужен комфорт… — Я могу сделать так, что ты даже не коснёшься песка… — прошептал Тэхён, настойчиво притягивая его к себе и скользя губами по подбородку. — Давай дойдём до дома, хотя бы, — простонал Чон, с трудом выкарабкиваясь из тесного плена. Когда Тэхён чего-то хотел, у него, как у Шивы, вырастали дополнительные пары рук, опутывающие и притягивающие, барахтаться можно было сколько угодно, но бессмысленно. Но в этот раз, сверкнув томным взглядом, Ким отступил, сорвав перед этим влажный поцелуй с губ Чона, и мрачно ухмыльнулся. — Ну, идём. Только быстро, Гуки. Ты знаешь, терпение — не моя сильная сторона… Как бы Чонгук не артачился, его и самого уже вело, дыхание учащалось, а член ощутимо сдавливало плотной тканью брюк, что быстрой ходьбе не способствовало. Как и расползающийся под ногами песок. Впрочем, как и голодный карамельный взгляд, что пожирал его целиком, без передышки на моргание. Пальцы Тэхёна, которые он сжимал, легонько массировали ладонь. В теории жест невинный, но только в теории. Не доходя десятка метров до пирса с оставленными там вещами, Чон свернул к живописным островным зарослям, через которые вела узкая тропинка, выложенная деревянными дощечками. Этот путь позволял миновать освещённые шатёр и дорогу к вилле. Тэхён позади язвительно рассмеялся своим долбаным бархатным баритоном. — Что такое, Чонгук-ка? Целовать меня на глазах у всех ты не постеснялся… — Ты не путай тёплое с длинным, — бросил Чонгук через плечо. — Одно дело — целовать парня на свадьбе геев. Совсем другое — на глазах у всех тащить его в уединённое место со стояком в штанах. Как говорит Сокджин — две большие разницы, улавливаешь? — То есть, ты думаешь, что о таком исходе никто и не подумает? — ТэТэ, у тебя явная склонность к эксгибиционизму. Меня это немного беспокоит. — А меня — возбуждает… В стороне остался освещённый шатёр — шумное веселье шло полным ходом. За раскидистыми пальмами мягко светились большие окна первого этажа — официантам предстояло трудиться до утра. Выдравшись из джунглей, Чонгук за руку вытянул за собой спотыкающегося Тэхёна и нырнул за стеклянную входную дверь. Дом был очень похож на обиталище Вангов в Майми — та же планировка и дизайн. Лестница нашлась на том же месте. Второй этаж тонул в синеватом сумраке, подсвечиваемый падающими из окон лунными бликами. Они успели сделать несколько шагов по прохладному паркету коридора, когда дверь в самом конце резко распахнулась. На доски тёмного дерева упал яркий прямоугольник света, являя миру очаровательное создание — китайского пижона-миллиардера в розовой шёлковой пижаме с зайцами, зубной щёткой за щекой, висящим на шее розовым же полотенцем и небольшим птичьим гнездом из мокрых волос. — Любимая! — громко позвал Джексон, оборачиваясь через плечо в комнату. — Дети вернулись. Ругать будем? — За что? — тут же отозвался голос Линоу. — За то, что пришли после полуночи? Или за то, что вообще пришли? Следом за мужем вынырнуло абсолютно идентичное создание — парная пижама, только зелёная, щётка за щекой и усталое, довольное лицо. — А вы почему здесь? — оторопело спросил Чонгук, стопорясь на середине коридора. Тэхён по инерции сделал несколько шагов и влетел аккурат тому в спину, повисая длинными руками на плечах. — А как же свадьба? — А что с ней не так? — удивился Ванг, тот что от рождения с этой фамилией. — Еды и выпивки навалом, музыка играет, яхта для уставших у причала, люди веселятся. Мы там уже не нужны. Я уверен, что хватятся нас только к завтрашнему обеду. — А брачная ночь? — глупо пискнул басом Ким, переглядываясь с Чоном. — Я очень рад, что ты искренне переживаешь за нашу сексуальную жизнь, милый, — мягко, но с кошмарным подъёбом ухмыльнулся Линоу, разбирая тёмные пряди на макушке мужа. — Она вполне потерпит до завтра, когда мой мужчина… — Стоп-стоп, — замахал руками Чонгук, спешно перебивая. — Давай без подробностей! Линоу заливисто рассмеялся, Джексон злорадно ухмыльнулся, а Чонгук с Тэхёном так и мялись посередине коридора, не зная, куда теперь бежать. Повисла неловкая пауза, в которую новоявленные молодожёны, с присущим устоявшимся семьям единодушием, рассматривали парней, подмечая детали: помятую одежду, шальные глаза, алые пятна на скулах. — Ваша комната внизу, в левом крыле, — наконец сжалился Линоу, изящно устраивая локоть на плече мужа. — Да-да, Чонгук, ваша. Я в твои игры больше не играю, утомил. Багаж я велел ещё утром отнести туда. Комната готова. Окна выходят на другую сторону — шум и свет не должны помешать. Но дверь бы я рекомендовал всё же закрыть — мало ли отчаянных, ищущих пристанища в подзвёздном мире. — Или вдруг вы чем-нибудь шокируете какую-нибудь из престарелых родственниц Ли, — заржал Джексон. — Крика будет — в Нассау тревогу поднимут. — Ну, что ты несёшь, ей Богу, — укоризненно покачал головой тот, затягивая супруга в комнату. — Мои престарелые дамы в это гнездо разврата без священника не сунутся, а он уже на материке. Спокойной ночи, мальчики. До утра. — Не спокойной, мальчики, — передразнил Ванг, высовывая из щели между дверью и стенкой голову. — Хоть у кого-то сегодня должен быть секс! — Дверь закрой, пошляк, — капризно протянул Линоу из глубины комнаты, и Джексон, подмигнув напоследок, скрылся в спальне. Чонгук и Тэхён ещё с минуту стояли в тишине, переваривая пожелания. — Они очаровательны, — замогильным тоном выдал Ким. — Если жениться, то только так… — Согласен на роль жены-стервы? — подначил Чон, кивая в сторону лестницы и по привычке уже потянув блондина за собой. — Только если ты будешь носить розовые пижамы с зайцами и давать завязывать себе хвостики. Придётся ещё и волосы немного отпустить. — Слегка не мой стиль, тебе не кажется? — скептически вскинул бровь Чон, быстро спускаясь по ступеням. — Ты сам себя плохо знаешь, — усмехнулся Тэхён, пробегая пальцами по спине идущего впереди Гука. — Глубоко в душе ты сладкий мальчик, который с детства мечтал о радужном пони, но жизненные обстоятельства решили иначе. Обещаю тебя за это не гнобить и постоянно покупать милые носочки с раздельными пальчиками. Любишь белые или разноцветные? — Белые, — хмыкнул Чонгук, толкая створку двери выделенной им комнаты, и шагнул внутрь. — Ну, что, госпожа Чон, готовы к репетиции семейной жизни? — Больше чем Вы, госпожа Ким, — в тон ему протянул Тэхён, проскальзывая следом. Дверь за собой они предусмотрительно закрыли на замок.***
Время «сильно после полудня» на маленьком частном острове Багамского архипелага отвечало всем критериям определения «блаженный райский уголок». К тому моменту, когда Тэхён продрал глаза на груди потерявшего всякий стыд, дрыхнущего в обед жаворонка Чонгука, на столике у кровати волшебным образом (дверь-то они закрыли!) красовался серебряный поднос с двумя ещё прохладными стаканами разноцветного тропического коктейля и маленьким прямоугольником записки от Линоу. Он желал доброго утра и просил отправить ему сообщение, когда они окончательно встанут, чтобы успеть сервировать стол для позднего завтрака на их скромную компанию. Хмельных и вымотанных гостей утром собрали сетками и увезли на Нассау, распределив по заказанным номерам отеля. Туда-сюда шнырял рабочий люд, восстанавливая изрядно потрёпанный природный оазис после весёлой ночи. Чета Вангов нашлась на побережье, в основательной удалённости от клинингового процесса. Третьим за накрытым столом на плетёном кресле возлежал помятый, но счастливый Банчан. Линоу деловито листал свежую новостную прессу, Джексон картинно загорал (читай, как спал, отгородившись от окружающего мира солнечными очками в пол-лица). Чонгук, плюхнувшись в одно из свободных кресел, тут же накинулся на разложенные на тарелках закуски. Тэхён же нацедил себе из кофейника в чашку чёрного дёгтя и со вкусом отпил горький глоток. Они заснули ближе к рассвету, а утренний сон до обеда — то ещё удовольствие. Чувствовал себя Ким так, как выглядел Банчан. Кофе постепенно возвращал организм к жизни, раздражая рецепторы. Вчерашний вечер и ночь всем дались нелегко, одному Чонгуку, видимо, было всё нипочём — он с аппетитом заглатывал блинчики со свежими ягодами и сиропом, запивая ядерной смесью из сахара, молока и какао-порошка — Тэхён бросил считать засыпаемые ложки белого яда после восьмой. — Отъешься как кабан и в самолёт не влезешь, — язвительно бросил Джексон, спуская очки по переносице. — Я веду активный образ жизни, — с щеками, по-хомячьи набитыми едой, выговорил Чон. — Могу себе позволить. — Твой активный образ жизни накачивается кофе и бледно выглядит. Побереги уж ты его, сотрёшь же… — откидываясь обратно на спинку кресла, ядовито усмехнулся китаец. — ТэТэ, а ты, кстати, актив или, естественно, пассив? — Негатив, — флегматично выдал блондин, разглядывая волны у горизонта. — Это как? — На хер иди. — Это приглашение? — Мы вам не мешаем? — встрял в перепалку Чонгук, дёргая блондина за короткий рукав рубашки. — Ли, почему за мужем не следишь? — Так он сидит напротив, мой хороший, — не отвлекаясь от чтения, пропел Линоу. Через чёрную макушку возмущённого Чона Тэхён с Джексоном обменялись мрачными ухмылками и демонстративно отвернулись друг от друга. Чонгук обречённо выдохнул, допивая свой сироп. К сожалению, говоря Тэхёну о друге со связями, который мог бы быть ему полезен, он имел в виду именно Джексона. А учитывая их напряжённые отношения с первых минут знакомства, вряд ли удастся наладить какие-то деловые контакты. — Не хочу вас торопить, — отложив наконец газету, доброжелательно улыбнулся Ли. — Но в четыре часа у нас вылет в Майами, а к шести нас с тобой, — выразительный взгляд в сторону Кима, — ожидает страшно занятой доктор Робертсон, и если частный самолёт может подождать, то частный доктор — вряд ли. — А я при чём?.. — непонимающе протянул блондин. Линоу будто ждал всё утро именного этого вопроса и именно от этого человека. Как сказали бы любители русской классики: и тут Остапа понесло. Новообращённый мистер Ванг, филигранно избегая использования крепких слов и устоявшихся выражений, доходчиво стыдил, унижал и прижимал к своему отманикюренному ноготку всех четверых за вчерашний инцидент. Опуская подробности напевного шипения, коим он щедро поливал каждого в отдельности и всех скопом, суть претензии была проста — почему ни один из, казалось бы, взрослых и адекватных мужиков не додумался обратиться/отвезти/отправить к врачу. Последствия попыток выпить море могут быть самыми неприятными; взять хотя бы элементарное воспаление лёгких, которое некоторые ухитряются перенести на ногах, ну, а кто-то ложится под ИВЛ. Ли настаивал на посещении своего врача с прохождением полного обследования. Ну, как настаивал… требовал, сменив шипение на крик и обвинительно тыча пальцем в оторопевшего Тэхёна. Джексон, зная свою «жёнушку» лучше остальных, заполз обратно под чёрные очки и слился с местным пейзажем; Банчан тоже прикидывался виноватой ветошью и старался даже дышать через раз; Чонгук солидарно кивал, убивая последнюю надежду блондина на поддержку. Невербальным голосованием «все за/никто не против» судьба Кима была решена. На обратной дороге до материка Тэхён тщетно ныл, что он здоров как бык и жить будет дольше сухопутных черепах. На Линоу это безнадёжное бормотание не производило никакого впечатления. И Чон своим железным «надо» никак ситуации не помогал. Добравшись до коттеджа в Майами-Бич, Ли играючи нашёл занятия для каждого, чтобы не собирать в частной клинике толпу из группы поддержки. Подталкивая вяло переставляющего ноги блондина, он мягко усмехнулся, глядя на вытянувшееся лицо Чонгука, осевшего на диване в гостиной. — Я очень скоро его верну, — пообещал Ли. — А тебе пока советую продумать планы на ближайшие дни. Боюсь, что ваш отпуск не продлится вечно. Подключи фантазию, и время в одиночестве пролетит незаметно. Входная дверь хлопнула, и Чона накрыла давящая тишина. Друг был прав — время утекало быстро, как песок сквозь пальцы. Сегодня заканчивался уже третий день, в конце недельного отпуска они должны будут вернуться в Сеул, если не случится никаких экстренных ситуаций. Но Минхёк не звонил и не писал, а значит всё шло по разработанному плану, и у них в запасе оставалось четыре дня. Втиснуть все «хочу» в рамки сотни часов теоретически было возможно, но теперь всё зависело от результатов обследования и вердикта врача. Если в рекомендациях будет первым пунктом постельный режим — значит Чонгук будет рядом. Лечить и ставить на ноги этого блондинистого недотёпу скоро станет его второй профессией, а там и до миссии Красного Креста не далеко. Маяться пришлось до позднего вечера в одиночку: Джексона вызвонили с одного из его предприятий, долго и низко извинялись, что беспокоят в такое святое время, как медовый месяц, но без вмешательства праотца дела обещали обернуться апокалипсисом; Банчан же, по-щенячьи сложив бровки домиком, сбежал по своим делам самым первым. Чон бродил по дому, гремя своими тронувшимися нервами, как Кентервильское привидение — цепями. Чтобы выяснить, какие виды развлечений есть в округе, ему хватило пятнадцати минут общения с Гуглом. После иссяк и энтузиазм, и желание. Даже трепетно относящийся к вопросам питания желудок, скромно проурчав, затих и прилип изнутри к позвоночнику, не мешая хозяину предаваться зелёной тоске. В бессмысленном брождении по этажам, осознал он себя в комнате Тэхёна. На заправленной кровати остался забытый им халат. Чонгук безвольно стёк на крупно связанное покрывало, уткнулся носом в шёлковую ткань, хранящую призрачный травяной флёр, и устало прикрыл глаза. Наверное, он не просто задремал, а конкретно уснул, потому как снился ему душный и тяжёлый сон: почему-то на него зло кричал отец, потом Тэхён, потом началась совсем уж бесноватая круговерть из разрозненных образов и событий, которые никак не могли случиться в его жизни. Чон резко подскочил на кровати, выныривая из своего кошмара, в котором какие-то люди в капюшонах прижигали его лоб ледяным металлом. В комнате было уже темно, а на лбу действительно лежала прохладная ладонь Тэхёна. — Тише-тише, — успокаивал блондин, укладывая Чонгука обратно на постель. — У тебя сердце сейчас из груди выскочит. Я напугал тебя? — Нет, — сглотнул брюнет, с силой растирая заспанные глаза. — Сон дурацкий приснился. Рассказывай, как съездили? — Всё нормально, — улыбнулся тот, опускаясь рядом на матрас и подставляя под голову руку, согнутую в локте. — Я бодрее, чем кажусь. Врач выписал курс антибиотиков, чтобы снять воспаление и исключить осложнения. — Воспаление? Что-то серьёзное? — Ничего такого, из-за чего стоило бы так таращить на меня свои красивые глаза, — тонко ухмыльнулся Ким, убирая в сторону упавшие на глаза чёрные пряди. — На время приёма надо исключить алкоголь, в остальном — полная свобода. — Я уже колол тебе лекарства, совсем недавно. Ты сказал об этом доктору? — Чонгук, — строго фыркнул Тэхён, усаживаясь на бёдрах Чона, и заглянул в его глаза, нависая сверху. — Откуда этот трепет пугливой лани? Что с тобой? Я же не бумажная балерина — меня не сдуть в огонь камина. Люди болеют, ломаются, попадают в аварии, тонут — это жизнь, случиться может всякое. Чаще всего им помогают, лечат, спасают. Я — один из этих случаев: меня и вовремя спасли, а теперь вылечат. Это не страшно, это естественно. Не делай, пожалуйста, из всего этого трагедию. Её удалось избежать, а ты продолжаешь надо мной трястись. Вроде не твой стиль, а? Чонгук с силой зажмурился и медленно выдохнул. Его волной захлёстывала паника, смыкаясь над головой, и он натурально в ней тонул. Но теперь Тэхён спасал его, протягивая руку помощи, смотрел своими невозможными глазами глубоко в душу, дарил спокойствие и уверенность одним своим присутствием. Живой, тёплый, улыбающийся. — Не мой, — согласился брюнет. — Но с тобой я не могу иначе. Почему мне кажется, будто наше время заканчивается? Я не суеверный, не думай… — Это всё дурацкие сны, — уверенно заявил блондин, невесомо целуя Чонгука в нос. — Плюс недосып, плюс невроз, плюс тяжёлый характер Джексона. Как ты его терпел столько лет? — Хочешь поговорить о нём? — в удивлении приподнял брови Чон. — Сидя на моём… на мне? Сейчас? Может лучше объяснишь мне природу ваших скользких шуточек? — он двинул бёдрами, удобнее устраиваясь, и уложил ладони на острые колени Кима, сжимающие его бока. — Ммм, ты ревнуешь меня к заносчивому миллионеру? — Привлекательному миллиардеру. — Оу, даже так? — коварно усмехнулся Тэхён. — Это, конечно, в корне меняет дело… Чонгук обхватил шею блондина ладонью и, преодолевая лёгкое сопротивление, потянул к себе. Головой он прекрасно понимал, что его дразнят, играются, дёргая за ниточки хорошо известных слабостей. Да, он был страшным собственником, ревнивым страшным собственником. Поэтому клокочущее в груди животное желание вцепиться в Тэхёна когтями, прижать к себе и утащить подальше от всех, рвалось сейчас наружу глухим рычанием. Он целовал грубо, властно, удерживая ладонь на чужой шее и блокируя даже саму мысль о том, чтобы увернуться или просто дёрнуться. Тэхён же, быстро сообразив, что как всегда перегнул, быстро сменил тактику: льнул и ластился, позволяя творить с собой всё, что Чонгук пожелает. А желание было только одно — доминировать. Показать, кто тут хозяин, как далеко простираются его права и как мало есть у Кима свободы. Им обоим это нравилось, а значит, никто в накладе остаться не должен. Утром, при солнечном свете, ему, конечно, будет стыдно за засосы, укусы и тёмные пятна синяков на смуглой коже, но до утра ещё очень долго…***
— ТэТэ, просыпайся! Тэхён злобно проворчал и зарылся поглубже в подушки. Он был уверен, что закрыл глаза всего десять минут назад, когда разморенный после секса и горячего душа, не утруждая себя поиском пижамы или белья, нырнул в постель, прижался к боку Чонгука, обвил его руками и ногами, и счастливо засопел, закрывая глаза. Подушку тут же сдёрнули и через закрытые веки резануло занимающимся рассветом. Значит жаворонок таки восстановил растраченную ману и уже приступил к своим утренним ритуалам типа пробежек с рассветными лучами, воздушных ванн и обрядов грёбаной медитации для пернатых тварей, которым не спится, в отличие от нормальных птиц. Вот почему так несправедливо складывается жизнь? Ведь совы, ложась спать за минуты до восхода солнца, всю ночь стараются никому не мешать, тихо шурша широкими крыльями. Но есть и жаворонки, которые считают своей прямой обязанностью поднять всех и каждого, едва успев разлепить свои глаза. Ким дёрнул на себя одеяло, стараясь как можно плотнее завернуться в кокон, из которого его будет трудно выковырять. Чонгук не сдавался — тянул одеяло на себя, как порядочный бульдозер. Дури ему было не занимать — ткань выскользнула из вялых смуглых пальцев и улетела в неизвестном направлении. Блондин свернулся клубочком в центре кровати, обхватывая руками колени — он будет бороться за своё право до последнего. Из открытых дверей балкона тянуло свежим морским ветром, и кожа тут же покрылась тысячей мурашек. — Тэхёни, открывай глаза, — пропел довольный Чонгук, забираясь на него верхом и растирая дрожащее тельце. — У меня для тебя сюрприз. Горячие губы скользнули по скуле, и Чон уткнулся носом в изгиб между шеей и плечом, целуя. — Есть один единственный сюрприз, на который я сейчас могу согласиться, — проворчал Тэхён, упорно жмурясь, — и для него глаза открывать вообще не обязательно. Я ещё от прошлого твоего «сюрприза» не отошёл, но если ты настаиваешь… — Нет-нет-нет, — рассмеялся Чонгук. — Не опошляй это прекрасное утро! Ты не представляешь, кого я сейчас на берегу нашёл. Вставай быстрее, они ждать долго не будут. У меня наличности с собой было немного. Поднимайся, быстро! — Да пусть катятся ко всем чертям, — пробубнил Ким. — Мне и здесь отлично. — Так, подъём! Если не хочешь, чтобы я тебя голяком тащил, то бегом одеваться! Блондин обречённо вздохнул каждой клеточкой невыспавшегося тела, приоткрыл глаза, изучая пышущее энтузиазмом лицо Чона. Яркость улыбки соперничала с поднимающимся над океаном солнечным диском. Кажется, в покое его не оставят. Вяло дёрнувшись и сбросив с себя упоротого энерджайзера, Тэхён стёк с кровати. Чон маячил в шаге от его инертных перемещений по комнате и давал развёрнутые рекомендации по облачению. Тэхён не спорил — он продолжал дремать с открытыми глазами и уныло выполнял указания, только бы поменьше его теребили. Он, вопреки ожиданиям, даже споткнулся за всю дорогу до пляжа всего два раза, а может просто не заметил другие разы — Чонгук практически тащил его на себе, удерживая одну ладонь на глазах. Сюрприз же, куды бечь. Бесполезная предосторожность — глаза и так бы не открылись самостоятельно. Когда ступни начали характерно разъезжаться на песке, спустя всего десяток шагов, Чонгук остановился и обнял Тэхёна со спины, прижимаясь и всё ещё закрывая обзор ладонью. — Готов? — А если нет, отнесёшь меня обратно? — проскрипел Тэхён. — Нет, конечно, — хохотнул Гук. — Вуаля! Рука исчезла и Ким заморгал, привыкая к слепящему великолепию рассветного берега. В нескольких шагах от них, прядя аккуратными ушами, стояли две высокие лошади. Тэхён таких ещё никогда не видел: на длинных и сильных ногах, с мощным крупом и вытянутой спиной, изящной головой и выразительными миндалевидными глазами. Совсем не густые хвосты, а грива и вовсе отсутствовала, но зато шелковистый волос отливал на солнце атласным блеском, создавая впечатление, что лошади покрыты золотом. Пара завораживала и своим контрастом — чёрная лоснилась в утренних лучах, а вторая будто родилась из местных песков — кремовая - поглощала свет и сияла серебром. Тэхён восхищённо разглядывал благородных животных, не в силах выдавить из себя даже банальное американское «вау». Под уздцы коней держал молодой смуглый парень с длинными чёрными волосами. Очень характерная внешность выдавала в нём коренного жителя Американского континента — индейца. — Это Кичи, — любезно представил Чонгук нового знакомого. И когда он столько успел? — А это его кони. Правда красивые? — Необычные, — согласно кивнул Тэхён, медленно подходя ближе. Индеец белозубо улыбнулся и пожал протянутую руку. — Никогда таких не видел. — Это очень редкая порода, — с гордостью и сильным акцентом выговорил Кичи. — Ахалтекинские скакуны. Их в мире всего около трёх тысяч. Они родом из средней Азии. Большое совпадение, что мы встретились, — Тэхён мягко улыбнулся, понимая его очевидную ассоциацию. — Самая древняя порода. — Я уговорил Кичи разрешить на них прокатиться по берегу, — сдавленным от восторга голосом пробормотал Чонгук на ухо Тэхёну. — Давай? — Кичи принимает кредитки? — с сомнением дёрнул бровью Тэхён, поглаживая шелковистую удлинённую морду вороного коня. — Нет, — мотнул головой индеец. — Я разрешаю только потому, что вы земляки. В какой-то степени. Если кони вам позволят — я не буду перечить. Их доверие непросто заслужить. Нечистое сердце к себе не подпустят. Умеете управлять? Ким перевёл круглые глаза на вороного скакуна и встретился с ним взглядом. Конь дёрнул мордой, прося ласки и свешивая голову. Кожа под пальцами была очень тонкой и волос гладким, мягким. Блондин кивнул. Кичи удовлетворённо крякнул и умело подсадил Тэхёна на высокую спину. — Его зовут Анубис и он норовистый, будь осторожен, — предупредил индеец, поглаживая крепкую шею. Он также подсадил Чонгука, вкладывая в его ладони уздечку. — Она — Аврора. Изабелловая масть одна из самых редких. Имя утренней зари ей очень подходит, да? Аврора мотнула красивой головой и хлестнула белым хвостом, красуясь и перетаптываясь на месте. Чон с готовностью закивал и похлопал ладонью по блестящему боку. — Я не пойду за вами, — отступая, говорил индеец. — Это скакуны, их сила в скорости. Не побоитесь — и они покажут, что правят ветром. Доверяйте им и тогда удержитесь без труда. Ну, вперёд. Чонгук переглянулся с Тэхёном и, пришпорив босыми пятками кремовые бока, ослабил поводья, пуская лошадь шагом. Аврора понятливо вскинула голову и мягко двинулась по берегу. Анубис не стал дожидаться команды, смиренно отправляясь за подругой. Сотня метров, и Чонгук, обернувшись, заговорщицки ухмыльнулся и пустил лошадь рысцой. Тэхён только успел склониться к сильной шее, когда её преданный друг ринулся следом. Видимо, своего наездника он авторитетом не считал, но хоть не пытался сбросить, и на том спасибо. Аллюр азиатских верховых поражал лёгкостью — лошади будто летели над песком, вовсе его не касаясь. Блондин жался к сильному телу вороного коня, поглядывал на скачущего впереди Чона на изящной нимфе и улыбался ироничности ситуации. Он и не раздумывал над выбором, подходя к Анубису. Мускулистые брюнеты — его кармическая доля. Боковой ветер трепал волосы, рассветные лучи пронизывали золотистую Аврору и её всадника, и Тэхёна, окончательно проснувшегося, наконец начал захватывать кураж. Кровь забурлила по артериям и венам, восторженно забилось сердце, губы помимо воли и осознания растягивались в широкой улыбке. Побережье предсказуемо пустовало, и только они вчетвером, рассекая ветер, неслись по золотистому песку, купаясь в сиянии пробуждающегося утра. И было это сумасшедше и сумасшедше прекрасно. Смех рвался из груди, и в уголках глаз собиралась непрошенная влага, которую приходилось смаргивать. Тэхён винил в этом ветер, а никак не черноволосого красавца, что поминутно оглядывался и ярко улыбался ему. И с каждым взглядом Ким умирал и возрождался, подобно Фениксу, сгорая в магическом пламени чёрных глаз. Он добровольно вверил Чонгуку и душу, и сердце, и свою жизнь. И не жалел. И никогда не будет.***
Чонгук будто стремился уложить в оставшиеся несколько дней всё, что планировал на год вперёд. Он источал энергию тысячи солнц и вращался вокруг со скоростью мощного торнадо, не давая Тэхёну и минуты на передышку. После сказочной прогулки на двух невероятных конях и слезных прощаниях с Кичи, брюнет утащил Кима к воде, пресекая все попытки упираться и буксовать в нагретом песке. Чон обещал научить Тэхёна плавать, а свои обещания он привык исполнять. И терпеливо учил: держаться на воде, а не камнем уходить на дно, широко распахнув рот и глаза; задерживать дыхание и нырять; не бояться воды и управлять своим телом. Они плескались в блестящем шёлке океана целый день, изредка выползая на берег: погреться, передохнуть и перекусить. Перекус же заботливо обеспечивал Линоу, каждые два часа выходящий на берег с очередным подносом и по головам пересчитывая купальщиков. К вечеру Тэхён уже вполне сносно мог держаться на спине на поверхности воды и не впадал в истерику, если волной его накрывало с головой. На ужине Джексон вяло шутил про копчёного угря, которому и так в жизни с воплощением не повезло, так его ещё и закоптили. И то, что он имел в виду не золотистый загар Чонгука было ясно даже увальню Банчану. А Тэхён даже не нашёл в себе сил огорчиться — все силы остались на побережье. До их комнаты — а теперь Чонгук переехал официально, перенося вещи под строгим контролем Ли — его буквально несли крепкие руки Чона. В сон он провалился, чуть только голова коснулась подушки. Следующие два дня они провели в праздном туристическом дрейфе по всем знаковым местам Майами и Майами-Бич, начиная каждый с неизменных утренних плавательных тренировок. Чонгук менторским тоном поднимал блондина пораньше и уводил на побережье. К десяти утра спускался Линоу, угрожая сачком вылавливать двинутых энтузиастов. После плотного завтрака ветер эйфории уносил их бродить по причудливому историческому району Арт-Деко, или главной магистрали кубинского района Майами, Маленькой Гаваны — Калле Очо, или по складскому району Уинвуд, серые стены которого оштукатурили за десяток лет пёстрыми граффити. Они останавливались на перекусы в небольших ресторанчиках и открытых кафе в первую очередь, чтобы проникнуться местной кухней; гуляли по туристическим магазинам, из которых Чонгуку приходилось волоком утаскивать Тэхёна, явно наслаждающегося своим шопоголизмом — живого места на его запястьях уже не было видно за десятками ниток и цепочек от браслетов. Вечером второго дня папочка Джексон, бледнея и серея красными пятнами, дрожащей рукой выдал ключи от своего шикарного авто, а Чонгук, загадочно играя бровями, наотрез отказался говорить, куда собирается гнать дорогущую тачку после захода солнца. Сложив мягкую крышу и на прощанье махнув рукой мрачному силуэту в окне первого этажа, Чон утопил педаль газа в пол, направляя машину по широкой трассе. Желудок Тэхёна привычно после первого и знакового раза завязался в узел, но страшно уже не было. Он пытался выведать, куда Чон его везёт, но то ли слова сносило встречным потоком, то ли брюнет мастерски держал интригу, попытки остались тщетными. А когда чёрный Континенталь парковался на большой площадке перед огромным белым экраном, Тэхён растёкся розовой сопливой лужей на пафосном кресле Бентли — передоз романтичности перешагнул все возможные рамки. В едином порыве с тремя десятками таких же отчаянных они смотрели слащавый Ла-ла-лэнд, закидываясь поп-корном, запивая его лайт-колой и подпевая знакомым мелодиям. А потом долго и со вкусом целовались под длинные титры. И было страшное желание бросить машину здесь же и прошагать весь путь до дома пешком, наслаждаясь тёплым ночным воздухом и друг другом. Вряд ли, конечно, такой вариант устроил бы Джексона… поэтому домой вернулись на колёсах.***
На четвёртый день чета Вангов затребовала на проверку результаты их плавательных уроков, аргументируя ещё и тем, что парни уже просолились до состояния вяленого мяса, пора было уже переходить на пресную воду. Расположившись у бассейна и вооружившись холодильником с бутылками пива, Джексон с Банчаном радушно давали советы и координировали движения Тэхёна в воде, игнорируя укоризненный взгляд Чонгука и захлёбывающиеся проклятья самого Кима. По итогу блондину вручили холодную бутылку безалкогольного — антибиотики никто не отменял — и признали, что он не настолько безнадёжен, как о нём думали. Пока блондин прикидывал, как бы ловчее вырубить двоих одной стеклянной бутылкой, к бассейну спустился и Линоу. Впервые Тэхён видел его в одежде с коротким рукавом. Тот рисунок, что он успел заметить ещё в первый день их знакомства, теперь раскрылся в полной красе — у Линоу были плотно забиты оба рукава цветными татуировками: причудливые орнаменты, мифические звери, непонятные знаки и много мелких деталей, которые не рассмотреть с расстояния — пёстрая картинка сплеталась в сложную вязь, украшающую изящные руки, от плеч до запястий. Ли опустился в соседний от Тэхёна шезлонг и подцепил пальцами тонкую ножку бокала с коктейлем. Ким же, как завороженный, разглядывал его руки. Идея с украшением своего тела подобным способом давно мелькала на задворках сознания, но вот перейти к решительным действиям он так и не решился. Ну, и в его окружении не было никого, кто бы мог поддержать в этом стремлении или дать толковый, опытный совет. А сегодня он враз получил всё и сразу. Линоу снисходительно улыбнулся, склоняя голову к плечу. — Нравятся рисунки? Тэхён кивнул болванчиком. Ему не просто нравилось. Пальцы уже зудели от желания прикоснуться, проследить чёткие линии, рассмотреть каждый завиток и метку. — Можешь не стесняться, — великодушно разрешил Ли, отставляя бокал на столик и вытягивая руки вперёд. Блондин аккуратно сжал его запястье и потянул на себя, заставляя сесть ближе. Он медленно поворачивал тонкую руку, оглаживая глазами цветные рисунки, касался пальцами, проверяя на ощупь. В его сознании все символы обретали объём, а на деле ощущалась лишь гладкая кожа. Под касаниями начинали разбегаться мурашки, а Ли только тихо посмеивался такому непосредственному восторгу, с каким Ким его изучал. — Это что за картина маслом? — внезапно гаркнул на ухо Тэхёну Джексон. — Чонгук! А чё это твой парень моего мужа так нежно трогает? Или у нас свингер-пати, а я не в курсе? Рядом тут же материализовался Чонгук, заглядывая через его плечо. Чёрные глаза сузились, останавливаясь на смуглых пальцах, гладящих резные узоры на чужой руке. — ТэТэ, я уже обещал сломать тебе запястье? Думаешь, эта угроза больше не актуальна? — Ты не представляешь, как давно я раздумываю над тем, чтобы сделать себе татуировку, — будто не слыша реального предупреждения в голосе Чона, Тэхён продолжал таращиться на забитые рукава и мечтательно тянул губы в улыбке. — Это же невероятное искусство. Столько смысла в этом… — Так сделай, что тут такого? — хмыкнул Джексон, устраиваясь за спиной мужа и укладывая подбородок на его плечо. — Сейчас тату-салоны на каждом углу. — Думаю, что в Корее это не принято, — вынырнул откуда-то сбоку Банчан. — А если ещё учесть род твоих занятий, — поддакнул Чон. — У нас подобное даже по телевизору не показывают. Мейнстрим или нет, но есть строгая этика. Хочешь, чтобы к тебе относились серьёзно — изволь её соблюдать. — Под пиджаком ничего такого и видно не будет, — заметил Ли. — А кофе-брейки без галстуков? — парировал Чон. — А встречи в неформальной обстановке? В сауне, например? Тоже в пиджаке? Всё тайное рано или поздно становится явным. Чета Вангов, переглянувшись, дружно протянула «зануда» и рассмеялась. Чонгук оскорблённо поджал губы, но уподобляться им не стал. — Не обязательно же сразу набивать большую, — задумчиво протянул Тэхён. — Можно начать и с маленькой надписи… — Уже знаешь, что хочешь и где? — воодушевлённо дёрнул бровями Ли, складывая руки на груди. Тэхён согласно кивнул. — О, я могу тебе посоветовать отличного мастера. Тут ехать минут пятнадцать… — Так, тормози, советчик, — хмуро встрял Чонгук, сжимая плечо Кима пальцами. — Это должно быть хорошо обдуманное, серьёзное решение. На всю же жизнь! Мечтать — это одно, но вот пойти и набить — совсем другое. — Ты такой душный, аж тошно, — фыркнул китаец, закатывая глаза. — Нравится ему — пусть сделает. Не нравится тебе — ты и не делай. — Я не сказал, что не нравится! Просто это уже слишком… — Какой впечатлительный! — цокнул языком Джексон. — То ему слишком, это чересчур. Ты латентный чистоплюй! И хочется, и колется, и мама не велит? Скажи просто, что всегда хотел, но иголок боишься! — Ничего я не боюсь, — буркнул Чонгук. — Ещё как боишься, — оседлал объезженного конька Ванг, впиваясь в друга азартным взглядом. — Ты ж закомплексованный до одури. А на свадьбе под спидами был, когда Тэхёна целовал в центре зала? Я глазам своим не верил. Консервативнее тебя только коммунистическая партия Китая. Чан, скажи же?! — тот тут же активно закивал, просекая фишку агрессивных манипуляций. — Его ж хрен раскачаешь для какого-нибудь безумства. Всегда такой был, а сейчас вообще плесенью покрылся и в раковину заполз — оттуда только клешнями щёлкает, а выползти боится. Да ты физически не решишься даже на маленькую надпись в самом укромном месте, потому что трус! И не хрен мне тут про деловую репутацию задвигать! В сауне он спалиться боится, ха! Да это всё отмазки! — Ты меня на слабо пытаешь взять? — мрачно ухмыльнулся Чонгук, скрещивая руки на груди. — Да нужен ты мне, — отмахнулся Ванг. — Я за столько лет всё про тебя уже знаю. Скучный ты, Гугу. Смирись. — Это, конечно, всё очень интересно, но он тут ни при чём, — очнулся от раздумий Тэхён. — Я хочу — я сделаю. Давай адрес. Или сейчас, или никогда. — Вот кто не трус, — ехидно протянул китаец, прячась за спину Линоу. — Джекс, я тебя ударю, — пообещал Чон, сдвигая брови к переносице. — Я выгляжу испуганным? — Некоторые выглядят храбрыми, потому что боятся убежать, — тонко заметил Ли, подтягивая к себе телефон и набирая в сообщении адрес для блондина.***
Тэхён в принципе и не ждал, что Чонгук его поддержит в такой легкомысленной затее. Чон, как и всегда, был прав — это глупость, сумасбродство и бестолковая трата времени, денег и целостности кожного покрова. Но это были мысли Чонгука, у Тэхёна они были иными. Поэтому он торопился, собираясь, чтобы заразная сомнительность Чонгука не сбила настрой. А вот чего он не ждал, так это того, что брюнет вызовется ему компанией, группой поддержки. Да ещё и молчать насупленно будет всю дорогу. Вроде и поддержка, а вроде и немое осуждение. Ким мысленно скандировал «Нас никогда не сбить с пути — нам по херу куда идти» и упрямо шагал по указаниям навигатора. Тату-салон оказался вполне чистым и светлым, с оборудованным для ожидания холлом и функциональным кабинетом. Никаких татуированных свиней, пьяных байкеров, рассыпанного горстями кокса и прочих прелестей клишированных ассоциаций. Мастер — миловидная и забитая под самую макушку, молодая девушка — приветливо улыбнулась, усадила Тэхёна на застеленное кресло, поставила на колени ноутбук и развернула к нему экраном. Пока они обсуждали детали эскиза, рисовали его и оценивали, Чонгук, отказавшийся ждать снаружи, бродил по комнате из угла в угол и затравленно поглядывал на блондина. Девушка, переведя рисунок на внутреннюю сторону запястья Кима, разложила на подставке баночки с краской, салфетки, хлоргексидин и взялась за машинку. Чон будто на невидимую стену в центре кабинета налетел — замер, уставившись большими глазами на маленький жужжащий прибор, ползущий по смуглой коже. — Больно? — сдавленно спросил он, переведя свой заполошный взгляд на лицо Тэхёна. — Я мазохист, мне приятно, — дёрнул уголком губ тот. — Тебе нашатырь не нужен? Бледный очень. Чонгук нервно мотнул головой и осторожно, словно ступал по зыбкой топи, подошёл к мастеру, заглядывая через плечо. — Только над душой не стой, — попросила девушка. — Это не так неприятно, как кажется. Ты такую же делать будешь? — Что? — удивился Чон, не двигаясь с места. — Ну, вы же парные будете набивать? — в свою очередь удивилась мастер. — Тоже на запястье? Тэхён, запрокинув голову на подголовник, тихо рассмеялся, стараясь не трясти рукой, на которой рисовала девушка. — Нет-нет, он на такие эксперименты не решится, — поспешил заверить Ким. — А может, мне понравится, и я передумаю, — язвительно процедил Чонгук, сверху рассматривая татуировку. Вытянутая по горизонтали, с грациозными изгибами, восьмёрка, символизирующая бесконечность; на нижней дуге тонкая линия, уходя с ожидаемой траектории, вырисовывала летящие латинские буквы, формируя простое и такое популярное слово. Love. Лаконично, изящно. Ладно, красиво… — Что это значит? — Бесконечная любовь, неубиваемая романтика, — мрачно отозвалась мастер. Она как раз стёрла выступившие капли крови по краям расширяющейся линии, обработала ещё одним средством и аккуратно приклеила прозрачную плёнку, разглаживая пальцами. — Желательно дней пять-семь не трогать, по возможности — не мочить. Приятно было поработать. — И мне, — доброжелательно улыбнулся Тэхён, соскальзывая с кресла, и посмотрел на застывшего Чонгука. — Идём? Брюнет смотрел на него во все глаза с нечитаемым выражением. Тэхён ему подбадривающе улыбнулся, но тот не реагировал. В ступор впал. Девушка крутилась рядом, деловито собирая рабочие инструменты и лекарства, успешно делая вид, что она тут одна-одинёшенька. Ким же безуспешно тянул за запястье неподвижного Чонгука, начиная уже паниковать. Он бы не поверил, скажи ему кто, что стальной Чон Чонгук, питающийся на завтрак отрубленными головами своих врагов и конкурентов, может быть таким впечатлительным. Что он там видел? Пара капель крови. Не серьёзно же. — Я хочу такую же, — наконец выдал Гук, решительно отцепляя пальцы блондина от своей руки и разворачиваясь к мастеру. — Сделай мне тоже. С хитрой ухмылкой она тут же перестелила одноразовую простынь на кресле и широким жестом пригласила нового клиента присаживаться. — Только я хочу не на запястье, — медленно выговорил Чон. — Где угодно, — кивнула девушка. Чонгук одним движением стянул футболку через голову и провёл пальцем слева под грудью, аккурат по ребру. — Здесь больнее, — честно призналась мастер, почёсывая нос. — По кости будем стучать. Потерпишь? Белый как полотно Чонгук упрямо кивнул и улёгся на кресло. Тэхён так и остался стоять в центре кабинета, смотря на пустое место перед собой. Не ожидал. Как и многого, что происходило с ним в последние дни. Происходило с ними.***
Чон уже сорок минут бодался с авиакомпаниями и централизованным сайтом, пытаясь подобрать подходящие билеты на завтра. Чтобы без пересадок и в нормальное время — свести неудобства и дискомфорт к минимуму. Повреждённую кожу под рубашкой немного дёргало и пекло, но он стоически старался это игнорировать. Больше у него пекло из-за того, что никак не выходило подобрать желаемые места и время. Линоу, который ждал их возращения из салона, сидя на диване гостиной, обложившись своими хвостатыми животными и постоянно поглядывая на входную дверь (сдал его язвящий Джексон), тут же кинулся к Тэхёну. Они на пару, как две впечатлительные школьницы, защебетали наперебой, делясь впечатлениями. Про свою татуировку Чонгук просил ничего не говорить, чтобы не вызвать огонь на себя от лучшего друга с тяжёлым характером. Он не хотел ему ничего доказывать, причины были совершенно иными, и вот они-то Ванга не касались абсолютно. К вечеру Ли сорвался в свою галерею, распрощавшись до утра — в страшном секрете готовилась какая-то концептуальная выставка, обрастающая с каждым днём всё большим ворохом проблем, нежели радостным предвкушением от презентации. С собой же он прихватил и загадочно ухмыляющегося Банчана. Чонгук ушёл заказывать билеты, оставив двух пауков делить стеклянную банку в две сотни квадратов. Вполне возможно, что они расползлись по дальним друг от друга углам и войны удалось избежать. За дверью кабинета всё было тихо, только на улице негромко играла музыка. Угробив полтора часа на выбор, бронирование и оплату, Чонгук, вполне собой довольный, вышел в тёмный коридор. В доме было тихо и явно пусто. Он прошёлся по второму этажу, заглянул в их комнаты — никого. На первом этаже ситуация была аналогичной. Чон, не веря самому себе, медленно вышел во внутренний двор. Арахнидовая компания уютно расположилась у бассейна. Гогочущие и подозрительно расслабленные Джексон и Тэхён сидели друг напротив друга в плетёных креслах, озаряя своими белозубыми оскалами пальмы и голубую воду. Между ними на круглом столике печалилась закрытая бутылка шампанского в высоком ведре с уже подтаявшим льдом; ваза с виноградом и одинокий бокал дополняли абсурдную картину, как и маленькое квадратное зеркальце перед Джексоном. — Завтра снег пойдёт? — осторожно спросил Чонгук, подсаживаясь к компании и принюхиваясь. Оба выглядели прилично накачанными чем-то неслабым, но открытых бутылок ни на столе, ни под столом не наблюдалось. — Вы вдруг подружились? — Нашли общий язык, — дёргая бровями, заговорщицки прошептал Джексон. Тут же они переглянулись с Кимом и заржали с новой силой, складываясь пополам. — Антибиотики с алкоголем мешать нельзя, — занудно протянул Чонгук, строго глядя на своего парня. — Ты же в курсе? — Я не пил, — невинно хлопая ресницами, заверил Тэхён. — Ни капли в рот… алкоголя…ну, ты понял… Снова непонятные переглядывания и дикий хохот. Чонгук сдвинул брови к переносице, окинул внимательным взглядом внезапно ставших друзьями парней, потом стол и сузил глаза. Зеркало. Блять. Чон резко ухватил Тэхёна за шею, скрипнув зубами от дёрнувшей боли на ребре, и дёрнул того на себя, заглядывая в карамельные глаза. Именно карамельные, то есть практически без зрачка, то есть с маленькой чёрной точкой в центре. Он больно сжимал пальцы на смуглой шее, а блондин продолжал блаженно улыбаться в миллиметре от его губ. — Чем ты его накачал? — злым шёпотом просвистел Чонгук, косясь на Джексона. — Чем МЫ накачались, — выделив важное, деловито заметил китаец. Он жестом фокусника извлёк из нагрудного кармана маленький пакетик с белым порошком и небрежно бросил его на столешницу перед собой. — Ты ебанулся? — вытаращился на него Чонгук. Руки от злости мелко затряслись. — Это что? Кокс? Героин? — Не обижай меня, — поджал губы Ванг, скрещивая руки на груди. — Я такими вещами не балуюсь. Это опасно. — А это — нет?! — А это безобидная смесь, поднимающая настроение, если выпить не получается, — назидательно выговорил Джексон, вскрывая зип-пакет. — Лёгкий кайф без последствий. Страшно дорогая и эксклюзивная штука, но других и не держим. Будешь? — Нет, — грубо рявкнул брюнет, прожигая друга взглядом. — А мы так и знали, — закивал Тэхён, не смущаясь сжимавшихся на его шее пальцев. — Поэтому для тебя принесли шампанское. — Ты же нас не бортанёшь? — вскидывая в удивлении брови, протянул китаец. — Последний ваш вечер в Майами, давай его запомним, а? Ли меня сегодня бросил, хоть ты ему не уподобляйся! На брюнета синхронно уставились две пары щенячьих глаз вкупе с поджатыми губами и молитвенно сложенными руками. Чонгук пить не хотел, он хотел наорать на обоих и уйти спать, перед этим вытряхнув злополучный пакет в бассейн и туда же отправив сладкую парочку. — Я клянусь, что никаких последствий не будет, — сердечно выговорил Джексон. — Я уже пробовал эту дрянь. Жив-здоров. Гугу, честное слово. — Да чёрт с вами, — злобно бросил Чон и резко встал, намереваясь уйти. Затейники херовы. На запястье тут же цепко сомкнулась смуглая ладонь, держащая с неприсущей ей силой. Видимо, дрянь для Джексона варили друиды из Галии — силы она что ли удесятеряла? Брюнет обернулся. — Не уходи, пожалуйста, — тихо попросил Тэхён, неотрывно глядя своими страшными глазами в чёрные глаза напротив. — Останься со мной. То, как он просил и как смотрел что-то ломало внутри Чонгука. Брюнет пристально изучал его лицо ещё минуту, потом глубоко вздохнул и вернулся на свой стул. — Завтра утром оба получите пиздюлей, — пообещал Чон, выразительно посмотрев на каждого, тыча указательным пальцем — Ты — от мужа, а ты — от меня. Ясно? Оба активно закивали, соглашаясь. Вселенское единодушие, где бы записать? Джексон выдернул из ведёрка бутылку и эффектно её открыл, наполняя единственный бокал золотистым пузырящимся напитком, и протянул его Чонгуку. — Догоняй, — подмигнул Ванг, будто уже по привычке переглядываясь с Тэхёном. Чонгук отсалютовал бокалом и сделал большой глоток. Их странное поведение вполне оправдывалось той дрянью, которую они успели снюхать. Словам Джексона он верил — друг никогда не страдал отсутствием инстинкта самосохранения и присутствием стремления к саморазрушению. Баловался разным, но редко и в пределах допустимой нормы, не приносящей разрушительного вреда здоровью и психике. А с Тэхёном он разберётся утром — объяснит, что нельзя у малознакомых дяденек порошочки в ручки брать и вдыхать их без разбора. Но это утром. Не сейчас.***
После кончины первой бутылки, из-под сени курортных сумерек родилась и вторая бутылка, а крупная гроздь винограда в вазе уже больше напоминала скелет доисторического ящера. Шампанское было вкусным и легко кружило голову, окуная в атмосферу легкомысленности и вседозволенности. Они трепались без умолку, сменяя темы разговоров с пугающей скоростью. Чонгука быстро отпускала злость и глубокая обида. Он уже и не очень помнил, за что утром собирался отчитывать своего любовника, который так ласково ему сейчас улыбался и поглаживал большим пальцем кожу на запястье. Как-то довольно плавно и уместно разговоры с обсуждения современной экономики и курса доллара сместились в сторону постели и личных предпочтений. По классике — миром правят секс и деньги, никуда не денешься. Джексон, без тени смущения в блядской ухмылке, распушил свой павлиний хвост и разливался на тему «где, когда, как и с кем». Чонгук хмыкал и отмалчивался, старательно держа рот закрытым. Он себя знал хорошо — под градусом его несло мощно и далеко, что и семеро не удержат. Очень многое, чем уместно сейчас было поделиться с Вангом, происходило у него с одним отвязным в постели блондином, сидящим по правую руку. Несмотря на две бутылки шипучки — пока было как-то неудобно. А Тэхён отрывался по полной — саркастично и очень умело подкалывал Ванга, гаденько ухмыляясь. Мстил изо всех сил и весьма удачно. Атмосфера в их хмельной компании искрила китайским фейерверком, как на закрытии Олимпийских игр в Пекине, продолжая накаляться. Чонгук благоразумно не вмешивался, наблюдая со стороны за словесными баталиями напротив. — Твой язык, дорогой мой, — доверительно поведал Джексон, усердно копируя интонации мужа и наклоняясь через подлокотник к Тэхёну, — когда-нибудь заведёт тебя в очень опасные дали. Ты бы его попридержал. — Пф, — фыркнул Ким. — Угрозы от такого, как ты, выглядят очень забавно. Лучше за своим следи, тебе нужнее. — Ким Тэхён, я тебя перед твоим же мужиком предупреждаю — не связывайся со мной. Я подлый и хитрый китаец. — И это твои личные половые трудности, Джексон Ванг. Обратись к сексопатологу, тебя на этой теме клинит. Не к добру. — Да, правда, не к добру, — хохотнул Ванг, ухватывая последнюю виноградину из вазы. — Эй-эй! — вскинулся Тэхён. — Руки убрал нахрен! И так всю ветку общипал! Сюда отдал и на горизонте схоронился! Молниеносно взлетела смуглая рука и длинные пальцы чётко выхватили вытянутую ягоду, которую до рта не донесли пару сантиметров. Джексон так и замер с открытым ртом, провожая наглые конечности ошарашенным взглядом. — Ты что сделал? — Кто успел — тот и съел, — зловредно ухмыльнулся блондин, медленно поднося виноградину к приоткрытым губам. — Только попробуй и пожалеешь, — задушенно прошипел Джексон, гипнотизируя Кима змеиным взглядом. — Сегодня не твой день, детка. Остынь. — Верни, я сказал! — Попробуй отбери. Прямоугольная улыбка сверкнула напоследок, и два ряда белых зубов сомкнулись на сочном плоде, раскусывая пополам, капли сока брызнули, оседая на нижней губе и подбородке. — Ну, сука, — восхищённо хмыкнул Ванг. — Сам напросился… Чонгук будто в замедленной съёмке наблюдал, как его лучший друг подрывается со своего кресла, отбрасывает вскинутые руки Кима и с силой усаживается тому на колени, сдавливая дёрнувшиеся ноги. Он видел, как невероятно медленно ладони Джексона обхватывают любимое лицо, как расширяются глаза и приоткрываются в удивлении тёмные губы блондина. Как Ванг наклоняется вперёд и впивается уверенным поцелуем в рот его мужчины, а тот только ахнуть успевает. Всё. Стоп-кадр. И это не они остановились, а время в глазах Чона. Он пропустил незаметный удар под дых, и дышать стало нечем. Внутри уже раскручивалась дьявольская спираль, обмотанная колючей проволокой, раздирая внутренности. Стоп-кадр двинулся, и вот уже тёмные ресницы, трепеща, опускаются, а широкие ладони ложатся на спину Джексона, съезжают вниз и медленно сжимают его задницу. Вот теперь точно всё. Забрало на шлеме стального рыцаря с грохотом упало. Чон в полной мере происходящее не осознавал, а инстинкты уже работали на полную катушку: первые и самые яркие чувства — ревность и гнев, что застилали глаза и остатки разума. А ещё — шок, потому что было и третье чувство — неправильное, тянущее возбуждение. Он разрывался между желанием оторвать лучшему другу яйца и посмотреть ещё немного. Возможно даже, он увидит, как скользнёт розовый язык между чужих губ, а через заложенную в уши вату прорвётся низкий стон. Тэхён обожает поцелуи и стонет всегда при этом так, что колени подгибаются. Чонгук будто со стороны наблюдал, как кто-то в его теле выпрямляется на ногах, отпинывает ногой плетёный стол в сторону и делает два широких шага к сцепившимся парням. Пальцы стальным хватом сомкнулись на плечах Ванга, мягко, не встречая сопротивления, утянули назад и легонько оттолкнули. Где-то далеко на периферии звенело стекло и эхом вторился глухой удар, но Чон даже понять не мог, с какой стороны шёл звук. Перед ним, на всю широту смотрового экрана, были огромные глаза Кима на его вытянутом лице. И они всё приближались, пока он не столкнулся носами с их обладателем. — Убью, — рыкнул Чонгук, хватая в кулак светлые пряди на затылке и вгрызаясь в припухшие губы, стирая чужие следы и оставляя свои метки. И, о да, стон не заставил себя долго ждать. Как разряд молнии прошил позвоночник, резанув по нервам. Чон подхватил блондина за поясницу и дёрнул на себя, поднимая на ноги. Ещё два длинных шага и Тэхён, неуклюже взмахнув руками, летит спиной в подсвеченную воду бассейна. Оглушительный всплеск, брызги во все стороны и белобрысая макушка тут же темнеет, скрываясь под водой. Чонгук по-змеиному легко спрыгивает в воду и вытягивает на поверхность барахтающееся нечто, в своём широком халате поверх брюк и футболки, похожее на огромную бабочку. Глаза у Тэхёна бешеные, он с жадностью глотает воздух, широко открывая рот и цепляясь пальцами за плечи Чона. Наверное, он ещё не понял, что произошло. Надо просто дать ему ещё немного времени. Чонгук мрачно усмехается и снова целует, пока глаза напротив не закатываются, и Ким не обмякает в руках. И тогда он кладёт ладони на мокрые плечи и с нажимом давит, опускаясь вместе с ним под воду. И это ловушка, из которой выхода нет. И Ким это осознает, распахивая под водой свои невозможные глаза. В них вся скорбь и печаль еврейского народа. Короткие ногти судорожно царапают спину, тело дёргается, но вырваться не может. Всё закономерно — за преступлением следует наказание. И он ещё только начал. В ушах стоял страшный гул, будто он воткнулся головой в раскручивающуюся турбину 747 боинга. Сопротивление сходило на нет, как и остатки воздуха. Когда он выдернул блондина на поверхность — того ощутимо штормило. Протащив его к бортику, где дно было выше и бортик упирался в живот, вжал в него безвольное тело. Чонгук обхватил шею пальцами и откинул голову с потемневшими от воды волосами к себе на плечо, шепча на ухо: — Ты доигрался, мой хороший. Теперь не обижайся. Ким только невнятно что-то промычал, цепляясь за предплечье брюнета. Одной рукой выпутывать человека из объёмных мокрых шмоток трудно. Делать это в воде — ещё трудней. Но тому, в ком плещется полтора литра игристых пузырьков и праведная злость пополам с неправедным возбуждением — море по колено. Плавучий шёлк был сдёрнут в сторону, а свободные штаны с широкой поясной резинкой сами собой съехали по бёдрам. Кто и когда расстёгивал его джинсы — Чонгук бы не взялся утверждать. Но вжимаясь болезненно напряжённым членом в ложбинку между ягодицами, он был этому «кому-то» очень благодарен. Тэхён, всё ещё пребывая под действием своего кайфа, томительно застонал и прогнулся в спине, притираясь ближе и вдавливаясь в бёдра Чона. — Будь грубым, — пророкотал баритон и горячий язык проехался по скуле. О таком не просят дважды. По крайней мере, в их непростых отношениях. Чонгук зарычал, выворачивая дурную белобрысую голову и накрывая чужой рот своим. Он языком ощущал виноградный привкус на губах Кима, с которого всё и началось, и это до трясучки доводило. Чонгук пожирал свою жертву, которая только жалобно поскуливала и пыталась кусаться, но слишком неубедительно. Ещё больше убедительности поубавилось, когда пальцы на смуглой шее сомкнулись сильнее. Ладонью второй руки он грубо проехался по животу Тэхёна, обхватывая и сжимая дёрнувшийся ствол. Этого извращенца всегда дико возбуждали игры в доминирование, заводился с пол-оборота в любом состоянии. Но дрочить грёбаному провокатору сегодня не было никакого желания, тем более, что этого хотел он сам — нетерпеливо толкнулся бёдрами. — Выкуси, родной. Не сегодня. Чонгук отпустил шею блондина — под ладонью уже слишком часто и нервно дёргался острый кадык; перехватил ходящую ходуном грудь, задрал прилипшую белую майку и больно ущипнул твёрдый сосок. Тэхён протяжно простонал, откидывая голову на его плечо и забрасывая руки назад, запутываясь пальцами в чёрных волосах на затылке. А Чону этого было вполне достаточно, чтобы крыша окончательно съехала, прихватив с собой по случаю и периферические зрение и слух. Теперь его восприятие впитывало только трущегося об него Тэхёна, неровно дышащего и горящего, несмотря на окружающую их воду. Чонгук чуть отстранился, скользнув пальцами по смуглой пояснице вниз, надавливая сразу двумя на вход. Кольцо мышц послушно расслабилось, впуская его без малейшего сопротивления. Выдернув пальцы, он приставил налитую головку, мягко, но настойчиво входя в податливое тело. Ким замер, выдохнув. — Чонгук, подожди, — просипел он, потянув за волосы. — Подожди, Джексон же… — Блять, да какого же хуя ты сейчас о нём?! — скрежетнул металлом в голосе брюнет и толкнулся вперёд, одним движением насаживая любовника на себя по самые яйца. Тэхён захлебнулся криком, выгибаясь дугой и закатывая глаза. Чонгука будто тоже оглушило на мгновение, прежде чем он смог двинуться, наваливаясь на лежащего на нём блондина и придавливая его к бортику бассейна. По остаткам мозга проковыляла нехарактерная для него мысль — наверное со стороны это выглядит возбуждающе. Точно такая же мысль, только без «наверное» металась сейчас в голове растянувшегося на плитке Джексона. Ему потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя после эпичного падения — ноги его после волшебной смеси держали плохо. Собрав в кучу глаза и остатки сознания, он поднял голову и упёрся взглядом в них. С трудом сглотнул и мысленно поблагодарил чёрта, что подкинул ему идею с тим-билдингом на этот вечер. Внутренний вуайерист в предвкушении взвизгнул и удобно устроился своей невидимой натурой на бёдрах, придавливая пах. Целовались они так увлечённо и голодно, что у него самого рот слюной наполнился. Теперь Ванг знал точно, что губы Тэхёна мягкие, сладкие, упругие. Их шутка зашла слишком далеко, а прикосновение длилось всего миллисекунду, пока не вмешался Чонгук, но и этого хватило, чтобы низ живота налился тяжестью и член по-джентельменски привстал, благодаря за оказанное внимание. Надо было тихо уползти к себе в комнату, чтобы не мешать и вдоволь помастурбировать, но он двинуться с места не мог и глаз от этих двоих оторвать. Тэхён как лиана обвивал Чонгука, прогибался и постанывал томительно и низко, выворачиваясь и ловя то и дело губы Чонгука. А малыш Гугу — да какой там теперь… язык больше не повернётся назвать его милым подростковым прозвищем… — Чон шарил ладонью по груди блондина, оставляя красные полосы на бронзовой коже. Вторил своему любовнику так сладко, двигался в нём размашисто и быстро, выбивая из того дух и жизнь, видимо. Собственная рука непроизвольно дёрнулась к ширинке. В отличие от мужа, он святым не был, но ведь и ничего криминального не делал. Он на диете, но меню вполне может посмотреть… или в чужую тарелку нос засунуть… и глаза… и руку в трусы запустить и сжать ноющий стояк, тихонько подвывая третьим тенором слаженному дуэту. Ни одна порнушка его так быстро не накрывала. Джексон прерывисто дышал, облизывая пересыхающие губы, и яростно надрачивал, широко разведя колени. Он мог не беспокоиться — парни его не видели, вряд ли вообще о его существовании помнили. Тэхён активно умирал, инстинктивно цепляясь за Чонгука, его дыхание и голос слились в одно нескончаемое «ааах», которое, видимо, было триггером для Чонгука, вколачивающего его в край бассейна. Джексона размазывало не хуже блондина, ещё пара движений, и он счастливо улетит в прекрасное «нихуя». Зрение трансформировалось в телескопическое, Джексон ровно перед собой увидел покусанные губы Чонгука, который отчётливо проговорил на ухо изнывающему Тэхёну: — Я бы кончил тебе на лицо, сучка, но идти далеко… Ну, собственно, а много ли ему надо было? Совсем нет. Достаточно и этих слов, и мускулистых рук Чона на смуглой груди, и сломавшегося, казалось, в позвоночнике Тэхёна, и его дикого низкого голоса, чтобы кончить сильно, длинно и очень грязно, скуля и прикусывая свою ладонь, дабы в голос не орать. Как в воду глядел — этот вечер они запомнят надолго. Если смогут его утром вспомнить.***
Минхо раздражённо морщился, проталкиваясь сквозь ночную субботнюю толпу на нижнем уровне; люди его бесили всегда, сегодня — особенно. В номер не внесли его правки, пришлось выдёргивать из печати, орать два часа на виноватых и целый вечер потратить на доработку. После незапланированного рабочего выходного он хотел вернуться домой, принять ванну и лечь спать, можно и без ужина. Но Юнги этого было не объяснить. Сухое, короткое сообщение, и редактор был вынужден засунуть своё отчаянное «хочу» очень глубоко. Долго ждал такси, долго ехал, сейчас — долго шёл к лестнице на второй этаж, к вип-ложам, ненавидя всё и всех вокруг. Юнги ожидаемо хмурился. Он демонстративно указал на часы на подсвеченном экране телефона и недовольно цокнул языком. — Я ни при чем, — устало протянул Минхо, стекая на диван. — Обстоятельства так сложились. В его жизни они постоянно складывались как-то коряво. Учитывая тенденцию — в тетрисе он бы и первого уровня не прошёл. Совсем немного успокаивало то, что оставалось потерпеть ещё чуть-чуть — сейчас Юнги удовлетворит свои садистские наклонности — выебет морально, может, физически, и тогда он точно уедет домой. Или прямо здесь уснёт, в рот им всем ноги. Плевать. Но Мин, вопреки ожиданиям, хищно ухмыльнулся и бросил на стол, стоящий между ними, плотный жёлтый конверт. В таком Минхо приносили фотографии на оценку. — Что это? — Посмотри, — пожал плечами блондин, забирая со столешницы бокал с коньяком. Бутылка со знаковой этикеткой стояла рядом. Переборов желание немедленно умереть от усталости, Минхо подцепил конверт, вытянул несколько снимков и, проморгавшись, уставился на фотографии. В груди неприятно заныло. Да что за жизнь-то?.. — Что это? — Фотографии, — озвучил очевидное Мин. — Хорошо получились, да? Узнаёшь? Узнал, сразу. И если того, кто стоял на снимке к камере спиной, ещё можно было бы спутать с кем угодно, то вот лицо Тэхёна получилось очень чётко. Помехами для хорошего фотографа с отличной аппаратурой не стали ни дождь, ни посредственное освещение. Работал профессионал. Он бы такого в штат взял. Его друг самозабвенно целовался со статным брюнетом посреди улицы, крепко его обнимая. И то, что вторым был Чонгук, Минхо тоже отлично знал. Фотографий было несколько, с чуть отличными друг от друга ракурсами. Лицо Чона, как заговорённое, никак в кадре не просматривалось. Узнать его смогли бы те, кто хорошо знает. Минхо осторожно отложил плотную бумагу и поднял на Юнги тяжёлый взгляд. — Ты хочешь?.. — Именно, — довольно кивнул тот, цедя свою выпивку. — Юнги, давай не будем торопиться… — Я и не тороплюсь, — лисья ухмылка расползлась на тонких губах. — Я терпеливо дождусь их возвращения, чтобы эффект был эпичным. Выпить хочешь? Минхо устало мотнул головой. Пить он не хотел. Шатен откинулся на спинку и закрыл ладонями серое лицо, плотно их прижимая. Теперь ныло не только в груди, но и в голове, в конечностях и в жизни. Как же он надеялся, что всего этого не случится, до последнего. — Ну, не убивайся так. Успокаивай себя тем, что ты хотел, как лучше, — снисходительно посоветовал Мин, закидывая ногу на ногу. — Потом ему так и скажешь. — Я не смогу… я не смогу, Юнги… — Сможешь. Должен. Улыбнись мне, любимый. Мы на пороге лучшей жизни, которую сами для себя выстроим. Всё будет отлично. Ты же со мной? Минхо стиснул пальцы, царапая кожу. Как же он ненавидел сейчас себя, его, их. Всех. Да чем же он так нагрешил в прошлой жизни, что в этой его разделывали, как Бог — черепаху? К горлу подкатил горький ком, мешающий дышать, в глазах пекло. Но Юнги ждал ответа, а ждать он не любил. — Да, конечно… я с тобой… Будь что будет. К чёрту.