Don't go tonight Stay here one more time Remind me what it's like, oh And let's fall in love one more time I need you now by my side
Чонгук плохо помнил, как они с Тэхёном, цепляясь друг за друга, добрались до спальни. Дорога осталась в тумане, как и момент, когда он провалился в сон. Во сне же открылась коробочка Пандоры — все кошмары и ужасы накинулись разом со всех сторон, а он барахтался в своём подсознании, не в силах очнуться. Всё сновидение его преследовал колючий, пристальный взгляд, пробирающий до костей. Собственно, проснулся он наконец именно из-за него. Светлая комната уже окрасилась оранжевым от восходящего солнца, тонкая вуаль развевалась от лёгкого ветра с океана у открытой двери на балкон. Рядом спал Тэхён, уткнувшийся носом в его бок и закинувший поперёк вытянувшегося брюнета свои длинные руку и ногу. Чон аккуратно подтянулся на подушке, протёр сонные глаза и окинул комнату ленивым взглядом. Источник, его разбудивший, обнаружился сразу. В мягком кресле в углу, скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу, сидел Джексон. Мрачный, заспанный, нервно покусывающий губу. Взгляд безостановочно метался по спальне, ни на чём не задерживаясь. Заметив зашевелившегося лучшего друга, Ванг длинно выдохнул и впился в него своими тёмными глазами. Губы сжались в тонкую полоску, и челюсть закаменела. Чонгук удивлённо приподнял брови и тихо, стараясь не потревожить софтовое чудо, сопевшее в три дырки у него под рукой, спросил: — Что-то случилось? Джексон дёрнул подбородком и криво ухмыльнулся. — Доброе утро, Гугу. Как оно? Чон послушно прислушался к себе. Вроде всё нормально. Голова не болит, тело немного тянет, под рёбрами чуть ноет… Спохватившись, он подтянул повыше одеяло, поёжившись. Замёрз, ничего необычного. Но Ванга, кажется, ничего теперь больше не волновало, кроме выражения лица Чонгука, от которого он взгляда не отрывал. Становилось как-то не по себе. — Да вроде всё нормально. Ты чего такой нервный? Китаец снова мотнул головой, то ли не соглашаясь с предположением, то ли сетуя на причину своего невроза. Но почему-то прямым текстом говорить не торопился. В ход снова пошли зубы, кусающие нижнюю губу, да дёргающаяся на колене нога в светлой брючине. — Джекс, не напрягай меня с самого рассвета. Чего ты тут караулишь? Говори уже, не томи. — Ты не злишься на меня? — А должен? Тело, привыкшее к ранним подъёмам, уже окончательно пришло в тонус. А вот мозг, разбалованный за неделю сбитым напрочь режимом, отказывался выдавать даже треть от обычной продуктивности. И туманные намёки Ванга подстёгиванию этой продуктивности никак не способствовали. Чонгук зажмурился, потёр ладонями лицо, стимулируя приток крови. Скрипнув полумёртвыми извилинами, он усиленно попытался вспомнить, за что бы ему злиться на друга. Вчерашним вечером ничего же такого не было… Билеты купил, втроём посидели у бассейна, выпили, поболтали. Хотя… пил только он. Шампанское, пузырьки которого весело полопались, открывая глаза на прошедший вечер. Точно. Джексон «угощал» Тэхёна какой-то дрянью, а тот, любитель экстремальных развлечений, не подумал отказаться. Чонгук перевёл предупредительный взгляд на Джексона, который перестал вмиг метаться на своём стуле и замер, даже вдыхал через раз. Но это же не всё. Было же ещё что-то… Чон опустил взгляд на бренное тело блондина, отмечая тёмные пятна на шее, на запястье, которое теперь лежало аккурат у него на животе. Хмельная дурь тут же улетучилась. Руки непроизвольно подтянули к себе Тэхёна, а чёрные глаза, сузившись, уставились на китайца. — Ты?.. Джексон резко вскинул руки в защитном жесте и замотал головой, отрицая любую причастность к чему-либо вовеки веков. — Спокойно, Гугу! — сорванным шёпотом затараторил Ванг. — Только не ори! — Я тебя!.. — Да я всё объясню! — заныл Ванг, сжимая руки в молитвенном жесте. — Это же как шутка задумывалось. Дурацкая, но шутка! Ну правда! Под смесью и не такое можно натворить. Всё по лайту! И очень хорошо, что ты оказался рядом… и хорошо, конечно, что я не додумался никуда уползти потом… — Что? — вытаращился Чонгук, шипя разозлённой коброй. — Ты… там? Джексон, блять! Какого?!.. — Ну, да, как-то всё так получилось… по-глупому. Но было классно! — Джексон! Ты придурок?! — Спокойно! — скомандовал китаец, поднимая указательный палец вверх. — У меня есть последнее слово перед казнью! Я виноват. Я притащил эту дрянь, и мы слегка переборщили. Но хорошо, что всё закончилось так, как закончилось. Я не претендую на твоё сокровище! Он, конечно, хорошенький, но я кремень! Не хер меня взглядом прожигать, уже брови и чёлку почти спалил. У меня есть любимый муж, которого мы этой историей беспокоить не будем, верно? Клянусь, больше никакой наркоты! Только чай и Космополитан! — молния, пущенная из чёрных глаз, сверкнула над ухом китайца. — Я понял! Космо только по праздникам! Под боком завозился Тэхён, поднимая лохматую голову и с трудом разлепляя отёкшие глаза. — Почему так ярко и шумно?.. Чонгук выразительно глянул на Ванга. Ещё не все объяснения были получены. Вокруг было не так уж и светло, а орали они друг на друга свистящим шёпотом. Гиперчувствительность налицо. — Эммм, — протянул тот, — это уже могут быть и безобидные последствия… А может, это ты вообще виноват! Отодрал малого так, что звёзды из глаз у меня сыпались… — Джексон! — взвыл Чонгук, стискивая кулаки. — Уйди нахер отсюда, иначе я выкину тебя с балкона! И рот закрой! Навсегда! — Ну так огнище ж было! Чё теперь стесняться-то?.. Тэхён, вяло шевеля непослушным телом, устраивался спиной на подушке и удивлённо моргал, наблюдая за вихрем чёрной злобы и ненависти, который пытался схватить ловко уворачивающегося Джексона и натурально швырнуть с балкона. Причины такой оригинальной утренней зарядки ему были не известны — вчерашние сутки тонули в сероватом мареве, которое уплотнялось, начиная с вечерних посиделок. Может, незнание — оно и к лучшему.***
Всё оставшееся утро Чонгук хмурился и мрачно зыркал на китайца, что вился вокруг, сладко улыбаясь и подлизываясь изо всех ему доступных сил. Мигрень и слабость немного отпустили Тэхёна только к обеду. Он вообще не понимал, что происходит, вялотекуще перемещаясь по дому. Пояснять причины его состояния и провалов в памяти никто не спешил: Джекс виновато хмыкал, разводил руками и настороженно поглядывал в сторону Чона, который в свою очередь начинал рычать, если Ванг приближался хоть на полметра ближе отведённой ему дистанции, и витиевато ругался, когда тот открывал рот. Сам же брюнет на вопросы Кима поджимал губы, лицо принимало страдальческое выражение, и в ответ цедилось невнятное «мы перебрали и ушли спать». Вся эта трагикомедия разыгрывалась ровно до возвращения Линоу. Уже с порога на него налетел любвеобильный муж, вцепился руками, ногами и жвалами и напрочь отказался отлепляться в ближайшее десятилетие. Ли подозрительно осмотрел разношёрстную по состоянию компанию, но устало махнул рукой и побрёл подгонять повара. Перед тем как отправиться в аэропорт, просто жизненно необходимо было вкусно и плотно накормить неразумных детей, которые, наверняка, без него вчера только пили и безобразничали, а суточный перелёт с пересадками, да ещё и после бессонной ночи, кого хочешь ушатает. Джексон, вися на нём, как коала на бамбуке, пел оды его чуткости и добросердечию и гаденько показывал язык злобно пыхтящему Чонгуку. За обедом, раздав ментальных подзатыльников обоим смутьянам, Ли пытался насильно накормить бренное смуглое тело, пребывающее в мутной прострации. Тэхён не сопротивлялся и натянуто выдавал свою перекошенную квадратную улыбку на любое обращение. Перед отъездом в семейное гнездо Вангов заглянул и жизнерадостный Банчан. Долго обнимал Чонгука с Тэхёном, чуть не плакал от огорчения, что неделя пролетела так быстро. Звал в гости теперь уже к себе и требовал добавить его во всех соцсетях, чтобы поддерживать круглосуточное общение. На всякий случай. В аэропорт их вёз Джексон на своём премиальном авто, занудно жалуясь на необходимость проходить регистрацию — подкатить прямо к трапу было бы более эффектно. Он пол-утра предлагал свой личный самолёт, дабы загладить какую-то только ему и Чонгуку известную вину, но Чон, скрипя зубами, гордо отказывался. После регистрации и сдачи багажа, наконец, градус напряжения между лучшими друзьями добрался до вменяемого показателя, и они обнялись на прощанье, крепко сжимая друг друга в объятиях. Линоу расцеловал Тэхёна и Чонгука в щёки, взял с обоих обещание, что те обязательно приедут на ближайшие праздники. А потом, прижавшись к обнимающему за талию мужу, долго махал им вслед, то и дело утирая глаза. Тэхёну, идущему следом за Чонгуком к зоне ожидания перед посадкой, страшно не хотелось с ними расставаться. Сейчас казалось, что это самая большая ошибка — вернуться в Сеул. Отпуск получился замечательным, Ким и мечтать о таком не мог. Неудивительно, что так хотелось остаться — к хорошему быстро привыкаешь. А ещё было ощущение, что он видит Джекса с Ли в последний раз. Сердце драматично сжималось от этой мысли, поэтому он стискивал челюсти и волевым усилием гнал от себя дурные мысли. Это всего-то навсего хандра и похмелье. Пройдёт. Суточный перелёт позволил немного прийти в себя и отоспаться. Чем ближе к родному дому, тем меньше сожаления грызли душу Тэхёна. За эту поездку многое изменилось, многое встало на свои места и будущее теперь не казалось таким туманным и пессимистичным. Чонгук теперь не шарахался от него на людях, как от прокажённого. Сам брал за руку, сам начинал тихие разговоры, наклоняясь к самому уху, рассматривал новый рисунок на запястье, поглаживая плёнку подушечкой большого пальца. Он стал чаще улыбаться, в глазах поселился мягкий свет, и такой Чонгук грел и освещал в три раза ярче, чем солнце Майами. Раннее корейское утро встретило их промозглой прохладой — моросил мелкий дождь, небо застилали плотные серые тучи. На парковке уже ожидало такси. Водитель быстро выскочил из машины, уважительно открыл перед пассажирами дверь салона и подхватил чемоданы, чтобы убрать в багажник. Чонгук пропустил вперёд блондина и сам забрался следом, усаживаясь вплотную. Одно нажатие кнопки и чёрная непроницаемая перегородка поехала вверх, отделяя вернувшегося на своё место водителя от салона. Холодные руки Чона тут же скользнули под чёрную рубашку блондина, согреваясь и притягивая того ещё ближе. — Давай целоваться всю дорогу до дома? — мурлыкнул Гук, потирясь носом за загорелым ухом Кима. — Только целоваться? — приподнял брови Тэхён, сжимая пальцами колено брюнета. — Возможно, не только… Тэхён был безмерно благодарен и плотной перегородке, и зонированной музыке, и тонированным стёклам. Потому что осмелевший или растерявший все свои комплексы в водах Атлантики Чонгук не сдерживал ни руки, ни голос, ни желания. И уговоры самого Тэхёна о том, что до дома оставалось всего ничего, и там их ждёт удобная кровать, раз уж так неймётся, не действовали от слова совсем. Водитель, выгружая багаж и слегка растрёпанных пассажиров, только тактично ухмылялся в свои пышные усы. Его забота — доставить клиентов от места до места, быстро и безопасно, получить свои деньги и чаевые и пожелать хорошего дня. А вот детали поездки должны остаться за чёрной перегородкой. В лифте поднимались, цепляясь за ручки чемоданов, как за спасательные круги, держась друг от друга в небольшой кабинке максимально далеко. Однако тянуло их теперь друг к другу непреодолимой магнитной силой. В открывшиеся на тридцать первом этаже двери Чонгук шагнул первым, к себе в квартиру, видимо, и не собираясь. А Тэхён, как назло, мучительно долго пытался вставить ключ в замочную скважину — руки ходили ходуном, кровь, сначала спалившая скулы и шею, отлила всеми четырьмя литрами вниз, отключая мозг окончательно. В конечном счёте, Чон выхватил ключи из смуглых пальцев, открыл замок, пинком отправил оба чемодана дальше по коридору и, подхватив за талию блондина, уволок его в темноту, захлопнув за собой дверь.***
Ближе к обеду мерзко затрещал дверной звонок, оповещая о незваном посетителе. Чонгук демонстративно раскинулся на подушках, даже не дёрнувшись к одеялу, и всем своим обнажённым видом дал понять, что вставать не собирается, как и одеваться. Разнеженный и довольный, он закинул обе руки за голову и блаженно прикрыл глаза, сливаясь с обстановкой. Тэхён, невесело фыркнув, покачал головой и спустил ноги с постели. Обнаглевший вкрай Чонгук ему очень нравился, но идти открывать дверь теперь придётся самому. Натянув домашние брюки и набросив на плечи рубашку, Ким поплёлся в коридор. Традиционно споткнувшись о каждый из чемоданов, блондин таки добрался до входной двери и открыл, не глядя в глазок. На пороге высилась широко улыбающаяся скала под красочным именованием Ким Сокджин. — О, какой загорелый арапчонок! — громко заголосил актёр, заходя внутрь и радостно обнимая замешкавшегося Тэхёна. — Отлично выглядишь, ТэТэ! Как отдых? Как перелёт? Когда вы вернулись? Где мои сувениры? Я тебя разбудил? Давно Чонгука видел? Тэхён, отлепившись от тараторящего Джина, только успел вдохнуть, чтобы хоть на что-то ответить, когда из спальни раздался ленивый и благостный голос Чона: — Недавно видел! Буквально пять минут назад в глаза смотрел! Джин состроил придурковатую рожицу и уважительно кивнул Тэхёну, хлопнув по плечу. Пока блондин закатывал глаза под деловитое цоканье однофамильца, в коридор выплыл и Чонгук, заворачивающийся на ходу в пёстрый шёлковый халат Тэхёна и завязывающий узел на поясе. Брюнет широко улыбнулся и раскинул руки. Сокджин сразу же кинулся ему навстречу, сжимая друга в объятиях. Тэхён покачал головой и ушёл за телефоном — заказывать еду из ресторана на первом этаже и искать по шкафам зерновой кофе. В их уютном семейном гнезде гости, а значит, пора проявить навыки гостеприимного хозяина. В ушах мерзенько хихикнуло голосом Линоу. С кем поведёшься, от того и… дети будут. Слава Богу, что не в их случае. Спустя час, когда Чонгук, мастерски орудуя ручной кофемолкой и туркой, по третьему кругу разливал всем ароматный напиток, курьер принёс заказанные блюда. Под незатейливую болтовню Джина они в четыре руки накрыли на стол и принялись за обед. Чонгук сиял как золотой галеон, пересказывая другу события прошедшей недели, избегая, разве что, слишком личных подробностей. Тот в свою очередь искренне и восторженно реагировал, картинно заламывая руки и завистливо вздыхая. — Ох, я бы не отказался мотануть куда-нибудь в другой часовой и климатический пояс, — мечтательно протянул актёр. — Недели бы мне не хватило, но у меня и её нет. Артистическая профессия обязывает зарабатывать здесь и сейчас, пока ты популярен и востребован. Ну, и, конечно, бесконечные контракты, которые диктуют тебе стиль одежды, причёски, поведения. Если им строго следовать — впору послушником в храм записываться, только там голову побреют, а это тоже правилами запрещено. Кисло, в общем. — Что-то я не припомню, когда это ты себя хоть в чём-то ограничивал, — скептично заметил Чонгук, пережёвывая кусок мраморной говядины. — А я и не собираюсь, — тут же отозвался Джин. — Когда ещё жить, если не сейчас? Я и тебе ограничиваться не советую. Хотя… я вижу, к этому принципу ты пришёл самостоятельно. Когда за столом повисла многозначная пауза, Тэхён, неторопливо перетирающий зубами салат, поднял от тарелки голову. Оба брюнета смотрели на него. Сокджин, как обычно, солнечно улыбался. Улыбался и Чонгук, но очень тепло и с несвойственной ему щемящей нежностью. Листья руколы встали поперёк горла, пришлось натужно откашливаться. Протерев слезящиеся глаза, Ким ухватился за высокий стакан холодной воды, чтобы запить неловкое молчание и по миллилитру выцедить всё его содержимое, пока лучи любви и любопытства не перестанут одаривать его своим сиянием. — Ну, что сказать, — хохотнул Джин, разряжая обстановку. — Рад, что вам удалось отлично отдохнуть. Загорели, откушались и оторвались по полной. А теперь добро пожаловать в реальный мир. Здесь всё не так радужно, но тоже… неплохо… — Судя по твоей кошачьей морде, излучающей самодовольство, неплохо всё именно у тебя, — сощурился Чон, пристально глядя на друга. — Тебя можно с чем-то поздравить? — Можно, — кивнул Джин, пряча смущённую улыбку за бокалом вина. — С кем-то. Но лучше в это пока не лезть. Особенно тебе, Чонгук. Я очень прошу. — Как скажешь, я и не собирался, — пожал плечами брюнет, возвращаясь к своей тарелке. Тонкие намёки Джина Тэхён не понимал, но звучало всё это очень интригующе. А вот Чона любопытство не зацепило даже краем — он легко сменил тему разговора, и больше к этому за вечер они так и не вернулись. Вкусная еда была благополучно съедена, закончилась и вторая бутылка вина. Сокджин тут же вызвался бежать за третьей. И не куда-нибудь, а в квартиру Чона, где за хитрой дверцей прятался обширный бар, в котором актёр ориентировался лучше самого хозяина квартиры. Чонгук ушёл переодеваться, а Тэхён собрал посуду и устроился у мойки, натянув высокие резиновые перчатки. Через минуту в гостиную вернулся уже по-домашнему одетый Чон. Подобрался сзади к блондину, обнял за талию и, пока Ким ковырялся в пене и керамике, медленно водил носом по смуглой шее, целовал и дул на гладкую кожу. — Может, лучше поможешь? — в сотый раз нервно ведя плечами, спрашивал Тэхён, которого подобное баловство уводило далеко от мытья и уборки. — Не хочу, — томно тянул Чон, продолжая своё занятие и теснее вжимаясь в чужие бёдра. Наконец вернулся и Джин. Он бодро прошагал в гостиную, любовно прижимая к груди фигурные бутылки с акцизными наклейками. Судя по его выбору и градусам напитков, вечер не обещал быть слишком долгим. Чонгук даже не дёрнулся, когда актёр громко топая, маршировал по паркету коридора, громогласно оповещая народ о в своём втором пришествии. Он всё так же продолжал тесно обнимать Тэхёна, зацеловывая его шею и мерно покачиваясь в такт недовольному пыхтению Кима. Расставив бутылки и бокалы на журнальном столе, они уютно устроились на подушках прямо на полу, запустив на плазме какую-то комедийную американскую мелодраму. Инициатором, конечно, выступил Сокджин, возжелавший окончательно проникнуться заокеанской атмосферой и напитаться под самое горлышко счастливыми впечатлениями и эмоциями друзей. Болтать с Джином было удивительно легко и свободно. Он с энтузиазмом поддерживал любую тему, даже когда язык начал чаще положенного спотыкаться о зубы. — Не подумай, что я невежливый хозяин, — неловко начал Тэхён, удобнее устраиваясь на груди Чонгука. Тот уже давно подтянул его к себе, усадил между ног, положил подбородок на плечо и, казалось, дремал, покачивая в пальцах свой бокал под негромкие разговоры. — Время — полночь, и я не против потрепаться и до утра, но… У тебя потом проблем не будет? — С чего ты взял? — пьяно моргнув, попытался сосредоточиться на нём Джин. — Твои туманные намёки подсказали. Тебя не ждёт кто-нибудь, маясь у окна? — Например? — Хм, — задумчиво протянул блондин, отпивая глоток. — Какая-нибудь загадочная красавица? — О, даже так? — разулыбался актёр, собирая по полу свои раскиданные ноги и складывая их в позе лотоса. Он даже вперёд подался, разглядывая Тэхёна, весьма довольный его предположением. — Моя загадочная красавица сегодня рано спать легла. Завтра на работу, а у неё строгий начальник со скверным характером. Как раз на днях должен из отпуска вернуться. С таким не забалуешь, с потрохами сожрёт. А я ей отдохнуть не дам, потом же виноватым останусь. Поэтому я лучше у вас перекантуюсь. — Чего за строгий начальник со скверным характером? — сонно пробормотал Чонгук, еле приоткрывая один глаз. — Ничего, Гуки, — усмехнулся Джин. — Спи. Не заморачивайся.***
Сокджин так и остался ночевать на большом диване, пуская слюни счастливых сновидений на бежевую обивку. Тэхён только аккуратно набросил на него плед и потащил свою драгоценную, захмелевшую и отрубившуюся под конец ношу в спальню. А засыпая у того на плече, он светло улыбался, начиная всерьёз верить, что их жизнь только в их собственных руках, ни в чьих более. Они сами вольны устраивать её по своему вкусу, невзирая ни на какие внешние факторы и раздражители. До окончания внезапных каникул оставалась ещё пара дней, прежде чем придётся вернуться на работу. К тому времени должен будет отозваться и Джексон. Несмотря на их сложные взаимоотношения, за такую насыщенную событиями неделю они нашли несколько часов, чтобы обсудить рабочие вопросы. Ведь изначально именно за этим Чонгук и звал блондина в Штаты. Ванг слушал Тэхёна тогда очень внимательно и сосредоточенно, отбросив разом свои пафос, язвительность и дурацкие ужимки. Во многом он реагировал, как Чон в тот памятный вечер грандиозного приёма, когда Тэхён решился ему всё рассказать. В делах бизнеса эти двое были как близнецы-братья. Джексон кивал, не перебивал и не комментировал. Но потом, задумавшись ненадолго, обещал поразмышлять над решением его проблем, перетряхнуть связи и поискать выходы. К тому же здесь в Сеуле уже работали большие деньги инвесторов, которых привёл Мин Юнги. После чёрной полосы, наконец, начиналась белая. План на ближайшее будущее выстраивался отличный. Оставалось только терпеливо ждать, а потом вовремя включиться в работу. Но это будет потом, завтра или через неделю. А сейчас в макушку сопело темноволосое счастье, во сне крепко обнявшее Тэхёна, и чего ещё можно было желать?***
Всего чего угодно, только не пронзительного пиликанья мобильного телефона, воткнувшегося в мозг раскалённой кочергой. Тэхён обречённо заворочался и восстал над подушками. В спальне он был один, а из открытой двери в коридор доносилась торопливая болтовня Сокджина и ароматный запах еды. На тумбе призывно гудел телефон Чонгука, моргая экраном. Надпись «приёмная» недвусмысленно намекала, что звонили из офиса. Ким потянулся за аппаратом, дабы хоть звук заглушить. Всё равно его слышал только он, а пока блондин будет нести телефон его обладателю — мозг окончательно вытечет через уши. Хотя бы рингтон сменил, ирод черноволосый… Но экран погас, зудение прекратилось. Тэхён облегчённо упал обратно на кровать. Чтобы уже через минуту, вновь подорваться и ухватить-таки дьявольский гаджет пальцами. Держа верещащий мобильник на вытянутой руке, он прошлёпал босыми ногами в большую комнату, в которой завтракали Сокджин с Чонгуком. — Забери быстрей это творение Сатаны, — недовольно пробурчал Тэхён, вручая телефон свежему и бодрому Чону, крутящемуся у плиты. — Больше мне это под нос не подсовывай — в окно вышвырну. — Окна у нас не открываются, радость моя, — широко улыбнулся Чонгук, снял с конфорки накрытую крышкой сковороду, водрузил её на термоподставку, клюнул помятого и сонного любовника в щёку и, забрав аппарат, ушёл с ним в кабинет. — А у меня мобильник разрядился, — счастливо поделился Джин, отхлёбывая из безмерного ведра бурду, отдалённо напоминающую какао или кофе с галлоном молока. — Незапланированный выходной, пока не заряжу. — Дать зарядку? — щурясь от слепящей улыбки актёра, Тэхён пододвинул к себе чашку с кофе, не допитую Чонгуком. — Не-не, я вполне доволен жизнью и без него, — замахал руками Сокджин. — Возможно, чуть позже. После того, как вдоволь наслажусь прекрасным зрелищем. — Это каким? — мрачно уточнил блондин, заливая чёрную душу чёрным кофе. — Да вами двоими, — хохотнул актёр, хлопая ладонями по своим коленям. — Очаровательней парочки давно не видел. Такие сладкие и милые, что вас можно в кофе вместо сахара добавлять! Но я всё равно рад. Ты растопил сердце ледяного принца, за что тебе от меня нижайший поклон и круглый значок на лацкан. Возможно даже подарю подарок ко дню рождения. Когда он у тебя? — В декабре, — на автомате ответил блондин, удивлённо пытаясь сморгнуть с глаз источающего жестокий позитив Сокджина. — Долго ещё, — поджал губы тот, но через секунду вновь ослепительно ухмылялся. — Не разочаруй меня за четыре месяца, ладно? Тэхён дёрнул подбородком и усмехнулся. Это уже был второй друг Чонгука, обращающийся к нему с этой просьбой. Совпадения не случайны? Неужели он производил впечатление легкомысленной натуры, склонной к изменам и переменам курса по жизни, как ветер мая? Или все, кто решался носить на голове корону из светлых волос, априори внушали сомнения относительно своей серьёзности? Но он же не трепетная девушка, склонная к полярным скачкам настроения? Или пора перекрашиваться, чтобы меньше вопросов возникало у окружающих? Из кабинета вернулся задумчивый Чонгук, крутящий в пальцах смартфон. Он молча разложил по тарелкам красочный омлет, разлил по чашкам новую порцию кофе и уселся рядом с Тэхёном, пододвигая его стул за ножку к себе. Одна рука тут же удобно легла на бедро блондина, вторая же потянулась за вилкой. Похоже Чона где-то в небе над Тихим океаном укусил тактильный клещ: симптомы всё усугублялись, а Ким не знал, радоваться этому или отвезти больного к врачу. — Дурные новости? — осторожно спросил Джин, педантично разрезая свою порцию в тарелке на маленькие кусочки. — Не знаю, не понял, — отстранённо отозвался Гук, сверля неподвижным взглядом дальнюю стену. — Кто звонил? — обернулся к нему Тэхён, заглядывая в чёрные глаза. — Секретарь из приёмной. Сказала, что меня ждёт директор; чтобы я приехал как можно скорее, по возможности, — монотонно ответил Чон. — Они уже знают, что ты прилетел? — удивился Тэхён. — Я звонил отцу вчера. Больше никому. А ты откуда узнал? — перевёл он тяжёлый взгляд на Джина. — Сердце подсказало, — ухмыльнулся актёр. Но шутка не зашла — теперь на него смотрел и Инь, и Ян, ожидая адекватного пояснения. — Да у меня свои каналы, засекреченные. Те самые, в которые я просил не лезть, помнишь? — Помню, — кивнул Гук и вернулся к еде. В том, что Чона вызвали в офис, как только его ноги коснулись родной корейской земли, не было ничего удивительно. Удивительно было другое — что никто его не беспокоил, пока они упивались коротким отдыхом в штатах. Здесь стоило за каждую малость говорить большое спасибо и не ворчать. Отпуск не может длиться вечно, если только ты уже не превратился в благородного старца, ушедшего на покой и выращивающего брокколи на аккуратных грядках перед домиком в природной глуши. Расправившись с завтраком, Чон извинился и ушёл собираться к себе в квартиру. Джин какое-то время ещё шатался по комнатам, развлекая Тэхёна болтовнёй и изощрёнными шутейками на разнообразные темы, но потом откланялся и он, подхватив свой мёртвый телефон. Входная дверь за ним захлопнулась, щёлкнув замком, а через минуту затрещал звонок. Ким окинул беглым взглядом гостиную — что мог забыть Джин, зачем вернулся? Инородных предметов не наблюдалось. На пороге же стоял одетый с иголочки, выбритый и причёсанный Чонгук с кожаным дипломатом в руке и выражением тоски зелёной на красивом лице. — Я постараюсь освободиться как можно раньше, — пообещал Чон, притягивая Тэ за шею в поцелуй. — И? — И вернусь домой, к тебе. Подождёшь? — А куда я теперь денусь, — хмыкнул Ким. — Буду ждать столько, сколько потребуется. Чонгук ещё раз коротко чмокнул блондина в губы и, мазнув пальцами по смуглой щеке, ушёл к лифту, не оборачиваясь. Тэхён подождал, пока он скроется за створками кабины, вздохнул и закрыл дверь. Где-то на подкорке свербел маленький червячок, подтачивая хорошее настроение и оптимистичный душевный подъём. Ким мысленным щелчком сбил его в чёрное небытие и пошёл искать свой телефон. Надо было уже и Чимину позвонить, всё равно их возвращение уже рассекречено, явки провалены, а пароли разгаданы врагами. Как сказал Сокджин — добро пожаловать в реальную жизнь.***
Чонгук бодро шагал по холлу первого этажа офисного здания Национального банка Кореи, коротко кивал на вежливые поклоны сотрудников. Обычно внизу его встречал Минхёк со стопкой документов и ворохом новостей, которые секретарь успевал пересказать, пока они поднимались в лифте на свой этаж. Время Чон терять не любил и не умел, успешно думал на ходу, к чему приучил и Лима. Сегодня же его здесь никто, кроме отца, не ждал, поэтому визит в свой кабинет он решил оставить на потом. В приёмной отца скучала за стойкой та самая секретарша, что звонила утром. Завидев издалека Чонгука, она выскочила из-за своего укрытия, низко склонилась в традиционном поклоне и задушенным шёпотом выдала, что директор Чон не в духе, и Чонгуку следует быть осторожным. Брюнет кивком поблагодарил её за информацию, дёрнул за ручку тяжёлую дверь и шагнул в просторный директорский кабинет. Отец стоял у большого окна, заложив руки за спину, и пристально что-то рассматривал за стеклом. На шум у двери он никак не отреагировал, как и на приветствие сына. Только спустя несколько минут, которые тот мялся у входа, сухо бросил через плечо «проходи, присаживайся» и снова застыл. Чонгук послушно опустился в кресло перед широким столом, закинул ногу на ногу, устраиваясь удобнее, и замер в ожидании, подобно старшему Чону. Задумываться о причинах вызова «на ковёр» брюнет даже не пытался. Отец в любом случае сейчас всё сам расскажет, ни к чему мучиться и засорять мозг лишними домыслами и рефлексией. Если бы возникли проблемы с бизнесом — позвонил бы преданный соратник Минхёк. А остальное можно было пережить. В начальственный кабинет его вызывали далеко не в первый и, видит Будда, не в последний раз. И в половине случаев приглашение передавала секретарша. Это значило либо, что отцу просто некогда сделать даже короткий звонок, либо, что он крайне чем-то не доволен и не хочет срываться по телефону. Если судить о его настрое по окутывающей мужчину чёрной, тяжёлой ауре — ничего хорошего разговор не предвещал. Но деваться было некуда. Оставалось только терпеливо ждать и стараться громко не стучать зубами от нервного напряжения. — Скажи мне, сын, чего ты хочешь добиться в этой жизни? Голос отца звенел металлом. Слова с трудом цедились через сжатые челюсти. Господин Чон не повернулся, задавая свой вопрос, продолжал сканировать город за окном. — Уважения, достатка, стабильности, — заученно оттарабанил Чонгук. Это был стандартный словесный ключ, не подразумевающий иного ответа. — Неужели? — усмехнулся директор. — Я так же был уверен в этом. Ровно до сегодняшнего утра. Наконец мужчина развернулся лицом к сыну и впился в него холодным, немигающим взглядом. Животный ужас, внушаемый отцом, который в Чонгуке жил, казалось, с самого рождения, поднял свою треугольную морду, разинул клыкастую пасть и уставился четырьмя парами глаз. Гук всегда боялся отца, это была фундаментальная константа. В детстве это чувство скрыть было невозможно — оно с бешеной силой рвалось изнутри, вышибая слёзы и дрожь. С возрастом он научился контролировать внешние эмоции, но внутренняя паника никуда не делась. Директор Чон степенно прошёл к своему креслу, с королевским достоинством занял свой трон, не отпуская взгляда сына, сцепил перед собой пальцы в замок. Уголок губ чуть дёрнулся в усмешке. — Выглядишь отдохнувшим, — подметил отец. — Отпуск прошёл хорошо? Чонгук незаметно сглотнул кислотную горечь во рту и кивнул. Ощущение какой-то неотвратимой трагедии давило на плечи многотонным грузом. Его откровенно вымораживала эта тяга отца к театральности, призванная выбивать из эмоционально стабильной колеи конкурентов и проштрафившихся сотрудников компании. Этот приём практиковался и на нём самом, но в гораздо меньшей степени. К чему сегодня нагнеталось такое напряжение — знать уже не хотелось, инстинктивно. — Ты смотрел сегодня телевизор? — в очередной раз сменил тему мужчина. — Может быть, листал новостные порталы или прессу? Брюнет отрицательно мотнул головой. Про свою ежедневную привычку он как-то подзабыл. Но что такого он мог пропустить? Государственный переворот? Надвигающийся апокалипсис? Директор Чон выдвинул ящик стола, достал плотный белый конверт и бросил его сыну через стол. Сам откинулся в кресле и остановил внимательные глаза на лице сына. Чонгук вскрыл конверт, достал оттуда несколько прямоугольных листов фотобумаги и уставился на снимки. Сердце, гулко ударившись в рёбра, провалилось с места в преисподнюю, сразу в котёл с кипящим маслом. Ему не надо было всматриваться в фотографии, чтобы понять кто и когда на них был запечатлён, потому что прекрасно помнил ту дождливую ночь, в которую пошёл встречать Тэхёна с зонтом. Он и сейчас, как тогда, ощущал его мягкие губы на своих (Господи, да он целовал их сорок минут назад, перед тем как добровольно сунуться зверю в пасть!), его замёрзшие ладони на плечах. Чонгук лучше других знал, какого удивительного цвета глаза под сомкнутыми веками. Он сидел неподвижно, тупо уставившись на снимки и не понимал, что делать дальше. Поднять глаза на отца не было ни моральных, ни физических сил. Как же он боялся этого момента, а он наступил так внезапно. Во рту пересохло, а сердце теперь молотило по рёбрам изнутри. Чонгук панически соображал, что надо сказать сейчас. Оправдываться? Очень глупо. Признаться? Ещё хуже. Отрицать? Нет… теперь уже не сможет… — Если бы я не знал этого светловолосого молодого человека, — медленно проговорил отец, — я бы не раздумывая выбросил это, с позволения сказать, художество. Но, к сожалению, я знаю. А теперь знает и жёлтая пресса. Хуже того — я узнал и второго. Чонгук вскинул на мужчину ошарашенный взгляд. О чём он говорит? Какая пресса?.. — Скажу больше: мне не составило труда в течение нескольких часов узнать, что он живёт с тобой по соседству. И, ещё одно удивительное совпадение, он так же, как и ты, вчера вернулся из отпуска. Из Соединённых Штатов Америки. Мне продолжать? Я ведь точно знаю даты перелётов, время рейсов, номера мест. — У тебя очень хорошие осведомители, — просипел брюнет, аккуратно возвращая фотографии в конверт. Пальцы заледенели, руки мелко подрагивали. Под пристальным взглядом отца он не хотел выглядеть ещё более жалким, чем был на самом деле. Скрестил руки на груди, мысленно умоляя грудную клетку не ходить ходуном под тесно прилегающим пиджаком. — Хочешь что-то мне сказать? Чонгук вновь посмотрел на отца. На лице директора ничего не отражалось, он напоминал каменного идола, даже глаза не двигались. Обманчиво мягкая интонация сейчас не давала никакой надежды. Гук чувствовал, что вот именно сейчас стоит на краю. Одна фраза или необдуманный жест обрушат под его ногами почву. Но, возможно, именно сейчас у него и появился единственный шанс наконец выпутаться из этого клубка лжи и притворства. Как бы там ни было, но отец обещал его поддержать во всём. Что если он оценит смелость сына, его твёрдый характер? Ведь именно этому отец учил, именно так воспитывал. Чонгук сделал глубокий вдох и коротко откашлялся, стараясь вернуть голосу уверенность. — Отец. Всю мою жизнь я стремился быть достойным твоего наследия. Я никогда не подводил тебя. Учился, работал и жил так, чтобы ты мог мной гордиться. Карьера и наша семья были высшими приоритетами, именно этому ты учил меня. Но ещё ты прививал мне твёрдость убеждений, упорство, волю и стремление к достижению целей. Учил всегда держаться своей правды, отстаивать личные взгляды… Пока он медленно говорил, тщательно обдумывая и подбирая слова, директор Чон поднялся из своего кресла, обошёл стол и остановился рядом с креслом сына, скрещивая руки на груди и опираясь бедром о столешницу. Мужчина не перебивал, а только пристально смотрел на сына сверху вниз. Чонгук не знал, хорошо это или плохо, но раз решился — надо доводить начатое до конца. — …Я не вижу смысла отрицать очевидное. Я уверен, что ты бы не обратился к некомпетентным людям, чтобы получить достоверную информацию. Ты не ошибся, — внутри всё скручивалось и пережимало сосуды, останавливая кровоток. Ужас скалил уродливую морду в страшной ухмылке, заглядывая Чонгуку в душу. Но он мужчина, и будет отвечать за свой выбор, даже если сейчас поджилки трясутся. Брюнет тоже поднялся со своего места, повернулся к отцу, расправляя плечи, и прямо посмотрел тому в глаза. — Это моя жизнь, отец. И я хочу её прожить так, как… Звонкая пощёчина врезалась в щёку с такой силой, что черноволосая голова мотнулась в сторону до хруста позвонков. Чонгук не удержал равновесия от неожиданности, и только прохладная чёрная столешница уберегла его от позорного падения на колени перед отцом. Хотя, неизвестно, что лучше. В голове набатом звенело от удара, лицо горело от затрещины и стыда. — Паскудный щенок, — выплюнул отец, хватая сына за воротник пиджака и швыряя в кресло. Чонгук вскинул было руки, но усилием воли опустил их на колени, поднимая глаза на Чона-старшего. Не было у него никакого шанса. Никогда. Это была всего-навсего иллюзия, которую он сам и придумал, чтобы себя успокаивать всё это время. И сейчас ему подробно объяснят, что это было очень глупо, а возразить будет нечем, как всегда. — Почему, когда дело касается этого мальчишки, ты теряешь разум и превращаешься в мямлящего слюнтяя? Почему, когда дело касается именного его, ты понимаешь только язык силы? — Потому что я его… Ещё одна пощёчина, наотмашь. Губа треснула, на языке разлился металлический привкус. Чонгук утёр уголок рта тыльной стороной ладони. Глаза на отца он больше поднять не смел. Отвоевался. — Ты жалок, Чонгук. У меня язык не поворачивается назвать тебя сыном. Что ты говорил? Хотел быть достойным? Хотел уважения? И так ты пытаешься всего этого добиться? Ты разочаровал меня. Растоптал моё к тебе доверие и, как иронично, уважение. Мне противно даже просто смотреть на тебя. Вот оно — самое страшное наказание, которое отец мог применить. Чонгук готов был сколько угодно терпеть затрещины и удары, боль физическая была так ничтожна, по сравнению с тем, что сейчас творили с его душой слова единственного родного человека. Всё, чего он так боялся, обрушилось на его бестолковую голову разом. Чонгук оглох и ослеп, дышать было невозможно, но голос отца продолжал для него звучать по-прежнему чётко. — Всё, что ты должен был сказать мне, увидев эти снимки — отец, это не я. Это гнусная клевета. Мужчина неспешно вернулся на своё место, с прямой спиной опустился на сиденье и снова сцепил пальцы в замок, утверждая их перед собой на столе. — Смотри на меня, глупый ребёнок, и слушай очень внимательно. Я дам тебе только один шанс, чтобы исправить всё то, что ты натворил. Каждый может оступиться. Уверен, что ты, неопытный в личных отношениях, просто не смог разобраться, правильно расставить приоритеты. Учёба в Америке и твои излишне свободомыслящие друзья тоже внесли свою лепту. Но мы всё исправим, Чонгук. Ты станешь достойным наследником, даже если мне придётся пойти на крайние меры. Чонгук молчал. И потому, что язык наконец отнялся, и потому, что нечего было ответить. Всё правда, всё. — Я больше не хочу ничего слышать и знать про отпрыска Кимов. Никогда. Ты должен вычеркнуть его из своей жизни. Отрезать будешь по живому или нет — меня не волнует. Ничего не было и быть не могло. С этой минуты — это твоя единственная истина, заруби себе на носу. Если будут спрашивать — ничего не знаешь и никакого отношения к этому человеку не имеешь. На столешнице ожил селектор, оповестивший робким голосом секретарши, что прибыл господин Мифунэ и ожидает, когда его примут. Чонгук закрыл глаза и обречённо выдохнул. Господин Мифунэ был личным адвокатом их семьи, в прошлом — хорошим другом мамы. Он до сих пор представлял интересы отца и семейного бизнеса в Японии. Жёсткий, бескомпромиссный юрист, всегда добивался поставленных целей. Если его вызвали сейчас, значит, дело плохо. И уж если он приехал — будет ещё хуже. Легко предположить, кого он будет топить, чтобы вытащить Чонгука. Дверь распахнулась, и в директорский кабинет просеменил седой невысокий японец. Отец вышел ему навстречу, обнял старого друга и проводил на второе гостевое кресло, по правую руку от сына. Мифуне сжал иссушенной ладонью плечо Чонгука и скромно расположился на краешке, обнимая руками видавший виды дипломат. Круглые очки на переносице придавали его образу добродушность доктора из детских сказок. Это было далеко не так. Отец протянул ему тот самый белый конверт с фотографиями и выжидающе замер. — Так, посмотрим, — протянул адвокат, поправляя очки и внимательно изучая снимки. Спустя минуту директор Чон спросил: — Что скажешь? Выкрутимся? — Легко, — уверенно кивнул Мифунэ. — Ни одна экспертиза не сможет ничего доказать. Для пущего успокоения стоит предпринять дополнительные меры. Есть только эти снимки? — Не знаю, — напряжённо пробормотал Чон-старший. — Эти прислали мне почтой. В прессе публикуют такие же. — Что? — потрясённо прошептал Чонгук. Смысл брошенных ранее отцом слов только сейчас добрался до его разворошенного сознания. — Что слышал, — грубо ответил тот, зло глянув на сына. — Я не знаю, есть ли ещё. — Это не шантаж, — вслух размышлял адвокат. — Никаких требований ведь не было. Это попытка вас дискредитировать. Довольно смелая, должен сказать. Во многом успешная — второму молодому человеку будет гораздо сложнее из этого выпутаться, если вообще сможет. Нужна армия хороших адвокатов. Очень хороших адвокатов. — Второй меня абсолютно не волнует, — безапелляционно перебил директор. — Ход довольно грязный, учитывая отношение общества к подобным… союзам, — продолжал бормотать японец, поглаживая большим и указательным пальцами гладковыбритый подбородок. — Прогресс не стоит на месте, человечество не только стремительно развивается, но также стремительно деградирует. Если ты известный артист, стилист, актёр — гомосексуальную связь легко простят, не заметят или же, при наличии умелого PR-менеджера, выставят достоинством, этакой «перчинкой», а не губительным недостатком, хотя таковым она и является. Что же до представителей крупного бизнеса… думаю, это крах. Попираются фундаментальные представления о сильном, целеустремлённом, ориентированном мужчине, который на своих плечах должен держать империю, должен своими руками управлять ей и вести всех своих вассалов к успеху и процветанию. В такой реальности не место психическим отклонениям, которые перестали лечить в нашем веке, что я считаю огромным упущением. Возжелать представителя своего пола — это не нормально, и нормой становится только в аморальном обществе. Ты понимаешь, о чём я толкую, Чонгук? Брюнет, уже впавший в лёгкий транс под монотонное бормотание старика-адвоката, вздрогнул. Оказалось, что лекцию по «нормам, морали и отклонениям» читали специально для него, как для тупенького студента-первокурсника, ещё не научившегося произносить без запинки название своей специальности. Почтенные, сильные, авторитетные мужчины, вдвое и втрое старше него, не вникая в детали, вешали ярлык «грязь» на то, что было ему дорого. Это ненормально? Значит существовать не должно. — Я могу любому доказать, что белое это чёрное, а чёрное — белое. В этом и есть принцип и смысл моей профессии, — продолжал Мифунэ. — У меня есть предложения, как стоит дальше выстраивать линию твоего поведения, мальчик. Ты будешь следовать нашим рекомендациям, — выразительный взгляд в сторону Чона-старшего, — и все очень быстро забудут о данном прецеденте, если же нет — перестанут с ним ассоциировать именно тебя. Но. Есть одно важное «но». Ты сам должен этого очень сильно захотеть. Я не знаю, что сейчас в твоей голове, Чонгук, но я не смогу наполнить сосуд, который уже полон. Найди зеркало, загляни в него, рассмотри себя очень пристально. Реши — кто ты и зачем здесь находишься. Выбери путь сейчас и не сходи с него никогда. Только это гарантирует успех. Ему нужно подумать? - адвокат демонстративно обратился к старшему Чону. Неважно, сколько Чонгуку лет, неважно, чего он успел добиться, всё это не имеет никакого значения. Он не просто оступился, он по дегенеративной глупости лишился ноги — теперь на него смотрят исключительно как на убогого инвалида, решая — а стоит ли он затрачиваемых усилий, отработает ли биомеханический протез? Его судьбу решили задолго до того, как он час назад переступил порог кабинета. О каком ещё шансе на объяснение или личный выбор он смел заикнуться? Какой же наивный глупец. — Ему не о чем думать, — веско ответил Чон-старший, уничтожая сына взглядом. — Он осознал свою вину, свои ошибки, готов их исправлять. Всеми силами. — Господи, отец, зачем… — Замолчи. Теперь каждый раз открывая рот, ты будешь сначала очень хорошо и долго думать, прежде чем что-то сказать. Твоя вина как сына, Чонгук, это моё поражение как отца, а я не люблю проигрывать. Ты ударил подло, исподтишка, по моей гордости и доверию. Тебя сбил с толку испорченный мальчишка, в точности так же, как это было в прошлом. Но больше ты меня не разочаруешь, сын. Сейчас ты пойдёшь к себе и будешь ждать меня там. Мы с Мифунэ обсудим детали, примем рациональное решение. Оставь мне свой телефон. — Что? Зачем? — растерянно просипел брюнет, затравленно смотря на мужчину. — Я не хочу подвергать тебя дополнительному искушению. Не надо никому звонить, Чонгук. У тебя есть время, чтобы побыть наедине с собой, восстановить душевное равновесие, осмыслить всю серьёзность происходящего. Используй это время с умом. Положи телефон на стол и можешь идти. Всё это было унизительно. Его методично растирали меж жерновов чужой воли, ломали и давили. Как бы вёл себя Тэхён в этой ситуации? Защищался? Стоял на своём? А ведь он мог — бунтарь и дурак, такой любимый и невыносимый, на всё имеющий своё личное, несгибаемое мнение. Чонгук и на четверть таким не был. Никогда не мог противиться отцу, всегда боялся его злости. Он с трудом поднялся на ноги, выложил смартфон из кармана на столешницу и словно столетний старец побрёл к двери. Переступая порог, ещё услышал характерное пиликанье — питание телефона выключили. Более он не доступен. В собственной приёмной было тихо и пусто: будто никто здесь сегодня даже не начинал работать. Ввалившись в свой кабинет, Чонгук дополз до дивана и рухнул на него грудой костей и мяса. Лежал так долго, неподвижно. Сегодня его просто уничтожили, ничего не осталось. Только звенящая пустота внутри. Что-то со скрежетом переломилось, и лучше бы это был позвоночник, чем стальной стержень, на котором он просуществовал двадцать восемь лет своей жизни. Чон шевельнул сначала пальцами, потом рукой, затем ногой, разочарованно выдохнул. Всё-таки не позвоночник. Медленно поднявшись, он дошёл до стола. Стационарный телефон предсказуемо отсутствовал. Брюнет зло усмехнулся и выглянул в приёмную. Удивился, дверь закрыл и чуть не завыл от отчаяния. На диване у стойки сидели два охранника из свиты директора Чона, которые синхронно подняли головы, когда дверь кабинета приоткрылась. Его сторожа, конвоиры, тюремщики. Выходы перекрыты, он в западне.***
Два часа. Или около того. Отец очень щедро дал ему на «восстановление душевного равновесия» сто двадцать минут. Сотня с небольшим — не так уж и много. А если посмотреть под иным углом? Семь тысяч двести секунд ненависти к себе, к своему бессилию. О, он в полной мере осмыслил всю серьёзность происходящего. Говоря честно, эта серьёзность его срубила ещё там, в кабинете отца на верхнем этаже. Теперь же, в одиночестве и без возможности сделать элементарный звонок, стены медленно сдвигались, сдавливая в бетонной коробке. Сейчас бы он душу продал, только бы услышать мягкий низкий смешок в трубке. Тэ нашёл бы слова, нашёл бы выход, сказал, что любит, что они со всем справятся вместе. Всего несколько слов, но как бы они сейчас помогли. Но не было телефона, не было голоса. Была только глухая тоска и безысходность. И бутылка виски, припасённая Минхёком на случай «а вдруг». Как раз тот самый случай. Алкоголь не поможет найти ответ, но вполне сможет помочь забыть вопрос. Чонгук добросовестно глотал крепкий виски из горла, жмурясь и учась дышать ушами. Затылок наливался тупой болью, в желудке разгоралось адское пламя. Невроз колотил изнутри; пальцы, стискивающие горящее лицо, мелко дрожали. Бутылка заканчивалась, забвение не приходило. Зато пришёл отец. Не один. За его спиной маячил деловитый Мифунэ, и ещё кто-то — Чонгук не рассматривал, эффект высокоградусной микстуры наконец-то дал о себе знать. Чон-старший, первым шагнувший в кабинет, зло сузил глаза, метнулся к Чонгуку, выхватил из сведённых пальцев сына бутылку, испепелив его взглядом, и убрал пустую тару в верхний ящик. Почти как фокусник — никто на его манипуляции не обратил внимания. Мужчина вздёрнул брюнета на ноги, обнял за плечи, с силой стискивая пальцы, потащил за собой к маленькой группке людей у входа. — Чонгук, хочу представить тебе господина Хана и его дочь Виен. Ваше знакомство мы планировали устроить несколько иным образом, но жизнь вносит свои коррективы. Чонгук качнулся, складываясь в поклоне. Сейчас он даже был рад грубой хватке отца на плече — иначе бы рухнул прямо им в ноги. Солидный господин Хан ничем примечательным не выделялся: классическая двойка чёрного костюма, строгий галстук, холодный взгляд за прямоугольными очками и застывшее лицо. Всё стандартно — банальный бизнесмен. Цепляясь за его согнутую в локте руку, рядом жалась стройная невысокая брюнетка. Миловидное выбеленное лицо, пухлые губы и огромные карие глаза, копна густых волос, рассыпавшихся по узким плечам. Девушка натянуто улыбалась уголками губ, а вот взгляд точь-в-точь копировал отцовский. Семейство Хан явно ждало какой-то словесной реакции от Чонгука, но ему-то вообще было не до разговоров. Комната начинала плавно покачиваться перед глазами, лёгкое предчувствие грядущего пиздеца вызывало мутную тошноту. — Чонгук, — каркнул на ухо отец, встряхивая за плечо. — Виен — твоя будущая жена. Ваша свадьба состоится через месяц. Организацией займутся профессионалы — вы не будете на это отвлекаться, забот и без того будет много. Через несколько дней мы подготовим пресс-релиз с этой замечательной новостью, за которым последуют съёмки и интервью для СМИ. Господин Мифунэ подготовит для вас подходящую легенду, которую надо будет не только вызубрить наизусть, но и поверить в неё всей душой. Детали будем обсуждать в процессе подготовки к торжеству: брачный контракт, недвижимость для молодых и прочие нюансы. Думаю, смотрины прошли вполне удачно. Предлагаю в конце недели встретиться за совместным ужином — детям нужно познакомиться поближе. Мифунэ, проводи, пожалуйста, гостей. Японец активно закивал и, подождав, пока гости по этикету раскланяются, повёл их за собой к выходу. Девушка у дверей обернулась, окинув Чонгука внимательным взглядом, и скрылась за спиной отца. Створка хлопнула, закрываясь. Директор Чон с силой сбросил руку с плеча сына и отошёл в сторону на несколько шагов. Чонгук, лишённый поддержки — медленно осел на пол, прижимая ладонь ко рту — желудок уже дёргался рвотным позывом. — Слабак, — сквозь зубы выплюнул отец. — Трус и слабак. Ты мужчина, Чонгук? Где твоё достоинство? Прекрати меня позорить. Мика вызовет тебе такси — отправляйся домой. Я даю тебе два дня: можешь пить, можешь плакать, можешь биться в истерике, потакая своему слабодушию. Мне всё равно. Но через два дня ты должен явиться на работу, без опозданий. Свежий, собранный и настроенный на достижение поставленных перед тобой целей. Твоё будущее уже решено, прими его и больше не создавай нам проблем. Отец прошагал к выходу, открыл дверь, остановился, обернувшись, и смерил сына презрительным взглядом. Брюнет так и сидел на полу; судорожно икал, закрываясь ладонью, и таращился невидящими глазами в серый ковролин перед собой. — Пусть будет три дня, Чонгук, — голос отца звучал значительно мягче, от чего становилось ещё хуже. — Тебе хватит трёх дней. Поднимайся, мой водитель отвезёт тебя домой. Чонгук отрицательно мотнул головой. Никуда он не поедет, ему и здесь прекрасно, на полу. Ещё чего доброго — вывернет в салоне. Сильные руки снова вздёрнули его на ноги. Мужчина обхватил брюнета за талию и направился к двери. В приёмной тут же подскочили верные псы, перехватывая ношу. Отец проводил до парковки, усадил в машину и аккуратно захлопнул дверь. Праведная родительская злость сменилась унизительной жалостью, которую он прятал как мог, отводя взгляд и сжимая челюсти. Пока водитель продирался через загруженный трафик, Чонгук медленно, но верно приходил в себя. Ведь ему ещё до квартиры в одиночку добираться. Грудную клетку что-то сдавливало, приходилось дышать открытым ртом, но воздуха всё равно не хватало. Больше его не стало, даже когда он опустил стекло задней двери. Пошатываясь, брюнет пересёк светлый холл первого этажа, проигнорировав радостное приветствие менеджера, и ввалился в лифт, грохнув кулаком по кнопке РН. Желудок подскочил вверх вместе с кабиной, в глазах потемнело. Стискивая зубы и цепляясь руками за стены, он добрался до двери в свою квартиру. Автопилот помог разобраться с ключами и замком, впуская хозяина в покинутую берлогу. Чонгук, скинув ботинки в коридоре, спотыкаясь, добрался да ванной комнаты, падая рядом с унитазом. Всё что пил — всё зазря. Его прошибал холодный пот и выворачивало до боли в горле и желудке, пока спазмы не кончились сами собой. Ополоснув в раковине лицо, брюнет, вяло переставляя ноги, дошёл до спальни и упал на кровать, заворачиваясь в покрывало. Он бы хотел уснуть и никогда не просыпаться. Он бы хотел проснуться, осознавая, что это был очередной кошмар, растворившийся в рассветных лучах. Он бы хотел иметь силы и смелость, чтобы пережить всё, что закручивалось мощным торнадо, стойко, не прогибаясь под обстоятельства. Он бы хотел, чтобы Тэхён сейчас был рядом; хотел бы его обнять, прижать к себе, уткнуться носом в светлую макушку. Он хотел бы быть с ним вместе не здесь и не сейчас. Он хотел бы быть обычным человеком, вольным, жить только по своим правилам и с тем, кого любит, не оправдываясь ни перед кем и никому не отчитываясь. Он хотел бы свободы. Мечтать не вредно, вредно искренне верить в свои мечты. Потому что, когда эти мечты разбиваются о суровую реальность, на новые не остаётся сил. А внутренний голос монотонно бубнил на повторе: я же так и знал.***
Неряшливость — признак распада личности. Абсолютный порядок — признак шизофрении. Тэхён больше получаса хвостиком бродил по квартире за роботом-пылесосом, мучаясь вопросом — так, блять, убраться нормально или нет? В спальне осталась незастеленная кровать, в мойке — посуда, на диване — плед, под которым спал Сокджин. Ну, ещё и чемодан в коридоре смущал своей молчаливой неопределённостью — функцией саморазбора и отползания в тёмный угол шкафа, к сожалению, не обладал. Всё чаще он ловил себя на понимании, что без Чонгука перестаёт функционировать как суверенная единица. Как растение — да: дышит, питается, встречает закаты и рассветы, безучастно смотрит и временами спотыкается о чемодан, но не живёт в полном смысле этого слова. Ещё вполне может сойти за домашнего питомца, с нетерпением ожидающего хозяина. Вот и за пылесосом охотится. Проводив Джина и Чонгука, Ким нырнул в телефон — отписаться всем за него переживающим, что он жив, здоров, вернулся домой и томится бездельем. Мама на сообщение за несколько часов так и не ответила, как и на звонок — что взять с загруженной по кончики уложенных волос светской львицы? Звонить отцу — зарядиться негативом на месяц вперёд. Зато госпожа Мин Со квохтала заботливой наседкой, расспрашивала про отпуск и подробно делилась новостями фирмы. К середине беседы Тэхён отнял мобильник от уха и проверил ещё раз — а ей он звонит? Не ошибся? Женщина заверила, что молодой господин может вполне спокойно отдохнуть ещё несколько дней и в офисе не появляться. Следующим в списке обзвона был Чимин. Друг долго не брал трубку, и Тэхён уже почти сбросил звонок, как соединение установилось. В микрофон натужно дышали, на фоне дробно стучали шаги. — Тэхён? Ты в Сеуле? — голос звучал глухо и напряжённо. — Вчера утром прилетели, — подтвердил Ким. — Я тебя отвлекаю? — Я бегу, тороплюсь, — озвучил очевидное Чимин. — Ты ещё не знаешь? — Чего не знаю? — Значит, не знаешь. Я приеду к тебе скоро. Через пятнадцать минут буду у Хосока, а потом сразу к тебе. Не ходи никуда и на звонки с незнакомых номеров не отвечай, понял? — Да понял. А дело в чём? — Тэхёни, не могу говорить. Жди меня, скоро буду. Голос друга заменили короткие гудки и соединение сбросилось. Тэхён удивлённо уставился на погасший экран смартфона. Что ещё за ЧП такое? Блондин ещё раз набрал матери — тишина. Не отвечал и телефон Чонгука — вежливый женский голос механически объяснил, что абонент не абонент, и не хер попусту звонить. Уныло вздохнув и в очередной раз проводив взглядом круглого уборщика, подмигивающего с пола диодными индикаторами, поплёлся отшлифовывать свои шизофренические задатки — кровать, плед, посуда. К вечеру неплохо было бы заказать ужин, не забыв про порцию для друга. Тэхён сунулся в приложение, чтобы выбрать кухню и удобную доставку, но иконка мобильного интернета окрасилась серым и прилепила к себе вопросительный знак. Буквально — а чё ты хочешь? Нет меня, я остался в штатах. Как-то он совсем и не подумал, что в век инновационных технологий, клиентоориентированности и человеческого прогресса, на счету могут банально закончиться средства или гигабайты. Решив для себя, что без цифровой паутины как-нибудь на одной ножке он и до завтра пропрыгает, тем более скоро вернётся Чонгук, да и Чимин подтянется, Тэхён позвонил в местный ресторан. Заказ обещали организовать в лучшем виде и доставить ко времени. С чувством исполненного долга блондин ухватил ручку злополучного чемодана и потащил его в спальню, дабы похоронить на время, подальше от глаз и лени. Из коридора радостно зачирикал звонок. Как, всё-таки, интересно работает человеческий разум и психика: в ожидании любимого человека или друга, даже раздражающая ранее трель телефона или входного звонка кажутся журчащей мелодией. Захлопнув дверь шкафа, Тэхён засеменил открывать. И куда только Чонгук вечно ключи засовывает? Щёлкнув замками, он дёрнул дверь на себя и замер, увидев того, кто стоял на пороге. Квадратная улыбка медленно сползла с загорелого лица. — Отец? — Ну, здравствуй, сы... — Ким-старший одёрнул себя, кашлянул и, нехорошо ухмыльнувшись, закончил. — Тэхён.