And the tears come streaming down your face When you lose something you can't replace When you love someone but it goes to waste Could it be worse? Lights will guide you home And ignite your bones And I will try to fix you
Как часто мы слышим от героев книг и фильмов, что в критический момент вся жизнь проносится перед глазами. В один короткий миг перед внутренним взором разворачивается панорама кадров, в которых ты видишь своё счастье и печаль, любовь и ненависть, дружбу, ревность и предательство; вспоминаешь близких, тех, кто был рядом, и тех, кто давно ушёл из твоей жизни по тем или иным причинам. Успеваешь ли ты за этот короткий миг всё взвесить и оценить, насколько наполненной и полноценной была твоя жизнь? Всё ли ты успел сказать и сделать? Вряд ли. Но что если это мгновение остановится, зависнет в невесомости и вакууме? Что если собственное подсознание разгонит работу мозга на несколько десятков процентов, подарив невероятную возможность тщательно рассмотреть каждую деталь и поступок со всех углов и ракурсов, проанализировать, сделать верные выводы. Может ли в таком случае этот краткий миг, утянувший тебя на дно бесконечного течения времени, изменить твою жизнь? Может. И не важно, чем живёт и дышит человек: сердцем или разумом, честолюбием или эгоистичной выгодой. Вдруг молниеносная вспышка озаряет безоблачный небосвод и всё меняется. И ты должен приложить титанические усилия, совершить акт насилия над самим собой, чтобы закрыться от этого света, заставить отвернуться, отказаться и забыть как страшный сон. Многие ли способны на подобное? Чтобы это сделать, ты должен быть готов к этому. А если нет?.. А если нет, то ты стоишь, пригвождённый к полу чужим/родным взглядом, не можешь шевельнуть ни пальцем, ни мыслью; не можешь вдохнуть или выдохнуть — воздух сам по себе скользит в лёгкие, освежая вечерней прохладой; ты не видишь ничего вокруг, будто периферийное зрение отключили за неуплату. Ты разрываешься от ужаса и от великой радости, видя того, кто одним лишь своим взглядом может уничтожить или же подарить смысл твоей жизни. И ты ждёшь, как именно он решит твою судьбу, пока внутри всё вымораживает лютой стужей и сжигает адским пламенем. Всего мгновение. И он отворачивается. Кивает кому-то ещё, кто благодарит за превосходное исполнение. Неторопливо движется к выходу, не оборачиваясь и бережно придерживая подаренный букет. Чонгук медленно выдыхает прокисший вдох, с которым и часть души покидает тело, медленно опускается в своё кресло и переводит перегоревший взгляд на Банчана. — Зачем? — сипит Чонгук еле слышно. Он и сам не слышал свой голос — в уши будто ваты натолкали. За рукав пиджака нетерпеливо дёргает Дея и что-то настойчиво вопрошает. Где-то очень далеко справа Виен шикает на неё и, наверное, призывает к порядку и соблюдению приличий. А напротив бледный Банчан с горящим взглядом и плотно сжатыми губами. И он думает очень долго, подбирая слова. За это время Чонгук уже успевает потерять интерес к его ответу. — Я не хотел, — шепчет друг, не отводя глаз. Взгляд говорит гораздо больше слов, но на очень древнем языке, который Чону неизвестен. В зале снова начинается какая-то суматоха — звенит бокал, привлекая внимание гостей. Банчан, нервно облизнувшись, отворачивается к сцене, будто только этого момента и ждал. Чонгуку не интересно, но, под влиянием растерянности и момента, тоже поворачивает голову в сторону шума. Перед глазами почему-то всё размыто и нечётко: люди видятся яркими пятнами, плавно пульсирующими своим разноцветием. На сцене, облокачиваясь рукой о белую крышку рояля, возвышается белое свечение. Чонгук проморгался, стараясь сфокусироваться. Свечение трансформировалось в молодого мужчину в белом костюме со снежными, небрежно уложенными, короткими волосами. Он широко улыбался крупными ровными зубами, широко распахнув голубые глаза. В поднятой руке он удерживал высокий флют с шампанским и ждал, пока гул голосов стихнет. — Добрый вечер! — наконец вступил он высоким уверенным голосом. — Я искренне рад сегодня здесь видеть вас всех и каждого в отдельности! Каждый год, в уютном кругу друзей и близких, мы традиционно справляем годовщину открытия нашего совместного детища. Признаюсь честно, я далеко не первый год занимаюсь ресторанным бизнесом, но ещё ни одно заведение не вызывало у меня такого душевного трепета. Я будто своего ребёнка ращу и на ноги ставлю. Слава Богу, что он хотя бы кушает хорошо, — игривая ухмылка и понимающие смешки гостей из зала, оценивших шутку. — В остальном этот капризный ребёнок поначалу так же не давал спать ночами. Никакой личной жизни, — снова смех и редкие хлопки. — Сегодня нашему детищу пять лет, в течение которых вы поддерживали его, хвалили и критиковали, помогая расти и развиваться. Поэтому это наш общий праздник. Общий семейный праздник. А семья должна справлять такие годовщины только вместе, верно? Я хочу пригласить ко мне, на нашу маленькую сцену, человека, без которого этого места не случилось бы в моей и вашей жизни. Я знаю, как он не любит красоваться на публике — подумать только, даже кулисы себе настоящие придумал, вот скромняга! — реакция гостей не заставляет себя ждать, мини стендап-выступление проходит на ура. — Но мне кажется, что поднять бокал за счастливое будущее мы обязаны вместе, как владельцы, как равноправные партнёры в бизнесе и в жизни. Тэхён, огонь души моей, иди сюда немедленно! Мужчина продолжает улыбаться и подначивать гостей на аплодисменты и одобрительные возгласы. Чонгук не хочет переживать этот момент снова, но сделать ничего не может ни с собой, ни с моментом, неотрывно следя за тем, как тонкий силуэт в чёрном, увенчанный алой короной пламенных локонов, легко и скользяще взбирается на возвышающийся пьедестал и становится рядом с блондином. Он усмехается уголком рта, склоняя голову и вновь таким образом благодаря за внимание, поднимает бокал, протягивая его блондину. Но тот не спешит с завершением тоста. — Я добавлю всего несколько слов, — чуть смущаясь, продолжает он, поворачиваясь к Киму. — Мы прошли вместе трудный и долгий путь. Я восхищён твоим талантом и умением учиться, упорством. Ты начинал с нуля, совершенствуясь и стремясь к идеалу. Ты заставил и меня встряхнуться, на многое посмотреть по-новому. А ведь я считал Азию консервативной, — косой взгляд в зал и одобрительный смех гостей. — Оказалось, что в тебе тысячи неоткрытых граней и возможностей, которые, надеюсь, я помог тебе раскрыть хотя бы частично. Хочу, чтобы так продолжалось и в будущем. Блондин смешался, облизывая губы. Рука неуклюже дёрнулась к карману белоснежных брюк, вытягивая маленькую коробочку. Теперь Чонгук видел болезненно чётко каждую деталь, будто рассматривал сцену в тактический бинокль. Тот, который в белом, продолжал в волнении покусывать губы и сжимать бархатную коробочку, решая куда деть бокал с шампанским. Зрители за столиками, стоявшими ближе к сцене, уже тоже разглядели подоплёку заминки и подбадривающе гудели. Тэхён… оставался великолепен в своём спокойствии и расслабленности. Он был несколько выше блондина, смотрел на его метания чуть склонив голову и оттянув уголок рта в снисходительной усмешке. Чонгук неосознанно стиснул пальцами стекло бокала в руке. Что же это?.. — Тэхён, — решившись, выпалил блондин. — Я знаю, что ты бы этого не одобрил, предупреди я тебя заранее. Публичность тебя раздражает, но я не мог не попробовать. Я хочу… — Это уже значительно больше нескольких слов, да, Лиам? — бархатный баритон провибрировал у Чонгука в груди, хоть и говорил Ким не громко. — Тот пятнадцатый бокал был явно лишним. Лицо блондина удивлённо вытянулось, а поклонники его юмора уже вовсю хихикали над мягкой усмешкой Тэхёна. Ким звонко стукнул своим бокалом о бокал Лиама, сделал глоток и крепко обнял растерявшегося мужчину, заводя его руку со сжатой в пальцах коробкой за спину. — Спасибо за незаслуженные комплементы и внимание, — обращаясь ко всем сразу, улыбнулся Тэхён. — Наше выступление несколько затянулось. Приятного вечера и аппетита! Он переместил руку на плечо блондина и, как показалось Чону, с некоторым усилием увёл того со сцены. Гости, немного пошумев, вернулись к ужину и своим разговорам, наслаждаясь вечером. Чонгуку возвращаться было некуда. — Папа, а о чём говорил тот дядя? — голос дочери воткнулся в мозг раскалённой иглой. — Он так быстро болтал… ничего не разобрала… — Да, я тоже мало что понял, — заторможенно отозвался Чон, обнимая девочку. Он медленно повернул голову и прямо посмотрел на Банчана. — Зачем, Чан? — Я… — смятённо начал тот. — Пааап, — встряла Дея, — а мне дядя музыкант понравился. Такой красивый! — Малыш, не сейчас, — пробормотал брюнет, высверливая взглядом во лбу друга крупное отверстие. — Дея, иди ко мне, пожалуйста, — позвала Виен дочь. — Но мам! У него волосы, как у русалочки Ариэль! Я такие же хочу! И на русалочку посмотреть тоже… — Поедем в Дисней Лэнд — обязательно посмотришь. Там она настоящая, — пообещал Банчан, с облегчением переключившись на начинающую капризничать и упираться девочку. Глаза её тут же загорелись восторженным огнём, а Чонгука обожгло глухой яростью. — Банчан! Под громкий возглас замер мерный шум зала и звонко лопнул в пальцах бокал. Дея шарахнулась к матери, напуганная резким голосом отца. Секундой спустя вокруг Чона уже суетился официант, пытаясь исправить положение. — Мы можем заменить скатерть и приборы, это займёт несколько минут, — предложил он, собирая осколки на поднос. — Да, пожалуйста, — процедил Чонгук, поднимаясь на ноги. — Мы пока выйдем подышать. Да, Чан? Друг растерянно улыбнулся и сглотнул, борясь с желанием забраться на закорки к официанту и позорно сбежать. Коротко глянув на Виен и Дею, он обречённо вздохнул и поплёлся на открытую веранду за широко и решительно шагающим Чонгуком. Солнце неумолимо клонилось к закату, окрашивая выбеленные перила и доски настила в розовато-оранжевые цвета. На фоне этого мягкого, оптимистичного и благостного света Чон, нервно меряющий шагами веранду, смотрелся чуждо и неуместно. — Гук, ты всё близко к сердцу принимаешь, — стараясь попасть в максимально участливый тон, начал Банчан, останавливаясь чуть в стороне. — Я ничего не подстраивал, поверь мне. Стечение обстоятельств, всего лишь… — То есть, ты не знал? — с убийственным сарказмом спросил тот, впиваясь в друга тёмным взглядом. — Знал, конечно, — виновато пожал плечами Банчан. — Пытался отговорить Виен, предлагал другое место. Но ты же её знаешь… — Знаю, — оборвал Чон. — И тебя знаю. И не понимаю ни черта именно поэтому. Зачем, Чан? Ты меня проверить решил? Или не меня?.. — Я же сказал — неудачное стечение обстоятельств. Но… раз ты так категоричен… Думаешь, что было похоже на проверку? — сощурился друг. — Тогда ты её не прошёл. — Что?! — Чонгук аж задохнулся, взмахнув руками в возмущении. — Слишком бурная реакция для незаинтересованного человека, — легко пояснил шатен. — Чего ты сбежал-то? Чего кричишь на меня? Тебе ли не всё равно? Тебя там жена с дочерью ждут, между прочим. А мы о чём говорим? Вернее, о ком. Взбесился как ненормальный. К чему бы? — К тому, что это мерзко попахивает предательством, — зло прошипел Чон, стискивая зубы. — О, ну я спорить со специалистом не буду. Ты же в этом лучше разбираешься, правда? — Прекратите немедленно! Из-за спины Банчана выросла стройная фигурка Виен. Она недовольно хмурила брови и поджимала пухлые губы, поглядывая на обоих мужчин. Правой рукой крепко сжимала маленькую ладошку Деи, прячущуюся за маму. — Банчан, ты хочешь поговорить со мной об этом? — зло процедил Чонгук. Рука инстинктивно потянулась к галстуку, ослабляя узел. Он дёрнул головой, освобождая сдавливаемое горло. — Это не моё дело, — махнул рукой тот, отступая. — Я тоже так считаю. И тем не менее ты вмешиваешься! — Гуки, да с чего ты взял, что всё в этом мире крутится вокруг тебя? Как минимум один объект уже не крутится точно! — Мальчики, хватит!***
Дея не любила, когда папа так сердился. На неё он никогда не повышал голоса и не разговаривал таким тоном. И с мамой они никогда-никогда не ругались. Девочка очень гордилась, что её мама и папа были настоящими, самыми лучшими друзьями. Иногда папа ругался на кого-то по телефону. Но для этого он уходил в свой кабинет и плотно закрывал за собой дверь, а мама тут же вела её на кухню, баловаться мороженым или вафлями с клубникой. А сегодня всё шло не так… Почему папа и дядя Чан так кричали друг на друга? Даже мама не смогла спокойно усидеть за столом и пошла их разнимать. Только никто её не слушал: папа злился и рычал как страшный лев, а дядя Чанни фыркал как дикий кот. Дразнились и цепляли друг друга, словно глупые мальчишки из её группы. Правда, те ещё и подраться могли, и тогда воспитательница растаскивала их по углам и наказывала. А если папа с Чанни вдруг подерутся? Как страшно… Дея легонько потянула руку, выскальзывая ладошкой из ослабевших пальцев отвлёкшейся матери. Незаметно сделала один шаг назад, второй, третий… Взрослые продолжали грубо перебрасываться фразами, совершенно не обращая на неё внимания. Девочка осмотрелась по сторонам: в двух маленьких шагах от неё к берегу тянулась длинная деревянная дорожка. Но она не заканчивалась у воды, а бежала дальше, рассекая шуршащие волны. Кажется, папа говорил, как она называется… как же? Дея бросила короткий взгляд на родителей и, хитро улыбнувшись, юркнула на эту самую дорожку. Каблучки её туфелек гулко стучали по деревянным дощечкам. Там, где на песок уже начинали набегать волны, а настил уходил далеко вперёд, она остановилась. Идти дальше было страшновато: бортиков не было, между дощечками появились щели, в которых виднелась темнеющая вода, да и сама дорожка высоко поднималась на круглых опорах. Дея споро расстегнула туфельки, стянула белые гольфы и спустилась на узкий пляж, зарываясь пальцами в ещё тёплый песок. Близко к воде она идти не решилась — волны могли намочить подол её длинного красивого белого платья. Мама наверняка отругает. А папа, конечно, возьмёт на руки, покажет маме язык и поцелует Дею в щёку; скажет, что не случилось ничего страшного, из-за чего стоило бы так ругаться… Что же тогда у них случилось сейчас? Девочка, осторожно ступая по песку, прошлась вдоль кромки воды. Чуть в стороне стоял маленький деревянный домик. Наверное, днём в нём живут спасатели… Сейчас на двери висел большой замок, но рядом с домиком она рассмотрела лавочку и быстро зашагала к ней. Там можно и тихо посидеть, смотря на красивую воду, и платье не запачкается. Забравшись на дощечки сиденья, Дея аккуратно расправила складки струящейся ткани, сложила ручки на коленях и выпрямила спину, устремляя взгляд на горизонт. Волны убаюкивающе шипели, набегая на берег и утаскивая за собой светлый песок. Девочка посмотрела в сторону веранды ресторана — отсюда видно было только светящиеся фонарики на перилах; ни взрослых, ни их голосов было не слышно. Вдруг совсем рядом, за домиком, кто-то длинно вздохнул. Дея подпрыгнула на месте, сдержав испуганное ойканье. Кто-то прятался с другой стороны от домика. Сердце заколотилось как у колибри. Было страшно, а ещё страшно любопытно. А вдруг там русалочка? Она же на берегу огромного океана! Где, как не здесь, ей встретить настоящую Ариэль. Дея, дыша через раз и зажимая ладошкой рот, спрыгнула со скамейки и на цыпочках обошла домик, заглядывая за угол. Прямо на песке действительно кто-то сидел. Не увидев чешуйчатого хвоста, девочка разочарованно вздохнула и смело шагнула навстречу незнакомцу. А чего бояться, если это обычный человек? Мужчина сидел прямо на песке, вытянув одну длинную ногу и согнув в колене другую, не боясь замарать свои чёрные брюки и рубашку. На рукавах красиво свисали ажурные рюшки, как на платьях у любимых диснеевских принцесс. Дея посмотрела на его лицо и радостно улыбнулась: это был тот самый дядя пианист, с такими красивыми красными волосами. Он постоянно подносил руку к губам, и у лица загоралась красная точка, смотрел же он только вперёд, на воду. — Добрый вечер, — вежливо обратилась к нему Дея на английском, выходя из-за своего укрытия. Мужчина медленно перевёл на неё затуманенный взгляд и склонил голову к плечу. — Добрый вечер, юная леди, — тихо ответил он. И голос был такой мягкий, тягучий, как мурчание большого пушистого кота. Он задал ей какой-то ещё вопрос, но незнакомых слов в нём оказалось гораздо больше нормы, чтобы разобрать хотя бы общий смысл. Дея, с открытым ртом внимающая красивому дяде с приятным голосом, досадливо хныкнула и отчаянно вздохнула. Она была готова разрыдаться из-за своего незнания языка. Мужчина вопросительно поднял брови, ожидая ответа, а девочка растерянно пожала плечами и сдавленно прошептала на родном языке. — Простите, сударь, я ничего не понимаю… Но он нисколько не удивился и тут же перешёл на корейский. — Я спросил, почему прекрасная принцесса гуляет одна на пляже, когда солнце уже почти село. — Но оно же ещё не спряталось до конца, — хитро сощурилась Дея. — Значит, у меня есть ещё время. А почему Вы грустите? — Нет, я не грущу, — удивился красноволосый. — Задумался. — А зачем курите? Это вредно! — Я знаю, — усмехнулся он и подался чуть вперёд. — Но ты же никому не расскажешь? Дея решительно замотала головой. Хранить секреты она умела лучше, чем папа. — Вы очень красиво играете, — уверенно заявила девочка, переминаясь с ноги на ногу. — Я только начинаю учиться, и у меня так не получается, хотя очень хочется… — У тебя всё впереди, принцесса. К капле таланта надо приложить море усилий, и тогда всё получится. — Вот и папа так же говорит. — И он прав. Значит, ты слышала, как я играл. Могу предположить, что ты наша самая почётная гостья сегодня? — Дея поразмыслила пару секунд и кивнула, широко улыбаясь. — А твои спутники наверняка волнуются из-за потери такого сокровища. Может, пора уже к ним вернуться? Солнце почти скрылось. Девочка закусила губу и обернулась назад. Вот сейчас она хорошо представила, что скажут ей её спутники, которые, наверняка, ищут её днём с огнём. Скорее всего, папа уже не будет её защищать… — Боишься, что будут ругать? — догадался пианист, мягко улыбаясь. — Хочешь, я провожу тебя? Со мной будет не так страшно? Дея смущённо кивнула и потупила взгляд, цепляясь за белый подол пальчиками. Мужчина смял окурок в песке, точным щелчком отправил его в урну у двери домика и легко поднялся на ноги, потягиваясь и стряхивая песчинки с одежды. — Идём? — он протянул руку, склоняясь перед ребёнком. Дея подняла голову и прямо взглянула в его красивое лицо, в знакомые мамины глаза цвета топлёной карамели. Те, что часто видела сама, смотря в зеркало. Хотя улыбался он совсем чуть-чуть, только уголками губ, лицо его сразу преображалось — становилось таким милым и добрым, что отказывать совсем не хотелось. Она улыбнулась в ответ и ухватилась за широкую горячую ладонь. — А как Вас зовут? — вдруг спохватилась девочка, вспоминая про то, что родители не разрешали разговаривать с незнакомыми людьми. Но если узнать имя, незнакомец сразу станет другом, правильно? И никто не станет ругаться. — Зови меня Тэ, — представился пианист. — А как же назвали родители такую невероятную красавицу? — Дея, — гордо ответила девочка, семеня за длинноногим новым другом. — Это папа придумал. Оно означает… — Божественная, — перебил Тэ. — Тебе очень подходит. Ты не замерзла? Песок остывает быстро. Дея отрицательно помотала головой и указала на оставленные на деревянном мосту туфли и гольфы. В обратную сторону они дошли гораздо быстрее. Мужчина стряхнул с дощечек песок и мифическую пыль, усадил на них девочку и взялся натягивать обувь на маленькие ножки. — Мне папа тоже всегда помогает с застёжками, прямо как Вы. — А ты папу очень любишь, да? Он у тебя с языка не сходит. — Да! Он у меня самый-самый лучший! — Не сомневаюсь, — усмехнулся Тэ, снова протягивая руку. — Видишь, там у входа уже суетятся. Поторопимся? Нельзя же заставлять самого-самого лучшего папу так переживать из-за твоего отсутствия. Чем ближе они подходили к освещённой огнями веранде, тем Дея сильнее робела и инстинктивно отступала за спину своему новому другу. От входа в ресторан к ним уже спешил дядя Чан, за которым бежала мама. — Дея! Слава Богу! Разве можно так убегать? — воскликнула мама. Банчан опустился перед девочкой на колени и порывисто обнял. — Ты нас очень напугала, малышка. Особенно маму. Больше так не делай, хорошо? — прошептал Чанни, заглядывая своими беспокойными глазами в её лицо. Дея согласно закивала, поджимая губы. Ругать её не собирались, но за своё глупое поведение стало очень стыдно. Брюнет подхватил девочку на руки и встал, поворачиваясь к Тэ. — Где ты её нашёл? — Скорее, она меня нашла, — усмехнулся красноволосый, с неподдельным любопытством рассматривая Банчана, держащего Дею на руках, и гладящую её по спине маму. — Мы вместе посмотрели закат, немного поболтали и пришли сюда. Простите за задержку. — Спасибо Вам большое! — растроганно проговорила мама, целуя девочку в щёку. — Простите, что доставили Вам неудобства. Обычно она… — Ничего страшного, — заверил пианист, качая головой. — Мне вовсе не трудно. Мы очень мило побеседовали, никаких неудобств. Мы же теперь друзья, да, принцесса? — он лукаво подмигнул Дее, протягивая руку с вытянутым мизинцем. Девочка просияла, цепляясь своим маленьким мизинчиком и покачивая кисть. Этот красивый дядя, с такими замечательными волосами и вкрадчивым голосом, нравился ей с каждой минутой всё больше и больше. Он улыбался, и его глаза начинали светиться. — Друзья, говоришь? — тихо уточнил Чан, прищуриваясь. — Дея! — раздалось взволнованное из сумерек пляжа. Все, кроме дяди Тэ, повернули головы. По деревянному настилу к их компании спешил папа. Девочка радостно заулыбалась — вот сейчас она познакомит его с дядей Тэ, и они обязательно тоже подружатся. Ведь у них столько общих привычек! И дружатся мизинчиками, и принцессой называют, и обувают её, на удивление, совершенно одинаковыми движениями. Дея потянулась к отцу, перебираясь на его руки, чмокнула в нос (чтобы точно не сердился на неё и больше не беспокоился). — Пап, а мы с Тэ гуляли!***
Чонгук тихо выдохнул, прижимая дочь к себе и зажмуриваясь. Он вот только что пробежал по берегу пару километров, утопая по щиколотку в песке, и ещё до конца не пришёл в себя. Дея, как обычно, тёплым комочком ютилась у него в объятиях, обхватив тонкими ручками шею и сопя на ухо. Живая, здоровая. Ничего ведь страшного. Увлёкшись своими разборками, никто не обратил внимания, когда ребёнок, видимо, испугавшись ссоры взрослых, тихонько улизнул. Виен тогда побежала обратно в зал — вдруг девочка вернулась за их стол; Банчан, как самый местный из всех, занялся территорией вокруг ресторана; а Чонгук ринулся на пляж — кто-то видел, как маленькая девочка спускалась к воде, но вот только не усмотрел, в какую сторону ушла дальше. Сердце не торопилось сбавлять учащённый стук. Минуточку… с кем она гуляла? Чонгук распахнул глаза и на полном ходу влетел под тяжеленный взгляд Тэхёна. Как будто на купе-мини под локомотив попал — всмятку авто, насмерть водитель. В сухом от пробежки горле всё рассыпалось в пыль окончательно. — О, даже так, — мрачно усмехнулся Ким, отступая на шаг. Его губы всё ещё поддерживали жалкое подобие вежливой улыбки, но темнеющий взгляд колол ледяными иглами. — Что ж, приятного вечера. — Подожди, — выпалил Чонгук раньше, чем успел подумать или одёрнуть себя, перехватывая его руку. Банчан и Виен молчаливо слились с фонариками и витринными окнами ресторана. Чон даже Дею на руках не чувствовал, напрягал мышцы по инерции. В голове билась только одна сумасшедшая мысль — не дай ему уйти! И он не давал, удерживая чужую руку. Под тонкой тканью рубашки оказалась широкая полоска грубого кожаного браслета, обхватывающего запястье. Если бы не его шнуровка, за которую Чонгук так удачно зацепился, Тэхён бы уже вывернулся и ушёл. А так нет — стоял и, сцепив зубы, выкручивался из ладони Чона. — Пусти, — казалось, его губы даже не шевельнулись, а голос сам по себе скользнул под кожу. — Тэхён! Вот ты где! А я уже с ног сбился, тебя разыскивая! Неловкая атмосфера осыпалась осколками, царапая кожу и забиваясь колкой пылью под веки. Слепя белизной своего костюма, на веранду из ресторана вылетел владелец — Лиам, решительно подходя к ним. Тэхён резко дёрнул рукой, сбрасывая пальцы Чонгука, и отвернулся к блондину. — Прости, я иду. — Привет, Чан, — улыбнулся широко Лиам, протягивая руку Банчану. — Извини, что не подошёл раньше. Сегодня очень суматошный вечер. — Это точно, — хмыкнул тот. — Примите мои поздравления. — С чем? — заморгал удивлённо Лиам, а потом закатил глаза, состроив приторную мину. — Ах, ресторан. Точно. Спасибо. Ты представишь мне своих друзей? Тэхён явно не собирался ни с кем знакомиться, попытавшись незаметно протиснуться мимо. Но блондин, снисходительно усмехнувшись, ловко ухватил его за талию и притиснул к своему боку, не давая возможности сбежать. Сам же выжидательно уставился на Банчана. — Конечно, — растерянно кивнул тот. — Мой друг Чон Чонгук, его жена Виен и дочка Дея. Они совсем недавно в штатах… — Чон Чонгук, — широкая улыбка съехала на один бок, превращаясь в кривую ухмылку. Блондин дёрнул бровью и цокнул, якобы припоминая. — Мы как будто бы виделись очень давно на свадьбе общих знакомых, верно? Очень рад новой встрече. Надеюсь, не последней. Прошу прощения, но мы вынуждены идти — сегодня совсем нет времени. До встречи. Лиам дёргано кивнул Чану и семейству Чон на прощание и направился обратно ко входу в ресторан, потянув за собой Тэхёна. — Это что такое было сейчас? — тихо спросила Виен у Чана, неприятно впечатлённая странным диалогом. Дея скользнула с рук отца и вцепилась в мамину ладонь, прячась за юбку её платья от странного иностранца со злым взглядом. Самое обидное для девочки было то, что её новый друг, уходя, даже не посмотрел в её сторону… — Вот это-то я и имел ввиду, когда предлагал тебе выбрать другое место. Характер у Лиама… Они продолжали тихо переговариваться, пока Чонгук, теряя остатки самообладания, смотрел в прямую спину уходящего Тэхёна. Рука Лиама по-хозяйски лежала у Кима на талии, и Чонгука основательно тряхнуло от вида этого зрелища. Да что же?.. — Тэхён, — окликнул брюнет и сделал несколько шагов в их сторону, запоздало проклиная свой прогрессирующий идиотизм. — Спасибо тебе, что нашёл дочь… Они не затормозились ни на секунду, Лиам вообще никак не отреагировал. Зато Тэхён на ходу чуть повернул голову и тихо, чтобы расслышал только Чонгук, бросил сквозь зубы: — Твоя благодарность даром не нужна. При себе оставь. Стеклянные створки за мужчинами сомкнулись, отрезая от вечернего бриза, возмущений Виен, тихого бормотания Банчана и остывающего взгляда чёрных глаз, что не могли не смотреть вслед.***
В зал они так и не вернулись. Дея, забравшись обратно на руки к отцу, заканючила и запросилась домой, а Виен, махнув рукой, поддержала её из женской солидарности — подпорченное настроение сегодня не поправить даже самым восхитительным ресторанным ужином. Зато Банчан пообещал накормить всех голодных шикарными фахитос с курицей, как только они доберутся до холодильника и плиты. Дея заснула на руках Чонгука, стоило им только сесть в такси. У входной двери их уже встречала заметно посвежевшая мисс Браун, тут же забравшая девочку у Чона. Женщина неодобрительно покачала головой и унесла малышку в комнату. Пока Банчан массовал Виен себе в подмогу на нарезку овощей и прочую подсобную помощь, Чонгук захватил бутылку красного вина, бокал и, старательно не привлекая к себе внимания, сбежал на балкон, опоясывающий второй этаж. Тихо прокрался мимо окна спальни, за которым переодетую и причёсанную Дею укладывала няня; завернул за угол, к своей блёклой радости обнаружил два кресла и круглый стол между ними. За перилами, метрах в ста, шумел ночной океан, а на этой стороне дома свет не горел ни в одном из окон. Серебряный лунный диск выстилал светящуюся дорожку на тёмных водах, отбрасывал холодные лучи на полоску пляжа и стоящие на берегу виллы. Брюнет рухнул в одно из кресел, откупорил бутылку и не жадничая наполнил бокал. На свидание с Луной надо ходить подготовленным — в одиночестве и слегка подшофе. Стоило бы выбрать что-то покрепче, но тогда не удалось бы смотаться тихо и побыть немного одному. На обратной дороге домой умница Виен делала вид, что ничего такого не случилось. Банчан косился на друга побитым, но гордым щенком, лично с ним не заговаривая. Дея же задремала, наконец перестав с воодушевлением вспоминать своего нового друга с красивыми волосами. Как у детей всё просто — красный, значит красивый; улыбается, значит добрый; сказал, что друзья, значит на всю жизнь. И ей не объяснишь, что всё далеко не так. Да и не стоит пока объяснять, потому что разочарование и обида у детей очень яркие и вселенские, будто и не пережить такое. Дочь всегда плачет навзрыд, теряя любимую игрушку; забирается на колени к отцу, утыкается сопливым носом в рубашку на груди и ревёт, будто потеряла не игрушку, а смысл жизни. Чонгук же обнимает своё маленькое сокровище, прижимает к себе и старается не скулить втОрой — у самого сердце сжимается от искренних детских слёз. Дети бурно обижаются, так же бурно мирятся и прощают. Со взрослыми намного сложнее. Например, завтра придётся говорить с Банчаном, извиняться за свою несдержанность, играть в словесный пинг-понг, блюсти ритуалы. Чонгук был согласен помириться, только бы избежать выяснения подробностей и обстоятельств, с любой стороны. Хватит. Не готов ни объясняться, ни выслушивать. Говоря откровенно, он бы и сам с собой не хотел это выяснять. Управлять головой он научился в совершенстве, а вот сердце и душа дрессировке и муштре не поддавались, подводя его в самый ответственный момент. Как сегодня. Банчан прав — элементарную проверку он с треском провалил. Сейчас, цедя терпкое вино и гипнотизируя лунный прожектор, он был спокоен и почти трезво мог оценивать и раскладывать по полочкам своё неуправляемое нутро. Хотелось, конечно, элементарно напиться и забыться, но такой метод был сильно временным, он уже проверял и весьма неудачно. Ожидал ли он в принципе, что когда-то где-то совершенно случайно вновь встретит Тэхёна? Да, чисто гипотетически. И в этой эфемерной теории у него сердце не ломило и не рвалось из груди, пульс бешено не бился в висках, дыхание не застывало в лёгких и глаза не затягивались ледяной коркой. Предполагал ли он, что Тэхён будет так дьявольски красив и далёк от него — в сотне миллиардов парсеков безвоздушного пространства? Скорее старался не думать об этом, не дразнить фантазию и не трепать свои изрядно потоптанные нервы. Лучше бы трепал, когда было время. Он не был готов. И, честно говоря, никогда бы не смог подготовиться. Сейчас, здесь, наедине с ночным светилом, не вслух, можно было честно признаться: с присущими для себя самого прилежным старанием и упорством, Чонгук шесть лет пытался отучать себя от мыслей и воспоминаний о Тэхёне. Уроки давались тяжело, он бился безуспешно, заглушая по ночам отчаянный вой подушкой. По сути, ничего нового. Всё это он уже переживал в детстве. Не так масштабно и длительно, но чувства были очень знакомыми. Тэ научил его не только любить как в последний раз, но и страдать как никогда раньше. Будучи жертвой, наверное, легче было бы пережить такой разрыв. Чувства и боль в той же мере, только не прижимает к земле виной и бесконечными «а что, если?..». Но Чон-то жертвой не был и слегка завидовал Киму, потому что сам не способен был возненавидеть. Обижаться на Тэ не мог и права не имел за то, что тот смог. Ведь было за что, и этого уже не изменить, не переиграть… Как же временами он скучал по своей давно и безвозвратно утерянной выдержке, вытравленной поцелуями и прикосновениями Тэхёна. А ещё он стал страшно скучать по матери. Вот так, держался десять с лишним лет, привыкал, и оказалось, что бесполезно. Оказалось, что не к кому ему идти со своей сердечной болью и душевной проказой. Он даже в Японию слетать не смог за это время — не было и двух свободных дней, чтобы хотя бы коротко навестить памятные места, походить, помолчать, мысленно попросить совета, банально пожалиться. Ведь болело всё: настырно, постоянно и ноюще, особенно там, где витиеватым рисунком из прошлого чернел на рёбрах знак бесконечности. То сильнее накатывало, то отпускало немного, готовясь к новой волне. Татуировку он хотел свести. Даже записался на болезненную процедуру, доехал до нужного места и остался сидеть в машине, невидяще пялясь на приборную панель и сжимая руль. Не смог, не захотел. Не решился. Ещё Сенека писал, что каждый несчастен настолько, насколько полагает себя несчастным. Видимо, Чонгук полагал себя несчастным целиком и полностью, страдал от души всем сердцем и даже не пытался чувствовать иначе. Потому что заслужил, потому что это единственное, что осталось у него от любимого. И даже если это единственное сточит его под корень — а он загуглил, что и такое случается — Чонгук был не против. В конечном счёте, ко всему привыкаешь рано или поздно. Он тоже привык к постоянному раздраю и тупой ноющей боли, сроднился с ними, воспринимал как неотъемлемую часть себя, беспокоился, когда немного утихало. И тогда драконил себя заново, чтобы не терять ощущения. Забивался в какой-нибудь тихий угол, отгораживаясь от родных отчётами, графиками и плоскими отговорками, жрал себя со вкусом и аппетитом. Теперь в нём жило две личности: одна — холодная, целеустремлённая, расчётливая, лишённая эмоциональных всплесков; вторая — жалкая, маленькая, закомплексованная, склонная к моральному самоистязанию. Главенствовала первая — вела переговоры и бизнес, исполняла контрактные обязательства и жила сегодняшним и немного завтрашним днём. Вторая же, в минуты перегрузок и усталости, зубами вырывала вожжи управления и упивалась своей глухой тоской и безысходностью. Чонгук больше не рассчитывал ни на какое «долго и счастливо». Своё он проебал (именно так и никак иначе), а другого быть не могло. Зато была цель и масса усилий в неё вложенных, а значит, хоть какой-то смысл всё ещё присутствовал. И так было бы и дальше, если бы не этот проклятый вечер… Джин в далёком прошлом часто говорил, что Чонгук страшный тугодум и не обладает даже каплей эмпатии. Прав был, да только что-то всё же подсказывало Чону, что переезд в штаты не будет таким простым и ладным, как они его готовили. Да, думали, что проблемы будут, но на совсем ином поле. Беда пришла откуда не ждали. Закон подлости или судьба? Не та судьба, что красной нитью связывает две души единожды и всю последующую жизнь притягивает их друг к дружке из любого уголка земного шара. Тут сыграли фатум и возмездие; карма, которая вроде как улыбалась тебе, но вдруг передумала и нож в сердце воткнула. Как справляться дальше? Где та часть, что рациональна и холодна? Нет её, только скулящее в ужасе ничтожество требует жалости к себе. Мерзко. — Ты опять? Чонгук вздрогнул, далеко уплыв на дырявом плоту размышлений. Виен заглядывала ему в глаза, нависая сверху и мягко улыбаясь. — Что? — он заморгал и подтянулся на кресле повыше, уползая от её прямого взгляда. — Самобичеванием занимаешься, — просто пояснила жена. — Сбежал, как всегда, спрятался, делая вид, что занят исключительно философскими измышлениями. Но я-то тебя знаю. Меня не обманешь. — Устал, наверное, — пожал плечами Чонгук, с сожалением покачивая опустевшую бутылку. — Перелёт, ужин этот бестолковый… — Гуки, не напрягай меня, — пригрозила Виен. — Выкладывай, что на этот раз? Всё то же? Брюнет хмыкнул, отрицательно покачал головой и откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза. — Лжец, — констатировала она. — Но я уже здесь, а со мной две бутылки Мерло и мы втроём настроены на беседу. Распахивай свои космические очи, возражения не принимаются. Давай сюда бокал. Виен торжественно водрузила оба сосуда на столик, разлила в бокалы по порции и протянула подношение мужу. — За наше предприятие и человеческую наивность, чтобы первое свершилось, а второе процветало, — пафосно произнесла девушка, чёкаясь стеклянными боками. Чонгук понимающе хмыкнул и сделал глоток. — А теперь, — облизнувшись, Виен подтащила второе кресло поближе к коленям Гука и забралась на него с ногами, устраиваясь, — вернёмся к твоим демонам. К одному-единственному. Ведь это был он, да? — Да. — Я так и поняла. Красивый. Вкус у тебя отличный. — Ви, прекрати. — А я объективна! Я тоже красивая. Дея так вообще картинка. Вот какие мы у тебя, все на подбор! Пусть другие обзавидуются, — рассмеялась девушка. Чонгук даже улыбнулся её кристально-чистой самоуверенности. Виен внезапно замолчала и очень серьёзно посмотрела ему в глаза. — Гу, ты голову теряешь рядом с ним. Даже спустя столько лет. Это опасно. — Я… я не хотел… — Не хотел — не вел бы себя так. Ты хотел. И хотеть продолжаешь. Вопрос в расстановке приоритетов и точке зрения. Что касается первого — я буду категорична. Сейчас не время, Гукки, ты сам знаешь прекрасно. Не будешь держать себя в руках — потопишь нас. Мы же договорились, ты же помнишь? Столько раз это обсуждали не для того, чтобы на финишной прямой всё просрать. — Ви! — Что? — воинственно вздёрнула подбородок она. — Кому мы можем доверять? — Друг другу, — тут же отозвался Чон. — Именно. Даже здесь, в штатах. Пока финальная точка не будет поставлена — ушки востро, ручки по швам и широкую улыбку на лицо, понял? Иначе укушу. Брюнет снова хмыкнул, осушил бокал и протянул его жене за новой порцией. Девушка сжалилась и разлила остатки. — Ладно, не обижайся на меня, что я как строгая мачеха. Тебе необходим систематический пинок, иначе в ил закопаешься и тебя оттуда потом не вытащишь. Поэтому перейдём ко второму пункту — точке зрения и твоим извечным мукам совести. — Не надо, — взмолился Чонгук, морщась. — Не хочу я об этом… — Надо, — уверенно кивнула Виен. — Ты мне нужен в здравом уме, с ясным зрением и чёткой жизненной позицией, а не вот это вот всё. И я не устану повторять одно и то же, что повторяю на протяжении шести лет — ты не плохой человек, не монстр и не садист. Ты не мог поступить иначе. — Мог, — упрямо мотнул головой Чон. — Но не сделал ничего. — Не мог, — настаивала Виен. — Что за глупости? Мы же не в сказке, где все проблемы решают феи-крёстные. Ну, давай серьёзно. Да-да, не закатывай глаза, если тебе надо это повторить в тысячный раз — мне не трудно, это уже как будто бы моя семейная обязанность. Итак, чисто гипотетически. Шесть лет назад ты бы бросил всё то, что строил полжизни — свою карьеру. Что ты фыркаешь? Когда ты работаешь продавцом на заправке — бросить легко, как и замену найти. А вот когда в твоих руках крутятся миллионы — ставки несколько повышаются, разве нет? И с чем бы вы, такие гордые и влюблённые, остались? Ни с чем. Опять всё с нуля? В вашем случае ноль не был бы точкой отсчёта, шкала начиналась бы из области минуса. Что бы ты ему предложил? Скитаться по друзьям? Очень по-взрослому, самостоятельно и независимо. Чушь. Никто не обязан устраивать ваше будущее. Ты знаешь, чем это чревато — долгами, которые очень трудно выплатить. Разве я не права? — Со стороны всё выглядит несколько иначе, — уклончиво ответил Чон. — Мне не важно, как выглядит со стороны. Это наша правда. Имеем право на неё. Согласись со мной — даже сейчас, вот именно в эту минуту, ты не имеешь никаких возможностей, руки по прежнему связаны. Но всё изменится, если ты заранее ничего не испортишь. — Ви, момент упущен, время ушло, прекрати меня обнадёживать на пустом месте. Нет никакой надежды. Милая, ты замечательный друг, твоя поддержка для меня неоценима, но… — Не «нокай», — перебила девушка, нетерпеливо шлёпая ладошкой по выставленному колену мужа. — Чушь это всё. В тебе столько упорства и силы, когда не впадаешь в модус унылой амёбы, что можно носом пол-Сеула перерыть. Ты умеешь добиваться поставленных целей, и это факт, а не комплимент. Да, был и смутный период в жизни, когда ты успел натворить и накуролесить, но от такого никто не застрахован, жизнь непредсказуема, всякое случается. Сейчас в приоритете есть одна цель. Как только мы с облегчением поставим против неё галочку «выполнено», ты поставишь новую и добьёшься своего, я верю. Хотя нет. Я точно знаю! Чоны не сдаются, так? Могут таиться, долго выжидать, но никогда не сдаются. Верно я говорю?! — Верно, — кивнул Чонгук, усмехнувшись. Этот маленький революционер-подпольщик, с горящими глазами и сумасшедшим энтузиазмом всегда очень заразительно толкал свои речи. — Вот и ладненько. Сосредоточься, пожалуйста, на главном. Это очень важно. Ради нас всех. — Я знаю. Я не подведу. — Умница, — Виен, довольная успешной психотерапией, звонко чмокнула мужа в нос. — Осталось помириться с Чаном, и я отстану от тебя. Я его позову. — Ви, нет, не сегодня. Честное слово… Виен, обрекающе кивая на каждое слово Чонгука, слезла с кресла, перегнулась через стол к тёмному окну и оглушительно замолотила кулачком по стеклу. Через минуту за ним возникло хмурое лицо Банчана. Девушка округлила глаза и махнула ему рукой. Банчан картинно вздохнул и пропал из поля зрения. — Скажи мне, тебе это зачем? — сощурился Чонгук, наблюдая за разворачивающейся на его глазах мимической миниатюрой. — Как зачем? — удивилась Виен. — Гукки, милый, нам нужны соратники, а не противники. — Нам? — усмехнулся Чон. — Или тебе конкретно? — Не так уж я и очевидна, — фыркнула она. Из-за поворота вывернул Банчан с тарелкой мексиканских лепёшек, хмурой миной и плотно сжатыми губами. Он молча поставил тарелку в центр стола и, под нажимом изящных женских ладоней, опустился в свободное кресло. — Я схожу за чем-нибудь покрепче, — пояснила Виен, танцующей походкой направляясь в дом. — У вас пятнадцать минут, или я всё вылакаю сама. Гуки знает, я могу. Девушка скрылась за поворотом, а Чонгук обречённо выдохнул. Спорить с женщинами трудно, практически невозможно… — Чан, — откашлявшись, начал он. — Я перегнул, прости меня. Ты не обязан со мной нянчиться, я понимаю… Я не ожидал такого… поворота событий, растерялся, наехал сгоряча. Прости. — Да и ты меня, — косясь на друга, пробормотал Банчан. — Я правда ненарочно. Это, конечно, компетенция Ли — верить во Вселенную и её промысел, но тут даже я соглашусь - само собой всё сложилось. Я не думал, что всех так заденет… Лиам, кстати, тоже на меня вызверился. Я же именно его просил на меня бронь перекинуть. Он сообщение мне прислал — в нём слово «fuck» встречается чаще остальных. Обиду затаил. — Ты не выглядишь сильно расстроенным, — заметил Чон, подхватывая пальцами с тарелки одну из фахитос. — Мы скорее знакомые, нежели друзья, — усмехнулся Банчан, заметно расслабляясь. — И не очень друг другу нравимся. — А Тэхён? — ровно спросил Гук. — С ним ты подружился? Банчан пожевал губу, раздумывая над ответом и внимательно изучая лицо друга. — Чан, я в порядке. Это просто вопрос. — С Тэхёном всё сложно. Он изменился… — Мы заметили, — фыркнул Чон, заталкивая лепёшку в рот целиком. — Нет. Дело не во внешности. Ты его уже не знаешь, Гук. Это другой человек. — А кто знает? — Ли и Джекс, — будто констатируя само собой разумеющееся, пожал плечами Банчан. — Мне не понять их взаимоотношений. Там что-то на уровне высших, божественных материй, простым смертным недоступных, — с сарказмом выплюнул шатен. — Не знаю, как… Ааа, ладно, — махнул рукой друг. — Если ты хочешь знать, как он тут жил шесть лет… — Шесть лет? — вскинул брови Чонгук, перестав жевать. — Лиама в ресторане ты не слушал, да? Ты не Цезарь, на несколько дел разом не способен — смотреть и слушать, слишком сложно, я понял. Твою женитьбу мы отмечали уже здесь, всей компанией. А вот за подробностями лучше к Линоу. Я предвзят. Чонгук задумчиво дожевал лепёшку с овощами и курицей, с трудом проглотил огромный кусок и тяжело вздохнул, разглядывая ночной пляж. Сказать проще, чем сделать. — С этим будут явные проблемы, — протянул Чон. — Последние шесть лет они со мной не очень-то и хотели общаться, теперь понимаю почему. Я — зло в их глазах, выводы давно сделаны… — Не думаю, — мотнул головой Банчан. — Выводы давно сделал Тэхён. У Вангов своя точка зрения. Не надумывай, просто поговори с ними. Надо же с чего-то начинать? — Я могу к ним съездить? — Ты спрашиваешь моего разрешения? — усмехнулся Банчан. — Я предупрежу, что ты приедешь с семьёй. А дальше будь что будет. Согласен? Чонгук с минуту молчал, раздумывая, и потом решительно кивнул. Хватит бегать от себя и других. Набегался.***
Как ни странно, но обстоятельства складывались самым наилучшим образом. Как раз таким, чтобы побыстрее перечеркнуть жизнь Чонгука своей стремительностью, не дав времени на обдумывание. Семейство Вангов оказалось как раз в городе и, после коротких переговоров с Банчаном, повелительно пригласило посетить их «скромное» жилище чете Чон. Назначили дату и время, Чан еле отбрехался от официальных пригласительных. Виен, выслушав предложение мужа, восторженно взвизгнула и захлопала в ладоши. Чонгук много рассказывал ей о своих американских друзьях, и с Линоу она хотела познакомиться очень давно. Девушка уже предвкушала затяжную экскурсию по их дому с пространными обсуждениями произведений искусства, которые скрупулёзно коллекционировал Ли. Чон её энтузиазма не разделял, но старался вида не подавать. Банчан героически вызвался их сопровождать, намекая на свою очаровательность в качестве буфера в экстренном случае. Ну, и так, компании ради. Дея, с удовольствием устроившись на плечах доброго дядюшки Чанни, вообще была согласна на любой кипиш, кроме голодовки, но и голодовку бы поддержала. Поэтому шумный и разношёрстный табор, пребывая в разной степени приподнятости духа, бойкою толпой топал по подъездной дорожке к высоким двустворчатым входным дверям особняка Вангов, строго в обозначенное время. Встречал гостей упакованный в форму, несмотря на тридцатиградусную жару, управляющий. Он учтиво сообщил, что хозяева ожидают у бассейна, собрал пожелания каждого по напиткам и скрылся в недрах большого особняка. Виен начала зевать по сторонам уже в гостиной, практически потеряв интерес ко всему одушевлённому. Чонгук первым шагнул за стеклянную створку, ведущую во внутренний двор, где на шезлонгах у воды действительно обнаружились его старые друзья… он надеялся, что всё ещё друзья. — О, ты только глянь! — громко и концентрированно ядовито воскликнул Джексон, вставая навстречу гостям. — Блудный сын вернулся! Тридцать лет и три года плутал по аравийской пустыне, водил за собой евреев, но таки нашёл дорогу в отчий дом. Я тронут до глубин прямой кишки. — Ты сам нас пригласил, — напряжённо парировал Чон, подходя ближе. — Он так шутит, — мягко вступился Линоу за мужа, разглядывая Гука поверх солнечных очков. — А ты не рычи, волчонок. Ты мириться приехал или кусаться? Быстренько подумай над ответом и иди сюда. Должен же я обнять наглеца, по которому так скучал? Китаец сверкнул широким оскалом и дёрнул проходящего мимо него Чонгука за руку, порывисто обнимая. Крепкие объятия Джексона плавно перетекли в аккуратные от Ли. Радоваться было пока рано, но всё равно стало чуточку легче. — И кто это с тобой? — театрально-удивлённо спросил Линоу, рассматривая скульптурную композицию «Женщины и их извозчик Банчан», застывшую за спиной Чона. Тот сглотнул, царапая враз пересохшее горло, на что Ли лишь снисходительно ухмыльнулся. — Не трясись, ГуГу. Знаем мы всё. Но приличия нужно соблюдать, верно? — он изящно проскользнул мимо замявшегося брюнета, протягивая Виен руку. — Меня зовут Линоу, и я счастлив познакомиться, миссис Чон. — О, ну что Вы, — смущённо замахала руками Виен, краснея. — Для Вас я просто Виен, и я тоже очень рада… — Тогда мы перейдём на «ты» и окончательно перестанем смущаться, — согласился блондин, расплываясь в улыбке. — А это что за маленькая красавица?.. Всё внимание переключилось на Дею, которая, не растерявшись, соскочила с рук Банчана и, придерживая объёмную юбку, присела в картинном книксене. Линоу практически растёкся в умилении, закономерно очаровываясь хитрой плутовкой. Дочь, оседлав любимого конька по покорению взрослых сердец, ринулась в атаку — спустя час времени вокруг неё вращались все, кроме, разве что, Виен, которая давно выработала иммунитет. Перезнакомившись и выпив по стакану охлаждающего коктейля, компания начала медленно распадаться: Виен утекла гулять по длинным коридорам и галереям, Банчан с Деей отправились к пляжу искать в океане дельфинов, Джексон ещё не определился в желаниях своей ветреной натуры — два разновозрастных ребёнка зазывали его на поиски дельфинов, а холодное шампанское с ананасом намекало, что и дома неплохо. Ли, оценив рекогносцировку вверенной ему территории, благодушно улыбнулся и утянул Гука в гостиную, ссылаясь на яркое солнце. Стоило им остаться одним, улыбка медленно стекла на пушистый ковёр под ногами. — Зачем ты здесь? — У вас дома? — оттягивая неприятный момент, включил дурачка Чонгук. — Соскучился сильно. — Не ёрничай, ты меня понял. — Я в США по делам компании, Ли. Открываем филиал в Нью Йорке, а я контролирую процесс, — блондин дёрнул бровью, намекая, что такой ответ его явно не устроил. — Так задумывалось изначально, по крайней мере. — Что-то изменилось? — Возможно, — протянул Чонгук, усаживаясь на диване. Так просто Ли его не отпустит, а в ногах правды нет. — Банчан всё выложил уже? Про наши приключения. — И он в том числе, — кивнул Линоу, расхаживая перед ним взад-вперёд. — Ли, не мельтеши, пожалуйста. Если ты хочешь спросить меня о чём-то — спроси прямо. — Хорошо. Прямо, так прямо, — он резко остановился напротив Чонгука и пристально посмотрел в глаза. — Ты приехал к нему? Чон незаметно перевёл дух, радуясь, что заранее предвидел подобный вопрос и растерянным не выглядел. Состроил максимально искреннее изумление, собираясь для ответа, и ровно проговорил: — Что заставляет тебя так думать? Я ехал не к кому-то, а скорее уезжал от кого-то. Я не знал, что Тэ был всё это время здесь, рядом с вами. Кто бы мне об этом рассказал, правда? Если верить Чану, наша встреча случайна. Вот и всё. — Вот как, — прищурился Ли, продолжая протирать дыру в лице друга взглядом. — Если верить — это ты точно подметил… Твоя жена и дочь — красавицы, — внезапно сменил тему он. — Поздравляю, хоть и с большим запозданием. Но лучше поздно, чем никогда, правда? Чонгук молча кивнул, благодаря за комплимент. Последняя фраза была двусмысленна настолько, насколько это было вообще возможно. Или это лишь вопрос восприятия?.. Линоу, будто выяснив так легко всё самое важное для себя, успокоился и опустился в кресло напротив, закидывая ногу на ногу и растягивая губы в вежливой улыбке. Занял выжидательно-оборонительную позицию на вершине горы и всё, хрен оттуда выбьешь, всё тактически грамотно. Что теперь, погоду обсуждать? Пауза всё тянулась, Ли застыл раскинувшей капюшон коброй, слегка покачиваясь на гибком теле, приторно улыбаясь. Дожимал. Чонгук раздосадовано фыркнул, отворачиваясь. — Хватит уже, у меня клетки под твоим взглядом делиться перестали. Что я должен тебе сказать? — Много чего, если по-хорошему, — пожал плечами Ли. — Я не буду оправдываться. — И я очень на это надеюсь, иначе придётся в тебе окончательно разочароваться, Гуки. Ты приехал не просто так, это для меня очевидно. Я не против, друг мой, меня устроит любая причина, которая поможет восстановить нашу дружбу. Пускай даже это будет ТэТэ. Только хитрить со мной не надо. Не люблю. Ты мне задолжал, Чонгук, и, будь уверен, свои долги ты мне отдашь, так или иначе, — глаза под медовой чёлкой опасно сверкнули. Пока Чон был занят отбиванием ментальных стрел, Ли продолжил неспешно рассуждать. — У Чана свой интерес, вмешиваться сейчас ему не выгодно, поэтому ты здесь. Но я вот понять никак не могу, с чего ты взял, что твой интерес меня хоть чем-то тронет? Давай я тебе расскажу, что вижу я и, как мне кажется, все вокруг: состоявшегося мужчину в окружении любящей семьи, ведущего процветающий бизнес. Его жизнь устроена, налажена и вызывает недоверие лишь у завистников. Что ещё ему нужно? Почему бы уже не успокоиться? От добра добра не ищут. — Тебе ли не знать, как сильно могут люди заблуждаться, не вникая в суть, а лишь издалека рассматривая пёструю обёртку, — не согласился Чон. — Интересно, — дёрнул бровью блондин. — Тогда я должен не только вникнуть в суть, но и поверить ей. То есть тебе. А доверие к тебе — провальная ставка, как некоторые утверждают. Зироу-зироу, милый мой. И как нам быть? — Ли, — помолчав, тихо позвал Чонгук. — Пожалуйста, не отказывайся от меня. Здесь без твоей поддержки я вряд ли… — Без сомнений, мой друг, — усмехнулся Линоу. — Я и не отказываюсь от тебя. Вполне возможно, что ты получишь совсем не то, на что рассчитываешь, но это будут уже только твои проблемы. Ясно? — Чонгук решительно кивнул, нервно покусывая губу. — Что ж, тогда я очень внимательно тебя слушаю, Чон Чонгук.