Соль и сахар

Эта ночь не задалась с самого начала. Сперва девушке было не улечься: то пружина кровати впивается в бок, то ноги путаются в пододеяльнике, то подушка слишком просела. Затем начались какие-то разборки на повышенных тонах под окном, крики и вой сирен. Однако единственным, что действительно не позволяло девушке сомкнуть глаза, раз за разом заставляя сердце болезненно замирать под самыми рёбрами, по-прежнему оставался тот взгляд, которым напарник одарил её, когда она по глупости призналась ему в своих чувствах. Небрежно брошенный через плечо равнодушный взгляд холодных серых глаз, смотрящих на неё с долей отвращения и недопонимания. Или это уже дорисовало её воображение в одном из нескончаемых ночных кошмаров? А где проходит эта неуловимая грань между кошмаром и реальностью? Лабиринт. Огромный, с потайными проходами и множественными извилками, которые раз за разом выводят к тупику. Здесь темно и сыро, а длинные лапы плюща так и извиваются под ногами, норовясь схватить и утащить за собой. Его бездушный смех становится всё ближе, коридоры лабиринта всё длиннее и всё так же ведут в никуда, а ноги, как по законам самых мерзких снов, еле передвигаются. Она старается изо всех сил, а продвигается лишь на три шага. Ей не убежать. Он смеётся. Плющ всё сильнее цепляется за края одежды, точно его верный молчаливый помощник. Он всё догоняет её своим вальяжным неторопливым шагом, каким когда-то подходил к своим жертвам. У него за спиной нож. Она ещё не видит, но буквально чувствует его всем своим нутром. Девушка добежала до очередного коридора и — тупик, снова. Ноги предательски подкосились, она упала и когтистые лапы плюща связали её по рукам и ногам, не позволяя больше бежать. Спустя какую-то секунду, словно дух, который всё это время был у неё за спиной, появился Крейн. Со своей фирменной садистской ухмылочкой на губах, огромным мясницким ножом в руках и нездоровым блеском предвкушения в глазах. Лестрейндж попыталась закричать, но её немой стон потонул в фонтане крови. Склонившись над девушкой, Джонатан снова и снова бил её ножом в грудь, причитая: «Ну до чего же я тебя люблю, милая. Ты и представить себе не можешь. Никому тебя не отдам, любовь моя!" . Он бил, бил и бил, пока девушка не превратилась в морскую пену. Бережно собрав остатки пены в пробирку, мужчина блаженно улыбнулся: «Никому не отдам». Всё исчезает. Она оказывается посреди необъятного тёмного пространства. Где кончается пол и начинаются стены, если такие вообще имеются, не понятно. Слишком темно. Вдруг далеко впереди загорается свет. Такой слабый и едва уловимый, словно кто-то пробил в пещере брешь и впустил наконец робкие солнечные лучи. На фоне появившегося света возник силуэт. Она сразу его узнала и на душе полегчало. «Бэйн! Бэйн!», — принялась звать его девушка. Но он не отзывался, продолжая безучастно идти на свет. Не раздумывая ни секунды, девушка бросилась за ним. Она бежала, старалась изо всех сил, но все её усилия утекали в пустоту. Сколько бы она ни силилась, ей его было не догнать. С каждым шагом вперёд её отбрасывало на два назад. Расстояние между ними всё увеличивалось и увеличивалось, пока мужчина и вовсе не исчез за горизонтом. Внезапно испугавшись непонятно чего, девушка вновь начала звать его и помчалась ещё быстрее. Больше её ничего не сковывало, но и бежать уже было некуда, мужчина словно испарился. Но она не сдалась и продолжила искать его. Вдруг мужчина возник перед ней, взявшись буквально из ниоткуда. Лойс радостно бросилась к нему, но стоило ей только взглянуть в его глаза, прикоснуться к его груди, как всё замерло. Холодный, в прямом смысле леденящий взгляд. Девушка почувствовала странный укол в сердце, словно туда попал крошечный осколок льда. Однако уже через секунду этот крохотный кусочек стал разрастаться, пуская холодные корни по всему её телу. Сначала девушка перестала чувствовать плечо, потом руку, затем всё тело, а после она и вовсе превратилась в ледяную статую, так и замершую с протянутой рукой и застывшим ужасом в глазах. Бэйн наблюдал за этим всё с таким же отрешенно-равнодушным видом и ушёл. А девушка рассыпалась в пыль и внезапный порыв ветра разнес её остатки по всему помещению. Очнулась Лестрейндж в собственной кровати, целая и невредимая. На всякий случай она поднесла руку к лицу — точно целая, всё в порядке. Поправив растрепавшиеся ото сна волосы, она откинула одеяло и опустила ноги. Но только коснувшись пола, вновь впала в оцепенение, только уже наяву. Вместо пола под пальцами ног собрались влажные комочки холодной земли. Словно ведомая мистической силой, Лойс поднялась с кровати и сделала несколько шагов. Под ногами действительно была земля. И не просто земля, а рыхлая, влажная от росы, с характерным запахом чего-то отсыревшего, истлевающего от древности, гниющего заживо. Такая почва обычно бывает на кладбищах. На её плечи опустились ледяные руки плохого предчувствия. Девушка обернулась. Кровать исчезла. Да и остальные предметы в комнате явно куда-то делись, как и сама комната. Девушка ущипнула себя за запястье. Неприятно. Ещё неприятнее осознавать, что это не сон. Но как такое возможно? Вдруг она заметила впереди торчащую из земли бетонную плиту. Она вздохнула. Могильную плиту. Очевидно, могильную. Поежившись от холода и кладбищенского неуюта, Лестрейндж поправила съехавшую на одно плечо безразмерную ночную футболку и почувствовала себя ещё более некомфортно. Одинокое ярко-жёлтое пятно посреди пустыря. А вокруг темно, сыро и абсолютно пусто. Ни заборов, ни деревьев, ни других могил. От небогатого выбора девушка всё же двинулась к той единственной плите, прекрасно понимая, что делать этого не стоит. Дружественный и поначалу почти незаметный холод становился всё более пронизывающим, пробирающим до костей. На какую-то нелепую секунду девушке показалось, что она и правда сейчас превратится в ледяную статую из своего недавнего кошмара. Дойдя до могилы, девушка сначала удивлённо вскинула брови, а затем нахмурилась. Плита была совершенно новая, а её гладкая мраморная поверхность ещё не повреждена выгравированной надписью. Сама же яма выглядела совсем ещё свежей, будто её вырыли и закопали не больше пары часов назад. А сверху небрежно разбросаны жёлтые гвоздики. Обычно покойникам дарят венки, лиллии, ну или розы, но гвоздики, ещё и жёлтые… — Ты ещё не поняла, кого мы хороним? — раздался голос, от которого сердце девушки подскочило до самого горла, а затем болезненно ухнуло вниз. Вторая. Самое страшное чудище из ночных кошмаров. — И кого же? — выдавила из себя девушка без всякого желания. Они не виделись так долго и она была бы рада не слышать об этой ошибке подсознания ещё столько же. Ответа не последовало и Лойс обернулась. Увидев своего двойника, она вздрогнула от удивления. Девушка была вся в чёрном, словно и правда случился траур. Чёрное платье в викторианском стиле, бархатные перчатки, шляпка с фатой и маленький клатч. У неё также были выведены острые чёрные стрелки, а на губах поблескивала чёрная помада. На фоне её абсолютно белоснежной кожи, светлых волос, собранных в тугой пучок, и ярко-жёлтых глаз весь чёрный цвет приобретал ещё больший контраст. — Тебя, — одними только губами улыбнулась девушка. На это Лойс лишь презрительно фыркнула. — Звучишь как дешёвая страшилка для детишек. Вторая равнодушно пожала плечами. — Главное, чтобы ты уловила суть. — Снова будешь пудрить мне мозги? — прищурилась девушка. — «Ты никому не нужна», «Убей себя», — спародировала она свою копию. Та лишь вымученно улыбнулась: — А зачем? Ты всё сделала сама. — Что ты имеешь в виду? Девушка в чёрном удивлённо вскинула брови. — Ты ещё спрашиваешь? — Однако получив вместо ответа хмурый взгляд, она добавила: — Сегодня ты испортила всё, что только можно представить. Облажалась по всем фронтам, юная леди. — Лойс хотела было возразить, но поняла, что особо-то возражать и нечего. — Во-первых, ты потеряла Джонатана. Даже не пытайся спорить, он по-прежнему дорог тебе. Если уж это не любовь, то по крайней мере очень сильная и, по большей части, нездоровая привязанность. А ты его отвергла, хоть в глубине души и хотела остаться. — Заметив, как в глазах подопечной потух тот воинственный огонёк, а на его месте засияла привычная брешь отчаяния, она едва сдержала улыбку и продолжила: — Во-вторых, ты снова провалила задание. Сколько уже вас ждёт Двуликий? Две недели? Три? Лучшие наёмники Готэма, которые не могут даже доставить вещь из пункта «А» в пункт «Б», это просто посмешище, — презрительно скривила губы в усмешке девушка. — Слушай, никто не мог знать, что это дело окажется настолько заморочным. За этим гребаным камнем охотится пол-Готэма! Вторая отрицательно покачала головой. — Если бы ты не лезла со своей глупостью, не пыталась сделать «лучше», то вы бы уже давно доставили камень, не смей перекладывать на других ответственность за свою несостоятельность. Девушка недовольно мотнула головой. — Что-то ещё? Раз уж ты собралась прокатиться по моим косякам, то не стесняйся — добей. — Бэйн. От одного только упоминания его имени Лойс почувствовала острую боль, словно сердце полоснули острым хирургическим ножом. — Даже не начинай, — процедила она сквозь зубы. Накрашенные губы девушки расплылись в довольной ухмылке. — Ты и правда думаешь, что он ответит взаимностью такой идиотке как ты? — Заметив, как покрасневшая девушка ищет, что возразить, она продолжила: — Ты недальновидна, рассеянна, переменчивей погоды, да и к тому же психически неустойчива. Если он и сможет смириться с твоими вечными метаниями к Крейну, то, как думаешь, с твоим раздвоением личности, склонности к самоубийству и невротической импульсивностью он тоже свыкнется? — Не без удовольствия глядя на то, как её подопечную бросает то в жар, то в холод, то в гнев, то в ужас, Вторая сцепила руки в замок и деловито добавила: — Так что нет, сегодня обойдёмся без угнетающих речей, я пришла лишь для того, чтобы оценить масштаб катастрофы, которую ты сама и создала. Рано или поздно, когда ты испортишь всё бесповоротно, это всё равно случится. Ты отлично справляешься и без моей помощи, — закончила она с улыбкой на лице. Не успела Лестрейндж и моргнуть, как двойник растворилась. Исчезла, словно никогда и не было, а эхо её слов превратилось в собственные мысли девушки. Вдруг она снова услышала собственный голос, шепчущий прямо над самым ухом: — Знаешь, что означают жёлтые гвоздики? Презрение. Поднялся ветер. Такой сильный, что верхний слой пыли, в точности повторяя потоки воздуха, взмылся вверх. Всё вокруг приобрело тот же грязно-сероватый оттенок, что и земля под ногами. Мелкие песчинки лезли в нос и в глаза, царапали лицо и старались пробраться в самые лёгкие. Но девушка не двигалась, полностью отдаваясь во власть стихии. Как загипнотизированная она продолжала смотреть на жёлтые гвоздики и безымянную, всеми заброшенную могилу, принадлежавшую ей. Ветер становился сильнее. Начался настоящий ураган. Волосы девушки отчаянно трепыхались во все стороны, дышать стало почти невозможно. Пыль забивалась в нос, настырно лезла в глаза. Дышать стало невозможно. А она всё стояла, не пытаясь бежать или хотя бы прикрыться от песчаной бури, и одними лишь губами повторяла строчки из одного русского стихотворения, которое она прочла, будучи ещё совсем ребёнком, но которое прочно отпечаталось в её памяти и трепыхалось в ней до сих пор.

Никто о том не покрушится, И будут (я уверен в том) О смерти больше веселиться, Чем о рождении моём.

Проснулась девушка от приступа кашля, железными когтями раздирающего горло и ещё более удушающего, чем забившийся в глаза, нос и горло песок. Она протерла глаза, схватилась за шею и немного успокоилась. Никакого песка не было. А комната приобрела уже знакомые очертания. «Всего лишь сон», — облегчённо вздохнула она, вновь откинувшись на подушки. Но вместе с пробуждением на неё свалился тяжёлый ком осознания. Словно все вчерашние неудачи объединились с сомнениями и страхами из прошлого и превратились в огромную многотонную наковальню, свалившуюся на неё из ниоткуда. И этот неподъемный груз придавил её к кровати, не позволяя подняться и пойти выпить воды, придавил, затрудняя дыхание — девушка буквально ощущала, как что-то давит на её лёгкие, не пропуская воздух полностью. На какую-то секунду ей показалось, что комната слишком большая, окна до безобразия огромные, стены чересчур высокие, а пол и вовсе начинается где-то в преисподне. И только она, совсем крохотная и испуганная, лежит на гигантской кровати, укутавшись в бескрайнее одеяло, и со стороны выглядит такой жалкой и потерянной. Ничтожной. С титаническим усилием перевернувшись на бок, Лойс заплакала. От истощающего чувства бессилия, неумолимого одиночества и яростного отвращения, почти ненависти к самой себе. Услужливое сознание тут же подкинуло самых тягостных воспоминаний, подливая масла в огонь. Холодные стены Аркхэма, гогочущие со всех сторон заключённые, скривившиеся в жалком подобии улыбки губы Крейна, когда она заявилась к нему на порог после стольких месяцев разлуки, одинокие ночи в убитой халупе на краю города, насмешки шестёрок Двуликого и простых поситителей, равнодушный взгляд Бэйна, небрежно брошенный через плечо. «Жалкая тупица, как вообще можно жить так, чтобы портить всё, к чему прикасаешься?! — мысленно кричала она сама на себя. — Зачем вообще так жить?» От этой мысли у девушки вновь перехватило дыхание. «Когда ты всё испортишь бесповоротно, это всё равно случится», — вспомнилась ей небрежно брошенная фраза Второй. И ведь она в который раз была права. Девушка и сама понимала, что рушит всё, за что бы она ни взялась, но когда не останется совсем ничего — например, с утра, когда Бэйн всё-таки прогонит её -, то что ей останется? Есть ли смысл смотреть на полыхающие стены вокруг и надеяться, что всё обойдётся? Девушка подскочила и бросилась прочь из комнаты, словно это именно в ней таились такие мрачные и местами болезненные мысли. Стрелки часов показывали два часа ночи, когда он проснулся. На это не было какой-либо вразумительной причины. Его разбудил ни внезапно забарахливший мотор в сердце, ни естественная нужда, ни посторонние звуки. В комнате было тихо и темно, из приоткрытого окна поступал прохладный свежий воздух. Однако что-то, какое-то смутное чувство, разбудило его и не давало снова уснуть. Ещё немного полежав с закрытыми глазами, мужчина смирился с тем, что сон от него ускользнул. Бэйн встал с кровати, натянул футболку и подошёл к окну. Кирпичная стена соседнего здания, сваленные в кучу мешки возле мусорного контейнера и очередной местный бомж, уютно устроившийся прямо на этих мешках. Убогий пейзаж убогого городка. Он ненавидел этот город всей душой. Приехав сюда однажды с целью уничтожить всё и всех, он горел этой идеей до сих пор. И всё же что-то не позволяло его планам продвинуться дальше грандиозных мыслей. В далёкие времена, когда они ещё были друзьями, Гордон на вопрос, что он забыл в этой дыре, ответил: «Понимаю, на первый взгляд это выглядит как истинное безумие, но со временем привыкаешь, оно словно становится частью тебя, и тогда уже ты никогда не захочешь покидать этот город». Поначалу он ему не поверил. Нескончаемые преступники, множество нищих и бездомных, куча психов, то и дело устраивающие в городе беспорядки, вечно серое, затянутое смогом небо — как к такому вообще можно привыкнуть? А теперь понял. Не город, а трясина. Сначала ты удерживаешь себя здесь через силу, уговорами и компромиссами, но с каждым днем это становится всё проще и проще, начинаешь привыкать к такому немного безумному ритму жизни, а в какой-то момент ловишь себя на мысли, что тебе даже нравится это всё терпеть. Мимо проехала полицейская машина, озарив переулок красно-синим светом, отчего мужчина на мусорных мешках лишь недовольно перевернулся на другой бок, сильнее укрывшись дырявым пальто. Презрительно усмехнувшись, Бэйн отошёл от окна и вдруг заметил тоненькую полосу света под своей дверью. Похоже, что девчонка сидела на кухне. Но что бы ей там делать в такое время? Насколько мужчина понял за время совместного проживания, ночными похождениями к холодильнику она не страдала. Его это и не должно волновать, лучше сделать вид, что он ничего не видел и вернуться в постель. И мужчина был бы рад поступить так, как подсказывал разум, однако то самое чувство, что разбудило его, странное, едва уловимое, но такое настырное, потянуло выйти, и он не стал особо сопротивляться. Девушка сидела на кухне, прижав колени к груди и обхватив их руками, словно пытаясь спрятаться от всего мира. Глаза её чуть покраснели, на щеках ещё виднелись дорожки от слёз. Да и выглядела она такой удручённой, почти измученной, что даже её светлые как пшеница волосы, казалось, потускнели. — Что ты здесь делаешь? Мужчина постарался, чтобы его голос звучал не так резко как обычно, однако девушка всё равно испуганно дёрнулась. Наспех утерев лицо рукавом огромной футболки, она судорожно пробежалась взглядом по столу и схватилась за чашку. — Пью чай. — Из пустой чашки? — скептически изогнул бровь мужчина. Лестрейндж рассеянно захлопала глазками. — Так я жду, пока закипит чайник, — нашлась она. Бэйн бросил взгляд на электрический чайник, который не только не кипел, но был пуст и выключен из сети. — Серьёзно? Девушка проследила за его взглядом и сникла окончательно, вернув колени к себе и уткнувшись в них лбом. В любой другой день, мужчина не стал бы с ней няньчиться и просто погнал бы прочь, дабы не мешала спать, но сейчас что-то его останавливало. То ли и без того убитый вид девушки, то ли её слова, до сих пор отдающие приятным эхом в его груди. — Два часа ночи, Лестрейндж, иди спать, — сказал он, стараясь звучать мягче. Девушка подняла на него полные ужаса глаза и отчаянно замотала головой, словно он предложил ей взорвать сиротский приют, а не вернуться в тёплую постель среди ночи. — Ни за что! Мужчина нахмурился. — Может, объяснишь, в чём дело? Лойс неопределённо мотнула головой и смущённо отвела взгляд. — Кошмары. — И всё? Она кивнула. Устало вздохнув, Бэйн сел напротив и испытывающим взглядом уставился на девушку. Эта примитивная и в чём-то смехотворная схема работала каждый раз, даже исправнее, чем швейцарские часы. Стоило ему только правильно на неё взглянуть, определённым образом склонить голову вбок или вопросительно приподнять бровь, как Лестрейндж тут же выкладывала все карты на стол. Это работало каждый раз, сработало и в этот. Уже спустя несколько секунд она заговорила: — Ты меня ненавидишь? Только честно. — С чего ты это взяла? Она по-прежнему не решалась поднять взгляд. — Ну, после того, что я натворила… Я ведь в который раз всё испортила… Подвела тебя, провалила миссию… Дрожащий голос, застланые пеленой слёз глаза, теребящие край футболки руки, подрагивание плеч. Никогда эти предвестники плача не вызывали в мужчине жалости, ни капли. Он всегда считал, что в слёзы ударяются только слабаки или лжецы, а временами и то, и другое. Однако девушка в который раз, против его воли, попадала в категорию исключения. Это противоречило всякой логике и не поддавалось никаким рациональным объяснениям, но мужчине было её даже немного жаль. Её, девчонку, которая уже три недели мозолит ему глаза, добавляет хлопот в жизни и провалила их единственное задание. Да скажи ему кто об этом месяц назад, он бы рассмеялся этому глупцу в лицо и свернул бы шею за такую оскорбительную глупость, а теперь нате, получите-распишитесь. Она сидит перед ним в огромной жёлтой футболке с цыплёнком, который подбадривающе скандирует: «Полный вперёд!», с растрепанными волосами и, кажется, вот-вот расплачется вновь, а он смотрит на неё и впервые за долгие годы чувствует что-то похожее на жалость. Ну и как это называть? — Ну всё, хватит реветь, Лойс. Я вовсе тебя не ненавижу, ясно? — Девушка шмыгнула носом и наконец посмотрела на мужчину. — Все мы порой принимаем не лучшие решения, ничего такого в этом нет, на то мы и люди. Главное уметь это вовремя признать и исправить ситуацию. А что ещё важнее, — он выдержал паузу и чуть склонил голову вбок, заметив, с каким трепетом девушка улавливает каждое его слово, — ты по-прежнему здесь. Вместе мы намного быстрее найдём камень и выполним наконец это гребанное задание. Так что возьми себя в руки, выпей чаю и ложись спать, завтра нам предстоит много работы. После чего Бэйн поднялся и собирался было вернуться в комнату, мысленно отчитав себя за внезапный даже для самого себя наплыв терпения и заботы. Однако как только он встал, Лестрейндж тут же подскочила и сделала странный и едва уловимый порыв, будто собралась обнять мужчину, но вовремя передумала. Он заметил это и невольно улыбнулся. Девушка чуть покраснела и отвела взгляд. Бэйн скользнул по ней взглядом, с неприкрытым интересом засмотревшись на стройные ножки, точеную фигурку, сейчас сокрытую под безразмерной футболкой, на белоснежное плечико, игриво выглядывающее из-под слишком большого разреза воротника, на мгновение поймав себя на мысли, что был бы совершенно не против прижать её к себе. И тут взгляд его остановился на темно-фиолетовых, отдающих нездоровой синевой, пятнах на её шее. Совсем ещё свежие, жуткие синяки, которые поставил ей он сам в порыве гнева. Мужчина подошёл к девушке и взглядом указал на синяки. — Ещё болит? — Иногда, — расплывчато ответила она, не поднимая глаз. Он заправил выбившуюся прядь ей за ухо и коснулся щеки. Испугавшись, что мужчина коснётся ссадины, она заранее поморщилась, ожидая боли, но он не стал. Вместо этого он с нежностью положил ладонь ей на щеку, поглаживая большим пальцем. — Прости. Такие простые, но иногда до безумия важные слова. За всю свою жизнь Бэйн произносил их, кажется, не более десяти раз, и большая часть была сказана лишь по условной необходимости. Но сколько же неподдельной радости простое прикосновение и скомканное извинение вызвали в девушке. Её разного цвета глаза вновь засияли тем самым блеском детской наивности и беспечности, который он в тайне так любил. Как, пожалуй, и её саму. В этот момент девушка была готова не только простить, но и согласиться на что угодно. Если бы ей ненароком подсунули договор, согласно которому она всю оставшуюся жизнь должна была на безвозмездной основе работать на рудниках где-нибудь в Зимбабве, она бы не глядя подписала его, лишь бы большая и тёплая ладонь любимого человека не переставала ласкать её щёку. Обеими руками обхватив его ладонь и прижавшись к ней крепче, Лестрейндж с неподдельным обожанием взглянула ему в глаза. — Это ты прости, Бэйн. Я всё исправлю, правда. Мужчина на это лишь улыбнулся. — Мы вместе всё исправим.