Театр Амами «Темно. Я был один, когда открыл глаза, кровь струилась у меня по лицу, и я увидел, как она забрала мою единственную зацепку — мой единственный подарок — из моих рук, пока я лежал, умирая». «Но теперь здесь мир. Всё ещё темно, но я больше не один». «Ты дала мне друга». «Он ещё не оправился от шока, но я знаю, что ему станет лучше. Его воспоминания смешались в кучу, но я разобрал все прожитые мною жизни — одна за другой, одна за другой — и посмотри на меня. Я верю, что он сможет. Важно верить». «Я выживший, который не смог выжить. И ты дала мне детектива, который никогда не видел правды. Кто будет следующим?» «Ты дашь мне справедливость?» «Нет… для этого ещё слишком рано. Впереди больше страданий. Эта игра далека от своего конца». «Я надеюсь, что ему станет лучше. Я знаю, что со дня на день к нам присоединится наш следующий друг».
***
Каэде специально проснулась рано утром. После суда Акамацу не видела никого, кроме Кайто. После суда, где, согласно словам Монокумы, она солгала и попыталась казнить всех. Пианистка надела кепку Сайхары. Детектив мастерски умел прятаться за ней. От этой мысли конечности Каэде потяжелели, напряглись области вокруг глаз. То же самое сделал с девушкой маленький портрет на его двери, когда она вышла из своей комнаты. Портрет Амами выглянул из-за лестницы, и Акамацу поправила козырёк кепки. Теперь его портрет полностью скрылся из поля зрения пианистки, покидавшей общежитие. Утреннее солнце сияло сквозь стеклянные двери. Каэде шла по дороге к главному зданию школы, отмечая, что на газоне осталось на одного шумного Эксизала меньше. Акамацу была чуть ли не благодарна жужжанию роботов, так как без него единственным звуком, отдававшимся эхом в пустом саду, были бы её собственные шаги и чувство вины. Кроме пианистки, в школе никого не было, когда девушка вошла в главное здание, и резкий дискомфорт от идеальной тишины, которую нарушали Эксизалы, накрыл её волной. Каэде вздохнула. Её голос отдался эхом, и коридор вздохнул в ответ. Вот, чего она хотела. Она хотела побыть одной. Если Монокума получит то, чего хотел, пустота станет обыденностью. Акамацу провела слишком, слишком много времени, ломая голову в попытках понять, чего действительно добивался медведь. Девушка наконец услышала звуки живого человека, когда толкнула дверь в кафетерий. Горничная занималась тем, что размещала ловко сложенные салфетки на длинном столе на шестнадцать персон, затем подняла голову на звук шагов пианистки. Взгляд Тоджо сразу обратился на кепку Шуичи, и Каэде не могла винить девушку за то, как она помедлила в поисках ответа на представший вид, приводивший в замешательство. Пианистка решила нарушить неловкость, повисшую в воздухе. — С добрым утром, Тоджо-сан. Кируми моргнула и, видимо, внезапно вспомнила всю выученную вежливость. — А, с добрым утром, Акамацу-сан, пожалуйста, простите за моё молчание. — Служанка выпрямила плечи, изящно сложив руки перед собой. — Я не ожидала увидеть кого-то в такую рань, так что я пока не успела ничего подготовить. Каэде подошла к столу и опустила взгляд на аккуратные приготовления горничной, выложенные напротив половины стульев. — Ты готовишь завтрак полностью сама? — Да, — ответила Тоджо. Акамацу уже было открыла рот, но служанка отрезала любые комментарии: — Это не проблема. Не нужно чувствовать вину за то, что я веду себя как и любая горничная. Пианистка сжала губы в линию, но произнесла: — Ясно. — Когда Каэде посмотрела на лицо Тоджо, козырёк кепки Сайхары скрыл глаза горничной, и Акамацу обращалась к нижней половине лица Кируми. — Может, я всё ещё могу помочь с чем-нибудь? В смысле, раз уж я так рано пришла. Служанка отрицательно покачала головой. — Всё хорошо, Акамацу-сан, правда. — Горничная отошла от стола и направилась на кухню. — И, — она помедлила, — возможно, вам не стоит напрягаться этим утром, если вы позволите мне такое говорить. — На самом деле, Тоджо-сан, — начала пианистка, следуя за ней, — я бы хотела занять себя чем-нибудь. — Она потянулась за козырёк кепки. — Будет достаточно… сложно всех встретить, так что, ам, уходить из кафетерия под предлогом помогать разносить еду было бы неплохо. Поэтому если ты позволишь мне помочь, то сделаешь мне одолжение. Кируми кивнула. — Поняла. Отлично, в таком случае, не поможете расставить чай, который я заварила? Он будет готов с минуты на минуту. Каэде поспешила за служанкой на кухню. Расставляя тарелки и помогая Тоджо с последними штрихами её слишком прекрасных блюд, пианистка чувствовала на себе её взгляд. Или, говоря прямо, на своей голове. — Ты… думаешь, что носить её неуместно, правда? — произнесла Каэде, глядя на серебряные столовые приборы, которые распологала на столе. Кируми остановилась. — А… Нет, я так не думаю. Простите мне то, что я уставилась на вас, Акамацу-сан. Пианистка покачала головой. — Нет, всё в порядке. Тем более, — она вздохнула, глядя на своё отражение в стеклянной тарелке, — когда все появятся, на меня, наверное, будут смотреть. — Тоджо не отвечала, так что Акамацу невесело усмехнулась и сказала более безнадёжно, чем хотела: — В смысле, я заслужила, правда? За то, что… почти убила всех. Горничная поравнялась с ней на другой стороне стола. — Вы никого не убивали, Акамацу-сан. — У Каэде сжалось горло. — Никто не злится на вас за то, что случилось, по крайней мере, это было бы глупо. Пианистка нахмурилась. — Почему? — спрашивает она у нижней части лица служанки. — Наш главный враг — Монокума. Не вы, — проговорила Кируми с законченностью, и Каэде замолчала. Почему-то распоряжаться пианисткой и слышать в ответ молчание причиняло Тоджо дискомфорт. Служанка принялась подравнивать серебряные столовые приборы и мгновениями позже спросила: — Когда вы подняли головной убор Сайхары-сана, если вы позволите мне это спросить? — О, Момота-кун дал мне её вчера вечером. — Какой добрый поступок. — Да, наверное. — Каэде последовала за горничной обратно на кухню, когда Кируми осталась довольна расположением каждой вилки. — Ещё, наверное, хотя бы один человек не ненавидит меня. Тоджо отрицательно покачала головой, кладя руку и толкая дверь. — Никто вас не ненавидит, Акамацу-сан. Дверь в кафетерий за ними открылась, и оттуда показался Кокичи, сложивший руки за головой. Правитель посмотрел на пианистку, и его беззаботная улыбка исчезла без следа. — С добрым утром, Ома-сан, — произнесла горничная. Каэде сразу повторила за служанкой: — Доброе утро, Ома-кун. Ты, ам, рано. Парень выдвинул стул, проговаривая: — Утречка, Тоджо-чан, Акамацу-чан. — Кокичи улыбнулся с такой же теплотой, с какой свирепствует снежная метель, и произнёс: — Кепка Сайхары-чана. Пианистка подавила желание вздрогнуть. Кируми звучала отдалённо, когда произнесла: — Ома-сан, — ругала она, — если у вас есть проблемы, о которых вы хотите поговорить с Акамацу-сан, вам следует обсудить это с ней как взрослые люди, а не отпускать низкие комментарии. — Тоджо-чан, — лидер поставил локти на стол и подпёр подбородок сложенными пальцами, — я просто пожелал вам доброго утра. — Ома-сан… — Всё нормально, Тоджо-сан, — заверила Каэде, вставая между ними. — Честно. Служанка одарила девушку вопросительным взглядом, на который у пианистки не нашлось ответа. Кокичи пронзил девушек лучезарной улыбкой. — Правда, Тоджо-чан. Я просто поздравил Акамацу-чан с её трофеем. Эти слова сбили Каэде скоростным поездом. Дверь в кафетерий снова открылась, и Анджи провела Гонту и Киибо в комнату между ухмыляющимся правителем и девушками с разинутыми ртами. — Всем доброго утра! — пожелала художница, полукругом махая руками над головой. — Бог говорит, что сегодня будет потрясающий день! Робот также не прочитал атмосферу, повернувшись к ним со словами: — С добрым утром, Ома-кун. Доброе утро, Тоджо-сан. Доброе утро, — взгляд Киибо наткнулся на кепку Шуичи, и робот заикнулся, но закончил: — А-Акамацу-сан. Да. Доброе утро, Акамацу-сан. Пианистка потрясла головой в попытке забыть комментарий Кокичи. Объяснять, почему она таращилась на него, было бы наихудшим возможным исходом. — С добрым утром, Киибо-кун. — Акамацу напряжённо улыбнулась Киибо. Она поспешила поддержать светский разговор, стараясь отгородиться от лидера козырьком кепки. — Как ты сегодня? — Я в порядке, спасибо за вопрос. А, — Киибо повернулся к энтомологу, — Гонта-кун сказал, что он нашёл что-то интересное в саду. — О, правда? — Каэде повернулась к Гокухаре. Какая-то её часть решила, что если она не видит Ому, значит, его нет. — Ты, ам, наконец нашёл жуков? Энтомолог посмотрел на кепку Сайхары и встряхнулся от голоса пианистки, обращавшегося к нему. — А-а, нет, к сожалению. Но когда Гонта искал их, он нашёл кое-что другое. — О, правда? — Кокичи наклонил свой стул на задние ножки. — Что ты нашёл? Ещё один безнадёжный туннель? — Оу, нет, не туннель. Это был… Горничная прочистила горло. — Гокухара-сан, надеюсь, вы не против того, что я перебиваю, но, возможно, стоит поделиться этой информацией, когда придут все? — О-о, да, — спешно признал Гонта. — Тоджо-сан права. — Хммм, — произнесла жрица и, пританцовывая, приблизилась к стулу. — Да, бог тоже так думает. — А, тогда бог тоже прав, — поспешил признать Гокухара. — И ещё, — он повернулся к пианистке. — Акамацу-сан, ам, Гонта не знает, заметила ли ты, но ты носишь… — Оу, она знает, — ответил лидер, раскачиваясь взад и вперёд. Энтомолог перескакивал взглядом с Кокичи на Каэде и, похоже, первый из новоприбывших прочувствовал напряжение в воздухе. — Всё нормально, Гонта-кун, — сказала пианистка и опустила козырёк ниже глаз. — Это, может, выглядит странно, но… — Она была не уверена, как хочет закончить предложение. Желчь поднималась по горлу, противная и кислая, и часть Акамацу хотела — молилась, — чтобы её одноклассники среагировали так же, как Ома. — Если тебе от этого лучше, то я не вижу проблемы, — поддержал робот. — Да, да, — согласилась Ёнага. — Бог говорит, что Каэде может носить всё, что напоминает ей о Шуичи. Пианистка сдержала желание вздрогнуть второй раз за это утро. Она отвернулась, но даже кепка Сайхары не могла защитить её от потока заинтересованных взглядов и холодного взора правителя. — О-одной кепки достаточно, но спасибо вам. — Гонта считает, что кепка идёт Акамацу-сан. — Я тоже, — произнесла Кируми из-за спины Каэде, кладя руку поддержки ей на плечо. Лидер фыркнул. Двери чуть ли не повалили снова, и Акамацу стало интересно, мог ли Кокичи каким-то образом рассчитать время прибытия своих одноклассников загодя, чтобы избежать замечаний служанки насчёт своих колких комментариев. Как заводной механизм, Тоджо открыла рот, и Кайто ворвался в кафетерий, похоже, будучи в разгаре спора с Миу. Рёма прошёл мимо них, даже не глядя на своих одноклассников у дверного прохода. Корекиё последовал за ним, наблюдая, как слюна изо рта изобретательницы летела на футболку астронавта. Момота наконец разразился гневом, и Ирума затряслась. Хоши занял стул молча, только промямлил «утра» энтомологу, когда тот поприветствовал его с таким добродушием, что совесть не позволила бы промолчать. Теннисист посмотрел на пианистку и горничную, стоявших рядом у двери на кухню. Каэде видела, как его круглые глаза медленно двигались к кепке Шуичи, а затем вернулись к одному видимому глазу девушки. Рёма пришёл к своему выводу и кивнул ей. — Утра. Акамацу кивнула в ответ, её голос слышит только он из-за шума у дверного прохода. — Доброе утро, Хоши-кун. — Киибо, похоже, втянули в спор у двери. Анджи спрыгнула со своего сидения и заплясала вокруг сформировавшейся группы. Тоджо решила игнорировать беспорядки и вместо этого улыбнулась теннисисту. — С добрым утром, Хоши-сан. Чай, кофе? Антрополог занял сидение рядом с Рёмой, и его вселяющий страх взгляд прошёлся по пианистке. Хоши не нужно оборачиваться, чтобы понять, почему девушка съёжилась. — Кофе, — бросил он. — Я-я принесу, — вызвалась Каэде, благодарно взглянула на Рёму и Кируми и поспешила спрятаться на кухне. Дверь захлопнулась, заглушив нараставшие голоса её собиравшихся одноклассников, приветствовавших друг друга, смеявшихся и просто болтавших. Вот, чего она хотела. Все были счастливы. Почти все были на её стороне. От этой мысли у Акамацу в животе забурлило. Девушка пересекла кухню, подошла к раковине и остудила своё горячее лицо водой. Разговор снаружи стал громче, и Каэде сквозь звук текущей воды услышала, как дверь открылась и вновь захлопнулась. Пианистке следовало посмотреть, в чём дело. Ей следовало принести Хоши его кофе. Ей следовало прекратить желать, чтобы все возненавидели её так, как она сама. Девушка посмотрела на один свой глаз в отражении на поверхности сверкающих, вымытых Тоджо столешницах. Не прошло и дня со смерти Шуичи. Смех раздался через дверь. Кто-то, наверное, рассказал смешную шутку. Каэде потрясла головой и двинулась заняться кофе, когда Кируми вошла на кухню, и особенно вульгарная колкость Миу залетела через двери после горничной. — Ирума-сан, Шингуджи-сан и Широганэ-сан тоже хотят кофе. Служанка вежливо притворилась, что Акамацу только что не купалась в жалости к себе секунду назад, так что Каэде ответила так буднично, как могла: — Пришла Широганэ-сан? — Да. Как и Чабашира-сан и Юмено-сан. — Кируми начала разливать кофе по кружкам, которые расставляла пианистка. — Мы всё ещё ждём Харукаву-сан, а Момота-сан ушёл искать вас. Каэде моргнула. — Но я же тут? — Я пыталась сказать ему, — спокойно ответила Тоджо, — но он ушёл прежде, чем я или кто-то другой успел объяснить. Девушка подумала, что фраза «Акамацу-сан на кухне» не такая уж и длинная, но опять же, Кайто вряд ли стал бы ждать так долго. — Что ж, ам, а он говорил, зачем я ему нужна? Горничная балансировала с тремя кружками на подносе, а другие две Каэде держала в руках. — Он не сказал ничего конкретного, но я думаю, он волновался за вас. — Служанка подошла к двери и начала открывать её плечом. Пианистка следовала за ней. — Я верю, что у него хорошие намерения. Было бы здорово, если бы он вёл себя поспокойнее, но об этом как-нибудь потом. Акамацу кивнула и словила себя на улыбке, думая о том, как астронавт бегал по школе, чтобы прокричать ей слова поддержки. Девушка верила, что на её стороне точно были люди, — она убила двух человек, но её одноклассники сразу перешли на её сторону — и Каэде вошла в кафетерий, прячась за юбкой Кируми, расставляя кофе перед Рёмой и Цумуги. Косплеерша взглянула на пианистку. — А, Акамацу-сан, Момота-кун искал… — Она заметила кепку Сайхары. — А, ам, Момота-кун искал тебя. Каэде кивнула. — Я слышала. — Она сделала глубокий вдох и приготовилась наконец попытаться разрушить напряжение из-за своей внешности. — Хей, Широганэ-сан, — пианистка улыбнулась, присаживаясь рядом с Цумуги, — ты можешь носить чужие головные уборы без приступа, или это считается косплеем? Широганэ, похоже, опешила от вопроса, но затем нахмурилась в размышлениях. — А, что ж, один убор не повредил бы, хотя я ещё не нашла шляпу, которая подошла бы мне, честно говоря. — Уверена, что это неправда. О, а что насчёт курток? Представь, что ты на свидании, на улице холодно, и твой партнёр предлагает тебе свою куртку? Что тогда? Косплеерша заглушила свой смех рукой. — Ах, Акамацу-сан, ты меня расстраиваешь! Со мной никогда такого не было. — Девушка вздохнула. — Ох, но я надеюсь, обошлось бы без приступов: он бы просто разрушил момент. Пианистка улыбнулась в ответ. Защищаясь кепкой Шуичи, она осторожно подглядывала за тем, как её одноклассники реагировали на её внезапное изменение во внешности. Маки тихо проскользнула в кафетерий во время разговора Каэде с Цумуги, и теперь воспитательница коротко отвечала на вопросы Тоджо о своих предпочтениях на завтрак. Теннисист спокойно отпивал кофе и слушал историю Корекиё, которую последний рассказывал ему, роботу и изобретательнице, не особо сдержанно слушавшую из-за Киибо. Художница счастливо забалтывала полного энтузиазма энтомолога и сонную Юмено, за которой Тенко покровительственно присматривала и ворковала, когда волшебница поглощала свой завтрак. Каэде заметила, что Кокичи был один, хоть и сидел в центре стола. Глаза Акамацу блуждали по её одноклассникам, и все они были слишком поглощены в свои разговоры, чтобы заметить это. Но пианистка взглянула на правителя, и последний взглянул в ответ. Он ухмыльнулся и странно помахал девушке со своего одинокого островка. Каэде отвернулась. Широганэ, которая только что наблюдала за этими гляделками, собиралась было что-то сказать, когда Кайто внезапно ворвался в кафетерий. Он запыхался от бега, но выдал: — Ребята, я искал везде, но Акамацу нигде нет! Я думаю… — Я тут, Момота-кун, — произнесла пианистка, вставая. Все повернулись к ней. — Я просто, а, помогала Тоджо-сан на кухне. Астронавт вздохнул от облегчения. — Ты меня напугала этим своим исчезновением. Не делай так больше. — Акамацу-сан не сделала ничего плохого. Ты сам виноват, что оббежал всю школу. Как типично для тупого мальчика — никого не слушать, — прокричала мастерица Айкидо. — Эй, я просто хотел найти её, окей? — Кайто свалился на стул рядом с Каэде. Чабашира хмурилась, прежде чем, похоже, впервые заметила пианистку. — Акамацу-сан, — произнесла мастерица Айкидо, и злость без следа исчезла из её голоса, — как ты? Если тебе нужно время после вчерашнего, то это нормально. Вообще, Тенко может проводить тебя до твоей комнаты, чтоб ты отдохнула, если хочешь. — Нет, нет. — Каэде отрицательно потрясла головой. — Очень мило с твоей стороны, но всё нормально. Вообще, — она выдохнула и попыталась посмотреть на всех, — я хотела извиниться за то, что случилось на суде. — В этом нет нужды, — кивнув, ответила Чабашира. — Да? — спросила Харукава. — Она пыталась убить нас. Уже забыла? Мастерица Айкидо повернулась к воспитательнице. — Тенко не забыла. Но Тенко не считает, что Акамацу-сан делала это намеренно. Она сказала, что хочет защитить всех, и Тенко верит ей. Пианистка помнила, как Чабашира пыталась защитить её от Монокумы вместе с Гокухарой и Момотой, но всё равно растерялась от слов девушки. — Чабашира-сан… Химико рукой заткнула своё ближайшее к Тенко ухо. — Ты такая громкая, — промямлила фокусница. — Я едва могу заснуть на этом прекрасном мягком столе. — А! Прости, Юмено-сан, — протараторила Чабашира. — Просто Тенко правда считает, что всем стоит послушать Акамацу-сан. Астронавт кивнул. — Я тоже. Вообще, — он поднял кулак, — я не думаю, что она или Сайхара убивали Амами. Маки испепеляюще глянула на Кайто. — В этом нет смысла. — О, — внезапно произнёс робот, — ты думаешь, что всё это подстроил Монокума? — Подозреваю. Нам так и не объяснили полностью, почему всё так случилось, — у Каэде сжалось горло, — так что есть шансы, что этот ебучий медведь как-то с этим связан. — Ясно. — Киибо кивнул. — О, о, о — прощебетала Ёнага. — Анджи вспомнила, что хотела спросить. Почему Шуичи не забрал первый приз после того, как убил Рантаро? Анджи пробовала спросить бога, но он спит. — Как проницательно, Анджи-сан, — похвалил Шингуджи. — Вчерашним вечером я думал о том же самом. Пианистка потянула козырёк кепки Шуичи как можно незаметнее. Вина вскипела у неё в животе, и Акамацу поняла, что была готова сделать всё что угодно, кроме как съесть завтрак. Она была готова выбежать из комнаты. Рёма опустил свою шапку. — Странная ситуация сделалась ещё страннее, разве нет? Похоже, теперь мы никогда не узнаем. — Ага, — радостно ответил Кокичи. — Сайхара-чан и Амами-чан забрали свои секреты в могилу. — Он надул щёки. — Как грубо. Нооо, — Ома пронзил Каэде улыбкой, — если бы Сайхара-чан решил сказать кому-то что-то перед судом, кому бы он это сказал? — Эй, Бакамацу, — позвала Мию, облокотившись на спинку стула, — овечка-Сайхара говорил что-то странное перед судом? Пианистка сжала кулаки. Напряжённым голосом она ответила: — Нет. Горничная прочистила горло. — Если мне позволено вмешаться, я помню, как разговаривала с ним и Акамацу-сан во время расследования первого приза. Он, ах… — служанка с сочувствием взглянула на пианистку. — Он рассуждал над тем, почему убийца не взял первый и приз, и предположил, что… Акамацу зажмурилась. Она была неуверена, кому от этого хуже — Шуичи или ей. Голос Кируми упал на несколько децибел, когда она произнесла: — Он предположил, что убийца хотел устроить суд, потому что хотел убить всех остальных. Тишина проглотила любые разговоры. Каэде не смела поднять глаза от сжатых кулаков у себя на коленях. Сожаление снова наполнило её до краёв. Если бы она только подняла первый приз, если бы привела более убедительные аргументы, если бы не бросила тот чёртов шар. Момота обрушил руки на стол. — Какого хрена вы творите? Вы все там были! Вы все видели, как он позволил себя казнить, чтобы спасти наши жалкие задницы, и теперь вы сидите тут и думаете, что он был каким-то ебанутым психопатом? — Э-это верно! — запнулся Гокухара. — Гонта тоже помнит, что Сайхара-кун признался, а значит, он не мог желать нам вреда. Так что Гонта не верит, что он был таким человеком! — В любом случае, — добавил робот, — действия Сайхары-куна поддерживают теорию Момоты-куна о том, что во всём этом замешан Монокума, да? — Нет. — Воспитательница отрицательно покачала головой. — Вы всё выдумываете, потому что не можете признать, что вас одурачили. — Это неправда! — возразила мастерица Айкидо. — Пусть Сайхара-сан и был мальчиком, Тенко может сказать, что он был хорошим человеком и что ему было не плевать на нас. — Девушка взглянула на пианистку. — Особенно на Акамацу-сан. — Но, в конце концов, он всё ещё убил человека и подверг опасности наши жизни, — легко произнёс лидер. — Чёрт, эта игра станет скучной, если вы так легко будете симпатизировать убийцам. — Он не убийца! — прокричала Каэде, будучи не в силах сдержаться. Все повернулись к ней. — Он… он никого не убивал. — Она опустила козырёк кепки Сайхары. — Произошло не это. — Тогда что, Акамацу-чан? Пианистка отвернулась, закусив внутреннюю сторону щеки и оставив вопрос висеть в воздухе. Тоджо вновь пришла на помощь. — Это не относится к делу, но я помню, что Гокухара-сан хотел поделиться с нами какой-то информацией. — О, верно! — Энтомолог воспрянул духом. — Этим утром Гонта искал жуков и нашёл что-то странное в траве. Все нерешительно повернулись к Гокухаре. Все, за исключением Кокичи, чей холодный взгляд не сходил с Каэде, которая опустила кепку Шуичи как можно ниже. — О, что это? — спросила Цумуги. — В траве была каменная плита. И Гонта заметил, что на ней были буквы. — Буквы? — повторила изобретательница. — И что значили эти буквы, хуила? Энтомолог опешил из-за прозвища, но продолжил: — Гонта не может сказать, но Гонта не очень умный. Может, кто-то другой мог бы посмотреть. — Всё же, — сказал Ома, наконец отвернувшись от Акамацу, — это хорошая находка. Не такой уж ты и бесполезный. — Ома-сан, очень грубо… — начала служанка. — Спасибо! — Энтомолог просиял. Горничная моргнула, прежде чем покачать головой. — Отлично, у нас есть саботированный суд и странные буквы. Что дальше? — спросил Кайто. Монокума появился из-под земли. — Похоже, настал мой выход! Астронавт развернулся к медведю. — Эй, а у тебя толстая кишка, раз ты не побоялся показать свою морду после… — Ну, ну, разве так разговаривают с директором? Особенно, когда он принёс подарки? Пианистка моргнула. — Подарки? — Ярость, которую она успела забыть, внезапно хлынула по венам от вида морды медведя. — Не нужны нам ни-ни… — девушка странно махала руками, — никакие ёбанные подарки от таких, как ты! — Д-да! — согласился Момота, едва оправившись от удивления вспышке Каэде. — Это просто ещё один твой ебучий мотив, не так ли? — Нет, нет, нет! — пропел директор. — Как всегда неверно. Надеюсь, мои очаровательные детки скоро объявятся и принесут мои замечательные презенты! Как по заказу, возникли четыре Монокаба, трое из которых держались в стороне от одного роботизированного. — А-а вот и мы, Пап. И мы, а, принесли подарки! — объявил Монотаро. — А, отлично, отлично. — «Папаша» явно не заметил напряжения между своими «детьми». — В нашей школе припрятано ещё так много загадок! После каждого суда некоторые из них будут волшебным образом раскрыты. Пухухух, ещё одна прекрасная причина ждать судов, верно? Акамацу встала и начала идти на медведя, когда роботизированный Монокаб сунул четыре странных предмета ей в лицо. — ОНИ-ДЛЯ-ВАС, — произнёс робот, отделяя каждое слово. — ПОЖАЛУЙСТА-ИССЛЕДУЙТЕ-И-УКРЕПЛЯЙТЕ-ВАШУ-ДРУЖБУ. Как только предметы оказались в руках девушки, робот исчез. Другие три Монокаба обменялись взволнованными взглядами и пропали в полу. — Мы что, должны ходить по территории и гадать, куда нужно положить их? — спросила пианистка. — Именно! Теперь идите, исследуйте и будьте невероятными детективами! Медведь исчез, как только Каэде агрессивно шагнула к нему. — Трус, — прошептала она. Кайто встал и наклонился к девушке, чтобы получше рассмотреть предметы у неё в руках. — Значит, нам нужно разделиться и осматриваться, что ли? Кируми приблизилась. — Это хорошая мысль. Нас четырнадцать, предметов четыре. Думаю, лучше всего разделиться на две команды по три и по четыре. — Гонта, — сказал Кокичи, — мы с тобой в одной команде, окей? Гокухара сильно удивился. —Ты хочешь работать с Гонтой? — Конечно. В конце концов, именно ты нашёл те буквы в траве. Мне интересно, что ещё полезного ты сможешь сделать. — О-ох, спасибо, Ома-кун. Гонта постарается не подвести тебя. — Анджи пойдёт с вами. Если случится что-то плохое, бог говорит, что Гонта защитит Анджи своим телом! К удивлению Акамацу, энтомолога не волновала такая логика. — Верно! Гонта сделает всё, чтобы защитить своих одноклассников! Момота повернулся к Каэде. — Мы в одной команде, да, Акамацу? Пианистка моргнула. — А, конечно, если хочешь. — Акамацу-сан, ты не должна идти с ужасным мальчиком, если ты не хочешь. Если он начнёт давить на тебя, скажи Тенко, и она использует своё Нео Айкидо, чтобы защитить тебя. — Всё нормально, Чабашира-сан, — сказала Каэде, прежде чем астронавт успел выкрикнуть что-либо в ответ. — Я хочу поговорить с Момотой-куном кое о чём. Мастерица Айкидо нахмурилась. — Ладно, но помни, что ты всегда сможешь присоединиться к Тенко и Юмено-сан. Химико оторвала взгляд от стола. — А, мы идём вместе? — Да. Юмено-сан лучше держаться с Тенко, чтобы она могла защитить её от опасностей, которые подготовил Монокума. Миу внезапно встала со стула, опрокидывая его на пол. — Опасности? В-вы, д-девственники, продолжаете твердить, что это опасно. Изобретательница ринулась к мастерице Айкидо. — Я-я иду… Точнее, — она кашлянула, — великий архангел Ирума решил почтить вас своим присутствием. Чабашира вскинула бровь. — Ладно… В группе Тенко три человека… Киибо-сан, хочешь пойти с нами? Робот моргнул. — Я? — Да, у Тенко есть к тебе вопросы. На лице у Киибо смешались озадаченность и абсолютный восторг от того, что его включили. — О-окей! Я сделаю всё возможное, чтобы помочь исследованию! Момота кивнул. — Круто. Хей, Тоджо, Харукава. Хотите пойти со мной и Акамацу? Лицо Маки потемнело. — Я скорее подавлюсь стеклом. Акамацу вздрогнула. Тоджо кашлянула. — Я с радостью, Момота-сан. Корекиё начал говорить прежде, чем Момота успел обработать ответ Харукавы. — Значит, в последнюю группу войду я, Широганэ-сан, Хоши-кун и Харукава-сан. — Он долго смотрел на воспитательницу. — Если, конечно, она хочет. — Не хочу. — Маки встала и вышла из кафетерия. Астронавт нахмурился. — Я поговорю с ней. А пока, — он повернулся к Каэде, — разделим их. — Кайто взял красный шар и стал взвешивать его в руке. — У меня хорошее предчувствие насчёт него. — Ты «веришь» в него, Момота-чан? — посмеялся Ома. Взглянув на Каэде, он спросил: — Что достанется мне, Акамацу-чан? Пианистка посмотрела на оставшиеся предметы в своих руках и поняла, что и понятия не имела. Она перемешала предметы в руках и протянула правителю рукоять. — Это, наверное, нужно куда-то вставить и повернуть. Должно быть просто с силой Гонты-куна. — Да! Гонта будет рад использовать свою силу, чтобы помочь исследованию, — согласился Гокухара. Правитель немного покрутил рукоять, но не возразил. — Ладно. Тогда отчаливаем. Оо, оо, Гонта, покатаешь меня на плечах? — Ньяхаха! Анджи тоже хочет! Каэде открыла рот, чтобы защитить энтомолога, когда тот присел и легко поднял обоих своих небольших одноклассников. Затем выпрямился, и Ома с Ёнагой устроились на широких плечах энтомолога. Кокичи показал пальцем на дверь. — Вперёд, Гонта! Рывок! Гокухара воспринял команду всерьёз и рванул из комнаты. Жрица и лидер вцепились в него, словно всадники, отчаянно пытаясь не свалиться. Пианистка и астронавт продолжали пялиться с разинутыми ртами, когда к ним подошёл антрополог. — Должен признать, я немного расстроен упущенной возможностью увидеть, что произойдёт с ними. И ещё, если у группы Чабаширы-сан нет возражений, я предпочту взять окарину. Косплеерша хлопнула в ладоши. — Я как раз надеялась, что мы её возьмём. Зельда — такая классика. — Девушка вздохнула. — Нужно будет заняться её косплеем, чтобы ознаменовать это! Акамацу встряхнулась и вернулась в реальность. — А, да, — девушка протянула парню окарину. Шингуджи вышел из комнаты целеустремленной походкой, Широганэ плелась следом, рассказывая Хоши, слушавшему вполуха, о своих сомнениях по поводу того, как антрополог собирался играть на окарине в маске. Каэде повернулась к мастерице Айкидо. — А, Чабашира-сан, ты не против взять этот, — несколько раз она перевернула предмет, — билет? — Тенко не против. А ещё, Тенко хотела поговорить с Акамацу-сан попозже, — она нахмурилась на Момоту, — когда ты закончишь с этим ужасным мальчиком. Астронавт вскинул руки. — В чём твоя проблема? У тебя в группе Киибо, а он мальчик! Акамацу собралась ответить, прежде чем до неё дошла логика произнесённого. Она нахмурила бровь. — Разве? Чабашира вопросительно развернулась к роботу. — Тенко хотела спросить Киибо-сана об этом. Ты считаешь себя ужасным мальчиком, Киибо-сан? Робот пожал плечами. — Мне это не так особо важно, но другие обращаются ко мне в мужском роде. — И ты не против? — спросила неподдельно заинтересованная Каэде. — Наверное. Пока ко мне относятся, как любому другому ученику, у меня нет предпочтений. Изобретательница хлопнула робота по плечу. — Киибс, если хочешь себе чего-то там, сразу дай мне знать, понял? Ты попадёшь в руки мастера, если попросишь помощи у меня. Пианистка вздрогнула, пытаясь не думать о подтексте сказанного. — Спасибо за предложение, Ирума-сан. Ты узнаешь первой, когда я решусь на это. — Не надо, мужик, — посоветовал Кайто. — Серьёзно. — Не слушай его, — сказала Миу, обвила руку вокруг плеча Киибо и направилась с ним из кафетерия. Чабашира переминалась с ноги на ногу, понимая, что она должна побежать за ними. — Тенко нужно идти, но, Акамацу-сан, не забывай, что Тенко всегда с тобой. Тенко видела, как некоторые ужасные мальчики относились к тебе, так что она мгновенно придёт на помощь, хорошо? — Спасибо, Чабашира-сан, — Каэде слабо улыбнулась. — Ты правда веришь в меня, да? — Тенко верит. Через двери донёсся голос Миу. — Эй, мы вытаскиваемся или нет? — Тенко идёт! — мастерица Айкидо развернулась. — Юмено-сан, проснись! Мы должны идти. — А? — Химико снова подняла голову, из её рта струилась слюна. — Что-то случилось? Тенко ободряюще взглянула на пианистку и поспешила к фокуснице. — Думаю, нам тоже пора выдвигаться. У вас есть теории, куда нам нужно отнести наш предмет? — спросила Кируми. Кайто начал подкидывать их красный мяч вверх и вниз. — А есть какая-нибудь статуя дракона или что-то подобное? Это моё первое предположение. — Согласна, — ответила горничная. — Что ж, пойдём. Каэде кивнула и вместе с Тоджо последовала за Момотой, который продолжал легко подкидывать шар с руки на руку. Мяч прыгал туда-сюда, а Акамацу считала про себя людей, которые ей доверяли. Кайто. Тенко. Кируми. Пианистка нахмурилась. Может, Киибо и Рёма. Может, Гонта и Цумуги. Астронавт чуть было не уронил мяч, и ему пришлось наклониться вперёд, чтобы прижать его к себе. Тоджо сделала ему замечание. Каэде глядела прямо перед собой. Не Кокичи и не Маки. Не она сама. Девушка закусила губу. Не Шуичи и не Рантаро. Группа дошла до статуи, и Кайто поместил шар в дракона. Стена взорвалась, и пианистку вырвало из её приступа самоненависти. Служанка пошла вперёд, осматривая новый проход. — Похоже, здесь много коридоров. Интересно, насколько эта школа больше нашего первого впечатления. — Серьёзно, — сказал Момота, начиная пробираться через обломки стены. — Эй, мне это напомнило, Акамацу? Твоя лаборатория на первом этаже, да? Каэде повернула голову к астронавту. — Да. Лаборатория Ирумы-сан открылась в то же время, но больше ничья, по-моему. — Она перекрестила руки. — Думаешь, есть какой-то алгоритм? — Возможно, — ответила горничная. — Если предположить, что в конечном счёте нам откроются все лаборатории, мне интересно, какая она у Амами-сана. Момота в задумчивости потёр подбородок. — Верно подмечено. Признаться, я поднял эту тему потому, что мне интересно, какая будет у меня. — А, что ж, — сказала Кируми, — думаю, я бы хотела увидеть и свою. Акамацу улыбнулась им. Мысли унесли девушку в её лабораторию. Её пианино. Она не играла на нём с тех пор, как проснулась в шкафчике. Она обещала сыграть Шуичи. Пианистка укусила внутреннюю сторону щеки. Ещё она обещала спасти его. — Эй, Акамацу, иди глянь на эту странную штуку. Перед ними стоял открытый сундук, и в руках служанки, одетых в перчатки, оказался фонарь. — У меня чувство, что это важно, — начала Тоджо. — Полагаю, нам следует показать его всем, прежде чем принимать какие-либо меры. — Оу. — Астронавт надул губы. — Но на нём есть выключатель. Почему мы втроём не можем просто проверить его сейчас? Каэде прищурилась на фонарь. Кируми была права: что-то в нём казалось очень, очень важным. Пианистка прошлась по короткому списку людей, которые доверяли ей. Девушку терзала мысль, что они не должны делиться этим с остальными. Она не обязана верить во всех. Она не обязана сдерживать своё слово. Она не обязана — Тоджо-сан права. Д-думаю, нам стоит подождать. — Акамацу нахмурилась. — А мы не назначали место встречи для обсуждения своих находок? — Нет, — вздохнула служанка. — Стоит лучше готовиться к подобным вещам в будущем. Когда закончим, наверное, мы должны вернуться в спортзал или кафетерий и понадеяться, что остальные решили так же. — Ладно, ладно, — сказал Кайто. — Вернёмся, когда закончим тут. — Что-то, казалось, привлекло внимание Момоты, и парень уже побежал, когда прокричал через плечо: — Проверим эту комнату. Каэде и Кируми обменялись взглядами. Тоджо покачала головой. — Что ж, по крайней мере, у него точно добрые намерения. — Ага, — устало посмеялась пианистка. — Хорошо, что тут есть кто-то позитивный, даже если он слегка упрямый. Из-за двери показалась голова астронавта. — Ну же, тут так круто! — Мы уже идём, — ответила Акамацу. Комната оказалась поразительно элегантной. Кайто вскинул руки в стороны, когда девушки вошли. — Та-да! Говорил же, что круто. Служанка положила руку на сердце. — О боже, всё украшено в викторианском стиле, всё такое… — Она улыбнулась. — Это моя лаборатория, не так ли? — Она прекрасна, Тоджо-сан, — сказала пианистка, глядя на люстру. — Она очень тебе подходит. — Ах, — Кируми опешила. — Это очень добрые слова, Акама… Момота-сан, что вы делаете? Каэде повернулась. Астронавт отодвигал заслонки на стене. — Смотрите, за ней что-то есть. Это… пылесосы? Горничная глянула внутрь. — И стиральные машины. Как удобно: так уборка школы будет намного эффективнее. — «Уборка школы»? Тоджо-сан, ты правда не обязана этого делать. — Нет, всё нормально. Долг перед собой. Это кредо любой настоящей горничной. — Всё равно, — сказал Момота, отвлекаясь от дёрганья красных штор. — Убирать целую школу — это охуенно большая работа на одного человека, нет? Мы не можем просить тебя такое. — Правда, всё хорошо, — настояла Кируми. — Я горничная. Я убираю, я служу. Как пианист играет на пианино, или как астронавт исследует космос. Кайто сделал гримасу, возвращаясь к девушкам. — Наверное. Но убираться скучно, как ни посмотри, разве нет? — Ну, может быть, — ответила Каэде. — Но, может быть, тренировки астронавтов некоторым людям тоже покажутся скучными… — Да о чём ты? Тренировки астронавтов охеренные! Вообще, мне стоит вернуться к ним: я отлынивал в последние дни. — То же самое я чувствую к своим обязанностям служанки, — вставила горничная. — И Акамацу-сан, наверное, то же самое испытывает к игре на пианино. — А, думаю, это правда, — ответила пианистка. — Что ж, тем не менее, нам стоит продолжить, правильно? — На самом деле, — сказала Тоджо, — если это не причинит неудобств, я бы предпочла остаться здесь чуть подольше, чтобы тщательно осмотреть материалы для уборки. Я скоро подойду к вам, когда закончу. — Без проблем. — Момота уже стоял у двери. — Пойдём, Акамацу, не оставляй исследование на одного меня! — Секунду! — крикнула пианистка, когда парень исчез. — А, до свидания, Тоджо-сан, и, ну, — она потянула за козырёк кепки Шуичи, — спасибо тебе за это утро, правда. Кируми по-доброму улыбнулась. — Конечно, Акамацу-сан. Я, — она помедлила, — я вижу, что многие наши одноклассники до сих пор… не определились с тем, что им чувствовать по поводу случившегося, но, пожалуйста, знайте, что лично я полностью вас поддерживаю. — Тоджо-сан… — Крик Кайто разнёсся даже через закрытую дверь, нарушая спокойствие между девушками. — Я, а, наверное, лучше пойду, пока он не наделал чего. Но спасибо ещё раз. — Без проблем, — ответила служанка пианистке вслед. В коридоре Каэде увидела, как парень быстро захлопывал за собой зелёную дверь. Он посмотрел на пианистку со страхом в глазах. — А, Момота-кун? — Мы туда нахуй не пойдём. Акамацу вскинула брови. — Там… плохо? — Там ад. Каэде медленно кивнула. — Ладно. Астронавт больше ничего не сказал насчёт той комнаты и начал подниматься по ступенькам. — Эй, чего стоишь? Мы ещё не всё осмотрели! Пианистке пришлось бежать, чтобы нагнать астронавта. — Момота-кун, — позвала Каэде, наблюдая, как Кайто перешагивал две ступеньки за раз, — у тебя слишком много энергии. — Не-а, — ответил парень, пока девушка шагом поднималась за ним. — Это у тебя слишком мало энергии. Ты тренируешься, Акамацу? Каэде закончила пересекать лестницу, глядя на Момоту одним глазом. — Ты на что-то намекаешь? — Что? — Кайто искренне недоумевал. — Нет, ты просто напомнила о моих подготовках астронавта, и я думаю, что мы должны заниматься вместе. — А? — Тогда решено. Начинаем с сегодняшнего вечера. — Что? Что решено? Момота-кун, ты о чём говоришь? — Я говорю о том, что теперь мы будем работать вместе. Мы станем командой, окей? Сегодня мы исследуем школу, а завтра одолеем мастермайнда. Снова пианистка думала, что ответить на такое серьёзное заявление. Она определилась с: — Завтра одолеем мастермайнда? Кайто пожал плечами. — Ну ладно, может, послезавтра, но смысл в том, что мы раскроем это дерьмо, и… — он нахмурился. — И я знаю, что могу быть вспыльчивым, но ты можешь рассчитывать на меня. — Момота улыбнулся девушке, уже подходя к другой двери. — А я буду рассчитывать на тебя, поняла, Каэде? Акамацу поняла, что улыбалась. Почему-то пианистка постоянно ловила себя на том, что улыбалась рядом с астронавтом. Она ухмыльнулась. — Поняла, Кайто. Момота ухмыльнулся и толкнул дверь, украшенную теннисной ракеткой, и Каэде успела заметить его улыбку до того, как он полностью скрылся.