Каэде тяжело давались чувства кроме общего ощущения неудачи и ужаса, когда она вышла в коридор. Кайто уже убежал дружить с той, с кем Акамацу еле могла заговорить, и так как Тенко нельзя было отвлекать от еды, пианистка не могла найти себе применение.
Она бесцельно бродила по коридорам какое-то время, проигрывая в голове увиденное из Фонаря Флешбеков, глядя на тускневшее небо на улице. Несмотря на нахлынувший чистый ужас от всех тех воспоминаний, которые она как-то забыла, между ним и небом Каэде посчитала последнее более интригующим. Хотя блэкаут в целом казался помутнением, прервавшимся смертью, абсолютно чёрное утреннее небо осталось одной из тех загадок, над которыми Акамацу до сих пор хотелось оживлённо размышлять, когда она вспоминала об этом.
Этого хватило, чтобы побудить пианистку к активным действиям, так что она резко развернулась и вышла наружу.
Каэде шла с поднятой головой, рассматривая небо и решётки, проходящие сквозь него, щурясь в попытке найти зацепки, которые ни с сего вдруг решили, что настало самое время раскрыть себя. Она вспомнила, как Гонта говорил о разнице в звёздах и явном отсутствии птиц, самолётов и других признаков жизни. И с помощью натренированных ушей Акамацу поняла, что не слышит отдалённых звуков животных и никогда их не слышала с тех пор, как проснулась в этой клетке.
Возможно, она чересчур углубилась в эти размышления, и её нога зацепилась за выступавший из земли кусок камня. Ей удалось отшатнуться на пару шагов назад, вместо того чтобы упасть, и, восстановив равновесие, пианистка опустила глаза и увидела то, о чём однажды упоминал Гокухара.
Гладкий камень был усыпан несвязными вырезанными буквами, но когда Каэде прищурила глаза на знаки, она заметила, что некоторые из них выглядели неглубокими или незаконченными, будто кто-то принялся за дело, только чтобы сдаться на полпути.
Однако её размышления были прерваны громким топотом, приближавшимся к ней, вместе с криком Миу:
— Бакамацу! Наконец-то, сука, нашлась! — перекрывшим тихие просьбы Киибо.
Яркого обращения хватило, чтобы Каэде полностью забыла о своих мыслях.
— Ирума-сан? Тебе… вдруг стало намного лучше?
Вблизи пианистка осознала ошибочность своих слов, увидев красные глаза Миу, её опухшее лицо и волосы, спутавшиеся в узлы из-за перебирания их руками. Но она источала и другую энергию, помимо паники, даже когда её тело было наполовину готово сдаться.
— Естественно, блять, я в порядке! Я-я… — Она указала на Акамацу пальцем. — Великолепный гений Ирума Миу… я в-всегда в порядке!
Дрожь в её голосе выдала её, и очевидный скептицизм пианистки побудил Киибо сказать:
— Я проводил Ируму-сан в её комнату и какое-то время сидел с ней. Потом я пошёл к себе, когда внезапно услышал, как она кричит, что ей пришла новая идея…
— П-пиздецки блестящая идея! — добавила Миу.
Робот нахмурился, очевидно, всё ещё беспокоясь.
— И когда я попытался вернуться и проверить её, она вышла из комнаты и сказала, что ей нужно найти тебя.
— Вот и приплыли. И-итак, Бакамацу, ты нужна мне д-для кое-чего, и это абсолютно стоит твоего времени. Я не из т-тех, кто не отвечает взаимностью после того, как опус…
— Что тебе нужно? — перебила Каэде.
— Сначала мне надо сделать кое-какую херню, но ты, — она неясно помахала руками, — т-ты должна будешь позвать всех, когда я буду готова, так как ты лидер этого дерьмища, окей?
Акамацу сдвинула бровь.
— Я… не уверена, что поняла, но если тебе надо, чтобы я созвала собрание, думаю, я могу попробовать.
Изобретательница довольно кивнула.
— Лучше не забудь, и-и, — она посмотрела на Каэде и Киибо, прежде чем понизить голос и рукой приказать нагнуться ниже, — ещё, с прошлого суда я думала о том, о том ёбанном правиле про двух человек.
— Ты о том правиле, что убийственная игра заканчивается, когда остаётся два человека? — уточнил Киибо.
— Да! — чересчур громко сказала она, вздрогнула от собственного голоса и вернулась к шёпоту, в котором, как заметила пианистка, многовато слюны. — В-в смысле, вот что мы сделаем: мы с Бакамацу выберемся, а-а я смогу скачать твой ИИ, Киибс, и мы втроём будем свободны, ебать.
Каэде понадобилось время, чтобы обработать подтекст из того, что она сказала.
— Стой, ты говоришь… что нам нужно работать вместе, чтобы — не знаю — продержаться дольше остальных?
— Д-да!
Киибо казался таким же неуверенным, как и Акамацу.
— А как же остальные?
—
Нахуй остальных, — чуть ли не прорычала Миу, — один из них мастермайнд, и…
Что-то в её словах отталкивало пианистку.
— А пять из них — нет.
Конец её предложения заставил Ируму визгнуть.
— Я-я, сука, просто г-говорю, что нам надо работать вместе и-и вся хуйня, как, — она нахмурилась, пытаясь привести пример, — к-как когда я чистила Киибса или как когда ты рассказала мне, что коротышка спиздил мой дрон. О-о, и-и!.. — Она вдруг посмотрела на Киибо. — И я реально могу скопировать ИИ Киибса, кстати, так что мы его нихуя не оставим.
Робот моргнул.
— Ты можешь меня скопировать? — Он поднёс руку к подбородку. — Разве это не равно клонированию? Ирума-сан, я не уверен об этическом значении…
— В пизду этику! Это как ты, который ты, и ты, который тостер, — в этом нет нихера странного.
Каэде хотелось бы возразить, но она решила отослаться к более назревшей проблеме.
— Ирума-сан, я знаю, ты переживаешь о том, что… значит для нас наша недавняя находка из-за того, что случилось с Юмено-сан, но мы не можем предать остальных, чтобы попытаться спасти самих себя.
Киибо кивнул.
— Я согласен. Думаю, мы втроём всё ещё можем работать вместе, однако я бы предпочёл продолжать доверять и полагаться на своих друзей.
Миу выпрямилась, сморщив нос.
— Л-ладно, — она отвернулась, — в пизду! Это… это было не настоящее предложение, чтоб вы знали. Великому… великому изобретателю вроде меня никто не нужен…
Она утопала прочь, и Каэде крикнула ей вслед:
— Ты всё ещё хочешь, чтобы я созвала для тебя собрание?
— Ой, блять! — Миу резко обернулась. — Да, когда я закончу со своей хуйнёй!
С этим она убежала, что любопытно, в направлении школы, а не своей комнаты или лаборатории, оставив Каэде и Киибо одних. Какое-то время последний смотрел Ируме вслед и повернулся к пианистке.
— Акамацу-сан, возможно, мне не стоит спрашивать, но ты ведь тоже переживаешь за Ируму-сан, верно?
Каэде кивнула.
— Да, хотя я переживаю за всех, — она опустила глаза на каменную плиту, — и… в целом, за всё, что касается нашей ситуации.
Киибо проследил за её взглядом.
— Это, — он встал на колени рядом с ней, — Гонта-кун упоминал об этом, если я правильно помню. — Он прошёлся по буквам металлическими пальцами, надавливая на меньшие углубления. — Нам всё ещё предстоит раскрыть, кто добавляет буквы к этому сообщению, хотя я немного сомневаюсь, что это кто-то из нас.
Акамацу кивнула и вздохнула, глядя на плиту.
— Должно быть, и сейчас, кажется, кто-то из нас хочет сказать… — она наклонила голову, — «мир — это лошадь». Я бы написала такое в качестве розыгрыша, но царапать буквы на камне не совсем… весело, что ли?
— Нет, — согласился Киибо, — и это не выставлено на публику. — Он встал, покачав головой. — В этой школе ещё много тайн, которые у меня не получается понять. Извиняюсь, если прозвучу грубо, но, похоже, убийства призваны отвлечь нас от раскрытия… — он нахмурился, подбирая слова, — всей правды нашей ситуации.
— В смысле, правда о нашем прошлом и как мы сюда попали — как с Фонарём Флешбеков? Или, — она сдвинула бровь, — или… ну, по крайней мере, я думала,
зачем вообще проводить убийственную игру. Если Монокума, или мастермайнд, или кто бы там ни было хочет нашей смерти, он мог уже сотню раз устроить это, так как у него есть Эксизалы.
— Это правда, — согласился Киибо. — Боюсь, я не особо думал над этим. Хотя Монокума достаточно серьёзно относился к правилам. — Он снова направил взгляд на землю, вес его слов физически отягощал его. — Например… он начал действовать, чтобы вмешаться и убить Юмено-сан, только когда это было разрешено его собственными правилами. Хотя это ужасно, думаю, мы можем полагаться на них, чтобы предугадывать поведение Монокумы и того, кто его контролирует. Или, — он нахмурился, — наверное, Монодама.
Пианистка не сдержалась и прыснула смехом от его слов.
— Да, должна признать, мне тоже интересно, как так вышло. Как будто, — она неясно помахала руками, — это нечто запланированное, если это имеет смысл? Будто нечто подобное можно увидеть на шоу по телевизору.
— Я не рассматривал это в таком ключе. Я изучал прошлое становления кино, но я не совсем знаком с современными драмами по ТВ.
— Ах, что ж, — улыбнулась ему Каэде, — может, у тебя будет шанс посмотреть их, когда мы все выберемся отсюда. Все.
Робот почувствовал значение этих слов и решительно кивнул.
— Верно. Мы выберемся отсюда вместе. — Он триумфально упёр руки в боки. — Я посмотрю множество шоу. На самом деле Ирума-сан рассказывала мне о некоторых из них, но у меня сложилось впечатление, что они направлены на младшую аудиторию.
Его заявление вызвало у Акамацу достаточный интерес, так что она завязала с ним простой разговор, пока собирался вечер. Только когда в небе начали блестеть первые странные звёзды, Киибо извинился, сославшись на необходимость проверить Миу.
Когда он убежал, пианистка снова вспомнила о своей ответственности. Пока ночь давила на неё сверху, Каэде брела в общежитие в попытке вспомнить последний раз, когда она допоздна не спала с остальными. Возможно, Анджи не зря установила то ночное правило: Гонта и Тоджо оба убили ночью, а Химико в темноте. У Акамацу сжалось горло с осознанием, что она единственный убийца, у которого хватило наглости сделать своё дело средь бела дня.
Она резко прервала свой поток мыслей и ненависти к себе, когда её уши уловили спор двух голосов, которым пианистка решила уделить особое внимание.
Держась на расстоянии, она медленно приближалась к общежитию, когда тонкая фигура Маки и низкорослая фигура Кокичи силуэтом вырисовались прямо у входа в общежитие, откуда свет аккуратно освещал их.
Сначала она различила слова Омы:
—…такая, как ты, может легко сделать это без промедления, верно? Так что это наверняка возможно!
Даже стоя на расстоянии, Каэде могла видеть суровый взгляд Харукавы на правителя.
— Я без понятия, о чём ты.
— Блин, Харукава-чан, ты ужасно врёшь для ассасина. Хотя ты учила ножи, а я учился лжи, так что…
— В этом есть какой-то смысл? — перебила Маки. — Или ты и дальше будешь мямлить?
— Я просто хочу, чтобы ты сказала правду, Харумаки-чан. Конечно, ты не сказала правду даже Момоте-чану, так что, получается, у меня нет шансов, да?
— Ты хочешь умереть? — огрызнулась она.
— Если это поможет сдвинуть дело с мёртвой точки, — ответил Кокичи без малейшего колебания, — тогда я не против использовать свою жизнь, ноооо пока что я не собираюсь умирать, а ты не нарушишь своё обещание Момоте-чану, верно?
Ассасин застыла на месте, и Ома хихикнул.
— Тебя слишком легко прочитать, Харукава-чан. Даже как-то скучно. Но всё же, — он сложил руки за головой, — Момота-чан всё равно держит тебя на длинном поводе, а? Раз уж ты всё ещё хранишь от него секреты, и…
Маки рванула вперёд, схватила его шарф в кулаке и дёрнула его вверх, заставляя правителя встать на носочки.
— Я обещала убить тебя, ты забыл?
Движение побудило Каэде к действию, и она выбежала вперёд, нарочно громко шагая. Она сделала как можно более беспечный голос со словами:
— Эй, Харукава-сан! Что ты… Ома-кун снова что-то натворил?
Голова Маки дёрнулась в сторону звука, и та чуть ли не кинула Кокичи на землю, когда пианистка приблизилась.
— Ничего. Ома просто хотел сказать, что сегодня ляжет пораньше.
Правитель не казался возмущённым своей ситуацией, а спокойно сел, хмуро сметая грязь на теперь не совсем белой одежде.
— Харукава-чан лжец, — надувшись, произнёс он. — А я
ненавижу лжецов.
Хотя всего пару секунд назад она чувствовала себя вынужденной встать на его защиту, Каэде только подняла бровь.
— Тогда… что случилось?
— Ничего, — повторила Маки.
— Эй, Акамацу-чан, я считал тебя ужасным лжецом, но Харукава-чан оказалась намного хуже, а?
Ассасин дёрнула головой в его сторону.
— Ты хочешь…
—…умереть? — закончил Кокичи, вставая на ноги. — Блин, Харукава-чан, ты такая предсказуемая, что это даже не смешно. — Он вздохнул и начал разглядывать свои ногти. — Как ни посмотри, ты скучная и предсказуемая — даже от разговора с тобой меня клонит в сон.
— Тогда заткнись и иди к себе. Этот разговор окончен.
Ома захныкал.
— Но…
— Живо.
Каэде не смогла сдержать ухмылку.
— Харукава-сан, ты правда раньше ухаживала за детьми? Ты идеально подходишь для этого.
Вместо того, чтобы огрызнуться, Маки начала перебирать волосы.
— У меня просто наточен глаз на ублюдков, — пробормотала она. — Возраст не имеет значения, если человек отказывается меняться…
Кокичи снова преувеличенно вздохнул.
— Но, мам, я хочу остаться и поиграть с другими детьми.
Маки повернулась, свирепо взглянула на него и произнесла леденяще холодным голосом:
— Я убью тебя. И если ты не уберёшься через пять секунд, я сделаю это прямо сейчас.
Правитель показал ей язык.
— Ладно! Я всё равно не хочу с тобой говорить!
Пианистка устало смотрела, как Кокичи проскакал в общежитие, словно ему только что не угрожали убийством. Но когда его детская энергия исчезла, Акамацу вдруг почувствовала тяготящее напряжение, повисшее между ней и Маки.
— Итак, — решила сказать она, — Харукава-сан… ты…
— Если ты пытаешься завести светский разговор, то прекрати, — перебила ассасин. — Если ты хочешь притвориться, что мы заинтересованы в том, чтобы быть друзьями, то ты ещё худший лжец, чем Ома.
Её слова вызвали у Каэде почти рефлекторную реакцию.
— Харукава-сан, в таком случае я не хочу быть твоим другом и мне на это всё равно, ладно? И, может, это и делает меня, — она вздохнула, — может, делает меня лицемером и… не таким хорошим человеком, как, например, Кайто, но нам всё ещё нужно быть в состоянии говорить друг с другом, ладно?
Маки вздёрнула бровь.
— А нам разве есть, о чём говорить?
— Да, — ответила Акамацу, решив быть прямолинейной. — Мне на самом деле нужно кое-что спросить. Кайто сказал, что во время блэкаута ты исчезла, чтобы что-то проверить… так что, — она расправила плечи, чтобы подготовить себя к любой потенциальной реакции, — что ты проверяла?
Ассасин неуверенно отвернулась.
— Это не важно.
— Харукава-сан…
— Ты хочешь у…
Двери в общежитие открылись, Каэде с Маки повернулись и увидели, что Момота вдруг оказался между ними, сбитый с толку, но уже успевший оказаться в позиции посредника.
— Эй, — произнёс он, оценивая ситуацию, — вы… ладите?
— Я только собиралась идти спать, — ответила Маки, — и тебе тоже следует.
Астронавт скорчился.
— Что? Не, мне надо тренироваться, особенно учитывая, что я отлынивал в последнее время.
— Ни в коем случае. Я запрещаю…
— Ты мне не мамочка, Харумаки, — перебил он с дразнящей ухмылкой. — Кроме того, мне есть о чём переговорить с Каэде.
Его слова пробудили в Акамацу любопытство.
— Правда?
Маки её не услышала.
— И ты не можешь сказать это в моём присутствии?
Момота нахмурился.
— В смысле, могу, но это основано на том, о чём мы говорили раньше, и мне придётся вводить тебя в курс дела и вся херня.
Ассасин прозвучала почти так же по-детски, как Ома, когда произнесла:
— И что?
— Я имею право поговорить с Кайто наедине. То, что он тебе нравится, не значит, что ты должна…
Лицо Харукавы вспыхнуло красным.
— Я не… Я…
Она яростно перебирала волосы, и Кайто озадаченно нахмурил бровь.
— Ты… в порядке, Харумаки? Что-то…
— Вы оба хотите умереть? — огрызнулась она, наверное, уже сотый раз за ночь в присутствии Каэде.
Кайто выглядел наиболее обеспокоенным.
— Эй, если тебе надо о чём-то со мной поговорить, ты знаешь, что я всегда, блять, выслушаю и вся херня, верно?
Его слова никак не помогли, и ассасин безучастно посмотрела на него, прежде чем оттолкнуть обоих и зайти в общежитие, громко захлопнув стеклянные двери.
Момота моргнул, глядя ей вслед.
— Я… какого хрена это было?
— По-моему, вы немного по-разному смотрите на некоторые вещи, — нечётко ответила Каэде. — Но, в любом случае, о чём ты хотел поговорить?
От её вопроса на его лице появилась рассудительность, которую Акамацу видела нечасто, и астронавт дёрнул подбородком в сторону беседки.
— Давай поговорим не здесь: не хочу, чтобы нас подслушивали.
Он начал идти, и пианистка последовала за ним, еле держа язык за зубами, когда подозрение силилось взять над ней верх. Момота тоже молчал всю дорогу и заговорил только в беседке, вытянув шею во все стороны на случай, если кто-то решит шпионить за ними.
— Думаю, это место лучше всего, — пробормотал он.
— Наверное.
Кайто не сдержал смех.
— Эй, я в курсе, что веду себя пиздец скрытно, но тут нет ничего серьёзного, честно. Я просто хотел сказать, что поразмыслил над тем, что ты сегодня сказала, — он нахмурился, — о том, что, если бы у тебя был способ убить мастермайнда и вся херня.
У Каэде сжалось сердце.
— И? — ненавязчиво подсказала она.
— И, — он вздохнул и упал на лавочку рядом с ним, — и я решил, что сделаю это. Это полный пиздец, но если бы это спасло всех… ну, любой бы воспользовался таким шансом, верно?
Пианистка сжала рот в тугую линию, и хотя он открыто оправдал всё, что она сделала, Каэде чувствовала нараставшую тошноту, поднимавшуюся к горлу.
— Но это всё равно один из нас. В смысле, что, если это я?
Момота прыснул смехом.
— Нихуя ты не мастермайнд.
— Откуда тебе знать? — настояла Акамацу. — Как ты можешь быть уверен хоть в ком…
— Потому что я решил, что доверяю тебе, — просто ответил он. — И когда я кому-то доверяю, я ему, бля, доверяю. Всё просто. — Он пожал плечами и беспечно расправил плечи. — Если меня предадут, значит я сам проебался, но этого не случится, потому что я выбрал хороших людей.
Это слишком легко. Чересчур легко, и Каэде физически не могла не оспорить его.
— Тогда кому из нас ты не доверяешь? В смысле… мы знаем, что один из нас мастермайнд, и если ты сказал, что убьёшь его, это значит, что ты не против убить одного из нас, верно?
Кайто нахмурился.
— Ты слишком много думаешь об этом.
— Нет. Это настоящий вопрос. — Она глубоко вздохнула. — Ты бы убил одного из нас — того, кого ты знал и, возможно, считал другом, — если благодаря этому мы выберемся?
— Я уже сказал «да», — ответил он решительным голосом. — Но ты неправильно понимаешь. Надо переживать не о том, чтобы убить
всех, а только ёбанного мастермайнда. Так что сначала мне нужно понять, кто это, прежде чем действовать. И ещё, — он проницательно взглянул на неё, — ты же понимаешь, что остановить мастермайнда нужно для того, чтобы спасти всех остальных?
Акамацу вздохнула и села рядом.
— Я знаю. — Она взглянула на свои колени. — Я правда, правда знаю. Итак, — она вымучила улыбку, повернувшись к астронавту, — есть догадки?
Кайто выдохнул через нос, запустив руку в волосы.
— Вот так вот сразу, а?
Она пожала плечами.
— Мы можем говорить теоретически, но если ты серьёзно…
— Я знаю. Ну, — он помедлил, — Харумаки придерживается того, что это Ома, и у этого должна быть причина, верно?
Каэде фыркнула.
— По-моему, причина в том, что она его ненавидит.
— Ну, я и сам не фанатею от этого парня.
Акамацу кивнула, поскольку хоть она бы и поспорила с тем, что Кокичи является мастермайндом, но на уровне личных чувств она с этим слегка не согласна. Воцарилась наполовину приятная, наполовину выжидательная тишина, и через какое-то время пианистка наконец сказала то, что обременяло её слишком долго.
— Думаешь, мастермайнд заслуживает умереть?
Момота помедлил, глядя на окружавшее их ночное небо. Каэде подумала, что он не ответит, когда наконец услышала:
— Я думаю, что мы заслуживаем жить. И если либо мы, либо он… — Он помотал головой. — Меня затягивает вся эта мораль — мы просто пытаемся, нахуй, выжить, и тут нечего стыдиться.
Каэде закусила губу, проследила за его взглядом и уставилась в космос. Пытаться выжить. Это она делала, когда взяла шар из склада? Это делал Рантаро, когда бродил рядом с логовом мастермайнда?
Она потянулась поправить кепку Шуичи, чтобы незаметно наблюдать за Кайто краем глаза. Он как всегда уверен, хотя над ним нависла серьёзность, которая показалась ей совершенно новой. Акамацу вспомнила, как призналась Тенко в том, что она сделала. Это было сложно, но это казалось правильным. Пианистка посмотрела на Кайто чуть дольше, прежде чем молча отвернуться.
Тишина между ними была скорее спокойной, чем некомфортной, и так как Момота не заставлял её говорить, Каэде сидела молча, пользуясь моментом, чтобы прислушаться к ночи, свободной от любой жизни, кроме их двоих… и спустя какое-то время к ним нерешительно приблизились шаги.
Акамацу повернулась и улыбнулась, увидев, как Чабашира осторожно подошла к ним, будто боясь что-то прервать. Пианистка помахала ей.
— Тенко-сан, — радостно поприветствовала она, заставил Кайто тоже повернуться.
— Эй, Чабашира, — ухмыльнулся он, — потренируешься с нами?
Тенко нахмурилась, но восстановила уверенность и села рядом с Каэде, до этого слегка вздрогнув.
— Момоте-сану не следует переутомляться. И то, что вы делаете, не похоже на тренировку.
— Мы просто болтаем, — ответила Акамацу. — Так что, видимо, мы тренируем наше сознание?
Астронавт посмеялся.
— Точно, звучит классно. В подготовке космонавтов учёба так же пиздецки важна, как и вся эта херня насчёт физического состояния, знаете ли. — Он наклонился за Каэде. — В нео-айкидо вообще есть учёба, Чабашира?
Тенко рассердилась из-за вопроса, и, выглядя наиболее энергичной и живой за весь день, приготовилась пуститься в лекцию.
— Нео-айкидо посвящено духу и телу одновременно — пренебрежение чем-то одним полностью противоречит смыслу…
Она продолжила, а Кайто рассмеялся и задал вопрос, и Тенко оживлённо ответила, а Каэде улыбалась, пока слушала. Для них ночь двигалась в покое, которого, как пианистка даже не подозревала, ей так не хватало.
***
В другом месте Рёма играл с сигаретой перед дверью в комнату Маки. Дверь стояла неподвижно, а ночь на улице тем более, когда он вздохнул и потянулся, чтобы нажать на звонок. Он подождал одно мгновение и лениво подумал, что если она откажется открывать, возможно, он может нажать на него ещё сто раз, чтобы заставить её поверить, что это Кайто.
Однако ему этого не понадобилось, когда дверь приоткрылась, и оттуда на него сверху вниз уставился красный глаз Харукавы. Хоши не пришлось ничего говорить, чтобы она открыла дверь полностью, скорее всего, разгадав значение его прихода.
Он всё равно чувствовал необходимость сказать:
— Харукава, надо поговорить.
Ассасин холодно на него посмотрела.
— О чём?
— Не прикидывайся, — вздохнул он. — Ты бы не открыла мне, если бы не знала, зачем я тут. И ещё, — он рассеяно указал на неё сигаретой, — я знаю, что ты обманула Момоту, и я тоже это видел, так что не старайся лгать: так будет легче.
Она поёрзала, скрестив руки.
— Ладно. Я всё равно не думаю, что нам есть, о чём говорить.
— Серьёзно? Ты просто будешь меня игнорировать?
— Какая-то проблема? Мы не то чтобы друзья.
— Никогда так и не считал, — ровно ответил теннисист, хотя её упрямство истощало его терпение. — Сомневаюсь, что кто-то посчитает тебя чьим-то другом, кроме нулевого пациента.
У Маки переключилось выражение лица, и она прошипела:
— Ты хочешь умереть?
Рёма только покачал головой.
— Без понятия, что ты ожидаешь услышать в ответ, когда это спрашиваешь. Ещё, — он непоколебимо поднял на неё глаза со словами: — ты в курсе, что он скоро умрёт, да?
— Нет.
— Я же сказал не врать мне. Несложно понять, что его дни сочтены, так что реальный вопрос в том, умрёт он от того, что заставляет его выкашливать кровь, или от того, что его успеют убить.
— Никто его не тронет.
— Тогда это будет болезнь.
— Заткнись.
Рёма пожал плечами.
— Не говорю, что это плохо. Честно, это лучший способ уйти, в отличие от того, что ждёт нас всех.
— Я сказала перестать говорить о нём. Уверена, ты не настолько идиот, чтобы прийти сюда просто насмехаться надо мной.
— Тогда я перейду к делу. — Хоши помедлил и вздохнул, сосредоточив взгляд на сигарете, которую он перебирал между пальцев. — Просто хотел сказать, что если ты попытаешься убить кого-то… я помогу тебе избежать наказания.
Маки моргнула.
— Что?
Теннисист не поднял глаз с сигареты.
— По-моему, я ясно выразился.
Харукава прошлась по нему взглядом, пытаясь раскрыть секрет, стоявший за его словами.
— Значит, ты совсем отказался от жизни?
Рёма помотал головой.
— Это не касается меня и не касается этого. Теперь, — он спрятал сигарету в карман, — ещё один вопрос.
— Не уверена, что отвечу.
— Справедливо. Просто хотел спросить: ты уверена, что Ома мастермайнд?
— Да, — ответила ассасин, аккуратно взвешивая его слова. — Нет доказательств, что это может быть кто-то другой. Почему ты спрашиваешь?
Он пусто посмеялся.
— По-моему, я уже всё сказал. Знаешь, — он уставился в потолок, усеянный флуоресцентными лампами, такими же фальшивыми, как звёзды снаружи, — я задавался вопросом, зачем прожил так долго, пока столько людей погибло. Все до Амами, — и снова посмотрел на пол, — они все хотели жить — наверное, по мне это просто не справедливо. Долгое время думал, что у меня нет будущего, но сейчас я наконец начинаю думать, что знаю, каким оно будет.
Маки прищурилась.
— Если ты хочешь совершить убийство, знай, что я не буду возвращать тебе твою нелепую просьбу, которую ты пытаешься мне впарить.
— И не собирался. В конце концов, — он ухмыльнулся, — ты сама это сказала: мы не друзья. — Теннисист отвернулся. — Спокойной ночи, Харукава.
Она ничего не ответила, и Хоши услышал, как дверь тихо захлопнулась у него за спиной. При отсутствии комендантского часа, который собирал остальных вместе в одно и то же время, общежитие казалось пустым. Рёма подумал, что мог бы вытянуть руку и прикоснуться к пустоте рядом с собой, которая прежде говорила о природе, манерах и чудесных вещах, наполнявших этот мир.
Рёма дотянулся до собственной двери и подумал: может и хорошо, что он единственный, кто знает правду. Может и хорошо, что он так и не нашёл причину жить.
***
Утром Каэде радостно шла по школе. Она делала это вместе с Тенко, а Цумуги пробежала несколько шагов из общежития, чтобы успеть за ними, прежде чем сразу же пуститься в странную, бессвязную историю про сон, который приснился ей прошлой ночью. Акамацу наполовину слушала, наполовину наблюдала за Тенко, всё ещё заметно охваченной глубокой грустью, которая, однако, уже не сокрушала её вконец.
Достаточно бессмысленный разговор утих, и Акамацу не сдержала улыбку, когда Чабашира задала вопрос и вставила комментарий, не так оживлённо, как при разговоре с Кайто прошлой ночью, но на уровне вполне близком к норме.
Мастерица айкидо внезапно остановилась, когда они подошли к лестнице на второй этаж, быстро извинилась с очевидной ложью, что возьмёт завтрак позже, и убежала без объяснений. На расстоянии был виден кафетерий. Пианистка закусила внутреннюю сторону щеки, пока Широганэ неловко прокашлялась в руку и сказала:
— Ам, тогда пойдём?
Они добирались туда уже не так уверено, и остаток пути Широганэ болтала о сплетнях и грандиозности потенциальных романов между её одноклассниками, словно они не находились в убийственной игре.
Она оборвалась, когда они наконец достигли кафетерия, Каэде открыла дверь, и до них донёсся взрыв звуков.
Отсутствовала только Чабашира, следовательно, она единственная, кто не увидела, как Кайто ударил руками об стол и выкрикнул:
— Всё! Мне надоело смотреть, как вы сидите на жопе ровно и жалеете себя!
Рядом с Акамацу Цумуги взвизгнула от внезапных громких звуков и юркнула за пианистку в поисках защиты. Тем временем последняя в целом просто сбилась с толку.
— Кайто? — сказала она, шагнув вперёд, и Цумуги поспешила за ней. — Что происходит?
— Хороший вопрос, — задумчиво произнёс Рёма, неотрывно глядя на сигарету меж пальцев, а не на зрелище, которое пытался устроить Момота.
— Происходит то, что мы нахуй остановим Монокуму, Монодама или, блять, кого бы то ни было, который думает, что он нам начальник, просто потому что делает то, что хочет! Я говорю, — он столкнул кулаки, — что мы прекращаем хандрить и даём отпор!
— Хоть я и за то, чтобы объединиться против Монокумы и отчаяния, — сказал Киибо, — я не думаю, что физическое сопротивление много даст.
— Тихо, Киибой, — произнёс Кокичи, с нетерпением сев на край стула, — я хочу увидеть, куда Момота-чан заведёт нас с этим. — Его ухмылка расширилась, когда он буквально скакал на стуле, а его глаза почти светились со словами: — Наверняка это будет полная чушь!
Робот нахмурился.
— Если ты так считаешь, зачем ты…
— Послушайте, — громко перебил Кайто, — первый шаг в том, что нам нужно что-то сделать с этими ёбанными Эксизайлами, и когда их не будет у нас на пути, — он поднял кулак, — нам останется только сломать решётки клетки!
Миу фыркнула.
— И каким хером ты всё это сделаешь, космонавт?
Было лишь наполовину удивительно то, что Маки высказалась в поддержку.
— Эксизайлы находились в отключке, как и Монокума, во время блэкаута. Если тот, кто не настаивает на сокрытии важной информации, решил поделиться, как Юмено этого добилась, мы действительно можем сбежать.
— Н-но, — выдавила косплеер из-за спины Каэде, — Юмено-сан у-у… — она сглотнула, нервно мотая головой, — Юмено-сан убили за это, разве нет?
— Настоящая проблема, — сказал Хоши, не поднимая взгляда, — это сам побег…
Акамацу моргнула.
— Почему это проблема?
Теннисист молчал, и Миу сказала:
— Э-эй, а не ты ли хотел сбежать, когда воскресная школа начала пороть хуйню п-про блядский культ и про то, чтобы мы остались тут навсегда?
— Ирума-сан, ты тоже присоединилась к студенческому совету Анджи-сан, — очень нежно ответил Киибо.
Рёма милосердно проигнорировал его комментарий и просто пожал плечами.
— Видимо, да.
Маки пристально уставилась на него.
— Хоши прав: мы не можем знать, каков теперь внешний мир, если мы выберемся отсюда.
— Что ж, у нас хотя бы есть представление, — ответила пианистка. — Но даже если оно ошибочно или там и правда что-то ужасное, всё что угодно лучше, чем оставаться здесь, — лучше, чем быть запертыми в этой игре.
— Вот именно! — согласился астронавт. — Поэтому нам серьёзно нужно, блять, начинать действовать!
— Да! — воскликнул Кокичи, подпрыгивая со стула. — Будет интересно посмотреть, как толпа опрометчиво нападает на Эксизайлов, — он поднёс палец к подбородку, — только вот потом станет скучно, потому что в игре останется намного меньше участников…
Кайто вскинул руки в воздух.
— Я не собираюсь бороться с гигантскими роботами на кулаках, придурок. Я говорю, что Ирума и Киибо должны построить что-то, чтобы выключить их.
Киибо покачал головой.
— Хотя и являюсь роботом, я не особо разбираюсь в электронике и не стремлюсь к этому, и предполагать такое — вопиющая робофобия.
— А ты, Ирума-сан? — сказала Каэде. — Ты можешь создать что-нибудь для нашего побега? Ну, например, бомбу, чтобы взорвать решётки клетки, или то, что может, а, — она осторожно подбирала слова, — привести одного Эксизайла в неисправность или заставить его вести огонь на клетку?
— Может, супер классное изобретение, которое поможет нам пройти абсолютно безнадёжные туннели Акамацу-чан? — добавил Ома.
Миу поникла, когда всеобщие взгляды устремились на неё.
— Я… я сделала бы — и-и определённо могу! — такую херню, но, — она забросила волосы за плечо, — у гениального изобретателя вроде меня есть приоритеты, и сейчас я работаю над кое-чем другим.
— И это кое-что намного важнее, чем наш побег? — спросила Маки. — Или, может, ты хочешь остаться здесь взаперти?
Услышав обвинение, Миу вдруг зависла, дрожа на месте.
— Я… я… я… Какого хуя ты пиздишь на меня?! Я не… я… Бакамацу, скажи ей!
Внезапный зов о помощи застал Каэде врасплох.
— Ч-что?
— Конечно же ты попросишь её, — ответила Харукава. — Одна из немногих, кто подозрительнее тебя.
— Оу, вау! — воскликнул правитель. — Интересно, кого Харукава-чан слепо обвинит дальше? Надеюсь, это буду я!
Ассасин уставилась на него.
— Это ты.
Кокичи посмеялся.
— Блин, предугадывать действия Харукавы-чан слишком легко! Я начинаю думать, что она никогда не сделает ничего интересного. Посмотрим, — он поднёс палец к подбородку, — что нескучное может сделать Харукава-чан?
— Эй, — грызнулся Кайто, — оставь её.
— Она могла бы по-крупному соврать, — продолжил Ома. — В смысле, она уже пыталась это сделать, пока Акамацу-чан не разоблачила, что она ассасин, так что, может, она могла бы сказать ложь ещё больше и лучше.
— Ома-кун, — обратилась Широганэ, — о чём ты говоришь? Ты знаешь что-то про…
— Он ничего ни о ком не знает, — перебила Маки. — Он просто идиот, который прикидывается умным, вот и всё.
— Но он не ошибается, — сказал Рёма. В комнате стихло, когда все взгляды обратились к нему. — Наверное, все мы о чём-то врём… Просто такой Монокума создал игру.
— Хоши-кун? — нервно сказала Цумуги.
Каэде расправила плечи.
— Он прав: эта игра построена на паранойе, на нашем недоверии друг к другу, и, — она глубоко вздохнула, — притворяться, будто мы знаем, о чём думает или что планирует другой человек, — это… самонадеянно, наверное, и поэтому очередное убийство всегда оказывается для нас неожиданностью.
Маки скрестила руки.
— Считать, что ты знаешь человека, его ценности и мировоззрение, — это прямой путь к смерти.
— Значит, теперь ты соглашаешься с Хоши-чаном и Акамацу-чан? Хотя их точка зрения состоит в том, что ты лжец и врунья? — посмеялся Ома. — Эй, Харукава-чан, ты вообще думаешь за себя?
— Эй! — рявкнул астронавт. — Кажется, я сказал тебе отъебаться от неё.
Кокичи высунул язык.
— Момота-чан, хоть она говорит глупости вроде: «я убью вас, потому что я ассасин, если вы не забыли», Харукава-чан всё равно может, по крайней мере,
говорить за себя, — его ухмылка помрачнела, — верно?
Маки мрачно глянула на него.
— Даже если это не поможет закончить убийственную игру — а она закончится, — я убью тебя.
Кайто посмотрел на них, сдвинув бровь и размышляя над чем-то, о чём Каэде могла только гадать. Он открыл рот, но Рёма опередил его.
— И тогда нас в этом мире станет на одного меньше… — Он вздохнул, сложил сигарету в карман и наконец поднял глаза, но только на Маки. — Просто нечто, верно?
Расположение духа Харукавы переменилось. Кайто запереживал ещё сильнее и вернулся в разговор.
— Никто никого не убьёт, — хмуро сказал, и Каэде обеспокоило то, что он почувствовал необходимость повторить: — никто… никто никого не убьёт.
Киибо не разделял чувств Акамацу.
— Верно. Пока Харукава-сан охраняет мотив, ни у кого не появится причин совершать убийство.
— А что, если Харукава-чан кого-то убьёт? — спросил Кокичи. Он начал вытирать вдруг намокшие глаза. — Она всегда угрожает этим, и она, наверное, выйдет за мной или Акамацу-чан…
Пианистка покачала головой.
— Ты уже говорил, но…
— Она никому не навредит, — закончил Кайто. — И мы проводим это
ёбанное собрание не для того, чтобы устраивать
ёбанные ссоры между собой. Мы здесь, чтобы хоть раз в жизни поработать вместе.
— О, о, о! — выкрикнула Миу, вдруг вскочив на ноги и роняя за собой стул. — Слушайте, я просила Бакамацу это сделать, но, — она выпрямилась и направила на себя большой палец, — к-к вашему сведению, великая, гениальная изобретательница Ирума Миу начала создавать то, что вызволит нас отсюда!
Остальные повернулись к ней. Цумуги ахнула:
— Правда?
Кайто вскинул руки в воздух.
— Хули раньше не сказала?
Каэде вздёрнула бровь.
— Ирума-сан?
— Н-н-ну, — выдавила Миу, прежде чем пуститься в бормотание.
Когда изобретательница съёжилась от внезапного внимания, Киибо сказал:
— Вчера Ирума-сан довольно долго занималась тем, что готовила что-то в компьютерной комнате.
Его комментарий побудил Миу к действию.
— В-верно! И-и оно будет готово пиздецки скоро!
— Так ли это?.. — спросил Рёма, глядя на неё с подозрением.
— То, что ты делаешь, поможет нам сбежать? — уточнила Каэде.
— Клянусь твоими взрывными сиськами, — ответила Ирума.
— То есть, — сказала Широганэ, — это значит… мы разобрались с тем, как закончить убийственную игру?
— Если Ирума говорит правду, я не вижу больше никаких тем для разговора, — ответила Маки.
— Ох, — сказал Кокичи, — а вдруг Ирума-чан говорит нам большую ложь?
— И нахуя ей это делать? — спросил Кайто, закатив глаза.
Ома только продолжил улыбаться.
— Не знаю… может, Ирума-чан тоже хочет сделать игру интересной.
— Ома-кун, — резко сказал Киибо, тоже вставая из-за стола, — если ты намекаешь, что Ирума-сан стала бы…
— Эй, Киибой, наверное, ты уже забыл, ведь ты всего-навсего робот, но Акамацу-чан уже сказала, что это самонадеянно — полагать, что ты знаешь мысли других людей.
Робот не отступил.
— Может, это так, но я знаю Ируму-сан, и я знаю, что она хороший человек и не навредит своим друзьям, как предлагаешь ты.
Миу широко уставилась на него.
— К-Киибо…
Кокичи пусто уставился на него.
— Хм.
— Что, больше нечего сказать? — спросил Момота.
Правитель помолчал чуть дольше, сложил руки за головой и улыбнулся.
— Наверное, я всё. Просто надеюсь, что вы все доберётесь до правды, которую ищите, вот и всё.
Акамацу осторожно наблюдала за ним, пока Кокичи прошёл мимо неё к двери.
— Что это должно значить?
Ома поднёс палец к губам и плечом толкнул дверь в кафетерий.
— Скоро придёт время скатиться вниз.
С его исчезновением пианистка сжала челюсть, прекрасно понимая значение его насмешки, пока остальные у неё за спиной обменивались запутанными взглядами.
Завтрак продолжился относительно спокойно, не считая напряжение, очевидно повисшее в воздухе. Через пару минут Хоши извинился и ушёл, как и Миу — хвастаясь тем, что ей нужно продолжать свой проект — вместе с Киибо, последовавшим за ней и бормотавшим о том, как он уверен, что новый проект Ирумы подарит им всем надежду.
Когда они ушли, Цумуги мечтательно вздохнула.
— Они такие милые вместе, а я-то думала, что романтика тут мертва.
Кайто фыркнул.
— Что может быть романтичнее, чем та, кто не может говорить без слюней, и робот?
— Момота-кун, Киибо-кун, наверное, очень расстроился бы от твоих слов, — упрекнула косплеер. — Ты тоже не веришь в романтику?
Каэде уже наблюдала за Маки краем глаза и заметила, что она слегка оживилась от вопроса. Она неубедительно скрыла свой позыв к шокированному смеху кашлем, хотя Харукава слишком сосредоточена на ответе Кайто, чтобы обращать на неё внимание.
Астронавт только фыркнул, явно не осознавая веса своего ответа.
— Я верю в то, что мы съебёмся отсюда… Стоп. — Он сморщился. — Это об этой хуйне Широганэ разговаривала с тобой вчера, Каэде? Любовные треугольники и вся херня?
— А, ну, — ответила пианистка, зная о неистовом взгляде Маки.
— Акамацу-сан! — упрекнула Цумуги, придя ей на помощь. — Зачем ты ему рассказала?! Агх, — она прижала руки к лицу, — теперь так неловко…
Кайто засмеялся, а Каэде улыбнулась, радуясь, что разговор подошёл к концу.
— Но… ты считаешь, это возможно в нашей ситуации? — сказала Маки, хмурясь в стол.
— Что возможно? — уточнил Момота. — Влюбиться? Ну, наверное.
Ассасин продолжала смотреть в стол. Затем она перечислила:
— Акамацу нравился Сайхара, Чабашире нравилась Юмено, и Хоши нравился Гокухара… и половина из них мертвы. Так что, — она помотала головой, — ладно, это тупо.
Маки встала, беззаботная атмосфера полностью испарилась. Она молча прошла к двери, оставляя остальных смотреть ей вслед.
— А-ах, наверное, я виновата, что подняла эту тему. Простите, — опустила глаза Цумуги, — я не подумала…
— Ничего, — ответил астронавт, отмахиваясь рукой и тоже вставая из-за стола. — Пойду поговорю с ней.
Каэде подняла бровь.
— Ты знаешь, почему она расстроилась?
— Нет, но уверен, я разберусь. Увидимся, Каэде, Широганэ.
Они помахали ему на прощание, и Цумуги сказала:
— Не хочу снова сплетничать, но мне кажется, что отношения между ними ухудшатся, прежде чем у них всё станет хорошо. — Она помотала головой и вздохнула. — Наверное, придётся возложить свои надежды на Киибо-куна и Ируму-сан.
Акамацу посмотрела на неё с полуулыбкой. Они продолжили болтать о пустяках, и в глубинах сознания Каэде отдалённо отметила, что Цумуги разговаривала много, но говорила очень мало. Она беседовала с ней так много и всех разговоров узнала о ней так мало вещей.
Но некоторые люди просто закрытые, а Широганэ, наверное, просто напугана, и Акамацу лениво проговорила с ней о мелочах до конца завтрака.
***
В другой части школы Рёма бездумно наворачивал круги вокруг общежития и других зданий, зная, что ему следовало бы просто вернуться к себе, но упорно сопротивляясь этой идее.
Вместо этого он рассеянно искал жуков и бродил в садах. Мысль пришла к нему только тогда, когда он дошёл до лестниц в лаборатории в окрестностях школы. Он вытащил из кармана дополнительное яблоко, которое взял с завтрака, и направился в превосходно проработанное додзё, не давая себе времени передумать.
Хоши понял, что не знал, найдёт ли там Тенко, но услышал удары о тренировочную куклу, отражавшиеся по комнате, когда открыл входную дверь.
Чабашира сначала не заметила его, и Рёма пытался определиться, каким способом лучше объявить своё присутствие, не получив от мастерицы боевого искусства.
Стоя у передних дверей он сказал:
— Чабашира. Принёс кое-что.
Тенко развернулась к нему с широкими глазами в готовности наброситься на незваного гостя. В знак капитуляции Рёма протянул ей яблоко, Чабашира тут же расслабилась. Всё же напряжённым голосом она ответила:
— Тенко не нравится, когда ужасные мальчики подкрадываются к ней, но, — она опустила взгляд на фрукт, — спасибо, Хоши-кун. Если положишь его, Тенко попробует съесть его чуть попозже.
Теннисист пожал плечами и послушался.
— Ты ела вчера?
Она замерла, услышав вопрос.
— Каэде-сан принесла Тенко яблоко на завтрак… и потом Тенко попыталась сготовить тостов…
— Значит, за два дня ты съела два яблока и хлеб. — Он посмотрел на землю. — Я не твой родитель и не могу говорить, что хорошо знаю тебя, так что не буду тебе докучать с этим. — Он потянул свою шапку. — И тянуть тебя в кафетерий я тоже не буду, но…
— Спасибо за беспокойство, Хоши-сан, но Тенко позаботится о себе. — Она повернулась обратно к тренировочной кукле, вытирая пот на лице. — У Тенко есть нео-айкидо, а нео-айкидо предназначено для поддерживания тела и духа… и Тенко использует это, чтобы, — она ненадолго оборвалась, — ч-чтобы пройти через это и-и через то, что будет дальше.
Хоши кивнул.
— Понял. Рад, что у тебя есть такое… но что, если то, что будет дальше, — он нахмурился, — будет сложнее… что, если всё станет хуже?
Чабашира продолжила смотреть на куклу.
— Тенко не хочет в это верить, но, — она помотала головой и повернулась к Рёме, — Тенко знает, что иногда случаются очень плохие вещи.
— Например, заточение в убийственной игре?
Она кисло улыбнулась.
— Тенко не знает, почему она здесь и почему всё именно так. Она не знает, почему хорошие люди страдают или причиняют страдания другим хорошим людям, — она поднесла руку к быстро влажневшим глазам, — она не знает, почему Юмено-сан… она не знает, — приложив обе руки к лицу, она пробормотала: — она не знает, почему тренировки не работают…
Хоши не имел понятия, что сказать, так что отвернул лицо и дал Тенко немного приватности, чтобы собраться. Комната казалась пустой и набитой битком с эхом тихих всхлипов Чабаширы. Рёма сказал себе, что прошло слишком много времени, чтобы его слова ещё имели для неё значение, но он произнёс:
— Горе не имеет смысла… оно просто для этого не предназначено. По крайней мере, до этого я дошёл… извини… наверное, это не особо поможет…
Тенко кивнула, всё ещё вытирая глаза. Рёма закрыл глаза и попытался придумать, что сказать.
— Может, тебе всё равно, что я думаю, Чабашира, но ты выглядишь как сильный человек… думаю… я думаю, что ты, наверное, выдержишь то, что случится далее, даже если это окажется сложнее. —
Ты не такая трусиха, как я, не добавил он.
Она снова кивнула и закончила стирать дорожки от слёз.
— С-спасибо, Хоши-сан.
— Не за что, — сказал, собираясь уйти.
— Хоши-сан, — позвала она, — не хочешь потренироваться с Тенко? Без спарринга, наверное, только позы?
Рёма глубоко вздохнул и уставился на выход перед собой. Он повернулся со словами:
— Конечно. Не обещаю, что буду в этом хорош.
Чабашира улыбнулась ему, пока теннисист снимал ботинки и наступал на маты с мыслью:
Могу и заняться чем-нибудь перед концом света.
***
День оказался пустым на события, но наполненным незаконченными разговорами и несказанными словами, и Каэде чувствовала себя не лучшим образом, когда удары Миу в её дверь на следующее утро физически разбудили её.
Не продрав глаз ото сна, Акамацу открыла дверь и увидела, что на той стороне Ирума чуть ли не вибрировала. Не давая пианистке осознать вид перед собой, изобретательница сказала:
— Оно готово! Бакамацу — всё ахуеть как готово!
Каэде моргнула.
— Ирума-сан, — сказала она, глядя на девушку, замечая мешки под глазами и улавливая запах кофе, волнами исходящий от неё, — ты спала вообще?
— Сон — ебанная трата времени, — ответила Миу, махнув рукой. — Поэтому мои изобретения для… — Она оборвалась, мотая головой. — А вообще-то кому не похуй? Мысль в том, что потрясающее супер изобретение гения Ирумы Миу готово для того, чтобы вызвалить нас отсюда нахуй!
Это привлекло внимание Акамацу.
— В смысле, теперь мы можем уходить?
— С определённой точки зрения, — ответила Ирума чересчур уверенно. — Теперь пиздуй будить остальных! Это оргия вида всё или ничего!
Пианистка была не уверена, как понимать это предложение, но увидела, как Миу подбежала к двери Цумуги на пару метров дальше и начала стучать по ней кулаками вместо того, чтобы звонить в звонок. Она вздохнула, но улыбнулась, когда в её голове пропорхнула мысль о том, чтобы в самом деле выбраться и спасти всех. Она прошлась и вежливо позвонила в звонок двери Рёмы, и уже через пару минут все, уставшие, но собранные, нестройным парадом последовали за Ирумой в компьютерную комнату.
Внутри Каэде увидела девять стульев, явно взятых из других частей школы: пять со стороны странного гигантского ящика, нависавшего над ними, и четыре с другой. Что более любопытно, на них лежали штуки, похожие на забрало, и Каэде пришлось наблюдать, как Миу шла, пытаясь не споткнуться об узлы проводов, скрещенных на полу.
Встав перед ними, Ирума бросила руку в сторону.
— Та-да! Ёбанная виртуальная реальность! — объявила она. — С включением, нажатием и моим гением каждый из вас, девственников, свободен из этой адской дыры под видом школы!
Тишина, воцарившаяся в комнате, была ощутима. Каэде первой нарушила её со словами:
— Значит… это не поможет нам сбежать?
— Я-я же сказала, что с определённой точки зрения!
Затем комната практически взрывалась звуками, когда Кайто начал кричать и обвинять Миу во лжи, Киибо встал на её защиту и сделал отговорку, что ей стоило изъясняться яснее, а Кокичи начал хихикать о том, что теперь всё по-настоящему превратилось в игру, посреди рёва голосов, проплывавших мимо ушей Акамацу.
В море крика Миу наконец прокричала:
— И я уже договорилась с ёбанными медведями, и они сказали, что всё ахуенно, так что можете засунуть кактусы в свои больные жопы, если не хотите идти! — Этого достаточно, чтобы привлечь внимание пианистки.
— Что?
Хотя её вопрос прозвучал тише сопутствующих криков, он привлёк достаточно внимания, чтобы привести в комнату обратно в разумное состояние покоя.
Миу съёжилась от внезапного внимания, но ответила:
— Д-да. Я-я спросила медведей, и-и роботизированный подумал, что это будет хорошее место для подсказок и вся хуйня.
— Стоп, подсказок? — уточнила Цумуги. — Подсказки насчёт внешнего мира? И-или наших воспоминаний?
— Ага, — кивнула Ирума. — В-вот, я позову их прямо сейчас. — Она приставила руку ко рту и выкрикнула: — Э-эй, фурри-уёбки! Нужна ваша помощь!
Возникла неловкая тишина, прежде чем три оставшихся Монокаба внезапно появились буквально из ниоткуда.
Монодам пусто посмотрел на Миу, которая дёрнула подбородком в сторону одноклассников, прежде чем вразвалочку повернуться и посмотреть на остальных. Он поднял одну круглую лапу.
— Я-ОБДУМАЛ-ЭТО-И-РЕШИЛ, ЧТО-РАБОТА-ВМЕСТЕ, ЧТОБЫ-НАЙТИ-ПОДСКАЗКИ-В-НОВОМ-МЕСТЕ, ПОМОЖЕТ-ВСЕМ-РАБОТАТЬ-ВМЕСТЕ-И-ЛАДИТЬ.
— Видите! Я говорила!
Тишина снова наполнила комнату, и Маки первая подала голос.
— Очевидно, это ловушка.
Не успела Каэде вздохнуть, когда в комнате снова поднялся ор.
