Театр Амами «Конец уже совсем скоро. Он приближается к тебе и ко мне, несмотря на то, что я уже его видел. Я пережил конец и вернулся обратно. Темнота есть мой конец, но я уже видел его прежде. Я пережил концовку, сверкнувшую ярким светом. Не знаю, почему я существую после конца. Не знаю, почему моё сердце изменилось, и только в темноте мне видно две его половинки. Моё сердце изменилось. Оно изменилось после конца. Траур близится. Да, он уже совсем скоро. Чем горячее борьба, тем ближе конец. Ваши сердца изменятся ещё скорее. Таково правило. Теперь у меня много друзей. Они хватаются за голову и сердце и жалеют, что не дошли до конца. Я не знаю, в чём заключается конец. Однажды я пережил его. Не могу вспомнить. Даже с приближением конца траур продолжится. Смерть ещё не наигралась. Смерть заканчивает игру, но игра не кончается. Та, кто изменила моё сердце и залила мои глаза кровью, тоже ждёт концовки. Она ждёт смерти в конце. Она дожидается смерти. Я не чувствую, как концовка приближается ко мне и моим друзьям. Я ничего не чувствую. Я ничего не вижу. Я не вижу ни своего поменявшегося сердца, ни траура, ни борьбы. Я не вижу конца. Я не вижу её. Её нет, нет меня, и, наверное, нет и конца. Возможно, я всегда был никем». ***
В первую очередь Каэде отметила головную боль. У неё болело и остальное тело, но почему-то голова беспокоила сильнее всего, даже когда, открыв глаза и попытавшись сдвинуться с места, все её конечности разом завизжали от боли. Акамацу сощурила глаза от яркого света над собой и силой воли отвернула голову, когда резкая попытка закрыться рукой привела к вспышке боли, от которой её чуть не стошнило. Тень сверху загородила ей свет, и спустя мгновение пианистка осознала, что слышала чей-то голос. — Она наконец проснулась? — Каэде-сан, — нежно произнёс другой голос. — Каэде-сан, пожалуйста, не двигай рукой. Акамацу проморгалась и наконец узнала наклонившуюся над ней мастерицу айкидо. — Тенко-сан? — выдавила она хриплым голосом, от которого её саму передёрнуло. Чабашира тоже отметила её хрипоту и бросилась к небольшому столику, набитому различными вещами, каждая из которых была страннее другой, но среди них оказались бутылки с водой. В тот момент пианистка узнала вокруг себя комнату из общежития, лёжа на одной стороне кровати с раненой рукой, подпёртой подушками и туго перевязанной бинтами. Также, она поняла, что оказалась на краю кровати по той причине, что другую половину занял Рёма, приподнявшийся на локтях с перебинтованной над коленом ногой, подпёртой подушкой. Чабашира поспешила к её стороне постели с бутылкой в руках. Каэде лениво взяла воду у неё из рук. — Чья это комната? — Тенко. Это далеко не лазарет, но Тенко не знала, куда ещё можно пойти. — Ничего страшного, говорю же, — ответил Хоши, глядя на свои руки, сложенные на коленях. — Ты уже сделала всё возможное — тебе не за что извиняться. Мастерица айкидо нахмурилась, и, ощутив напряжение между ними, Акамацу вставила: — Так, ам, с нами всё будет нормально? Хоть нас и… — в её голове вдруг болезненно пронёсся конец суда, — подстрелили… Чабашира скомкано кивнула. — Тенко никогда не лечила пулевые ранения, но, как ей показалось, вам обоим очень повезло. Каэде-сан только слегка задело, а кости и многие артерии Хоши-сана остались целы. — Она вздохнула. — Честно говоря, это просто какое-то чудо. — Они всё равно не целились в нас, — ответил теннисист. — Хотя некоторые пули так отскакивали… — Он потряс головой. — Может, на самом деле мы ультимативные счастливчики. Акамацу криво улыбнулась, найдя свой голос после нескольких глотков воды. — Честно говоря, я сейчас не чувствую себя счастливчиком. Рёма издал короткий, едкий смешок. — Тоже верно. Каэде повернулась к мастерице айкидо. — Кто-нибудь ещё пострадал? — Нет. По крайней мере, если кого и подстрелили, Тенко он решил ничего не говорить и теперь ходит с пулевым ранением. — Её лицо скривил ужасающе мрачный оскал. — Конечно, учитывая, как все постоянно что-то скрывают, Тенко не может полностью исключить такой возможности. От стыда Хоши повесил голову, сжал и разжал кулаки, словно пытаясь физически схватить слова, которыми можно было ответить. Акамацу снова приняла попытку сменить тему: — Так, ам, Тенко-сан, а где ты вообще взяла всё, что нужно для лечения? Чабашира слегка оживилась. — Тенко нашла кое-какие лекарства для спортивных травм из своей и лаборатории Хоши-сан, и, а, — она вдруг оробела, — ещё она пробовала достать из машины в магазине какие-нибудь вещи, чтобы вам было комфортнее, но… — пианистка проследила за её взглядом, устремлённым на кофейный столик с непонятными предметами, — как повезло, так повезло. — Ясно, — ответила Каэде. — Ам, — мастерица айкидо снова зашуршала вещами на столике, — тут где-то были… печенье, если хотите. Вам нужно отдыхать и не напрягаться, так что, надеюсь, тут есть всё, что вам нужно… — Наверное, я ещё долгое время не смогу ходить, — вдруг сказал Рёма. — Нет, — строго бросила Тенко, — не сможешь. Она нашла странные печенья в виде лица и вернулась к Акамацу, молча предлагая ей несколько штук. Пианистка осмотрела их, задаваясь вопросом, можно ли есть то, что пролежало в Мономономашине бог знает сколько. Глянув на Чабаширу, она решила из вежливости укусить одно, прежде чем без слов положить остальные между ней и Хоши. Они сидели в тишине, прежде чем мастерица айкидо тихо произнесла: — Тенко пыталась поговорить с Киибо-саном, но он включился и сразу сказал, что хочет побыть один… — Ох, — вымолвила Каэде, не представляя, что ответить. — Он многое пережил… — Да. Киибо-сан всё ещё у Тенко, так что она будет стараться присматривать за ним. Рёма вздохнул. — Ты всё делаешь одна… Каэде моргнула и поняла, что на протяжении всего рассказа Чабашира ни разу не упомянула, чтобы ей кто-то помогал. Мастерица айкидо чуть заёрзала, почему-то испытывая дискомфорт из-за его слов. Акамацу спросила: — Ты… ухаживала за нами и принесла всё это сама? Тенко закусила губу. Она помедлила, прежде чем осторожно ответить: — Тенко… ничего не просила, но никто и не предлагал ей помощь… — Это неудивительно, — ответил Рёма. — После всего, что я выкинул на суде… — Он помотал головой. — Тем не менее, разве ты не встречала никого мимоходом, Чабашира? Акамацу нахмурилась в попытке приподняться. — Вообще-то да — где остальные? Чабашира сдвинула бровь, поведя ртом, прежде чем наконец ответить: — Тенко думала только о том, чтобы собрать припасы, но она успела поговорить с остальными, и, — она нервно посмотрела на Каэде, — они сказали, что идут в библиотеку… Этого стоило ожидать, но пианистка всё равно зажмурила глаза и откинула голову на подушки. — Ну конечно они… вообще-то… это вполне логично. — Тенко не знала, что им ответить, поэтому, — её взгляд упал на пол, — она просто сказала, что не пойдёт с ними, так как важнее всего ей было лечить вас. Теннисист прикрыл глаза и тоже откинулся на подушки. — Наверняка у них всё прошло отлично. — Момота-сан сказал, что потом им следует встретиться и всё обговорить, но, — она покачала головой, — остальным не очень понравилась эта идея. Тенко была в отчаянии, так что она спросила Харукаву-сан, знает ли она, как обрабатывать пулевые ранения, но… она не помогла. — Выходит, тебе пришлось делать всё самой, — заключила Каэде, приложив к глазам здоровую руку. — Господи, Тенко-сан, мне так жаль. — Тебе нечего извиняться, — ответила она. — Ты ни в чём не виновата. — Да, — Акамацу натянуто усмехнулась, — но то, что ты единственная, кто предпринял попытки помочь, так… — Она глянула на свою руку с кривой, безрадостной улыбкой на лице. — Вряд ли кто-то подозревал, что меня подстрелят, но… всё остальное я навлекла на себя сама. — Не говори так, Каэде-сан, — тут же откликнулась Тенко. — Нет, это правда — хотя, честно, после произошедшего остальные, скорее всего, будут злиться больше из-за того, какая я лицемерка, а не из-за того, что я совершила убийство. — Она помотала головой и почувствовала, как руки неосознанно сжались в кулаки. — Я убила человека и ушла от ответственности — как можно меня не ненавидеть? Чабашира не знала, как её утешить, поэтому только положила ей на плечо руку поддержки. — Каэде-сан… Хоши снова опустил взгляд на колени со словами: — Как вообще всё так вышло?.. Мастерица айкидо снова заёрзала, и Акамацу почувствовала, как её пальцы слегка сжали ткань её рукава. — Тенко… Тенко хочет сказать, что это всё вина Монокумы, но… мы повторяем это снова и снова, как будто всё знаем, а в конце концов всё равно оказываемся в зале суда. У пианистки сжалось горло оттого, что она не могла сказать ничего против. — Всё так… Возможно, мастермайнд и говорит нам убивать друг друга, но… мы ведь сами это делаем. — Она снова вздохнула. — Не могу поверить, что Ома-кун был прав, и только трое из нас не пытались никого убить. — Кстати говоря, — заговорил Рёма, не отнимая взгляда от колен, — в правилах указано, что игра будет продолжаться до двух выживших, которым, наверное, позволят выбраться на свободу… несмотря на обстановку снаружи. — Он сощурил глаза, но не поднял их. — Но, если из нас выживут только два человека… ты должна быть одной из них, Чабашира. Тенко открыла рот. — Верно, — поддержала Каэде, не давая мастерица айкидо вставить слово. — Если кто и заслуживает выбраться, то это ты. Чабашира пронзила их тяжёлым взглядом, прежде чем встать, отойти и начать возиться на столе, повернувшись к ним спиной. Не глядя, она ответила: — Тенко хочет, чтобы вы больше никогда так не говорили. — Тенко-сан? — позвала Акамацу ей в спину, пытаясь приподняться на здоровом локте. Мастерица айкидо повернулась к ним, и, хотя пианистка много раз видела мастерицу айкидо злой, впервые на её памяти девушка находилась на грани. — Все заслуживают жить, — резко произнесла она. — Нас не должно быть в этой игре Монокумы, и, и, — сжав кулаки, она повысила голос, — «мы должны смириться, что только «лучшие» и «особенные» смогут сбежать»… Тенко в жизни не слышала ничего ужаснее. Мастерица айкидо яростно вытерла глаза и продолжила уже тише: — Тенко хочет жить, но если для этого ей нужно пожертвовать своими друзьями, то уже вряд ли. Каэде задержала на ней взгляд, прежде чем перенести весь вес на здоровую руку, чтобы принять позу, в которой сможет свесить ноги с кровати. Она тут же вздрогнула от боли, пронзившей больную конечность, и чуть было не рухнула на пол, встав на шаткие ноги. Чабашира помчалась к ней со словами: — Каэде-сан, не надо… Акамацу удалось устоять и пойти навстречу бежавшей Тенко, занести руки ей за плечи и затянуть в объятия. Чабашира вздрогнула, осознав намерения пианистки. — Извини. Извини… Мне не стоило так говорить. Мастерица айкидо расслабилась и ответила на объятья так, чтобы пианистка могла перенести на неё свой вес. — Тебе нельзя так резко вставать, Каэде-сан. — Прости, — повторила Каэде, в этот раз усмехнувшись. — Только вот мне не жаль. Чабашира мягко улыбнулась и медленно отстранилась, предусмотрительно поддерживая Акамацу в стоячем положении. — Тебе уже можно ходить — вставать на ноги после потери сознания может быть тяжеловато. Просто не двигай рукой. И спасибо тебе. Только больше не говори так, ладно? — Ладно. Просто… вчера был трудный день. — Верно, — сочувственно ответила мастерица айкидо. — Тенко знает, что все очень переживают, но, — она помотала головой, — может, это прозвучит наивно, но Тенко больше не хочет думать, что кто-то из нас снова умрёт. — Это нормально, — тихо заговорил Хоши со своего места на кровати. — Прости, что расстроил тебя, но я действительно так считаю: возможно, ты одна из немногих, кого не извратила эта убийственная игра. — Затем он позволил себе поднять на неё взгляд. — Это было бы так неправильно, умри некто вроде тебя. Чабашира сжала рот в тонкую линию. — Тенко всё равно кажется неправильным, чтобы кто-то вообще умирал. — Не стану спорить. Просто, учитывая нашу ситуацию, нужно рассматривать все варианты. — Конец игры с двумя выжившими, — заговорила Каэде. — Для этого… потребуется ещё два убийства, чтобы осталось два человека и мастермайнд… Мастерица айкидо покачала головой. — Это не выход. — Согласен, — ответил теннисист, — но пока что мы движемся именно к этому. — Он пожал плечами. — Не просто так нас осталось семеро. Возможно, во всём мире тоже осталось всего семь человек… В комнате воцарилась тишина, пока Акамацу не заговорила: — Хоши-кун, на суде я говорила, что это точно неправда, но… ты видел внешний мир. Насколько всё плохо? Рёма выдохнул. — Не буду усложнять. Когда я воспользовался ключ-картой, я увидел разбомблённый город и отключился из-за того, что было нечем дышать. Пришёл Монокума и запер дверь. Он начал болтать о том, как всё плохо, но мир говорил сам за себя. — И, — продолжила пианистка, — тебе это показалось реальным? Теннисист кивнул. — Да. — Ну, — Каэде сжала кулаки, — ну, это всё равно точно ложь. Он вновь пожал плечами. — Если хочешь в это верить, то конечно. — Нет, это точно неправда. Не может быть такого, что мы остались одни, ведь… ведь… — она зажестикулировала рукой в попытке выдать какую-нибудь причину, — ведь тогда… — она сверкнула глазами, вдруг зацепившись за идею, — тогда куда деваются трупы? — Кто? — спросила Тенко. — Трупы. Когда кто-то умирает, мы расследуем и идём в зал суда вместе с Монокумой и его детьми или кто они ещё. Пока мы находимся все вместе, кто убирает тела? Чабашира моргнула. — Тенко… никогда об этом не задумывалась. — Я тоже, — добавил теннисист. — Думал, это всё Монокума. — Но он ведь точно не один? То есть, он как-то говорил про свои многочисленные копии, но складывается впечатление, что больше одного Монокумы не может действовать одновременно. Рёма и Тенко обменялись взглядами, означавшими, что они ищут способ мягко намекнуть Акамацу, что она рассуждает ни о чём. Чабашира первая подала голос: — Возможно, это не Монокума, а какие-то другие роботы. — Но они так открыто показывали остальных роботов, — настаивала пианистка. — Зачем им скрывать тех, которые избавляются от тел? — Потому что они никак на нас не влияют, — вставил Рёма. — Монокума постоянно даёт информацию, когда его не спрашивали. Хотя, — он нахмурился, — встаёт вопрос, есть ли… в этой школе что-то типа морга. У Каэде сжалось горло, когда она осознала вытекающие последствия из своей теории. — Оу. Я… не знаю. Чабашира опустила глаза в землю. — Тенко предпочтёт, чтобы Монокума не открывал морг в этот раз… Рёма вздохнул. — Должен согласиться. И ты права: скоро он снова объявится и даст нам наши «призы», чтобы дальше исследовать школу и искать вещи, из-за которых мы снова убьём друг друга. — Он действительно дал нам мотив, когда мы исследовали в прошлый раз. — Агх, — Акамацу потёрла переносицу, — не могу поверить, что спустя столько времени мы до сих пор не можем никак защититься от него. — Буквально единственное, на чём мы могли сосредоточиться, — это следовать его правилам, — ответила Чабашира. — А теперь… работать вместе кажется невозможным, даже если это ради нашего выживания. — Если нам вообще стоит выживать… — выдохнул Хоши. — Стоит. Потому что, — пианистка собрала в кучу остатки своей мотивации, — даже если всё это правда и за пределами этой школы ничего не осталось, — она подняла глаза на Тенко, стараясь придать улыбке триумф, — я отказываюсь умирать так, как хочет мастермайнд. Теннисист поднял на неё взгляд с кривой улыбкой. — Твоя причина жить — это упрямство? — Возможно, — ответила Каэде с закравшейся трезвостью в голосе, — но я не могу не упрямствовать после того, сколько человек погибло. — Из-за больной руки она не могла поднять кулаки, чтобы воспрянуть духом, как делала раньше, поэтому ей оставалось только вымучить уверенную улыбку. — Даже если все меня ненавидят и правильным ответом является смерть, я всё равно найду мастермайнда и положу этому конец. — Каэде-сан, Тенко поможет, но, пожалуйста, не перетруждайся, особенно с раненной рукой. — Я попробую, — ответила Акамацу, — бороться не так мощно, как обычно. Рёма посмеялся низким голосом и помотал головой. — Ты сильнее меня, Акамацу. Отдам должное. — Это мило с твоей стороны, Хоши-кун. Но, как ты и говорил, я вовсе не сильная и не храбрая. Просто упрямая. — Говоришь так, будто это что-то плохое, — ответил теннисист. — Ну, популярности от этого мне не прибавилось. Кстати об этом, — она повернулась к Чабашире, — нужно пойти побеседовать с салютной командой: если не скажу что-нибудь за себя, наверняка станет только хуже. Мастерица айкидо нахмурилась. — Хоши-сану нельзя ходить, так что Тенко должна остаться, на случай если ему что-то понадобится… — Я буду в порядке. — Пианистка улыбнулась подруге намного грустнее, чем хотела. — Я не могу постоянно прятаться за тобой. Кстати говоря, — она осмотрела комнату, — где моя кепка? У меня ощущение, что она мне понадобится. Тенко всё ещё сомневалась в решении Каэде, но выловила кепку Шуичи из скоплений своих запасов и в последний раз обняла её у двери, тихо попросив не убегать одной. Но Акамацу всё равно ушла. Она закрыла за собой дверь Чабаширы и секунду постояла в болезненно тихом общежитии. Суд прошёл ночью, и, судя по свету, проникавшему через стеклянные двери, утро успело смениться днём. Она просмотрела портреты над каждой дверью, про себя подсчитывая оставшихся жильцов. Больше половины погибло. Каэде толкнула двери из общежития здоровой рукой, вспоминая слова Тенко. Все заслуживают жить.***
Основываясь на показаниях Рёмы насчёт внешнего мира, Акамацу была не совсем уверена, что освещало ей путь, но это нечто было настолько похоже на солнце, что она даже почувствовала некое счастье, прежде чем войти в школу. Она ненароком подметила, что здание наконец выглядит законченным, и это говорило только том, что совсем скоро Монокума снова сунет ей под нос непонятные предметы, ведущие к очередным ужасам, с помощью которых её одноклассники будут терроризировать друг друга. Взмахом головы пианистка отбросила мысли, одна мрачнее другой. Она понятия не имела, где сидели остальные, но, так как в её желудке успело побывать одно только печенье Тенко, она решила в первую очередь зайти в кафетерий. Стоя у самых дверей, Каэде услышала голоса. Она застыла на месте, чтобы подслушать часть разговора. Акамацу уловила конец фразы Цумуги: — …до сих пор доверять ей? Кокичи самодовольно отвечал на её вопрос: — Так-то я с самого начала не доверял ей. В конце концов, она носит розовое, а всем известно, что это цвет лгунов. — Что это за ёбнутая логика? — спросил Кайто. — Вы просто проигнорируете, что она и раньше пыталась сказать нам всю эту хрень? Пианистка поймала себя на робкой улыбке, услышав защиту Момоты, когда в разговор вмешалась Маки: — Проблема не в этом. Акамацу может врать сколько хочет, но когда её покрывает Монокума… — И она злилась на это! Я пиздел с ней сразу после суда, и она как раз ссорилась с Монокумой. — Она… разговаривала с Монокумой наедине? — уточнила Широганэ. Каэде вздрогнула и сглотнула свой страх, прежде чем как можно беспечнее открыть одну из дверей. Разговор в кафетерии тут же сник, и четыре узника повернули лица к прибывшей. Она вымучила улыбку, проходя к столу. — Утра, народ, хотя сейчас уже наверняка день. — Ага, — отозвался Кайто, своим голосом выдавая напряжение в комнате. — А, ты в порядке, Каэде? — Он глянул на толстые бинты на её ране. — Как рука? — Всё нормально, — ответила она, занимая стул и притворно игнорируя обращённые к ней взгляды. — В смысле, она всё ещё болит, и Тенко-сан уже сто раз говорила мне отдыхать, но, на худой конец, могу ходить. — Это хорошо, — сказал Момота, явно находясь в поисках темы для разговора. — Чабашира и Хоши в порядке? Акамацу кивнула. — Они в норме. Тенко-сан присматривает за Хоши-куном, так как ему нельзя напрягать ногу. — Осознавая уровень своей репутации, пианистка всё же не сдержалась и съязвила: — Тенко-сан прекрасно справляется — просто удивительно, как она умудряется помогать нам совсем одна, не думаете? Её вновь ответил астронавт, так как остальные продолжали откровенно пялиться на неё. — Да, она просто нечто. — Вот именно, — поддержала Каэде. — Ты же не убила бедную Чабаширу-чан, когда вы остались наедине? — осведомился Кокичи. Акамацу бросила ему вызов фальшивой улыбкой. — Знаешь, Ома-кун, я считаю тебя вполне умным, но иногда ты выставляешь себя полным идиотом. Правитель хихикнул. — Похоже, Акамацу-чан сегодня не в духе — может, теперь она перестанет быть такой скучной! Кайто нахмурился, глядя на обоих одноклассников. — Оставь её. Если вы хотите выговориться, нельзя просто лить друг на друга дерьмо. — Буу, — протянул Кокичи, скрестив руки, — Момота-чан встаёт на сторону Акамацу-чан, просто потому что ему её жаль… — В смысле? — спросила пианистка. — В смысле тебе никто не доверяет, — вставила Маки. — И Момота делает вид, что всё нормально, просто потому что он так и не… — Харумаки, — перебил Кайто. Гневно выдохнув, он добавил: — Я могу говорить сам за себя. Ассасин прищурила глаза. — Тогда почему ты не скажешь ей, что происходит? — Не надо, — вставила Каэде. — Тенко-сан уже говорила мне, что вы ходили в библиотеку. — Она подняла взгляд и заглянула каждому в глаза. — И, как я понимаю, вы нашли то, что искали. Цумуги нервно заёрзала на своём стуле, впервые подавая голос: — Выходит, ам, это ты убила Амами-куна? — Ну естественно! — ответил Ома. — В конце концов, Акамацу-чан — хладнокровный убийца! Маки закатила глаза. — Нет смысла спрашивать. Улики говорят сами за себя. — Ах, — Широганэ съёжилась, — прости, ты права… Каэде рассерженно вздохнула. — Ладно, смотрите: я совершила ужасный поступок, и я не собираюсь оправдывать своё поведение, но вы, случаем, не забыли, что я не единственный человек за этим столом, который убивал людей? — Вот именно, — ответил астронавт, опустив глаза на стол. — Делать вид, что мы лучше неё, пиздец как тупо. И, как я уже говорил, Каэде не… — Её убийство — это неважно, — перебила Харукава. — Проблема в том, что она пережила суд. Не хочешь объясниться? Акамацу встретилась с ней глазами. — Я знаю только то, что сказал мне Монокума: он сказал, что и я, и Сайхара-кун устраивали его в роли убийцы. — Неужели? — спросил Кокичи, заговорщически наклонившись вперёд. — Выходит, вы были сообщниками? — Он потёр вдруг взмокшие глаза. — У моего бедного, любимого Амами-чана не оставалось шанса… — Я не хотела убивать Амами-куна! — выкрикнула Каэде. — Тогда… — тихо молвила косплеер, — что… ты делала в библиотеке? — Хороший вопрос, — вставила Маки, сложив руки. — В конце концов, из-за тебя погибли люди. — Харумаки, — сурово произнёс Кайто, — нельзя так разговаривать друг с другом — это тебе не допрос. Ассасин посмотрела на астронавта. — А может, как раз он. Акамацу явно есть, что скрывать. — Нет, — ответила Каэде. — Тогда скажи, зачем ты убила Амами. И почему ты наблюдаешь за нашими страданиями после того, как ты… — Харукава, — перебил Кайто, в этот раз вставая на ноги и кладя руки на стол. — Заткнись и оставь её в покое. Маки уставилась на него со злобой и неверием на лице. Кокичи хихикнул. — Уууу, у Харумаки-чан проблемы! — И ты тоже, — сказал Момота. — Вы только и делаете, что поливаете Каэде дерьмом с самого первого дня, и мне это надоело. — Ну, — отвечал Ома, положив подбородок на сложенные руки, — неудивительно, что ты сопереживаешь такой, как она, учитывая недавние события. Кайто окинул его изучающим взглядом, выдохнул и молча повесил голову. Он надолго замолчал, и пианистке тут же пришло осознание, что она потеряла единственного союзника в этом разговоре. Пока Маки, Кокичи и всё более тревожная Цумуги не успели вставить слово, она сказала: — Я в курсе, что вы мне не доверяете, и я не жду этого от вас, но сейчас нам надо работать сообща. У нас просто нет выбора, и, если мы так и будем бросаться друг на друга, это закончится ещё одним убийством. Остальные смотрели на неё, пока Маки не ответила: — Твой довод заключается в том, что нам нужно просто смириться с этим, так как ты отказываешься сдаваться? — Я не это… — начала было Каэде, однако её голос потонул в таком знакомом, таком громком смехе. — Пухухухуху, — хихикал Монокума, объявляя своё присутствие. — Рад, что вы ладите, ребята. Знаете, иногда вы напоминаете мне моих собственных бедных детишек. Ох, они оставили этот мир слишком рано… — Разве не ты их убил? — невинно спросила косплеер. Директор махнул лапой. — Детали, детали. Вас не учили не совать нос в чужие семейные дела? Я, всё-таки, очень скрытный медведь. — В таком случае ты перейдёшь к делу и не будешь вынуждать нас терпеть тебя, — ответила Харукава. — Божечки! Как грубо! Даже не знаю, стоит ли мне теперь отдавать вам оставшиеся два супер мега подарка! — Оставшиеся два? — уточнила Каэде. — Значит, школа на этом закончена? Тем временем Кокичи чуть ли не скакал на своём стуле. — Ууу! Ууу! Хочу подарок! — Монокума даёт, он же и забирает, — театрально объявил медведь, прежде чем показать два ключа. — Хотя сейчас Монокума именно даёт. Кокичи тут же вскочил со стула, чтобы выхватить у директора ключи, но Кайто физически препятствует ему. — Не-а, — сказал он, не сводя глаз с парня, пытавшегося обойти его, — после того раза ты больше не убежишь. Ома надулся. — Блин, Момота-чан, мне не нужно, чтобы за мной постоянно присматривала нянька. — Мне плевать. Мы пойдём вместе. — Правитель вдруг перестал сопротивляться, позволяя астронавту легко взять у Монокумы оба ключа — высокотехнологичный и старый. — Видимо, исследовать осталось совсем немного. Монокума поднёс лапы к пасти. — Хей, хей, вот вам небольшая подсказка: у одного из ключей может быть, а может и не быть два применения. — Это достаточно большая подсказка, — ответила Широганэ, вставая из-за стола. — Ам, — она подошла к Кайто и рассмотрела ключи у него из-за плеча, — раз исследовать осталось так мало, нам вряд ли есть смысл разделяться на группы… Каэде со вздохом встала на ноги. — Тенко-сан и Хоши-кун вряд ли присоединятся, так что нас остаётся пятеро. — Тогда пойдём все вместе, — сказал Кайто, пока никто не успел возразить. Он показательно посмотрел на Кокичи и Маки. — И ключи будут у меня. — Оки-доки! — ответил Ома. — Только вы с Акамацу-чан не задерживайте нас! Астронавт закатил глаза, и Харукава спросила: — То есть мы серьёзно будем притворяться друзьями и держаться за ручки? — Мы будем исследовать школу, — ответила Каэде. — Я уже говорила, что ты не обязана мне доверять, но запрещать мне даже перемещаться в месте, где мы и так находимся взаперти, — это абсурд. Ассасин открыла рот, но Момота перебил её: — Знаешь что? По-моему, мы все уже заебались об этом трещать. — Согласен, — поддержал Кокичи. — Всё равно этот разговор уже совсем неинтересный. — Не уверена, что проблема в этом… — ответила Цумуги, когда Кайто наконец направился к выходу из кафетерия, бормоча о том, что снаружи есть место, к которому подходит странный, сияющий ключ в его руках. Пятеро узников молчали, кучкой шагая по школе. Кайто шёл впереди, почти полностью скрывая свою хромоту, пока правитель скакал рядом с ним, а Маки тенью следовала за ним, туго скрестив руки на груди. Широганэ, которая радостно болтала с Каэде во время прошлого исследования, теперь показательно держала от неё дистанцию, словно опасаясь, что Акамацу нападёт на неё в любой момент. Все, за исключением Кайто, который ни разу не обернулся, то и дело бросали на пианистку опасливые взгляды, как на дикое животное. Отчасти понимая, что, крикнув им перестать, она только усугубит ситуацию, Каэде пряталась за козырьком кепки и держала рот на замке до тех пор, пока они не дошли к огромной, технологичной двери около лаборатории Миу. Момота рассматривал её пару секунд, прежде чем без особого энтузиазма приложить ключ к подходящей сияющей стойке. Дверь слегка зашевелилась, и Акамацу могла только предполагать, что она таким образом отпирается. Они дождались, пока дверь не замерла на месте, и астронавт наконец озвучил свои мысли вслух: — Наверное, тут открыто? Что бы это ни было? — Я пойду первая, — сказала Маки, ступая перед Кайто. — Здесь может быть опасно. — Ууу, хорошая мысль, — произнёс Кокичи. — Харукава-чан отлично подходит на роль живого щита! — Неважно, — сказала ассасин. — Ома пойдёт первым. Правитель хихикнул и поскакал к передним дверям. — Я надеялся, что ты это скажешь. Я всё равно хотел идти впереди! Двери раскрылись, и Кокичи тут же вбежал внутрь извилистых коридоров, раскинув руки в стороны, имитируя крылья самолёта. — Сколько места! — воскликнул он, вызывая негромкое эхо. Кайто крикнул ему не убегать одному и поспешил за ним вместе с Маки у него за спиной, пока Каэде разглядывала странное помещение. По стенам расползлись узлы проводов, а пол состоял из тяжёлых металлических панелей. Рядом с ней Цумуги подняла глаза на высокие потолки. Акамацу поспешила за остальными, мимоходом говоря Широганэ: — Интересно, для чего это место. Тут всё совсем не как в школах, даже самых странных. — А-ах, — заикнулась Цумуги, не ожидая, чтобы к ней обратились, — да, это верно, хотя… иногда в школах встречаются необычные вещи, вроде гигантской клетки в кабинете музыки. Каэде не нашлась, как связать эту аналогию, но улыбнулась тому, что ей вообще ответили. Они свернули за угол длинного коридора и дошли до более широкого проёма, оказавшегося пустым. Пианистка кратко огляделась, но её мысли прервала громкая сирена, раздававшаяся где-то на расстоянии. Косплеерша вздрогнула со словами: — Ч-что это? — Слышно отсюда, — ответила Каэде, уже оживлённее двигаясь к источнику звука. В конце коридора девушки застали странное зрелище: Кайто находился между Кокичи и Маки, глядевшими друг на друга из-за Момоты и Монокумы, стоявшего между троицей и произносившего вслух крайне длинный набор цифр, при этом своими круглыми лапами возясь с панелью управления. От такого Акамацу замерла на месте и спросила, с трудом перекрикивая сирену: — Что происходит? — Кто-то включил сигнализацию! И, — директор нажал очередную кнопку на панели, отчего звук вдруг утих, — чтоб вы знали, дети, отключать эту штуку действует на мои медвежьи нервы. — Сигнализацию? — уточнила Цумуги. Момота указал на огромные закрытые ставни. — Перед этой дверью только что было какое-то силовое поле. Ома подошёл к нему вплотную и, походу, активировал эту сигнализацию, про которую говорит Монокума. — Вот, что случается, когда сопляки суются туда, куда не следует, — добавила Харукава. Кокичи всхлипнул. — Я просто хотел исследовать… Откуда мне было знать, что дверь на меня разозлится… — Так, — заговорила пианистка, пытаясь взять ситуацию в свои руки, — нам можно внутрь или нет? — В этот раз, — объявил медведь, — я разрешаю вам поглазеть, но, если вы захотите войти сюда позже, вам следует запомнить код, поняли? — А, — вымолвила Широганэ, — какой код? — Очень длинный и скучный код, — ответил Ома, — на который всем всё равно и который никто не станет запоминать… Каэде нахмурилась. — Но этот код ведь деактивирует барьер? — Защитную систему сигнализации с датчиком движения! — поправил Монокума. — Если подойти вплотную, то прозвучит сигнализация, и мне придётся встать со своей мягкой кровати, чтобы выключить её, если вы не используете код, чтобы сделать это самим. — Но мы не знаем код, — ответила Акамацу. — Если кто-то активирует сигнализацию… мы ничего не сможем сделать. Директор помедлил, прежде чем подойти к ней вразвалку с маленьким пультом в руках. — Знаете что? Почему бы вам не взять себе пульт от этого места: выключает датчик безопасности и всё такое, но вам всё равно нужно будет знать код, чтобы избавиться от барьера, если вы включите его обратно. — А нельзя это всё просто пропустить? — спросила Цумуги. Монокума пожал плечами. — Ну, если вы хотите подвергнуть все мои секретики риску кражи… — Но сам деактивировать барьер ты не собираешься, поэтому просто отдаёшь нам пульт, которым можно отключить сигнализацию? — уточнила Маки, когда пианистка опасливо приняла пульт. — Зачем? — Медведю уже нельзя сделать что-то из доброты сердечной? Получив в ответ оглушительную тишину, он исчез со словами: — Эта молодёжь со своими убийствами: никакой благодарности… Кайто подошёл к ставням и плавно поднял их. — Не похоже на ловушку, — опасливо отметил он, прежде чем шагнуть внутрь. — Только… Воу. Остальные скоро последовали за ним. — Что там? — спросила пианистка и заметила двух нетронутых и трёх побитых Экзайлов, выстроенных в ряд. — А… Выходит, тут хранятся Экзайлы? Узники медленно прошли в зал и разделились, чтобы осмотреться. Не отнимая рук от груди, косплеер спросила: — А тут безопасно? В смысле, Монокабы больше не смогу управлять ими, но… — Как по мне, выглядит безопасно, — перебил Кокичи. Он ахнул и засунул руку в карман в попытке что-то оттуда выловить. — Кстати говоря!.. Каэде окинула парня взглядом, пока тот вытащил знакомый пульт и направил его на синего Экзайла. Она открыла рот, чтобы задать вопрос, как вдруг машина ожила, а Цумуги с криком отскочила назад. — Ах, ха! — произнёс правитель, нажимая ещё несколько кнопок на пульте, отчего робот плавно зашевелился. — Так Ирума-чан не врала! Маки метнулась к нему. — Кстати говоря, пульт. — Она протянула к нему свою руку. — Быстро. — Хмм, — протянул Ома и показал Маки язык. — Не. — Ты хочешь умереть? — Момота-чан! Харукава-чан меня травит! Астронавт рассерженно вздохнул. — Вы реально опять хотите об этом пиздеть? Он шагнул к ним и ловко выхватил пульт из рук Кокичи. Тот пронзительно вскрикнул и запрыгал за пультом, который Кайто поднял над своей головой. — Нечестно! Экзайл застыл на месте. Переключив внимание с хаотичных движений робота, Акамацу чуть дольше поразглядывала помещение, время от времени вслушиваясь в обрывки ссоры остальных узников. Помимо Экзайлов внутри оказалась большая стиральная машина, машина для распыления краски и гидравлический пресс, как предположила пианистка, для утилизации механизмов, пришедших в негодность. Около неё Цумуги пробормотала: — Агх, я в курсе, что у этих штук есть система безопасности, чтобы ты не смог себе навредить, но от их вида мне в голову приходят мысли о том, что будет, если застрять в них рукой. Акамацу невольно скривилась от такой идеи. — Не хочу даже думать. — Я знаю, ладно? Но мне представляется, как кто-нибудь придерживает этот пресс пальцами снизу, кто-то другой включает его, и, бум, — в мясо! Ах, опять же… чем больше я говорю, тем больше я об этом думаю… — А-ага, — согласилась Каэде. У неё за спиной спор достиг апогея, и Кайто наконец перекричал детские всхлипы Кокичи и угрозы Маки: — Блять, тогда он будет у меня! — Ты относишься к нам как к детям, — сказала Харукава одновременно с тем, как Ома проскулил: — Но он мооой! — Тогда заебёте вести себя как дети, — мрачно выдохнул Момота, запуская руку в волосы. — Пиздец… Харукава прищурила глаза. — Кто бы говорил. — Ну, может, сейчас я и веду себя по-детски, но пульт я никому не отдам, — объявил астронавт и повернулся к Каэде и Цумуги. — Тем не менее, думаю, тут мы закончили. — Ага, — ответила Акамацу. — Полагаю, мы всегда сможем вернуться сюда, когда решим, что делать с Экзайлами. — Значит, оставим барьер выключенным? — уточнила косплеер. Кайто подошёл к девушкам, а Маки и Кокичи уставились ему вслед. — Наверное. Если включим его, просто заблокируем себе вход. — Да-да-да, — произнёс правитель, которому надоело дуться. — И куда дальше, наш бесстрашный лидер? — Ты про меня или про Кайто? — уточнила пианистка. Кокичи ухмыльнулся. — Конечно про Момоту-чан! Единственное место, куда нас привела Акамацу-чан, — это зал суда. — Прекрати, — ругал Кайто смертельно уставшим голосом. — Ну же, нам ещё в школу идти, а другой ключ, наверное, как раз оттуда… Ассасин приблизилась к нему, озадаченно сдвинув бровь. — Ты всегда можешь вернуться в общежитие к Чабашире и Хоши, если что: вчетвером мы найдём то же самое, что и впятером. — Она скрестила руки и многозначительно посмотрела на Кайто. — Если тебе нужен отдых, тогда иди и отдохни. Тут нет смысла спорить. — Ага! — поддержал правитель. — Будет так скучно, если нам придётся делать перерывы на тихий час из-за Момоты-чана. Астронавт снова вздохнул, но со слегка улучшенным настроением. — Я в порядке. Вы слишком много обо мне переживаете. Он снова зашагал вперёд, но Каэде нахмурилась, глядя на ему вслед, и насупилась ещё сильнее, заметив, как он держится за бок, пока они возвращались в вестибюль школы. Остальные тоже это заметили, но вместо того, чтобы озвучивать свои переживания вслух, Цумуги сказала: — Ам, по-моему, тут недалеко есть запертая дверь, и на пятом этаже тоже… — Логичнее пойти к ближней, — ответил Кайто без особого энтузиазма, заворачивая за угол. Остальные молча последовали за ним и обнаружили, что астронавт уже отворил перед собой дверь — но ключ при этом остался у него в руке, — и открыл путь в следующее помещение. Он проковылял внутрь, Каэде прошла следом и увидела спиральную лестницу, уходящую далеко вверх. Маки не дала никому шанса озвучить своё удивление со словами: — Ты не пойдёшь на эту лестницу. — Что? — спросил Кайто, продолжая глазеть наверх. — Кто не пойдёт? — Ты. Ты уже и так дважды прошёлся по всей школе. Если ты начнёшь подыматься по такой лестнице, ты точно упадёшь. Тот закатил глаза и упрямо преодолел первые несколько ступенек. — Да ладно тебе, Харумаки. Не такой я и хрупкий. — Ага, — поддержал Кокичи, перешагивая сразу две ступеньки за раз у астронавта за спиной. — Момота-чан супер сильный и ни разу в жизни не падал и не спотыкался. Ассасин сердито вздохнула и тенью поспешила за ними, готовая подхватить Кайто в любой момент. — Если ты его столкнёшь, я тебя убью. — Зачем мне сталкивать Момоту-чана, когда рядом ты? Маки помрачнела в лице, и Акамацу еле уловила измотанный вздох Момоты, поднимаясь на закруглённой лестнице всё выше и выше. — Ну, хотя бы им весело… — произнесла Цумуги около неё. Пианистка искоса взглянула на неё и про себя поставила её слова под сомнение, медленно преодолевая ступеньки. Над лестницей простирался коридор, оканчивающийся дверью с нарисованной на ней ракетой. Широганэ последовала за Каэде, когда та толкнула её от себя, уже различая внутри чужие крики. Большая комната вела к нечто похожему на кабину космонавта. Акамацу заметила, что Ома радостно бегал вокруг сферы огромных размеров, освещавшей небо звёздами, под звук отдалённых угроз Харукавы, но решила игнорировать их и присесть на один из двух кресел посередине комнаты. Кайто чуть ли не рухнул на второе сидение, лениво наблюдая за двоицей и испытывая намного меньше восторга, чем ожидала Каэде. Возможно, ему надоело подниматься по лестнице или же весь день играть в миротворца, но измотанная фигура перед ней кардинально отличалась от того парня, который так давно исследовал школу вместе с ней и воодушевлённо говорил о своей лаборатории. Косплеер вышла из кабинки, чтобы рассмотреть симуляцию планеты, и Акамацу тихо спросила: — Ты как? — Да заебись, — ответил он, отводя взгляд от Маки с Кокичи, и лениво указал на её руку. — Ты-то как? — В норме, — сказала она, робко кладя руку на подлокотник. — И спасибо, что заступился за меня в кафетерии. — Без проблем. Честно, я просто говорил, что думал. — Всё равно. Я очень это ценю. У меня… тут не особо много друзей — не то чтобы я их заслуживаю. Астронавт нахмурился. — Каэде, я в курсе, что ты о себе невысокого мнения, но я видел тебя сразу после суда, так что у тебя не получится соврать мне о произошедшем. — Ну не знаю. Из меня выходит неплохой лжец. Кайто мягко улыбнулся и помотал головой. — Потому что нам нужен ещё один такой. Акамацу улыбнулась в ответ и спросила, понизив голос: — Кстати, что случилось у тебя с… Астронавт облокотился на стул и вздохнул. — Да… Я знал, что ты спросишь. — Можешь не рассказывать. Но, по-моему, это может помочь расставить некоторые точки над «i». — Ну, — он почесал затылок, — тут ты, конечно, права. Хотя, — он глянул на Ому и Харукаву, склонившихся над бумагами в руках Цумуги, — нам придётся отложить этот разговор. Пианистка кивнула и сидя повернулась лицом к приближавшейся троице. Кайто повторил за ней и спросил: — Что-то нашли? — Ам, — начала косплеер, — я просто осматривалась, нашла эти бумаги и подумала, что они тут как-то не к месту. — Тут написано «Проект Гофера», — добавила ассасин. — Тут так же сказано о спасении человечества с помощью шестнадцати одарённых студентов. — Видимо, это мы, — заключила Акамацу. — Так… мы должны спасти человечество? Правитель хмыкнул. — Ну, лично мне кажется, что мы прекрасно справляемся. Цумуги слегка скривилась в лице со словами: — Всё остальное зачёркнуто, так что мы не смогли прочитать всё. Но… если мы действительно должны были спасти человечество, то как мы оказались в убийственной игре? — Ну, — отвечал Ома, — тот, кто разработал этот план, чутка сглупил. В смысле, от ассасина, робота и приговорённого преступника нельзя ожидать ничего, кроме неприятностей. — А от верховного лидера? — спросила Маки. — Конечно, твой талант не имеет никакого смысла, так что не факт, что он вообще настоящий. Кокичи ахнул. — Да ни за что! Эй, Момота-чан, разве я похож на ужасного, противного вонючку, который станет врать о своём таланте? — Ома… — начал Кайто. — Даже если Момота не хочет, чтобы я тебя убивала, я всё равно могу доставить тебе мучений. — Хару… — Вааа! Харумаки-чан мне угрожает! — Ты хочешь умереть? — Ребят, хватит… — вставила свои пять копеек Каэде. Ассасин вдруг дёрнула голову в её сторону, словно только что заметив присутствие пианистки. — Вы всё это время болтали? Что ты ему наговорила? — Не слушай её, Момота-чан, — поддержал Кокичи. — Акамацу-чан постоянно врёт! Каэде нахмурилась. — Я могу разговаривать с Кайто когда захо… — Но если оставить тебя наедине с Момотой-чаном, ты можешь попытаться унести второго. — Я считаю, никто с тобой наедине оставаться не должен, — сказала Маки. — И, раз уж мы всё нашли, тут больше нет ничего полезного. Нет смысла тут оставаться. — Да, пойдёмте уже, — согласился Ома. — Я уже всё рассмотрел, и это самое скучное место во всей школе. — Честно говоря, — продолжала Харукава, — просто уморительно, что нам пришлось так долго подниматься сюда. — Эй, эй, Момота-чан, покатаешь меня на спине по пути вниз, раз уж это ты виноват, что мы поднимались сюда ни за чем? — Вы можете закрыть свои рты?! — бросил Кайто, вставая на ноги и глядя на обоих сверху вниз. Те в свою очередь уставились на астронавта, а Цумуги, прежде пытавшаяся слиться с фоном, теперь ещё ближе подошла к выходу. — Я просто… — успела сказать Маки. — Мне плевать, — резко обрубил он. Кокичи нахмурился со в кои-то веки серьёзным лицом со словами: — Так ты не покатаешь меня на спи… — Заткнись, — вновь огрызнулся Кайто и ткнул пальцем на выход из помещения. — Это, блять, моя лаборатория, и вы оба отправляетесь вон. Ассасин подняла бровь. — Эта лаборатория — часть школы. Она тебе не принадлежит, так что ты не можешь выставить нас за дверь. — Ну, значит, сейчас я делаю невозможное, сука, возможным. Потому что я говорю вам идти вон отсюда. В комнате воцарилось тягостное молчание. Каэде старалась полностью замереть на кресле, чтобы ненароком не привлечь к себе внимания. Маки очнулась первой, наконец отворачиваясь от остальных, отчего её хвостики резко дёрнулись. — Как хочешь. Сам принимай свои идиотские решения. Несмотря на спокойный голос, тяжёлый топот и хлопанье дверью выдали её ярость. От последнего звука Кайто запустил руку в волосы, но не успел закончить действие оттого, что Ома резко обхватил его за талию. — Чт… Эй! Правитель отстранился таким же быстрым движением и тихо сказал: — Прости, что разозлил тебя, Момота-чан… Я уйду. Не утруждаясь объясниться, он театрально поплёлся к двери и вышел. Каэде уставилась ему вслед, слыша, как астронавт наконец упал обратно в кресло, ругаясь себе под нос. Акамацу помедлила и спросила: — Ты в порядке? Я тоже могу уйти, если ты хочешь побыть в тишине. — Нет, всё нормально — наверное, зря я с ними так. Просто, — он положил голову на руки, — блять. Походу… Походу, я достиг своего предела. — Кайто, — тихо ответила она, не зная, что ещё можно сказать. Он поднял глаза, запустив руку в волосы. — Даже не знал, что у меня есть предел, — но вот я здесь. Каэде сочувственно кивнула. — Ты не виноват: убийственная игра выявляет всё самое худшее, что в нас есть, а ты всё время только и делал, что заботился обо всех, кроме себя. — И сейчас я тоже охуительно справился, — вздохнул Кайто. — Если начистоту, они оба просто выжали из меня все соки. Акамацу посмотрела на него. — Оба? Момота на секунду зажмурил глаза и сказал: — Да. Я ни за что никому другому этого не скажу, но… — он поднял взгляд на мерцающие звёзды, — со всей этой хуйнёй меня уже просто… всё заебало. Не пойми неправильно — я люблю помогать людям и вся херня, и я хочу помочь им, но они просто ебут мне мозги. — Ну, — отвечала пианистка, подтянув колени к груди, — тут я не могу не согласиться. Астронавт фыркнул. — Этого стоило ожидать. Но… они хорошие люди — им просто нужна помощь, хотя я начинаю подозревать, что я не могу дать им должной поддержки. Просто, — он снова вздохнул, качая головой, — я нихуя не хочу этого говорить, но в последнее время у меня нет энергии быть тем человеком, которым я хочу быть. — Это нормально. Ты заслуживаешь того, чтобы потратить немного времени на себя, и они ничего с этим не сделают. И, — она слегка заёрзала, — если уж совсем начистоту, они достаточно эгоистичные: взять — берут, а вот дать взамен… Кайто помедлил, наконец придя в себя. — Я бы отозвался о них получше, но вообще-то да. Мне пиздец сложно представить, как я разговариваю с Омой о своих слабостях или с Харумаки о том, насколько мне действительно важен космос. Каэде кивнула. — Они оба… наговорили много плохого про то, что, мол, это место абсолютно бесполезное. Возможно, это глупо, но я помню свой восторг, когда я только нашла свою лабораторию. Не знаю, как бы сама я отреагировала, если бы её вот так смешали с грязью. Думаешь, — она положила голову на колени, — думаешь, им важно… кто ты есть на самом деле? Или только то, что ты им говоришь? То есть, ты поднимаешь им самооценку, и им этого достаточно. Момота тяжело вздохнул. — Хороший вопрос, — наконец ответил он. — Наверное… Ну, — он фыркнул, — думаю, они переживают за меня в каком-то своём извращённом смысле, но, как я и говорил, мне пиздец сложно представить похожий разговор с кем-то из них. Конечно, ты очень отличаешься от остальных, Каэде. Акамацу опешила и перевела взгляд со звёзд на него. — В каком смысле? — В хорошем, не переживай. Типа, после всей той хуйни с Сайхарой ты очевидно расстроилась, но всё равно сумела взять себя в руки. Поэтому я предложил тебе стать напарниками. Чтобы тебя сломать, понадобится нечто намного большее, чем одно разочарование в каком-то человеке. — А остальные… не такие? Кайто пожал плечами. — Им нужно больше поддержки. В смысле, — он опустил на неё глаза и ухмыльнулся, — ты будешь в порядке, когда я наконец умру от этой непонятной херни. В смысле, я надеюсь, что ты будешь грустить и вся хуйня, но ты пройдёшь через это. И, — он помотал головой, — не уверен, что могу сказать остальным то же самое. Вообще-то, бля, — я с ними даже попиздеть нормально об этом не могу. Пианистка помедлила, чтобы обдумать его слова. Наконец она остановилась на: — Мне жаль, что это с тобой происходит, Кайто. Я, — она чуть опустила козырёк кепки, — я всегда считала, что ты лучше меня, потому что ты пытался помочь Харукаве-сан и Оме-куну, в то время как я толком поговорить с ними не могу. Не знаю, как это поможет, но… Момота посмеялся. — Спасибо за комплимент, но, будь у тебя другой настрой, ты бы сделала то же самое. В конце концов, ты пыталась помочь Сайхаре. — Возможно. Но… когда я пыталась помочь ему, я была другим человеком. Я уже не такая. — Я сам пиздец изменился с тех пор, как впервые проснулся в этой адской дыре. И я нихера не уверен, в какую сторону эти изменения. Каэде усмехнулась. — Знаешь, я тоже. — Она искоса посмотрела на него. — Видимо, у нас и вправду много общего. — В натуре. Они помолчали чуть дольше, наблюдая, как прожектор переключается между различными панорамами ночного неба, каждой выделяющейся своей красотой. Наконец Момота заговорил: — Эй, Каэде, не говори мне, что я буду в порядке, что нельзя так говорить, что я справлюсь и вся хуйня, ладно? Акамацу не знала, что ответить, поэтому просто перевела взгляд на астронавта. — Кайто? — Я не выживу, — сказал он это таким тоном, словно это общепринятый факт. — Я знаю, что ты их ненавидишь и что они ненавидят тебя, но, когда я умру, просто… не дай Харумаки и Оме убить друг друга, ладно? — Ах, — промолвила пианистка, потеряв дар речи. — Ко… Конечно. Момота не сводил глаз со звёзд с лёгкой улыбкой на лице. — Я в курсе, что наговорил про них всякой хуйни и наорал, чтобы они ушли, но они хорошие люди, и они должны выжить. Каэде не нашлась, что на это ответить, но после спокойно повторила слова Тенко: — Все должны выжить. Астронавт нахмурился со словами: — Ты поняла, о чём я… — Но я попытаюсь, — прервала пианистка. — Сомневаюсь, что они меня послушают, просто потому что «Кайто так сказал», но я попытаюсь. — Спасибо. — Он вновь улыбнулся и слегка толкнул её руку локтём. — Так и знал, что выбрал правильного напарника. Акамацу рассмеялась. Она ещё много времени провела за разговорами и слушала рассказы Кайто про то, какой космос потрясающий и что бы он сделал, достигнув своей цели, которая теперь кажется такой далёкой в стенах этой тюрьмы. Он говорил о своих друзьях и мечтах с такой страстью, что она могла бы легко передаться Каэде, если бы сокрушающая реальность не дышала им в спины и не напоминала о том, что в один день Момота как-нибудь сильно закашляется — и на этом всё закончится. Она так долго просидела за разговорами в тишине и покое, что на мгновение ей захотелось провести остаток убийственной игры здесь, вместе с ним. Но затем астронавт лениво сунул руку в карман своей куртки, чтобы достать нечто, купленное им в Мономономашине, когда Акамацу упомянула про запасы Тенко. Его ладонь оказалась пустой. Кайто поднёс обе руки ко лбу со словами: — Ома спиздил ключ и ёбанный пульт. Пианистка не сдержала стон, потирая переносицу. Они оба встали с кресел и быстрым шагом направились из комнаты и вниз по лестнице. Кокичи наверняка решил приступить к собственным планам, так как, преодолевая последние ступеньки, они услышали оглушающий взрыв.