I'd Trade My Life for Yours

Рука Каэде отдавала болью с каждым движением, пока та изо всех сил старалась идти ускоренным шагом. Кайто бежал около неё в таком же темпе, сдерживаемый своими старыми ранами. Они оба молчали, в то время как по школе раздавались чуть менее оглушающие взрывы. Им не понадобился абсолютный слух Акамацу, чтобы определить источник звука и без слов помчать по этажам извилистого здания школы. На втором этаже они наткнулись на такую же измотанную Цумуги. — Что происходит? — спросила она, перекрикивая какой-то стук у них над головами, и пристроилась к их темпу. — Ома спиздил пульт от Экзайлов, — ответил Момота, не оборачиваясь на Широганэ и не сбавляя шаг, даже когда чуть дёргается, схватившись за бок. — И он уничтожает ими школу? — спросила косплеер с нараставшей паникой в голосе. — Он уничтожает что-то, — неопределённо ответила пианистка. На фоне непрекращающегося шума, до сих пор отзывающемся над ними эхом, она взлетела по лестнице, перешагивая по две ступеньки за раз вместе с одноклассниками, и громко спросила: — Ты видела остальных? — После лаборатории Момоты-куна — нет, — покачала головой она. — Возможно, они в общежитии? Там они хотя бы в безопасности. Каэде сжала челюсть, вдруг понимая, что ей вполне возможно придётся беспокоиться о своей безопасности. Она не сбавляла шаг, но в тот момент ей пришло осознание, что у неё нет никакого плана действий, когда они найдут то, что искали. Тот факт, что в этом замешаны гигантские роботы-убийцы, не облегчал внезапно сковавший её ужас. Запыхавшись, они наконец поднялись на пятый этаж, вместе с тем как по комнате с эхом раздался последний лязг металла о металл. Акамацу не пришлось долго осматривать помещение, чтобы заметить близнецов Экзайлов, стоявших в отдалении от лестницы. Несмотря на бледноту и тяжёлую одышку, астронавт тут же промчался мимо пианистки с криком: — Ома! Каэде поспешила за ним и разглядела маленькую форму Кокичи чуть дальше Экзайлов и булыжника перед ними же. Кайто прочистил горло резким кашлем и прокричал слова: — Ты что творишь, блять?! Его слов хватило, чтобы на секунду привлечь внимание правителя, который мельком глянул на трёх мчавшихся узников и вновь повернулся к своему пульту. — Ломаю школу, — беспечно ответил он. — А вы? — Ч-что?! — выдавила Цумуги. — Зачем ты… — Потому что я могу, — просто ответил он. — Я использовал ключ, но у меня на пути встала ещё одна дурацкая дверь — как грубо. — Но ты ведь умеешь взламывать замки, — отметила Каэде. — Оу, ты помнишь, Акамацу-чан! — растроганно воскликнул Ома, прижимая свободную руку к сердцу. Пианистка помедлила, чтобы восстановить дыхание, а после чего нахмурилась. — Погоди, ты с помощью Экзайлов сломал дверь, которую можешь открыть сам? Момота тяжело вздохнул, проходя мимо неё, чтобы попытаться выхватить у правителя пульт, даже когда тот отошёл от него в сторону. — Верно! — Так ты уничтожил часть школы забавы ради? — уточнила косплеер, нервно оглядываясь по сторонам. — Я-я в курсе, что мы и раньше могли открывать запертые части школы, но разве это не против правил? Продолжая избегать рук астронавта, он ответил: — Не знаю: не помню, чтобы в правилах запрещалось исследовать школу при помощи армии роботов, Широганэ-чан. — Я, ну, я думала, это подразумевалось. Кайто проигнорировал их разговор и выкрикнул: — Отдай мне ёбанный пульт, Ома! Каэде отвела от них взгляд и перевела его на новый коридор, заваленный булыжниками. Двери комнаты в конце коридора разорвало на куски, рассыпавшиеся по земле, и за проёмом Акамацу разглядела комнату почти полностью в красном цвете. Наклонившись, она заглянула внутрь и различила странные фигуры, свисавшие с потолка, в то время как Цумуги спросила: — Ам, Ома-кун? Почему Экзайлы теперь фиолетовые? Пианистка перевела глаза туда, куда указывала рука Широганэ: на покрытых фиолетовым цветом Экзайлов, угрожающе возвышавшихся над узниками. Преспокойно уворачиваясь от Кайто, он ответил: — Оу, это. Видите ли, Ирума-чан сломала остальных трёх роботов, так что я решил придать этим двум новый облик. — И этим ты занимался? — фыркнул астронавт. — Сочетал их со своими глазами, что ли? — Нет. Я сочетал их с Момотой-чаном в качестве извинения за то, что украл пульт. Ну чтооо, как тебе? Нравится? Оба узника сделали паузу, чтобы астронавт мог вновь взглянуть на фиолетовых Экзайлов. Он быстрым движением развернулся и рванул за пультом с новой энергией и слегка покрасневшим лицом. — Ну всё, отдай мне ёбанный пульт, я его сломаю к хуям. — Неееет! — испуганно воскликнул Кокичи, при этом явно получая удовольствие. — Я знаю, что иногда люди называют машины и лодки в честь тех, кто им нравится, но я никогда не слышала, чтобы так делали с мехами… — прокомментировала косплеер. Каэде ответила ей кривой улыбкой. — Мало у кого есть доступ к мехам. Широганэ вздрогнула от внезапного внимания со стороны Акамацу и тут же отступила с тихим: — А, ам, да, ты, наверное, права. Явный страх в её голосе беспокоил пианистку, но, не давая ей задать Цумуги вопрос, Кокичи воскликнул: — Ууу! Ууу! Мы же теперь можем плавать по ночам! Каэде повернулась к нему с вопросом: — И как это связано? Ома надул щёки. — Блин, Акамацу-чан, какая ж ты медленная! — Я не понимаю? — пробормотала Цумуги около неё. — Плавать по ночам запрещено правилами, нет? Так почему… Её слова тут же собрали паззл воедино, и пианистка заключила вслух: — Правил больше нет. Кайто замер, прекратив свою перепалку с правителем, а косплеер застыла на месте, забыв про своё бесконечное ёрзание, в то время как астронавт спросил: — Чего? — Правил… больше нет? — повторила Широганэ. — Почему… — Подумайте сами, — перебила Каэде, расставляя всё по местам в своей голове. — Каждый раз, когда нам представляли новое правило, Монокума или один из его Монокабов всегда говорили, что при его нарушении нас атакуют Экзайлы, но если Монокума больше не контролирует Экзайлов… — Он больше не может нихуя нам запрещать, — закончил Момота. — Но постой, — он выпрямился, задумчиво сдвинув бровь, — если Монокума больше нихуя не может, разве это не означает, что убийственная игра закончена? Кокичи хмыкнул, привлекая к себе всеобщее внимание. — Ну, всё зависит от нас, как, впрочем, и всегда. Потому что на самом деле, — он улыбнулся, наклонив голову, — мы в любой момент могли действительно прислушаться к своим же словам и никого не убивать. Пианистка сжала руки в кулаки, но не могла предъявить ничего против. — Смысл в том, что в этот раз у нас действительно есть шанс сбежать: если Экзайлы больше не встанут у нас на пути, мы можем по-настоящему исследовать эту школу. Есть вероятность, что мы найдём выход и сбежим отсюда. — Но, — обняла себя Цумуги, — мы уже знаем путь наружу, но ни Харукава-сан, ни Хоши-кун им не воспользовались — Монокуме даже не пришлось их останавливать… Акамацу нахмурилась. — Мы же договаривались, что это просто трюк Монокумы. Он уже врал нам насчёт мотивов, поэтому… — Вообще-то, Каэде, — перебил астронавт, обмениваясь с косплеером взглядами, которые не предвещали пианистке ничего хорошего, — я помню, как ты на суде говорила, что нам нельзя сдаваться и подыхать, так и не увидев всё своими глазами, и я согласен с тобой, но… возможно, тебе стоит послушать, что у Хоши и Харумаки есть сказать по этому поводу. — Там ад! — радостно заявил Ома. — Харукава-сан рассказала нам… — промолвила Широганэ, глядя куда-то в пустоту и бледнея в лице. — Она сказала, что снаружи остались одни руины… Там даже дышать нечем. Каэде тряхнула головой. — Хоши-кун уже говорил мне то же самое, но это точно неправда: не может быть, что мы остались одни. Я просто… — она расправила плечи, — я просто отказываюсь в это верить. — В смысле, — отвечал Кайто, — я согласен, что нам нельзя просто лечь и сдохнуть, как хотел Хоши, — он кивнул ей слегка увереннее, но у Каэде всё равно скрутило живот от подтекста в их разговоре, — и что побег — это наш единственный выход. Поэтому сейчас нам надо сосредоточиться на нём и столкнуться лицом к лицу с внешним миром, какой бы там ни был ад. Кокичи глубокомысленно кивнул. — Момота-чан как всегда думает наперёд — неудивительно, что он у нас лидер. Астронавт закатил глаза. — Сейчас нихуя не вр… — Ты прав! — вдруг подскочил Ома. — Сейчас настало время исследовать, ведь я только что открыл лабораторию Амами-чана! Пианистка моргнула. — Амами-кун… — Она повернула голову и снова взглянула на коридор. Красная комната приняла болезненный оттенок в её воображении. — А-ах, — произнесла Цумуги, — ты говорил, что дверь была заперта, а такой может быть только… — Талантливая лаборатория нашего дорогого покойного Амами-чана, — договорил Кокичи, поднеся палец к губам. — Конечно, кое-кто знает про это лучше остальных. Пианистка послала ему мрачный взгляд, повернулась и зашагала по коридору из чистого упрямства. Она легко обошла все камни, идя на шаг впереди остальных, но тягостная атмосфера комнаты в глубоком красном цвете чуть ли не повалила её с ног. — Что… что это? — В отдалении спрашивала Широганэ, глядя на странный орнамент, свисавший с потолка. Кайто обошёл её и провёл рукой по странному круглому столу для переговоров в самом центре помещения. — Это какой должен быть талант у этого парня? — вслух промямлил он. Каэде хватало только на то, чтобы обойти вокруг комнаты. Она вспомнила сокрушающую вину, охватившую её на входе в лабораторию Шуичи, но здесь она чувствовала только тревогу и тошноту. У неё на шее волосы встали дыбом, а про себя она думала о том, как же ей хотелось уйти из этого места. Как же ей не хотелось ассоциировать это место с отчуждённым парнем с тихим голосом, у которого она отняла жизнь. — Это так… жестоко. Правитель как всегда выглядел непринуждённо, осматривая помещение, а теперь разбирался с ноутбуком, смотревшимся явно не к месту. — Возможно, Амами-чан был жестоким человеком, — преспокойно ответил он, оглядевшись на Каэде, — поэтому ты его устранила, Акамацу-чан? Пианистка нахмурилась. — Я в курсе, что ты решил мне не верить, но я никогда не хотела ему навредить. И, — она не сдержалась и опустила глаза в пол, — и сам он ни за что не хотел причинить вреда кому-то другому. Ома наблюдал за ней ещё секунду и пожал плечами. — Наверное, — беззаботно ответил он и простонал: — Агхххх, Момота-чан, ты же разбираешься в науке и компьютерах? Помоги мнееее. Кайто вздохнул, но послушно подошёл к парню и навис над ним, бросив только: — Не ной, иду. Кокичи отскочил в сторону, чтобы астронавт мог исследовать ноутбук, пока Каэде водила глазами по комнате. — Агх, — произнесла Цумуги, обхватывая голову руками, — я знаю, что это место обязательно нужно исследовать, но как же меня коробит от этой комнаты. — Не одну тебя, — тихо ответила пианистка. — Это место так похоже… на зал суда, — еле слышно договорила она. Не давая Широганэ задать вопрос, Момота объявил: — Тут ничего нет. — Что? — спросила Каэде и подошла к нему сбоку, чтобы глянуть на экран устройства. — Совсем ничего полезного? — Нет, в смысле, тут вообще нихера нет. — Но раз так, — продолжала Акамацу, — зачем он здесь? — Может, это подсказка к его таланту? — предложила косплеер. Астронавт повернулся к Цумуги и нахмурился. — Какой талант может быть связан с пустым ноутбуком? — Ах, ну, я всего лишь… — На нём можно что-то установить? — спросил Кокичи серьёзным тоном. — А, — Кайто удивлённо опустил глаза на парня, — да, наверное. Почему… Думаешь, нам нужно установить какую-то программу? Правитель промолчал, стремительно отошёл от узников и приблизился к дверям сейфа на противоположной стене. Акамацу посмотрела в одну сторону с ним и остановила взгляд на различных изображениях Монокумы в виде знаков зодиака. Ей был совершенно непонятен их смысл, в то время как Ома сосредоточенно водил по ним взглядом. Вдруг Цумуги ахнула. — А-ах, Ома-кун, я-я знаю, что нам неплохо бы открыть этот сейф, но использовать Экзайлы в таком маленьком пространстве может быть очень опасно. — И если подорвать его, то можно уничтожить то, что внутри, — присовокупил астронавт. — Не убей нас, Ома-кун, — просто добавила Каэде. Правитель продолжал разглядывать двери сейфа, прежде чем развернуться со словами: — Эй, Момота-чан, если ты заключишь со мной сделку, я не буду прямо сейчас подрывать сейф и открывать нашу следующую важную улику. Кайто нахмурился. — Но ты наверняка потребуешь какую-нибудь идиотскую хуйню взамен на то, чтобы не убивать нас. Кокичи просиял и поскакал к остальным. — Спустя столько времени ты нисколечки не веришь в меня, Момота-чан! Если бы мне понадобилось нечто идиотское вроде твоего космического пальто, я бы просто взял его — без всяких сделок. — Тогда что ты хочешь? — спросила Акамацу, скрестив руки. — Экзайлы стоят перед самой дверью, так что ты буквально держишь нас в заложниках. Правитель искоса глянул на неё со словами: — Верно, — и повернулся обратно к астронавту. — Я просто хочу, чтобы Момота-чан перестал отбирать у меня пульт, который я вообще-то первый нашёл. — Он ухмыльнулся, складывая руки за головой. — Вот и всё! Уверен, мой любимый Момота-чан всё понимает. Кайто вздохнул, почёсывая затылок. — Вечно тебе неймётся. Ладно, но даже если я больше не буду тебя трогать, остальные тебе нихуя не должны. Кокичи отдал ему честь. — Понял, бесстрашный лидер Момота-чан. Буду и дальше держать ухо востро и следить за ассасинами-чанами. Тот закатил глаза. — Оставь её. Ещё недостаточно выбесил её за целый день? — Не я виноват, что Харумаки-чан не понимает шуток. Она в последнее время такая загруженная этими своими планами по убийству меня, так что я решил поднять ей настроение, но она только чаще угрожает меня убить… — Она больше никого не… — Кайто вдруг остановился на полуслове, слегка вздрагивая, — больше никого не убьёт. Она обещала мне. Каэде вопросительно посмотрела на Момоту и подошла ближе на пару шагов, в то время как тот вцепился за бок. — Кайто? Ты… — Супер исключительно устал целый день слушать надоедливую Акамацу-чан? — перебил Кокичи. — Это ничего, меня тоже от неё в сон клонит. Астронавт только помотал головой, прежде чем обратиться к пианистке: — Прости, Каэде, но… мне надо к себе в комнату. — Ты целый день ходил туда-сюда, — сказала Широганэ. — Отдохни, Момота-кун. — Да, — поддержала Акамацу. — Мы все уже исследовали всё что можно. — Верно, — ответил он, делая первые шаги к выходу. — Тогда… увидимся. Пока он уходил всё дальше, Кокичи последовал за ним, а Кайто посмотрел за плечо со словами: — Не помню, чтобы просил себя провожать. — Грубый. Я просто шёл к своей армии роботов. — Он поскакал вперёд и развернулся со словами: — Мир не крутится вокруг тебя, Момота-чан: ты не центр вселенной, знаешь ли! Кайто фыркнул и взъерошил волосы Омы, к раздражению последнего, со словами: — Да-да, как скажешь, обманщик ты мелкий. Кокичи вздохнул и вышел вслед за Момотой, а пианистка услышала, как близнецы Экзайлы неторопливой походкой и с шумом зашагали по коридору. Оставшись наедине, Цумуги пробормотала вслух: — Никогда не могу понять, ладят они или нет. Тяжело, когда в отношениях оба цундере. Хотя Кокичи вовсе не был любимчиком Каэде, она не сдержала робкой улыбки, глядя им вслед и вспоминая, что говорил ей астронавт. — Пока за ним присматривает Кайто, думаю, проблем не будет. Цумуги выпрямилась, услышав голос пианистки, и чуть побледнела, понимая, что они остались одни. — Ах, д-да, надеюсь… — Широганэ-сан, — обратилась Акамацу, поворачиваясь к ней, — ам, ты какая-то нервная — ты же… не боишься меня? — Я? — вздрогнула косплеер. — Н-нет конечно же! Я просто, а… ну, просто, ам… я… — она вздохнула, бросив искать себе оправдания, и опустила глаза в землю. — Прости, Акамацу-сан. Я просто… я хочу тебе верить — искренне — но… — Нет, я всё понимаю: в такие времена особенно тяжело кому-то доверять. — В-верно. Но, как я и говорила, я правда хочу тебе верить: я всё ещё помню все твои речи о сплочённости и побеге отсюда, но… это немного тяжело после… библиотеки. Каэде вздрогнула. — Я… — Ей было проще простого огрызнуться на Кокичи или Маки, которые легко могли дать отпор, но стоя перед съёжившейся Широганэ, это казалось ей невозможным. — Да. Я не буду искать себе оправдания, но я всё ещё хочу спасти всех и выбраться отсюда. Цумуги кивнула. — Было бы здорово, но — надеюсь, ты не обидишься, Акамацу-сан, — ты уже не так часто говоришь про надежду и дружбу, как тогда, когда мы только попали сюда, и теперь мне сложно сказать, что у тебя на уме… Обвинение слегка застало пианистку врасплох, но она ответила: —…Похоже на то. — В смысле, я тебя не виню, — поспешила добавить косплеер. — Оставаться оптимистичным и смотреть на будущее с надеждой в подобном месте сложно всем, но… я скучаю по старой Акамацу-сан. — Она заметила дискомфорт Каэде и продолжила: — О, но, кстати говоря, мне очень понравилось то, как ты говорила нам работать во имя надежды перед лицом отчаяния. — Не помню, чтобы я так выражалась, но спасибо. Хотя сейчас мне уже никто не верит. — Ах, ну, Харукава-сан рассказала нам детали, и… с ними было сложно поспорить. Но я всё ещё согласна с тобой: даже если ничего не осталось… я всё равно хочу надеяться, что ещё есть причина идти дальше. Пианистка нежно улыбнулась. — Неплохая идея. Хотя вряд ли у нас есть выбор. Цумуги извиняюще улыбнулась. — Ах, думаю, и вправду нет. Пока мастермайнд прячется среди нас и-и снова замышляет убийство, как с бедняжкой Юмено-сан, — она покачала головой, — оставаться здесь — это не выход. — Именно. Что бы ни случилось, нам нельзя забывать свою цель: найти мастермайнда и заставить его освободить нас. — Оу? — Широганэ моргнула. — Т-так мы поступим, когда найдём мастермайнда? Ах, это ужасно с моей стороны, но, — она чуть побледнела, обнимая себя руками, — мне не хочется об этом думать, но я полагала… что нам придётся убить его. Агх, — она снова встряхнула головой, — какой ужас. Каэде прокрутила её слова в голове. — Я… — мысли роились в поисках ответа. Убить мастермайнда. Акамацу почувствовала, как бледнеет, задаваясь вопросом, станет ли она снова убивать мастермайнда, будь у неё шанс? Лаборатория Рантаро сдавливала её своими стенами, а горло чересчур сжалось со словами: — я думаю, да. Это, — она тоже поймала себя на том, что опустила глаза в пол, — единственный способ… Цумуги сурово кивнула. — Это ужасно, но выхода нет, верно? Мы не можем проиграть отчаянию несмотря ни на что. Пианистка вымучила согласную улыбку. — Да, — ответила она. Её слишком тошнило, чтобы дойти к выходу из комнаты парня, которого она убила в тот далёкий день.

***

День клонился к вечеру, и Каэде пришла в кафетерий, чтобы разделить ужин с одними только Цумуги, Кокичи и Маки. Ома сообщил им, что Кайто весь вечер собирается провести у себя («Момота-чан устал целый день играть в лидера, так что ему нужно отоспаться, чтобы не потерять своей красоты и не стать ещё уродливее»), и Акамацу не упустила того, что Харукава чуть напряглась, сдвинув бровь. — Я собиралась отнести кое-что Тенко-сан и Хоши-куну, так что я могу… — начала Каэде. — Не утруждайся, — перебила ассасин, уже вставая. — Я закончила. Я принесу ему что-нибудь. Кроме того, нам больше нельзя доверять одному человеку разносить всем еду. — Ах, — встревоженно произнесла Цумуги, отнимая взгляд от своей тарелки, — разве для этого есть причи… — У нас у всех есть доступ к яду. Принимать еду от другого человека равняется самоубийству. — Ага, — ответил Ома, вылавливая из кармана небольшой бутылёк. — Для таких случаев нужно всегда иметь под рукой антидот! Акамацу моргнула. — Ты до сих пор таскаешь его с собой? — Конечно. Для чего ещё я, по-твоему, его взя… Эй! Он вскрикнул, когда Маки выхватила противоядие у него из рук. Пока он протестовал, она поднесла бутылку к лицу и прочитала: — «Наиболее эффективен для лечения отравления непахнущих ядов, подложенных в еду». — Она мрачно глянула на правителя. — Зачем тебе это? Кокичи закатил глаза. — Если кто-то захочет меня отравить — я уже говорил, Харукава-чан. — Думаешь, мы на это купимся? Ома просиял. — Что, Харумаки-чан, обвиняешь меня в скрытых мотивах? — Ам, — тихо заговорила Широганэ, — если подумать… я помню, как Ома-кун взял бутылёк яда в лаборатории Сайхары-куна… Ассасин нахмурилась, пряча антидот в карман, тем самым провоцируя Кокичи. — Если хотите принимать еду от другого человека, то для начала приготовьте себе гроб. — Агх, — произнесла косплеер, — действительно. Я помню, как Ирума-сан говорила нечто подобное, когда мы впервые обнаружили яды. — Разве Ирума-чан не была законченным параноиком? — спросил Ома с мрачным лицом. — Разве не из-за этого она пошла на убийство? Каэде нацелила на него мрачный взгляд. — Не говори так. Может, она и была параноиком, но… — Её нельзя винить, — перебила Харукава, показательно глядя на Каэде. — Я знаю, что кому-то из нас нравится говорить о доверии, но в нашем положении каждый может открыть на тебя охоту. Отчасти понимая, что это так, пианистка всё равно почувствовала необходимость возразить. — И что, нам теперь трястись от страха друг перед другом? Маки сощурилась. — Мы в убийственной игре, и один из нас уже избежал ответственности за убийство — естественно нам нужно бояться друг друга. Ты не обезопасишь себя, если закроешь глаза на то, что тебя окружают убийцы. Это сделает тебя лёгкой мишенью. — Выходит, нам нужно ополчиться друг против друга? А сплочённость может нам только сниться, ведь в сто раз проще, когда у каждого своё на уме. Ассасин не отводила взгляда до тех пор, пока не отвернулась. — Верти мои слова как хочешь. Сомневаюсь, что ты захочешь слушать мои предупреждения, как и я про твои сказочные идеалы. Если хочешь и дальше смотреть, как погибают люди, ради своего мировоззрения, воля твоя, но меня в это не втягивай. У меня нет времени слушать твою банальщину. Каэде встала на ноги. — Ууу! Драка! Драка! Драка! — в отдалении кричал правитель, пока Цумуги съёживалась в попытке притвориться мебелью. — Знаешь, Харукава-сан, отдам должное: я восхищаюсь тем, как свято ты веришь в своё моральное превосходство. Маки помрачнела в лице. — У меня нет времени на твои «моральные превосходства». Мне надо закончить эту игру и убить мастермайнда как можно скорее. — А мне нет, что ли?! — ответила пианистка, повысив голос. — По-твоему, я не пыталась сделать это ещё с тех пор, как мы сюда попали? По-твоему, я сижу на стуле ровно… — По-моему, тебе ужасно хочется тратить наше время, чтобы играть в героя, втираться ко всем в доверие и отдавать нам приказы, — строго перебила Маки. — И ещё больше ты хочешь жертвовать людьми, которые хотят жить, ради своих очередных дебильных капризов. Акамацу сжала кулаки. — Ну уж простите, что я расстраиваюсь из-за смерти своих друзей: тебе ведь этого никогда не понять. Ты правда считаешь, что я хочу кем-то жертвовать? Что я обожаю посылать своих друзей на смерть?! — Я считаю, что ты уже делала это и готова повторить. Я считаю, что ты избежала ответственности за убийство и не потрудилась объяснить, какого хрена это вообще возможно. Я считаю, что ты втёрлась в доверие единственному человеку, который мог бы раскрыть секреты этой школы, и убила его, чтобы замести следы после убийства единственного человека, который явно знал что-то о нашей ситуации. — Маки помотала головой. — И я считаю, что остальные просто сошли с ума, раз доверяют такой, как ты. Пианистка покраснела. — Ну извини, что даже при том, что я раз за разом спасаю всех нас, мои навыки спасения жизней не соответствуют стандартам ассасина. Маки долго смотрела на неё и ответила: — Нет смысла с тобой разговаривать. — Она взяла тарелку с едой и покинула кафетерий, кликая за собой дверьми. — Ты забыла вернуть мне мой антидот, Харумаки-чан! — крикнул Кокичи ей вслед, когда пианистка обессиленно упала на свой стул, измотанная и надломленная. Прежде тихое застолье продолжилось в мёртвой тишине. Каэде рьяно взяла две тарелки с едой и дёргано выбралась из комнаты. Цумуги робко попрощалась с ней, а правитель с подмигиванием напомнил ей по дороге зайти в лабораторию Шуичи. Когда пианистка вышла на улицу, её освежил холодный ночной воздух, хотя её раненая рука отзывалась болью из-за тарелки с едой. Акамацу посчитала благословением то, что по дороге в общежитие она ни на кого не наткнулась, хоть это и неудивительно, при этом понимая, что Маки наверняка скрывается где-то неподалёку. Они никогда не ладили, но просто от мысли о Харукаве в Каэде закипала мучительная, гнилая ярость. Отчасти она понимала, что в этом уже нет никакой логики — всего лишь слепая неприязнь, — но прошлый разговор с Маки не помог ей убедиться в этом до конца. Она остановилась, чтобы глубоко вздохнуть и успокоиться, поставив одну тарелку на пол, чтобы позвонить по интеркому около двери в комнату Тенко. — Это я. Выждав, она услышала внутри ёрзание и шаги, прежде чем в проёме показалась истощённая Чабашира. — Каэде-сан. — Она заметила у неё в руках посуду с едой. — Ах, спасибо, что занесла Хоши-куну ужин. — Она отошла от прохода, чтобы запустить подругу внутрь. — Он всё ещё здесь. Пианистка заглянула внутрь и увидела, что Рёма сумел пересесть на один из диванов за время её отсутствия, всё ещё подпирая ногу подушкой. Она кивнула на тарелку на полу со словами: — Я тебе тоже принесла. — Ох, — мастерица айкидо моргнула, будто впервые в жизни увидела еду, — спасибо, Каэде-сан. Тенко поест позже. Акамацу нахмурилась, поднимая посуду с земли. — Ты ведь целый день бегала и лечила нас? Как ты ещё не голодная? — Ам, — Чабашира заёрзала, — правда, Тенко в порядке. Тут есть закуски вроде печенья, и чуть раньше она ходила в… — Она врёт, — перебил теннисист со своего места на диване. — Чабашира почти ничего не ела и не выходила с тех пор, как ты проснулась. Чабашира послала ему грозный взгляд, в то время как Каэде прошла внутрь и поместила тарелки на единственное свободное место на заваленный столе. — Тенко хотела бы напомнить Хоши-сану, что она следит за его здоровьем, а не наоборот. Рёма пожал плечами. — Просто подумал, что Акамацу стоит это знать. Может, хотя бы она сможет тебя убедить. Кроме того, — он посмотрел на неё искоса, — ты ведь ненавидишь, когда люди хранят что-то в тайне? Как по мне, всё честно. Мастерица айкидо раздражённо скрестила руки, когда к ней повернулась пианистка, не скрывая своей тревоги. — Тенко-сан, ты правда в порядке? Ты, — она прервалась, чтобы окинуть девушку взглядом и оценить её тощее лицо и мешки под глазами, — ты ведь… не в порядке, да? Чабашира не смотрела ей в глаза и лихорадочно ёрзала под пристальным взглядом Каэде. — Тенко просто занята другими делами: у неё просто не было времени нормально поесть и поспать, вот и всё. Акамацу прекрасно понимала, что это неправда. Тенко продолжала оправдываться, в то время как пианистка пыталась вспомнить, когда она смеялась или восторгалась чем-то в последний раз. — Тогда возьми выходной, — перебила Каэде. — Что? — Мы с Хоши-куном хоть и ранены, но, наверное, протянем одни пару часиков, не так ли? Она повернулась к Рёме, и тот кивнул. — Акамацу неплохо держится на ногах — не переживай за нас, если хочешь взять перерыв. Чабашира сжала рот в тонкую линию. — Тенко в норме. Забота о вас намного важнее, чем… — Пойти подышать воздухом? Серьёзно: иди хоть поешь в беседке, что ли. И ещё, — голос пианистке принял серьёзный тон, — ты же в курсе, что всегда можешь поговорить со мной, верно? Да, меня целый день не было, но обещаю, если ты спросишь, я буду тут как тут. Мастерица айкидо отвела взгляд и задумалась. — Свежий воздух и вправду не помешает, — тихо сдалась она. — Но сначала Тенко хотела бы сменить твои бинты, Каэде-сан. — Оу, а, — Акамацу глянула на свою раненую руку, с которой обращалась намного жёстче, чем ей наставляла Тенко, — точно. Они присели около Хоши, который лениво наблюдал за ними и поигрывал с новой пачкой сладких сигарет. Чабашира должным образом поругала пианистку за перегрузку и наказала её сидеть на дальней стороне дивана и не убирать руку с подлокотника. Закончив, Тенко готова была забыть о своём согласии на перерыв, пока Рёма не сказал: — Ты кое-что забыла, Чабашира, — и указал на нетронутую еду. Несмотря на всё сочувствие и заботу, оказанную ею за целый день, мастерица айкидо одарила его суровым взглядом и подняла тарелку. — Да, — натужно ответила она. — Тенко чуть не забыла. Спасибо, что напомнил, Хоши-сан. Она помялась у двери со словами: — Тенко скоро вернётся, но не бойтесь прийти за ней, если вдруг что. — Всё будет нормально. Приятного аппетита, Тенко-сан. — Ах, — Чабашира опустила глаза на еду в руках, — Тенко… попробует. Она вышла, и как только дверь за ней закрылась, Рёма спросил: — Как думаешь, каковы шансы, что она выбросит её при первой возможности? Каэде вздохнула и облокотилась на диван. — Слишком высоки. — Она поднесла свободную руку к лицу. — Я и раньше это заметила, но ничего не сказала — друг из меня не особо. — Я тоже ничего не сказал, а потом предал её и попытался всех убить. Человек из меня не особо. — Не говори так. Если честно, я поговорила с остальными: они признались, что до сих пор хотят жить, но они не винят тебя за то, что ты сделал. И, — вздохнула она, — кажется, внешнего мира и вправду больше нет — по крайней мере, согласно их словам. — Не, мне нравится твоя теория про «людей, которые подчищают трупы». — Хоши повернулся к ней с дразнящей улыбкой. — Если она правдива, то внешнему миру быть. — Я могу оказаться права, — криво улыбнулась Акамацу. — И если больше ничего не осталось, я хочу узнать, откуда у них такие развитые технологии вроде Монокумы и откуда берётся еда, которой они каждый день забивают кухню. Рёма секунду подумал, вытаскивая другую сигарету. — Может, у них остались запасы. Возможно, Чабашира не стала бы выбрасывать свою еду, будь она в ограниченном количестве. — Но мы не знаем, ограниченно ли оно. — Мы не не знаем, ограниченно ли оно. И не знаем, не не не ограничено ли оно. Каэде усмехнулась. — Прекрати, ты звучишь как Ома-кун, а я не хочу ещё одного такого в своей жизни. — Справедливо. Кстати об этом, как остальные? До сих пор грызут друг другу глотки? — В основном только мою, но да. Я поссорилась с Харукавой-сан. О, да, ещё Ома-кун подорвал часть школы. Рёма кивнул. — Знаешь, Акамацу, не хочу недооценивать твою ссору с Харукавой, но, как по мне, второе будет чуть поважнее. — Так-то да. Наверное, это очень, очень плохо, что из-за второго я злюсь меньше, да? Теннисист пожал плечами. — Не могу спорить, но, как бы, сам-то я не знаю, насколько Ома подорвал школу. — А, да там немного. По-моему, он сделал это, просто чтобы посмотреть, что ему за это будет. — И? — Ничего. Монокума больше не контролирует Экзайлов, так что он больше не может нас наказывать. По крайней мере, Ома-кун руководствуется такой логикой. — Имеет смысл. И какой второй шаг? Сопротивление? Пианистка задумалась. — Я могу… попробовать забрать пульт или хотя бы убедить Ому-куна подорвать для меня ещё одну дверь: если мы сможем снести дверь в библиотеке, есть шанс, что мы получим преимущество над мастермайндом. — Справедливо. Кстати, как ты думаешь, кто он? — Мастермайнд? У… у меня нет догадок. Теннисист пристально уставился на неё. — Не хочу называть тебя вруньей, Акамацу, но в это трудно поверить. Ты так долго за ним охотилась, но никого не подозреваешь? Каэде замолчала, но потом тихо ответила: — Я знаю, кто точно не может быть мастермайндом, но… вычёркивать людей из списка подозреваемых это не то же самое, что обвинять, а Бог знает, как часто я это делаю. Рёма кивнул. — Наверное, какой бы ни был ответ, он явно нам не понравится. — Верно, — скривившись в лице, ответила пианистка. — Когда мы найдём его, игра закончится, но при всём при этом мы узнаем, кто из нашей друзей хотел нашей смерти. Рёма пусто рассмеялся. — Не выражайся так хотя бы в моём присутствии. — Ах, да, извини, Хоши-кун. Кстати, ам, — она закусила губу, — надеюсь, ты не против такого вопроса, но остальные уверены, что мир уничтожен, и ты тоже так считаешь… думаешь, нам стоит сдаться? Рёма вздохнул и тоже облокотился на диван. — Не знаю. Просто я… фокусируюсь только на настоящем, а Чабашира сказала мне лечить свою ногу, так что… сейчас я занят этим. — Ясно. — Каэде сделала паузу, думая над следующими словами, но всё же решила продолжить тему. — Кайто говорил о том, что после того, как мы победим мастермайнда, мир всё равно будет разрушен, и, ну, я не уверена, что нам делать в таком случае. Так что, наверное, я тоже просто сосредоточусь на настоящем. — Сложно думать о будущем, когда ты в аду. Но я всё равно не знаю. Я просто… бросил поиски ценности своей жизни. Любой ответ принесёт только больше боли, так что я решил просто прекратить спрашивать. И я вряд ли стану снова решать это за других людей. Каэде кивнула, стараясь не представлять, как ему больно, и запуская в голову мысль о том, что снаружи действительно никого нет. — Хоши-кун, ты вряд ли поверишь мне, но я всё равно считаю тебя сильным человеком. Ты так долго прожил с этим чувством, но, когда я услышала, что моя прежняя жизнь могла стереться с лица земли, я тут же отбросила это. Я решила, что это ложь и никак иначе. — Это не делает тебя слабой, — тихо ответил теннисист. — И то, что я брожу по жизни как призрак после всего, что случилось, не делает меня сильным. Каэде подтянула колени к груди. — Ты прав… но делить людей на «сильных» и «слабых» неправильно. Я не знаю, как лучше смотреть на жизнь, но после всего, что было, это точно не вариант. Рёма криво улыбнулся. — Это напомнило мне слова Чабаширы: судить людей таким образом — то же самое, что выбирать, кто заслуживает жить. — А жить заслуживают все, — снова вздохнула Акамацу. — Как Тенко-сан? — Ну, несмотря на то, что она всё ещё ненавидит меня, она сделала для меня всё что можно. Хотя я не уверен, делала она это из доброты сердечной или просто для того, чтобы отвлечь мысли. — Мне не кажется, что она тебя ненавидит. Думаю… ей просто тяжело. Хоши посмотрел на сигарету. — Она считает, что я её предал: поэтому на суде она сказала мне катиться к чёрту. Её нельзя винить. Наверное, она думала, что мы с ней переживаем одно и то же, но затем, — он пожал плечами, — оказалось, что нет. — Люди скорбят по-разному. По крайней мере, так я слышала. — Да. — В комнате воцарилась тишине, пока теннисист не сказал: — Акамацу, я, конечно, поздно спохватился, но я не должен был говорить тебе всю эту херню насчёт Сайхары на суде Гокухары. — А, нет, — отмахнулась Каэде, глядя на свои колени, — я знаю, что ты был расстроен и что твоё сравнение было несправедливым. — Тем не менее, я не должен был так говорить. Я не знаю, что он для тебя значит, но говорить, что ты не заслуживаешь грустить по его смерти, было, ну, — вздохнул он, — херово с моей стороны. Просто… люди… без скрытых мотивов встречаются нечасто. Такие хотят помогать другим и дружат с тобой, просто потому что им кажется это правильным. Они просто… хотят быть хорошими людьми. Каэде посмотрела на него и тихо ответила: — Мне очень жаль, Хоши-кун. Я не знаю, что сказать. Не знаю… но, — то, что она неосознанно сдерживала в себе, вдруг вырвалось в полной мере, — я скучаю по всем, кто погиб. Я скучаю по всем своим друзьям. Пианистка вытерла глаза здоровой рукой. — Я мог бы сказать нечто вроде «они бы не хотели, чтобы ты плакала», но мне поебать. Я тоже по всем скучаю. Даже по тем, кого я не знал, и по тем, кого ненавидел. Все так часто говорят, что нам надо «жить ради них» или «найти справедливость», но… Акамацу пусто усмехнулась. — Теперь это всё звучит как пиздёж, а? Я тоже раньше так думала, и отчасти до сих пор хочу так думать. На судах, когда я что-то угадывала, я на секунду чувствовала удовлетворение, будто бы решила пазл. Но в конце я уже не помню ни уловок, ни логики, которыми пользовалась. Остаётся только… ужас. Оттого, как я всех подвела и… как больно им было умирать. Теннисист молча кивнул. — Ирума… ушла быстро, по крайней мере. Я был не в себе в тот момент, но она, кажется, не страдала так, как некоторые другие. — Всё равно это был просто кошмар. — Акамацу положила подбородок на колени и взглянула на монопад в углу. — Кстати говоря, есть успехи с Киибо-куном? Рёма помотал головой. — Чабашира пыталась поговорить с ним несколько раз, но он отвечал, что ему надо побыть одному. Не собираюсь его как-то трогать. Хотя Чабашира пробовала, и… Пианистка вздохнула. — Ты прав: сложно, когда он может физически отключаться сам. — В натуре. С другой стороны, и дня ведь не прошло. — Он вытащил очередную сигарету. — Полагаю, в аду нет времени на скорбь. — Действительно, нет.

***

Тенко остановилась на полпути к беседке, заметив на столе две фигуры, лениво свесившие ноги на лавочку. Она легко узнала Кайто, а вот чтобы узнать Маки, Чабашире потребовалось чуть дольше. Она напряглась. На секунду ей в голову пришла идея уйти обратно в общежитие или куда ещё, как вдруг Момота заметил её. — Эй, Чабашира. Что ты тут делаешь? Мастерица айкидо нахмурилась и приблизилась, не теряя ухо востро, со словами: — Каэде-сан настояла, чтобы Тенко поела на свежем воздухе. Она робко присела рядом с ними. — Неплохо, — беззаботно ответил астронавт, игнорируя или попросту не замечая внезапного напряжения. — В последнее время тебя нечасто увидишь в кафетерии. Чабашира сжала рот в тонкую линию. — Тенко… предпочитает не ходить в кафетерий без необходимости. — А, — произнёс он, понимая, в чём дело. — Точно. Но правда, Чабашира, ты вообще ела полноценно с тех пор, как… ты знаешь. Маки ответила за неё: — Нет. Хоши уже говорил это на суде. Мастерица айкидо не знала, как ей возразить, и решила ответить: — Тенко ценит вашу заботу, но она справится. — Она показательно начала ковыряться в еде со словами: — И она бы предпочла больше не поднимать эту тему. Она знает, что мальчики бывают очень настойчивыми, но… Момота чуть посмеялся. — Не переживай, не буду. Просто переживал за тебя, вот и всё. Ты целый день заботишься обо всех, кроме себя, — это пиздец как вредно, знаешь. Чабашира уже было открыла рот для ответа, когда Маки, сдвинув бровь, спросила: — Серьёзно? Ты теперь тоже лицемер? Астронавт снова посмеялся. — Блин, Харумаки, — сегодня ты решила со мной вообще не церемониться? Ассасин скрестила руки. — Ты явно отказываешься слушать какие-либо доводы и не оставляешь мне никаких вариантов, кроме грубой силы. — Я, кажется, говорил тебе не переживать за меня. Как говорила Чабашира: круто, что ты переживаешь, но я справлюсь. В смысле, я же Момота Кайто, Све… — Момота-сан избегает физических нагрузок? — перебила Тенко. Маки окинула девушку холодным взглядом и ответила: — Нет. Ты целый день играешь в медсестру, так что по опыту можешь сказать, как мало у нас оборудования на тот случай, если он поранится. Астронавт закатил глаза. — Да бля, не поранюсь я. Говорю тебе, Харумаки: я в порядке, верно, Чабашира? — Он повернулся к ней. — Ты меня осматривала, и всё было отлично, так ведь? Мастерица айкидо сдвинула бровь, не до конца понимая, во что ввязалась. — Это было давно, но, — медленно проговорила она, взвешивая все за и против, — в тот раз раны Момоты-сана заживали неправильно. — Ясно. — Харукава перевела строгий взгляд на Кайто. — Ну что, теперь ты признаешь, что врал? Момота почесал затылок. — Чабашира мне про это не говорила, — вздохнул он. — Ладно: может быть, я не в лучшей форме, но я уже говорил, что переживать за меня не стоит. И, — у нему вернулась улыбка, — я притащил тебя сюда не для того, чтобы говорить о себе, Харумаки. — Я в курсе, — прищурилась она. — Ты опять хочешь читать мне лекции, да? Пытаться убедить меня поверить в Ому и Акамацу, просто потому что у тебя насчёт них «хорошее предчувствие»? Кстати, — она наклонилась перед ним, чтобы посмотреть на мастерицу айкидо, — это совпадение, что сюда пришла сторожевая собака Акамацу? Чабашира рассердилась. — Каэде-сан — друг Тенко, и она просто защищала её, когда ей угрожали. — А моё присутствие в одном помещении с ней считается угрозой? Если ты думаешь, что никто не заметил, как она прячется за тобой, то… — Эй, Харумаки, я в курсе, что ты ненавидишь Каэде, но Чабашира тут не причём. Ассасин направила на него взгляд и напряжённо ответила: — Я не знаю, кто тут причём. Никто не знает, и никто не пытается понять, кто это. Момота нахмурился. — Ты… говоришь про мастермайнда? — Я говорю о том, что мы должны подозревать друг друга, да, — сказала она и перевела мрачный взгляд на Тенко. — Хотя кое-кто решил слепо защищать самую подозрительную личность. Чабашира посмотрела в ответ. — Тенко верит в Каэде-сан. Она уже говорила это и повторит ещё раз: Тенко лучше умрёт, чем станет подозревать своих друзей. — Тогда ты умрёшь. Потому что в этом месте никому верить нельзя. — Проблема не в вере, — вставил Кайто. — Людям нужно верить друг в друга: у нас просто так устроено. В смысле, да, люди могут скрывать какую-то свою хуйню, но это не делает их плохими. — Он пожал плечами. — У всех свои секреты… — Ну, у кое-кого из нас есть очень большой секрет, — перебила Харукава. — Потому что каждый из нас говорит о раскрытии мастермайнда и об ужасах этой убийственной игры, и один из нас обязательно врёт. — Это правда, но… Тенко не отказывается от своих слов. Она знает, что один из её друзей предаст её и что это будет больно, но, — она помотала головой, — никому не верить и слепо подозревать каждого из чувства страха — Тенко не хочет жить такой жизнью, — тихо сказала она. — Мастермайнд убил Юмено, — сказала Маки. — Один из нас убил её, а теперь прячется и притворяется твоим другом. Ты правда считаешь, что тебе не нужно подозревать каждого? — Эй, Харумаки… — нахмурился Кайто. — Нет, — ровно ответила Чабашира. — И Тенко знает, что тот, кто убил Юмено-сан, потом подошёл к ней и улыбнулся. Она это знает. — Она вцепилась в тарелку. — Она знает, что не смогла защитить Юмено-сан, и она не знает, кого ещё она не сможет защитить в будущем, но, если она потонет в недоверии и ненависти, она сделает как раз то, чего добивался убийца Юмено-сан. — Чабашира, — обратился Кайто. — Блять… — Он запустил руку в волосы. — Я и не знал, что у тебя такое на уме… — Тенко знает, что её, возможно, съедает её же скорбь, но если она не… — Если ты найдёшь убийцу Юмено, — перебила ассасин, — что бы ты с ним сделала? Если он раскроет себя завтра, ты позволишь ему жить, в то время как её он не пощадил? Тенко нахмурила бровь, встречаясь глазами со спокойным взглядом Маки. — Тенко хочет, чтобы он понёс наказание за то, что сделал, но она не станет его убивать. Маки скрестила руки и спросила без вызова в голосе: — И почему? — Потому что он заслуживает жить. Все заслуживают жить. Ассасин смотрела на Тенко и нахмурилась. — В конце концов, ты такая же, как Акамацу: вам плевать на реальность, если она не соответствует вашим идеалам. — Харумаки, — встрял Момота, — если бы ты раскрыла, кто это, ты бы захотела убить его? — Неважно, чего я хочу, — огрызнулась Маки. — Тут дело не в выборе и не в моих чувствах — дело в устранении цели и завершении миссии. — И твоя миссия — это убийство мастермайнда? Слушай… я понимаю, что ты пытаешься сделать, но, как по мне, Чабашира права. Нельзя закончить игру убийств с помощью ещё одного… — У нас нет роскоши думать над такими вещами. Я в курсе, что Акамацу и Ома, — она показательно глянула на Тенко, — а теперь ещё и Чабашира любят помыкать мной с помощью своей философии, но это только показывает, что они не понимают. Чабашира изогнула бровь и робко спросила: — Чего мы не понимаем? Маки сжала и разжала кулаки несколько раз, прежде чем ответить, опустив голову в землю: — Сомневаюсь, что вы станете слушать, но нам нужно выбраться отсюда как можно скорее: я поняла это ещё с суда Анджи. Самый быстрый способ — это убить мастермайнда. Мне плевать, если это делает меня монстром, или ставит на один уровень с мастермайндом, или даже если это именно то, чего он хочет. Нам просто нужно выбраться. — Я понимаю желание сбежать, — ответил Кайто, — я и сам не стал бы проводить тут и секунды, будь у меня выбор, но… что значит «с суда Анджи»? Ассасин сжала челюсть и надолго замолчала, а после скомкано выдала: — У тебя мало времени. Каждую секунду в этом месте у нас нет ни доктора, ни медицины. — Ох… — единственное, что могла произнести Тенко. Кайто низко выдохнул. — Поэтому ты охотилась за Омой? Тебе показалось, что, вероятнее всего, мастермайнд — это он, из-за той хуйни с блэкаутом. А потом… блять… — Меня учили только одному: находить цель и устранять её. В моём мире всё решается только так. — Но, — вставила Чабашира, — а что, если ты убьёшь кого-то невиновного? — Если так я смогу быстро покончить с игрой, то я готова пойти на эту жертву. И чем меньше нас становится, тем больше шансов угадать верно. — Нет, — вдруг сердито возразил Момота, встряхнув головой, — нет, ты не будешь так рисковать своей жизнью. Харумаки, ты обещала мне, и… — И пока что я планирую держать слово. Но чем дольше мы притворяемся друзьями, тем дольше мы заперты в игре мастермайнда. Я знаю, что вам это не нравится — потому что и не должно, — но если убийство — единственный выход, — она твёрдо посмотрела на них с вызовом, — тогда мы должны быть готовы к этому. Астронавт вздохнул. — Господи, Харумаки. Как ты, блять, это делаешь? Она моргнула, опешив от его ответа. — Прошу прощения? — Даже мысль об убийстве сносит мне башку. Я не понимаю, как ты это делаешь. Харукава скрестила руки, хотя казалось, словно она так обнимает себя. — Я это делаю, потому что меня так учили. Это вся моя жизнь. Когда ты только начал приходить ко мне, ты говорил, что я не просто ассасин, но… это неправда. Меня выдрессировали до такой степени, что я уже даже не человек. Хотя, возможно, это всё наконец окупилось. — Харукава-сан? — обратилась Тенко. Маки покачала головой. — Вы уже дали мне понять свою философию: сомневаюсь, что мы когда-нибудь поймём друга. Момота молчал на протяжении всего их разговора, прокручивая в голове слова Маки, прежде чем наконец сказать: — Харумаки, я не верю в твои слова про то, что ты уже не человек. В смысле, если бы в тебе и вправду ничего не осталось, ты бы так не переживала о том, чтобы прекратить игру и спасти нас. — Он улыбнулся. — Ты бы так не переживала о том, чтобы освободить меня. Она нахмурилась и потянула себя за хвостики. — Ты… хочешь умереть? Астронавт усмехнулся. — Не. — Он указал на небо. — Сначала мне надо слетать в космос. О, давайте дадим новое обещание. — Он схватил девушек за руку, отчего обе отшатнулись в свою сторону. — Ты можешь дать своё обещание и без того, чтобы трогать Тенко, — сказала она, в омерзении скривив губу. — Ну давайте. Так официальнее будет. — Тебе семь лет? — спросила Маки. Кайто ухмыльнулся, проигнорировал её и сказал: — Я, Момота Кайто, Светило Звёзд, обещаю спасти вас обоих. Остановить убийственную игру и набить зад мастермайнду со всеми вытекающими. Маки и Тенко обе посмотрели на него с недоверием, на что астронавт надулся, спрашивая, как они посмели в нём сомневаться.