I'd Trade My Life for Yours

Проснувшись на утро, Каэде поначалу сбилась с толку, но тут же определила своё местоположение, узнав Рёму и Тенко, лежавших на кровати и диване соответственно. Голова слегка беспокоила её, но это было ничто по сравнению с мучительной болью, поселившейся в руке. Пока Хоши и Чабашира ещё не проснулись, Акамацу, вздрогнув, села прямо и стиснула зубы, чтобы сдержать крик: она случайно перенесла вес на раненую конечность буквально на полсекунды. За день до этого боль была минимальной и, по крайней мере, нечасто давала о себе знать, но теперь — почти целый день распоряжаясь рукой как ей вздумается — любое резкое движение посылало острый удар по и так больным мышцам. Возможно, пианистке не удалось достаточно скрыть свой голос, или же причиной послужило ёрзание, с которым она вставала, но как только она поднялась на ноги, теннисист зашевелился на своей стороне кровати. Каэде окинула его взглядом и посмотрела на мастерицу айкидо на диване, лежавшую без движения, если не считать медленных взлётов и падений её груди. Прошлой ночью она вернулась достаточно поздно, и после вчерашнего дня Акамацу про себя твёрдо решила дать ей выспаться как следует. Рёма поднялся на локтях и мельком глянул на пианистку, прежде чем перевести уставший взгляд на Тенко. Они поняли друг друга без слов, и Хоши прошептал: — Утреннее объявление уже было? Каэде покачала головой. — Нет, — прошептала она в ответ. — Я обычно всё равно до него просыпаюсь. Можешь спать дальше, если хочешь. — Нет, — возразил он, садясь прямо и кривясь в лице, когда подвигал ногой. — Если проснулся, значит встаю. Даже если нам нечего делать, спать целый день напролёт — не лучшая идея. — Думаю да. — Акамацу нахмурилась. — Но что значит «нам нечего делать»? — Ну, кроме как постараться не напортачить и не убивать людей, дел у меня больше нет, — ответил Хоши, пожимая плечами. — Полагаю, у тебя на сегодня есть планы: убедить Ому послушать кого-то другого впервые в своей жизни. — Да, я... попытаюсь. Посмотрим, что из этого выйдет. Но у остальных наверняка тоже есть, чем заняться. Теннисист бросил на неё безразличный взгляд, прежде чем потянуться в карман за очередной сигаретой. — Если у тебя есть идеи, то конечно. В смысле, я не хочу быть мёртвым грузом, если я могу как-то помочь, но, ну, — он выловил сладость и сделал паузу, чтобы поиграть ей между пальцами, — какие ещё есть способы остановить убийственную игру, кроме как просто... не убивать. Пианистка сглотнула. — Я... — произнесла она, бегая глазами по комнате в попытке найти доказательство тому, что он не прав, хотя Каэде не совсем понимала, почему она так стремилась это сделать. Её взгляд приземлился на бывший монопад Миу, и, подавив боль, пулей раздавшуюся по руке, она нетвёрдой походкой зашагала в его сторону. Акамацу подняла его здоровой рукой и рассеяно помахала им Рёме. — Ну, можно попытаться поговорить с Киибо-куном, верно? Хоши ничего не ответил, скептически глядя, как пианистка прошла обратно к нему с Киибо в руках. Оказавшись рядом с теннисистом, Каэде осознала, что для управления монопадом ей потребуется две руки, так что она быстро протянула девайс Рёме, надеясь, что он не заметил эту запинку. Тот в свою очередь принял устройство, всё же с сомнением глядя на Акамацу, пока та наклонилась ниже, чтобы увидеть экран. Бросив на неё последний взгляд, Хоши вздохнул и провёл рукой по монопаду в попытке получить какой-то ответ. Спустя секунду ожидания экран в конце концов показал стандартный фон монопада. Пианистка выждала ещё какое-то время, прежде чем наконец негромко позвать: — Киибо-кун? Если ты готов, мы бы хотели немного поговорить. Результата не последовало, и теннисист помотал головой. — Не переживай, если он тебе не ответит. Вчера, когда Чабашира пыталась с ним связаться, он появлялся, просто чтобы попросить оставить его в покое. Каэде нахмурилась, не отрывая глаз от экрана. — Киибо-кун, обещаю, мы недолго: просто вчера я исследовала школу и хочу передать тебе информацию. — Акамацу просто хочет ввести тебя в курс дела, вот и всё. Спустя несколько долгих секунд экран наконец потемнел и переключился на лицо Киибо в центре экрана. — Здравствуйте, — сказал он ещё более формальным тоном. — Извиняюсь, что весь день был недоступен. Я пытался разобраться... с чувствами, которых раньше никогда не испытывал. Прошу прощения за своё отсутствие. Каэде вымучила ободряющую улыбку, в то время как её сердце отдавалось острой болью сочувствия. — Всё в порядке, — тихо отвечала она. — Всем нужно время, даже если здесь его не так много. Киибо сдвинул бровь. — Полагаю. Однако, если вы не против моей прямоты, я бы предпочёл просто обсудить наше текущее положение. Рёма кивнул. — Я согласен. Акамацу? Он немного передвинул экран к ней, и Каэде рьяно прошлась по своим находкам в ходе исследования, слегка приукрасив отчёт о текущем состоянии их группы. Хоши подозрительно глянул на неё в ходе последнего, но спорить не стал, только закончив со словами: — Вот такие дела. — Ясно. При таком раскладе я постараюсь не пропадать и отвечать на ваши звонки. Однако, — его выражение исказило некое волнение, — полагаю, мне всё равно нужно решить проблему... с моими эмоциями и кое-чем любопытным для меня. Пианистка подняла бровь. — Чем? — Это сложно объяснить. Но... когда я заканчивал устанавливать различные программы, которые... для меня подготовила Ирума-сан, некоторые из них я так и не смог полностью распознать. — Не разбираюсь в компьютерах, — отвечал теннисист, — но, получается, это значит, что в твоём разуме есть вещи, которые ты не понимаешь? — Не совсем. Однако, боюсь, это сложно описать. Я постараюсь вернуться к вам как можно скорее, сразу после того как закончу экспертизу и вынесу свой диагноз. — Ладно, — сказала Каэде, — а мы постараемся делать отчёты и будить тебя, когда у нас случится что-то важное. Робот кивнул. — Хорошо. Буду на вас рассчитывать. Киибо молча исчез, и Акамацу моргнула, когда в руках Рёмы вдруг оказался обыкновенный монопад. — Ну что, — начал Хоши, выключая девайс, — есть догадки, о чём он говорил? — Не особо. Киибо-кун как-то говорил, что плохо разбирается в компьютерах, так что он, видимо, запутался с ним, хоть это... и есть он? Теннисист пожал плечами и протянул ей монопад. — Либо он врёт, чтобы мы отвязались от него. Пианистка вздрогнула, принимая устройство. — Может и так. — Интересно, какой человек станет программировать робота с эмоциями и засовывать его в убийственную игру. — Ну, его создатель вряд ли собирался помещать его сюда, хотя... — Она нахмурилась, когда кое-что пришло ей в голову. — Погоди, ам, Хоши-кун, ты ведь знаешь про план Гофера, да? Рёма моргнул. — Немного. А что? — Ты помнишь, как я упоминала, что нашла больше информации о нём, когда исследовала с остальными? В общем, я тут подумала: разве не странно, что в программу, призванную сохранить человеческий род, среди шестнадцати избранных студентов включили робота? — Ха. Возможно... он должен был играть какую-то другую роль? И, в целом, — вздохнул он, — если они выбрали меня, есть шансы, что у них не оставалось других вариантов. Каэде закусила губу. — Наверное. Просто... насколько всё было плохо до создания программы? — Без понятия. Знаю только то, что сейчас всё ещё хуже. Пианистка не знала, что ответить, потому опустила глаза в землю, как вдруг на мониторах наконец раздалось утреннее объявление. Монокума нервно выкрикнул своё сообщение, вырывая Тенко из сна. Она опешила, не продрав глаза ото сна, со словами: — Т-Тенко не спит... Тенко... — прежде чем проморгаться и осмотреться по сторонам. — Утра, — нежно сказала Акамацу, пока Чабашира потирала глаза. — Он какой-то расстроенный, — вяло заметил Рёма. — Ага, — согласилась пианистка. — И для нас... это вряд ли хорошо закончится. — Видимо нет, — ответил теннисист, наконец поднося сигарету ко рту. — Что-то случилось? — спросила мастерица айкидо, выпрямляясь в стоячую позу. Каэде повернулась к ней, пытаясь улыбнуться как можно позитивнее. — Ну, мы поговорили с Киибо-куном — уже хорошо. Тенко глянула на монопад в вялой хватке Акамацу. — Выходит, Киибо-сан в порядке? — Сложно сказать, — ровно ответил Хоши. — В целом, он просто сказал, что ответит, когда мы попытаемся с ним связаться. Чабашира напряглась. — И... больше он ничего не сказал? — Ну, он сказал, что продолжит заниматься своими программами, но с этим мы вряд ли можем ему помочь. — А, понятно. Тенко поняла. — Думаю, он хочет, чтобы мы передавали ему все важные моменты, но в остальном — тупик. И... вряд ли он хочет обсуждать то, что произошло. Надвигалось тягостное молчание, которое прервал Хоши, глянув на Каэде со словами: — Итак, что нам теперь делать? — А, — Акамацу моргнула, опомнившись от воспоминаний об их разговоре, — ну, наверное, стоит сходить в кафетерий, увидеться с остальными и... посмотреть, что творится с Монокумой. Тенко поднесла руку к сердцу. — Если Монокума хочет, чтобы мы собрались вместе, выходит, у него есть для нас ещё один мотив? Пианистку вдруг пробрал глубокий ужас, хоть она и вымучила улыбку и спешно подбодрила её: — Даже если так, не думаю, что кто-то уже клюнет на него, — соврала она. — Никто из нас не доверяет Монокуме, а если внешнего мира больше нет, то и сбегать нет смысла, верно? Ни Тенко, ни Рёма не поверили ей. — А можно просто не идти? Если нас не будет в полном составе, Монокума всё равно представит свой мотив, но... — Чабашира помотала головой. — Тенко не знает: каждый исход слишком опасный. — К тому же, мы с Акамацу ранены, — добавил теннисист, снова тянясь за сигаретой. — Кстати, Акамацу, как рука? — В норме, — ответила пианистка, стараясь придать тону беззаботности. — Кстати говоря, Хоши-кун, как ты собираешься ходить по школе со своей ногой? Рёма вздохнул. — Хороший вопрос. Чабашира предложила воспользоваться этим луноходом из магазина, но... Мастерица айкидо вздохнула. — Всем без разницы, что в нём ты выглядишь «некруто». Теннисист закатил глаза, и Каэде тут же поняла, что этот спор происходит не в первый раз. — Называй меня гордым идиотом сколько хочешь, но я не буду ездить в этой штуке: мы оба знаем, что она ужасно поворачивает. — У нас больше ничего нет! Либо луноход, либо Тенко будет таскать тебя на себе. — Чабашира, есть другие варианты. — Да. Луноход, который купила Тенко. Пианистка не сдержала улыбку со словами: — Как по мне, всем всё равно, что ты выглядишь в нём забавно, Хоши-кун. Теннисист сердито вздохнул. — Я не поеду на том луноходе. Чабашира скрестила руки с её фирменным недовольным лицом. — Мы можем найти какие-нибудь костыли, но луноход — это лучшее решение. — Значит, костыли, — ответил Рёма. Мастерица айкидо вздохнула, но не возразила и начала возиться в куче вещей, чтобы достать нечто устойчивое подходящего размера. Когда она достала то, что искала, Каэде помогла Хоши встать, перед этим убедившись, что протягивает ему здоровую руку. Поначалу теннисист шагал неуверенно и явно испытывал боль, когда переносил вес на больную ногу, но при этом, к неодобрению Тенко, отмахивался от помощи Акамацу и медленно прошёлся до двери. Несмотря на очевидную натугу при ходьбе, Хоши, к его чести, выглядел не так уж и плохо. — Все те тренировки в конце концов окупились, — рассеяно сказал он. — Никогда бы не подумал, что спортивная форма понадобится мне для ходьбы на костылях, но вот я здесь. — Думаешь, сможешь ходить так по школе? — спросила Каэде. Теннисист кивнул. — Ага. Небыстро, конечно, но без этого никак. Кроме того, сомневаюсь, что кому-то так не терпится услышать мотив Монокумы. — А, — произнесла пианистка, ощутив бесполезность его достижения, — верно. Остальные наверняка уже там, да? — Мы соберёмся в кафетерии, так ведь? — тихо уточнила Чабашира, оборонительно скрестив руки на груди. Акамацу вздрогнула. — Да. Вряд ли мы там надолго задержимся, либо мы можем пойти с Хоши-куном, а потом ввести тебя в курс дела уже пос... — Нет, — перебила мастерица айкидо, качая головой. — Вы с Хоши-саном ранены. Тенко... — она тяжело вздохнула, — Тенко пойдёт, а вы будете держаться у неё за спиной. Пианистка тронула свою больную руку. — Ты правда не обязана. Уверена, это займёт всего пять минут. Чабашира нахмурилась, беспрестанно ёрзая, и ответила: — Нет, Тенко надо пойти. Ей... не нравится в кафетерии, но Тенко больше не станет подвергать своих друзей опасности из-за этого. — Тенко-сан, — тихо произнесла Каэде. Стоя у двери, Рёма спросил: — Думаешь, всё так плохо? Даже оставаться наедине с остальными на пару минут может... — Тенко не хочет так думать, но, — она помедлила, взвешивая что-то у себя в голове, прежде чем продолжить: — мы не знаем, что на уме у остальных или что сделает Монокума. И Тенко ни за что не простит себя, если случится что-то плохое просто из-за того, что она поджала хвост. — Это не так, — возразила Акамацу. — Ты просто... — Она посмотрела на одинаково мрачные лица Тенко и Рёмы. — Мы все просто пытаемся справиться со всем, что произошло. — Возможно, но Тенко... должна справиться с тем, что происходит сейчас. А сейчас её друзья в опасности, так что, — она глубоко вздохнула и подошла к двери, чтобы выйти, — Тенко пойдёт. Пианистка шла у неё по стопам, когда Чабашира потянулась к дверной ручке. Рука стрельнула болью, и, не успев обдумать свои слова, Каэде ляпнула: — А-ах, погодите, ам... — Мастерица айкидо и теннисист повернулись к ней, отчего она продолжила: — А, пока мы здесь, у нас есть обезболивающее? Моя рука... слегка побаливает, и Хоши-куну наверняка стоит иметь его при себе, раз он весь день будет на костылях. Рёма нахмурился, но кивнул. — Было бы неплохо. Когда я только встал на ноги, ощущения были не из лучших. — Ладно, но не налегайте на них особо, — ответила Тенко. — Иногда важно понимать, что тебе больно, чтобы не перенапрячься. — О, конечно, — поспешила согласиться Каэде. — Но, ам, где они? Может, стоит взять их собой на всякий случай. Чабашира сдвинула бровь, но подошла к столику и без труда выловила нечто из кучи вещей. Она протянула пару банок пианистке со словами: — Каэде-сан, ты не против положить их к себе в рюкзак? Акамацу посмотрела на банки и на монопад, до сих пор лежавший в её здоровой руке. — Конечно. Тогда не могла бы ты понести Киибо-куна? Мастерица айкидо кивнула, и они легко совершили обмен, при этом Тенко вроде как не заметила, как пианистка стиснула зубы, снимая с руки ремень рюкзака. Каэде подошла с оставшейся банкой к Рёме, глядевшему на неё с подозрением. — Просто примем пару штук и будем выдвигаться. Все согласны? — Не вижу проблем, — ответил Хоши, опасливо глядя на Акамацу. Тенко поддержала его. Пианистка, понимая, что только что проглоченным таблеткам нужно время, она старалась убедить себя, что они уже возымели свой эффект, плечом толкая дверь. Прогулка до школы выдалась медленной, хотя спокойный темп позволил Каэде придерживать раненую конечность и сглаживать шаги без подозрений, пока Рёма сконцентрировался на ходьбе, а Чабашира шла спереди, оберегая пациентов от любой опасности. В её походке была заметная напряжённость, отчего Акамацу задалась вопросом, чем она вызвана: тем, что она готова к потенциальным атакам, или тем, что сейчас она войдёт туда, где обнаружили тело Химико. Однако, несмотря на тягостное молчание, тишина ощущалась спокойно. По пути из общежития к зданию школы они никого не встретили. Каэде поразмыслила, что узники наверняка переживают только за состояние второго больного и поэтому не стали дожидаться их троих. Акамацу вполне могла бы обидеться, не чувствуй она такую разобщённость с остальными одноклассниками. Чабашира открыла дверь в школу, чуть ли не толкая Цумуги, стоявшую с той стороны. — А! — выкрикнула она, делая пару шагов назад. — А я только хотела пойти проверить вас. Остальные ждут в кафетерии, и, ам, мы все решили, что именно мне стоит проведать, как вы. — Неужели, — вяло ответил теннисист. Широганэ заломила руки, повернувшись к нему. — А, ну, наверное? Каэде сдержала порыв закатить глаза, представляя наверняка произошедший разговор, но решила не говорить о нём, видя дискомфорт косплеера. — Выходит, Монокума так и не объявился и не... объяснил, почему он так кричал? Цумуги помотала головой. — Нет, пока нет. Мы подумали, ему нужно, чтобы собрались мы все или хотя бы большинство, раз уж, — она обняла себя за руку, — без трёх человек... нас остаётся буквально половина. От её слов у Акамацу сжалось сердце, в то время как заговорила Тенко: — Получается, это всё, что нам нужно. Просто войти, послушать Монокуму и уйти? — Ам, выходит так? Но, ну, ему нравится делать что-то странное, чтобы сбить нас с толку или доставить проблем, так что трудно сказать. — Тогда мы можем просто не ходить, — вставил Рёма. — Если нас не будет, он не даст мотива, так не лучше ли нам просто не появляться? Широганэ нахмурилась. — Ну не знаю. Раньше мы уже игнорировали мотив... и это закончилось для нас не лучшим образом. — Верно, — вздохнула пианистка. Она вымучила как можно более уверенную улыбку. — Полагаю, в этот раз придётся работать сообща и взглянуть проблемам в лицо. Эти слова прозвучали фальшиво как никогда, но никто этого не заметил. — Верно: думаю, делать нам больше нечего. Да, — косплеер кивнула, вернув себе свою уверенность, — отвертеться не выйдет, и... уверена, в итоге всё сложится, ведь, — её улыбка приняла грустный оттенок, — у нас... нет другого выбора, правда? — Либо мы слушаем Монокуму, либо умираем, — вздохнул Рёма. — Так что да. Выбора нет. Не разжимая челюсть, Чабашира повторила: — Нам просто нужно войти, послушать его, уйти и... не делать то, что он скажет. Ясно, — она кивнула своим мыслям, — ясно. Тенко поняла. Пианистка нахмурилась. — Ты в порядке, Тенко-сан? — Да, — тут же ответила она, — да... Тенко... У Тенко получится. — Ам, что ж, — произнесла Цумуги, — остальные ждут, так что нам уже пора. Всё-таки Монокума сегодня какой-то злой. Каэде так же подумала, что если они не поторопятся, то Кокичи и Маки разорвут Кайто на части. Не отнимая взгляда от напряжённой мастерицы айкидо, она ответила: — Отлично: веди нас. Широганэ кивнула и зашагала в кафетерий, в то время как Чабашира, оглянувшись за плечо, добавила: — Не отходите от Тенко на всякий случай. Когда она отвернула голову, Акамацу и Хоши обменялись беглыми взглядами и отправились за ними. Косплеер неуверенно, но ободряюще улыбнулась им и открыла дверь в столовую, при этом Каэде видела, как Тенко, заходя внутрь, сжала руки в кулаки. Пианистка придержала дверь и показала Рёме идти вперёд, в это же время наблюдая за остальными узниками. Как неудивительно, Кайто сидел за столом между Маки и Кокичи, и, хоть он и улыбнулся, Акамацу могла разглядеть в нём нечто похожее на собственную вымученную радостность. Ей показалось, что Момота успел остыть после вчерашнего, но выглядел он таким же измотанным. — Эй, Чабашира, ты сегодня ешь вместе с нами? Мастерица айкидо не отходила от дверей, даже когда Цумуги села за стол, а Рёма проковылял мимо неё, чтобы добраться до одного из стульев. — Нет, — с натугой ответила она. — Тенко просто хотела побыть с Каэде-сан и Хоши-сан. Вот и всё. К удивлению Акамацу, Маки, изогнув бровь, спросила: — Неужели? Что-то изменилось во взгляде Чабаширы, и пианистка неожиданно для себя осознала, что понятия не имеет, что за невысказанная мысль возникла между ними. Момота пришёл им на помощь со словами: — Просто присматриваешь за пациентами, Чабашира? Может, на самом деле ты какая-нибудь ультимативная медсестра. Напряжение чуть спало, когда Тенко повернулась к нему. — Нет, у Тенко нет столько медицинского образования. Даже будь оно так, у неё всё равно не получается заставить одного ужасного мальчика дать ей осмотреть его раны. Астронавт усмехнулся, повержено поднимая руки. — Понял, понял. Но серьёзно, Чабашира — народ — не тратьте время на меня. Направьте свою энергию куда-то ещё: например, на то, чтобы выбраться из этого ада. Маки перевела взгляд на него. — Почему ты так говоришь? Нам не обязательно выбирать что-то одно. — Слушай, — он встряхнул головой, — я просто, бля, говорю, что, — он неопределённо замахал руками, словно пытаясь призвать к себе связный аргумент, — не надо обращать на меня внимание, лады? Это ни к чему нас не приведёт. — Ах, ну, — заговорила Цумуги, — думаю, это правда. Если кто-то поранился, нам важно помочь ему, но мы лечим только симптомы, а не... саму болезнь, верно? — Да, — поддержала Каэде, — это... вполне логично. Кроме простых повязок у нас больше ничего нет. Остальные затихли, и Акамацу отчасти хотелось, чтобы в комнате возник Монокума и прервал повисшую тишину, но вдруг услышала слова Кайто: — Эй, Ома, ты как-то замолчал. Всё нормально? — Хмм? — протянул Кокичи, глядя на него вверх, — я? Нет, я, — он облокотился на спинку стула и картинно вздохнул, — просто потерялся в твоих глазах, вот и всё. Астронавт закатил глаза и потёр переносицу. — Я знаю, что ты можешь быть серьёзным, так можешь побыть таким хоть пять блядских секунд? — Не сейчас, — просто ответил он, складывая руки за головой. — Тем более что все вдруг начали хандрить. Рёма, сидевший на противоположной стороне, обратил на него глаза, спрятанные за шапкой. — Нас осталось семеро человек, и, вероятно, мы это всё, что осталось от человеческого рода. Не считаешь, что это солидная причина чувствовать себя херово? Ома хмыкнул. — Ну, если смотреть на это с такого ракурса, то, конечно, можете купаться в своём бассейне из слёз. Но лично я бы скорее разозлился, чем заплакал. Я намноооого забавнее, когда злюсь, знаете ли. — Зачем ты всё это говоришь? — спросила Маки, сощурив глаза. — Или ты просто жалуешься на то, что нам не интересна твоя игра? Ома наклонил голову в сторону, а Каэде заметила, как Кайто открыл рот, чтобы что-то ответить, как вдруг Монокума, решив, что сейчас наступил подходящий момент, возник в кафетерии из ниоткуда. — Ну и ну, вы, ублюдки, задержались в этот раз — напоминает мне моих трагически погибших детей. Но, какая жалость, всем плевать на их устаревший комический контраст, — обыденно произнёс он. — Всем известно, что вы тут настоящие звёзды. Пианистка нахмурилась. — Почему ты так говоришь? Кто эти «все»? — Это, — заговорила Цумуги, нервно заломив руки, — это и есть мы, верно? Если в мире остались только мы, то мы и есть «все». Выходит... мы знаем, что мы звёзды? — Какого хуя это значит? — спросил Момота. — Кто знает! И лично я сейчас не в настроении для перерывов. — Медведь помрачнел в лице, размахивая лапой. — Я в курсе, что секрет внешнего мира знатно портит настроение, но это не причина бегать и разрушать мою игру, как один умник. Кокичи перегнулся через Кайто, чтобы театрально прошептать Маки: — Харукава-чан, это он про тебя. Ассасин закатила глаза. — И что: казнишь нас из-за, того что Ома что-то там сломал? — Но если ты был против, — заговорил Хоши, — разве ты не мог остановить его? — Нет, — возразила Каэде, — потому что... — косо глянув на Кокичи, она продолжила: — потому что без Экзайлов Монокума не может обеспечить соблюдение своих правил, следовательно, мы свободно можем... — Бззз! Ненененеверно! Какой же я тамада без собственных правил? Правитель наклонился вперёд, скучающе подперев подбородок рукой, словно собираясь что-то сказать, но — к удивлению Акамацу — он промолчал, наблюдая за Монокумой из-под полуприкрытых век. Вместо него заговорил Кайто, сидевший рядом: — Мы изначально хуй клали на твои ёбнутые правила. То, что нам больше не нужно им следовать, означает только... — Тоже неверно! И, видите ли, такие высказывания выводят меня из себя, понимаете? Но, похоже, остаётся только смириться, что некоторые просто не умеют проявлять благодарность, что бы ты для них не сделал. Момота, нахмурившись, встал на ноги и ударил руками об стол. — Когда ты уже заткнёшь ебало... — Что это значит? — перебила Чабашира. — Почему ты говоришь, что правила до сих пор есть? Экзайлы больше не твои, так что... — поймав на себе всеобщие взгляды, она понизила голос, — так что Тенко не понимает. Ты больше не можешь нам угрожать, а мир разрушен, поэтому у нас есть только мы... и Тенко хочет верить, что её друзья — никто на свете — не станут убивать друг друга, когда мы — единственное, что у нас осталось. Акамацу нежно тронула её за руку. — Тенко-сан... — Верно, — поддержала Цумуги, — ты больше ничего нам не сделаешь, а мы не хотим возвращаться в тот ужасный мир, так что убийственной игре пришёл конец, верно? Директор окинул узников взглядом и поднёс лапы к пасти. — Пухухуху... какие трогательные слова, и какая сладостная ложная надежда, но лично я всегда считал, что самый смешной момент в шутке — это когда человек верит в неё всем своим сердцем. — Шутка, — произнесла Каэде, — шутка... Что... — Её голос начал повышаться будто бы сам по себе. — Какая ещё, нахуй, шутка?! Ты хочешь больше наших страданий?! Ты и дальше заставишь нас убивать друг друга, потому что тебе нравится с нами играться?! Ты... — Новый мотив, — перебил Монокума, — не особо оригинальный, признаю́, но также надо признать, что ставить всё на свою отчаянную карту и давать вам секрет внешнего мира было рискованно. Просчитался, ребятки. Так что надеюсь, что у вас хватит доброты сердечной простить меня и что второй ультиматум на время не покажется вам слишком скучным. Гнев, овладевший Акамацу, тут же испарился, оставляя её с пустотой внутри. — Ч... что? Рёма прикрыл глаза. — Ещё один ультиматум — и, полагаю, по его истечению ты убьёшь всех нас, если кто-то не совершит убийство. — Ага-ага. Отчаянно предсказуемо, знаю, но, как по мне, важно не давать вам расслабляться, понимаете? Раз уж у меня нет Экзайлов, я всё же могу разыграть свой козырь и создать целую армию себя. Ох, — он хмыкнул себе под нос, оглядываясь на лица узников, — я что-то больно щедрый сегодня. В этот раз вместо двух дней я даю вам все три! Просто чтобы устроить вам небольшую встряску. Но после этого все, кто вынужден участвовать в убийственной игре, познают мой гнев! Или гнев моего клона. Или гнев клона моего клона. Зависит от того, сколько раз мне придётся переродиться. Животный ужас впервые за долгое время обуял Каэде. Желудок скрутило, к горлу подкатила болезненная тошнота, и Акамацу перенесла свой вес на Тенко, понимая, что земля может уйти из-под ног в любой момент. Но, несмотря на всё, она извлекла из его речи яркую деталь. Она вспомнила, как в пыльной библиотеке разговаривала вместе с Шуичи, который поднёс руку к подбородку со словами: «Все, кто вынужден участвовать в убийственной игре». Почему он так выразился? Это какая-то лазейка в его правилах? Несмотря на накатившую тошноту, пианистка повторила: — «Все, кто вынужден участвовать в убийственной игре»... На расстоянии она услышала чьё-то ёрзание за столом, привлекающее к себе внимание всех, кроме Каэде. Сквозь сжатые зубы Кайто заговорил: — Заткнись! Мы не будем играть в твои адские... — «Адские»? — перебил директор. — Что ж, может, некоторые и назовут это место адом, но лично я воспринимаю его как мой мир. А в мире Монокумы... — Заткнись, я сказал! — крикнул Момота, снова ударяя руками об стол. — Делай с нами что хочешь. Больше никто не будет играть в твои ёбнутые игры! Медведь поднял лапу. — Тогда можете умереть. Либо вы продолжаете игру, либо дадите мне с удовольствием устроить резню. Признаться, мне не особо важен ваш выбор. Широганэ поднесла руки к лицу. — Почему это опять происходит? М-мы обещаем больше не использовать Экзайлов, если ты... — Нет смысла с ним договариваться, — сказала Маки. — Будь это возможно, он не стал бы давать нам подобный мотив. — Именно. Что ж, решено. Повеселитесь и обязательно поднесите мне жертву в течение трёх дней! Иначе веселиться буду я! Пухухуху! Посмеявшись над их ужасом, Монокума исчез так же странно, как и появился, оставляя за собой мёртвую тишину. Пианистка не знала, к чему норовило привести это ошеломление: к отключке, тошноте или всему сразу. Её хватало только разглядывать различные выражения на чужих лицах, чьи обладатели только впитывали всю ситуацию. Тенко в основном переживала за Акамацу, в то время как Хоши уставился на землю, полуприкрыв веки, а Широганэ села на стул рядом с ним, цепляясь за голову, словно защищаясь от мотива. Маки и Кокичи оставались спокойными, сохраняя одинаковые беспристрастные лица, как вдруг Кайто наконец нарушил всеобщий ступор, неловко вставая из-за стола и занимая место в центре комнаты. — Что ж, итак: это значит одно и только, блять, одно. Мы дадим отпор. — Отпор? — скомкано спросила коплеер. — В смысле, я-то не против, но разве это возможно? — Невозможное возможно, если сделать его таким, — вяло сказал Кокичи, выводя узоры на столешнице бледным пальцем. — Не ты ли сам так говоришь, Момота-чан? — Нам не нужны мотивационные речи, — ответил теннисист, не поднимая взгляда. — Позитивные слова и хорошие чувства не обеспечат нам выживание к концу лимита. — И поэтому, — заговорил астронавт, — нам нужно работать вместе и придумать план. Мы нихуя не будем сидеть на жопе ровно и игнорировать это. Пока я жив, я не дам повториться тому, что произошло в прошлый раз. — В прошлый раз Акамацу убила Амами, — безэмоционально заметила Маки. Её холодные слова зацепили внимание Каэде. — Чтобы остановить историю от повторе... — Я ни за что не дам этому повториться, — прошипела пианистка. — Тогда что ты предпримешь? — спросила ассасин. — Я... — пианистка сжала и разжала кулаки, отчего по руке пронеслась отрезвляющая боль, — я придумаю что-нибудь вместе со всеми и положу этому конец. — Положишь конец чему? — вдруг спросил Ома. — Ультиматуму? Или убийствам? Акамацу неопределённо махнула здоровой рукой. — И тому и тому, естественно. — В прошлый раз, — тихо сказала Тенко, — мы планировали дать отпор, но мы так и не обсудили стратегию из-за того, что Амами-сан отошёл от нас. Момота тяжело вздохнул. — В этот раз всё будет по-другому. Мы будем учиться на своих проёбах и что-нибудь придумаем. — В таком случае, — заговорил Хоши, наконец поднимая глаза, — какие предложения? Да, у нас есть Экзайлы, но, — он окинул взглядом остальных, — побег вряд ли удастся, верно? Вне купола нет воздуха, даже если у нас получится выбраться. Харукава скинула волосы с плеча и равнодушно добавила: — Сопротивление равняется суициду. Прямая конфронтация, возможно, не закончится нашей смертью, но мы находимся в ситуации, когда оппонент наблюдает за каждым нашим словом и действием. Удивить или обхитрить их невозможно. — Ну, — заговорила Акамацу, — удивить Монокуму не единственный способ... — А что касается нас семерых, — перебила ассасин, — Чабашира слаба из-за истощения, Момота не может бегать, Хоши не может ходить, а у Акамацу не работает рука. И сомневаюсь, что Ома или Широганэ хоть раз в жизни держали настоящее оружие. — Она кратко задержала взгляд на каждом из узников. — В лучшем случае вы все просто-напросто послужите помехой. — Я нихуя не помеха, — возразил Момота. — Потому что мне похуй: я пойду и буду биться, и это... — Никто!.. — не подумав выкрикнула Тенко. — Никто... не «пойдёт и не будет» ничего делать, потому что, — она встряхнула головой, — если наш план состоит в том, чтобы принести кого-то в жертву при битве с Монокумой, то Тенко не хочет иметь к нему никакое отношение. Кайто вздохнул, запустив руку в волосы, и повернулся к ней. — Я не говорю, что нам надо тупо идти на смерть, но бездействовать тоже нельзя. — Нельзя, но... — ответила Чабашира, — но если наш единственный вариант — это умереть в муках, борясь с Монокумой, или... или послать одного из наших друзей на смерть, то пусть лучше закончится ультиматум. — Но, — промолвила Цумуги, — в таком случае мы всё равно все умрём. — Все, кто вынужден участвовать в убийственной игре, умрут, — сказал Ома. Каэде дёрнула головой в его сторону, на что правитель склонил голову в ответ. Она спускала с него взгляда, сдвинув бровь, в то время как Маки произнесла: — Послать одного человека на смерть — самый прагматичный вариант. Конечно, этого не хватит надолго, так как ничто не мешает Монокуме устроить ещё один ультиматум. — Пока из нас не останется два человека, — ответил Рёма, — игра не закончится. — Только если мы нихуя не предпримем сейчас, — настаивал Кайто. — Народ, вы ёбнутые? У нас больше нет вариантов. Мы работает сообща и даём отпор. Говорю вам, это единственный выход. — Или, — заговорил Кокичи, прерывая зрительный контакт с Акамацу только для того, чтобы кинуть беглый взгляд на Кайто, — можно использовать план Чабаширы-чан, дождаться конца ультиматума и посмотреть, что будет. — «Посмотреть, что будет»?! — воскликнула Цумуги. — М-мы все умрём! Будет то, что сказал Монокума! Астронавт озадаченно посмотрел на правителя. — Что ты... — Он оборвался на полуслове, встряхнув головой, словно отмахиваясь от слов Кокичи. — Тем не менее: Монокума считает, что один из нас попытается предать нас, взять дело в свои руки и вся хуйня. Единственный способ победить — это работать вместе и верить друг в друга. Маки вздохнула, и Каэде могла бы разглядеть в ней нечто страдальческое, если бы бесстрастное лицо Харукавы. — Верить друг в друга невозможно, потому что сейчас мастермайнд находится в этой комнате. — Остальные затихли, и она продолжила: — Мы не можем строить планы вместе, потому что один из нас саботирует их или сделает всё что нужно, чтобы мы провалились. — Она помотала головой. — Таковы факты. — Знаю, — ответил Кайто. — Я знаю, и мы всё равно будем бороться. — Он соединил кулаки. — Мне плевать на последствия и на шансы успеха. Я сделаю всё, чтобы вас защитить, поняли? — Ну так, — начал Кокичи, радостно виляя ногами под столом, — что ты сделаешь? Ну же, каков план, командир Момота-чан? Астронавт нахмурился, переведя взгляд на правителя. — Ну, давайте подумаем о том, что у нас есть. И, — он повернулся к Маки, — я знаю, что за нами наблюдают и вся хуйня, но это значит только то, что, ну, это должен быть просто охуенный план. Ассасин закатила глаза, но не особо расстроилась из-за его слов. — Кстати говоря, — произнёс Рёма, вытаскивая сигарету из кармана, — Харукава уже говорила об этом, и, признаться, я не видел причины что-то объяснять, так как то, что мы находимся под наблюдением Монокумы, — это очевидно, но, — он вздохнул, — мы с Гонтой выяснили, как это осуществляется... и мастермайнду явно это не понравилось. — Хоши-сан, — тихо обратилась Тенко. Акамацу с сочувствием посмотрела на Чабаширу и повернулась обратно к теннисисту. — Поэтому мастермайнд нацелился на вас в двух последних делах... Он хотел сохранить это в секрете, но по его же правилам он не мог сделать ничего сам без того, чтобы его казнили. — Так я и думал. Более того, Чабашира наблюдает за мной, как ястреб: сомневаюсь, что кто-то при всём желании смог бы подкрасться ко мне. Мастерица айкидо нахмурилась. — Тенко просто... — Знаю, — перебил Рёма, поднимая на Чабаширу глаза. — И я благодарен — искренне. Тенко пристально уставилась на него, прежде чем сказать: — Ладно. Хоши-сан, если ты расскажешь всё в нашем присутствии, мастермайнд ничего не сделает. Так что... — она глянула на остальных за подтверждением, — как за нами наблюдают? Хоши поигрался с сигаретой, в голове формулируя свои следующие слова. — Гокухара, — через пару секунд начал он, — его зрение было... до смешного невероятным: он заметил те штуки, которые мельтешили у нас перед носом, но которые никто не мог заметить и опознать как насекомых, но, — он вздохнул, — он не мог их поймать, пока я не предложил свою помощь. Вначале я ни черта не понимал, чем мы вообще занимаемся, но он показывал мне на них, а я с помощью своего скоростного бега пытался ловить. И нам удалось поймать несколько. — Насекомые? — уточнила Каэде. — Я... помню, как вы... Стоп. В ту ночь, когда мы с Тенко-сан возвращались в общежитие и заметили вас двоих. Это тогда вы их ловили? — Да. Когда я наловил несколько, Гонта смог получше их разглядеть. — Он покачал головой. — Конечно, там ни хрена не было видно, так что мы попросили Ируму одолжить микроскоп из её лаборатории. Короче говоря... всё это место кишит жуками. Маленькими камерами, которые просто... постоянно снимают нас, везде. Цумуги побледнела и поднесла руки к груди. — Это... это правда так? — При всём желании я бы не смог выдумать такую странную историю. — И никто из нас не может их видеть, — заговорил Момота. — Так что где бы мы ни были, Монокума всегда наблюдает. — Что ж, — вздохнула Харукава, — интересно, конечно, узнать метод, но мы и так знали, что за нами наблюдают. Монокума всегда досконально знает всё о каждом деле и кто убийца, так что мы без сомнений находимся под постоянным надзором. Рёма пожал плечами. — Вот поэтому я и не считал нужным делиться, да и мы всё равно не можем это остановить. Каэде потянула вниз козырёк кепки. — Я... считаю, это правда, но у меня есть вопрос, Хоши-кун. Ты сказал, что есть камеры, — выходит, где-то здесь есть место, где хранятся все записи? — Наверняка. Но я ни черта об этом не знаю. Кокичи хмыкнул. — Возможно, где-то есть секретное логово мастермайнда. Акамацу снова окинула его изучающим взглядом, прищурив глаза. — Мы тоже знаем об этом, ведь там... — Тенко сжала руки в кулаки и сосредоточила взгляд на чистом столе кафетерия, — ведь там Юмено-сан убили, когда она пыталась сопротивляться. — Чабашира... — заговорил астронавт. Тенко резко развернулась, тряхнув волосами. — Тенко надо на воздух. П-просто крикните, если что, и... — не закончив, она вышла из комнаты. Пианистка нервно смотрела ей вслед и повернулась только тогда, когда двери закрылись и Кокичи произнёс: — Она права. Юмено-сан пыталась что-то сделать, и за это её убили. Мастермайнд такой грубый, не находите? Маки устремила на него мрачный взгляд. — Говоришь так, словно сам никак к этому непричастен. Правитель беззаботно сложил руки за головой. — Я просто дал ей припасы и план, Харумаки-чан. Я не был на месте преступления. — Но ты знаешь, где это «место преступление», — ответила она. — Вы с Акамацу оба знаете его и скрываете от нас уже бог знает ско... — Ома, — перебил Кайто. — Ты сказал «припасы». Это... та хуйня, с помощью которой Юмено устроила блэкаут? У тебя есть ещё такой херни? Кокичи хмыкнул. — Ууу, может быть. — Есть, — сказала пианистка. — Ирума-сан создала эти... электромагнитные гранаты, и Юмено-сан использовала одну, но должно было остаться ещё две таких. Есть ещё молотки, у которых вроде как та же функция, хотя я не знаю, сколько она успела таких сделать. — Блин, все мои секреты раскрыла. Кайто кивнул. — Ладно, ладно. У нас есть хуйня Ирумы, которая может выключать машины, и её пульт от Экзайлов. — Когда ты так говоришь, — начал Хоши, — появляется надежда, что у нас и вправду есть какие-то шансы. — Мы можем попробовать победить Монокуму со всем этим, — начала Цумуги, — но... что дальше? Нам всё ещё некуда идти... и, даже если мы избавимся от Монокумы, — она обняла себя, — мастермайнд всё ещё прячется среди нас, и не факт, что он не попытается помешать нам. А если мы не успеем до конца ультиматума... — Много всего может пойти по пизде, — ответил Кайто, — да, но другого выбора нет. Ассасин вздохнула и наконец встала. — Может, у нас есть оружие и местоположение логова мастермайнда, но Широганэ права. Перед нами враг, о чьих способностях мы можем только догадываться — не говоря о том, что Монокума может убить нас в любой момент под предлогом того, что мы нарушаем правила. — Она мрачно посмотрела на Момоту. — А ты всё ещё ранен — если попытаешься вступить в схватку, то умрёшь. — Харукава, хватит переживать обо мне и просто, — он покачал головой, и на его лице обосновалась улыбка, — поверь в меня, что ли? Я верю в тебя и во всех остальных. — Мастерма... — Знаю, — перебил Кайто. — Я знаю, что наверняка он сейчас стоит у меня перед лицом и ржёт про себя, но мне поебать. Потому что я верю в вас, народ, и единственное, что мы сейчас можем, это верить друг в друга и не дать Монокуме снова обхитрить нас. Маки сдвинула бровь. — «Обхитрить»? Почему ты так говоришь? Астронавт неопределённо взмахнул рукой. — Каждый мотив — это ёбанная ловушка, заготовленная для одного из нас. Так у Монокумы устроено: он залезает тебе в голову и уговаривает на какую-то хуйню, которую ты считаешь правильной. Маки не спускала с него пристального взгляда, в то время как Кокичи произнёс: — Как проницательно, Момота-чан. — Он рассмеялся. — Может, сон красоты тебе не придал, но ума — точно. Астронавт нахмурился. — Не ебу, это комплимент или нет? — Конечно да, — ответил правитель и подскочил на ноги. — Как я могу оскорбить своего любимого Момоту-чана? — Он поскакал к астронавту. — Но, как бы я не верил в своего дорогого Момоту-чана, в данный момент я не доверяю никому и ничему! Кайто замер. — Какого хрена это значит? — Это значит, что вы всё говорите и говорите о том, что мастермайнд обязательно воткнёт нам нож в спину при первой возможности, ноооо он не единственный, кто может предать нас. — Он ярко улыбнулся Каэде. — В конце концов, иногда мотивы вынуждают людей делать просто сумасшедшие вещи, знаете. — Я уже говорил, — ответил Момота, — я не дам этому случиться. Я решил, что защищу тебя, и я нихуя не отступлюсь. — Оуу, мой герой. Нооо я лучше возьму дело в свои руки, так что не забивай мной свою прекрасную голову, идёт? — Что... Ты даже не попытаешься работать с остальными? — спросила Акамацу. — Кто-то удивлён? — холодно спросила Маки. Кокичи цокнул языком. — Я же говорил вам: кооперация в этой игре невозможна: она только заставит нас страдать. И так как я вас всех очень сильно люблю, я хочу это предотвратить. — Тогда, — нервно промолвила косплеер, — что ты будешь делать? — Без понятия! Я люблю придумывать план на ходу: таков мой стиль. А может я соврал. Поживём — увидим! Кайто вздохнул. — Ладно, идёт, бегай и занимайся своими делами — мне похуй, — но мы будем сопротивляться, так что, — он протянул руку к Кокичи, — хотя бы отдай этот ёбанный пульт от Экзайлов, чтобы у нас были хоть какие-то шансы. Маки внезапно подняла голову на правителя. — Пульт всё ещё у Омы? — А, — Момота почесал затылок, — да, но не переживай об этом, Харумаки. Кокичи выпучил нижнюю губу. — Но он мой, и я уже дал Экзайлам имена... — Ома-кун, — резко сказала Каэде, — это не шутки, и у нас буквально нет времени на твои игры. — Кто сказал, что это шутки? — спросил правитель, наклонив голову. — По-моему, шутки должны быть смешными. Кайто снова вздохнул. — Ома, я прошу по-хорошему сейчас: либо работай с нами, либо отдавай мне пульт. Рёма опустил шапку. — Так он его и отдаст... — Зачем ты вообще просишь его? — спросила ассасин. — Потому что мы верим друг в друга, и мы будем работать вместе или умрём, пытаясь, — измотанно ответил Кайто. — Вот почему, ясно? Маки нахмурилась. — Почему ты так настаиваешь на этом? Почему ты не можешь просто... — Каэде видела, как руки Маки дрожали у неё по бокам, словно она пыталась скрыть своё разочарование. — Харумаки... — Окей! — вдруг радостно воскликнул правитель. — Как насчёт этого? Вы следуете потрясающей идее Момоты-чана без убийств и суицидов, а я придумаю свой собственный план, чтобы всех защитить. — И что это за план? — спросил Рёма. Ома поднёс палец к губам. — Секрет. — Так ты не отдашь нам пульт? — уточнила пианистка. Кокичи хмыкнул. — Завтра я подумаю насчёт того, чтобы отдать кому-то пульт, в зависимости от того, как всё пойдёт. Ну что? — А, — вымолвила Цумуги, — что «всё»? Что ты хочешь сделать? — Я? Ох, знаешь, подумываю тут закончить убийственную игру. Но тем не менее! Увидимся завтра, народ... конечно, если к тому времени никто не успеет предать вас. Он открыл двери, бросив: «Приветик, Чабашира-чан!», когда чуть ли не столкнулся с Тенко лицом к лицу, а после промчался мимо неё. Мастерица айкидо глянула на него и на комнату, в которой царило напряжённое молчание. — Это сейчас... — Ничего. Просто... — Кайто запустил руку в волосы, — просто это будет намного сложнее, чем надо. — Ну ладно, — неуверенно ответила Чабашира. — Но, если встреча окончена, Тенко хотела бы проводить Каэде-сан и Хоши-сана в их комнаты. — Проводить? — с сомнением уточнила Харукава. Рёма медленно и с шумом поднялся на ноги с помощью костылей. — Да. Могу споткнуться или упасть и сломать вторую ногу. Акамацу бросила взгляд на Момоту. — Выходит, мы... закончили? Кайто вздохнул. — Ну бля, да, походу. — Хорошо. Тогда... подготовимся сегодня и встретимся завтра снова. Момота слабо кивнул, и Каэде задалась вопросом, была ли бравада и воодушевление в его словах такая же напускная, как у неё. Она сочувствующе улыбнулась ему и последовала за Рёмой, медлительно выходившему из комнаты на костылях. Как раз перед тем, как захлопнулась дверь, Акамацу заметила, как Маки подошла к Кайто, и услышала начало, как она предположила, спора на пониженных голосах. Цумуги продолжала сидеть на стуле и неловко ёрзать, мирясь с тем фактом, что её ставят на один уровень с мебелью. Оказавшись в коридоре, Чабашира облегчённо выдохнула. — Простите, что Тенко оставила вас. Она просто... — Не переживай об этом, — успокаивал Хоши. — Как ни очевидно, мы оба выжили. Мастерица айкидо сжала рот в тонкую линию. — Не говори так, тем более что... — Она посмотрела на Каэде. — Какой план у Момоты-сана? — Он настаивает на том, что мы должны дать отпор, — ответила пианистка. — Но почти у всех свои мнения на этот счёт. — Вот тебе и командная работа и доверие, — произнёс теннисист. — Не помогает и то, что у нас — как там говорил Амами — дилемма заключённого. Командная работа звучит неплохо, да, но, в конце концов, предательство приносит каждому из нас только выгоду... Чабашира закусила губу. — Хоши-сан, Каэде-сан, просто... не отходите от Тенко, ладно? Она защитит вас, если вдруг что. — Конечно, — пожал плечами Хоши и медленно поплёлся по коридору. — Не то чтобы я всё равно далеко убегу. Мастерица айкидо нахмурилась, но последовала за ним вместе с Акамацу. — Тенко-сан, ты... ты правда считаешь, что лучшим вариантом будет дождаться истечения ультиматума? — Нет, но... Тенко не хочет умирать, жертвовать кем-то из нас или... — Она помотала головой. — Тенко просто... не хочет нести на себе бремя смерти своих друзей. Пианистка не знала, что ответить, кроме как кивнуть. — Да. Ам, да... Только когда они подошли к входу в школу, Каэде подала голос. — Эй, Тенко-сан, — вдруг заговорила она, застав врасплох и Чабаширу, и Хоши, — мне нужно пойти кое-что сделать, но, обещаю, я скоро вернусь, ладно? Мастерица айкидо застыла на месте. — Ты... пойдёшь одна? Каэде-сан... — Знаю, знаю. Звучит не очень, учитывая все обстоятельства, но мне нужно кое-что сделать. Тенко сжала челюсть и глянула на Хоши, стоявшем от них на расстоянии пары метров и рассеянно жевавшим сигареты, учтиво делая вид, что не слышит их. Чабашира подошла на шаг к Акамацу и понизила голос. — Каэде-сан, Тенко не хочет наводить панику, но... будь осторожна, ладно? Ам, — она снова огляделась по сторонам и убедилась, что они одни, — Харукава-сан отчаянно хочет закончить убийственную игру. Тенко знает, что она обещала Момоте-сану ничего не предпринимать, но тут ещё и ультиматум... — Она покачала головой. — Тенко не знает. Пианистка ощутила волну паники, но кивнула. — Я... ясно. Так ты думаешь, что Харукава-сан может... — Тенко считает, что она пойдёт на многое, чтобы защитить Момоту-сана. Вряд ли Харукава-сан позволит ему драться или как-то ставить себя под угрозу, так что... если время будет на исходе... Каэде рвано вздохнула. — Думаешь, она станет саботировать события, чтобы обеспечить его безопасность? — Тенко не уверена, просто, — она сжала здоровую руку Каэде, — Тенко просит разрешить ей защищать тебя, ладно? — Я... Я обещаю, что вернусь. Мне просто надо найти Ому-куна и попросить у него кое-что очень важное. Ничего более, клянусь. Чабашира сдвинула бровь и снова глянула на Хоши из-за плеча. — Тенко можно пойти с тобой? Она отведёт Хоши-сана в общежитие и скажет ему никому не открывать, пока мы не вернёмся, и тогда мы сможем пойти вместе. Пианистка прошлась рукой по козырьку, наверняка делая слишком длинную паузу, прежде чем наконец ответить: — Я... думаю, это пойдёт. Конечно, давай... — она попыталась улыбнуться, — давай так и поступим. Тенко кивнула, а Рёма милосердно решил не задавать никаких вопросов, — только глянул на Каэде со скептицизмом в глазах, на что та ничего не сказала, в то время как Чабашира объясняла ему их внезапный поход по школе. Хоши помахал им, оказавшись в своей комнате и сказав, чтобы они не волновались, и девушки отправились на поиск по школе. В уголке подсознания Каэде понимала, что она без понятия, где любит находиться Кокичи и куда он ходит планировать свои схемы. Во время их похождения Тенко вытащила Киибо и объяснила ему их текущую ситуацию. Пока они искали в садах, Акамацу услышала его голос: — Скажу только, что это достаточно близко подбирается к худшему исходу. Я... подумаю, что предпринять с помощью своих способностей. Мастерица айкидо посоветовала ему не перетруждаться, и далее пианистка могла расслышать только пересказ их разговора в кафетерии вперемешку с комментариями самого Киибо насчёт отсутствия логики в различных стратегиях. Каэде не знала, сколько времени они потратили на поиски, когда Тенко робко напомнила ей, что им следует проверить теннисиста. В ответ Акамацу могла лишь согласно кивнуть, несмотря на то, что руки так и чесались рвать волосы на голове от безысходности. — Можем проверить ещё одно место, прежде чем пойти на перерыв? Чабашира согласилась, но пианистка ощущала на своей спине её всё более взволнованные взгляды, пока они медленно шли в библиотеку. Пианистка уставилась туда, где находится скрытая дверь, и, напугав Тенко, сказала: — Сайхара-кун сказал, что мастермайнд будет здесь, когда ультиматум подойдёт к концу. Наш план состоял в том, чтобы... поймать его на плёнку и раскрыть всем его личность. Я... я не думала, что одно знание личности мастермайнда поможет остановить его, так что взяла дело в свои руки. — Она посмотрела на Тенко через плечо и вымучила извиняющуюся улыбку. — И вот мы здесь. — Ты просто хотела спасти нас. Может, оно и не сработала, но твои намерения... — Нет. Я намеревалась совершить убийство, и... как только я приняла это решение, я буквально уже тогда проиграла Монокуме. — Она посмотрела туда, где давным-давно лежало тело Рантаро. — И за это другому человеку пришлось расплачиваться. Я... Тенко-сан, — она посмотрела на подругу, — убийство мастермайнда правда положит этому конец? — Тенко не знает, — тихо сказала она. — Но... она и не хочет его убивать. Она просто... — она помотала головой, — она просто хочет, чтобы это закончилось без жертв, без геройства и... без всего остального, что в итоге убьёт его. — Поэтому ты предложила дождаться окончания ультиматума? Чабашира кивнула. — Тенко знает, что вряд ли кто с ней согласится, но после всего, что случилось с теми, кто пытался выбраться или дать отпор, может, нам и вправду лучше умереть всем вместе, а не мириться с тем, что у нас на глазах будут медленно убивать тех, кого мы любим. И Тенко... — она прижала запястье к глазам, — Тенко так устала смотреть, как её друзья мучают друг друга... Я так устала... поэтому просто... Каэде-сан, Тенко знает, что ты чувствуешь, но умоляю, не рискуй собой. Акамацу подумала. — Эй, ты говорила, что Харукава-сан предпримет меры, чтобы не дать Кайто вести сопротивление, если это поставит его под угрозу. Ты бы сделала то же самое для меня? Мастерица айкидо закусила губу. — Тенко... не знает. Наверное, да. — Она опустила глаза в землю. — Прости, Каэде-сан. — Нет, — ответила пианистка, пытаясь снова улыбнуться, — я понимаю: ты просто очень переживаешь за меня. И, — она сжала руку Чабаширы, — я ценю это. Честно. Тенко улыбнулась в ответ, и Каэде, последний раз глянув на логово мастермайнда, смилостивилась и позволила им уйти. Даже после перерыва вторые поиски Кокичи принесли ещё меньше результатов, и в Каэде начало подниматься нечто похожее на панику, когда небо начало клониться к ночи. Только когда Тенко робко потянула Акамацу за рукав и тихо обратилась к ней по имени, она согласилась, что их попытка оказалась абсолютным провалом и что им стоит сдаться. В общежитии Каэде заглянула в комнату к Чабашире, чтобы сменить повязку на руке, притворяясь, что не видит глубокой тревоги на лице Тенко при осмотре её ранения. Новые бинты тугие и неудобные, но Акамацу не пожаловалась, сказав на выходе в коридор: — Наверное, сегодня я посплю у себя. Мастерица айкидо нахмурилась, но кивнула. — Точно? Тенко не против переночевать на диване, чтобы... — Тебе тоже надо отдыхать. Обещаю, я буду в порядке. Не надо присматривать за мной каждую секунду. — Каэде-сан... — Я знаю, что наше положение, — она понизила голос, — сейчас очень опасное, но это только на одну ночь, ладно? Я не буду никому открывать до утра, честно. И тебе тоже не стоит. — Поняла, — ответила она, наконец отступая от неё и подходя к собственной двери. — Просто... пожалуйста, будь осторожна, Каэде-сан. — Буду. Спокойной ночи. Акамацу почти приятно впервые за долгое время оказаться у себя в комнате, но она тут же возненавидела то, какое облегчение ей принесло знакомое помещение. Она присела на кровать, прежде чем готовиться ко сну, рассеянно вспоминая, сколько она провела взаперти в этой школе и что это заключение вполне вероятно может закончиться ровно через два дня. Монокума пожелал ей спокойной ночи через монитор, и пианистка уставилась в потолок, пока сон не одолел её. Проснувшись на утро, она лежала с закрытыми глазами максимум минуту. Рука отдавалась болью, хотя не так сильно, как вчера, и первым делом Каэде достала обезболивающее из своего рюкзака и проглотила количество, которое бы не одобрила Тенко. Находясь под угрозой окончания временного ультиматума, все движения казались ей медленными, словно Акамацу физически видела, как время ускользало с каждой секундой. Но, несмотря на всё, Каэде надела на плечи рюкзак и нацепила на голову изношенную кепку, прежде чем открыть дверь навстречу новому ужасу, наверняка поджидавшему её с той стороны. Однако, подойдя к двери уже вплотную, пианистка услышала шелест бумаги у себя под ногами. Она тут же дёрнула головой вниз и увидела на земле сложенный кусок бумаги, будто бы просунутый под дверью. Не теряя ни секунды, она подняла и развернула чуть помятый листок, после чего её глазам предстал текст, написанный неаккуратным, детским почерком: Встретимся в ангаре в полдень. Приходи одна. P. S. Бери вкусняшки!!! Каэде сдвинула бровь, перечитывая достаточно простое сообщение и не представляя, что думать. Акамацу подпрыгнула на месте, когда услышала дверной звонок и голос Тенко с той стороны: — Каэде-сан? Ты там? — Д-да! — поспешно ответила она и, поразмыслив полсекунды, засунула записку в рюкзак, прежде чем открыть дверь с самой деланной улыбкой на лице. — Прости, просто... собиралась с мыслями, так сказать. Чабашира сочувствующе улыбнулась. — Конечно. Ам, Хоши-сан наверняка будет рад, если ты зайдёшь к нему в комнату и оставишь немного лекарств, но в остальном... Тенко не знает, что нам делать сегодня. Акамацу кивнула и вышла в коридор мимо подруги. — Уверена, мы что-нибудь придумаем. Знаешь, думаю, Кайто прав. Нужно просто работать вместе и верить друг в друга, — она чувствовала, как записка буквально горит в её рюкзаке, — и мы что-нибудь придумаем. Я просто... просто знаю это.