I'd Trade My Life for Yours

Встретившись с Рёмой, Тенко взяла разговор на себя, стоя на пороге его комнаты, давая Каэде возможность подумать над посланием. Прозвучало утреннее объявление, свидетельствовавшее о том, что на принятие решения у Акамацу осталось четыре часа, которые ощутимо утекали меж её пальцев. Чабашира снова настояла на том, что им нужно пойти в школу втроём. Цумуги поприветствовала их на полпути и завела ничего не значащий разговор, великодушно давая пианистке молча прогонять в голове то письмо. Было нетрудно догадаться, чьих это рук дело: её три спутника вели себя как обычно, если не считать лёгкого напряжения ввиду истечения ультиматума. Она также сомневалась, что Кайто станет писать секретное послание вместо того, чтобы встретиться с ней вживую, а Маки она исключила из списка потенциальных отправителей чисто из принципа. Каэде позабавила мысль о том, что Харукава обладает подобным инфантильным почерком, но она тут же откинула её прочь. Акамацу понимала, что одно знание отправителя не даст ей ответа на вопрос, что делать дальше. Она чуть ли не целый день потратила на поиски Кокичи, а теперь он сам открыто предложил ей встречу, и — хотя такая уверенность может показаться странной и неоправданной — она была твёрдо убеждена, что он не станет прямо убивать её. Это вполне вероятно может оказаться ловушкой, но в то же время последняя часть сообщения давала понять, что Ома собирался встретиться с ней подальше от кафетерия и на долгий промежуток времени. Однако больше всего пианистка переживала не из-за места, а из-за возможности ускользнуть от остальных в одиночку. Их прогулка до школы прошла в фальшивом спокойствии, но от Каэде не укрылась тревога в движениях Тенко, несмотря на то, что последняя в тот момент вела непринуждённый разговор с Цумуги. Добравшись до кафетерия, она продолжала обдумывать ситуацию, в то время как Чабашира снова остановилась перед дверьми, чтобы собраться и сжать руки в кулаки. Акамацу проследовала за ней в столовую и замерла на месте перед самыми дверьми. Шесть странных молотков, которые так давно ей показывала Миу, были разложены на столе, а Кокичи стоял рядом и торжественно указал на предметы рукой. — Наконец-то все пришли! Блин, какие же вы слоупоки. — Это что вообще? — спросил Хоши. Кайто поднял один из объектов, чтобы рассмотреть гладкую рукоятку. — Ома сказал, что это, а, электромолотки? — пояснил он, повернувшись к правителю за подтверждением. — Походу, их сделала Ирума. — Акамацу уже знает, — произнесла ассасин. — Она вчера о них говорила. Несмотря на спокойный тон Маки, Каэде невольно почувствовала напряжение. — Да, — с натугой говорила она. — И Ома-кун… — Решил сделать вам всем подарок, — закончил Кокичи. — У меня есть свои планы, но я не хочу, чтобы вы скучно сидели и бездельничали целый день, понимаете? Так что я захотел помочь вам. — Оу, ам, — произнесла косплеер, — это правда? — Да какая на хуй разница? — ответил Кайто. — Ома, как это всё работает? Правитель подскочил к нему и начал объяснять самое основное: чтобы деактивировать любую электронную аппаратуру, нужно ударить по ней молотком — далее у прибора быстро кончается батарея, которая возобновится только через двадцать четыре часа. Так и не сдвинувшись со своего места около дверей, Тенко спросила: — Их всего шесть штук? — Хмм? — Кокичи склонил голову. — Ты что-то сказала? Чабашира нахмурилась, но продолжила: — Ирума-сан сделала их, но когда она была жива… нас было девять. Так… почему она сделала только шесть? Кайто повернулся к правителю. — Ома, Чабашира права? Кокичи хмыкнул и завёл руки за голову. — Оу, вы подловили меня. — Звучишь «очень» расстроенно, — заметил Рёма, закатывая глаза. Правитель драматично вздохнул. — Что ж, я знал, что вам не получится соврать. Да, вы угадали: возможно, где-то лежит запаска. Маки прищурилась. — Говоришь так, будто не знаешь, где конкретно она находится. Кокичи ахнул. — Харукава-чан, ты обвиняешь меня во лжи? После того как я помог вам по доброте сердечной? — Выходит, ам, — вымолвила Цумуги, — Ома-кун что-то замышляет… — И для этого ему нужно где-то прятать электромолотки? — скептически спросила Каэде. Кокичи моргнул, глядя на неё. — Да. Где-то. В тот момент у Акамацу развеялись все сомнения насчёт того, кто отправил ей письмо, но астронавт нарушил их бессловесный разговор. — Окей, может, у нас есть запаска, но кому не похуй? У нас есть шесть этих штук на шесть человек. — Он схватился за молоток так, будто собирался идти в бой. — Я считаю, мы должны взять их и прямо сейчас открыть дверь в логово мастермайнда. — И что дальше? — спросила Харукава. — Мы будем бороться с ним на оружии, которое работает только на машинах? Момота пожал плечами. — Можно открыть замок в твою лабораторию и достать оттуда всякого добра. — Верно, — ответил Рёма, — но если мы откроем доступ к оружию, мастермайнд ведь тоже его получит? — А потом мы просто сразимся с ним и с армией Монокумы, — сказала Широганэ. — Агх, а потом Монокума просто разозлится на нас за то, что мы нарушили правила. Кайто вздохнул. — Народ, мы уже это проходили. Да, куча всего может пойти по пизде, но у нас нет больше вариантов — только отпор. Я в курсе, что вы все боитесь, так что, — он ярко улыбнулся остальным, — я возьму ответственность за все последствия. Обещаю. Пианистка сдвинула бровь. — В каком смысле? — В том, что если что-то пойдёт по пизде, я беру всё на себя. Если мы провалимся, я возьму вину за последствия, и если мы нихуя не успеем к концу ультиматума, то… — он помедлил, и, к ужасу Каэде, смог произнести следующие слова таким же радостным и позитивным тоном, — то я убью себя, а вы исполните мою волю и выберетесь отсюда. — Ты что? — еле слышно спросила Чабашира. Пианистка начала поворачиваться к ней, в то время как Маки огрызнулась: — Ты… ты… — Акамацу обернулась обратно и увидела, как ассасин трясётся от ярости. — Ты совсем ебанулся?! Астронавт опешил. — Харумаки? В чём де… — Ты только что сказал, что совершить суицид, — как сам думаешь, в чём дело? — тихо прошипела она. — После всего — почему ты так отчаянно хочешь пожертвовать собой? — Харумаки, — серьёзно начал он, — ты делаешь вид, будто я сам этого хочу, но это не так. Просто… — он запустил руку в волосы, — возможно… у меня не так много времени, как я говорил, ладно? Как я и сказал, если я умру, то только борясь с Монокумой и защищая вас, народ. — И ты считаешь, что нас это устраивает? — спросила Маки. — Думаешь, мы должны просто принять это и просто… просто проглотить то, что ты убьёшь себя, и двигаться дальше как ни в чём не бывало? Кайто помотал головой. — Я не жду этого от вас… Я просто… Эй, Харумаки, разве ты сама не говорила смотреть на ситуацию реалистично? Так что да, это полный пиздец, но вчера, когда я пытался вместе с вами разобраться с этим ёбанным ультиматумом, никто из вас не хотел нихуя делать и просто тыкал на дыры в моём плане, так что я придумал план Б. Вот и всё, окей? Ассасин прищурилась. — Все твои планы оканчиваются твоей смертью. Ты же это понимаешь? — Какого хрена ты… — Наш выбор: либо бороться с Монокумой, мастермайндом и их неизвестной для нас армией с помощью плана, к которому они будут готовы, — слабые и раненые, скорее всего, не переживут этого, — начала Харукава, — либо мы сложа руки дождёмся конца ультиматума и умрём… либо ты пожертвуешь собой. Ты умираешь в любом случае. Кайто замолчал и положил электромолоток на стол с тихим щелчком металла о поверхность стола. Звук эхом отозвался в мертвецкой тишине. Момота некомфортно долгое время формирует ответ на обвинение Маки, запуская руку в волосы, в то время как руки Харукавы сжаты в кулак. — Да. Походу. — И это всё, что ты можешь сказать? — еле слышно спросил правитель. Астронавт глянул на Кокичи и осознал, что они с Маки не единственные в комнате. — Я… — Из голоса исчезла вся бравада, и Кайто повержено пожал плечами. — Простите, народ. Я не понимаю, что ещё вы от меня хотите. — Я хочу, чтобы ты перестал вестись на поводу у Монокумы, — ответила ассасин. — Каком поводу́? — спросил Кайто скорее озадаченно, чем сердито. Харукава опустила глаза на землю. — Ты говорил, что, если Монокума убеждает тебя совершить убийство, это проигрыш, но разве выбирать самоубийство в убийственной игре… разве не то же самое? — Харумаки, ты же понимаешь, что это делается не ради игры, — я уже выучил свой урок. Я сделаю это, — он помотал головой, — на своих условиях… Не знаю. Маки снова подняла на него глаза; лицо исказила эмоция, которой Каэде никогда у неё не видела. — Если ты не сможешь придумать другой способ закончить убийственную игру, то это сделаю я. Момота позвал её по имени, но ассасин помчалась из комнаты в бешеном темпе. Кайто провёл рукой по лицу. — Блять. А, Чабашира, можешь позаботиться об электромолотках? Просто положи их куда-нибудь в безопасное место и вся хуйня? Мне надо… Тенко кивнула. — Ясно. Момота кивнул в ответ и лёгким бегом направился из кафетерия, но от Каэде не скрылось то, как он вздрогнул на первых шагах. Когда он скрылся, Чабашира прочистила горло. — Тенко… отнесёт их в свою комнату, — объявила она, мучительно шагая к столу. — Ам, и ещё кому-то придётся помочь ей. Каэде оживилась от её слов. — А, ну, лучше всего подойдёт Широганэ-сан, верно? В смысле, мы с Хоши-куном… не в лучшей форме. — А я ненадёжный, — радостно добавил Кокичи. — Разве это повод радоваться? — спросила косплеер. — Но, что ж, я могу помочь, Чабашира-сан. Признаться, у меня… нет других дел. — Логичнее всего охранять молотки группой по меньшей мере из трёх человек, — добавил теннисист. — На случай, если в ней… окажется один противник. Тенко с отвращением окинула взглядом электромолотки, лежавшие на столе. — Тенко, Хоши-сан и Каэде-сан будут их сторожить. — А, — начала Акамацу, — вообще-то, Широганэ-сан, ты предложила отнести их в комнату Тенко-сан, правильно? Разве не логичнее всего тебе сторожить их? Цумуги сдвинула бровь. — Ну да? В смысле, я не против. — Каэде-сан? Что-то не… — Просто, — пианистка бегло глянула на Кокичи, который просиял, посмотрев на Акамацу, отчего последней не стало лучше, — я вчера целый день искала Ому-куна, так что я бы хотела поговорить с ним, пока он снова не убежал. — А я ведь могу, — обыденным тоном ответил он. Каэде вздохнула, трогая козырёк кепки. — Мы поговорим пару минут, и я приду к вам в общежитие, идёт? — Вам нужно переговорить наедине? — спросил Хоши, не пытаясь скрыть своё подозрение. — Не переживай: если Акамацу-чан попытается убить меня, я готов дать отпор и позвать на помощь! Пианистка закатила глаза, прежде чем перевести их на нервную Тенко. — Обещаю, это ненадолго: я просто хочу подтвердить кое-что насчёт Экзайлов. Если мы задержимся, просто приходи в ангар и скажи нам поторопиться, идёт? Чабашира нахмурилась. — Каэде-сан… ты правда хочешь уйти одна? Несмотря на… — Хочу. — Она не будет одна, — сказал Ома. — Потому что мы с Акамацу-чан теперь лучшие друзья. — Ам, — сказала Цумуги, — не хочу нагнетать обстановку но, — она посмотрела на обоих узников, — разве вы не открыто ненавидите друг друга? Кокичи махнул рукой. — Ужас, Широганэ-чан, какой же ты слоупок. Мне уже давно наскучило ненавидеть Акамацу-чан, а Акамацу-чан любит и доверяет всем, даже мне. Каэде потёрла переносицу. — Ома-кун, ты не помогаешь. — Она вздохнула и подошла к Чабашире. — Обещаю, всё будет в порядке. — Она посмотрела на остальных и понизила голос. — Ома-кун наверняка боится Харукавы-сан. Наверное, поэтому он вчера прятался целый день. Даже если он не самый надёжный человек, он с нами на одной стороне. Чабашира бросила взгляд за Акамацу, кусая губу. — Каэде-сан, — её взгляд пал на столешницу, и пианистка сразу поняла, о чём она думает, — просто… несмотря ни на что, не делай ничего рискованного, ладно? Даже если это спасёт нас или остановит игру, пожалуйста, сначала подумай о своей безопасности. Пианистка кивнула. — Ладно, — ответила она и затянула Тенко в недолгие объятия. — И спасибо. Чабашира ответила на жест, стараясь не сжимать раненое плечо, и отстранилась. — Обещаю, я буду в порядке. — Акамацу ободряюще улыбнулась, стараясь делать вид, что не видит боль в глазах Тенко. — Готова отправиться на супер секретное приключение, Акамацу-чан? Пианистка вздрогнула от его выбора слов. — Да. Давай… — Стой! — перебил Кокичи и поспешил на кухню. — Помоги мне понести еду! Акамацу проигнорировала озадаченные лица остальных и поспешила за правителем, извинительно улыбнувшись одноклассникам. На кухне она лениво вытаскивала еду с разных полок, при этом не понимая зачем. Спустя какое-то время она услышала чужие шаги, костыли Рёмы и хлопанье дверьми. Она выждала пару секунд, пока шаги в коридоре не стихли, и повернулась к правителю. — Ома-кун, все ушли, мы можем просто поговорить здесь, разве… — Не-а, — ответил он и отошёл от прилавка, загрёбши в свои тонкие руки столько еды, сколько смог. — В ангар. Кокичи прошёл мимо, бросив только: — Вперёд, по коням, Акамацу-чан. Его выбор слов не успокоил её, но Каэде всё равно последовала за ним, взяв с собой не так много. — Можем хотя бы поговорить по пути? Ома хмыкнул, а в ответ только глянул на неё с насмешкой. — И это всё, что ты взяла? — Я даже не знаю, для чего всё это. Ты что, устроил лагерь в ангаре? — Ну типа. Каэде снова вздохнула. Ома держался впереди на пару шагов, давая Акамацу понять, что не станет отвечать на вопросы, пока они не прибудут на место назначения. Проходя мимо общежития, пианистка ощутила некую вину, но не сбавила шаг и продолжала идти по школе за Кокичи. Наконец очутившись в ангаре, Ома без промедлений и объяснений зашагал по извилистым коридорам прямиком в хранилище Экзайлов в самом конце. Каэде молча следовала за ним, и хотя она знала, что правитель ничего ей не сделает, она невольно напряглась от того, что находится в изолированном от одноклассников месте наедине с кем-то другим. Ворота в хранилище были закрыты, а барьер перед ними сиял прежним светом. Ома начал перебирать вещи у себя в руках в попытке выловить что-то из кармана, при этом кивая на ворота. — Акамацу-чан, у тебя не так много вещей — открой… — Поёрзав ещё какое-то время, он наконец вынул знакомый пульт. — Давай. Правитель нажал на кнопку, и барьер исчез. Каэде нахмурилась, приближаясь к воротам. — Сколько у тебя там вещей? — Увидишь. Пианистка закатила глаза, без особых усилий подняла ворота здоровой рукой и отправила их к потолку. Она тут же отшатнулась при виде двух включённых Экзайлов, заблокировавших им путь внутрь. — Ома-кун, что… — Секунду, — перебил он и снова зашуршал вещами. — Надо только достать… пульт номер два… Пианистка выждала несколько напряжённых секунд, после чего Кокичи выловил из кармана устройство и неловко убрал роботов с дороги, управляя пультом одной рукой. Он как ни в чём не бывало прошёл мимо Каэде, зашёл в хранилище и вывалил на землю, как теперь заметила Каэде, разнообразные вредные закуски. — Заходи, Акамацу-чан, — ты такой слоупок. Пианистка помедлила, задаваясь вопросом, во что она ввязалась, прежде чем наконец шагнуть в хранилище. Вопрос превратился в страх, когда Кокичи подошёл к панели управления, опустил ворота и включил барьер. — Ома-кун, что ты… — Создаю зону, свободную от мастермайнда, Монокумы и Харукавы-чан. Конечно, если Харукава-чан мастермайнд, тогда это свободная зона просто от Монокумы и мастермайнда. Каэде нахмурилась, глядя на разбросанные кипы вещей на полу. Помимо еды она заметила среди них спальный мешок, пару тетрадей с торчащими наружу страницами, недостающие электромолотки и электромагнитные гранаты, небрежно сваленные в кучу. — Ты… ночуешь тут, — подытожила она. — Не-а, пока нет, — ответил Кокичи и поскакал обратно к ней. — Хотя сегодня собираюсь. — В твоей комнате разве небезопасно? Правитель хмыкнул. — Дело не в ней — во всей школе небезопасно. Там убийцы ходят, ты в курсе? Акамацу скрестила руки и наблюдала, как парень нашёл свободное место на полу, сел и начал пролистывать одну из тетрадей. — Ладно, хватит игр — зачем ты позвал меня? Кокичи хмыкнул. — Я же уже говорил: свобода от мастермайнда и убийц. — Он улыбнулся ей. — В смысле, только если ты не собираешься вонзить мне нож в спину. — Ты не ответил на вопрос. — Я ответил на главную мысль твоего вопроса. Но на самом деле я просто хотел устроить секретную встречу, убить тебя и сбежать. Пианистка подняла брови. — И без вранья, пожалуйста. Ома рассмеялся. — Ну раз уж ты сказала волшебное слово, я посвящу тебя в некоторые детали. — Он отложил тетрадь и похлопал по земле перед собой. — Присаживайся поудобнее, Акамацу-чан. Это будет долгая история, потому что мне нравится мой мелодичный голос. Каэде нахмурилась, но послушно села на холодный металлический пол, неуклюже сложив ноги под собой. — Если ты будешь врать, я ухожу. — Ах, Акамацу-чан, ложь — это мой стиль жизни. Нооо сейчас я буду говорить только белую ложь, чтобы ты была счастлива. Кстати говоря, ты в последнее время такая сильная: готов поспорить, сможешь одолеть быка одной рукой. Он кивнул на бинты, обвязанные вокруг руки Каэде. — У меня рана. Я знаю. Теперь можем перейти к чему-то менее очевидному? — Конечно! — радостно ответил Ома. — Так-так-так, с чего бы начать… О! Знаю — я тут думал про мотив и решил, что он ложный. У пианистки упала челюсть. — Он… он… что? Ты… Ты как это решил? — Как бы объяснить… Как бы объяснить этой медленной… — Ома-кун. — Окей. Вспомни суд Сайхары-чана — ты же не забыла, да? Он взял твою вину на себя, одурачил и убедил всех, что ты не убивала Амами-чана, бла-бла-бла… Короче, ты помнишь, что было сразу перед казнью Сайхары-чана? Пианистка насупилась. — Ты правда в этом сомневаешься? — Кокичи ухмыльнулся, на что Акамацу рассерженно вздохнула. — Ладно. Я… не смогла защитить его, и он сказал, что будет лучше, если его просто казнят. Он сказал, что это, — она скривилась, повторяя так давно сказанные им слова: — лучший возможный исход. Правитель хмыкнул. — Уже теплее. Но стоило ответить, что Момота-чан, Чабашира-чан и Гонта тоже помогали тебе защитить его от Монокумы, правильно? Именно в тот момент я понял, почему Монокума не против, чтобы Сайхара-чан взял вину на себя. Пианистка сдвинула бровь. — Что? Кокичи закатил глаза. — Монокума угрожал им массовой казнью, но это был блеф. Конечно, он наверняка мог бы наказать одного человека, но он ни за что не стал бы так рано убивать аж пять участников. В таком случае нас осталось бы десять, а он бы лишился целых два супер увлекательных суда. — Выходит… мы нужны Монокуме живьём, — медленно произнесла Акамацу. — То есть, я и так знала, что в противоположном случае он мог просто убить нас с помощью Экзайлов ещё в самом начале, но… — Но это было бы слишком скучно. Он дал нам проголосовать неверно, потому что, если бы мы все умерли на первом суде, его игра закончилась бы в самом начале. Монокума серьёзно относится к своим правилам, но ради подогревания интереса к игре он может их изменить. На первом месте всегда стоит увлекательность. Игра, где все мгновенно умирают, — противовес увлекательности. — Погоди, — сказала Каэде, улавливая в памяти один яркий момент, — после суда Монокума пришёл ко мне в комнату и сказал, а… — она нахмурилась в попытке вспомнить его слова, — он сказал: «Неприятно, когда первый убийца уходит от ответственности» или что-то в этом духе. Кокичи казался искренне заинтересованным. — Что ж, это подтверждает все мои теории. Жаль, что он сказал это тебе, а не мне, но, в конце концов, это я не грозился испортить ему всю игру. Моя ошибка. — Т-тем не менее, — произнесла Акамацу, внезапно увлёкшись их разговором, — ты говорил, что Монокума позволил нам проголосовать неправильно, потому что наша смерть в самом начале — это слишком неинтересно. А… наша смерть в самом конце тоже выходит слишком скучной? Кокичи улыбнулся. — Пять с двумя плюсами, Акамацу-чан. Конечно, я умею отдавать должное, когда это заслужено. Ты помогла мне понять про — как оно там — «всех, кто вынужден участвовать в убийственной игре». Ну и фразочка, а? Каэде вдруг почувствовала волну энтузиазма. — Да. Сайхара-кун обратил на это внимание… и поэтому мы пытались поймать мастермайнда. — Тогда отдаю должное Сайхаре-чану. Моя ошибка. Пианистка вздохнула. — В общем… что ты хочешь этим сказать? Сайхара-кун заговорил об этом, так как это означает… — Что один из нас здесь по своей воле, это да. Но ещё я знаю, что Монокума ни за что не даст его супер увлекательной убийственной игре закончиться тем, что мы умрём от ультиматума, дождавшись его, сидя за столом в кафетерии. Так чтооо, — он хмыкнул и слегка наклонился назад, — я сложил два плюс два и пришёл к ужасному выводу. И я расскажу тебе о нём, если ты, фанат розового, обещаешь держать это в тайне — как немастермайнд немастермайнду. Пианистка скривилась. — В смысле? — В том смысле, что, — радостно начал Ома, — Монокума может свободно блефовать, так как он оставил сам себе лазейку, чтобы не убивать нас всех и не заканчивать игру на скучной ноте. Та-да! Тайна раскрыта. — Лазейка в том, что… те, кто вынуждены играть, умрут, — проговорила Каэде, активно размышляя, — и ты говоришь, что благодаря этой лазейке Монокума может не убивать нас? Что… что? — Она покачала головой. — Ты хочешь сказать, что мы не вынуждены участвовать в убийственной игре?! — Блин, спокойно, Акамацу-чан: мы никуда не продвинемся, если ты начнёшь эмоционировать. — Ты только что намекнул, что мы все добровольно убиваем друг друга в какой-то больной игре! На… на черта тебе про такое врать? Улыбка исчезла с его лица. — Видимо, тебе приятнее думать, что это ложь. — Тут дело не в том, приятно или нет. Дело в… Да не может быть, чтобы мы добровольно вступили в игру на убийства! И, — она вскинула руки в воздух, вызывая краткий приступ боли в раненой конечности, — я не помню, чтобы я соглашалась на заточение здесь. Кокичи окинул её взглядом. — А что, если мы об этом не помним? — А? — Мы оба знаем, что Монокума может играться с нашей памятью как ему вздумается. Может, мы забыли. — Нет, просто… как ты можешь говорить это так спокойно? — спросила пианистка, стараясь не срываться на крик. Ома пожал плечами. — Почему правда тебя так злит? Я дал тебе решение, основывающееся на фактах, но из-за того, что оно неприятное, ты устраиваешь истерику и убеждаешь себя, что я вру. — Он хмыкнул. — У тебя какая-то боязнь правды, Акамацу-чан. Она стиснула челюсть. — Почему ты так отчаянно хочешь принять такой ужас? Ты так гордишься, что додумался до этого, что тебя вообще не касается, что именно ты понял? И, — она обвинительно направила на него палец, — после суда Анджи-сан ты сказал, что не хочешь мне помогать, тогда какого чёрта я вообще здесь? Кокичи снова помедлил, прежде чем отвернуться от Каэде и начать рыться в своих вещах. Акамацу была готова сорваться из-за его молчания, как вдруг он ответил: — Если бы мне не нужна была твоя помочь, я бы тебя никогда сюда не позвал — не обольщайся. Но, видишь ли, я отказался от твоей помощи до того, как мне пришлось отразить четыре покушения на свою жизнь и понять, что мне нужно оградить себя стенами из стали от покушения номер пять. — Так, — произнесла Каэде, дёргая козырёк кепки и анализируя ситуацию, — теперь ты боишься умереть? — Нет, — обыденно ответил он. — Я уже давно смирился, что для прекращения убийственной игры мне может понадобиться моя жизнь. Я хочу одного: не умереть скучным неудачником, который ничего не добился. И, — он вытащил другую тетрадь из кучи и повернулся обратно, — мне нужна твоя информация. Пианистка нахмурилась, скрестив руки. — А мне нужно спросить у тебя кое-что. Правитель снова ухмыльнулся. — Обмен подарочками? Акамацу потёрла переносицу. — Если мы не будем это так называть, то конечно. В общем, — она поправила кепку, — у меня есть реальный план, как покончить с убийственной игрой, но мне нужна твоя помощь или, на худой конец, пульт от Экзайлов. — Никак нет, — ответил он, преспокойно пролистывая страницы. — Экзайлы — это защита номер один от всяких Харумаки-чан. Так вот… — Просто послушай меня пять секунд, — перебила Акамацу. — Кайто предлагал ворваться в логово мастермайнда, и… я знаю, что с Юмено-сан это не сработало, хоть у неё и были эти, — она неопределённо указала она оставшиеся два прибора на полу, — штуки. Но мы оба знаем, что она использовала их в центре деятельности школы — там, где эта башка Монокумы, — и если мы с помощью Экзайлов полностью её уничтожим, — она глубоко вздохнула, — мы можем действительно закончить игру. Кокичи окинул её взглядом и сказал: — Опиши ту башку Монокумы. — Ну, — ответила Каэде, воскрешая в памяти невероятно странное и далёкое воспоминание, — оно называет себя… Мамакума или как-то так? Оказалось, что она делает новых Монокум, когда мастермайнд говорит ей, — она вздрогнула от неловкости, — р-родить нового Монокуму. В общем, до неё можно добраться через проход в женском туалете, и, как по мне, там и находится центр школы. Ома продолжал шкрябать по тетради и, не поднимая глаз, спросил: — Откуда ты это знаешь? Я говорю про систему создания новых Монокум. Акамацу почувствовала на себе тот же груз, который навалился на неё при обсуждении Шуичи. — Я… случайно нашла её вместе с Ирумой-сан, и она… всё разгадала. Эта штука вела себя очень странно. В смысле, — она сдвинула бровь, — она не была злой, а скорее… недовольной из-за того, что мы пришли слишком рано? Кокичи поднял на неё взгляд из-под тетради. — Она так сказала? — Она сказала что-то вроде, — она зацепилась за кепку, стараясь восстановить память, — «вам ещё рано сюда приходить». Тогда мне показалось это странным, но… — Мать Монокум. Звучит как финальный босс, не находишь? Ворваться в логово мастермайнда, найти источник его силы и победить финального босса — неплохая концовка для игры, а? — Выходит, мы должны были прийти… позже? Как на грандиозный финал? Кокичи отложил тетрадь. — Последние выжившие, сплотившиеся против отчаяния и гонимые вперёд трагичными смертями своих друзей, побеждают главного злодея в финальной эпичной схватке — или на суде, раз уж мы говорим про Монокуму? Концовка что надо, как по мне. — Звучит так, будто… мы и должны выиграть Монокуму, — недоверчиво ответила пианистка. — А ты думала наоборот, что достаточно глупо, раз уж, ну, ты была на первом суде, Акамацу-чан. Каэде смерила его взглядом. — В общем, раз ты теперь знаешь мой план, ты поможешь мне или нет? Я расскажу всё, что тебе нужно. — Ты уже. Видишь ли, целью моего плана с Юмено-чан было определить логово мастермайнда и даже сделать фото, но нам обоим известно, что это был полный провал. Но сейчас я попросил тебя вежливо, и ты сама всё мне рассказала, так что смерть Юмено-чан и вправду была бессмысленной. Пианистка сдержала порыв огрызнуться, а вслух сказала: — Ты ведь не думаешь так на самом деле. Но если да, ты наверняка чувствуешь себя ужасно из-за… — В общем и целом, я узнал всё, что хотел, и я не буду помогать тебе с твоим дебильным планом, который не сработает, — радостно перебил он. Каэде насупилась. — А уничтожение центра школы и источника новых Монокум не сработает потому что? — Потому что ты пропустила все мои слова мимо ушей, раз до сих пор считаешь, что эта игра кончается на мастермайнде и Монокуме. — Это… — Пианистка моргнула. — Что? Правитель вздохнул, рассматривая свои ногти. — Ну же, я знаю, что где-то там у тебя есть мозг, Акамацу-чан. Подумай сама: навороченные машины, возможность по желанию искажать воспоминания, сложные правила и необходимость их соблюдать. Ты правда считаешь, что это всё может быть по воле одного человека? — Я… Я не знаю, но, — она покачала головой, — если нет, то как нам закончить убийственную игру? — Это, — Кокичи показал на тетрадь, — я пытался понять ещё с первого дня, Акамацу-чан. — Нет. Нет, не может быть — это всё звучит как безумная конспирология. — А шапку из фольги я оставил в своей комнате. Печалька. Каэде посмотрела на Ому и вздохнула. — Хорошо, ладно, если твоя конспирология окажется правдой и мой план не сработает, то что ты собираешься делать? — Сейчас, — сказал он, откидываясь на свой спальный мешок, — я собираюсь выжить. То есть, ждать конца ультиматума в своей металлической крепости с роботами-телохранителями. — Так ты правда будешь отсиживаться здесь и, — она оглядела кучи разбухших тетрадей, еле державшихся на переплёте, и опустила козырёк, — придумывать способ закончить игру убийств в одиночку… — В яблочко. А ты, — он показал пальцем на пианистку, не утруждаясь встать, — иди скажи Чабашире-чан, что ты живая, пока она не пришла сюда и не активировала сигнализацию барьера. На самом деле мы уже давно с тобой говорим, и, учитывая, сколько времени она провожала Хоши-чана и, возможно, проверяла его раны, искала Момоту-чана и говорила ему, куда она спрятала электромолотки, я предполагаю, что Чабашира-чан активирует сигнализацию в любую секунду. Пианистка подняла брови. — Ты не мог рассчитать это. — Но, видишь ли, когда ты так говоришь, Акамацу-чан, ты не берёшь во внимание то, что я гений, — буднично ответил он. Каэде закатила глаза и собралась ответить, как вдруг снаружи громко заревела сигнализация и удивлённо вскрикнула Тенко. Кокичи выглядел как никогда довольным собой. — Это ничего не значит, — перекричала сирену пианистка. Ома продолжал ухмыляться, хватая пульт от ангара, чтобы выключить сирену, а затем согнул ладонь около рта и прокричал: — Чабашира-чан! Подойди к окну! — Окну? — повторила Акамацу, поднимаясь на ноги. — В ванной, — ответил Кокичи и указал подбородком на заднюю дверь, тоже вставая. Правитель пошёл вперёд, а пианистка поторопилась за ним со словами: — Ты тоже будешь разговаривать? — Конечно, — сказал он, поднося палец к губам и открывая дверь второй рукой. — Я должен знать, что ты не готовишь секретный заговор против меня иии не выдашь все мои супер важные секреты. Каэде смотрела, как Ома подскочил к единственному окну в комнате и поднялся на носки, чтобы достать до окна, не подходившего ему по росту. Она подошла ближе и увидела лицо Тенко на той стороне. Чабашира тут же оживилась с криком: «Каэде-сан!», перекрикивая приветствие Кокичи. — Каэде-сан, ты в порядке? — снова позвала она, а пианистка приблизилась к окну. — Грубо, — надув щёки, ответил правитель и отодвинулся, чтобы дать место Акамацу. — Тенко-сан, — начала Каэде, глядя в окно, — я в порядке. Извини, нам пришлось обсудить намного больше, чем я думала. — А ты в порядке? — снова спросила Чабашира, несмотря на ответ Акамацу. — Никто не ранен? — Нет, — покачала головой пианистка. — На самом деле с силовым полем перед воротами и Экзайлами это, возможно, самое безопасное место во всей школе. Кокичи поёрзал около неё со словами: — И всё это благодаря кому? Каэде закатила глаза. — В общем, я в порядке. Как у вас? — Неплохо, — нервно ответила мастерица айкидо. — Широганэ-сан и Хоши-сан охраняют электромолотки в комнате Тенко, а Тенко поговорила с Момотой-саном про Харукаву-сан, и он сказал, что, ну… — она нахмурилась, — он сказал, что верит в неё и что она дала ему обещание, поэтому всё будет хорошо. — Оу, Чабашира-чан, — проворковал Кокичи, — неужели ты не веришь мнению Момоты-чана? Тенко насупилась, ёрзая на месте в попытке вычленить Ому из поля зрения и спрятать его за углом окна. — Дело не в этом, хотя такой ужасный мальчик, как ты, всё равно не поймёт. — Это да, я просто ужасен. — Тенко просто… Она очень, очень хочет, чтобы все были в безопасности, но у неё плохое предчувствие насчёт того, что может случиться с приближением конца ультиматума. Каэде подумала над ответом и вслух сказала: — Безопасность сейчас прежде всего. Оставаться в безопасности, чтобы пережить ультиматум, дожить до следующего дня и закончить убийственную игру. Чабашира кивнула. — Тенко тоже так думает. — Так что, — со вздохом ответила Акамацу, — думаю, я останусь здесь. Пианистка искоса заметила, как Кокичи изменился в лице. — Что? Каэде-сан… — Я знаю: я говорила, что скоро вернусь и останусь с вами, но после разговора с Омой-куном я понимаю, что мне важнее остаться здесь. — А? Акамацу-чан, ты забыла? Мы уже закончили говорить. — Мы закончили первую часть, где мы обмениваемся сведениями. Теперь нам надо продвинуться к той части, где мы… — она помедлила, чтобы выдавить из себя боевую улыбку, — где мы определяем наш следующий шаг — после окончания ультиматума. — Каэде-сан, ты просто… запрёшься от всех остальных? — До конца ультиматума, — быстро исправилась она. — А когда все успокоятся и у нас, надеюсь, появится план получше, мы выйдем и присоединимся к вам. — Хватит говорить «мы», — вставил Ома. — И, Тенко-сан, тебе и так надо присматривать за Хоши-куном, Киибо-куном и, скорее всего, Кайто, если он вдруг… правда попытается что-то предпринять к концу ультиматума. Чабашира покачала головой. — Да, но это не помешает ей защищать тебя. — Знаю, и я доверяю тебе. Но я хочу перестать сидеть на стуле ровно, ощущать свою бесполезность и заставлять тебя волноваться. Я хочу помочь и, может, снова сделать то, что сделал бы настоящий лидер. Мастерица айкидо опустила глаза со словами: — Каэде-сан… — И, — продолжила Акамацу, готовясь соврать, — мне очень страшно. Я верю в тебя, но… мне кажется, ты права насчёт Харукавы-сан, и чем больше стальных стен разделяют меня и покушение на мою жизнь, тем лучше. Она не упустила взгляда Кокичи в свою сторону, хоть и не стала смотреть в ответ. — Тенко, а… — Она закусила губу, поёрзала и продолжила: — Ты уверена, что ты в безопасности? Никто не сможет войти или пробраться через секретный ход? — С электромолотками можно снять барьер с ворот, — ответил Ома, — нооо на этот случай у меня всегда есть Экзайлы. — Видишь? — сказала Каэде. — Мы будем… — Но что более важно, — продолжил правитель, — я не хочу, чтобы тут оставалась Акамацу-чан. Так что, — он повернулся к ней и пренебрежительно махнул рукой, — кыш-кыш. Чабашира посмотрела на них обоих, насколько ей это позволяло окно. — Каэде-сан, Ома-кун ведь… не держит тебя в заложниках или… — Вообще-то ровно наоборот. Кыш-кыш. Пианистка закатила глаза. — И ещё я сейчас нахожусь в нелёгкой битве и пытаюсь заставить Ому-куна работать вместе с нами. Чабашира показала своё пренебрежение, скривив нижнюю губу. — Каэде-сан, Тенко доверяет тебе, но… — Знаю. Но есть причина. — Если эта причина состоит в том, что ты безумно влюблена в меня, — сказал Кокичи, — чтоб ты понимала, Акамацу-чан, у меня интереса к тебе меньше чем на ноль процентов, даже не считая то, что мы находимся в игре на убийства. Пианистка послала ему суровый взгляд. — Я работаю с тобой, потому что ты не мастермайнд. Тенко моргнула. — Ты точно знаешь, что Ома-сан не… — Да. И он знает, что это точно не я: наверное, поэтому он и пригласил меня сюда, потому что, нравится ему это или нет, — она показательно посмотрела на Кокичи, — я единственная, кому он может доверять, и мы больше не можем позволить себе работать в одиночку.  — Я знаю, что вы оба не, а… — Тенко посмотрела на землю и снова взглянула на Каэде, но уже с чем-то другим в глазах. — Значит… вы знаете, кто убил Юмено-сан. Грудь Каэде вдруг сжалась от сочувствия. — А, нет. Но, как я и говорила, мы продолжим обсуждать и попробуем это выяснить. Обещаю, мы не остановимся, пока не поймём, кто это был. Чабашира кивнула и сказала, скорее, самой себе: — Это хорошо… а, но, — она снова подняла глаза на Акамацу, — ты правда будешь тут в порядке? Помни, Тенко говорила, что ты не должна подвергать себя опасности ради нашего бла… — Знаю. И я считаю, что ради всеобщей и своей безопасности я должна остаться здесь. От грусти в лице Тенко у пианистки заболело сердце. — И ещё… — почти шёпотом сказала Чабашира, — Тенко знает, что ты доверяешь Оме-куну, но пожалуйста, будь осторожна… с тем, что он тебе говорит, ладно? — Ладно. Обещаю, скоро всё это закончится. — Хорошо, — тихо ответила мастерица айкидо, — Тенко будет охранять электромолотки, чтобы никто не достал их, и проверит тебя завтра. Просто… прошу, не умирай. Фальшивая улыбка Акамацу грозилась сломаться. Она знала, что Тенко ни на секунду не поверит в её оптимизм, отвечая: — Не умру. Мастерица айкидо вновь кивнула самой себе. — Ладно. Ладно… ам, Тенко сказать остальным, что происходит? Кокичи наконец подал голос, пугая пианистку своим присутствием. — Они сами всё поймут. В смысле, они тупые, но не настолько. Ну, почти все. Пианистка вдруг почувствовала безмерную благодарность к нему за то, что он решил не вмешиваться, пока она подбадривала Тенко. — Думаю да. Широганэ-сан и Хоши-кун наверняка всё поймут, раз уж они видели, как мы уходили. Да и вряд ли Кайто… и Харукава-сан предпочтут оставаться не в курсе. — Блин, давай, расскажи всем про моё тайное убежище. О, хотя это не имеет значения, раз мастермайнд уже всё знает. — А, наверное, это правда. И… Тенко тоже будет стараться. — Отлично. Ты тоже будь осторожнее. Чабашира криво улыбнулась ей, и Каэде знала, что их обмен прощаниями противоречит всем инстинктам Тенко, когда та наконец отступает от окна и уходит прочь. Пианистка вздохнула и потянула кепку вниз, тут же подвергая сомнению свой выбор. — Итак, Акамацу-чан, раз уж ты напросилась сюда на следующие несколько дней, тебе стоит знать, что спальный мешок я не отдам, так что тебе придётся спать на полу. Пианистка прижала запястья к глазам, в то время как Ома продолжил тараторить про запасы еды, которые строго-настрого принадлежат ему, и перечислил список других своих странных особенностей, которые наверняка выдумывал на ходу. После того, как он наговорился, Акамацу вздохнула и ответила: — Ладно, хорошо, ясно. Можно теперь начать по-настоящему работать над побегом? Кокичи поскакал от неё со словами: — Конечно, но только если у тебя хватит мозгов, Акамацу-чан! Вместо того чтобы устраивать обсуждение, когда Каэде села перед Кокичи, он протянул ей одну из своих тетрадей с единственной инструкцией: — Попробуй пойми. Пианистка не сдержалась и сдвинула брови у переносицы в ответ на колкость в сторону её интеллекта, но его записи, которые она смогла разобрать, оказались намного любопытнее, чем ей показалось вначале. По большей части они молчали — только Акамацу время от времени просила Кокичи расшифровать его почерк, а Ома спрашивал у неё на первый взгляд не связанную между собой информацию об их жизни в школе. Несмотря на новую увлечённость, Каэде постоянно приходилось напоминать себе, что ультиматум — это просто блеф, чтобы не терять спокойствие. Она помнила, как во время первого ультиматума её непреодолимое желание что-то сделать было настолько всепоглощающим, что она начинала планировать убийство, не отдавая себе никакого отчёта в своих мыслях. Пианистка глубоко вздохнула, продолжая читать и обещая себе, что в этот раз будет по-другому. Кокичи иногда проверял время на монопаде и в какой-то момент небрежно объявил ужин, кинув в пианистку пачку каких-то дешёвых на вид чипсов. Спустя час их занятий мысли Каэде прервал громкий грохот со стороны ванной, будто кто-то бьёт рукой о металл. Оба подпрыгнули на месте, и Акамацу заметила, как Ома потянулся за пультом от Экзайлов, который лежал у него в кармане. — Эй! Ома, Каэде! Вы там? — прозвучал голос Кайто. Пианистка издала вздох облегчения — хотя сама не понимала, чем он вызван, — встала и прокричала в ответ: — Да, мы сейчас будем. Она шагнула к ванной и заметила, что правитель остался позади и где-то роется. Не обращая на него внимания, Акамацу приблизилась к ванной и увидела, что Момота уже глядел сквозь окно. — Каэде! — сказал он, пока пианистка приближалась. — Выходит, вы… что, спрятались тут? Акамацу приветственно улыбнулась, в то же время почуяв кровь в его дыхании и заметив его побледневшее лицо. — Да. Но это только до конца ультиматума. Кстати, ещё… наверное, ты можешь вычеркнуть меня из своего плана по борьбе с Монокумой. Кайто вздохнул. — Я уже догадался, когда Чабашира рассказала мне, что и как. Хоть я и остался один, я не собираюсь сидеть на жопе ровно и ждать, когда за нами придёт Монокума. Пианистка различила тихое бормотание у астронавта за спиной: — Ты такой безрассудный… — А, Кайто, ты один пришёл? Момота моргнул и, чтобы скрыть нечто у себя за спиной, сделал шаг вперёд, выдавая себя с потрохами. — Да, а, только я. В общем, что вы тут делаете? Пианистка сдвинула бровь к переносице, размышляя над тем, что скрывается за его чрезвычайно неумелой ложью, вместо того, чтобы задуматься над ответом. — Ну, в основном просто пытаемся придумать, как остановить мастермайнда. — Правда? У вас есть план, как победить его до конца ультиматума? — А, не совсем, — слегка вздрогнула Каэде. — А как у вас с Харукавой-сан? Астронавт нахмурился. — Я же говорил, что пришёл один. — Так я и не отрицаю. С той стороны окна послышался сердитый вздох. — Но не, сейчас мы просто… перебираем идеи. У нас остался завтрашний день и следующее утро — это немного, но лучше чем ничего. И, — он оставил свою фальшивую беззаботность, и в его голос закралась глубокая серьёзность, — я знаю, что вы оба не доверяете Харумаки, но она не эта… безумная убийца, за которую вы её принимаете, понимаешь? Она тоже хочет покончить с игрой и сохранить в живых как можно больше людей. Каэде выждала секунду, чтобы услышать ответ Маки, но та, к её разочарованию, промолчала. — Прости, Кайто. Я просто… Я не верю в неё так же сильно, как ты. — Знаю, — вздохнул астронавт. — Но она обещала мне никого не убивать, и я верю в неё. Так что да, я в курсе, что ты о ней другого мнения, но ты можешь доверять ей хоть мало-мальски. — Акамацу посмотрела на него с сомнением, которое, видимо, ему не понравилось, судя по его словам: — Относись к ней как к человеку, а не как к чудовищу. Возможно, на неё повлияло предупреждение Тенко или обида за необходимость баррикадироваться ради собственной защиты, но в итоге пианистка бросила: — Я буду относиться к ней так, как она того заслуживает. — Каэде, — вздохнул Момота, — знаешь, когда ты убеждаешь себя, что какой-то человек — кусок дерьма, ты только это и будешь видеть и не сможешь понять, какой он на самом деле. Акамацу услышала, как Харукава чуть поёрзала у него за спиной, и едва успев задаться вопросом, почему она это сделала, за её спиной раздался громкий крик: — Ууу, ууу, Момота-чан пришёл? Я хочу поболтать с ним! Она оглянулась и увидела, как Ома раскачивался на пятках, прежде чем закатить глаза и вернуться к Момоте. — Я в курсе, что мы не закончили говорить, но ты не против поболтать с Омой-куном? Тот пожал плечами. — Да конечно. По словам Чабаширы, он и придумал всю эту затею, так ведь? — Ага. В смысле, я, можно сказать, сама сюда напросилась, и… Ома-кун, можешь не толкать меня? — Она прервалась и обратилась к правителю, который в данную секунду нетерпеливо толкал её в бок. Устало вздохнув, Акамацу отступила от окна со словами: — Ладно-ладно, я же говорила, что дам тебе очередь, господи. Правитель полностью проигнорировал её и подскочил к окну. Он встал на носки и схватился за раму окна, что еле-еле позволяло ему взглянуть на ту сторону, как и при разговоре с Тенко. Каэде скрыла улыбку рукой. — Привет, Момота-чан. Добро пожаловать в моё секретное убежище. Пианистка услышала, как астронавт издал нечто похожее на искренний смех, которого она не слышала от него уже долгое время, заглянула за Кокичи и увидела, как Момота улыбался со словами: — Ебануться — Ома, какой же ты короткий, я хуею. — Грубый, — надулся правитель. — Оскорблять меня в собственном секретном убежище. — Не то чтобы секретном… — услышала Каэде бормотание Маки. — Итааак, чем могу помочь? Ты пришёл узнать ответы на все мои супер зловещие тайны? — Нет, не совсем. Каэде уже всё рассказала. Кроме того, я верю в тебя: ты точно знаешь, что делаешь. Кокичи цокнул языком. — Ужасный выбор, честно. — Бля, Ома, — посмеялся Момота, — я не куплюсь на твоё это «я здесь самый злой», когда ты буквально забаррикадировался из-за того, что тебе страшно. Правитель ухмыльнулся. — Оу? Так вот почему я здесь? Ты уверен, что я не планирую нечто зловещее? Астронавт закатил глаза. — Ага, остановить мастермайнда и вытащить нас отсюда — охуеть как зловеще. В общем, я знаю, что тебе страшно от того, что происходит, но я уже говорил, что защищу… — Боже мой, Момота-чан, ты вообще ничего не понимаешь, да? Я в курсе, что ты хочешь быть героем, но, может, тебе стоит попробовать защитить кого-то другого. — Ома, — Кайто взглянул на него с недоверием, — ты хочешь внушить мне, что я проверяю тебя, когда ты спрятался здесь и боишься настолько, что не выходишь из этой комнаты, только из-за своего эго? Кокичи вынул язык и опустился на пятки. — Блин, Момота-чан, ты стал ещё скучнее, пока меня не было. Я больше не хочу с тобой говорить — а я ведь так обрадовался, что ты пришёл… В смысле, это ложь, но, знаешь, всё равно правда. — В этом нет смысла, — услышала от Маки Акамацу и невольно согласилась с ней. — Как знаешь. Но слушай, я в курсе, что ты хочешь сделать всё сам — и Каэде наверняка с трудом напросилась сюда, — но если тебе нужна моя помощь в своём плане, то я готов. Я знаю, что ты не веришь в меня по-настоящему, и… я тебя не виню, но я верю в тебя, и я считаю, что нам этого хватит до тех пор, пока мы не выберемся отсюда. Кокичи изогнул бровь. — А что потом? — А потом я не успокоюсь, пока мы не помиримся, слышишь? Чёрт, — он победно ухмыльнулся, — я даже добьюсь того, чтобы ты снял эту свою маску. — Вау, знаешь, я всегда понимал, что ты витаешь в облаках, но на самом деле ты просто безумец, Момота-чан. — И я добьюсь того, чтобы ты перестал говорить всякую хуйню, — ответил астронавт, а затем чуть сдвинулся, чтобы обратиться к отошедшей пианистке. — Каэде, ты остаёшься за старшую, идёт? Проследи, чтобы Ома не натворил делов, по рукам? Кокичи надулся. — По-твоему, мне нужна нянька? Блин, сначала твой тупой план, теперь ещё и это — у тебя сегодня просто отвратительные идеи! Акамацу озадаченно моргнула, но, вспомнив «тупой план» Кайто, она не сдержала кривую улыбку со словами: — Я сделаю что могу. О, и, Кайто, позаботься об остальных, идёт? И о себе тоже. — Да-да, — ответил он, и Каэде снова услышала ёрзание Маки, — я сделаю всё, что в моих силах. — Он снова посерьёзнел. — Надеюсь, кто-то из нас скоро раскроет мастермайнда. Акамацу кивнула. — Да. Удачи тебе, Кайто. — Не умри! — радостно прибавил Кокичи. Астронавт покачал головой и ответил: — Ещё увидимся, идёт? — прежде чем отступить и опустить на окно металлическое покрытие. Пианистка постояла у окна ещё какое-то время, чтобы уловить часть разговора удалявшихся Кайто и Маки. — Они не плохие люди, Харумаки. — Я знаю. Дело не в этом. Ты никого тут не считаешь плохим человеком. — Но один из нас именно такой, знаю, и мы вместе разузнаем, кто это. — Просто, — голос ассасина теперь касался лишь края уха пианистки, по мере того как сама Маки удалялась всё дальше и дальше, — не дай собственной вере одурачить тебя. Ты говоришь, что будешь виноват сам, если тебя кто-то предаст, но… Они завернули за угол, и остальные слова различить не удалось. Каэде вздохнула и наконец повернулась к Кокичи, терпеливо стоявшему рядом. — А ты подслушивала, — пропел он. — И что, пожалуешься на меня, когда они придут в следующий раз? — Может быыыть. Но Момота-чан дурак, который верит в тебя, так что вряд ли он станет слушать. — Знаешь, тебе стоит быть добрее к единственному здесь человеку, которому ты действительно нравишься. Правитель фыркнул. — Ой, попрошу — откуда тебе знать, что это не ложь? С этими словами он отошёл вглубь комнаты. Акамацу нахмурилась и последовала за ним. — Ты считаешь, что он не доверяет тебе на самом деле? — Я считаю, что, кроме тебя и меня, могут врать все, — ответил Ома и бросил взгляд на Каэде за плечо. — Но, опять же, мы с тобой тоже не ангелы в этом плане, а? Пианистка замерла на месте и скрестила руки. — Ты считаешь, что Кайто мастермайнд? — Ну, может быть, — произнёс Кокичи, снова садясь на свой спальный мешок. — Представь: неизлечимо больной хочет быть героем перед своей смертью и напоследок устраивает игру на убийства, где все будут любить его! Как тебе? — Кошмар! Ома хмыкнул. — Это да, но как насчёт этого: ты мастермайнд и, чтобы очистить себя от подозрений, сближаешься с одной из своих жертв, а потом якобы убиваешься из-за её преждевременной смерти, чтобы вызвать к себе жалость. Каэде уставилась на него с открытым ртом. — Тенко-сан? По-твоему, она мастермайнд? — Нет, — ответил Кокичи, преспокойно пожимая плечами, — но она бы обставила всё именно так. У Хоши-чана было бы нечто похожее — только у него хардкорный случай с фейковой депрессией, — Широганэ-чан слишком скучная, чтобы быть мастермайндом, который «теряется» на фоне, а Харукава-чан такая напыщенно жестокая и нестабильная, что, если она действительно окажется мастермайндом, это будет нормальный такой сюжетный поворот. — Ты… — Пианистка поднесла руку ко лбу, в попытке осознать то, что исходит из его рта. — Ты… пиздец какой параноик. Ты подозреваешь каждого? — Всех, чью невиновность я не могу доказать, — обыденно ответил он. — Так что, отвечая на твой вопрос: нет, я не доверяю Момоте-чану. Акамацу покачала головой. — Потому что ты не доверяешь буквально никому. И давно ты так? Ома улыбнулся, но в его глазах сияло нечто, что Каэде не могла определить. — Сам хочу знать. Так, — ответил он, вытаскивая пульт из кармана, — уже почти ночь, так что можешь лечь в кабине Экзайла… только если ты не любишь пол — в таком случае он весь твой. — Ты сменил тему. — А день сменился ночью, — ответил правитель, нажимая пару кнопок на пульте, — хочешь обсудить ещё что-нибудь очевидное, Акамацу-чан? Каэде нахмурилась, в то время как зелёный Экзайл медленно согнул ноги, спускаясь к земле. — Поэтому ты так ведёшь себя? Ты просто настолько боишься предательства, что тебе лучше, чтоб тебя все ненавидели? Ома вздохнул и продолжил возиться с пультом. — Откуда вам с Момотой-чан пришла в голову эта глупость, будто бы мне страшно? Я что, похож на испуганного младенца? Пианистка пристально уставилась на него со словами: — Ома-кун, мы все приняли то, что один из наших друзей в итоге предаст нас и что это будет больно. Что кто-то умрёт, кого-то казнят, или… — Кто-то попытается убить тебя? — закончил Кокичи с яркой улыбкой на губах. — Видишь ли, Акамацу-чан, со мной такое уже случалось, и я смирился с этим, так что твои наставления теперь звучат как пиздёж, окей? Каэде продолжала смотреть на правителя, даже когда крышка в кабину Экзайла поднялась с нажатием кнопки на пульте Омы. — Что случилось между вами в виртуальном мире? Кокичи ухмыльнулся. — Что, хочешь сказку на ночь, Акамацу-чан? Вздохнув, она медленно приблизилась к роботу и сняла рюкзак, слегка вздрогнув. — Кайто сказал, что расскажет мне всё в подробностях, но так и не сделал этого. Не знаю, станешь ли ты говорить всё как есть, но я подумала, что хотя бы спросить точно не помешает. — Ах, — произнёс он, махнув на неё пальцем, — всё ясно — ты просто бесстыжая сплетница. Пианистка закатила глаза, осторожно массажируя плечо больной руки. — Конечно, почему нет? Так ты расскажешь мне? Кокичи пожал плечами. — Там рассказывать особо и нечего: ещё до похода в виртуальный мир я знал, что Момота-чан попытается что-то сделать, но я также знал, что он не сможет довести дело до конца, поэтому я и остался именно с ним. Мы пошли в библиотеку-ловушку Ирумы-чан, когда я предложил нам идти туда вдвоём, чтобы отделаться от Хоши-чана. — Так ты намеренно остался наедине с человеком, который собирался убить тебя? Зачем? — Потому что я знал, что он не станет этого делать, — вздохнул правитель. — Блин, Акамацу-чан, ты вообще слушаешь? В общем, он толкнул меня к шкафу — было больно, — а я просто посмотрел на него и спросил: «Ты правда это сделаешь?». А потом он весь расплакался, упал на четвереньки и стал молить меня о прощении и прочая скукота. Пианистка посмотрела на него скептически. — В этом есть хоть толика правды? — Кое-где да, но ты сама попросила мою версию истории, Акамацу-чан. Как я и говорил, Момота-чан не смог бы довести дело до конца, так что это всё неважно. — Откуда тебе это знать? — Потому что он не такой человек, — обыденно ответил Кокичи. — Неожиданно? — И ты всё ещё считаешь его потенциальным мастермайндом? Правитель лёг на спальный мешок и отвернулся от изучающего взгляда Каэде. — Это другое. Однажды ты поймёшь, Акамацу-чан. Пианистка вздохнула, медленно и мучительно поднимаясь, чтобы одним движением сесть в кабину Экзайла. — Агх, конечно, как хо… Это что такое? — удивлённо спросила она, разглядывая бесконечное множество отказавших рычагов управления. — Человек может им управлять? — Ну, — начал Кокичи, не вставая, — ты человек, ты в Экзайле, и перед тобой рычаги управления. Дальше сама додумаешь или помочь? — Ома-кун, я поняла: ты считаешь меня тупой. Но тут правда очень много странных вещей. — Например? — протянул правитель. Акамацу с любопытством потянулась к микрофону, торчавшему посередине панели управления вместе со странным детализированным набором кнопок под ним. — Это похоже на… микрофон. — Ну, если это вид как микрофон, на слух как микрофон и на вкус как микрофон, может, стоит перестать задавать мне тупые вопросы? Пианистка с трудом расслышала его едкое замечание, направив свой интерес на странный набор из двадцати двух кнопок под микрофоном. Она нажала на переключатель чуть большего размера, располагавшийся рядом, и услышала тихий клик. — Включила, кажется, — проговорила она в микрофон, и её голос прозвучал по всей комнате. Кокичи сел и нахмурился. — Акамацу-чан, твой голос сам по себе противный, не надо делать его громче. — Наверное, так Монокабы могли общаться с нами внутри этих штук, — лениво заметила она и нажала на вторую по счёту кнопку из набора. — Почему тут… — начала было она и прервалась, услышав, как по комнате эхом прокатился голос Рантаро. Кокичи подскочил на ноги и оказался около Каэде за несколько поспешных шагов. — Попробуй другой. Акамацу моргнула, перевела взгляд с правителя обратно на панель и выбрала случайную кнопку посередине. — Это, — сказала она мягким и высоким голосом, — видимо, Широганэ-сан. Они опробовали все кнопки одну за другой и пришли к выводу, что каждая из них соответствует голосу одного из их одноклассников — и живых, и мёртвых, — а также Монокумы и его детей. — Это явно синтезатор голоса, — произнесла Каэде, пока Ома продолжал разбираться с панелью управления. — Но… почему тут это? И откуда тут копии наших голосов? — Хороший вопрос, — еле слышно пробормотал правитель, осматривая управление. — Монокума говорил, что эта школа была построена специально для нас, но, — Акамацу нахмурилась, — по-моему, мы даже не должны были видеть внутренности Экзайлов, уже не говоря о том, чтобы садиться в них и притворяться кем-то другим. Кокичи не ответил, вместо этого продолжая осматривать вышедшего из строя робота до поздней ночи.