Театр … Я проснулась в шкафчике. У меня есть любимые увлечения, но я совершенно обыкновенная. Из другого шкафчика послышался шум. В спортзале нас собралось шестнадцать человек. Так сказал парень, который назвал своё имя. Ещё один парень выпал из шкафчика. Меня зовут Акамацу Каэде. Я протагонист. Я протагонист. В коридоре ходили монстры. Я подумала о том, насколько прогнил этот мир, после чего там оказались монстры. Я сказала парню из шкафчика заткнуться. Он спросил, по моей ли вине мы здесь оказались. Я протагонист. Монстры преследовали нас. Какие-то люди затолкали меня в машину. Наверняка они отловили и остальных. Мир прогнил. Медведь сказал, что убивать обычных людей скучно. Медведь сказал «имение убийственной игры». Парень сказал, что шестнадцать человек хватит. Я была счастлива. Всё прекрасно. Они все прекрасны. … Меня зовут Акамацу Каэде. Я Я проснулась в шкафчике. Меня зовут Акамацу Каэде. Я ультимативная пианистка. Я не помню, как попала сюда. Я протагонист. ……… ***
Каэде проснулась задолго до утреннего объявления. Только спустя пару минут после пробуждения она потрудилась проверить время на монопаде. Когда Акамацу нашла мотивацию обнаружить, что время было чуть позже шести, она только зажмурила глаза, после чего безвольно уставилась в потолок. Последние дни пронеслись бешеным вихрем. После смерти Миу один удар тут же сменялся другим. Пока что отчасти пианистка не осознала реальность прошедших событий. Её рука по-прежнему болела, голова раскалывалась, а в горле першило после того, как она кричала на Кайто, чтобы доказать, что он неправ, а она права. Каэде, не отдавая отчёта в своих действиях, без нажима провела пальцами по оставшимся синякам на щеке. Позже ей следует поговорить с Кайто. Однако эта мысль не прибавила ей энтузиазма, так что её рука упала обратно вдоль туловища. Она не знала, когда бы нашла стимул встать тем утром, если бы не внезапный звонок в дверь. От удивления Акамацу подскочила на кровати. Согласно монопаду, она потратила час своего времени, но до утреннего объявления оставался ещё один час. Человек на той стороне терпеливо ждал, пока пианистка опасливо проследовала к двери. На пороге оказалась Цумуги, вежливо сложив руки перед собой и приятно улыбаясь. — Доброе утро, Акамацу-сан. — Ам, утра, — ответила Каэде, не скрывая озадаченности. — Тебе что-то надо? Ещё очень рано, знаешь. — О, я знаю. И я бы извинилась за то, что прервала твой сон, но ты ведь не спала, да? Пианистка вздохнула. — Так очевидно? — Ничего, — с сочувственной улыбкой вымолвила Широганэ. — Любому будет тяжело заснуть после того суда. Хотя сейчас бодрствуем только мы вдвоём, так что остальных всё-таки одолела усталость. Каэде кивнула, следуя её логике, пока её не смутило кое-что странное. — Постой. Ты что, уже проверила остальных? — О, не я. Мне просто-напросто сказал Монокума. Ещё он доложил, что ты уже не спишь, так что нам сейчас самое время поговорить. Сонливость как рукой смахнуло, и Каэде уставилось на неё во все глаза. — Что… — Ну, — перебила косплеер, — на самом деле нанокумы — те маленькие камеры, о которых говорил Хоши-кун, — рассказали Матери Монокумы, та рассказала Монокуме, а он уже сказал мне. — Она со смехом помотала головой. — Не лучшая система, знаю, но иногда приходится обходиться тем, что есть. Акамацу до сих пор не понимала, как воспринимать сложившуюся ситуацию, только выдавив: — Т-ты просто… — Сознаюсь? Типа того. Тем не менее, могу я войти? Все ещё спят, но будет неудачно, если кто-то проснётся и прервёт нас. Пианистку охватила ещё большая паника, после чего она попыталась захлопнуть дверь у Цумуги перед лицом. Однако со своей слабой рукой задуманного она не достигла, так как Широганэ подалась вперёд и в последний момент поймала дверь. Несмотря на попытки Каэде прищемить её пальцы, косплеер посмеялась. — Я ожидала нечто подобного. Наверное, надо было начать с того, что я буквально не могу убить или навредить тебе. Акамацу не ослабила хватки, но позволила своему любопытству пробраться через стиснутые зубы. — Что ты несёшь? — Правило второго убийства. Я избегу ответственности, только если уже есть одна жертва, но сейчас все живы. Пианистка прищурилась. — Откуда мне знать, что ты не врёшь? — Ох, Акамацу-сан, в этот раз тебе даже не надо мне верить. Ты знаешь остальных — ты правда считаешь, что сейчас кто-то пойдёт убивать? Взгляд Каэде оставался пристальными, но хватка ослабилась. — Зачем ты здесь? — Потому что, мне кажется, нам стоит поговорить. Я понимаю твои подозрения — честно, я бы удивилась, если бы их не было, — но правда, это в наших с тобой интересах. — Пианистка молча окинула Цумуги изучающим взглядом. — Ты ничего не потеряешь от этого разговора. Спустя напряжённую секунду Акамацу наконец сдалась. Она отступила в сторону, давая Широганэ пройти, мрачно произнося: — Ты же понимаешь, что я сразу же расскажу всем, кто ты. — Вообще-то, — произнесла косплеер лёгким и раздражающе беззаботным голосом, — тебе стоит притормозить с этим, пока мы не закончим. — И-и зачем мне это делать?! — огрызнулась пианистка. Цумуги села на её кровать, и что-то в её беспечности пробудило в Каэде всю ту злость, которую она держала на мастермайнда. — Это… Это ты заперла нас здесь и заставляла убивать друг друга! Ты создала все эти ужасные казни, и… и это ты хладнокровно убила Юмено-сан! Косплеер ни на толику не оскорбилась из-за обвинений. — Да-да-да. — И! — Каэде направила на неё палец. — Ты здесь только потому, что твои планы рушатся, да? Харукава-сан и Ома-кун разрушили твою игру, так что ты просто пытаешься… — О, это, — Широганэ снисходительно махнула рукой. — Признаю, там мне прибавилось головной боли, и с монтажом придётся попотеть из-за того, что мы не угадали с Файлом Монокумы. Но с этим всё улажено. Пианистка увяла. — Что? Как можно «уладить» такое? — Я уже говорила. Магия монтажа. С таким количеством нанокум без монтажа никуда. Просто в этот раз его будет больше. — И это для того, чтобы угодить вашей мерзкой аудитории? — выплюнула Акамацу. — Да? А как же остальной суд? Как вы им это объясните? — Ну, у нас достаточно записей с суда, чтобы кое-что подправить. Ома-кун решил показать, какой он весь из себя умный, спрятавшись в Экзайле, но он должен был понимать, что у меня уже есть возможность имитировать его голос с помощью синтезатора. А склеить видео с Экзайлом вместе с новым аудио пока что одна из простейших поправок. Это расстроило Каэде, но та не могла толком объяснить почему. Она сомневалась, что должна задавать следующий вопрос, но он тем не менее выходит вместе с ужасом на её лице. — И после всего, что мы пережили из-за тебя… ты просто соврёшь? Косплеер озадаченно моргнула. — Да, по сути. — Пианистка продолжала пялиться на неё, и косплеер помотала головой. — Я не буду полностью раскрывать, кто нас смотрит, но, Акамацу-сан, ты же знаешь, что большинство людей плевать хотели на логику? — Нет? — Многие люди, — как ни в чём не бывало продолжила косплеер, — просто хотят, чтобы их удивляли. Им всё равно, что это не имеет смысла или что это враньё. — И как это должно убедить меня не раскрывать тебя при первой возможности? — А, наверное, стоит перейти к этому. — Она вздохнула, почти расслабленно кладя подбородок на запястье. — Знаешь, Акамацу-сан, я правда поначалу расстроилась из-за твоего маленького разговора с Киибо-куном, который засняли нанокумы, но теперь я передумала. Я рада, что ты знаешь. — Почему? Теперь ты можешь прийти сюда и лично показать мне, какая ты мерзкая? Цумуги рассмеялась и помотала головой. — Возможно, с твоей точки зрения это так. Мне просто нравится, что мы можем разговаривать вот так открыто. Без лжи. — Каэде опасно прищурилась, и Широганэ снова улыбнулась. — Я говорю правду. И правда в том, что наши цели сходятся. Пианистка смотрела на Цумуги. — Как? — Акамацу-сан, какой ты хочешь видеть концовку этой игры? Вы все свободны, да? А я мертва? — Этого… — медленно проговорила Каэде. — Этого хочешь и ты? — Верно. Я знаю, ты наверняка думаешь: «Ой, если так хочет мастермайнд, значит это что-то плохое», но так ли это? Вы либо освобождаетесь, либо умираете. Даже выбирать нечего. — Но ты выбрала смерть. Ты сама так сказала. — Да. У меня всё по-другому. Я не считаюсь за участника тем же образом, что и вы. Для зрителей вы «выжившие», а я «мастермайнд». Ну, так будет, когда я раскроюсь. Акамацу, сама не понимая зачем, начала осматривать комнату, ожидая разглядеть вокруг себя нанокум. — Наш разговор никому не покажут? — Упаси боже. Его записывают, но он никуда не выйдет. Всё-таки такой цивильный разговор между мной и тобой в какой-то степени рушит загадку этой игры. — «Загадку этой игры»? — Что мы заключены в, как бы… — Она рассмеялась. — Ах, это так глупо прозвучит, но дело в том, что вы находитесь со мной в эпичной схватке между надеждой и отчаянием. Это очень важно для аудитории, поверь. — Тогда я её испорчу. Я не хочу давать этим больным на голову то, чего они хотят. — Всё работает не совсем так, Акамацу-сан. Как я и сказала, всё может и будет урезано. Честно, я рада, что наша телекамера сломалась, но… — она подняла руку, когда Каэде собиралась было задать вопрос, —…пока что забудь об аудитории и просто подумай про врага перед собой. Пианистка сдвинула бровь. — Про… тебя? — Снова верно. Видишь ли, ты знаешь про все те ужасные вещи, которые я сделала, так? Но что, если… оу, что, если я сделала другие отвратительные вещи, о которых ты ещё даже не догадываешься? И если ты раскроешь меня сейчас, ну, — она пожала плечами, — потом у тебя вряд ли будет шанс узнать о них. Каэде помедлила, округлив глаза. — Т-ты блефуешь. — Нет. Как я и сказала, я тут не для того, чтобы вешать тебе лапшу на уши. И я не собираюсь вынуждать тебя не рассказывать остальным обо мне. Я просто прошу тебя подождать ещё какое-то время, найти улики, которые я подготовила, понять, за что ты действительно должна на меня злиться, а потом уже объявить о своём великом открытии. Помолчав, Акамацу спросила: — Что ещё ты с нами сделала? — Ты определённо захочешь об этом узнать. И кое-что из этого непосредственно относится к тебе. По крайней мере, к Сайхаре-куну. — Что? — Пианистка яростно шагнула к Цумуги. — Что ты сделала… Ты врёшь, да? Это просто обманка, чтобы я и дальше играла в твои пизданутые игры. — Это не обманка, — спокойно ответила Широганэ. — Хотя да, я бы хотела, чтобы ты продолжала играть ещё какое-то время. — Отказываюсь. — Почему? Ты от этого только выиграешь. Если ты подыграешь мне, то раскроешь тайны этой школы, дашь мне по заслугам, потом освободишься вместе с остальными, а я умру. Одни плюсы. — А если я расскажу остальным, мы убьём тебя и покончим со всем сейчас. Цумуги грустно улыбнулась и покачала головой. — Ты путаешь причину и следствие. Я умираю в конце игры, да, но моя смерть вовсе не означает конец игры. Я намного более заменимая, чем ты думаешь, Акамацу-сан. Как и все вы. — Мы заменимы? Чем? Есть ещё выжившие, которых ты можешь просто взять и запихнуть в очередную игру убийств? — Это… близко к правде. И, если ты хочешь всех деталей, тебе действительно стоит принять моё предложение. — Но если ты заменима, то что будет, если ты умрёшь? Мы больше не сможем выяснить, что происходит? — Если я умру до своего разоблачения, то я стану обыкновенной жертвой, и тот, кто убил меня, будет считаться убийцей. А потом будет суд. Забавно, — в её голос вернулась та же странная печаль, — все так решительно хотели найти меня и думали, что я такая важная. Однако я всё такая же блеклая. Каэде скрестила руки. — Если ты хочешь вызвать у меня жалость… — О, нет-нет, — перебила косплеер, — я такого вообще не жду. Ты хороший человек, Акамацу-сан, но я не ожидаю от вас никакой пощады. Особенно после того, как ты узнаешь, что я сделала. — Зачем ты постоянно поднимаешь тему своих этих тайных злодеяний? Ты так гордишься тем, какая ты отвратительная? — Дело не в этом. Я просто правда считаю, что ты должна раскрыть их сама. Это поможет тебе… совершить полный круг, так сказать. А потом, — она ухмыльнулась, — ты наконец сможешь убить мастермайнда. Акамацу замерла на месте. — Я-я уже давно не пыталась убить мастермайнда. — Верно. Но ты всё ещё хочешь этого, как и я, Акамацу-сан. Я просто хочу дать тебе и аудитории всё, что вы хотите. — Это очень жутко. Ты жуткая. — Ой, не говори так. У нас просто разные приоритеты и ценности, так что нам сложно понять друг друга. Но, в конце концов, мы обе хотим, чтобы герой победил, так ведь? — И что, получается, я герой? Улыбка Цумуги была слишком довольной, чтобы успокоить Каэде. — Ты герой. Чуть не перестала им быть, но я искренне рада, что обошлось без этого. Пианистка сделала пару шагов от косплеера, которая вдруг оказалась чересчур близко. — Я не хочу быть героем… Я не хочу быть никем в твоей больной игре. — Это решать не тебе, Акамацу-сан. У тебя никогда не было выбора, но всё же, — она сделала шаг навстречу, и Каэде силой воли заставила себя стоять, — ты была такой интересной. Иногда мне даже казалось, что ты выросла из персо… Нет, — она отошла назад, а странная энергия, которая возникла между ними, бесследно исчезла, — неважно. В общем, твои мысли насчёт моего предложения? Пианистка надолго замолчала, пытаясь переварить то, что между ними случилось. — Ты говорила, что ещё остались предметы на исследование. Когда ты отдашь их нам? Ты заставишь нас дожидаться ещё одно убийство? — О, нет-нет. У нас будет очень короткое исследование, так как в школе осталась всего одна запертая комната, а потом Монокума отдаст вам ключ-карту в секретную комнату в библиотеке в качестве ещё одного бонусного исследования. И большинство улик будет ждать вас там. — А потом? — спросила Каэде, изо всех сил стараясь сохранять властность в своём увядающем голосе. — Когда вы найдёте всё, Мать Монокума кое-что скажет, а после появится Монокума, и мы сразимся с ним на последнем суде, чтобы покончить с игрой. Далее вам останется найти ещё кое-что, но на это у вас будет полно времени. — И после суда мы выбираемся наружу, а ты умираешь. И всё? Широганэ кивнула. — И всё. Ну что, — она протянула руку Каэде, — договорились? Пианистка не сдвинулась с места. — Если я хоть на секунду заподозрю тебя во лжи, я всем всё расскажу, и Киибо-кун поддержит меня. Цумуги помрачнела в лице, услышав имя робота. — О, да, чтобы всё сработало, тебе придётся попридержать его у себя, знаешь. Либо отдать его мне. — Вряд ли. Косплеер пожала плечами. — Ну и ладно. Просто пусть молчит, пока я не дам добро, идёт? Акамацу ничего не говорила, пока Цумуги не приблизилась к двери. — Широганэ-сан, я всё равно не понимаю. Что ты от этого получаешь? Ты же умрёшь. — Как я и сказала, у нас разные приоритеты. Ты хочешь жить, а я хочу увидеть, как эта игра приходит к своему должному завершению. — И оно заключается в твоей смерти? Это всё равно не логично. Почему ты так хочешь умереть? — Дело не в том, что я хочу смерти. Скорее… я хочу исполнить свою мечту, и так сложилось, что эта мечта кончается моей смертью. Пианистка уставилась на неё в ужасе. — Что это за мечта такая? — Мечта, в которой мои друзья добиваются успеха. В смысле, мы друзья, а кто не хочет увидеть, как его друзья преодолевают трудности? Я не вру. — От искренности её улыбки у Каэде похолодела кровь. — Это правда. — Ты же знаешь, что я не верю в это, — выдавила она. — И как бы там ни было, ты знаешь, что я желаю тебе смерти. — Это ничего. Неважно, что случится. Я всё равно считаю тебя и всех остальных своими ближайшими друзьями. Но, думаю, в нас опять же говорят наши разные ценности. Тем не менее, — она толкнула дверь, — увидимся, Акамацу-сан, — и молча ушла прочь. Дверь тихо щёлкнула. Каэде хватило сил только на то, чтобы донести себя до кровати и рухнуть на неё же. Время до утреннего объявления пронеслось незаметно. Пианистка простонала и, сдержав порыв кинуть в монитор ботинок, поднялась на ноги. Минуту повоевав с собой и собравшись с мыслями, насколько это возможно, она поволочилась из комнаты. Увидев, как Цумуги лениво беседовала с Рёмой по пути в кафетерий, она неожиданно сильно расстроилась. Хоши поприветствовал её и заметил: — Сомневаюсь, что у кого-то будет настроение чем-то заниматься после того, что случилось. Пианистка не сразу осознала, что он говорит про суд, а не про её приватный разговор, о котором он, по идее, не должен знать и в помине. — А-а, да. — Интересно, придёт ли Момота-кун на завтрак, — сказала Цумуги. — Я буду очень удивлена, если да. От того, как Широганэ полностью вернулась к своему скромному поведению, Каэде сжала губы в тонкую линию, даже когда теннисист пробормотал в ответ: — Я не стал бы винить его, если он не придёт. — Да, — согласилась косплеер. — Бедный Момота-кун… Каэде неестественно для себя хранила молчание, объяснившись перед поинтересовавшейся Цумуги: — Просто задумалась. Вчера был сложный день. Хоши согласно кивнул, и они добрались до кафетерия в мёртвом молчании. Комната, обустроенная на шестнадцать человек, угнетала своей пустотой. — Тут так тихо, — заметила Широганэ. — Даже… сложно представить, каково тут было, когда все ещё были с нами. Ощущение, будто это было так давно. — Да, — согласился теннисист. — К тому же, сегодня нас может быть три человека. Ну, может, четыре. — Он глянул на Каэде. — Вдруг Киибо решит показаться. Акамацу помотала головой. — Сомневаюсь. Он сказал, что занят. — О, вот как, — ответила Цумуги. — Интересно, тяжело ли ему было вчера. Наверное, на него плохо повлияли все эти насильственные отключки. — Может быть, — согласилась пианистка. — Правда? — спросил Рёма. — На суде он выглядел нормально. Каэде только пожала плечами и тут же услышала, как открылись двери в кафетерии, милостиво пресекая любые вопросы. Тенко зашла в столовую одна. — А, Чабашира-сан, ты сегодня с нами? — заговорила Цумуги. Та кивнула и заняла сидение со стеснением в движениях. Она мрачно сидела на стуле, и Каэде спросила: — Мы могли бы принести тебе что-то попозже, если ты не хочешь… — Тенко в норме. Нас осталось так мало, что Тенко больше не может пропускать встречи, если мы ещё хотим строить какие-то планы. — Сомневаюсь, что у нас остались планы, — ответила Широганэ. — Ну, — сказала пианистка, — у нас был суд, так что должно быть ещё одно исследование, а потом я уже не знаю. Чабашира кивнула. — Ладно. Тенко не уверена, что сможет пойти на исследование. Момота-сан до сих пор… — Он сейчас не в лучшем виде, а? — спросил Рёма. Чабашира помотала головой. — Нет. Вчера ночью он почти не разговаривал с Тенко, и, когда она ушла, он так и не проснулся. — Как думаешь, сколько времени у него осталось? — еле слышно спросила Каэде. — Немного. Тенко попыталась обработать его ожоги, но… она не знает, как быть с тем, что он кашляет кровью. — Её было много вчера ночью? — спросила косплеер. — Да, очень. На самом деле Тенко… очень полегчало, когда она нащупала пульс утром. Рёма вздохнул. — Что будет, если кто-то умрёт от болезни? Нам всё равно придётся устраивать суд? Пианистка скорчилась в лице. — Очень надеюсь, что нет. — Да, — поддержала Цумуги. — Такое было бы просто ужасно. В кафетерии воцарилась тишина, давая узникам по-настоящему осознать их положение. Каэде подскочила на стуле, когда двери в столовую открылись и оттуда раздался голос: — Эй, чем маетесь? — М-Момота-сан?! — прокричала Чабашира, повернув голову в сторону Кайто, который хромал к столу. — Ты что тут делаешь?! Иди в комнату Тенко и… Тот махнул рукой, и пианистка с содроганием заметила, что она перемотана бинтами. — Без паники, Чабашира. Я не навернусь. И ещё я голодный. Ну что, — он повернулся к столу, — кто-нибудь возьмёт мне что-нибудь? А то с моторикой у меня не очень. Астронавт закончил смешком, отчего остальные несколько раз переглянулись. — Ам, Момота-кун? — обратилась Цумуги. — Как ты себя чувствуешь? — У меня всё отлично. Только голодный, опять же. Немного обидно, что Чабашира вот так вот взяла и оставила меня, но раз уж я парень, этого стоило ожидать. — Эй, — заговорила Акамацу, — Момота-кун, ты правда не обязан заставлять се… — Мы можем не говорить об этом? — огрызнулся Кайто. — Слушай, твои слова уже не изменят то, что случилось вчера, ясно? Так что просто не надо. В кафетерии снова стало тихо, но хмурый вид Момоты тут же исчез со словами Хоши: — Ты говорил, что голоден? — Теннисист принялся набивать едой соседнюю тарелку. — Ага, — радостно ответил астронавт. — Я знал, что могу рассчитывать на тебя, мужик. Только парень может понять голод другого мужчины, верно? Рёма вяло кивнул. — Конечно. Было больно смотреть, как Момота улыбается и смеётся, но вздрагивает, когда в первый раз пытается поднять столовые приборы. Рёма подыгрывал лаконичными ответами, хотя Кайто наверняка так привык разговаривать с Маки, что уже успел натренироваться в разговорах с такой вялой обратной связью. Цумуги тоже вставляла какие-то фразы, а совет Тенко перестать мучить свои конечности был встречен Кайто снисходительным взмахом руки. До этого Акамацу думала, что видеть его хмурым или услышать, что он отсиживается в комнате Чабаширы, будет больно. Астронавт ел медленно своими ранеными руками, при этом пытаясь вымучить что-то смешное из коротких ответов Рёмы. Пианистка наблюдала за ним молча, а её взгляд неотрывно бродил по налившемуся синяку у него на щеке, оставленный ею же. Поток мыслей был прерван сигналом от Киибо. Каэде резко встала, объявила: «Я сейчас» — и поспешила из кафетерия. Когда она вытащила Киибо из рюкзака, тот заговорил: — Акамацу-сан, я хотел снова доложить тебе о своём прогрессе. — Только можно недолго? У нас… сегодня много дел. — Дел? — Да. Очередные приказы Монокумы. — О, возможно, я могу чем-то по… — Нет, ничего. Мы справимся. В общем, что там у тебя? Киибо слегка понизил голос. — Очень скоро я смогу обрести полный контроль над этой школой. Каэде округлила глаза. — Серьёзно? Что нам это даст? — Я смогу потенциально контролировать всё, что зависит от школьной сети. Устройства, вроде Монокумы, со своим собственным ИИ, и машины, которыми нельзя управлять с помощью удалённого источника, как оставшимися Экзайлами, не в моей власти. — О, — не без разочарования произнесла пианистка, — а что тогда ты сможешь контролировать? — Основные операционные системы школы, свет, двери, центр, куда поступают все записи. Сами камеры оказались независимыми ИИ, как Монокума, но я могу контролировать, где и как обрабатываются их записи. — Выходит, — сказала Каэде, в размышлении сдвинув бровь, — ты можешь выключать свет, открывать запертые двери и… просматривать записи с камер. Ам, Киибо-кун, я буду честна. Я не совсем понимаю, как это всё должно помочь нам покончить с игрой убийств. — Э-это ещё не всё! Я также взял на себя миссию лишить мастермайнда возможности создавать Монокум. Это привлекло внимание Акамацу. — Правда? — Да. В своих исследованиях я обнаружил планы мастермайнда на оставшуюся игру. В них было сказано про восстановление Монокабов, чтобы они снова управляли оставшимися Экзайлами. Так что я убрал эту функцию из Матери Монокумы. — Это потрясающе. Выходит, Монокума, который бегает сейчас, последний? — Именно, только если я не обнаружил другую технологию производства. Также, есть ещё одна, наверное, самая важная вещь. Кажется, я нашёл способ вмешиваться в казни Монокумы. Каэде кивнула. — Он говорил об этом в последний раз, из-за чего казнь Омы-куна… не включала в себя никаких технологий. — Это было неудачно. Было наивно с моей стороны полагать, что Монокума не станет принимать мер по поводу моего контроля. Однако я всё равно считаю полезным, что я ограничил его возможности. — Я тоже так думаю, — ответила пианистка и, помешкав, добавила: — И, ам, Киибо-кун, ты видел файл с планами мастермайнда? Может, ты ещё поищешь подобных планов, чтобы мы знали, что нас ждёт? — Конечно. О, и, Акамацу-сан, ты рассказала остальным насчёт… своих подозрений? У Каэде пересохло в горле. — Сейчас все сидят вместе — включая сам знаешь кого, — так что… наверное, я расскажу им в более приватной обстановке, чтобы не привлекать внимания. И если это запишется, ты сможешь просто удалить этот разговор, чтобы мастермайнд его не увидел, так? — Я приступлю к работе над записями как можно скорее. А позже я снова доложу свой прогресс. — О, и ещё, сколько записей ты уже просмотрел? — Совсем немного. Боюсь, там ещё очень много материала, но я могу пересмотреть его тщательнее. — Ам, наверное, не стоит придавать этому такое значение. У нас есть вещи поважнее, не думаешь? — Полагаю так. Что ж, если это всё, я свяжусь с тобой, когда совершу значимый прогресс. Каэде вымучила улыбку и попрощалась: — Спасибо, Киибо-кун, — после чего он отключился. Пианистка засунула монопад обратно в рюкзак и прижала запястья к глазам. — А что это у нас здесь, — раздался знакомый голос, от которого Акамацу простонала. — У нас тут завёлся настоящий двойной агент? Она повернулась к Монокуме, склонившему пушистую голову в сторону. — Скорее бы ты уже сдох. — Как холодно, как бессердечно, как… — Ты дашь нам свою херню на исследование или нет? Директор вздохнул. — А для чего ещё я, по-твоему, вылез из своей уютной постели? Чтобы посмотреть, как вы, ублюдки, улыбаетесь? — Тогда пошли, — сказала она, уже поворачиваясь к дверям в кафетерий. — Стоять, — вставил медведь, вперевалочку следуя за ней. — Ещё один вопрос, милочка. Спрашиваю по секрету, как один медведь другому медведю, но ты случаем не видела, куда делся тот старый добрый пульт от Экзайлов? — Нет? А что, он пропал? Монокума хмыкнул. — Ладно-ладно, понял. Ну! Спасибо и на том! После он поспешил вперёд неё и распахнул двери в столовую крошечными лапами. Каэде закатила глаза и обошла его, чтобы сесть с остальными. — Меня прервали, — только пояснила она, занимая сидение. — Ахем, ахем, всем угомониться. Ваш директор принёс вам важное объявление. — Опять бегать и искать всякую хуйню? — спросил Кайто. — Нет! Объявление состоит в том, что вас расчудесный директор принёс вам потрясающие, просто бесподобные подарки, которые обогатят вашу школьную жизнь, разблокировав самые последние территории в угоду вашего досуга. Момота нахмурился. — А я что сказал? — В твоих словах не было никакой искусности. Ни треска, ни блеска, ни взрыва. — Так ты дашь их нам? — спросил Рёма. Монокума надулся. — Блин, вы вообще подыгрывать не умеете, что ли? Вы ломаете сердце бедного старика-медведя. Я уже не так молод, знаете ли. Сколько лет я уже этим занимаюсь, как я постарел, но разве у молодёжи есть уважение к своим предкам? Неееет. — Мы ждём, — вставила Каэде. — Ц, ладно-ладно, — ответил он и подошёл к ним вразвалочку. — На сегодня у меня для вас два подарка, и первый из них, — он вытащил нечто похожее на огромный отбойный молоток из-за своей крошечной спины, — отбойный молоток справедливости Монокумы! Чабашира встала и робко приняла предмет. — Тенко возьмёт его. А второе? Медведь поднёс лапы к пасти. — Я-то знаю, какой второй, а вам ещё только предстоит узнать. Сначала займитесь молотком, а потом уже позовите своего прекрасного директора. Выдав этот загадочный комментарий, он вновь исчез. — Ам, ну что, — через какое-то время сказала Цумуги, — есть идеи, куда, — она помахала руками в сторону объектов в руках Тенко, — это подойдёт? — На верхнем этаже не осталось никаких лестниц и закрытых дверей, и, ну, — Кайто почесал затылок, — такой хуйнёй обычно копают, так? Поэтому, наверное, придётся спускаться. — Кажется, у меня есть догадка, — заговорил Рёма, поднимаясь на ноги. — Из-за костылей я осознал, насколько пол в некоторых частях школы неровный, и в вестибюле явно есть впадина, к которой может подойти такая штука. — Ладно, — ответила Каэде. — Выходит, — она показательно посмотрела на Кайто, — мы пойдём все вместе? — Естественно, — ответил Момота, нарочно игнорируя её взгляд. — А почему кто-то должен оставаться? Акамацу отвела глаза. — Действительно. — Тогда пошли, — сказал астронавт. На выходе Чабашира обеспокоенно посмотрела на пианистку, но узники не переговаривались до тех пор, пока не достигли школьного фойе. Кайто снова заговорил первым, нарочно не обращая внимания на остальных, которые с опаской присматривали за ним. — Хоши, эта впадина где-то здесь, да? — Вроде бы, — ответил Рёма, встав точно в центре комнаты. — То ли люк, то ли ещё что. Малозаметный, но я несколько раз об него чуть не споткнулся. Тенко подошла к нему, пристально рассматривая пол. — Где-то тут? Тенко не уверена, как правильно этим пользоваться, — она осмотрела девайс, напоминавший бурильный молоток. — По большей части потому, что тут не видно включателя. — Ну, — произнесла Цумуги, — Монокума ещё ни разу не давал нам чего-то адекватного. Может, нужно просто… нажать им на этот люк? Чабашира обернулась, чтобы получить одобрение остальных, прежде чем принять предложение Широганэ. Объект тут же отреагировал, из-за чего вся зона, на которую указал Рёма, опустилась и образовала собой лестницу, ведущую вглубь. Тенко отошла на пару шагов, а после подала голос. — Кажется, это туннель. — О, стоит ли нам… — начала было Цумуги, после чего оглянулась на Кайто и Хоши. — Вообще-то, ам, как у вас отношения с лестницами? Астронавт фыркнул. — У меня комната на втором этаже общежития. Естественно я справлюсь. — Там ещё и так пыльно, — отозвалась Чабашира. — Может, Момоте-сану лучше… — Я сказал я справлюсь, — перебил Кайто и оттолкнул Цумуги, чтобы пройти в туннель к Тенко. Пока Широганэ приходила в себя после толчка, Рёма вставил: — Будет небыстро, но я тоже справлюсь. Теннисист шёл медленно, но уже через несколько минут вся их небольшая группа двинулась в относительно лишённый украшений туннель. — Знаете, — заговорил Кайто, — я думал, что у нас уже есть всё, что нужно для школы, уже не говоря о всякой дополнительной дребедени. Что ещё Монокума мог… Слова высохли у него в горле, когда у них на пути встала большая дверь со знакомым символом. Каэде помрачнела в лице, тут же узнав комнату, но всё равно подёргала за ручки, которые, она знала, не откроются. — Заперто. Выходит… это лаборатория Омы-куна. Цумуги что-то заговорила, но Акамацу в это время наблюдала, как притворная бодрость Кайто увядала на глазах. — Ам, раньше мы всегда умудрялись попасть во все закрытые талантливые лаборатории. Правда… именно Ома-кун взламывал двери все три раза, но мы всё равно можем использовать… — Забей, — перебил астронавт. Косплеер хотела сказать что-то ещё, но её прервала Чабашира. — Если мы всё, Тенко готова отвести всех, кому надо, к ним в комнату. — Это… — Кайто отвернулся от двери, снова улыбаясь, — Это, конечно, здо́рово, Чабашира, но я пока что останусь тут. Та кивнула. — Ладно, Тенко понимает. — О, но, ам, — вымолвила Цумуги, — разве Монокума не говорил, что даст нам второй предмет на исследование, когда мы закончим тут? Теннисист пожал плечами, уже разворачиваясь назад. — Да какая разница. — Тенко кажется, что это может подождать, — чуть добрее сказала она. — А, да, наверное, — ответила Широганэ, и Каэде стало интересно, заметили ли остальные истинную причину её разочарования. Когда Цумуги повернула обратно вместе с Хоши и Тенко, Каэде сказала: — Момота-кун, мне кажется, нам надо поговорить. Если не сейчас, то скоро. Кайто помолчал, в то время как косплеер заговорила: — А, но, Акамацу-сан… — Давай сейчас, — тихо ответил он. Акамацу не ожидала такого ответа, но силой воли постаралась не выдать своё ошеломление и поспешно кивнула. — Хорошо, тогда мы вернёмся к вам позже. Тенко ушла с полным понимания лицом. Лицо Цумуги переполняло что-то другое, но пианистка отвернулась, чтобы та не заметила её взгляда. Шаги Чабаширы и Хоши начали отдаляться, а неуверенные шаги косплеера раздались чуть позже. Когда остальные практически исчезли, Кайто пусто усмехнулся. — Помнишь, как мы исследовали в последний раз и как я наорал на них, чтобы они отъебались? Они выносили мне мозги, и мне так это надоело, что я не хотел их видеть. А теперь… — он помотал головой и сел, опираясь на дверь, — теперь я не знаю. Теперь просто ощущаю себя сволочью. — Ты не мог знать, что всё так случится. — Нет, должен был знать. Я думал об этом вчера ночью, когда Чабашира читала мне лекцию по поводу самоубийства. А потом я прозрел. Мой тупой пиздёж про смерть — вот что сподвигло их на это. — Он опёрся головой о дверь и уставился в потолок. — Кокичи сам так сказал. А Маки бы вышла из себя, если бы я умер. Пианистка не знала, что ответить, тоже присаживаясь на пол. — И что ты будешь делать теперь? Всё ещё планируешь умереть? — Не знаю. Ну, скоро выбирать буду уже не я. Каэде подтянула колени к груди. — Это… это полный отстой. — Ага. Они замолчали, прежде чем Момота заговорил: — Надо было сказать это при всех, но… прости, что вёл себя как долбоёб на суде. И за то, что ударил тебя. — Ничего, мне кажется, тебя никто не винит. По крайней мере, я нет. — Ты сейчас про суд или про драку? — Про суд. А за драку я прощу тебя, когда у меня заживёт синяк. Он фыркнул. — Эй, это тебя не должно волновать. Всё-таки ты меня первая ударила. — Это да, но я-то думала, что ты из тех парней, которые не бьют девушек исподтишка. И не дёргают их за волосы. Астронавт рассмеялся. — Ты крепкая — я подумал, ты это выдержишь. — Только поэтому? — иронично спросила Каэде. — Ну, — вздохнул он, — это лучше, чем правда. И — как там было — белая ложь всё-таки не такая плохая. — Ага. Помнится, кое-кто говорил так несколько раз. Кайто улыбнулся, помотав головой. — Я ужасно к нему относился, знаешь. Я до сих пор не пойму, почему он сделал меня своим любимым, но раньше мне это не нравилось. — Я помню, он, кажется, говорил почему: умерло очень много парней, Хоши-кун и Гонта-кун уже достаточно привязались друг к другу… а Киибо-куна он всегда недолюбливал. — Вообще-то он как-то рассказывал мне об этом. Он считал Киибо подозрительным просто потому, что он робот. Каэде кивнула. — Всё-таки он был робофобом. А когда вы с ним об этом говорили? Момота пожал плечами. — Не помню. Он мне много всего рассказывал. Даже когда мне казалось, что он один из самых надоедливых людей в моей жизни, он всё равно приставал ко мне и рассказывал всякую херню, а потом отшучивался тем, что соврал. Я до сих пор не знаю, что из его слов правда. — Ха, никогда не думала, что Ома-кун из тех, кто любит делиться. — Наверное. — Астронавт запустил руку в волосы. — Пиздец, парень отдаёт за тебя свою жизнь, а ты до сих пор не знаешь, кем он тебя считал. — Ты ему нравился. Мне кажется, поначалу он просто дурачился с тобой, но потом… ты попытался убить его… — Она пронаблюдала, как Кайто помотал головой. — Что было дальше? — Я обещал тебе как-нибудь рассказать эту историю, да? Ну, — он вздохнул, — вы с Маки много говорили про убийство мастермайнда, а я просто… мне казалось, я должен что-то сделать. Я не мог один сидеть сложа руки, по крайней мере, так я чувствовал. — Понимаю. Прости, если я сподвигла тебя на это. — Нет, не извиняйся. Это был мой дебильный выбор. И… мысли об убийстве мастермайнда сразу после того, как Ирума объяснила всю эту хуйню про смерть в виртуальном мире, просто снесли мне башку. Но я всё равно решился на это всего на пять секунд. — Ома-кун говорил нечто похожее. Только он сказал, что потом ты встал перед ним на колени и молил о прощении. Кайто фыркнул. — Ну естественно он такое сказал. Но нет, я толкнул его к полкам — не так сильно, — но он вскрикнул, как от боли, упал на пол… и у меня полностью сдали нервы. — Он почесал затылок. — Я застыл на месте, а он начал что-то бормотать, но я едва его слышал. Я просто слишком испугался того, что сделал. Но я помню, как он говорил… «ты этого не сделаешь, ты не убийца, ты не станешь» или что-то такое. — И он был прав. Ты не убийца. — И я понял, насколько он прав, только когда он сам сказал это вслух. А потом, а, вся эта тема про «молил о прощении»… она не так уж и далека от правды. Каэде изогнула бровь. — Ты же не встал перед ним на четвереньки? — Нет, — ответил Момота, коротко усмехнувшись, — но я просил у него прощения и не мог остановиться. Я просто не знал, что ещё можно сделать, так что просил снова и снова, отчего даже он разозлился. Он… — Кайто оборвался на полуслове, глядя куда вдаль пустого коридора, — ему пришлось буквально успокаивать меня после моего собственного покушения. И я чувствовал себя уебаном. — Потом ты вернулся в реальность, а Харукава-сан отправилась за ним, так? Астронавт кивнул. — Ага. Прозвучит ужасно, но я отчасти даже был благодарен, когда понял, что она собиралась сделать. В смысле, я конечно не хотел, чтобы Маки кого-то убивала, но… зато я мог как-то загладить свою вину перед ним. И поэтому я при всех объявил, что защищу его, и, ну, — он самоиронично усмехнулся, — справился просто заебись, да? — Если тебе так будет лучше, я считаю, Ома-кун из тех людей, которые не позволяют другим себя защищать. — Наверное. Мне кажется, вся эта хуйня научила меня, какой отсосный из меня герой. Кокичи и Маки спасли меня, а Чабашире теперь приходится постоянно возиться со мной… Пианистка обняла колени крепче. — Эй, Момота-кун, я уже это говорила, но я действительно считаю, что ты лучше меня как человек. Не знаю, завидовала ли я, но я просто… не понимала — и до сих пор не понимаю, — как ты можешь быть таким терпеливым и снисходительным к людям, которые как будто бы… этого не заслуживают. Кайто ухмыльнулся. — Я в курсе, что ты просто пытаешься меня приободрить… — Но ведь это правда так. Даже когда мы с Омой-куном были на одной стороне, он меня ненавидел, а я ненавидела его, и мне казалось, что так и должно быть. Но тогда я вспоминала, как ты заводил с ним настоящие разговоры, и… я не понимаю. Может, у меня просто не так много веры в людей. Момота помолчал, окидывая Акамацу взглядом. — Может, всё дело и вправду в вере. Я сам никогда не думал об этом. Наверное, я просто считаю, что полностью неисправимых людей не существует. — Я… Я вряд ли могу считать так же. — Многие люди так не считают. Маки думала, что она безнадёжна. Типа, что ей уже слишком поздно выбирать собственный путь. А вот что думал о себе Кокичи, я не знаю. Иногда он вёл себя так напыщенно, а потом говорил всякую хрень про то, что его жизнь неважна. Типа, как только мы пришли в мою комнату после смерти Киибо, это он придумал план, где мы врём вам о том, что я пытался с ним сделать. — И ещё я не понимаю, как человек может так беспечно относиться к собственной смерти. Кайто помедлил. — Я тоже об этом думал. Он был совершенно не прочь умереть, и я не знаю, как это меняет то, что произошло: в лучшую или худшую сторону. Пианистка замешкалась, прежде чем наконец ответить: — На самом деле я даже понимаю… такую готовность. Перед первым судом мне казалось, что для меня всё кончено. Мне было очень страшно, но я уже решилась пройти через это. Но, если бы мне пришлось умереть сейчас, — она вздохнула, — даже не знаю. Наверное, когда над тобой нет угрозы смерти, у тебя меняется отношение к ней, если можно так сказать. Астронавт кивнул. — Верно. Раньше я говорил себе, что обязан жить, ведь я столько всего хотел сделать, но сейчас я просто хочу умереть на своих условиях. Если я смогу решать, я выберу что угодно, лишь бы не умирать в угоду этой пизданутой игры. — Я в курсе, что мы устроили для них суд, но мне кажется, Харукава-сан и Ома-кун считали так же. По крайней мере… Ома-кун намекал на это, но ему всегда было тяжело напрямую передать свои мысли. Кайто улыбнулся. — Ага. Это так надоедало, но сам он пиздец этим гордился. — Ему и вправду нравилось нас запутывать. Кстати, ты всё-таки понял, зачем он заставил Харукаву-сан попросить тебя принести всякие странные вещи из лаборатории Ирумы-сан, например, голову Киибо-куна? Момота помотал головой. — Нет, но она просила меня не только её. Она просила, типа, голову, солнечную батарейку, пару инструментов, а потом ещё какую-то хрень из лаборатории Киибо. Я так и не понял это всё, но… я ещё даже не прочёл его записку. — Ты не хотел читать её при Тенко-сан? — Нет, я просто… у меня не было сил прочесть то, что они написали, зная, что умрут, но, — он поёрзал и вытащил знакомую бумажку из кармана пальто, — я хотел попытаться прочесть её сегодня. — Я могу оставить тебя наедине, если что. Кайто помедлил, перебирая записку. — Можешь остаться. Не давая Каэде сказать ещё слово, он развернул послание, и Акамацу увидела мелкий почерк на первой половине страницы и несколько рисунков по краям. Астронавт крепче вцепился в записку, а пианистка чуть приблизилась, чтобы суметь различить слова. «Момота, я пишу это письмо посреди ночи и сомневаюсь, что усну до или после его завершения. Все ошибки из-за нехватки сна, но я надеюсь, что они не помешают мне донести то, что я хочу. Я пишу тебе, потому что, хоть меня никогда не волновало мнение окружающих, пока оно не мешало мне достигнуть своей цели, сейчас мне кажется неправильным оставлять тебя без ответа. Также, я понимаю, что нашла решимость сделать это только благодаря тебе. Ты знаешь мою историю: я привыкла сражаться за других, но сейчас не об этом. Я не хотела, чтобы меня считали за человека, потому что тогда бы я разозлилась. Если я человек, значит со мной всю жизнь обходились неправильно. Но в этой убийственной игре, где все люди — ты раз за разом внушал мне это, — к нам относятся как к оружию. Ты говорил мне, что я могу свободно выбирать собственный путь, потому что те люди больше не контролируют меня — я больше не должна опасаться сделать кому-то больно. Но это неправда. Я попросту перешла от одного хозяина к другому. Мастермайнд использовал меня как оружие, как и те, кто воспитали во мне это. Но я больше не хотела быть обманутой и использованной. Я хотела думать за себя и найти другое решение. Не знаю, хотела ли я спасти или защитить кого-то. Но, когда я увидела Фонарь Флэшбеков, я знала, что он был чересчур удобным и был предназначен для того, чтобы манипулировать мной. Я знала, что мастермайнд хотел использовать меня, и я была слишком злая, чтобы сидеть сложа руки. Но, кроме убийств, я больше ничего не умею, и на этот раз я убиваю себя. Прости меня за то, что не сдержала данное тебе обещание. И я рада, что мне выпал шанс сражаться за тебя и остановить ультиматум. Ты никогда меня не слушаешь, но сделай всё, чтобы выжить.Обычная жизнь XIV
18 апреля 2021 г. в 13:00
Примечания:
От автора: Кое-кто наверняка ожидали этого поворота, хаха. Однако хочу сказать, что я запланировала ещё кое-какие твисты, которые вы увидите уже очень скоро!