I'd Trade My Life for Yours

Маки раздавала остальным предметы, которые хранила в Экзайле, при этом не умолкая ни на секунду. Тенко ловко поймала голову Киибо, в то время как Харукава объясняла: — Установить свой собственный сигнал проще, чем вы думаете. — Правда? — удивился Рёма. — Мне казалось, для этого нам придётся понять, как вообще установить радиосигнал, обойти какую бы то ни было систему Монокумы и сделать всё это, будучи под обстрелом. — Именно, — подтвердила ассасин. Цумуги заломила руки. — Так — постой, ам, — в каком месте это проще, чем мы думали? — Это проще, потому что это вообще возможно, — пояснила Маки. — Тогда что нам нужно делать? — спросил Кайто. — Сколько скажи, и я сде... — Ты остаёшься здесь, в безопасном месте, — перебила Харукава. Момота сдвинул брови к переносице. — Я не собираюсь сидеть на жопе ровно, пока ты... — Я буду отвлекать Монокуму на себя как можно дольше, — продолжила наёмница. — Сейчас я должна быть его единственной целью, но если он начнёт подозревать, что мы затеяли, то он переключится на вас, если он умный. — А по какой конкретно причине ему захочется расстрелять нас? — спросил Хоши. Маки кивнула на голову Киибо в руках Тенко. — Сначала трансляцию вёл не только мастермайнд: у Киибо были такие же способности, хотя он наверняка даже не знал про них. — Могу заверить вас, что так и было, — присовокупил робот из экрана выше. Харукава продолжила, едва ли обратив на его комментарий внимание. — Ирума сказала, что его тело превратилось в металлолом, так как его ИИ больше не может к нему подсоединиться, но в его голове до сих пор осталась рабочая камера и антенна. Чабашира, ты пойдёшь в лабораторию Киибо и с помощью всего подручного установишь там сигнал. — Тенко думает, что справится. Хотя... она не очень разбирается в компьютерах. — Никто из нас не разбирается, но других вариантов нет, — ответила Маки. — Я шарю в компьютерах, — возразил Момота. — Если ты позволишь мне... — Я уже сказала «нет». — Ам, — вымолвила Широганэ, — а как же мы? Это всё, что нужно, чтобы закончить игру? Мастермайнд точно больше ничего от нас не скрывает? — Я без понятия, — ответила ассасин, — но мастермайнд неважен, если нам удастся его переиграть. Однако, — она повернулась к Каэде, — если все пойдут в лабораторию Киибо, Монокума сразу поймёт, что к чему. Акамацу, Хоши, идите исследовать школу. Если у меня будет возможность, я подорву дверь в библиотеке, что как минимум отвлечёт Монокуму. — Резонно, — ответил Рёма. — Только нас вместе с ней не подорви. Харукава кивнула. — Посмотрим, что я смогу сделать. Широганэ, ты иди с Чабаширой. Вы единственные сможете убежать, если Монокума нацелится на вас. — А, я постараюсь, — согласилась косплеер с очевидным сомнением в голосе. — Ладно, а как же я? — спросил астронавт. Маки резким движением повернулась к нему лицом. — Ты останешься тут, в безопасности. Кайто разочарованно вздохнул. — Я уже сказал, я не... — Харукава-сан, — Каэде опасливо не сводила глаз с Цумуги, притворявшейся мебелью, при этом обращаясь к Маки, — как ты всё это поняла? Наёмница тут же бросила назревший спор с Кайто. — У меня нет времени объяснять всё, но большую часть придумали Ома вместе с Ирумой. Я подозревала, что мастермайнд манипулирует нами, а потом обменялась мнениями с Омой. — И вот этот план вы с ним придумали? — спросил Кайто. — Кокичи умирает, а ты... Что вообще будет после того, как мы установим сигнал и скажем зрителям, что Монокума пизди́т? Что будет с тобой? Маки скрестила руки; её невозмутимость, с которой она отдавала приказы, бесследно исчезла. — Я пойду в лабораторию Киибо, скажу аудитории, что я жива и что игра убийств разрушена. А потом... — она вздохнула, — будем надеяться, что этого хватит. — Хватит, чтобы Монокума отменил игру? — уточнила Каэде. Харукава вздохнула. — Насколько я могу судить, есть два исхода. Игра заканчивается сейчас независимо от того, потеряет аудитория интерес и доверие к Монокуме или нет. — Но исхода два, — вставила Цумуги, — либо Монокума отпускает нас, либо... просто убивает нас всех? — Да, — ответила наёмница. — А если этот план провалится, — продолжила косплеер, — то мы всё равно умрём, так? Мы нарушим правило против насилия по отношению к директору. — Тенко считает, что нам стоит попытаться. Мы либо остаёмся вместе, либо возвращаемся к игре убийств, а Тенко отказывается это допускать. И ещё, если мы упустим шанс покончить с игрой, то... то это будет оскорбительно по отношению ко всем, кто погиб. Кайто ударил кулаки друг о друга. — Как с языка сняла. Сделаем так, чтобы смерть Кокичи не была напрасной. Он пожертвовал собой, чтобы у нас появилась эта возможность, и я не позволю ей уйти впустую. — Значит, мы все согласны, — заключил теннисист. Пианистка посмотрела на Цумуги краем глаза, после чего ответила: — Верно. — Что ж, — вставил астронавт, — у меня всё равно есть одна проблема. — Я не дам тебе встать под угрозу, — отрезала Маки. — Мне всё равно, что это ранит твою гордость или что ты будешь до конца жизни жалеть об этом. Сейчас тебе нельзя умирать. — Я не собираюсь умирать, — ответил Кайто. — Я просто хочу выполнить своё обещание, ладно? Каэде вскинула бровь. — Обещание? — Я сказал, что защищу Кокичи, и если я смогу, — астронавт соединил кулаки с решительностью в лице, — то хотя бы защищу то, ради чего он собой пожертвовал. Маки пристально смотрела на него, в то время как Тенко выдохнула: — Момота-сан... Харукава не спускала с него глаз, а после чего вздохнула, взяла в руки нечто похожее на странную, навороченную базуку и выскочила из Экзайла. Несмотря на его внешнюю увесистость, ассасин легко держала оружие одной рукой, при этом умудряясь непринуждённо указать на теперь открытую кабину робота. — В Экзайле будет безопаснее. Оружие Монокумы нанесёт много урона, но это лучше, чем ничего. — Момота-сан не сможет им управлять! — воскликнула Тенко. — Его руки слишком... — Чабашира, — перебил Кайто, — всё нормально. Та нахмурилась. — Момота-сан, с твоей моторикой и ухудшающимся состоянием ты ни за что... — Я справлюсь. Я понимаю, что ты всё это время ухаживала за мной, и я ценю это, но просто... доверься мне, хорошо? Я должен это сделать. Чабашира всё равно казалась расстроенной, но в знак протеста она могла только покачать головой. — Может, ты и не ужасный, но за всё это время ты так и остался безрассудным мальчиком, разве нет? Кайто ухмыльнулся ей, взбираясь на Экзайл и садясь внутрь. — В точку. Рёма повернулся к Маки. — А ты будешь без защиты бегать по школе? — Именно. Но это ничего. Скрытность и увороты — всё-таки моя специальность. — О, точно, — вымолвила Широганэ. — В смысле, ты же ультимативный ассасин, а не ультимативный... пилот мехи? — Но разве это не сделает тебя очень уязвимой? — спросила пианистка. — Монокума нацелен на тебя... а не на Кайто. — Маки перевела взгляд на Акамацу, и та продолжила: — А если ты умрёшь до того, как Тенко-сан установит связь, то... план провалится, так? — Верно, но я не собираюсь умирать до завершения этого плана. — Ну, да, я надеюсь на это, — произнесла Каэде, — но это не помешает Монокуме попросту сделать удачный выстрел, например. Ассасин кивнула. — Я всё понимаю, но этого не будет. Я всю жизнь тренировалась для таких миссий: я ни за что не провалюсь, когда мне наконец выпал шанс бороться за себя. — Пианистка не переставала хмуриться, на что Маки добавила: — Доверься мне, — после чего приготовила оружие и пустилась по коридору. — Значит, начинаем? — уточнил Хоши, побуждая остальных следовать за ней. — Начинаем, — ответила Харукава, — Момота, ты первый. Если Киибо сделал свою работу, то в идеале Монокума не должен знать, что в Экзайле не я. — Всё понял, — ответил Кайто, после чего кабинка робота закрылась. — Долго отвлекать не придётся, — заверила наёмница. — Мне нужно только успеть найти укрытие и сделать пару выстрелов. А потом... постарайся не убиться. Каэде услышала ухмылку в голосе Момоты даже через динамики Экзайла. — Ничего не обещаю. Маки закатила глаза и продолжила. — Остальные, вы бежите к своим позициям, как только Монокума переключится на нас — Акамацу и Хоши идут первыми, чтобы Монокума подумал, что нам интересна школа. Чабашира, Широганэ, вы идёте в лабораторию Киибо, когда его внимание будет сконцентрировано не на вас. Чем секретнее ваше положение, тем больше у нас шансов. — Ладно, это всё звучит неплохо, — вставила пианистка, — но как же мастермайнд? Он всё ещё среди нас и может потенциально саботировать план. — Это неважно. Если найдёте его, убейте. Если нет, то пускай. Его смерть будет выгодна, но она необязательна. — Необязательна? — спросила Цумуги. — Но разве не он сдерживает нас здесь? Акамацу подозрительно наблюдала за косплеером, пока Маки отвечала на её вопрос, ни на секунду не замедлив шаг. — Да, но его убийство ничего нам не принесёт. Он хотел заставить нас в это верить, чтобы мы обратились друг против друга, но, — на расстоянии нескольких шагов Каэде заметила, как плечи Харукавы напряглись, — убийственную игру нельзя закончить убийством. Это так не работает. — Ладно, — сказал Рёма, — и ты говоришь, что игру можно закончить... посланием. — Посланием, — подтвердила Маки, — и отказом. Если ты вообще участвуешь в игре, значит ты уже проиграл. — И многие из нас были близки к этому, — эхом из Экзайла раздался голос Кайто. — Чёрт. Об этом... сложно думать. — Поэтому Ома-кун дал неверно казнить себя? — уточнила Широганэ. — Чтобы выразить свой протест игре? О-о, и, Харукава-сан, ам, пока у нас есть минутка... как вы с Омой-куном, ну, сфальсифицировали свои смерти? Маки обернулась к ней, и Каэде показалось, что она не ответит, но наёмница вдруг остановилась и подвернула рукав формы. Под ней оказались повязки бинтов. — Мы оба отдали столько, сколько смогли. Для убедительности нужна была кровь, а краска из ангара помогла дополнить её. — Вы, — Акамацу побледнела, — вы оба... — Она невольно вздрогнула. — Да. Предлог очистить пресс позволил нам использовать меньше крови, чтобы не беспокоиться за правдоподобность, а запах химикатов перекрыл запах краски. — Она опустила рукав. — Вторую часть плана придумал Ома. А у него без трюков никак. — Оно и понятно, — на выдохе произнесла Тенко. Маки пожала плечами, не сбавляя шаг. — Мы оба знали наши сильные стороны. Ома взял на себя суд, а я всё это. Кайто усмехнулся. — Сложно представить, как Кокичи бегает по школе стреляет лазерами в Монокуму, хотя он бы точно повеселился. Наёмница немного помолчала, а её взгляд был нацелен на астронавта. — Ты до сих пор называешь его... — Она оборвалась на полуслове, помотав головой, и снова оглядела остальных, продолжая: — Момота, на суде Ома... ничего особо необычного тебе не сказал? О тебе, например? — А? Да вроде нет. А что? Должен был? — Нет, — стоически ответила она. — Просто хотела проверить, не нарушил ли он эту часть нашей сделки. — Погоди, — вставил Кайто, — какой сде... — Мы пришли, — перебила Маки, когда они достигли выхода из ангара. — Момота, ты готов? — Думаю да. Эй, Киибо, ты знаешь, где Монокума? Один из выпуклых мониторов у них над головой включился. — Он всё ещё в главном дворе, но он установил какую-то засаду либо баррикаду перед лестницей, — ответил робот. — Я рекомендую соблюдать предельную осторожность, если будете пытаться вступить в схватку, так как Монокума занимает позицию на возвышенности. — На возвышенности? — повторила Цумуги. Каэде нахмурилась. — Это... важно? — Нет, если Момота сможет его отвлечь, — возразила наёмница. Она подняла глаза на Кайто и кивнула. — Как только будешь готов. — Понял, — ответил он и повернулся к остальным. — Увидимся, когда сможем выбраться отсюда к чёртовой матери, поняли? От его прощения в груди Каэде растеклось странное чувство, после чего она оглядела своих оставшихся одноклассников; её сбило осознание реальности происходящего: они идут в битву. — Да, — солгала она, несмотря на болезненное ощущение ужаса. — Мы встретимся и сбежим, — она невольно перевела глаза на Цумуги, — вместе. Момота согласно что-то ответил, но Акамацу не сводила глаз с Широганэ, которая стояла как никогда пассивно, умудряясь сливаться с фоном в такой маленькой группе людей. После этого двери, ведущие в нижний двор, открылись, и астронавт отчалил. Голос Маки эхом раздался из динамиков Экзайла, предлагая Монокуме битву один-на-один. Настоящая Харукава закатила глаза от его плохой пародии и повернулась к остальным, чтобы дать последнее напутствие: — На самом деле Монокума не хочет причинять вам вред. Делайте, что можете, но не вставайте между ним и мной. Только в этом случае он может сделать исключение. — Ладно, — ответила Каэде, — и... ты тоже выживи. Наёмница одарила её непонятным взглядом. — Посмотрим. — Далее она молча выскользнула наружу. Спустя несколько секунд в отдалении раздались взрывы. Монитор снова переключился на лицо Киибо. — Акамацу-сан, Хоши-кун, выдвигайтесь. Монокуме нужно увидеть вас, чтобы вы его отвлекли, но будьте аккуратны. — Сделаем, что сможем, — ответил Рёма и поднял глаза на Каэде. — Акамацу? Пианистка вдруг занервничала, оставляя Тенко наедине с Цумуги и вспоминая самый главный аспект их с ней плана. Чабашира поняла первую причину её волнения из её взгляда и сказала: — Тенко будет в порядке. Она обещает. Каэде вымучила улыбку. — Хорошо. Просто держи ухо востро, идёт? Она увидела, как губы косплеера изогнулись в недовольстве, когда Чабашира ответила: — Идёт. Окинув девушек оценивающим взглядом, Акамацу перевела глаза обратно на теннисиста. Тот кивнул и двинулся на улицу. На первых шагах им не было видно характерных признаков битвы, но по мере приближения к лестнице звуки отскакивающих пуль становились всё громче. Начиная взбираться по ступенькам, Рёма произнёс: — Наверное, я буду тебя тормозить. Если надо будет бежать, беги. Каэде сжала губы в тонкую линию. — Если ты намекаешь, чтобы я тебя оставила, то зря, и ты не сможешь убедить меня жертвовать тобой без причины. Теннисист пожал плечами. — Ладно. Просто умирать нам обоим будет бессмысленно. — Никто не умрёт, — ответила Акамацу больше по привычке. Хоши, не сбавляя шага, спросил: — Ты же сама в это не веришь, так? Когда они преодолели лестницу, успело прогреметь столько взрывов, что дало Каэде оправдание её молчанию. Оказавшись наверху, пианистка увидела танк, который описывал Киибо, вместе с военной артиллерией в стиле Монокумы. Всё это время Кайто не переставая перемещал Экзайл, а теперь отвёл его в сторону, когда реактивный снаряд ударил туда, где он стоял всего секунды назад. Маки приникла к земле в кустах, а Каэде наблюдала, как она, будучи в укрытии, нацеливала оружие. Ослепительный лазер, выстреливший из нечто похожего на противотанковое реактивное ружьё, попал точно в штурмовой вертолёт с узором Монокумы. Он находился в воздухе на большой дистанции, но последующий взрыв и кренившийся вертолёт настолько потрясли Акамацу, что она потянула Рёму и побежала быстрее. Тот прошипел, неправильно приземлившись на раненую ногу, но в остальном никак не возразил. Пианистка мчалась без оглядки. Тем временем вертолёт врезался в землю, и снова выстрелил лазер. Монокума кричал через нечто похожее на интерком, а Кайто своим голосом воскликнул, чтобы Маки бежала быстрее. Звуки сражений лишили пианистку слуха, так что потенциальные шаги Хоши у неё за спиной оставались вне зоны её слышимости. Они вдвоём заняли укрытие за разгромленным общежитием, чтобы Рёма имел возможность восстановиться перед следующей погоней. Акамацу снова кинула взгляд на сражение. Маки как-то умудрялась двигаться ещё быстрее, чем в ангаре, где уворачивалась от Экзайлов. Только прикрывающий огонь Кайто отвлекал Монокуму от того, как ассасин бежит по выжженной земле бывшего школьного двора, останавливалась, чтобы совершить чёткий выстрел, и снова бросалась с места, которое в тот же момент превращалось в кратер. Хотя пианистка так и не ответила на вопрос Хоши, она закусила щеку изнутри и проговорила ответ про себя, а вслух сказала: — Киибо-кун ведь говорил, что отобрал у Монокумы возможность создавать клонов... — Может, он ошибся, — предложил теннисист. — А может, они создаются где-то в другом месте. В смысле, я раньше никогда не видел в этой школе ни вертолёт, ни танк. — Они создаются снаружи... — проговорила Каэде. — Вне школы есть место, откуда поступают Монокумы. — Для нас это плохо. И ещё, — Рёма кивнул на танк, вдруг двинувшийся в их сторону, — кажется, нам пора. Внезапный наплыв страха потянул пианистку вперёд. В отдалении эхом раздался голос Киибо: — Акамацу-сан! Хоши-кун! Монокума вас видит! Каэде не знала, бежит ли Хоши за ней: его шаги полностью заглушали пули Кайто, врезавшиеся в танк Монокумы. Оружейные выстрелы на такой близкой дистанции ощущались совершенно по-другому: каждый звук взрывается и отдаётся эхом, скрипя о металл. Но весь этот шум и близко нельзя было сравнить с грохотом, с которым разваливалось общежитие. Здание школы тоже потерпело разгром, но отказывалось падать, отчего Акамацу заставила себя бежать дальше, несмотря на боль, раздававшуюся в ноге. Только распахнув передние двери школы, она остановилась и увидела Рёму в паре метров от себя. Монокума с новым интересом открыл огонь по Маки, которая ловко уворачивалась от его выстрелов посреди возникших руин. Пианистка не сказать что любила свою комнату в этой тюрьме, но оттого, как легко её уничтожили, она осознала всю необратимость их действий, как и от вида развалин, усыпавших повреждённое здание школы. Как только Рёма пробежал внутрь мимо неё, Каэде захлопнула двери, будто это не даст снаряду разорвать их на куски. Собравшись, Хоши спросил: — И что теперь? — А, искать улики? Или хотя бы сделать вид? — В таком случае есть идеи, откуда начать наш воображаемый поиск? Акамацу вцепилась в кепку. — Я... могу поискать в подвале, если ты возьмёшь этот этаж. Вдруг Киибо-кун сможет открыть секретную комнату. — Думаешь, я тут что-то найду? — уточнил теннисист. — Ну, тут смысл не в самих поисках, а скорее... как бы это сказать — в том, чтобы Монокума решил дать нам подсказку. Рёма одарил её подозрительным взглядом. — Считаешь, сейчас Монокума готов подать нам руку помощи? — Мне кажется... мне кажется, нам нужно думать о том, чего хочет сам Монокума, а он наверняка не хочет, чтобы мы проигрывали. Он только хочет, чтобы мы продолжали играть в игру. — То есть, если Монокума попытается что-то мне показать, — заключил Хоши, — лучший вариант — это игнорировать его. — Насчёт этого я тоже не знаю, — призналась она. — Просто... поступай на своё усмотрение. Теннисист кивнул и направился прочь. — Обязательно. — О, подожди, Хоши-кун, — прикрикнула Каэде ему вслед, — и ещё — ну, знаешь — будь осторожен. Он посмотрел на неё через плечо с лёгкой улыбкой. — Только если ты тоже. Хотя это далеко не самый обнадёживающий ответ, в его голосе прозвучал некий дух товарищества, от которого Акамацу удалось двинуться с места даже с некоторым оптимизмом. Из сражения на улице с трудом можно было разобрать отдельные звуки, пока пианистка пробиралась в подвал, но, когда Каэде почувствовала себя в относительной безопасности, она вытащила из рюкзака монопад Миу. — Эй, Киибо-кун, ты ещё можешь со мной говорить? Мне надо спросить у тебя кое-что наедине. По преодолению нескольких ступенек устройство в её руках воспрянуло к жизни. — Здравствуй, Акамацу-сан, — заговорил робот. — Оказывается, у меня ещё есть связь с этим монопадом. — «Оказывается»? То есть ты был не уверен? — Боюсь, да. На самом деле... — Киибо прервался на полуслове. — Неважно. Пока нет смысла тебя волновать. Акамацу-сан, ты хотела что-то спросить? — Ам, ну ладно? Я просто хотела попросить тебя присматривать за Тенко-сан и дать ей знать, если Широганэ-сан захочет... подкрасться к ней, там. — Нет нужды переживать, — заверил робот. — Я уже слежу за этим, поддерживая с ней контакт и указывая дальнейшие этапы в плане Харукавы-сан. Однако Широганэ-сан не представляет проблемы, так как в эту секунду она покидает мою лабораторию. Пианистка сдвинула бровь к переносице. — Что? Куда она пошла? — Полагаю, к тебе, однако ей потребуется время, чтобы преодолеть поле боя. Положение становится... всё более опасным, пока мы с тобой говорим. Будто в подтверждение его слов неподалёку эхом раздался угрожающе громкий взрыв. — А в подвале мне будет безопаснее? — спросила она скорее у себя, чем у Киибо. Однако робот обдумал её вопрос и ответил: — В подвале снаряды и обломки не смогут непосредственно причинить тебе вред, но там у тебя будет только один выход. Если лестница окажется заблокированной или уничтоженной... — Я в ловушке — понятно. В общем, Киибо-кун, я хотела спросить, сможешь ли ты открыть дверь в библиотеке, но... Она оборвалась на полуслове. — Акамацу-сан? — позвал Киибо. — Наверное, я просто попрошу Широганэ-сан, когда она придёт. Киибо явно не понравился этот ответ, однако он сказал: — Можно и так, но я бы не стал доверять её сотрудничеству. — Всё будет хорошо, — заверила Каэде. — Вряд ли она будет меня останавливать. Киибо сжал губы в тонкую линию, умудряясь выражать своё подозрение, будучи проекцией искусственного интеллекта. — Ясно. Акамацу вошла в относительно уцелевшую библиотеку со словами: — Тем не менее, что ты собирался мне сказать? Думаю, у нас есть время, пока Широганэ-сан не пришла. — Это так, однако я сомневаюсь, что мне следует обременять тебя этими сведениями в такое время. — Нет, я хочу услышать их. Всё равно в этом и есть смысл этого вымышленного исследования: поиск последних крупиц информации. — Это... логически верно, — сдался Киибо; из-за тона его голоса любопытство Каэде сменилось тревогой. — Мне... трудно с этим смириться, но я понимаю, что с этой ситуацией ничего не поделать. — С какой ситуацией? Робот помедлил, после чего ответил: — Чтобы спасти мою жизнь, Ирума-сан загрузила меня в свой монопад и дала доступ ко всей школьной системе. Моё оригинальное программное обеспечение почему-то оказалось идеально совместимым с монопадом, что вообще позволило мне овладеть этим доступом, из-за чего я кое-что понял. — И это что-то плохое, да? — уточнила Каэде. — Для меня да. Ввиду своего текущего состояния я не могу существовать вне границ школьной сети. Даже если вынести монопад во внешний мир, как только он потеряет школьный сигнал — будь тому причиной расстояние, отключение школьной сети из-за окончания игры или разрушение школы, — я не смогу функционировать. Пианистка крепче вцепилась в монопад. — Ты не сможешь сбежать? — Нет. Также, я не уверен, хорошо это или плохо, но из своего расследования я выявил, что я никогда не мог находиться вне школьной сети. Уничтожение школы или выход за её пределы — всё это означает конец для меня. — Не может быть, — ответила Каэде, — наверняка есть какой-то другой выход. Мы просто сообразим, как переместить тебя на какую-нибудь другую сеть... Именно для этого мы контактируем с внешним миром... — Акамацу-сан, — перебил робот, — наверное, ты не поняла: я совместим со школьной сетью. Я... пришёл к выводу, что я был создан специально для этой игры. Когда она закончится, тот, кто ей управляет, отключит меня вместе со всем, что её поддерживало. — А я говорю, что ты сможешь сбежать с помощью нашей трансляции, — возразила Каэде. — Тебе просто нужно использовать её, а потом ты будешь свободен, так? Киибо улыбнулся. — Я ценю твоё предложение, но... боюсь, это так не работает. Пианистка потерянно смотрела на робота. — Почему ты сдаёшься? Почему ты... — Я смирился, — перебил он. — Я хочу сделать всё возможное, чтобы поспособствовать вашему побегу, и... возможно, это прозвучит иррационально, хоть я не знаю, куда существа вроде меня отправляются после смерти, будь у меня выбор, я бы предпочёл увидеться с Ирумой-сан и со всеми остальными. — Помешкав, он договорил: — И я скажу им, что у нас получилось. — Я... я думаю, тебе следует это сделать. И ты точно это сделаешь. — Я рад, — ответил Киибо. — Но я всё равно считаю, что ты не должен ставить на себе крест, — настояла Акамацу. — Я уже сказал, что всё не так просто. Я не сдаюсь, скорее... я принимаю себя таким, какой я есть. Каэде сдвинула бровь. — О чём ты? Ты же ненавидишь, когда мы называем тебя роботом, тыкаем на это или... — Дело не в том, что я робот. Даже будь я человеком, моя находка всё равно оказалась бы правдой. Я... ненастоящий. — Э, нет? Ты настоящий. Да, ты компьютерная программа, но я же разговариваю с тобой прямо сейчас. И как можно быть человеком, но при этом ненастоящим? — Полный ответ на этот вопрос довольно комплексный, — медленно проговорил Киибо, в процессе взвешивая свои слова. — Но из своего расследования я установил, что я был полностью создан конкретно для этой игры. Так что, когда я говорю, что меня не существует вне игры... это имеет несколько значений. — Ты был создан для этой игры? — повторила Каэде, в тот же момент услышав, как дверь в библиотеку со скрипом открылась. Киибо было собирался сказать что-то ещё, но она прервала его со словами: — Прости, мне пора, — и увидела, как Цумуги просунула голову внутрь. Не слушая последних возражений робота, пианистка засунула его в рюкзак и кивнула, чтобы Широганэ проходила внутрь. Косплеер послушалась со словами: — Хоши-кун не здесь, полагаю? — Он должен быть на первом этаже либо выше, — ответила Акамацу. — Мы якобы что-то ищем, так что я без понятия, чем он занят. — Ну, — сказала косплеер, проходя мимо неё к секретной двери, — это он «якобы» что-то ищет. Цумуги надавила на книжный стеллаж, отчего тот отодвинулся назад, и перед ними предстала дверь. Широганэ с той же непосредственностью вынула из кармана ключ-карту и провела ей по считывателю. Дверь с тихим щелчком исчезла в стенах и открыла проход. Косплеер отступила в сторону со словами: — После вас. — Вообще-то, — возразила Каэде, — лучше ты иди первой. Цумуги улыбнулась, помотав головой. — Мы уже обсуждали это, Акамацу-сан. Сейчас я не собираюсь убивать ни тебя, ни остальных. Ну, — она вздохнула, убирая прядь за ухо, — кроме Харукавы-сан. Пианистка невольно ухмыльнулась. — Не ожидала такого, да? — Нет. И ей нужно умереть до финального суда. Я разумный человек, и ты знаешь, что я во многом готова уступить, но это не обсуждается. — Так ты просто убьёшь её? — спросила Каэде. — А как же трансляция с твоей аудиторией? Ты осталась наедине с Тенко-сан, но ты ничего не саботировала, верно? — В идеале Харукава-сан должна умереть до того, как Чабашира-сан доведёт дело до конца, несмотря на то, что ей даёт указания Киибо-кун. Если я убью или причиню вред Чабашире-сан и тем самым раскрою себя, будет только хуже. Каэде кивнула, пытаясь соединить воедино куски информации. — Выходит, ты оставишь это на Монокуму? — Пока да. Неприятно, что Момота-кун в это полез, так как подрывать его сейчас нежелательно, поэтому у Монокумы слегка связаны руки, но, — она пожала плечами, — поживём — увидим. В общем, — она направилась в комнату, — ты идёшь, Акамацу-сан? Пианистка помедлила, осознавая, что сейчас войдёт в логово мастермайнда, чуть ли не держась за ручки с его хозяином. — Да. Комната была ей знакома. Цумуги не потрудилась ничего объяснять, сразу же поспешив стянуть брезент с Матери Монокумы. Она тут же затараторила Широганэ о том, что её грандиозное раскрытие так и осталось испорчено, а Акамацу уставилась на неё в шоке. — Это... Это та комната, которая соединена с женской уборной. — Верно, — подтвердила косплеер. — Не могу поверить, что вы с Ирумой-сан так быстро её нашли. А потом Ирума-сан возомнила себя самой умной и встроила Киибо-куна в систему... — Она помотала головой. — Слов не хватит описать, как это было геморройно. — Не скажи! — огрызнулась Мать Монокума. — Подумай, через что пришлось пройти мне! Какая-то соплячка шарилась в моей системе, сделала так, чтобы я не могла создавать Монокум, разлучила меня с моими ненаглядными нанокумами... — Ты совсем не можешь с ними связаться? — перебила Цумуги. — Мне нужно, чтобы ты отправила Монокуме сообщение. Каэде неуверенно шагнула к ним. — Что ты... — Скажи ему, что Харукава-сан хочет пробраться в лабораторию Киибо-куна, — продолжила Широганэ, — чтобы он установил там охранную точку. И если он не сможет убить Харукаву-сан, пусть просто подорвёт лабораторию. — Ты не можешь! — выкрикнула пианистка. — Тенко-сан... — И там находится один из участников, так что это только на крайний случай, — прибавила Цумуги, закатывая глаза из-за истерики Акамацу. — Ну что? — Да-да, — ответила Мать Монокума. — Дай только посмотрю, что можно сделать с этим бесполезным суррогатом, разделяющим бедную мать от своих детей. Косплеер потёрла переносицу в ответ на капризы, отвечая только: — Просто отправь сообщение. Долю секунды поразмышляв, Каэде крикнула: — Киибо-кун! Ты слышишь меня? В секретной комнате мониторы отсутствовали, но тот, что находился в библиотеке, отозвался на её крик. — Слышу! — эхом раздался голос робота. — Ты же слышал, что сейчас было? Скажи остальным, что Монокума знает про план. — Понял! Цумуги скрестила руки. — Что ж, мы обе сделали всё, что в наших силах. Но всё равно знай, что Харукава-сан не переживёт эту свою драку с Монокумой. — А что будет, если она выживает и мы установим сигнал? — спросила Акамацу. — Тогда твоей игре настанет конец, разве нет? — Я бы предпочла, чтобы этот план провалился, да. Но если он всё-таки преуспеет, знай, что вы попросту никак не сможете мирно утопать отсюда. — Значит, ты убьёшь всех нас? — Пианистка прищурилась. — Нет, — возразила косплеер, — мы закончим игру по правилам. — Но весь смысл в том, что твои правила не работают и ты уже много раз нарушала их. Ты не можешь сделать вид, что это неважно, и притвориться, будто ничего не было. — О, это как раз-таки важно, — согласилась Широганэ. — Я ожидаю много отрицательных реакций на всю эту ситуацию, но я лучше потерплю одну неудавшуюся игру, чем рушить всю идею. О, и, — она подняла руку, — не спрашивай, что я имею в виду под «идеей»: я объясню на суде. Каэде сжала руки в кулаки. — Суда не будет. — Будет, если ты-таки хочешь моей смерти. А после того, как ты закончишь расследовать эту комнату, ты очень захочешь, чтобы я умерла. Поверь, я не стану тебе врать. Акамацу слегка поёрзала, не зная, как ответить на указания Цумуги. — Я уже расследовала здесь вместе с Ирумой-сан. Тут ничего нет. — А вот и есть, — возразила косплеер. — Просто тогда этого здесь не было. Вперёд, осмотрись. Я подожду. О, но если захочешь что-то у меня спросить, то притворись, что я снова блеклая и скучная, в качестве небольшой услуги. Так будет легче смонтировать. — Ты мерзкая. Цумуги вздрогнула, уже приняв свою маскировку. — Ах, Акамацу-сан, я понимаю, что я блеклая, но за что же ты со мной так жестоко? Пианистка усмехнулась, но принялась за поиски улик, которые подготовила косплеер. Первая из них находилась на видном месте: на некогда пустом кофейном столике. Акамацу наклонилась над нечто похожим на окровавленный монопад, а после чего робко включила его. Спустя долю секунды всё встало на свои места, когда она вспомнила слова Тенко на последнем суде. — Это принадлежало Амами-куну, так? Это был его бонус за выживание. Ты... — Она повернулась к Цумуги, устремившей на неё невинный взгляд. Каэде закатила глаза. — Мастермайнд взял его у него из комнаты, прежде чем общежитие разрушили? — Я не знаю, — вымолвила Широганэ. — В смысле, он покрыт кровью. А впервые в школе появилась кровь... только после смерти Амами-куна, так? Пианистка вновь опустила взгляд на устройство и заметила отпечаток руки, после чего повернула голову и прошипела: — Ты отобрала монопад у его тела? Цумуги пожала плечами. — Кто знает? И кто вообще мог такое сделать? На ваших с Сайхарой-куном фотографиях в библиотеке никого не было, а когда Сайхара-кун расследовал тело, у Амами-куна с собой был только обычный монопад, так ведь? Каэде нахмурилась. — Зачем ты ещё утруждаешься что-то скрывать? — Потому что нам предстоит ещё один суд. Так что нам следует поразмышлять над тем, какая тайна стоит за пропавшим вторым монопадом Амами-куна и как он оказался здесь. В этой комнате осталось расследовать всего одну вещь. — И это? — спросила Акамацу. — Ой, даже не знаю. Почему бы тебе не осмотреться... — Она оборвалась на полуслове, увидев на себе мрачный взгляд пианистки. Раздражённо вздохнув, она продолжила: — Может, кто-то приходил сюда, чтобы выбросить улики. — Я не полезу в мусорку. Широганэ бросила на неё злой взгляд, после чего сама потянулась в мусорный бак. — Тут даже ничего нет, кроме, — она вытащила железный шар, — этого. А теперь почему бы тебе, — она подошла к Каэде и обеими руками протянула ей предмет, — не расследовать? Акамацу не спускала с неё опасливого взгляда, принимая шар, после чего подчинилась и провернула шар в руках. Снова взяв железный шар в руки, её слегка затошнило, но она осмотрела его, не замечая ничего из ряда вон выходящего, пока её внимание не зацепило что-то розовое. Она подобрала розовую пушинку двумя пальцами. — Это... нитка от моего жилета? Когда ты её взяла? — Я ничего не забирала из твоего жилета, — ответила Цумуги. — Что за вопросы, Акамацу-сан. — Только ты могла положить её сюда, — настояла пианистка. — Нет. Единственный, кто мог это сделать, сейчас в этой комнате. Каэде сдвинула бровь. — Когда я... — Ответ прокрался к ней в голову, и она, понизив голос, спросила: — Откуда он у тебя вообще? Разве Монокума не подчищает места преступления? — А разве он был на месте преступления? — спросила Широганэ. — В смысле, будь оно так, разве шар не был бы попросту, ну, испачкан в крови? А если кто-то помыл его, то нитка бы тоже смылась. Акамацу вцепилась в предмет крепче. — Это мой шар. Его я таскала в рюкзаке и пустила по вентиляции. — Может быть, но тебе правда стоит оставить это на потом. На... — На суд, знаю. Но суда всё равно не будет. Ты правда считаешь, что кто-то сейчас пойдёт убивать? — Ну, может и пойдёт, если ты проговоришься им, кто я такая, — ответила косплеер. — Но тогда кого-то казнят, и нас останется трое. При условии Монокума-таки возьмёт себя в руки и прикончит Харукаву-сан. — Я работаю над этим! — раздражённо вздохнула Мать Монокума. — Для таких вещей нужно время, знаешь ли! Каэде не спускала мрачного взгляда с Цумуги. — Значит, ты согласна: нам незачем устраивать очередной суд. — Ну, — произнесла Цумуги, — не новый суд, нет. Но шестое заседание должно быть особенным, а у нас вполне имеется прецедент на повторный суд, так что я решила: почему нет? Её высокомерное заявление во многом сбило пианистку с толку, отчего из неё тут же посыпались вопросы: — Прецедент? Ты говоришь про те две древние игры убийств? И как мы вообще можем устроить повторное заседание? Разве это не равно признанию, что какого-то убийцу определили неверно? — Акамацу-сан, я не буду отвечать на эти вопросы сейчас, но я хочу, чтобы ты подержала в руках этот шар и просто поразмышляла, хорошо? Я... хотела добавить один отвлекающий манёвр, но сейчас он бы выглядел просто смешно. — Какой смысл уже теперь пытаться меня одурачить? Я ведь уже знаю твой план. Цумуги сочувственно улыбнулась. — Ты определённо знаешь больше, чем стоило, отдам должное. Дело в том, что я собиралась подготовить последнюю уловку насчёт личности мастермайнда, поэтому теперь тебе она ничего не даст. — Она усмехнулась. — Она ещё и забавная: скорее шутка, чем что-то серьёзное. Каэде не разделяла её юмора. — Что такого смешного в том, что ты нас обманываешь? Косплеер махнула рукой. — О, мне показалось забавным попытаться убедить тебя, что у тебя есть сестра-близнец, которая как-то проникла в игру, либо инсценировала свою смерть и теперь является мастермайндом. Но ты не видела Фонарь Флэшбэков про Пик Надежды, так что это будет просто странно. — Это и вправду странно. И такой дебилизм может показаться кому-то убедительным? — Ну, типа того. Если пересечёшься с Хоши-куном, спроси у него про сестру-близнеца Эношимы Джунко. Может, он объяснит, почему это так смешно, хотя, с другой стороны, хорошие шутки не приходится объяснять, а? Акамацу не утрудилась даже озвучить своё разочарование, и в ответ на её взгляд Цумуги посмеялась. — Ну, мне пора возвращаться, чтобы не показаться совсем подозрительной. Широганэ двинулась к выходу, но пианистка преградила ей путь. — Нет, ты ответишь мне прямо сейчас. Цумуги изогнула бровь. — Ладно. А если я откажусь, ты дашь мне по голове? Акамацу вдруг осознала, что крепко сжимала в руках металлический шар. — Я... могу. — Очень не советую, — надувшись, высказала Цумуги. — Не зря ведь ты зашла так далеко. Целую игру избегать смерти, только чтобы пойти на казнь в самом конце? — Я... я не боюсь умирать. И твоих казней я тоже не боюсь. Косплеер закатила глаза. — Дело не в тебе, а во мне. Я не могу позволить, чтобы ты умерла в самом конце. — Она снова направилась прочь из комнаты, и Каэде её не остановила. — А в конце казнь ждёт только меня, так? Пианистка смотрела ей в спину, пока Цумуги не исчезла за углом и не вышла из библиотеки. В отдалении хихикала Мать Монокума. — Что ж, ну и приключение вы нам устроили. Хотя с таким безответственным мастермайндом такого стоило ожидать. Признаться, я просто счастлива, что игра вообще зашла так далеко. — Она вздохнула. — Но теперь в этих играх уже нет того былого отчаяния. Где же Эношима Джунко, когда она так нужна? Что-то в её тоне показалось Акамацу странным. — Эй, — обратилась она к огромной роботизированной медвежьей голове, — кстати, кто такая эта Эношима Джунко? Остальные говорили, что это она организовала предыдущие две игры убийств, но... разве она как-то связана с нами? Если Широганэ-сан мастермайнд, значит она Остаток Отчаяния или одна из последователей Эношимы Джунко? Робот рассмеялся в ответ. — А знаешь, твой вопрос такой забавный, что я даже отвечу. Маленькая мисс мастермайнд не Остаток Отчаяния, но она определённо последователь Эношимы-сан. Пианистка подняла бровь. — Ты... знаешь Эношиму Джунко? — Конечно знаю. Весь мир её знает — что снаружи, что здесь. Эношима Джунко буквально и есть этот мир. — Я имела в виду, ты знаешь её лично? — спросила Каэде; от такого странного заявления её подозрения только росли. — Можно и так сказать. Там, где Монокума, там и Эношима Джунко! — Но она уже много лет мертва. А ты только что сказала, что она не ведёт эту игру убийств. Мать Монокума снова рассмеялась. — Это тоже правда! В этом разговоре я не соврала ни на долю, но теперь ты только больше озадачена, так? А я говорила, что у твоего вопроса смешной ответ! В отдалении раздался взрыв, подчеркнувший то, как пианистка поднесла руку ко лбу. — Так, это бесполезно. Я ухожу. Робот продолжал хихикать себе под нос, в то время как Акамацу положила шар себе в рюкзак. В ответ на действие её помутило, но она проглотила свой дискомфорт, направилась из комнаты и, поколебавшись, прошла через секретный проход. Каэде вела строгий отсчёт времени и, как оказалось, достаточно быстро добралась до женской уборной. Когда она вышла из комнаты, школа снова дрожала. Вдоль по коридору послышалось встревоженное бормотание, и, повернувшись, Акамацу увидела ошеломлённого после последнего взрыва Рёму. — Хоши-кун, — сказала она, двигаясь по коридору, — ты в порядке? — Да, — потрясённо сказал он, — в порядке. Я... в порядке. Его ответ дал понять, что он явно не в порядке. — Точно? Ты какой-то... — она помедлила, чтобы действительно осмотреть теннисиста, и заметила, что такую дезориентацию, как у него, не могла вызвать слабая тряска здания, — растерянный. — Можно и так сказать. Нашёл тут Фонарь Флэшбэков, и он до сих пор морочит мне голову. — Фонарь Флэшбэков? — повторила Каэде. — И что ты вспомнил? — Сначала ничего, — ответил Рёма, — но после того, как я его включил, я вижу эти странные вспышки воспоминаний. — О, это как запоздалая реакция? Сочувствую: сейчас не лучшее время, чтобы хаотично отключаться. Теннисист помотал головой. — Это верно, но воспоминания нельзя назвать неприятными. В одном из них какой-то ребёнок говорил... что мы все герои. А в другом... все мы — даже те, кто умер, — стояли в какой-то странной комнате и говорили о том, что станем друзьями. — О... Звучит неплохо. Жаль, что я его не увидела. От её слов Хоши помрачнел в лице. — Не уверен на этот счёт. Но... — он помешкал, явно взвешивая что-то у себя в голове, прежде чем достать ещё один Фонарь Флэшбэков, — есть ещё второй Фонарь, который я... нашёл. — Звучишь как-то неуверенно, — заметила Каэде. — Думаешь, это такая же обманка, как тот Фонарь, где я мастермайнд? — Просто... просто попробуй его. Не дожидаясь ответа, Хоши включил устройство, отчего мир Каэде без предупреждения побелел, позолотел, а после погрузился в темноту. Далее её наполнили воспоминания об остальных ультимативных, которые тоже отправились на собственные миссии на космических кораблях. Есть другие выжившие, как и они, но это секретная информация, о которой знают только участники Проекта Гофер. Затем мир обрёл прежние черты. Рёма по-прежнему стоял на своём месте, почему-то сжав губы в тонкую линию в ответ на хорошие новости. — Мы... — проговорила Акамацу, — мы не единственные выжившие. Это им Монокума транслирует нашу игру убийств? — Нет, — ответил Хоши, — очень сомневаюсь. — Оу, ты нашёл ещё какие-то улики? — Ну, моя улика состоит в том, что этот Фонарь Флэшбэков я сделал сам. Пианистка моргнула и словно впервые взглянула на устройство. — Ты... Как ты... — Школа теперь разрушена, — перебил Рёма. — Я бродил по школе и нашёл комнату, у которой отвалилась дверь вместе с половиной стены. Внутри были какие-то технологичные штуки. — Подожди, какой это кабинет? Мне кажется, мы бы заметили его, ещё когда впервые исследовали школу. — Это был один из обычных кабинетов, — пояснил теннисист. — Без понятия, откуда всё это там появилось или как мы могли это проглядеть. Но там стояло некое рабочее место, на котором можно создавать Фонари Флэшбэков, и, ну, — он указал на устройство у себя в руках, — этот я сделал сам. Пианистка кивнула. — Значит, они создаются в школе руками мастермайнда. — Похоже на то. А тот счастливый Фонарь, про который я рассказал, — я нашёл его, когда закончил создавать этот. Думаю, мастермайнд сделал его, но почему-то так и не воспользовался. — Выходит, мастермайнд зачем-то хотел дать нам странные, вдохновляющие воспоминания? — заключила Акамацу. — В смысле, ты ведь случайно его нашёл, так? Теннисист помотал головой. — Нет. Когда я сделал свой Фонарь Флэшбэков, он появился в шкафчике. Там же я нашёл первый — он уже там лежал. — Получается, Фонарь, который ты увидел, создали тем же способом, что и ты? Значит, там их и создают. — Похоже на то, — ответил Рёма, после чего опустил взгляд на устройство. — Я начинаю думать, что они все ложные. Если я смог создать Фонарь с теми воспоминаниями, которые захотел, то мастермайнд и подавно сможет. — Я как раз боялась чего-то подобного, — призналась пианистка. — Выходит, — мне даже страшно спрашивать, но — как далеко зашли наши ложные воспоминания? Если все Фонари Флэшбэков ненастоящие, соответственно, мы не знаем ничего о внешнем мире и о том, почему мы здесь оказались. Хоши вздохнул. — Я сам видел разрушенный мир, но... если Монокума способен импортировать сюда свои копии, то снаружи обязательно есть рабочая сила, которая снабжает школу Монокумами. А это явно плохой знак. — Да. Ведь тогда получается... что внешний мир на стороне Монокумы? Если никто ещё не спас нас, они активно содержат Монокуму и просто наблюдают за нами... — Какого хрена там вообще творится? — спросил Рёма. Голос Каэде упал на несколько децибелов, почти полностью заглушаемый звуками сражения на улице. — Я не знаю. — И кто мы такие? — произнёс теннисист. — Тоже не знаю. У меня до сих пор остались воспоминания из дома, но про Монокуму и игру убийств я ничего не помню. Рёма помедлил, после чего спросил вопрос, который ужаснул Каэде. — Думаешь, эти воспоминания тоже ложные? — Первый Фонарь Флэшбэков был про групповые похороны, так? Или про ультимативную охоту? Я уже не помню, но это были самые первые Фонари, значит воспоминания до этого были верными. Они настоящие. Её показная уверенность не смогла убедить Хоши, как она надеялась. Следующими словами он не помог подавить её беспокойство. — Акамацу, последнее. Ты... когда-нибудь пыталась вспомнить, как попала сюда, и просто... Он оборвался на полуслове, а у Каэде в горле встал ком, ведь она точно знала, о чём он. — У тебя тоже сильно начинает болеть голова? Рёма мрачно кивнул. — Без понятия, во что нас втянули, но это наверняка гораздо хуже, чем мы себе представляли. — Он пусто усмехнулся. — Никогда бы не подумал, что игра на выживание может оказаться ещё хуже. — Да. Но... убийств больше не будет. После сегодняшнего — точно. Так что, — пианистка вымучила свою лучшую улыбку, — я хочу, чтобы ты помнил моё обещание, которое я дала ещё в самый первый день. Когда мы выберемся отсюда, мы все станем друзьями, хорошо, Хоши-кун? Несмотря на всю мрачность разговора, теннисист улыбнулся в ответ. — Лично я готов сказать, что мы уже друзья, Акамацу. По крайней мере хорошие знакомые. — Я рада слышать. Разделённый ими момент посреди руин школы прервал щелчок, который дал Каэде понять, что Киибо подключился к одному из мониторов. — Акамацу-сан, Хоши-кун, — начал робот, — Чабашира-сан почти закончила подготовку, однако на финальном этапе ей может понадобиться ваша помощь. — Ей мало Широганэ? — спросил Рёма. Пианистка закусила губу, а Киибо ровно ответил: — Да. Теннисист одарил монитор подозрительным взглядом, и Киибо резко отключился. Каэде тут же отыскала собственное объяснение: — Наверное, он сейчас просто помогает Харукаве-сан и Момоте-куну. — Верно, — ответил Рёма с недоверием в голосе. На обратном пути им пришлось сделать несколько остановок, чтобы расчистить путь от возникших булыжников. Вся облицовка школы оказалась в руинах, однако беспорядки прекратились. Каэде до сих пор были слышны отдалённые выстрелы, из-за чего она рассудила, что сражение передвинулось в нижний двор, ближе к лаборатории Киибо. Она закусила губу, задаваясь вопросом, могла ли она как-то попрепятстовать разговору Цумуги с Матерью Монокумой, когда ещё был шанс. — Всё чисто, пока мы не дойдём до лестницы, — заговорил Хоши и пожал плечами. — Там явно будет намного хуже. Пианистка согласно кивнула, и они начали свой поход по выжженной земле их бывшей тюрьмы. Она заметила уничтоженные остатки садов и сараи, которые она частенько посещала, теперь лежавшие в кусках вместе с разрушенной техникой Монокумы. Она недолго поискала глазами остатки фиолетового Экзайла и почувствовала сильное облегчение, когда его там не оказалось. Стоя на верхнем конце лестницы, ведущей вниз, Каэде увидела полную картину того, что там происходило. Танк Монокумы теперь выглядел побито, но его оставшиеся функции позволяли ему продолжать перестрелку с Кайто. Экзайл бегал вокруг лаборатории Тенко, и Акамацу ясно увидела, как очередной снаряд медведя поразил некогда красивое додзё. Здание обрушилось у неё на глазах, после чего Рёма пробормотал: — Где Харукава? От его слов Каэде осознала, что Маки нигде не было видно. — Может, она уже в лаборатории Киибо-куна? Он говорил, что Тенко-сан нужна дополнительная помощь, так что вдруг Харукава-сан... — Нет, — перебил теннисист и указал на лабораторию Киибо, а, если конкретнее, на её крышу. — Вон. Каэде никогда бы не подумала, что человек способен забраться на крышу лаборатории Киибо, имевшей сферическую форму, но там Маки стояла на коленях вместе с нечто похожим на самодельную антенну у неё за спиной. Из-за внезапного прилива тревоги Каэде не подметила, как по-комичному мрачно на верхушке антенны смотрелась голова Киибо. — Похоже, Широганэ и Чабашира уже вышли из здания... — заметил Рёма. Акамацу отняла взгляд от Маки и увидела двух девушек у основания лаборатории; Тенко лихорадочно проверяла монопад. В тот момент Киибо решил заговорить из монопада пианистки, а после того, как она вытащила его из рюкзака, он сказал: — Акамацу-сан, Хоши-кун, вы стоите вне укрытия, и, возможно, вам стоит найти его. — Будут ещё сражения? — спросила Каэде. — Я посовещался с Харукавой-сан, и мы оба не уверены, как отреагирует Монокума, когда мы начнём записывать сообщение. Если он ответит насилием, он наверняка нацелится на Харукаву-сан, а ей обязательно нужно показаться, когда подастся сигнал. Момота-кун попытается отвлечь Монокуму, но... — И нам опасно просто стоять здесь, — сказал Рёма. — Вы там с Чабаширой тоже об этом спорите? Киибо вздохнул. — Она очень настойчивая, однако я не понимаю, как она намеревается выстоять против вооружённого Монокумы. — Эй, Киибо-кун, — заговорила Каэде, — просто... не переживай за нас: мы выживем. Сосредоточься на Харукаве-сан. Рёма не знал скрытого смысла в её словах, но всё равно согласно кивнул. — Да, у тебя в приоритете тот, на кого целятся снаряды. — Я понимаю, — ответил робот. — Также, Харукава-сан сейчас сообщила мне, что она готова. Мы перенаправим сигнал и вместо того, чтобы получить сообщения, пошлём своё собственное. И... ещё я взял на себя вольность устроить небольшое зрелище. Просто чтобы суметь донести наше послание. Не давая Каэде спросить, что он имел в виду, дневное небо, отображавшееся на стенах купола, вдруг сменилось лицом Маки. Акамацу почувствовала трепет, слыша отдалённый визг Монокумы, когда Экзайл Момоты чуть ли не снёс его танк. Маки чуть поёрзала, наверняка тоже рассматривая себя в небе. — Что ж, — начала она, — всё говорит само за себя. Я жива: Ома был невиновен, а Монокума, мастермайнд и все, кто ведут эту игру, нарушили правила, чтобы казнить его. Вы уже увидели его судьбу, а то, что я стою здесь, более чем доказывает, насколько мнительна эта игра. Танк Монокумы запустил снаряд, который бурно пролетел далеко над головой Маки и угодил в купол. Харукава явно опешила, но не сдвинулась с места и продолжила: — Сейчас Монокума пытается убить меня, чтобы прикрыть свои ошибки: эта игра испорчена, а мастермайнд с самого начала то и дело пытался сокрыть правду. Даже если вам всё это нравится, всё это ложь — если моя смерть была ошибочной, то сколько ещё тайн Монокума подделал? Как долго он скрывал правду? — Всем плевать на правду! — воскликнул медведь между выстрелами Экзайла Кайто. — Теперь я понимаю, что игру нельзя уничтожить, если следовать её правилам, — продолжала наёмница. — Так что больше не будет никаких убийств, жертв и казней. Даже если мы все умрём, мы отказываемся играть в эту игру, и если вас заботят наши жизни, пусть эта забота и извращённая, значит вам важно, чтобы мы умирали справедливо. Но этого не происходит. — Мы устроим повторное заседание! — выкрикнул директор. — Именно — медведь может исправить свои ошибки! Маки не обращала на него внимания. — Возможно, для вас мы просто скаковые лошади, на жизни которых вы делаете ставки, но знайте, что даже это у вас отобрали. Вы не можете доверять убийственной игре сейчас, не могли раньше и не сможете в будущем. Этой игре убийств и всем остальным играм пришёл конец. — Я исправлю свои ошибки прямо... сейчас! — закончил Монокума, и запустил очередной поток снарядов. В этот момент Экзайл набросился на танк, чтобы перенаправить пули, но Каэде с ужасом осознала, что этого оказалось недостаточно. Снаряды попали в нижнюю часть лабораторий Киибо и Миу. Ранее сохраняя невозмутимое лицо всю трансляцию, теперь Маки коротко ахнула, когда крыша начала разваливаться у неё под ногами. Стены купола исказились помехами. Время замедлилось, ноги Каэде не желали увеличить скорость на пути к рушащемуся зданию; после очередного выстрела основание лаборатории Миу порушилось ещё сильнее. — Маки! — воскликнул Кайто, после чего Экзайл бросил сражаться с Монокумой и поспешил к остаткам двух лабораторий. Пианистка услышала крик Тенко и увидела, что она спешила к обвалам. Цумуги нервно следовала за ней, тоже в беспокойстве что-то выкрикивая. Монокума прекратил атаку и залился смехом, бормоча провокации, которые никто всё равно не слушал. Тенко и Цумуги подобрались к Маки ближе всего. Чабашира с небольшой натугой оттеснила некоторые обломки, пока Широганэ вилась около неё. Далее Момота, в панике выскочив из Экзайла, примчался к ней и начал помогать. Только когда Каэде оказалась у руин здания, она увидела то, что они искали. Маки приняла сидячее положение, схватившись за одну руку, отчего Акамацу не было видно полные масштабы ущерба. Но от пианистки не скрылось отвратительное ранение головы, кровь на лбу и огромная бетонная плита, скрывавшую её ногу по колено. Невольно сморщившись несколько раз, пока Тенко и Кайто безрезультатно пытались освободить её, у Каэде появилось ощущение, что в таком состоянии Маки не сможет ходить собственными силами, а о мастерских уворотах, которые она демонстрировала ранее, теперь можно смело забыть. Когда Рёма подоспел к пианистке, Харукава вслух озвучила мысли последней: — Прекратите. Вы тратите силы впустую. — Заткнись, — ответил Кайто, — мы не оставим тебя тут умирать. — Неважно, выживу я или нет, — возразила ассасин, — важно, чтобы вы выбрались на свободу. Если вы останетесь здесь и позволите убить себя, тогда всё, что я сделала, было зря. — Маки, — выбившись из дыхания, произнёс Кайто, и только тогда Каэде заметила высохшую кровь на его футболке и вокруг рта, — один раз я уже пережил твою смерть. Я не собираюсь повторять это снова. Наёмница пристально смотрела на него, сжав губы в тонкую линию. Затем Тенко бросила попытки убрать плиту и встала около Маки, вытянув руки в стороны. — Монокума, Харукава-сан успешно провела трансляцию и твои зрители знают, что она жива. Теперь тебе незачем её убивать. — Незачем? — ответил медведь. — Конечно! Она совершила вопиющие акты насилия против директора, а это, дети мои, против правил! — Но она не убивала тебя, — возразила Акамацу. — Ты сражался, но она не уничтожала тебя. Киибо-кун сказал, что у вас остался последний Монокума, и раз уж ты здесь, то... — Я тоже тебя атаковал! — перебил астронавт. — Если хочешь убить Маки, тогда меня ты тоже должен убить. Маки прошипела от боли, схватившись за брючину Кайто. — Прекрати. Я сказала... — И ещё, — перебил Рёма, — ты правда снова хочешь, чтобы после того объявления тебя снова поймали на нарушении правил? Монокума прорычал и ответил: — Что ж, я тоже хочу проинформировать вас, что ваше присутствие на классных судах обязательно! Без всяких «но»! — Но никто не умер! — выкрикнула Тенко. — Ты не можешь взять и... Вокруг эхом раздался перезвон, свидетельствовавший об окончании расследования. — Как руководитель игры я устраиваю пересмотр судебного дела. — Ты не можешь повторить суд Маки без неё, — заметил Момота. — Я понимаю, что ты пытаешься сделать, и... — Через некоторое время, — перебил Монокума, — мы проведём повторное заседание суда по делу Амами Рантаро. Для его проведения всем студентам просьба пройти в зал суда. А если так случилось, что твоя нога намертво застряла под гигантским камнем, что ж, тебе крышка! Окончив речь, директор исчез, оставляя узников обмениваться взглядами. — И что нам теперь делать? — тихо вымолвила косплеер. Кайто развернулся и направился обратно к Экзайлу. — Мы снимем с неё этот валун и возьмём её с собой. — Момота, — позвала Маки. — Эта штука немного побитая, — продолжил он, — но всё равно мощная. Думаю, я смогу его поднять. — Момота. — Потом я либо Чабашира отнесём её на суд. Там мы быстро со всем разберёмся, а затем найдём помощь... — Момота, я больше не чувствую ногу, — перебила наёмница. — Даже если ты снимешь плиту с помощью Экзайла, ничего не изменится. Я... — Она глубоко вздохнула. — Я умру, даже если Монокума не станет убивать меня. Каэде отняла взгляд от Кайто, чтобы тщательнее осмотреть Маки. Она побледнела, и, несмотря на невозмутимость в её голосе, было видно, как она дрожит. — Харукава-сан... ты... — Я знала, что могу умереть, как только согласилась на этот план, — ответила Харукава. — И я знала, что меня используют, а потом убьют, как только я стала ассасином. Я и не надеялась выжить в этой игре, так что не надо меня жалеть. Просто покончите с судом и выживете. Чабашира встала около неё на колени. — Тенко уже лечила остальных: вдруг она сможет... — она оборвалась на полуслове, чтобы вытереть выступившие слёзы, — Тенко сможет как-то помочь, а потом ты выберешься вместе с нами. Мы больше не будем никем жертвовать. Рёма шагнул ближе. — Нет, — тяжело вздохнул он, — Харукава права. Пытаясь помочь, вы только продлите её боль. Я понимаю, что вы хотите проявить доброту, но от этого будет только хуже. — О-она скончается от потери крови? — спросила Цумуги. — Или у неё шок? Что нужно делать, если у неё шок? К-как понять, что человек в шоке? Пока Широганэ паниковала, Тенко осторожно взяла руку, которую Маки тесно прижимала к груди. Харукава вздрогнула, когда Чабашира провела пальцами по изуродованной конечности, а Каэде сожмурила глаза, не найдя в себе сил смотреть. — Я... Я тоже не хочу её бросать, но Хоши-кун прав. Мы... что нам теперь делать? — Ну, мы не будем вот так её, блять, оставлять! — выкрикнул Кайто. — Мы не... мы зашли так далеко, потеряли её, а теперь сошлись на том, что она умрёт! — Момота, — обратилась Маки, — успокойся и подумай головой. — Нет! Ты... это ты мне говорила, что глупо ставить на крест на своей жизни, а теперь хочешь, чтобы я сидел на стуле ровно и оставил тебя умирать одной? Харукава тяжело вздохнула. — Ты знаешь, что у меня едва ли была жизнь. У всех тех, кто умер, всё было по-другому. И ты знаешь, что я не против умереть одна. — Ну а я против! Ты мой друг, и я пообещал, что останусь с тобой до конца всей этой хуйни! — А я пообещала Оме, что ты будешь жить, — с законченностью возразила ассасин. — Это была часть нашей сделки. Так что ты сейчас пойдёшь на суд и перестанешь тратить время здесь. Кайто поник, стиснув челюсть и сжав ладони в кулаки. Затем он прошёл обратно к Маки, встал на колени и взял её за уцелевшую руку. — Тогда мне жаль, что я разочарую Кокичи. Я говорил это и повторю снова: я уже потерял тебя один раз, и я отказываюсь когда-либо в жизни проходить через это снова. — Кайто, — сказала Каэде, — ты правда?.. — Маки, — сказал он с нежной ухмылкой, помотав головой, — ты дура, если считаешь, что ты одна не надеешься выжить в этой игре. Харукава отбивалась ранеными конечностями, скривившись в лице. — Момота, я не дам тебе... — Как только у меня появился этот кашель, я мог думать только о своей смерти, и я хотел придать ей смысл, — продолжил Кайто. — Ты говоришь, что твоя смерть не имеет значения, потому что ты не человек, но, эй, — он улыбнулся, — провести последние минуты жизни, говоря тебе, что это не так, — в этом же есть смысл, верно? Маки ответила ему сдавленным голосом, а Каэде опешила от вида, который прежде казался ей невозможным. Наёмница мотала головой, а слёзы свободно стекали у неё по лицу. — Нет! Я уже сказала: я не хочу, чтобы ты умирал! Мне плевать, что я буду одна, мне плевать, кто меня оставит, лишь бы только... Разобрать её слова становилось всё труднее, и Акамацу услышала, как она вновь прошептала: «Я не хочу, чтобы ты умирал», — после чего Момота осторожно обнял её трясущиеся плечи. Тенко тоже плакала. — Харукава-сан, Момота-сан... вы оба... — Да, — ответил Кайто, — да, оба. — Харукава колотила его по груди здоровой рукой, отчего тот прохрипел. — Эй, дай мне ещё раз попрощаться, Харумаки. Мы уйдём как герои, поняла? А герои всегда прощаются. Пианистка наблюдала, как Маки вновь покачала головой и зарыдала сильнее, услышав свою кличку. — Ты это только что выдумал? — спросила она, стараясь сохранять лёгкий тон, хотя голос подводил. — Абсолютно, — с ухмылкой ответил он. — О, кстати, Каэде, ты же всё ещё злишься? Ты же будешь дальше бороться с Монокумой? Акамацу кивнула, сглатывая ком в горле. — Да. — Хорошо. Тогда задай им жару от меня. Ты тоже, Чабашира. Хоши, пусть они знают, за что ты сражаешься. И ты, Широганэ. — Я-я буду стараться, — выдавила Цумуги; от поддельного сочувствия в её голосе Каэде затошнило. Харукава снова ударила Кайто рукой, обретя голос. — Ты — вот так ставить на себе крест — ты же понимаешь, что делаешь мне только хуже? Ты умираешь из-за меня... — Маки, моё время на исходе: уже сейчас мне тяжело держать себя в руках. Поэтому я смотрю на вещи так: я могу до последнего орать на Монокуму, — он сжал её руку, — а могу провести это время с тобой. Наёмница только помотала головой, но больше ничего не сказала, явно разрываясь между болью и облегчением от сложившейся ситуации. — Значит, ты всё решил — больше не передумаешь? — спросил Рёма. — Не. — Ладно, — ответил теннисист и тяжело вздохнул. — Тогда... — он помедлил, и Каэде пришло осознание: она понятия не имеет, что можно сказать в такой ужасной ситуации, — смотрите. — Как скажешь, — ухмыльнулся Кайто. Тенко, до сих пор вытирая глаза, медленно поднялась на ноги. Акамацу робко положила руку поддержки ей на спину. Обращаясь к Кайто и Маки, пианистка сказала: — Всё, что мы сделали, было не зря, и сейчас мы заставим мастермайнда, Монокуму — и всех — признать это. — Вам лу... — Момота оборвался на полуслове, всем телом содрогаясь от кашля. Наёмница повернулась к нему, чтобы помочь, хотя теперь они мало что могли сделать. Стало ясно, что его приступ кашля займёт много времени. Маки помедлила, после чего все вылившиеся эмоции вдруг исчезли, а им на замену вернулось её обычное сдержанное выражение. Она кивнула остальным. — Идите, Монокума не будет ждать вечно. Каэде кивнула в ответ, заставила себя отвести от них взгляд и сделала несколько шагов в сторону от обломков. Тенко шла вместе с ней, а Рёма и Цумуги шагали позади, хрустя остатками двух лабораторий. Весь путь до того, как пианистка наконец зашла в лифт, сопровождался кашлем Кайто. В кабинке Тенко потянула Акамацу за рукав. — Каэде-сан, — обратилась она хриплым от плача голосом, — с тобой всё будет хорошо? — Я... — Она ещё не успела ощутить вес от потери её первого друга и первой соперницы в этой академии, отчего ответила пустым голосом: — Я не знаю. Они... Чабашира вздрогнула. — Тенко тоже не знает, но... я говорю про суд: Монокума сказал, что мы пересмотрим дело убийства Амами-сана. Тебя... — пианистка увидела ужас в глаза Чабаширы, когда голос последней утих до шёпота: — тебя тоже казнят? У Каэде заболело в груди. — Я, — она огляделась за плечо и увидела, что косплеер смирно стояла у них за спиной, — нет... м-меня не казнят. — Точно? — в ужасе спросила Чабашира. — Наверное. Потому что... по-моему, я не убивала Амами-куна.