Море пело нам песни, укрывая волнами

— Скажи, что это всё того стоило. Скажи, что я могу тебя простить, отчитать и, может быть, даже спасти. — Я помолчу. — Это ребячество, а не ответ. — Ты просто упрямый идиот. — Я-то? — Ты. К тому же, это просто сон. Марко скептически выгнул бровь, озираясь по сторонам, и сморщился, когда рядом с потолка капнуло водой, окатив его по лицу. Он непривычно бодрым движением смахнул влагу и снова уставился на Эйса. Взгляд был знакомым, бесячим и как всегда — немного осуждающим. Эйс, конечно, упрямо хранил молчание, как и собирался, но ситуация, мягко говоря, была вне рамок. И он сильно не понимал, в какой момент, после какого круга пыток, у него поехала крыша, а ещё — за что именно в компании Марко. Просто. Блядь. За что. — В таком случае я подожду, когда ты заснёшь, посторожу. И когда очнёшься — в чём я не сомневаюсь — что-то изменится в лучшую сторону. — Чего ради? — Ты знаешь ответ, Эйс, — устало сказал Марко, на секунду прикрывая глаза. Слишком по-настоящему даже для настоящего Марко. — Должен. — Хватит меня воспитывать, — пробубнил себе под нос Портгас, потянувшись вперёд вместе с цепями до боли в спине, в сведённых намертво лопатках и затёкшей заднице. Лицо завесили грязные волосы, щекоча воспалённую кожу — он прикрыл глаза и досчитал до десяти. Чуть приоткрыл левый, посмотрел перед собой и стал считать до ста, нервно кусая уже как вечность разбитые губы. Почему — он даже не старался вспомнить. То ли били, то ли бил он сам и головой. Эйс мог. Странная улыбка первого помощника, последовавшая за этими мыслями, заставила его возненавидеть себя ещё сильнее. Марко никуда не делся, только сильнее заломил брови, и Эйсу очень привычно захотелось съездить ему по морде. Это снисходительно-сочувственное выражение лица он просто ненавидел. Марко, зная это, смотрел на него так довольно часто и преимущественно на открытой палубе — чтобы в случае чего — пожара, драки или хорошего настроения — макнуть второго комдива в морскую лужу. И прополоскать ещё, когда выберется. Марко был добряком, пока его к этому не склоняли общими миазмами приключений на задницу. — Это не поможет. Любой сон заканчивается со словами «это всего лишь сон». То, что ты не можешь сейчас меня развидеть, — зевнул Марко, потягиваясь и забрасывая руки за стриженный затылок, — всего лишь значит, что я — не сон. — Тогда у меня глюки, а Магелан достоин повышения, если в этом клоповнике такое возможно. — Возможно, — расслабился Марко, не отводя обманчиво-сонного взгляда от Эйса. Он то и дело ловил себя на мысли, что татуировка выглядит… ярче. Как будто её только что набили, но это могло быть игрой света. Или игрой воображения — Эйс не помнил, когда спал последний раз, но что хуже всего — уставшим он себя не чувствовал. А ещё — его грёбаная нарколепсия наконец-то пропала, хотя сейчас ему очень хотелось вырубиться и кроме темноты ничего больше не видеть. — Повышения очень часто получают посмертно. По-прежнему думаешь, что оно Магелану нужно? — Я не расстроюсь, если его всё-таки повысят, — хохотнул Эйс, резко выпрямляясь и скалясь, натягивая цепи, кожу и себя на кандалах. Марко реагировал никак — впрочем, подумалось Портгасу, этот Марко совсем-совсем как Марко, и такими выходками его не удивить. А хотелось. Эйс не сильно думал, зачем, но как-то уж очень хотелось зацепиться за какое-то несовпадение, тогда было бы не так хреново понимать, как сильно его… душит неволя и мысли о ней. Но Марко был таким, каким Эйс его помнил и видел. Надменным, флегматичным и цепляющимся. Как и положено первому помощнику. — Тогда он умрёт. — Жаль не в мою смену. — Почти, — улыбнулся Феникс, и Эйс пригляделся к нему ещё раз. Марко сложил руки в замок на животе и медленно, будто струны, перебирал пальцами по костяшкам, сосредоточенно за этим наблюдая. — Он умрёт сразу, как твоя смена закончится. Даю слово. — Пиздабол, — тихо сказал Эйс, отчего-то улыбаясь и чувствуя, как в груди разливается тепло. Чувствовать ему этого не хотелось — Магелан, конечно, не сам эти уровни изобретал и строил, но, пройдя все в надлежащем порядке, надежду Эйс постарался засунуть куда подальше и поглубже. Ему откровенно было с ней тошно соседствовать, пока не появились глюки. С глюками дела были и того хуже. Они, блядь, его поддерживали и говорили. Самое паршивое — все с лицом Марко в разных ипостасях — Марко невыспавшийся, Марко недовольный, Марко удивлённый, заёбанный и родной. Эйс выругался и не без удивления понял, что во рту стало вязко и солоно от крови. Той крови, из-за которой, собственно, он и втянул себя и свою семью в кромешный пиздец, потому что теперь, сидя на привязи, понял-таки, что Батя отсиживаться не станет, каким бы распиздяем Эйс не был. Он его из-под земли достанет воспитывать за такие выверты с Тичем — Марко его в этом убеждал с постоянством и претензией на дежавю, но мысль Эйс понял. И, конечно, заржал, когда Феникс, зевая и опять впадая в спячку, подпирая уже почти сросшуюся с ним стену спиной, сообщил: — Про «из-под земли» — буквально. Тебя-то посадили так, чтобы даже Намур в случае чего не смог нырнуть достаточно глубоко. Он отшутился, но запомнил. И всё равно — Эйс не хотел, чтобы его спасали. Не они и не такой ценой. Феникс тяжело вздохнул, сев и сложив ноги под себя, на секунду почти потянувшись вперёд. У Эйса сердце ёкнуло. Он часто задышал и отпрянул затылком в холодную стену камеры, жмурясь. Пиздец, господи, какой же у него в башке пиздец. — Придётся шить, — кивнул Марко на продолжающую кровить губу. — Не придётся, — оскалился Эйс, облизываясь и показывая Марко красный язык. Тот нахмурился, склонив голову к плечу — как птица. Эйс со странным облегчением подмечал, что двигается его собственный Феникс не в пример так же, как настоящий Феникс, который сейчас, наверное, гоняет братьев на Моби и бесится. Зрелище это было страшное — Марко не кричал, не угрожал, но смотрел так, что в слухи, будто он Белоусу родной, верить получалось без труда. Даже у Эйса холодок по спине пробегал, а он в жизни не мало дерьма видел и не мало дерьма съел. — Я не знаю, о чём ты думаешь, но хочу, чтобы ты перестал. — Или что? — выгнул Эйс бровь, смаргивая катившийся градом пот. — Ты мне кажешься, с какого рожна я вообще буду выслушивать претензии от собственного воображения? Его частенько бросало в озноб, потом в жар, и прямо сейчас наступила фаза горячки. Чувствовать себя слабым, да и чувствовать вообще, было странно — логия не ощущает ничего, кроме себя самой, а тут на тебе — и кости ломит, и голова не своя, тяжёлая, и задница всё время болит — Эйс как ни сядет, всё время костями тыкается в камень и елозит, будто шило в жопе. Оно, конечно, было, но скорее в тонких реалиях — высокоинтеллектуальных, как говорил Марко, — и тут же добавлял, что Эйсу это, конечно, ни коим образом не грозит. — Я надеру тебе уши. — О, — изрёк Эйс, трясь саднящими губами о голое плечо и рассматривая свои ступни. — Тебе нравятся мои уши. Я запомню. — Память страшная вещь, Эйс. — Так ты её воплощение, что ли? Мне перестать с тобой разговаривать? — Нет и нет. Но не живи прошлым. Оно не имеет над тобой власти. — Мне плевать, — огрызнулся Эйс. Марко пожал плечом, потом кивнул. — Плюй на здоровье. Меня ведь тоже твоё мнение не сильно интересует. Эйс ругнулся и бряцнул кандалами, вновь пытаясь прогнать видение. Марко почти сочувственно вздохнул. — Ты не один, Эйс. Ты никогда не был один, как бы сильно ни хотел об этом думать. — Это пугает даже больше, чем ты можешь себе представить, — отозвался Портгас, шмыгнув носом. Отчего-то в груди у него ныло, как будто кто-то по-братски дал под дых. — Могу. Я ведь вечный, помнишь? — Выскочка, — фыркнул Эйс. — И петух. — Банально и грубо, — цокнул Марко. Теперь он, казалось, сидел ближе, и Эйс при желании мог бы до него дотянуться. Или не дотянуться. Наверное. Вторая мысль заставляла его сердце биться больней. — На Моби Дике только одному человеку дозволено быть изящным, и это не я, — бубнил Портгас. Тело ныло, синяки саднили, а отодвинуться — хоть на минутку дать себе послабление, перестать пялиться, вглядываться, облизывать взглядом Марко — не мог. Всё так же сидел, всё так же проникался, чувствуя призраки знакомых ароматов чёртовой хлорки и бинтов. Запах Марко. И конечно, как всегда — много-много соли и моря. Этот запах Марко приносил с собой в крыльях, паря над Моби Диком после заката и на рассвете. — Слава морю, что это не ты, — признался, морщась, Марко. Эйс повеселел. — И не смотри так, потому что от пуль Изо не спасут даже стены Импел Дауна. Можешь не сомневаться. — Я рад, что тут такие классные и надёжные стены. — Зря, — бросил Феникс, посмотрев на мгновенье в сторону решётки. Было время патруля, Эйс слышал доносящиеся с другого конца коридора шаги. — Он может не слышать, что ты говоришь сейчас, но обязательно всё поймёт, когда увидит. — Если увидит, — поправил Эйс, и улыбнулся снова. В груди отзывчиво опять болело. — Мы придём, Эйс. И лучше тебе с этой мыслью смириться.