Море пело нам песни, укрывая волнами

— Так, — Сэнгоку сжал переносицу и закрыл глаза, — повтори-ка ещё раз, что делает твой противник? — Он ест, повторяю — он ест! Ден-ден Муши была в ужасе, с надеждой вглядываясь в лица экс-вице-адмирала и главнокомандующего. Сэнгоку разделял её чувства, но внешне оставался непоколебим, как скала, хотя улитку ему было жалко. Левый глаз, конечно, чуть-чуть дёргался, смотря на сидящего на расстоянии вытянутой руки лучшего, чтоб его, друга, но разве это новость? А вот Гарп, сволочь такая, ржал во весь голос и молотил тяжёлым кулаком по столу. «А ну хорош жрать и вломи ему уже наконец!» — рявкнули на том конце. Сэнгоку показалось, что рядом с трубкой зашипела сигарета мугиваровского кока, а его лейтенант тихо пискнул. Гарп, гогоча, застучал себе по колену. Сэнгоку от чистого сердца пожелал ему подавиться, сжимая трубку до побелевших костяшек и пытаясь хоть как-то успокоить своего лейтенантика. — Ну и что мне ему передать? — спросил Сэнгоку, ни к кому особо не обращаясь, и прикрыл на минутку разрывающуюся взрывами, леденящим хохотом и уж больно знакомым «Йо-хо-хо-хо!» трубку. Голос Кошки-воровки с визгливыми интонациями вторил двум другим — детскому и просто охрипшему, — требующим прекратить всё, потому что им страшно, а потом грохнула молния. К этому моменту Гарп уже не смеялся — хрипел, задыхаясь, и бесил Сэнгоку до красной пелены перед глазами. Главнокомандующий, не сдержавшись, рыкнул на него: — Возьми на себя ответственность, ты же всё-таки дед! — Пусть не лезут, — посоветовал Гарп, потянувшись к улитке уродливой ручищей — теперь она была в ужасе не столько из-за чувств лейтенанта, сколько из-за мужественной рожи Гарпа в такой близости. Сэнгоку честно её понимал, потому что наблюдал это зрелище пол века и каждый раз вздрагивал, видя в кошмарном сне. Особенно в том, где семейка Монки Ди таки вступила в ряды Дозора. Даже сейчас, представив масштаб катастрофы, Сэнгоку вздрогнул. — Лейтенант, — вздохнул бывший главнокомандующий, отгоняя морок и потирая пальцами переносицу. Вдруг подумалось, что он слишком — слишком — стар для этого. Жизнь его не готовила ни к Гарпу, ни к его выходкам. Радости по день ото дня подрастающим и набирающим дурости потомкам лучшего друга Сэнгоку так же не испытывал, — хватай тех, кто ещё стоит на ногах, и беги оттуда. Хрен морской с кораблём — когда Мугивара доест, вам всем хана. А кушает Монки Ди быстро, уж поверь моему опыту… Гарп стрельнул в Сэнгоку взглядом, загадочно улыбаясь. — Не смотри на меня так, — успокаивающе поглаживая трубку пробормотал он, пока всю связную речь докладывающего не перекрыли звуки драки. — У меня спина холодеет. — А как мне на тебя смотреть? С обожанием, что ли? — Нет. Потому что так я буду думать, что ты хочешь меня или сожрать, или до кондрашки довести. — Ты и сам неплохо справляешься, взял же меня на работу, в конце-то концов. — Чтоб ты издох, козёл, — пожелал ему Сэнгоку, дав болючий щелбан чтоб не лыбился во всю рожу. Настоящий же козёл, а точнее, коза, как раз лениво пожёвывала внеочередные сверхважные документы, на которые Сэнгоку было искренне плевать. — Ну так чего тебе, чудовище? — Дай сюда улитку, — сказал Гарп, поправив воротник гавайки, безобразно распахнувшейся до пупка — Гарп умудрился содрать пуговицы, пока обкатывал боками сэнгоковский диванчик из хорошей замши. — Твои мотивационные речи даже меня приводят в отчаяние. — Ой, да будет тебе, — отмахнулся от него Гарп, игнорируя суровый взгляд. — Я же как лучше хочу. Сэнгоку недоверчиво покосился, борясь с желанием выкинуть его в окно — он об этом подумывал с самого прибытия вице-адмирала. Причина, по которой он не сделал этого, увидев Гарпа на своём пороге и попытавшись прихлопнуть его той самой дверью, была в том, что оконная рама не отжила после переустановки и месяца с предыдущих посиделок. — Зная тебя… не сделай хуже, — Сэнгоку посмотрел на Гарпа, чуть сильнее сжав подлокотники. Улыбка, блудливая и хитрая, как и весь Гарп, напоминала ему о молодости, и не то что будила тревогу, а поднимала чёрный флаг и предупреждала, что беда не за горами. — Очень тебя прошу. Пожалуйста. — Посмотри какие ты слова выучил, как седина в волосы забралась. — Я больше тебе вообще ничего не скажу. — Это я уже слышал. — Ну и козёл же ты. — И это тоже. Сэнгоку схватил со стола пепельницу и швырнул ею Гарпу ровнёхонько в лоб. Тот играючи её поймал и осторожно, поставил обратно на стол, не обращая внимания на бешеный взгляд. — Делай что хочешь, — фыркнул спустя минуту Будда, вложив испугавшуюся улитку в лапищи Гарпа. Тот только сильнее растянул губы. — Я так всю жизнь делаю. И ни разу не пожалел. У Сэнгоку в груди нехорошо что-то сжалось. Он потянулся к нагрудному карману, в котором лежала чужая, старая фотография, и прикрыл глаза. — Слышишь меня, лейтенант? — тихо спросил Гарп, склоняясь к улитке. На секунду — только на секунду — Сэнгоку показалось, что все звуки по ту сторону провода исчезли, потому что Гарпа в таком тоне услышал бы даже мертвец. — Да, — всхлипнули в ответ. Слух выборочно отметил, что чавканье Мугивары сменилось звенящей тишиной, а вот подвывание снайпера, енотика и Кошки-воровки где-то на задворках драки стало громче, но больше всего впечатлил отборный и вежливый мат — кок очень забористо ругался и пыхтел, делая затяжку за затяжкой. «Это ж какое здоровье надо иметь, чтобы столько курить», — подумал Будда, откидывая тяжёлую голову на спинку кресла и уставясь в потолок, который плыл перед уставшими глазами и качался. — Отлично, парень. А теперь тащи свой зад в тыл к врагу и скажи, что с ним дедушка хочет поговорить. Сэнгоку посочувствовал своему лейтенанту, потому что его злоключения только что перешли на новый, более масштабный уровень. Парень хоть и толковый, но позванивал бывшему начальнику часто и почти каждый раз — в слезах. А всё потому, что взялся, как дурак последний, ловить Монки Ди младшего чтобы выслужиться перед начальством, справедливо пожиная теперь плоды своих амбиций. Сэнгоку на его месте, наверное, тоже бы плакал, но его останавливало присутствие Гарпа. Этот, сволочь такая, оборжал бы, ещё и крекеров своих в рот напихал для острастки. Переговоры Гарп вести не умел — это знал весь генштаб, — но зрелище было мировое: когда Гарп косячил сильнее обычного, Сэнгоку отправлял его ко всяким несговорчивым королям-правителям, наплевав на предупреждения Горосеев. Гарповские скандалы стоили каждой серьёзной вздрючки от правительства, потому что неизменно заканчивались победой Справедливости, и такой, что ему потом месяцами поминали Роджера с матами и слезами. Дозорные все как один были уверены, что управу на вице-адмирала найти мог только дух покойного Короля, а Сэнгоку мужественно молчал. Гоготать в лицо начальству не комильфо как-никак. Да и Роджер при такой пьянке скорее в аккомпанементе Гарпа был бы вторым массовиком-затейником, но… — Чёрт. У Сэнгоку свело пальцы — красивая фарфоровая кружка дрогнула, пролив чай на штаны. «Что за день такой?» — недовольно оттирая с себя пятна думал он, пока не услышал страшное. — Или сейчас дедушка допьёт свой чай, доест крекеры и пойдёт твоим воспитанием заниматься, а то что-то ты расслабился. — Да ты умом тронулся, что ли? — вскочил Будда, замахиваясь чем-то на Гарпа — чем-то оказался стул, треснувший при встрече с черепом вице-адмирала. Тот только сморщился и вытряхнул из седых волос щепки. Сэнгоку, чувствуя, как слабеют ноги, медленно моргнул, переведя взгляд с Гарпа на стул, и упал без сил в кресло. — Мне его только на прошлой неделе вместе с диваном привезли! Из самого Саут Блю! — Не ори на меня, — огрызнулся Гарп, чихнув из-за облачков деревянной пыли, клубящихся вокруг него. — Считай, твой стул не прошёл проверку на прочность. — Я за всю жизнь ни одного человека не встретил, кто прошёл бы, но в чём виноват мой пенсионный стул, изверг?! — Я тебе новый подарю, только заткнись, будь ласка, — посоветовал ему Гарп, возвращаясь к разговору с Луффи, который тут же стал голосить даже громче своего деда. Сэнгоку, не шевелясь, зажмурился, а потом подумал: «А что будет? Я не главнокомандующий, с меня за Гарпа не спросят, а Акаину не дурак, не полезет — ему Аокидзи толково передал, что думает родня Огненного Кулака по поводу новых методов». — Тебе чай заваривать? — еле вороча языком спросил он, и без того зная ответ. — Заваривай, — откликнулся Гарп, раслабленно, как дома, съезжая спиной по дивану и оборачиваясь к поднявшемуся другу. — Крекеры не забудь. — Чтоб ты провалился со своими крекерами, отец семейства, — пробубнил он себе под нос, шаркая тапочками с заячьими ушками по полу в сторону кухни. Гарп уже не обращал на него внимания, вещая с всё нарастающим упорством что-то несомненно жизненно важное нерадивому внуку. Чая у Будды было как в магазине — на любой вкус и цвет, но основную часть занимал зелёный — с мелиссой, мятой, ромашкой и лавандой. Эти ему дарили в катастрофических количествах, потому что знали, что нервы у главнокомандующего ни к чёрту. Так же как и чёртовы рисовые крекеры, которые он отродясь не ел, а после встерчи с Гарпом перестал есть вообще. Просто все флотские, от мала до велика, были осведомлены, где чаёвничает легендарный Железный Кулак. Вот и накапливались запасы потихоньку. И так же быстро цедились, пока Будда бился в тщетных попытках Гарпа познакомить с понятием здравого смысла. Сэнгоку, когда чайник закипел, поставилчашки на поднос — подумал, что надо бы купить железные, или того лучше — из кайросеки, — и плюхнулся на табуретку, разглядывая в сумерках наступающую ночь. Мир трясло и вертело, раскачивая во все стороны, — менялась эпоха, исчезали целые страны и города, а луна всё так же медленно ползла на небосвод, как во времена его юности, и дела ей до человеческого мира не было. А в нём год за годом наступала весна. Из-под снега пробивались, жаждя света, подснежники, а Сэнгоку только и думал — пережить бы, а там и полегче станет. Но не стало. От сердца отлегло только после того, как мальчишка, который пустым взглядом лишил его надежды на прощение, выжил и улыбнулся. И сдружился, кто бы мог подумать, с неугомонным внуком Гарпа. — И зачем мы в Дозор пошли… — вздохнул Сэнгоку, скользя взглядом по подоконнику и устроив голову на подставленной ладони. — За справедливостью, — донеслось из дверного проёма. Главнокомандующий так задумался, что не услышал, как Гарп перестал болтать и добрался до него. — И как, нашёл? — А ты не знаешь, — фыркнул Гарп, забирая со стола поднос и принюхиваясь. — Опять крекеры зажал? Сэнгоку, зыркнув на него, не глядя залез в ближайшую полку, доставая здоровенную — двойную, мать её! — пачку. — Чтоб ты ими подавился, — огрызнулся он, опираясь на стол и вставая. — Луффи сказал, что если наш лейтенант сам к нему не полезет — драться не станет. Он вообще на тот остров случайно попал — у него накама потерялся, — но из-за шума я так и не понял, кто. — Охотник на пиратов, — вздохнул Сэнгоку, идя за Гарпом и шаркая тапочками, на которые Гарп смотрел с неописуемым восторгом. «О господи», — подумал Будда, жалея о том, что не переобулся. «Этот остолоп же теперь всю оставшуюся жизнь мне эти чёртовы ортопедические тапочки от Трафальгара поминать будет!». — В общем, парень не умеет ходить прямо и всё время куда-то пропадает, — Сэнгоку, пнув тормозящего Гарпа под колено, быстро проскочил в дверной проём, подхватив поднос. Гарп крякнул, но не упал. — Кстати, пару дней назад севернее Хатиносу какой-то умелец разрезал море пополам. — Думаешь, надо перезвонить? — Гарп с несвойственной аккуратностью присел за стол, а потом, решив, что места мало, стряхнул с него все до одной бумажки с чернильницей и кое-какой мелочёвкой, улыбаясь весело-весело и оглядываясь на Сэнгоку, мол, что ты на это скажешь? Будда в пару шагов оказался рядом, влепил Гарпу подзатыльник, свалял в одну кучу всё, что упало, и потянулся за стулом — последним, который у него сегодня остался. — Думаю, мой лейтенант не успеет соскучиться по разговорам ни с тобой, ни с твоей роднёй, придурок. А теперь хлебай свой чай, жри крекеры и выметайся из моего дома — ночь на дворе, чёрт бы тебя побрал, Гарп! И Гарп снова гоготал, хлюпая чаем и активно работая челюстью, пока Сэнгоку смотрел на него и сползал вниз по спинке удобного кресла, раскидав руки на подлокотнике. В его кабинете в генштабе у похожего был гвоздь в спинке, который колол ровно между лопаток — чтобы Будда никогда не забывал, где и зачем сидит. Сейчас ему ничего никуда не кололо. Сейчас ему только было жаль, что он то кресло когда-то так же не разнёс о голову Гарпа.