"Сердце красавицы", или Ошибка резидента

Сознание возвращалось медленно. В первый раз открыв глаза, Гарри увидел над собой белый потолок и не мог понять, где он находится. «Я проспал? Грюм, наверное, меня ищет…» — мелькнула мысль и тут же погасла. Он снова погрузился в сон — снилась Дафна, почему-то одетая в форму сестры милосердия, она говорила: «Ты не хочешь жениться на моей сестре, Гарри? Она очень славная, а шрам у нее от того, что в нее стрелял Каркаров…» Потом Дафну сменила Джинни, которая молчала и смотрела на Гарри заплаканными глазами, держа на руках куклу, спеленутую как ребенок. Несколько раз он видел родителей — молодых, какими он их запомнил — просыпался, вспоминал, что их давно нет на свете, и опять засыпал. Потом наступил горячечный бред, ему то казалось, что он тонет в ледяной воде, то горит на костре. Когда Гарри полностью очнулся, он чувствовал себя совершенно здоровым, но был очень слаб. Медицинская сестра, которая как раз пришла ставить ему капельницу, увидев, что глаза Гарри открыты, а взгляд ясен, обрадованно всплеснула руками. — Ну, слава Богу, мистер Поттер! Наконец-то! Оказалось, что он лежит в госпитале уже почти две недели. Рана была тяжелой и опасной, к тому же началось заражение крови — но сейчас, как сказал доктор Сметвик, лечащий врач Гарри, все худшее позади. — Скажите, — обратился Гарри к доктору, как только вспомнил все, случившееся до того, как он попал в госпиталь, — а инспектор Грюм жив? А Диггори? А Доу поймали? — Все живы, мистер Поттер, — улыбнулся врач. — Инспектор Грюм как раз находится за дверью. Он вам все и расскажет. — Ну, здравствуй, герой! — усмехнулся вошедший Грюм. Он держался как обычно, грубовато, но выражение единственного глаза было непривычно теплым. — Что, не терпится узнать, чем все закончилось? Этот чертов Доу… то есть Долохов… выстрелил в меня и едва не попал в голову. Пуля прошла по касательной, я получил лишь легкую контузию… Но, черт побери, ему этого хватило, чтобы сбежать! Да еще тебя чуть не убил… Но Диггори вовремя сориентировался, к тому же на крыше соседнего дома сидели парни из контрразведки — они тоже были задействованы в операции. Вот они вчетвером, вместе с Диггори, и повязали Долохова. — Что ему теперь будет? — Повесят, конечно, — пожал плечами Грюм. — За шпионаж и два убийства, да еще покушение на сотрудника полиции… — Он признался? — В убийствах — да, — кивнул Грюм. — Все рассказал, как было. Без малейшего раскаяния, даже как будто с гордостью. — А Блейза Забини выпустили? А Волков — что с ним? — Блейза выпустили на другой день после ареста Долохова. Он наконец все рассказал без утайки, и благодаря ему, да еще показаниям Полякова, картина наконец-то прояснилась, все встало на свои места. — Вы мне расскажете, сэр? — с надеждой спросил Гарри. — Естественно, — хмыкнул Грюм. — Значит, так. Началось все с того, что, как ты уже знаешь, Доу пытался завербовать Блейза. Тот не сказал ему ни да, ни нет, но, не желая становиться изменником и в то же время боясь, что его противоестественные наклонности получат огласку, написал анонимный донос в контрразведку. Доу, однако, не оставлял Блейза в покое — и тот все рассказал своей матушке. Миссис Забини сказала сыну, чтобы он не беспокоился, она что-нибудь придумает. Нам известно, что Каркаров предупреждал миссис Забини, что Доу опасный человек. И, видимо — здесь мы можем лишь догадываться, поскольку их обоих нет в живых, — она каким-то образом вытянула из Каркарова правду о Доу. Каркаров согласился отдать ей компрометирующую Доу фотографию в обмен на «Сердце красавицы». Именно поэтому миссис Забини и заказала себе дешевую копию — чтобы сделка осталась в тайне. — А откуда Каркаров знал, кто такой Доу на самом деле? И откуда у него та фотография? — Каркаров и Долохов были знакомы с Белграда. Оба имели отношение к русской монархической организации, только Долохов с самого начала был советским шпионом, и именно он сдал красным руководство организации. А вот знал ли тогда об этом Каркаров — трудно сказать. Поляков сообщил, что Алекс Левски, бывший советский агент, а впоследствии перебежчик, продал Каркарову ту самую фотографию. Левски вскоре после этого был убит — кто его убил, так и осталось неизвестным. Но он успел довольно много рассказать о Долохове Каркарову и Полякову. Грюм ненадолго умолк, затем вынул из кармана фляжку с виски, сделал глоток и продолжал: — Итак, Блейз Забини доверился своей матери, а та действительно нашла оружие против Доу. Кстати, это Блейз первым увидел счет от ювелира и сразу понял, что это значит. И спрятал счет, чтобы он не попался на глаза Дафне, намереваясь потом оплатить — но не успел, мы его арестовали. Короче, он в общем и целом понял, что произошло и кто убил его мать. И чувствовал виноватым себя — ведь если бы он не пошел за помощью к матери, та была бы жива. Потому и хотел повеситься. У Гарри голова шла кругом. — Да-а-а… — произнес он, прикрыв ладонью глаза. — А что с Волковым? Он был сообщником Доу… то есть, Долохова? — Нет, Волкова Долохов использовал втемную. Они действительно познакомились в Белграде, Долохов выдавал себя за казачьего есаула и состоял в Русском монархическом патриотическом союзе. Он ввел Волкова в заблуждение, сообщив ему, что предатель — Каркаров, и умолчав о своей истинной роли в разгроме организации. Не знал Волков и того, что Долохов еще в Красноводске был шпионом. Служил у белых в штабе, водил дружбу и с британскими офицерами — именно поэтому его лицо показалось Мариэтте Доу знакомым… Он работал на красных и в Туркестане, и потом, в эмиграции… Однако после Белградской операции вернулся в Москву, а в Лондоне появился через несколько лет. Разыскал Волкова, наплел ему, будто бы за ним охотится советская разведка, поэтому он вынужден жить под чужим именем… И с Каркаровым возобновил знакомство, причем воспользовался его связями и деньгами, чтобы устроиться на первых порах… А дальше уже пробивался сам. — Так Волкова, значит, тоже выпустили? Он ни в чем не виноват? — обрадованно спросил Гарри. — С ним сложнее, — ответил Грюм. — Он ведь давал ложные показания по делу Каркарова. Там дело обстояло таким образом. После убийства Шарлотты Забини, которая угрожала Долохову разоблачением, тот заподозрил, что компромат ей продал не кто иной, как Каркаров, который к тому же стал явно избегать встречи с Долоховым. Тогда Долохов договорился с Волковым, что тот привезет его к дому Каркарова, сначала сам зайдет и отдаст деньги — а следом за ним в дом проникнет Долохов. Когда все было кончено, Долохов сказал, что расквитался с Каркаровым за предательство. Он был уверен, что Волков не выдаст его — и не ошибся, кстати. — Что же будет с Волковым? — Думаю, он легко отделается. Сейчас он уже освобожден из-под стражи, ему наймут хорошего адвоката… Эмигранты собирают деньги, и общественное мнение складывается в его пользу... Грюм замолчал и снова отхлебнул из фляжки. — Ну, с убийством Каркарова более или менее ясно. А с миссис Забини? — спросил Гарри. — Миссис Забини написала Доу и пригласила к себе для важного разговора. А надо сказать, что Доу немного ухаживал за ней, и письмо было написано в кокетливом тоне. Поздним вечером он приехал в ваш город — и эта дама, как ее… миссис Фигг видела именно его. Однако, встретив Доу на пороге, миссис Забини тут же потребовала, чтобы он оставил Блейза в покое, потом начала угрожать, показала фотографию и сказала, что негатив в надежном месте. Он понял, что без Каркарова здесь не обошлось, и негатив нужно искать у антиквара. Миссис Забини же он убил, затем попробовал инсценировать ограбление, сорвав с шеи бриллиант, который, как мы знаем, был ненастоящим, а также серьги и кольцо. Оказалось, что Долохов разбирается в драгоценностях — вероятно, от Каркарова чему-то научился — и понял, что «Сердце красавицы» поддельное. Он говорит, что выбросил и кулон, и серьги с кольцом, которые никакой особой ценности не представляли, на одной из улиц Ист-Энда (1). Некоторое время Грюм молчал, потом снова заговорил: — Я присутствовал при его допросе. Кстати, он знал о существовании Мариэтты Доу и ее дочери Мэри — дело в том, что в Красноводске, когда наши войска оттуда в спешном порядке отступали, он завладел некоторыми документами погибшего Энтони Доу — подумал, вдруг пригодятся. Прибыв в Англию, навел справки о вдове, но решил, что она ему не опасна. Так что ни миссис Доу, ни ее дочь он убивать не собирался. Он так и сказал: «Пожалуй, эта сентиментальность меня и сгубила. Хотя… нет, не в этом дело. Не стоило мне пытаться завербовать Блейза Забини. Не знал я, на что способна его мать…» — Да… — пробормотал Гарри. — И про тебя Долохов спрашивал, — добавил Грюм. — Говорит: «Что там с тем мальчишкой, который вперед товарища под пулю бросился? Убил я его?» Я сказал, что ты жив. Он вроде как даже вздохнул облегченно. — А что он еще говорил? — спросил Гарри. Он поймал себя на том, что этот человек, едва не отправивший его на тот свет, вызывает в нем странный интерес, особенно неожиданно обнаружившиеся в нем проблески человечности. — А больше ничего и не говорил, — усмехнулся инспектор. — И если насчет убийств все стало более или менее ясно, то что касается шпионажа — ничего узнать не удалось. Ладно, Блейза он не смог завербовать, но наверняка у него есть и другие связи, он в Англии сколько лет прожил? Говорит: «Со мной все кончено, но все равно победа будет за нами. Потому что мы правы. Рано или поздно коммунизм на всей земле настанет», — Грюм ухмыльнулся, потом посерьезневшим тоном прибавил: — Но вот что я тебе скажу, Поттер… Дай Бог, чтобы каждый из нас, если попадется в руки врагам, держался не хуже… Гарри задумчиво уставился в потолок. Он был согласен с Грюмом, хотя и считал ожидавшую Долохова кару справедливой. Но сейчас его занимало другое — Блейза выпустили, он дома, с Дафной. «Она его утешает, наверное, — змеей ужалила в сердце ревность. — Интересно, как? Как сестра, или… А может, он с Драко утешается, а Дафну одну оставил…» — Ну, пойду я… — Грюм неловко поднялся. — Поправляйся! Тут о тебе каждый день справлялись — и миссис Забини, и миссис Диггори, и сам Диггори, конечно. Ты ведь ему жизнь спас. Да еще некая… э-э-э… мисс Уизли к тебе прорваться пыталась. Рыженькая такая… Ты, оказывается, дамский угодник, а по виду и не скажешь… — добродушно засмеялся инспектор, глядя на покрасневшего Гарри. — Ну, увидимся еще! Он прохромал к выходу, а через несколько минут послышался робкий стук в дверь, и в палату вихрем влетела Джинни. Она опустилась на колени возле изголовья кровати Гарри и заплакала. Гарри, гладя Джинни по мягким рыжим волосам, неожиданно почувствовал к ней неизъяснимую нежность, даже глаза защипало, и он несколько раз моргнул, чтобы не выдать своего волнения. — Гарри… Слава Богу, ты жив! Гарри, милый… — Джин… Как ты? Я соскучился по тебе, — к собственному удивлению, он понял, что говорит чистую правду. Он действительно был рад ее видеть, и оказалось, что ему действительно не хватало ее все это время. И тут же кое-что вспомнил: — А как там этот… как его… Майкл Корнер? Когда свадьба? — Ох, Гарри… — она снова заплакала, потом засмеялась. — Не будет свадьбы. Не могу я так… Понимаешь… когда я к тебе пришла, я уже ни на что не надеялась. Я видела ее, она красивая… Очень красивая. И думала, пусть ты будешь у меня первым, а потом уже все равно… Но нет, не все равно. Да и Майкла жалко, за что я буду хорошему парню жизнь портить? Я же его совсем не люблю… Гермиона говорит — правильно. Говорит, мол, твои родители — коммунисты, люди передовых взглядов, поэтому они не должны тебя осуждать… — За что осуждать? — не понял Гарри. — Ох… я же не сказала тебе… Я беременна, Гарри! — выпалила она и спрятала покрасневшее лицо в ладонях. — Я не хотела, честное слово, и все сделала так, как сказала Гермиона — сразу после… в ванной… Но все равно так получилось… Гермиона говорит, что может устроить меня на аборт, в своей клинике, — на этих словах Джинни понизила голос до шепота. — Но я не хочу! — она яростно замотала головой. — Сначала думала, выйду за Майкла и никто ничего не узнает… Но теперь поняла, что не могу. И аборт делать не могу… Но боюсь, что мама с папой скажут… и братья… Гермиона обещала сама поговорить с Роном… Гарри слушал Джинни и чувствовал, что его жизнь снова возвращается на прямой путь, простой и честный. Он взял ее руки в свои. — Послушай, Джинни… Не надо ничего этого… Мы с тобой поженимся, и все. Как и собирались. А как же иначе? — Но ты меня не любишь… — прошептала она, шмыгнув носом. — Кто тебе такое сказал? — он притянул ее к себе и поцеловал в припухшие губы, в мокрые от слез щеки. — Ах, Гарри… — счастливо вздохнула Джинни. «Все правильно, — подумал он. — Все так, как должно быть». Образ Дафны померк в его сознании, рядом была Джинни — теплая, родная, любящая. Мать его будущего ребенка. Все было просто, ясно и правильно. Так, как он всегда хотел. * * * Вскоре Гарри выписали из госпиталя, а в конце августа он вернулся на службу в полицейское управление своего города. Он побывал и в Лондоне, где встретился с Грюмом, Седриком Диггори и его женой, которая со слезами благодарности расцеловала Гарри. С Дафной он не виделся. Делом Доу, вернее, Долохова теперь занималась контрразведка — пыталась установить его шпионские контакты, но, как слышал Гарри, безуспешно. Однажды утром он столкнулся в коридоре с Северусом Снейпом. Эксперт, как обычно, имел хмурый и неприветливый вид, однако, увидев Гарри, остановился и подал ему руку. Гарри был удивлен — раньше они со Снейпом никогда не здоровались за руку, ограничиваясь сухими кивками — но протянутую руку пожал. — Здравствуйте, Поттер, — хрипло сказал Снейп и откашлялся. — Я рад, что вы живы, и рад, что вы в своем первом серьезном деле показали себя с самой лучшей стороны. Раньше я был уверен, что из вас толку не будет, уж слишком вы похожи на вашего отца — а более безответственного человека, большего врага всякого закона и порядка, чем Джеймс Поттер, я не знал. — Мистер Снейп… — возмущенно начал Гарри, но Снейп мановением руки остановил его. — Помолчите, Поттер. Я никогда не мог простить вашему отцу, что он впутал в свои дела вашу мать. — Да какое вам дело до моего отца и до моей матери, в конце концов? — выкрикнул Гарри. Снейп как будто не слышал его. Он говорил, словно обращался не к Гарри, а к кому-то невидимому. — Лили Эванс… она была такой милой и скромной девушкой… Самой красивой в школе, лучшей ученицей… Но она влюбилась в Поттера, вместе с ним шаталась по митингам… Однажды их обоих даже арестовали… Но это было еще не самое страшное — в конце концов она погибла… Я никогда не прощу этого вашему отцу. — Вы… вы любили маму? — озаренный внезапной догадкой, шепотом спросил Гарри. — Это вас не касается, Поттер, кого я любил… Но я рад, что вы оказались не таким, как ваш отец. Пока вы находились между жизнью и смертью, я много думал об этом… И решил, что вам следует получить ответы на ваши вопросы. Зайдемте в мой кабинет, — он махнул рукой, приглашая следовать за ним. Гарри подчинился, недоумевая, на какие его вопросы Снейп может дать ответы. — Итак, Поттер, я знаю, что вы предпринимали собственное расследование обстоятельств гибели Лили и Джеймса Поттеров. Но ничего не узнали. Вы подозревали в их смерти меня — не стоит даже обсуждать это глупое предположение. Однако я провел расследование раньше вас — виновником гибели ваших родителей был некий Питер Петтигрю. Анархист и провокатор. Это он бросил бомбу. Улики, правда, были не совсем веские, хороший адвокат мог бы развалить дело. И я просто пришел к нему и задушил его собственными руками. А потом инсценировал самоубийство через повешение. Вы тогда еще не служили в полиции. Пока Снейп говорил, по его лицу пробегала судорога, левая бровь и уголок рта дергались, по бледному лицу катился пот, будто каждое слово давалось ему с нечеловеческим усилием. — Вот так, Поттер, — хриплым шепотом закончил он. — Я… я никому не скажу, сэр, — охваченный состраданием, Гарри не сводил глаз со Снейпа. — Клянусь! Благодарю вас, что рассказали мне… И что покарали убийцу… — Не стоит благодарности, Поттер, — криво усмехнулся Снейп. Гарри переминался с ноги на ногу, не зная, что еще сказать, но в этот момент дверь в кабинет распахнулась и Перси Уизли, непривычно взволнованный и даже взъерошенный, крикнул: — Включайте радио! Обращение премьер-министра! Снейп повернул ручку радиоприемника, и оттуда послышалось: —…страна находится в состоянии войны с Германией. Вы можете представить себе, насколько это тяжелый удар для меня — ведь борьба за мир, которую я вел, потерпела неудачу. Чемберлен (2) говорил еще что-то про Польшу, захваченную германскими войсками, про предложения, которые остались без ответа, но Гарри почти не слушал, впрочем, главную мысль обращения премьер-министра к нации он уловил. — Война… — пробормотал он. — Да, — тяжело кивнул Снейп. А премьер-министр продолжал из репродуктора: — Я знаю, что все вы будете исполнять свой долг спокойно и отважно. В этот момент заверения в поддержке, полученные из разных уголков Империи, ободряют и укрепляют нас. Да благословит вас Господь. Пусть Он защитит правое дело. Ибо мы будем бороться против зла, грубой силы, ложной веры, несправедливости, угнетения и репрессий. И я уверен в том, что справедливость одержит верх. Было третье сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года.