В Омуте Памяти

Драко задавался вопросами всю дорогу, но так и не решился спросить у Блейза, кто же эта девушка. Во-первых, ещё не доверял ему настолько, а во-вторых, это было для него настолько личным, что хотелось навсегда сохранить это только своим воспоминанием. По прибытии Драко казалось, что все, кроме него, знают своё место в этом замке. Все собирались кучками, шутили и смеялись, подбегали к профессорам и о чём-то с ними беседовали. Его же, кажется, все просто ненавидели. В поезде никто не зашёл к нему в купе, проходя мимо, люди лишь заглядывали в окно, видимо, проверяя, не сошёл ли он с ума, как о том писали в газетах. Так же, как и на вокзале, все сразу начинали куда-то спешить, как только он проходил мимо. Он находил это смешным, ведь, по большому счёту, ему на всех было плевать. Зачем они ему? Зачем ему все эти люди? Возможно, в прошлой жизни он их ненавидел, считал друзьями или даже был влюблён в кого-то из пробегавших мимо девушек. Но сейчас это было так неважно. Страх накатывал на него холодной дурманящей волной, становясь всё теснее с каждым шагом, который он делал навстречу замку. Он не знал, чего ждать, не знал даже, как ему дальше жить, а они хотят, чтобы он учился. Серьезно? Хотят, чтобы он ходил по выходным в Хогсмид, делал домашние работы для Слизнорта и выкладывался на матчах по Квиддичу? Да это же всё полная чушь! Всё, о чем он мог думать, — девушка на вокзале. Она захватила все его мысли, стала первым воспоминанием из прошлого. У Драко было чувство, что она ключ ко всему, что она поможет вернуть потерянные воспоминания, что сможет привести в порядок его чувства и мысли. Но, для начала, надо хотя бы узнать её имя. Он шагал к Большому Залу так же медленно, как если бы его вели на казнь. Слава Мерлину, рядом был Забини, который постоянно шутил какие-то идиотские шутки или указывал на очередную короткую юбку. Панси же недовольно хмыкала в ответ и старалась держаться как можно ближе к Малфою. Это напрягало, но, если бы не они, Драко развернулся бы в сторону дома ещё в Лондоне. Как только он сел за стол, его со всех сторон облепили однокурсники, которые, кажется, были тупее его на целую степень эволюции. «О, ну меня-то ты точно помнишь?», «Слушай, а как подтираться ты вспомнил сразу или потребовалась помощь?», «Сколько девчонок уже трахнул новенький Малфой?» — слышалось со всех концов стола. Драко потребовался всего один взгляд, чтобы все они поняли: если не заткнутся, он запустит в них Авадой, не меньше. Он сидел между Забини и Тео, который слишком много раз извинился за то, что не навещал его летом после «всей случившейся херни», обосновывая это тем, что мать не выпускала его дальше собственного сада. Все они выслушали долгую и нудную речь Макгонагалл, полную сожалений о погибших и назиданий для первокурсников. Им представили их новых учителей, хор пел свои обычные песни. Драко было тошно от того, насколько яростно все стараются делать вид, что ничего не произошло. Практически каждый из присутствующих потерял что-то в этой войне, а теперь они поют песни? Тот же Гоил. Забини сказал, что его отца пытали, чтобы выбить из него всю возможную информацию о других Пожирателях, а затем заточили в Азкабан, где он и умрёт. И что же сейчас делает его сын? Жалуется на то, что хочет жрать еще с поезда, а старуха слишком затянула своё нытьё. Фу, отвратительно. Пока все наслаждались ужином и обсуждением того, как же они оторвутся в этот последний год в замке, Драко не спускал глаз со столов, ища эти каштановые кудри, что так взбудоражили его мозг. Он обводил взглядом стол за столом и никак не мог разглядеть. Такое ощущение, будто она и не села в поезд. Малфой уже был готов признать, что он действительно сошел с ума, и этот запах просто почудился его больному воображению, но в эту же минуту он замер. Он сидел практически у самой двери, и, как только она распахнулась, его сердце, кажется, совершенно прекратило биться, пальцы застыли в неестественном положении на столе, а ноги совершенно отнялись. Снова этот предательский запах. Единственный, с момента Обливиэйта, который вызывает хоть какие-то эмоции в его сердце. Он заставил себя повернуть голову вправо, но было слишком поздно: он снова не увидел лица. Они шли колонной, друг за другом, с гордо поднятыми головами и флагами факультетов в руках. И пусть за ней было ещё 3 человека, её кудри все равно было видно. Огромная копна каштаново-рыжих волос, в которые Драко зарылся бы, не задумываясь. Он был уверен: если подойдёт ближе, не сможет не дотронуться. Колонна дошла до середины зала, развернулась лицом и гордо подняла флаги над головой. — Дорогие студенты, — начала профессор Макгонагалл, — пришло время представить вам старост факультетов. В этом году на них возложено ещё больше ответственности, чем обычно, но это очень большая честь для каждого ученика! Берите с них пример и никогда не бойтесь подойти с вопросом, особенно это касается первокурсников! Итак, Ханна Эббот и Эрни Макмиллан — старосты факультета Пуффендуй! Падма Патил и Терри Бут — Когтевран! Старосты Слизерина: Дафна Гринграсс и Маркус Флинт. И, наконец, старосты Гриффиндора: Рон Уизли и Гермиона Грейнджер! Кажется, зал шумно аплодировал. Кажется, студенты выкрикивали имена своих старост, а некоторые бросали шапки вверх. Кажется, друзья подбегали обнимать и поздравлять избранных учеников. Для Драко звуки и краски перестали существовать в тот самый момент, как Макгонагалл произнесла её имя. Его сердце сжалось до размеров горошины, а сам он полностью перестал ориентироваться в пространстве. Грейнджер. Гермиона Грейнджер. Он повторил это про себя миллион раз. Повторял, пока сидел за столом, повторял, пока вырывал руку у Забини, который пытался поймать его в дверях, повторял, пока бежал к выходу. Воздух, ему срочно нужно на воздух. Голова раскалывается от ужасной боли, конечности не слушаются, а в голове всего одна мысль: «Почему? Почему, блять, она?». Он не узнал её сразу, конечно, ведь не видел ни одной фотографии. Первое время ему не разрешалось читать газет, а потом он и не стремился. А стоило! О ней говорили на каждом углу: «Легендарная подруга Гарри Поттера», «Жертва Круциатуса в исполнении Беллатрисы Лестрейндж», «Героиня Войны» и хер знает кто ещё! И он помнит её? Драко Малфой, бывший Пожиратель Смерти, племянник той самой Беллатрисы, предатель Хогвартса помнит её? Её запах вводит его в состояние оцепенения? Её волосы вызывают в нём такое непреодолимое желание дотронуться? Он не понимал. Сидел у черного озера, держался за голову, стараясь усмирить дикую боль, и не понимал. Хотелось плакать, кричать, разбиться или убить её. Это невозможно, невозможно...

***

Драко вернулся в спальню после полуночи. Затем ещё где-то час выслушивал нотации Блейза, истории о том, как сильно перепугалась Панси, и что все теперь точно уверены в его психической неуравновешенности. Сказать по правде, в ней был уверен и сам Малфой. Его голова перестала болеть лишь после того, как он собрал всю свою волю в кулак и заставил себя выкинуть её образ из головы. До этого он абсолютно точно чувствовал, как каждую извилину мозга скручивает Круциатусом. Малфой спал от силы час или два, после чего проснулся от ледяной воды, вылившейся ему на лицо. Он подлетел с кровати в ту же секунду с палочкой на голове, и, кажется, уже шептал «Остолбеней». Перед ним стояла перепуганная и одетая в один только халатик Панси. — Какого хера ты творишь? — Прости! Прости, Драко! Ты так страшно кричал, я всё не могла тебя разбудить! Я так перепугалась! Ты говорил что-то про невыносимый запах, ты это о чём? Может, тебя отвести в больничное крыло? Тебе, наверное, трудно после всего пережитого… — Панси выдала эту тираду буквально за 15 секунд. Несмотря на то, что она явно проснулась совсем недавно, её волосы уже были красиво уложены, губы нежно накрашены малиновым блеском, видимо, в попытке нарисовать нечто натуральное. И, чёрт... Все то время, что они общались летом, он никогда не замечал, насколько приторные у нее духи. Слишком грубые и дорогие для девушки её возраста. — Это мужская спальня, Паркинсон. Твоя ниже! — бросил Драко и отвернулся к своему чемодану в поисках одежды. Он слышал, как она обиженно фыркнула и покинула комнату. Этот звук Драко станет ненавидеть, он был уверен.

***

Блондин отыскал Забини, наплёл какую-то сказку про то, что не может прийти сегодня на завтрак, потому что вчера забыл разобрать вещи, забрал у друга расписание и ушёл так быстро, чтобы он не успел сформулировать ни один вопрос. По расписанию у него было ещё 40 свободных минут, которые он планировал провести в библиотеке, штудируя все газетные выпуски, которые он пропустил. Слава Богу, здесь уже не было постоянного контроля, и он мог позволить себе читать и узнавать всё, что угодно. Она выступает на конференциях, даёт интервью, посещает больницы и госпитали. Жертвует деньги на благотворительность, помогает отстраивать Хогвартс, подбирает и приглашает новых учителей. Если бы в Пророке написали о том, что Гермиона Грейнджер усыновила 10 домашних эльфов, Драко бы даже бровью не повёл от удивления. Каждый взгляд на колдографию отзывается болью в голове, но, слава Мерлину, не такой сильной, как когда он видит её вживую. Боже, да она всё делает с блеском. Драко чувствует себя полным ничтожеством, когда переворачивает первые страницы газет, с которых улыбается она, и видит сообщения о «своих». О новых Пожирателях, пойманных аврорами, о казнях, стирании памяти и многом другом. Драко согласен: они всё это заслужили сами — но чувство ненависти к себе ещё никогда не было настолько сильным. Он даже не может позволить себе просто подойти и спросить у неё совета. Он знает, она умнее всех в этой чертовой школе, она точно знает ответ. Она бы протараторила ему умную главу из книжки, объясняющую его головные боли, посоветовала бы зелье и, может быть, даже объяснила, что их так сильно связывает. Но она ненавидит его — в этом он уверен наверняка. Она — гордая победительница, он — предатель и неудачник. Драко шагает по коридорам в поисках кабинета трансфигурации и не может перестать думать. Боже, кажется его голова скоро взорвётся. Почему Забини рассказал ему о Поттере и Уизли, но ни слова не сказал про Гермиону? Он рассказал ему столько дебильных историй — в одной из них у Крэбба три дня из носа текла слизь после попытки наколдовать себе усы — а про нее ни слова. Они даже говорили о Волан-Де-Морте, хотя министерство это строго запретило. Странно… — Ты где был, дружище? Я проверил спальню, твои вещи всё ещё в чемодане, а значит, ты занимался чем-то более интересным, чем раскладывание трусов! — радостно озвучил свои мысли Забини, как только Драко сел к нему за парту. — Если я скажу, что читал в библиотеке, ты мне поверишь? — Да я скорее поверю, что твое любимое угощение — это флоббер-червь! — Что-что? Наш мальчик-который-потерял-память не против полакомится стряпней Паркинсон? — влез в разговор Нотт. — Если ты не заткнешься и ещё хоть раз упомянешь это, я обещаю, что скормлю тебя этим червям и отправлю их матери по почте! — крикнул Драко слишком громко, чем привлёк внимание всей аудитории. Бедные когтевранцы вжались в свои стулья, а рыцари с картин позади парты куда-то разбежались. — Повремените с этим, мистер Малфой! — Минерва как всегда вошла в класс незаметно для всех. — Сегодня на повестке дня превращение животных в мебель, поэтому, прошу вас, повнимательнее! Я не прощу вам ни одной раненой кошки!

***

Драко чувствовал себя грёбаным извращенцем, так мало того — ещё и мазохистом! Его голова раскалывалась на тысячи мелких частей, а он продолжал пялиться! Сидел в самом дальнем углу библиотеки и смотрел на счастливую троицу. Мерлин, он знает своего отца только по рассказам, но уверен в том, что тот бы его сейчас ненавидел. Они втроём сидели над какой-то толстенной книгой, периодически Рон отвратительно широко зевал, а Гермиона тыкала его локтем в бок. И вот что странно: трогала она Уизли, но чувствовал каждое прикосновение Малфой. Они занимались уже где-то полчаса, уже полчаса Драко терпел ужасную боль и уже тридцать минут, как он старается уловить эти прекрасные нотки в воздухе. Что это? Точно не духи — слишком легкие. Может, шампунь или гель для душа? Эта мысль отозвалась странным спазмом на языке, явно желающим попробовать запах на вкус. «Рехнулся?, — заорал Малфой на самого себя, — Хочешь смотреть — смотри, но даже думать не смей о том, чтобы трогать! » Она сидела, скромно сдвинув ноги вместе, и опиралась головой на руку. У неё было невероятно сосредоточенное выражение лица, как будто бы она не читала, а разгадывала разом все тайны мира. Иногда, видимо разбираясь с трудным словом, она сдувала с лица надоедливые маленькие кудряшки и чуть-чуть высовывала язык изо рта. Драко отворачивался каждый раз, когда она это делала: не был готов умереть здесь и сейчас. Не хватало ещё, чтобы его нашли погибшим от желания насмотреться на Гермиону Грейнджер. Все и так считают его ненормальным. Нет, Малфой больше не в силах терпеть эту боль. Собирает остатки сил в кулак и встаёт со стула. Черт! Он теряет координацию от нового накатившего спазма, хватается за стул и падает вместе с ним в проход, поднимая такой грохот, что обернулись буквально все, кто был в зале. Знал, что не надо было терпеть так долго — теперь получай ещё долю унижения! Хвала небесам, он сидел далеко от Грейнджер и не свалился прямо к её ногам! Вставал он, кажется, целую вечность. Его захлёстывали всё новые волны боли, но он, естественно, уходя бросил на неё ещё один взгляд, и вот это точно было зря. Она смотрела на него. Прямо ему в глаза. У Малфоя защемило сердце, и все внутри сжалось в узел. Он вылетел из библиотеки так быстро, что Гермиона, наверное, даже не успела моргнуть. Нет, ну он точно выглядит как больной! По пути в спальню он всё вспоминал, прокручивал в голове этот короткий миг и пытался понять: ему показалось или в её взгляде не было ненависти? — Она, кажется, собиралась улыбнуться! — Да ты совсем рехнулся что ли? Она собиралась улыбнуться тебе? А потом, наверное, подошла бы и дала слизать с себя аромат пионов, да? — Не надо утрировать! Она не обязана меня ненавидеть! Она не тупая, далеко не тупая! Должна понять, что я изменился, должна знать, что я больше не тот человек, что их предал! — Нихера она тебе не должна! Это ты должен закрыться и меньше пялиться на неё, пока не сдох от головной боли! Боже, что происходит? Малфой разговаривает с самим собой? Как он до этого дошёл? Но последняя мысль была правильной: он должен держаться от неё подальше. С этой мыслью он и заснул, слушая бормотание Забини и Тео.