ID работы: 8991485

В Омуте Памяти

Гет
NC-17
Заморожен
291
автор
Размер:
194 страницы, 16 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
291 Нравится 178 Отзывы 118 В сборник Скачать

Останься, если хочешь

Настройки текста
Мерлин, почему это каждый раз так громко? Малфой поднимает голову вверх, наблюдая, как поток теряется из-за огромной стаи сов и филинов, залетающих через небольшое окно. Зал в ту же секунду наполняется противным криком птиц, радостным верещанием студентов, которые ожидают посылок или писем от родных. Драко же, как и всегда, сидит спокойно и усиленно делает вид, что его совершенно не волнует происходящее. Он не получает писем, газет или посылок. Мать писала ему письма первый месяц, но, получая максимально сухие и короткие ответы, перестала это делать. Слизеринец не любил письма — слишком долго, слишком муторно, слишком интимно. «Ежедневный пророк» также не занимал его внимания, потому что читать о новых пойманных пожирателях было тошно, а узнавать подробности личной жизни Поттера — противно. К сожалению, ничего действительно полезного и важного в этой газетёнке не писали, и блондин решил просто отказаться от её получения. Иногда, заглядывая в газету к Блейзу, он убеждался в том, что отказ от связи с внешним миром был одной из самых лучших его идей. Голова сейчас забита совершенно другими вещами, а, учитывая текущее положение дел, перегружать мозг явно не стоит. Сказать, что Драко был удивлен, когда его филин царапнул его когтём по руке за слишком долгое игнорирование, — ничего не сказать. Ослепительно белая птица, по которой сразу было видно, что она принадлежит очень богатой и знатной семье, влетела в окошко под потолком вместе с остальными, сделала небольшой круг и теперь устроилась напротив Малфоя, держа в клюве совсем маленький чёрный конверт. На его счастье, на стол слизерина падало так много писем и газет, что за всем этим балаганом даже лучший друг не заметил принесённого послания. Быстро вырвав у птицы конверт, Драко дал ей пару орешков из своей тарелки и, быстро погладив по клюву, прогнал со стола. По непонятной причине, как только он взял конверт в руки, по коже тут же начали бегать сотни мурашек, а кожу пробил озноб. Драко привык доверять интуиции, а потому потратил несколько лишних секунд на то, чтобы обследовать конверт на наличие каких-либо заклинаний. Чисто. Нет обратного адреса, лишь подпись: «Драко Люциусу Малфою». Что за бред? Мать бы не стала писать такое маленькое письмо, так еще и упаковывать его в чёрный конверт, а больше общаться ему не с кем. Драко настолько увлечён разгадыванием тайны, что не замечает, как ученики один за одним поднимают на него наполненные абсолютно разными эмоциями взгляды. Не замечает, как рядом вскрикивает Паркинсон, потому что уже привык к её психам не из-за чего. Не замечает, как по залу разносится тихий общий гул, наполненный чьим-то истерическим смехом. Он думает, разглядывает плотную бумагу, готовится распечатать пугающий конверт — ему не до окружающих. Те секунды, что слизеринец тратит на подготовку, кажутся вечностью как для него, так и для друзей, сидящих рядом с ним. Наконец, он аккуратно подцепляет бумагу ногтем большого пальца, медленно разрывает конверт и достаёт оттуда ровный прямоугольный клочок пергамента. Что вообще можно уместить на таком количестве бумаги? Блондин уже начинает думать, что это какой-то глупый розыгрыш и сейчас он увидит очередное тупое обзывательство, но глаза цепляются за первую фразу: «Люциус Малфой, рождённый 4 апреля 1954 года, скончался сегодня ночью в тюрьме Азкабан при попытке побега» Слова больно ударяют под дых, лишая возможности сделать вздох. Нечем дышать. Каждая клеточка его тела замирает, он чувствует, как кровь прекращает циркулировать, оставляя внутренние органы болезненно сжиматься от недостатка кислорода. Пальцы, сжимающие конверт так крепко, что пергамент начинает рваться, немеют и холодеют, а вслед за ними и все тело. Температура вокруг него падает на несколько градусов, воздух застывает. Нет. Неправда. От места, где должно было быть сердце, до тонких пальцев разливается холод, озноб пробирает его, заставляя появляться мурашки на коже. Внутренности выворачивает, Малфой чувствует, как сжимаются лёгкие и как в желудке один спазм сменяет другой. Не может быть. На языке чувствуется железный привкус — прикусил язык. Медленно сглатывает, стараясь убрать противное ощущение во рту и заложенность в ушах. Собирая последние силы в кулак, он бросает ещё один взгляд на злополучный пергамент. «Его тело будет захоронено на месте смерти, без передачи семье». Пощёчина. Малфой физически чувствует то унижение, которым пропитана эта фраза. Он останется там. Его отец останется навсегда гнить посреди океана — там, где он никогда не сможет его навестить. Драко не успел вспомнить его, не успел сказать ему ничего перед его кончиной, не успел задать миллион вопросов, которые крутились у него в голове, и больше никогда не сможет. Его отец навсегда останется презираемым всем волшебным миром предателем, а он сам навсегда останется его сыном, который никогда не сможет никому рассказать об отце ничего хорошего. Он будет гнить в земле, Драко будет гнить здесь. Мрази. Малфой наконец позволяет себе вдох, обжигающий гортань. Нужно дышать. Он должен собраться, перестать трястись, начать нормально дышать и не подавать виду. Никто не должен узнать. Он закроет это в себе, как и все другие чувства. Никогда никому не расскажет, никогда не покажет, как боль прожигает грудь насквозь. Капля падает на стол. Слеза? Нет, кровь. Слизеринец настолько сильно сжал в руке пергамент, что начал оставлять порез ногтем на коже ладони. — Драко, мне очень жаль, — тихий шепот Блейза выводит его из ступора. Что? Поднимает глаза, и ужас снова охватывает его изнутри. Они все смотрят на него. Абсолютно все в этом зале: от первокурсников до учителей — отложив свой завтрак, уставились на него страшными глазами. Никто не произносит ни слова, в зале стоит небывалая тишина, кажется, что все прекратили дышать вместе с ним. Осознание медленно ложится тяжёлым камнем на плечи, мозг работает на пределе возможностей. Трясущимися руками, бросив записку на стол, он вырывает из рук мулата газету. От первых строк кровь превращается в яд, прожигая сосуды по всему телу. «Пожиратель смерти сегодня скончался при попытке организованного побега из Азкабана!» «Люциус Малфой: несчастный случай или спланированная операция?» «Какое наследство получит помилованный ранее Драко Малфой?» Этого не может быть! Этого просто не может быть… — Драко, если я могу тебе чем-то помочь… — Паркинсон произносит это самым нежным голосом на свете, но он противно режет слух и лишь больше злит. — Заткнись! — Успокойся, пожалуйста. Пойдём со мной, тебе нужно на воздух! — Блейз как и всегда старается помочь, хватает Малфоя за рукав и указывает в сторону выхода. — Нихера мне не нужно! — Мистер Малфой, прошу вас… — из-за учительского стола понимается Слизнорт, медленно протягивая вперед свои руки. Истерика. Он не может этого вынести. Не живёт, не чувствует, не понимает. Конечно, это не он. Это всего лишь кино, а он лишь сторонний наблюдатель. Драко смотрит со стороны, как парень, трясясь и выкрикивая проклятия на всех, кто до сих пор не опустил голову обратно в свою тарелку, встаёт из-за стола, практически перевернув лавку. Как он выбегает из зала на бешеной скорости, продолжая орать что-то о том, что это всё ложь и полный бред. Видит, как сильнейшие потоки неконтролируемой магии разносят в щепки ближайшую колонну, а к потолку поднимается горячий столб искр. Это не он, это всего лишь кино. Это не про него.

***

Как он здесь оказался? Что было до этого? «Здесь» — это где? Холодный декабрьский воздух дует прямо в лицо, отрезвляя мысли и чувства, пробирая насквозь. Всё тело сводит спазмами то ли от холода, то ли от боли. Пальцы на руках практически не чувствуются от мороза, а на лице застыла холодная полоса от единственной слезы, которую он себе позволил. Сколько Малфой уже сидит на белом снегу, согреваемый лишь адреналином, бьющим изнутри через край? Наверное, довольно долго, ведь мысли в голове уже практически пришли в норму, а сердце перестало отзываться болью на каждый удар. Ты его даже не знал, ты его даже не знал, ты его даже… Блондин повторяет это про себя как мантру, надеясь уговорить и успокоить самого себя. В его жизни ничего не изменится. Это не знакомый ему человек. Их ничего не связывает, он не написал ему даже письма за то время, что себя помнит, и никогда не скучал. Его отец так же, как и он, виноват во всех своих проблемах сам. Сам за них и расплатился. Продолжая страшно дрожать, он оглядывал поверхность Чёрного озера. Удивительное место. Наверное, его любимое. Вода здесь настолько пропитана магией существ, живущих на глубине, что не застывает даже при таком холоде. Повсюду слышатся странные шорохи и звуки, издаваемые неведомыми животными, туман струится от берега по водной глади, окутывая его и зазывая в свой плен. Над головой с завыванием проносится ветер, где-то вдалеке слышно, как Гремучая Ива перебирает ветвями, создавая быстрые потоки воздуха. Это место похоже на сказку, а потому успокаивает и позволяет хоть немного отвлечься от всех мыслей. — Решил умереть от воспаления лёгких, а не смертью храбрых? — этот голос, невероятно сильно походящий на шипение, не спутать ни с чем. Твою мать, опять она. — Фоверус! — слышится, как палочка рассекает воздух, а затем Малфоя окутывает спасительным теплом. — Что тебе нужно? — Драко произносит это, даже не поворачивая головы, в надежде, что она уйдет обратно так же незаметно, как и появилась. — Все беспокоятся. Ты не представляешь, какая паника там поднялась после того, как ты убежал. Тебя ищут друзья… — Очень ценная информация, а теперь вали отсюда. — И грязнокровка. — Что ты сейчас сказала? — злость в ту же секунду возвращается в тело, не давая усидеть на месте. Малфой ещё ни разу не слышал, чтобы этим словом пользовался кто бы то ни был в Хогвартсе. После победы каждый понимал, что стоит за одним простым словом, и потому даже ни один слизеринец не решался его произнести, да еще и так нагло и громко. Она оскорбила её. Эта мерзкая змея позволила себе так отозваться о Грейнджер в его присутствии, высказалась так, как будто это такое же обычное обычное слизеринское оскорбление, как «заучка» или «всезнайка». Я засуну тебе это слово обратно в твоё мерзкое горло — Что? Что я сказала? — Амалия как будто специально растягивает слова, наполняя их презрением и мерзостью своего голоса. — Как ты посмела открыть свой грязный рот в её сторону? — кулаки давно сжаты, а мозг на пределе возможностей старается не сорваться. Ему нельзя её трогать, иначе он просто убьет эту суку. — Ой, как это мило! Ты защищаешь заучку, она ищет тебя по кабинетам. Между вами что-то есть, а? — накручивает на палец чёрный локон и улыбается так, что виднеется оскал верхних клыков. — У тебя минута. — Ты о чём? — У тебя ровно минута, чтобы забрать свои слова назад и уйти, — в голосе не слышно ни одной эмоции, лишь пренебрежение. Злость копится в грудной клетке, прожигая лёгкие, разливаясь по венам и сжимая кулаки всё сильнее. — А если не захочу? Тебе ведь нельзя использовать боевые заклинания. Откуда ты это знаешь? — Я своими руками сломаю тебе шею, — не запугивает, а предупреждает. — Всего за одно оскорбление? Да и если подумать, это даже не обзывательство, кровь и правда грязная… — на этих словах девушка поморщилась, из-за чего её лоб пересекла вертикальная складка между бровями, но она исчезла в следующую же секунду из-за того, что выражение лица слизеринки сменилось на шок. Рука Малфоя мёртвой хваткой зажимала её горло, прижимая к ближайшему дереву. — Я сказал: забери слова обратно! — Ты что, обезумел? Сейчас же отпусти меня! — Амалия пытается кричать, но пальцы слизеринца сжимаются сильнее, из-за чего из горла девушки вырываются только хрипы. — Ты оглохла? — кричит прямо ей в лицо, почти касаясь носом. — Прости, прости! Я беру слова на… — Зачем ты пришла? — Успокоить тебя! — А мне кажется, что ты только и делаешь, что пытаешься меня вывести! Спрашиваю по-хорошему последний раз: зачем ты пришла? — сдерживаться практически нереально. Вена на правом виске вздулась, желваки ходят по щекам, а ногти медленно царапают светлую кожу шеи. — Спросить. Я хотела спросить! — О чём? — Я не могу дышать, Малфой… — хрипы уже совсем тихие, лицо покраснело, а руки, старающиеся оттолкнуть, теряют сиду с каждой секундой. — О чём ты хотела спросить? — О Лорде… Что?! Пальцы разжимаются против воли, повинуясь шоку. Он отходит на несколько шагов, оставляя Амалию откашливаться на снегу. В голове просто физически не может уложиться столько мыслей за одно утро, мозг практически перестает переваривать информацию. Разум отключается, оставляя его наедине с бушующими чувствами. — У тебя есть ещё один шанс сказать, что ты ошиблась, и уйти отсюда. Клянусь, он последний, — сдерживать эмоции больше нет смысла, потому в его голосе слышится несдерживаемая злость и агрессия. Каждый согласный звук отточен до предела. — Ты чуть не убил меня, но я, так и быть, не расскажу об этом Блейзу. Сука. — И нет, я не ошиблась. Я хотела уточнить у тебя о попытке побега, насчёт которой писали в газете. Я понимаю, тебе, наверное, очень тяжело об этом говорить, но, скорее всего, я не единственная, кто захочет у тебя об этом спросить, — девушка даже не дрожит, хотя ещё пару секунд назад была на грани удушья. — Ты сказала, что хотела спросить о Лорде, — от такого обращения где-то на задворках сознания появились мысли о неправильности и противозаконности происходящего. — Ну так это ведь взаимосвязано, Драко, не строй из себя дурака! Пожиратели не сбегают из Азкабана просто так, это просто невозможно. Там так усилили охрану после войны, ты в курсе? Он слушал, но не слышал. Не мог уловить суть происходящего, не понимал до конца, о чём она говорит. Причём здесь он? Он даже не помнит своего отца, откуда ему знать подробности побега? Да и зачем ей эти подробности, если он всё равно провалился? Что вообще ей нужно и почему она здесь? — И откуда в твоём жалком мозгу взялась мысль, что я могу что-то знать? — Я видела, как твой филин принёс тебе конверт, и подумала, что… — Я ничего не знаю и отчитываться перед тобой точно не намерен! — Ладно, ладно! Я всего лишь хотела узнать, перед кем за побег должен был отчитаться твой отец... — Закрой рот, пока я не убил тебя. Просто закрой рот! — он замахнулся к её лицу, но в последний момент заставил себя остановить руку. Увидел запоздалую реакцию на лице девушки: страх, смешанный с львиной долей любопытства. Нужно обратно в замок. Куда угодно. Лишь бы подальше от неё. — Драко, тебе нужно поговорить со мной! Мы сможем понять всё вместе! Бессмертная тварь. Быстро шагая к замку, он слышал, как Амалия окрикивает его с берега озера, и крепко сжимал в кармане школьной мантии палочку. Ему нельзя использовать боевые заклинания, но ведь причинять боль можно и по-другому. Кто она вообще такая? Где Блейз её нашел и зачем притащил оттуда? Как её фамилия? Кажется, Синс. Малфой не видел этой фамилии ни в одной газете и никогда не слышал при обсуждениях. Никто не обсуждал её и не знал ничего, кроме того, что она сама о себе рассказала. Она как будто материализовалась из воздуха для того, чтобы добивать Драко в самые отвратительные моменты. Мразь.

***

Кажется, этот день никогда не закончится. Снова подвал. Снова один. Драко дрожащими от холода руками помешивает бурлящее варево уже час подряд. Ненавидит. Это место вызывает у него лишь отвращение и мысли о вероятной скорой смерти. Он понятия не имеет, правильно ли он варит это чёртово зелье. Откуда ему это знать? В книге, в которой был найден рецепт, сказано, что историей зафиксировано всего пять случаев его использования, поэтому подробных инструкций, естественно, никто не давал. У него всего одна попытка. Сварит правильно — получит возможность, хотя бы маленький шанс вспомнить. Сварит неверно — скорее всего, умрёт в мучениях. У слизеринца не было даже времени на то, чтобы просто прийти в себя и позволить себе привести мысли в порядок. Он узнал о смерти отца, какая-то полоумная чуть не довела его до убийства, а Драко даже не может просто зайти в душ, чтобы смыть с себя все эти воспоминания. Зелье не терпит отлагательств. Уже неделю, каждый день, всё свободное время. Его сердце еле выдерживает такую нагрузку, равно как и магия в крови, которая противится его действиям. Каждое добавление нового ингредиента предполагает нашёптывание не известных ему ранее тёмных заклинаний (а может, просто забытых?), от которых всё в его теле замирает, испытывая леденящий страх. Шрам от метки на предплечье, по неведомым ему причинам, отзывается режущей болью на некоторые из заклинаний, что наталкивает на мысли об изобретателе зелья. Ты виноват во всём сам. Слова, произнесённые им в этой могильной темноте бесчисленное количество раз. Каждый раз при желании сдаться, запустить котлом в стену, а затем Авадой в себя он думал лишь об одном. Он не хочет повторить судьбу отца, понимает, что у него больше нет времени, чтобы тратить его на просьбы о помощи. Малфой злится на самого себя каждую минуту. Злится за всё на свете, не может остановиться, иногда настолько, что хватается за волосы и тихо сползает по стене. Как он мог всё испортить? Как смог так испоганить собственную жизнь, что теперь вынужден варить самое тёмное и противозаконное зелье из всех, о каких слышал, один в холодном подземелье, без помощи друзей или кого бы то ни было вообще. Малфой один. Ему не с кем разделить успехи и неудачи, не у кого спросить совета, не с кем хотя бы поделиться мыслями. Блейз, хоть и помог найти один из ингредиентов, сразу дал понять, что дальше участвовать в этом не намерен. «Я не смогу жить с осознанием того, что свари я зелье правильно — ты был бы жив». Ни он, ни Грейнджер почему-то не могли признать одну простую вещь: их отказ помогать лишь делает хуже. Увиличивает шансы Драко отравиться и сдохнуть прямо здесь, на каменном полу отвратительного подземелья. Если бы только он мог понять, что натворил в прошлом, если бы мог сейчас попросить у гриффиндорки помощи — зелье бы уже было готово. Гермиона. Занимает все его мысли. Как ни странно, кроме боли и презрения по отношению к самому себе, он испытывает ещё одно, ранее практически неизвестное чувство. Стыд. Он так и не извинился перед ней. Не нашёл слов, момента… смелости. Так и не подошёл к ней, не постарался найти её в огромном замке, не решился объясниться. Он не заслужил её. Девушка не заслужила плакать, страдать, получать синяки из-за него. Кто угодно, но не она. Что она чувствовала, смотря на него в Большом зале? Он не поднял на неё глаз ни до, ни после получения письма, но Драко уверен в том, что она была там. Чувствовал. Амалия сказала, что она его искала. Её слова тогда отозвались болью в его душе, ведь он в миг понял, что отдал бы всё на свете, лишь бы его нашла Гермиона, а не эта змея. Ему нужна помощь, это глупо отрицать. И Грейнджер единственная, от кого он готов эту помощь принять. Как же он скучает. Никогда не признается ни ей, ни самому себе. По волосам, по испуганному взгляду, по прерывистому дыханию. Сидя здесь, Малфой представляет, как она всё же решается, находит его, садится рядом. Толкает его локтём в бок, когда он ошибается в очередной раз, прямо как этого рыжего недоумка. С разочарованным видом наблюдает, как он снова помешивает зелье не по, а против часовой стрелки, заходится хохотом, когда Малфой подскальзывается в лужах, собирающихся в особенно влажных уголках подземелья. Невозможные мечты накрывают его одна за другой, не давая мозгу расслабиться. Она не придёт. Боль. Блондин чувствует её постоянно. Лишь боль, отчаяние, страх и ненависть. «Я ненавижу тебя, Драко Малфой». Сколько времени уже прошло с того момента? Сколько слов было ей сказано, сколько взглядов подарено, сколько слёз пролито, а он всё ещё помнит. Проговаривает про себя каждый день, пробует на вкус горечь произнесённого откровения, разбирает его на мелкие буквы и соединяет вновь. Пять простых слов, разрушивших его мир. За что? Знать бы хотя бы причину, он отдал бы всё то немногое, что имеет, лишь бы исправить то, что натворил. Как он мог? Как у него хватило совести, смелости… глупости? Мудак. Вот и всё объяснение, и другого не будет. Поток мыслей прерывает… присутствие? Еле уловимое, заметное только для него, невесомое. Не слышно шагов, не чувствуется запах, не хлопали двери, но Драко кожей ощущает, как кто-то подходит всё ближе и ближе. Но почему-то тело не отзывается на сигнал мозга о том, что нужно поднять палочку, постараться защититься. Единственное, что он делает, это выпрямляет спину и прислушивается. Это не нужно. Она подходит ближе, и он всё чувствует. Пионы. По всему подземелью. Голова начинает приятно кружиться, окутанная воспоминаниями и чувствами. Спасибо. Не отворачивается от котла, не меняет позы, лишь тихо ждёт, даёт ей право выбирать самой. Девушка садится рядом с ним. Молча. Не произнося ни слова. Поджимает ноги под себя, опускает подолы мантии, закрывая колени, глубоко вздыхает. Секунды тянутся мучительно долго, нервы натянуты до предела, все силы направлены на то, чтобы не показать удивления. По спине скатывается капля пота, щекотя кожу и ещё больше доказывая её сумасшедшее влияние на его организм. Знакомая боль возвращается, холодной рукой хватая его за хребет, но он ни за что ей не сдастся. — Прими мои соболезнования, Драко. Такой нежный голос, что сердце тут же ускоряет свой бег. Отчаяние наконец уступает место если не счастью, то хотя бы его подобию. Она всё-таки пришла. — Не нужно. И как только у тебя получается постоянно вести себя как последний урод? Гермиона лишь качнула головой и замолчала. Так и осталась сидеть рядом с ним, не задевая его ни сантиметром своего тела. Не хочет или боится? — Как ты нашла меня? — Я же волшебница, Малфой. — И что? — Драко, может, и не такой умный, как она, но знает точно, что нет никакого заклинания, позволяющего найти того, кто не хочет быть найденным. — И поэтому я подсмотрела, куда ты идёшь, из окна, — улыбка слегка касается уголков её губ. — Хорошее заклинание, Грейнджер, — Драко слегка ухмыляется и поворачивает голову к девушке. Невероятно. Такой простой и нормальный разговор, что слизеринцу становится теплее только лишь от пары её слов. Если бы не боль, по-хозяйски обосновавшаяся у него в голове и пульсирующая с каждым её словом, этот момент можно было бы назвать идеальным. И что теперь? Будем сидеть молча? Скажи что-нибудь! — Зачем ты здесь? Серьезно?! — Я, — снова не договаривает фразу и подбирает правильные слова, — я просто хотела убедиться, что ты в порядке. Блондин изгибает бровь, явно давая понять, что ответ неполный и он в него не верит. Сложно верить во что бы то ни было, когда это произносят таким тихим и трясущимся голосом. — Я могу уйти, если ты против, — произнеся это, гриффиндорка первый раз за всё время смотрит ему в глаза, за что Малфой готов расцеловать и проклясть её одновременно. Слишком глубокие, слишком красивые, слишком вдумчивые. Он обожает этот её взгляд, полный надежды и просьбы. Слизеринец смотрел бы в них вечно, если бы каждый раз не был на грани потери сознания из-за агонии, разворачивающейся внутри черепа. Её взгляд как будто бы подносит спичку к газу, провоцируя взрыв. Больно и необходимо. — Останься, — сам не верит, что говорит, — если хочешь. Немного отодвигается с мантии, на которой сидит, кивает на неё и приглашает Гермиону придвинуться ближе. Она не реагирует, быстро переводит взгляд с мантии на его лицо, неуверенная в том, что ей нужно сделать. — Пол холодный, Грейнджер, а я не кусаюсь. Она сглатывает слюну, быстро кивает и неуклюже перебирается поближе. Мерлин, дай мне сил! — Можно посмотреть на зелье? — Гермиона тонкими пальчиками указывает на котёл, стоящий перед ними, и Малфой наконец вспоминает, зачем он здесь. Ему очень повезло, что зелье не выкипело прямо на них. — Что? А, да, можешь, — он не верит своему счастью. Она здесь, сидит рядом, в голосе не слышно обиды, так ещё и предлагает помощь. Не может быть. Лицо девушки приобретает то самое выражение, с которым она читает или переводит руны на уроках. Брови чуть изгибаются, в глазах появляется огонёк азарта, нижняя губа немного выпячивается вперед. Забирает волосы назад, наклоняется носом к опасному вареву, аккуратно помешивает палочкой и вглядывается в мутную воду. Такая милая, сосредоточенная, умная. Моя. Со всеми веснушками, торчащими прядями, курносым носом. В самой стандартной школьной форме или в изумительном серебряном платье. Кричащая в истерике или нежно улыбающаяся от своей же дурацкой шутки. Поучающая его безопасности или шагающая в пропасть на слушании по его делу. Всегда. Его. — Эй, ты меня слушаешь? Чёрт. Кажется, она застала его на месте преступления. Что она говорила? Он не слушал, был слишком занят разглядыванием худой коленки, выбившейся из-под длинных полов мантии. И что теперь ему сказать? — Нет, я смотрю. Ты что, обезумел?! Почему слова вырываются из его рта, совершенно не посоветовавшись с мозгом? Прекрасно. Лицо Грейнджер приобрело слишком милый румянец, глаза забегали в разные стороны, руки сильнее прижались к мантии, оттягивая её дальше к полу. Вздох так и не был закончен выдохом, пухлые губы приоткрылись в удивлении. Стыд окутывал её медленно, но невероятно красиво. Ладно, это того стоило. — Что? Я… Я говорила, что зелье почти правильное, но мне кажется, что стоит добавить ещё немного… — Добавляй. — Ты… ты даже не дослушаешь? — Зачем? — Ну, а вдруг я ошибаюсь или такого не было в рецепте или... — как и всегда, слишком боится. — Грейнджер, ты не ошибаешься, я уже говорил. Делай всё, что посчитаешь нужным, — с этими словами блондин опёрся затылком о стену за собой, сложил руки на груди и принял самую расслабленную позу из всех возможных. — Ты так и будешь на меня смотреть? — румянец ещё больше расходится по лицу гриффиндорки, заливая щёки и нос нежно-розовым цветом. Рука, протянутая к сумке с ингредиентами слегка трясётся, а ноги слишком сильно сдвинуты вместе. — Да. Нахмурив брови, девушка отворачивается, почти ударяя Малфоя хвостом по лицу. Хах, отличная эмоция, Гермиона. Гермиона? Он что, назвал её по имени? Да, про себя, но это всё равно первый раз за всё время их общения. Слово так приятно отдалось теплотой в сердце, что он захотел повторить его ещё и ещё и желательно вслух. Позже. Сейчас самое важное — незаметно достать из мантии флакон с обезболивающим и выпить до дна, чтобы провести с ней здесь всё время, что сможет себе позволить. И главное — сделать это быстро, потому что, судя по состоянию онемевших ладоней и чёрных пятен перед глазами, у него осталось не больше пяти минут до отключки. Следующие пятнадцать минут прошли за разглядываем Грейнджер, которая так смешно суетилась над котлом, что Малфою пришлось приложить немало усилий, чтобы не отвлекать её и не привлекать к себе внимание. Девушка ни разу не повернулась, видимо, боялась встретить его разглядывающее выражение лица и была права. Драко не отвел от неё взгляд ни на секунду, разглядывая каждый миллиметр её лица, запоминая позы и отточенные движения, ловя её настроение. — Ну вот, если верить твоему рецепту, ещё два дня, и всё будет готово, — снова смущённо повернулась к нему лицом. Как же быстро у неё поменялось настроение: ещё несколько секунд назад она полностью контролировала процесс и не дала бы Малфою даже замечания вставить в её работу, а сейчас сидит, сложив руки на коленях, и еле-еле заставляя себя не спускать взгляд с его глаз. — Спасибо. — Пожалуйста, мне не сложно, — гриффиндорка слегка растянула губы в милой улыбке и опустила глаза на свои ладони. — Может, сядешь обратно, раз ты закончила? — сердце бьётся так сильно, что сейчас просто выскочит из груди. Только бы согласилась, лишь бы не ушла. Хоть в глаза девушки и читается шок и испуг, она всё же, переборов себя, соглашается. Молча, не произнося ни единого звука, Гермиона встаёт на колени и аккуратно приближается к Драко, медленно перенося вес своего тела в его сторону. — Ой! — громкий вскрик пронзает тишину подземелья, и девушка сваливается на него так неожиданно, что он даже не успевает её поймать и смягчить падение: гриффиндорка оказывается на его коленях, а голова падет на плечо. Мягкие кудри окутывают всё его плечо и ложатся на живот красивыми завитками, её рука крепко держит его за запястье, стараясь помочь хозяйке подняться. Ни за что. Аккуратно высвободив одну руку из-под девушки, Драко прижимает её к себе за спину и держит так крепко, чтобы Гермиона не смогла вырваться. Сдувает с её лица маленькую кудряшку и смотрит прямо в глаза. — Удобно, Грейнджер? — на лице появляется хищная ухмылка от того, как быстро девушка покрывается краской и начинает чуть-чуть подрагивать. — Дай мне встать, пожалуйста, — произнося просьбу, Гермиона, как может, старается помочь себе подняться ногами и руками, но из хватки Малфоя невозможно выбраться, пока он не захочет этого сам. — Зачем? По-моему, так гораздо теплее, — произносит Малфой самым заигрывающим голосом, на который способен, и ещё сильнее сжимает рёбра девушки. Только не сделай больно, идиот! — Нет… Нет, так не теплее. Подними меня, я правда случайно потеряла равновесие! — девушка начинает тихонько хныкать, но её стремления встать явно становятся гораздо более слабыми и неуверенными. — Расслабься. Лучше расскажи мне что-нибудь. — Что? В смысле? Что рассказать? — глаза девушки раскрываются всё больше, показывая Малфою неприкрытый шок. — Что угодно, Грейнджер, что угодно,— это было последнее, что он собирался ей сказать. Расслабив хватку так, чтобы она могла в любой момент встать, но продолжая нежно обнимать девушку, Драко опустил голову и уткнулся в копну её великолепно пахнущих волос. Ещё пару секунд Малфой пребывает в страшном ожидании её ответных действий и в конце концов поражается им до глубины души. Глубоко вздохнув и, кажется, сказав, какой он всё-таки дурак, девушка полностью расслабляется в его объятиях. Разжимает руку, которой схватила его за запястье, чем слизеринец сразу же пользуется, переплетая их пальцы вместе. Гермиона сжимается от такого прикосновения, но даже не пытается убрать ладонь. Лишь сильнее прижимается к его груди, щекоча прядями лицо. — Мне правда рассказать тебе что угодно? — произнося эту фразу, девушка чуть приподнимает подбородок вверх, оказываясь носом у его шеи, отчего по телу пробегают тысячи мурашек одновременно. Ответа нет. Малфой и рад бы что-то сказать, но оторваться от её волос — преступление. Блондин лишь еле ощутимо кивает и прижимает Гермиону ещё ближе к себе. — Хорошо, — она чуть приподнимается, чтобы оказаться прямо у его уха. Дыхание сбивается, кровь слишком быстро циркулирует по телу, из-за чего заметно поднимается температура. Малфой не может держать себя в руках и слегка впивается пальцами в хрупкие рёбра. Девушка слишком близко. Невозможно думать ни о чём, кроме этого. — Ты любишь «Звёздное» мороженое из «Сладкого Королевства», потому что, когда его ешь, во рту начинают шипеть и взрываться маленькие конфетки-шипучки. Тебе нравится сидеть в углу за самым маленьким столиком в «Трёх Мётлах», потому что так создаётся ощущение, что в кафе только двое и больше никого вокруг. Зимой ты никогда не носишь перчаток, потому что любишь трогать снег руками и смотреть, как на пальцах тают снежинки. Весной всё свободное время ты проводишь в Запретном лесу, собирая какие-то непонятные травы и издалека наблюдая за единорогами. На завтрак ты всегда пьёшь крепкий кофе, а потом жалуешься на горечь во рту, но никогда не решаешь добавить сахар. У тебя есть смешная желтая майка с лукотрусом, потому что на пятом курсе ты так сильно испугался одного, когда он упал на тебя с дерева, что закричал на весь двор. Ты знаешь название чуть ли не всех созвездий и можешь рассматривать звезды ночи напролёт, рассказывая невероятные истории о сотворении Вселенной. Ты выиграл в нашем споре, прочитав за месяц на две книги больше, чем я, а потом хвалился этим ещё несколько месяцев подряд. Ты никогда не залечиваешь шрамы на теле, считая их наградами и напоминаниями. Когда ты сдавал СОВ, ты так сильно перенервничал, что случайно спалил полку с пергаментом в кабинете, из-за чего экзамен пришлось перенести. Ты всегда спишь в носках из-за того, что часто мёрзнешь, хотя я считаю, что ты просто боишься подкроватных монстров. Ты ешь острый красный перец, ненавидишь, когда загибают страницы книги, и даже когда-то любил смотреть маггловский телевизор… — на последнем предложении сдерживать эмоции становится невозможным, и девушка прерывает речь, чтобы позволить слезам свободно катиться по щекам. Драко не дышит и готов заплакать вместе с ней. Сердце разрывается на части. Так... трогательно, так по-доброму, так мило, нежно и прекрасно. Она знает о нём такие глупости, о которых бы он сам никогда в жизни не догадался. Руки уже давно прижали её к себе так сильно, как только возможно, взгляд потерялся в её кудрях, а сердце предательски пропускает удары. — Спасибо, Гермиона, — произносит он слишком тихо и, не дав девушке ответить, наконец накрывает её губы своими.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.