***
Вокруг темно. Снова. Придя в сознание, первое, что делает Драко, — инстинктивно сжимает кулаки и напрягает всё тело так сильно, как только может, ожидая возвращения своей ужасающей пытки. Но ничего не происходит. В смысле — совсем ничего. Кулаки не сжимаются, лишь совсем немного подрагивают пальцы, а остальные мышцы в теле будто и вовсе проигнорировали его сигнал к действию. Новая попытка. Ничего. Драко чувствует всё своё тело, как тяжелый груз, но не может пошевелить ни одной мышцей. Вот это уже совсем херово. Слизеринец ловит себя на мысли, что хотя бы сознание вроде бы работает нормально, а значит, с ума он не сошёл. Странно. Перед глазами резкими стоп-кадрами проносятся события недавней ночи, и Малфой даже не представляет, каким чудом он выжил и сейчас находится в каком-никаком, но сознании. В голове всё как будто мутное, мозг соображает плохо и медленно, но всё-таки старается отдавать сигналы. — Мисс Грейнджер, пожалуйста, вам нужно пойти спать. Вы не можете сидеть здесь вечно, вам, как и всем, нужен отдых. — Ещё пять минут, прошу вас. Голоса доносятся как будто сквозь толщу воды, они приглушённые и еле-еле воспринимаются мозгом. Мисс Грейнджер. Мисс Грейнджер. Гермиона! Она здесь, пришла, не оставила его одного. От одной только этой мысли его жалкое существование начинает восприниматься чуть легче. Если только то, что сейчас с ним происходит, вообще можно назвать существованием. Жив ли Драко вообще? Почему не может пошевелиться? Так сильно Малфой сейчас хочет подать ей сигнал о том, что он здесь, что он её слышит, что чувствует её, но не может. Тело будто сковано железом. — Грейнджер, пойдём, это бессмысленно. Ты ведь сама видишь: он не отвечает даже на раздражители. Одна ночь ничего не изменит, тебе нужно поспать, мадам Помфри права. Какого хера? Голос Блейза стал совершенной неожиданностью, а то, что он сказал, в особенности. Что значит, не отвечает даже не раздражители? Вот же он — живой! Всё слышит и более-менее понимает, только не может показать. Соберись, мать твою! Открой хотя бы глаза! Все силы уходят на то, чтобы передать сигналы в мозг и заставить нервы в нём зашевелиться. Один импульс, затем второй. Ничего. Блондин собирает всю магию, которую может ощутить, и направляет её к голове, надеясь, что хотя бы это поможет мозгу проснуться и начать наконец выполнять свои прямые функции. Никакого ответа. Не могло ведь зелье парализовать его, ведь так? Это просто невозможно. Когда Драко шёл в подвал, он ожидал всего: нестерпимой боли, ужасающих флешбеков из прошлого, судорог, крови, смерти. Однако полная недееспособность организма при нормальной работе мозга совершенно не входила в его планы. — Гермиона, пойдём, хватит. У тебя уже нет сил даже просто держать глаза открытыми, и ты думаешь, что сможешь чем-то помочь? Пусть она останется! Она может помочь, оставь её на месте, твою мать! Парень всё старается и старается, направляет последние силы к мозгу, призывая мышцы начать работать и хотя бы открыть глаза. — Ладно, ладно, пойдем. Пока, Драко, — говорит девушка совершенно убитым голосом, по которому прекрасно слышно, что она плакала уже очень-очень долго, и наклоняется, задевая волосами скулы и ключицы, добавляет ему на ухо, совсем тихо: — Пожалуйста, очнись, прошу тебя. Драко слышит стук каблуков по полу, затем как захлопывается дверь, и палата погружается в тяжелейшую тишину. Никто бы никогда не заметил, не смог бы посмотреть на него и сказать о том, какая невероятная борьба с самим собой разворачивается где-то внутри сознания блондина. Вставай, блять! Сейчас же вставай! Какой же ты слабак! Ни одна мышца в теле не слушается, мозг устал отдавать команды, в теле нет сил. Ещё несколько попыток, и сознание снова его покидает. Темнота обволакивает.***
Сознание включается вновь. Звуки медленно выходят из пелены, начиная звучать отчётливее. — Мадам Помфри, нельзя больше ждать, поймите вы! Вы же сказали, что можете его разбудить! — Я уже говорила вам, мисс Грейнджер, я не буду так рисковать. — Но нельзя же просто сидеть и ждать! Прошло уже столько дней, а он всё ещё не реагирует! — Это может быть слишком опасно, и вы это знаете. Мы не знаем, в каком состоянии сейчас находится его мозг... — Но... Разговор обрывается на полуслове. Драко даже не успевает прийти в себя, как тут же вновь падает в пропасть.***
Терпкое зелье касается его губ, разливаясь по языку, и медленно стекает по горлу. Обездвиженное тело было не готово к такому, потому парень закашливается, стараясь выплюнуть жидкость, но тонкая рука закрывает его рот, заставляя проглотить всё. Мысли медленно собираются в кучу, мозг по чуть-чуть оживает, сознание возвращается к нему волнами, сильные потоки магии и собственной энергии разносятся по всему телу, согревая и придавая сил. Всё в его организме работает медленно и заторможенно, но как только мозг более-менее приходит в себя, Малфой тут же понимает, что медлить нельзя. Первыми Драко чувствует руки, и тут же впивается пальцами в ладонь, закрывающую рот, чтобы наконец нормально откашляться. Затем в движение приходит позвоночник, предоставляя парню такую долгожданную возможность хотя бы чуть-чуть подвигаться. Глаза всё ещё остаются закрытыми, потому как перед собой он видит ровным счетом ничего, хотя так отчаянно пытается разомкнуть веки и увидеть того, кто вернул его к жизни. Блондин чувствует присутствие этого человека рядом, слышит дыхание, но не может увидеть. Это точно не Грейнджер или Забини, ведь те бы уже давно сказали хоть что-нибудь. Снова становится не по себе, по телу бегут мурашки, но на страх нет времени. К ногам наконец возвращается активность, Драко поджимает их к себе, отталкивается на кровати и садится. По телу разливается наслаждение, мышцы будто говорят спасибо за такую долгожданную смену позы. Однако мозг всё ещё работает крайне плохо, потому Малфой не имеет возможности сформировать слова в предложения и спросить хоть что-то и лишь пытается собрать обрывки фраз в своём сознании. Холодная рука ложится на его плечо — та же, которая недавно зажимала ему рот, ногти легонько впиваются в кожу, а на ухо начинает тихо шептать голос, явно изменённый каким-то заклинанием: — Я думаю, ты понимаешь, что теперь ты дважды мой должник? Какого... Дважды?! Драко резко дёргает плечом, заставляя таинственного помощника убрать руку, и поворачивается лицом по направлению к голосу. Способность видеть, как и говорить, всё ещё не возвращается, но теперь Малфой наконец-то понимает, почему. Лёгкое покалывание на глазах и языке извещает о том, что это не побочный эффект зелья, а лишь наложенные заклинания. Несколько невербальных заклинаний, которые слизеринец попытался послать, чтобы избавиться от маски, совершенно не срабатывают, а потому у блондина нет никакой возможности ответить, лишь ждать того, что произойдёт дальше. Но, как ни странно, ничего больше не случается. Драко ориентируется лишь по звукам, но и так прекрасно понимает, что происходит. Кто бы ни был этот человек, он только тихо встаёт со стула, оправляет одежду и медленными шагами направляется к двери. В тот момент, когда дверь негромким скрипом оповещает о том, что скоро будет закрыта, с глаз парня слетает тёмная повязка, и язык снова обретает чувствительность. Его взгляд тут же направляется в темноту, но глаза лишь недавно снова вернулись к работе, а потому единственное, что он видит, — медленно закрывающаяся дверь и полы длинной мантии, ускользающие из виду. — Что значит дважды?! — кричит он, проверяя, вернулся ли к нему голос и в глубине души надеясь остановить сбежавшую помощь. Голос совсем слабый и мало похож на его обычные гневные выкрики, скорее на голос больного ангиной: настолько он хрипящий и слабый. Естественно, никто не вернулся. Только этого, блять, не хватало. И где вообще Грейнджер? Мозг не даёт раздумывать долго, предпочитая сон после таких сильных нагрузок на организм, учитывая недавнюю полную неподвижность. Парень быстро выключается, продолжая прокручивать в голове последние слова. Дважды мой должник, дважды должник...***
— Доброе утро, мадам Помфри! — быстро бросает девушка, забегая в больничное крыло, но даже не поворачивая взгляд в сторону женщины. Драко лежит на кровати прямо, глаза закрыты, старается держать дыхание ровным и размеренным, не подавать виду. Ни один мускул в его теле не дрожит и не выдаёт того, что парень в сознании. — Мистер Малфой, я оповестила мисс Грейнджер о том, что вы пришли в себя! Так что быстро прекратите ломать комедию и допейте начатое зелье, иначе мне придется вас заставить! Ну и зачем было портить момент? — Мерлин, как я рада, Драко! Я просто не могла поверить, это... это было... О, как я счастлива, что ты жив! — Девушка в миг подлетела к кровати парня и обняла слишком крепко, даже не дав ему до конца сесть и выпрямиться. Непослушные кудри опутали слизеринца со всех сторон, заползая в уши и рот, обволакивая невероятным запахом, который невозможно забыть. — Грейнджер, если ты не будешь говорить тише, то о твоей радости будет знать весь Хогвартс. — Блондин чуть отодвинул девушку, хоть это и было слишком сложно как для него, так и для неё, и махнул головой в сторону мадам Помфри, как ни странно, даже не повернувшейся на радостные возгласы. — А... Это... — Девушка смущённо опустила глаза и присела на край кровати, явно собираясь усмирять дальнейшие эмоции. — Я провела здесь столько часов, Драко... В общем, Мадам Помфри обещала, что всё, что было в больничном крыле, останется в больничном крыле. Она никому не скажет, что видела меня здесь. Ну естественно. Ведь пустить всё на самотек было бы так не «по-грейнджеровски», да? Как же он рад её видеть. Одному Мерлину известно, как он скучал по этой девушке, как тяжело было слышать её голос и не иметь возможности посмотреть, как трудно было без её смущённых взглядов, касаний, всплесков эмоций. И вот, она наконец-то сидит прямо напротив, снова что-то бормочет прямо себе под нос, а ведь в следующую секунду может выдать устрашающую тираду. С ней никогда нельзя быть уверенным, что случится в следующую секунду. Сейчас Драко любуется разгорячённой эмоциями счастливой до кончиков пальцев девушкой, а через несколько минут может увидеть неприкрытое смущение и страх, и это будет абсолютно нормально. Великолепная. Идеальная. Однако зелье не пощадило даже её, хотя испытывал его на себе только Драко. Под глазами можно заметить синяки и мешки от усталости, как ни пыталась она их скрыть. Глаза всё ещё чуть раскрасневшиеся от частых слёз, копна каштановых волос выглядит чуть более растрёпанной, чем обычно. Всё это настолько незаметные мелкие черты, что заметит их лишь тот, что знает каждый её сантиметр, прекрасно помнит, как выглядят её глаза или губы. Малфою становится стыдно перед самим собой, ведь он понимает, что слишком часто разглядывает гриффиндорку исподтишка. Моя. Драко медленно вытаскивает из под одеяла руку, ведёт её по ткани выше в сторону гриффиндорки, цепляет своими пальцами её тонкие, сжимает и притягивает чуть ближе к себе, пряча их руки под складки покрывала. Девушка тут же вздрагивает и даже немного прикрывает глаза от смущения и нежности, растягивает малиновые губы в легкой улыбке, но тут же подвигается, повинуясь блондину. — Я бы всё-таки не был в этом уверен, Гермиона, — говорит слизеринец и чуть-чуть изгибает губы в ухмылке, бросая на девушку самый влюблённый на свете взгляд. — Я... — не может нормально договорить предложение из-за того, что лёгкая улыбка превращается в настоящую и искреннюю, из груди вырывается легкий смешок. Она смеётся. Смеётся с ним, из-за него, для него. Первый раз за всё это долгое время девушка сидит рядом с ним и просто улыбается. Не может закончить фразу не из-за душащих слёз, а из-за переполняющего счастья. Как же я хочу поцеловать тебя, Грейнджер. Ты просто не представляешь, как. — Да, да, знаю. Ты невероятно скучала по мне и вот, наконец-то, я здесь! — Ты просто несносный зазнайка, ты в курсе? — Девушка заливается добрым смехом и чуть сильнее сжимает его руку своей. Кажется, в этот момент даже солнце начинает ярче светить в окно, так прекрасно лаская её волосы, заставляя их гореть рыжеватым оттенком. — Я восстал из мёртвых, Грейнджер, а ты смеешь обзываться? — Не нужно так шутить, Драко, — взгляд становится строгим, а улыбка быстро сменяется с широкой на недовольную. Ну молодец, ты снова смог всё испоганить! Десять очков Слизерину! — Это всего лишь шутка. Я бы не оставил тебя здесь одну с этим рыжим придурком, который... — Малфой! — Всё, всё, молчу, — Драко смеётся и полностью садится на кровати, бросая взгляд на прикроватную тумбочку. — Расскажи мне, что было, пожалуйста. Мадам Помфри сказала, что расскажет мне хоть что-нибудь только после того, как я выпью всю бутылку этой бурды, но это настолько отвратительно, что я боюсь умереть раньше, чем она закончится. — Ты неисправим! — Гермиона вырывает руку из под одеяла, скрещивает руки на груди и бросает на блондина свой фирменный «я-же-уже-тысячу-раз-говорила» взгляд. — Я начну говорить, только когда ты начнешь пить! — Хорошо, — парень протягивает руку к кубку, выпивает один глоток и, поморщившись, произносит: — Но если ты ещё раз вырвешь руку, я прямо здесь уложу тебя рядом с собой и отпущу только тогда, когда мне захочется, договорились? Реакция как обычно выше всяких похвал. Знакомый румянец расползается по щекам, рот приоткрывается, колени сжимаются слишком сильно. Но, видимо, девушка решила победить сегодня, а потому поднимает полный решимости взгляд на блондина и просто продолжает диалог: — Что ты помнишь? Слава Мерлину, обезболивающие действует, слава Мерлину... — Хах, ладно, — Драко ухмыляется и медленно отвечает гриффиндорке. — Я помню, как выпил зелье, упал, ударился головой, помню боль, и... И что я должен сказать? Всё, что он помнит с той ночи, окутано страшными женскими и его собственными криками, всё опутано страхом и дикой паникой. Не может ведь он признаться девушке, как молился о том, чтобы ему дали умереть? Не будет же он ей описывать, как чувствовал, что выворачиваются суставы, а мозг прожигает дыру сам в себе? Или, может, стоит рассказать, как слышал её заплаканный голос, молящий вернуться обратно, но не мог даже пальцем пошевелить? Нет, гриффиндорка при смерти здесь точно ничем не поможет. — И всё, больше ничего. Потом очнулся здесь, ночью. Сколько, кстати, прошло? Дня два? Глаза девушки округлились в страхе, она закусила губу и придвинулась ещё ближе к нему, опустив руки с груди на колени. — Драко, зелье оказалось очень сильным, оно сильно поразило твою нервную систему и ... — Сколько я был в отключке, Грейнджер? — Плохо отразилось на всём организме. Мадам Помфри сделала всё, что смогла. Она поддерживала работу сердца и дыхания, а ... — Сколько? Тихий вздох перед ответом не предвещал ничего хорошего, и Гермиона посмотрела на него глазами, застланными пеленой горьких слёз. — Восемь дней, Драко. Ты был без сознания восемь дней. — Сколько?! — голос срывается на крик и до краёв наполняется шоком и отчаянием. — Пожалуйста, тише, пожалуйста! Тебе нельзя нервничать и перенапрягаться, — девушка кладёт руку ему на грудь, заставляя принять более расслабленную позу. — Когда ты упал после зелья, ты очень сильно ударился головой. Это... Это я виновата... Я не успела среагировать, а когда ты начал кричать, схватила за руку Блейза, и он тоже не успел, и я... — голос окончательно срывается, из глаз капают первые слёзы. Драко понимает, что нужно её успокоить, сказать, что всё это неважно и всё в итоге закончилось хорошо, но он не может. Шок в его голове не утихает ни на секунду, не даёт нормально мыслить и чувствовать. Восемь дней. Цифра раз за разом крутится в его голове. Это очень много по магическим меркам, ведь если Мадам Помфри не разбудила его зельем или заклинанием, значит, мозг был поврежден слишком сильно. Она боялась, что он может не выдержать обычного прихода в сознание. Это ведь даже не самое сильное из найденных зелий, что будет, когда он сварит другое? Если Малфою еле удалось пережить ту боль, то в следующий раз его мозг просто расколется пополам и вспоминать будет уже нечего. А сколько бы он ещё пробыл без сознания, если бы его тайный посетитель не помог... снова? До Драко наконец дошло, почему «дважды должник». Разбудил его тот же человек, что отправил ему ядовитый сумак пару недель назад. Всё стало лишь запутанней и непонятнее. Это какой-то кромешный пиздец. — А как же миллион зелий, которые вы принесли? — голос как будто мертвого человека, все его эмоции сейчас внутри, как и мысли. — Да, мы попытались что-то сделать, но это было так страшно, Драко... — девушка срывается на слёзы, ей требуется несколько секунд, чтобы снова начать говорить. — Ничего не помогло. Блейз пытался остановить кровь, остановить судороги, но ничего не помогало, и мы... — Хватит. — Нет, ты не понимаешь. Если бы мы подготовились лучше, если бы я... — девушка совсем понизила голос до шепота, глотая слёзы одну за другой. — Я сказал хватит, Гермиона, — на этих словах он наконец поднял на неё взгляд, посмотрел ей прямо в глаза, а дальше всё дело оставалось за эмоциями. Ей нельзя плакать. Ни в коем случае. Всё закончилось нормально, сейчас всё хорошо, он жив и даже почти не чувствует остаточных симптомов. Блондин протягивает вперёд руку, кладет её на хрупкое плечо, сжимает и придвигает девушку ближе. Она настолько распереживалась и расстроилась, что даже забывает о том, что надо сопротивляться. Драко разворачивает её к себе спиной, наклоняет, укладывает девушку на свою грудь, позволяя волосам окутать всё его тело. Да, это явно то, что сейчас нужно. Она рядом, он чувствует тепло её тела, дурманящий запах волос, слышит лёгкое дыхание, вперемешку с всхлипами. Она так близко, что парень может услышать, как бьётся её сердце. В такие моменты мозг забывает обо всём на свете, мысли перестают хаотично носиться его голове, страх отступает. Есть только они вдвоём, окружённые нежностью и чувствами. И Малфой готов отдать все минуты жизни, все эмоции и все чувства лишь ей одной. Лишь бы проводить с ней вот так гораздо больше времени. Лишь бы иметь возможность не отпускать её от себя ни за что. — Драко, ты должен меня послушать! — гриффиндорка опомнилась, поняла, что происходит, и тут же начала выпутываться из его тесных объятий. — Нет, не должен. — Но здесь же Мадам Помфри, она нас увидит! — Ты встанешь только через мой труп, Грейнджер, — его левая рука легко подхватывает палочку и заставляет ширму у его кровати закрыться, оставляя их наедине. — Ты... Ты уверен, что это хорошая идея? — Гермиона сопротивляется, но голос выдаёт её с головой. Он нежный, теплый и почти что спокойный. Драко изучил её полностью и теперь с уверенностью может сказать, что шатенка совершенно не хочет вставать и сейчас испытывает такие же чувства, как и он сам. Вместо ответа Драко лишь чуть расслабляет хватку и ждёт буквально несколько секунд, пока девушка соберётся с мыслями. Как и предполагал слизеринец, Гермиона не пытается уйти или освободиться от объятий, лишь поворачивается на бок и удобно устраивается головой на его плече. Её голова поднята, из-за чего на коже у Драко образуются маленькие мурашки от её тёплого дыхания прямо ему в шею. Невозможно описать чувства, которые сейчас пульсируют по всему его телу. Сердце бьётся слишком быстро, не хватает воздуха, и, кажется, улыбка уже никогда не сойдет с губ. Блондин прижимается к ней так близко, как только может, обнимает двумя руками, зарывается носом в волосы, вдыхая нежный запах цветов. Время будто бы остановилось, ему кажется, что не существует ничего, кроме этого маленького пространства на кровати, где они могут быть только вдвоём, где они могут быть счастливыми. Гермиона прижимается к нему в ответ, крепко обнимает одной рукой его плечо, а вторую подкладывает под его шею и теперь аккуратно и совсем легко проводит ногтями по коже, распуская разряды тока по всему его телу. Она больше не зажимается, не закрывается, не пытается его оттолкнуть. Девушка просто целиком и полностью отдается успокаивающим её чувствам, разрешая себе слабость. Тишину прерывает совсем тихий вопрос, о котором Малфой почему-то и думать забыл: — Драко, прости, но я должна спросить, — она чуть напрягается в его руках, но всё равно продолжает погладить его пальцами по коже. — Ты вспомнил что-нибудь? Драко вдруг резко открывает глаза, вспоминая, зачем всё это вообще было сделано. Он ведь должен был всё вспомнить. Должен знать, как они познакомились, где он провёл детство или какая у него любимая команда по квиддичу. Должен помнить хоть что-то до лета этого года. Парень начинает усиленно рыться в собственной памяти, ругая себя за настолько губительную забывчивость и пугая девушку молчанием, а также тем, как сильно сдавливает её руку. Мысли скользят по мозгу одна за одной, но не цепляются за воспоминания. В голове лишь обрывочные моменты лета, проведённого в Меноре, какие-то мысли о школе и друзьях, но ничего, стоящего его внимания. Отчаяние снова поднимается из глубин сознания, задевая оголённые сейчас чувства и погружая его обратно в страх, боль и ненависть. Почему всё просто не может быть хорошо? Почему он не может насладиться моментом чуть дольше, чем несколько минут? Почему это чёртово зелье просто не могло сработать и открыть ему спрятанные глубоко в сознании воспоминания? Думай, Малфой, думай! Что-то должно быть! И это вдруг оказывается правдой. В голове вдруг из ниоткуда появляется воспоминание о том, как он больно ударяется головой об пол при падении и видит что-то перед глазами. Но что это? Напряги мозг! Думай! Он лежит в луже крови. Что? Да, это точно он, но моложе, чем сейчас. Волосы гораздо короче, уложены набок, хотя сейчас он носит их зачёсанными на другую сторону. На нём белая форменная рубашка, слизеринский галстук, рядом валяется помятый пиджак, а он сам... Лежит на полу, в огромной луже воды, в которую медленно вмешивается его кровь. Вся рубашка будто изрезана тонкими ярко красными полосками, в глазах нескрываемый ужас и... — Драко, всё хорошо? Что случилось? Что ты вспомнил? — Гермиона поднялась на локте и смотрит прямо ему в лицо, кладёт руку на скулу, заставляя обратить на неё внимание. Рядом валяется его палочка, он пытается дотянуться до неё рукой, но это невозможно. Кровь всё сильнее разливается по полу, из груди вырываются хрипы, он еле-еле может двигать руками. Молчи! Молчи, твою мать! Ей об этом знать не надо! — Да. Да, все нормально. Просто голова заболела, не знаю... — Это почти правда. Голова и правда невыносимо болит, а в глазах медленно темнеет, хотя он точно знает, что Мадам Помфри давала ему обезболивающее не так давно. И парень точно знает, от чего. Разлом в его памяти выпустил наружу ещё одно воспоминание, помимо Грейнджер, и слизеринец пожинает плоды. — Всё нормально, правда. По жилам начинает течь давно знакомый леденящий страх, и кожу пробивает лёгкая дрожь. — Так ты вспомнил что-то? — он видит надежду и страх в её глазах и уверен, что она точно так же считывает и его эмоции. — Нет, ничего. Ничего не вышло, Грейнджер. — Я... Мне очень жаль, Драко, — гриффиндорка прижимается к нему и крепко обнимает, но даже это сейчас вряд ли ему поможет. Кто-то пытался меня убить? В школе? Да какого чёрта вообще происходит? — Всё... Всё нормально, — Драко старается обуздать эмоции и не дать им прослеживаться в голосе и действиях, хотя это совсем не так просто. Шок всё равно затмевает разум, а страх пульсирует под кожей. — В следующий раз обязательно получится. Слизеринец снова принимает более-менее расслабленное положение, удобнее устраиваясь на подушке, и притягивает к себе девушку, но та не спешит ложиться обратно. Гермиона медленно поворачивает голову на Драко, показывая ужас в глазах, и впивается пальцами ему в плечо. — В следующий раз? О каком следующем разе ты говоришь? — голос властный и твёрдый — такой, что даже становится немного не по себе. — Ну, мы ведь тогда нашли ещё несколько заклинаний и зелий, так что шансов ещё много. Непонятно только, как найти столько ингредиентов, ведь... — Ты больше не будешь ставить на себе эксперименты! Ты что, обезумел? — девушка всё-таки срывается на крик, что становится полной неожиданностью, ведь такое поведение ей совершенно не свойственно. — Что значит «не будешь», Грейнджер? Я ничего не вспомнил, ты слышала? — внутри начинает закипать злость, ведь он понимает, к чему она клонит и что за разговор сейчас неминуемо произойдет. — Это самоубийство! Ты чуть не умер, ты что, не понял? Ещё немного, и у тебя бы просто-напросто было кровоизлияние в мозг и всё, понимаешь? — Не надо преувеличивать проблему! — Ты кричал от боли и кашлял кровью! — девушка вскакивает с постели, задевая кубок, который тут же падает на пол и разбивается вдребезги. — Это всего лишь боль! Да, я предполагал что моё сознание не раскроется просто так, за это придётся чем-то заплатить. Но это не значит, что нужно сдаваться после первой попытки! — Драко старается успокоиться, когда видит, как сильно злится гриффиндорка, понимает, что кто-то должен быть рассудительнее сейчас. Поэтому не встаёт, чтобы продолжить ссору, а протягивает к ней руку, увлекая обратно за собой на кровать. Девушка садится, тяжело вздыхает, бросает на Малфоя полный боли взгляд, заламывает пальцы на руках и думает, думает, думает. Тихо произносит «репаро», собирая осколки посуды воедино, поправляет растрепавшиеся волосы. Всё это происходит в почти полной тишине, нарушаемой лишь глубокими вздохами и шумом ветра за окном. Проходит порядка пяти минут перед тем, как он решается нарушить её размышления и обратить на себя внимание. — Гермиона... — Я готова помочь тебе, — тихо произнося эти слова, девушка поворачивается и берёт его за руку. — Я помогу тебе справиться со всем, что произошло. Постараюсь помочь тебе научиться жить заново, узнать то, что я имею право тебе рассказать. Я готова поддерживать тебя, объяснять, помогать, советовать и вообще готова на всё, что ты попросишь. Я буду рядом, если ты захочешь этого, обещаю. Я прощу тебе всё, Драко. Всё, о чем я говорила тебе, и всё то, что так и не смогла в тебе понять. Обещаю, я никогда этого не припомню и не заговорю об этом! И я уверена, что Блейз поступит так же. Только пожалуйста, я тебя очень прошу, не нужно больше пытаться. Это убьёт тебя, я же вижу. Мадам Помфри так испугалась, когда осматривала тебя. Так нельзя, Драко, просто нельзя. Прошу тебя, послушай меня! Закончив свою речь, девушка так сильно сжала ладонь парня, что он почувствовал, как короткие ногти царапают кожу и оставляют на ней розовые отметины. В глазах её собрались слёзы, так просящиеся наружу, но сдерживаемые смелостью, которую она проявила только что. Каждое слово прошло прямо через его сердце, задело нужные струны в душе, отозвалось во всём теле приятной теплотой. Никто никогда не заботился о нём так, как сейчас заботится она, никто не говорил ему ничего подобного и никто никогда не был готов на такую жертву ради него. Она всё ему простит. То, о чём он так переживал и так долго гадал, может быть просто забыто. И Драко верит, что она не будет припоминать ему этого никогда. Девушка и правда способна помочь, он видит это в её глазах. — Я хочу остаться с тобой. Очень хочу, правда. — Я даже не помню, как мы познакомились, Гермиона. Понимаешь? Я не знаю, что между нами было, не знаю, как относился к тебе раньше. Да я ничего не помню! — Это неважно, Драко, совершенно неважно! Мы начнём заново. У тебя будет новая жизнь, и я всё сделаю, чтобы она была лучше прежней. — Это убивает меня, пойми же ты! — Малфой придвигается ближе к девушке, кладёт руку ей на щеку и поднимает лицо к себе. — Я не помню мать, отца, не знаю, откуда у меня метка на руке, не представляю, какие ужасные вещи я вытворял для Волан-де-Морта. Я не знаю, сколько раз я целовал тебя, сколько раз обижал, не знаю даже, что натворил, что ты начала меня ненавидеть. Я не знаю, кто я, Грейнджер. — Я знаю, кто ты! И всё то, что ты перечислил, совершенно не определяет тебя как человека. — Нет, Гермиона, именно прошлое и сделало меня тем, кто я есть. — Драко... — Я всё уже решил. — Прошу тебя, услышь меня! — Мне нужна твоя помощь. Очень нужна. Но я хочу всё вспомнить, и я уверен в этом. Я не смогу вечно жить так, я просто сойду с ума! — Он долго смотрит в глаза, не получает ответа, а потому решает хоть как-то нарушить повисшую паузу, наклоняется к её губам и целует девушку, но не получает отдачи, лишь лёгкий укус за нижнюю губу. Гермиона отодвигает его от себя, медленно встаёт с кровати, переводит дыхание, сцепляет вытянутые руки перед собой и наконец произносит фразу, которая тут же разбивает парню сердце в клочья: — Я не смогу тебя остановить и не смогу тебе помочь, если ты не захочешь сам. Но я не буду смотреть, как ты себя убиваешь, Драко. Если ты хочешь продолжить эксперименты, то... — То что, Грейнджер? — он прекрасно знает, каким будет продолжение, но не хочет верить, пока не услышит. — То я ухожу. Сердце перестаёт биться, время останавливается, в голове совершенно пусто, ровно так же, как и в сердце. Слова больно ударяют в грудь, еле-еле воспринимаются мозгом и заставляют кровь холодеть. Она уйдёт, Малфой знает. Не будет кидаться пустыми угрозами, это не про неё. Девушка высказала свою точку зрения, и в глубине души он прекрасно понимает, что она права. Знает, что Гермиона просто старается его защитить, не хочет давать ему поступать глупо, но ведь это так необходимо. Блондин поднимается на негнущихся ногах, встаёт рядом с ней, из-за разницы в росте смотрит на неё сверху вниз. Смотрит и не может подобрать слов. Просто пялится, запоминает, разглядывает... и молчит. Как может, старается выдавить из себя хоть слово, постараться переубедить её, хоть и осознает тщетность своих попыток. Вдруг дверь с громким шумом открывается, ударяясь о стену позади, а громкий топот оповещает о том, что кто-то совершенно бестактно вломился в помещение. — Мадам Помфри! Мадам Помфри, вы здесь? — громкий голос разносится по всему больничному крылу, отлетая от стен. Естественно, кто же ещё, как не этот рыжий осел! — Чёрт! — громко пищит Гермиона, разворачиваясь и ударяя Малфоя копной волос по лицу. Девушка упирается носом в ширму, о которой, видимо, и думать забыла и замирает на месте. — Гермиона, это ты? Где ты? Девушка быстро поворачивает голову на Малфоя, видит его взбешённый и полный отвращения взгляд, закатывает глаза и одним лёгким взмахом руки отодвигает ширму. Беспалочковая магия? Ты не перестаёшь меня удивлять. Гордость тёплым чувством отдаётся в сердце, и Драко даже становится смешно. Они по сути даже не встречаются, а он гордится её успехами. Как мило и... до жути странно для него. — Рон, прекрати кричать! Что произошло? — Грейнджер говорит абсолютно спокойно, а вот Уизли как обычно в своём репертуаре. Как только рыжий замечает Малфоя позади его подруги, глаза тут же расширяются и чуть ли не на лоб лезут, щёки раскраснелись в ту же секунду до самых ушей. — А этот что опять здесь делает? — Вообще-то, я здесь лечусь, придурок! — слизеринец бы промолчал, не желая тратить на него нервы и силы, но совсем недавний разговор с Гермионой слишком сильно выбил его из колеи, не оставляя в голове место для здравых рассуждений и спокойствия. — Что ты сказал? — гриффиндорец начал было сжимать кулаки и направляться в сторону Драко, но Гермиона как обычно встала между ними. — Рональд Уизли, сейчас же объясни, зачем ты искал Мадам Помфри! — Да ничего срочного. Невилл пролил на себя какой-то раствор Филча, и теперь у него синюшная рука. Брр, выглядит на самом деле просто отвратительно. Мерлин, как можно быть такими идиотами? Поняв, что девушке ничего не угрожает, Малфой сел обратно на свою кровать и решил наблюдать за сценой в удобном положении. — Пойдём, я знаю, что нужно сделать. А ты, если бы читал то, что я тебе советую, смог бы справиться сам и не пришлось бы бежать за помощью! — Мы никуда не пойдём, пока ты не объяснишь мне, что здесь происходит! Почему ты с ним? Ты его навещала? Что вообще между вами двоими происходит? — Я объясню тебе всё в гостиной, — девушка кивает в сторону выхода, но рыжий даже не поворачивается. — Рон! Пойдем, Невиллу нужна помощь! Наконец он всё же делает шаг в указанном направлении, но всё же бросает на Малфоя последний взгляд и, видимо, стараясь припугнуть, бросает напоследок: — Не дай бог ты к ней хоть пальцем прикоснёшься... — Рон, вперёд! Как только Уизли покидает больничное крыло, Гермиона тяжело выдыхает, поворачивается к Драко и какое-то время, совсем недолго, просто смотрит на него с надеждой и просьбой в глазах, которые ничем не скрыть. Не помогает даже злость на друга, сорвавшего разговор, и на Драко, пытающегося сорвать себе жизнь. — Ну что? — Я ведь уже сказал, Гермиона. Я не смогу так жить. Глаза наполняются болью, но это ничто по сравнению с тем, что сейчас происходит внутри слизеринца. Сердце совершенно не согласно со словами, которые генерирует мозг, все его чувства задеты, и парень понимает, что сейчас должен сам произнести слова, которые прервут всё то хорошее и нежное между ними, что они так долго пытались выстроить. Всё то доверие, заботу, нежность и тепло, которое они дарили друг другу, сейчас может просто раскрошиться. И он бы рад ответить так, как она хочет, но разум прекрасно отдаёт себе отчёт в том, что он не продержится так долго. Ему слишком важно знать, слишком сильно нужно понимать себя. Жить без неё больно, но жить без понимания того, кто он такой, ещё больнее. — Значит, я ухожу, Драко. Я не смогу... я просто не смогу... — голос совсем тихий и убитый горем. В нём никаких эмоций, кроме густой боли и разочарования, осознания собственной слабости. Глаза и того хуже, полные слёз и обиды, не мигая смотрят прямо ему в душу. Сил ответить просто нет. Совершенно. В душе разбивается что-то тяжёлое, заполняя осколками изнутри всё его тело. Они больно врезаются в кожу, в сердце, заставляя его нестерпимо болеть. В горле застрял комок горьких слёз, которым он не позволит показаться, но которые больно обжигают его изнутри. Руки, как и ноги, ватные и практически не хотят слушаться. Малфой видит слезинку, скатывающуюся у гриффиндорки по щеке, инстинктивно протягивает руку, желая приласкать и успокоить, но девушка делает шаг назад, отдаляясь от него и не давая возможности дотронуться даже кончиками пальцев. Больно. Чертовски больно. Так нужно её коснуться. — Прости меня, я правда не выдержу... — последние слова он лишь понимает, но не слышит. Они тонут в слезах и проглатываются вместе с ними. Гермиона моргает, горячие слёзы обжигают её щеки, и она выбегает из Больничного Крыла вслед за другом. После неё остается лишь пустота и боль, которую теперь ничем не заполнить. Пусто. Больно. Мерзко. Малфой чувствует влагу на щеке, но тут же смахивает её быстрым движением руки. Сам виноват, урод. Хоть он и верит в свою цель, хоть и понимает, что так правильно, хоть и надеется на то, что когда он вспомнит её, она захочет вернуться обратно и позволит ему быть рядом, Малфой всё же прекрасно понимает, как сейчас чувствует себя девушка, которую он так хочет защитить. Понимает, потому что чувствует тоже самое. В груди будто прожгли дыру, которая теперь пульсирует болью, оповещая о том, что раньше здесь было сердце. Всё, на что хватает сил, — упасть на кровать и закрыть глаза. Драко отгоняет от себя все мысли сегодняшнего дня, заставляет мозг сконцентрироваться... ни на чём. Просто не думать, не размышлять, не понимать. Блондин хочет лишь снова отключиться, пусть даже заплатив за это страшной болью. Девушка мелькает во всех его мыслях, как бы не старался он их закрыть и запретить для самого себя. Её последние слова всплывают раз за разом, не давая возможности расслабиться. В этой агонии единственное решение, которое кажется мозгу правильным, — уснуть. И слизеринец, как может, старается заставить себя думать о хорошем, в надежде просто отключиться, без сновидений, без чувств. Просто забыть. Тысячи мыслей мелькают в голове перед тем, как мозг отключается, но последнюю он помнит отчётливо и теперь уже никогда не забудет. Такое не забывают. Он всё там же, на полу, в тёмном и холодном туалете. Кровь уже давно окрасила всю воду вокруг блондина в красный цвет. Её настолько много, что кажется, будто в его теле её совсем не осталось. Драко не слышит своего дыхания, лишь видит, как бледнеет с каждой секундой и в отчаянии пытается трясущимися пальцами дотянуться до палочки. Вокруг холодно, очень мокро и совершенно одиноко. Он чувствует, вспоминает свои эмоции, понимает, что никто не придёт и он умрёт один на холодном полу туалета. Холодная слеза отчаяния катится по его щеке, растворяясь в кровавой воде. Боль витает в воздухе, он чувствует её во всём теле. Раны под рубашкой будто только что получены, отдаются в теле ужасной ноющей болью. Вдруг эту вязкую тишину прерывают шаги, невероятно громкие от того, что весь пол залит водой. Они сначала очень медленные и осторожные, но затем в секунды срываются на бег, а в следующий момент нос щекочут длинные волосы. Девушка быстро забирает их в хвост, чтобы они не мешали обзору, и Драко видит лицо, которому так сильно удивляется, что даже не может объяснить это сам себе. Сосредоточенная, погруженная в процесс, задумчивая и испуганная до чертиков Гермиона сидит возле него на коленях, осматривая его с ног до головы. Она уже тоже вся промокла, ладони трясутся от страха, но девушка берёт себя в руки. Достаёт из мантии палочку, думает несколько секунд, но затем всё же решается и делает лёгкий взмах, сопровождающийся тихим шёпотом. Боль начинает потихоньку отступать, руки покалывает от того, что к ним возвращается чувствительность, тело вновь наполняется потерянной кровью. Драко снова переводит взгляд на её лицо, сердце сжимается от боли при виде Гермионы, которая, плача навзрыд, закусывает нижнюю губу до крови, лишь бы не издать ни звука. Горячие слёзы капают на его лицо, и он в глубине души плачет вместе с ней.