D E S I R E

Никогда не любил людей, что аж одичал. Не просил в ответ полюбить, зная что предам. Никому не смотрел в глаза, чтобы не утонуть- Но в твои заглянул я раз, и канул ко дну!

Снова слезы, казалось миллион горьких и тяжелых крапинок сокрушенно струились по лицу бедной девушки. Как же она устала это переживать снова, хотелось исчезнуть, раствориться, улететь на ангельских крыльях к нежному, понимающему Алёшеньке. Но жребий уже брошен и крепачка вновь в своей замкнутой комнате, прижатая к стене своим давним обидчиком. Это случилось молниеносно и совсем неожиданно. Червинский, появившись утром перед ней в гостиной, спешно подхватил ее под руку и поволок в ее апартаменты. Катя не успела и пискнуть, как он грубо толкнул её внутрь и войдя сам, тут же закрыл за собой дверь на засов. Китти, не успев и опомниться, что сейчас произошло, заново была поднята ним и жестко прижата к стене. Катя ужаснулась происходящим, хотела вырваться, но было слишком поздно. Григорий свёл её руки вместе и, обхватив одной левой запястья девушки, мгновенно занёс у неё над головой. Его нога та, которая не терзалась жуткими болями после войны, была установлена между бёдрами трепещущей от страха дивчины. Теперь она не могла двигаться, была полностью в его власти, под его страстным напором и невыносимым желанием любви крепостной. Глаза её были пуще прежнего раскрыты, Китти обезумев, глядела в глаза наглецу, с усердием ища пощаду, совесть. Взглядом она молила его одуматься, отрешиться от задуманного. Но молчала, как забитая львица, забывшая рычать и скалить зубы. Страсть, которая глубоко сидевшая на дне омута Григория, теперь заполнила всю его сущность, и мужчина, опьяненный желанием, утопал в ней, вязнул, как в болоте. Червинский не желал медлить больше ни секунды и принялся усыпать своими мокрыми, распаленными поцелуями лицо, губы, нежную шейку Китти. В то время как она сама брыкаясь, не могла устоять на ногах от теплых губ паныча. В голове одурманилось, Катя вмиг стала слабее, нежели, когда мыла пол. Молодой пан знал свое дело, умел сотворить с девушкой такое, что даже сам змей искуситель снизошел бы на овации. Обстановка накалялась: в мужчине распалялось желание со скоростью света, Китти, изнемогала от дикого страха смешанного с позывом бросить все к чертям и поддаться наваждению. Но нет, она была выше всего этого, была ангелом чистоты и непорочности. Ей нужны были крылья, чтобы распустить их и улететь поскорее от него, от его греха и запредельного вожделения. В конечном счете, улететь и от своего необъяснимого влечения, которое так и норовило завлечь в свою паутинную сеть юную "зазнобу" Григория. Однако было слишком поздно что-либо предпринимать для своего спасения, Червинский не упустит возможности на сей раз обладать нетронутой мавкой. Она была так близко к нему, но мысли её были не о нём, не здесь. Червинский закипал каждый раз, когда прикасался устами к её бархатной коже, заставляя покрываться легкой дрожью и тысячами мурашек. Внизу живота мужчины становилось до неприличия тесно, было уже невозможно терпеть. Ловко его рука оказалась на груди Катерины, с особым усердием расстёгивающая крошечные пуговицы на бюсте, который то и дело высоко вздымался, тяжело опускаясь. К сожалению, пуговицы закончились, а расстёгнутое платье не доходило и до середины, только лишь кусочек спальной рубашки игриво выглядывал из одеяния Китти, безумно дразня молодого пана. Мужчина спешно освободил свою руку, которой обездвиживал конечности Катерины, тем самым дав ей волю, дабы хоть что-нибудь предпринимать. В свою очередь он внезапно схватил руками обе стороны её раскрытого платья на груди и рванул его в разные стороны, за один ход распоров его до талии. Катя опешила от неожиданности, оба замерли в ожидании предстоящего. В ушах неумолимо звенело. Сердца бились, создавая диссонанс: у Григория клокотало от безумия, сносившего ему крышу, у Катерины рвано, вырываясь из груди. Времени на раздумий не было, барин с новой силой прильнул к ней, рукою он крепко схватил затылок Кати, заставляя поддаться вперед, заново вкушая её чуткие губки, языком, изучая её небольшой податливый ротик. - Я буду кричать!- очнулась крепачка разрывая поцелуй между ними. Понимая, что еще немного и случится то, от чего она давно и долго убегала. Григорий поднял на неё свой взор и она беззвучно ахнула от удивления, его глаз было не разглядеть: чистое животное желание застлало ему очи. С ироничной ухмылкой - которая сдерживалась зайтись от хохота - Червинский не мог оторваться от её серьезного, испуганного личика. Руки пана, обхватив её тонкую талию, потянули шаловливо на себя, заставив прогнуться девушку на встречу его чреслам, в свою очередь он сам прижался к ней своим твердым пахом. Девушка зашлась от возмущения и стыда. Каждое его действие по отношению к ней вызывало в ней смешанные ощущения: омерзение и что-то противоположное, отчего её мысли туманились и завлекали остаться, не двигаться, отдаться. - Ты не посмеешь и пискнуть,- прошептал на ухо своей добыче Гриша и оскалился. Губы его немного потрескались от нехватки поцелуев. Он мог бесконечно впиваться в уста милой Китти, но в этот раз Червинский находился в распоряжении духа завоевателя и сам он желал большего, и тело, и мысли. В его глазах горел огонь синем пламенем, в её - зеленел изумруд, веяло весной. Дикая, словно загнанная в ловушку кошка, непокорная, как первые попытки приструнить непослушную степную лошадь, неприступная, словно германская крепость Розенберг*, она стояла пред ним и он обомлел. Единственная женщина, которая разожгла в нем застывшее чувство любить, желать, стремиться овладеть её вниманием. Не отстраняясь ни на сантиметр от вожделенного тела Китти, Гриша вложил её лик в свои ладони и, казалось, заглянул в самую душу, высматривая в зеленоглазых очах Катерины отзывчивость и интерес. Но чувствовал не более и не менее, как отстраненность и ненависть. Но решился с ней заговорить: - Ты помнишь, дорогая Китти, тот наш разговор в погребе, помнишь, что я тебе тогда сказал?-Поглаживал ласково её горящую то ли от стыда, то ли от возбуждения, щеку, а другой рукой нежно перебирал её шелковистые светлые волосы с кудряшками.-Ну же, Китти, это не сложный вопрос и ты знаешь ответ. Китти молчала, не смея заговаривать с ним. Дыхание становилось реже и спокойнее, но сердце пульсировало буквально везде. Не дождавшись от неё ни словечка, ни кивка, он грубо сомкнул руку, таким образом сжав её волосы в кулак, откидывая её голову назад и, открывая соблазняющий вид на длинную шею с пульсирующей венкой. Катя всхлипнула от неприятной боли и схватила его за руку, пытаясь ослабить хватку, но что значили хрупкие ручки девицы против крепкого, статного героя войны. - Отвечай же, дрянь!- Сурово процедил сквозь зубы Григорий и крепче впился в волосы бедной Кати.- Или же тебе напомнить? Девушка вскрикнула от жестокости хозяина, в глазах засверкали жемчужины слез. Китти с трудом держалась на ногах от изнеможения зарыться в чистую, мягкую постель с головой и отдаться целиком и полностью сну, позабыв об этом ужасном дне. Девушка, жмурясь, сосредоточенно вспоминала слова Григория, сказанные ей в том злополучном погребе, в который она попала после того, как пан застал её с Алёшей в Киеве. Долго вспоминать не пришлось, ведь она это помнила прекрасно, хотя всем сердцем желала позабыть. Те слова съедали её первое время, заставляя дрожать от возможной правды. - Вы...сказали,-с запинками, заикаясь от слез молвила Катерина,- сказали, что могли бы...,-Дивчина не могла более продолжать свою мысль, рыдания давили горло, а слезинки безостановочно катились по щекам. - Я сказал тебе тогда, милая Китти, что хочу, чтобы ты сама просила, молила меня о любви. Хочу, чтобы сама захотела и пришла ко мне послушно, как тебя воспитывала моя маменька,- улыбаясь ей в лицо и терпеливо вытирая пальцами бесконечные слезы с лица Китти, говорил приглушенно Гриша.- Ты ведь еще не забыла уроки своей крестной, а? Они тебе в скором времени пригодятся. Резким движением Червинский разжал руку на волосах Вербицкой и решительно отстранился от неё, девушка, потеряв опору, грузно упала на колени от бессилия. Совсем ослабев, она сумела найти в себе силы обхватить колени и вжаться в рядом стоящий комод. Китти смотрела на обидчика с недоверием и испугом. Глаза её превратились в два красных озера, наполненных горечью, слезами, страданиями. Гриша посмотрел на эту жалкую картину в последний раз и отворив дверь, ретировался. "Снова довел её до слез, причинил боль, но как заставить не видеть во мне врага, убедить и её и себя в том, что мы не просто так существуем, что она не просто забава, а я не просто пан, возжелавший её тела?"