D E S I R E

Моя услада просто побыть с тобой. И ты, я знаю, хочешь быть лишь со мной. Ты узнаешь меня по нежным касаниям губ. По шептанию слов, по прикосновению рук. Закрой глаза.

Дыхание стало размеренным, спокойным, умиротворяющим. Григорий Червинский продолжал лежать на софе, но всё никак не приходил в себя. Натали, закрыв лицо ладонями, всхлипывала и плакала, не желая наблюдать картину беспамятства своего любимого мужа. Китти сидела напротив неё подле Червинского и смотрела на его лицо красными глазами. Нет, она не плакала и ей совсем этого не хотелось. Ей было так непривычно видеть Григория Червинского в беспомощном состоянии, сейчас он ей казался вполне безобидным: лицо его было расслабленно и задрано вверх, тело распласталось практически по всему канапе, но это было таким незначительным в данный момент. Она нашла свое место, рядом с ним. Китти сидела сравнительно ближе к нему, нежели Натали. Хотя должно было быть все наоборот. Сейчас Вербицкой было важно оставаться сидеть бок о бок к Григорию. Она чувствовала, что он нуждается в ней. Поняла это, когда даже находясь в страшном припадке от боли в ноге, пан думал о ней, бредил нею, чувствовал её, поэтому и назвал по имени, когда Катя держала его, чтобы Натали смогла сделать укол. Крепачка заглядывала ему в лицо и смешанные чувства ударяли, словно обухом по голове. Такой ужасный, вредоносный, циничный, бессердечный, лишенный способности сочувствовать и любить. Катя не могла поверить, что сейчас ей совсем не хотелось так думать. Не потому что предмет её ненависти изменился, а потому как в ней самой что-то переменилось. Она больше не смотрела на него с ужасом в глазах, предчувствуя опасность, исходящую от него. Больше не боялась или не хотела бояться. В ней проснулась жалость к этому человеку, который лишил её спокойного сна и отобрал счастливое будущее с любимым мужчиной. Ей так хотелось причинить ему такие же страдания и спросить, прокричав прямо в лицо: "Почему Вы так страшитесь такого великого и искреннего чувства любви, что не позволяете другим ощутить себя любимыми?" Но сейчас Катерину мучила жажда его скорейшего выздоровления, которая пересиливала стократно враждебность и неблагосклонность к этому мужчине. У Вербицкой возникло непреодолимое желание дотронуться к нему. Попробовать его лоб, не поднялась ли температура. Попытаться рукой забрать часть его страданий, помочь ему. Ей так этого хотелось, не смотря на сделанное большое количество зла по отношению к ней. Прощение сейчас облегчало тяжкую ношу на душе Катерины, а зло и обида в этот момент растворились, улетели, покинув и избавив от угрызений совести свою хозяйку. Рука крепачки вдруг дернулась, а она сама потянулась вперед и в слабом свете свечи, дотронулась до мокрых, и от этого темнее обычного, волос паныча. Длинными, тонкими пальцами Китти бережно убирала их со лба, нежно разглаживала их назад, чтобы не мешали пану Червинскому. Ладонь её стала влажной от прикосновений к нему. С потом выходила болячка Григория Петровича, вся мука, которая беспокоила его, медленно, но настойчиво унималась. Морфин начинал действовать, а бледность лица покидала Григория. Легкий румянец на его щеках становился на смену тусклости. В это время рука Катерины проследовала к нему на щеку, нежно поглаживая проступавший румянец и вытирая неприятную испарину с его обличья. Натали все еще сидела рядом, найдя укрытие от суровой действительности в своих ладонях. Но Катю сейчас это мало беспокоило, она не волновалась оказаться захваченной врасплох его женой. В этот миг она забылась, не соображала, что творит, находилась на грани дозволенного и непозволительного, всё больше и больше приближаясь к последнему - недопустимому. Кроме Григория и Кати в комнате, казалось, никого и не было, не существовало, не должно было находиться. Кажется, это было таким естественным, таким правильным: рука Кати будто бы источала ласку и теплоту, каждый раз притрагиваясь к Грише. Хотелось прильнуть к нему всем телом и вобрать в себя все его страдания. Ресницы барина затрепетали, обезвоженные губы слиплись, невмочь раскрыться. Он провел языком по устам и вдохнул резко воздух через рот. Глаза его слабо приоткрывались, но отяжелевшие веки не позволяли полностью их раскрыть. Ладонь Катерины замерла на его пробуждающемся лице, не давая возможности отпрянуть от него. Вербицкая напряглась всем телом, изнемогая от переполненной радости и честного удивления. Глаза пана воззрились на неё, она смотрела на него в ответ: преданно и благословенно. В кабинете воцарилась тишина, прерывающаяся гулкими ударами сердец и размеренным дыханием. В комнате находились трое, но для двух зачарованных взоров это было совсем неважно. Никто из них не хотел подавать виду, что причина сегодняшних расстройств и испугов очнулся, был жив, существовал. Легкая улыбка на лице Григория заставила встрепенуться внутренний мир Китти. Казалось глаза обоих не смыкались ни на миг. Эта пауза сводила с ума Катерину, а Червинскому мешала неприятная слабость и ломота во всем теле. Он хотел прикоснуться к её целебным устам, излечить свои больные губы, которые томились от желания припасть к святому лику Вербицкой. Его губы тяжело затряслись в надежде что-то сказать Катерине, но она, испугавшись, что сказанное может быть услышано Натали, спрятала руку в подъюбнике своего одеяния и окликнула госпожу Червинскую: - Наталья Александровна, пан кажется пришел в себя.- Катя уступила место подскочившей и опухшей от слез Натали и незаметно скрылась за дверью комнаты. Незаметно для Натали, даже для самой себя, но не для пана. Он провел её тяжелым взглядом до конца двери и улыбнулся. Улыбнулся самой что ни на есть лучезарной, благодарной улыбкой. В ней Китти увидела настоящего Григория, Гришу, Грига. Совсем иного, открытого, добросердечного. Совсем не жестокого эгоиста с наглым стремлением обладать силой и наплевательским отношением на чувства и последствия. Возможно, думалось Катерине, этот вечер переменил их обоих, сделал невозможное и направил на истинный путь раба Божьего Григория, но совершил ошибку, заставив Рабу Божью Катерину испытывать недозволенное влечение, приравниваемое ко греху.