На моем языке

Время словно остановилось. Казалось, что вот только что, Томми был рядом, Адам ловил прыгающих солнечных зайчиков в темно-карих глазах и дергал светлую челку, а сейчас… Сейчас был реанимационный блок Медицинского Пасифик Центра, отделенный от коридора прозрачными стеклянными дверями. И время, которое просто остановилось в тот момент, когда Томми, лежащего на каталке, втолкнули внутрь этого блока целых две бригады медиков. — Критическая кровопотеря! — Кислород, да шевелитесь же вы! — Какого черта, не остановить, артерия задета! Не в силах слушать эти отрывистые реплики, которыми на бегу обменивались врачи, Адам бессильно опустился на стул возле дверей, за которыми бездну назад остановившегося времени исчез Томми. Напротив него застыла Мардж, приехавшая следом за неотложкой, бледная, с лицом, напоминающим гипсовый слепок с античной скульптуры Скорби. Несколько раз она смотрела на Ламберта, словно пытаясь задать ему какой-то вопрос, но тут же отводила глаза, будто бы поняв, что этот вопрос причинит Адаму боль, и снова погружалась в ожидание того, что им сообщит врач, вышедший из этих прозрачных стеклянных дверей. В холл вбежали Джейми и Шон. Адам им не звонил и не сразу понял, что друзья, скорее всего, узнали о происшествии из выпуска экстренных новостей. — Адам, — Джейми присел рядом. — Адам, пожалуйста, очнись. Адам, действительно, был настолько придавлен этим трагическим происшествием, что напоминал человека, который вот-вот потеряет сознание. — Адам, — Джейми продолжил тормошить его, вытаскивая в реальность, в реальность, от которой Ламберт безуспешно пытался скрыться где угодно, только бы не чувствовать эту свою боль остановившегося времени. — Адам, приди в себя, милый, ты нужен Томми. И нам нужен, давай, возвращайся сюда. Адам вдохнул больничный воздух, пропитанный надеждами и молитвами, и вынырнул на поверхность. — Джейми, — друг взял его за руку и почувствовал, насколько она холодная. — Джейми, — Адам повторял его имя, словно хватался за спасательный круг в бушующем море. — Это я виноват. — Ты? — Изумленно переспросил Джейми, растерянно оглядываясь на Мардж, но та только лишь отрицательно покачала головой. — Как это? — С самого начала виноват. — Адам смотрел прямо перед собой. — Не верил, точнее, боялся поверить. Все время провоцировал, статьями да лекциями своими, а сейчас… Сейчас вообще, просто опоздал. Как последний идиот опоздал! — Прекрати притягивать все это за уши! — Джейми обнял его за плечи. — О какой еще вине ты тут бормочешь? Вспомни, что сам мне говорил, никакой вины здесь нет, ничьей! — Ты не понимаешь, — Адам медленно перевел на друга пустой взгляд. — Если с ним случится … Если его не станет… Мардж, наконец, все-таки, решилась. — Адам, — она отошла от стены и присела перед Ламбертом на корточки. — Ты ведь и сам тоже… Ты можешь его почувствовать! Попробуй, посмотри, как там Томми? — Думаешь, я не пытался? — Адам откинул голову назад и закрыл глаза. — Не могу. Не получается, очень страшно и все. — Полиция приехала. — Мардж выпрямилась. — Я поговорю с ними, если смогу. Двое копов, те самые, что приезжали к Томми тогда, когда был убит экстрасенс Леннарт в Санта-Монике, негромко заговорили с Мардж. Джейми по-прежнему, сидел возле Адама, придерживая его одной рукой. Рядом сидел Шон и вздыхал. — Они допросили задержанного. — Вернулась Мардж и села с другой стороны Адама. Тот открыл глаза и вопросительно посмотрел на секретаря Рэтлиффа. — Так я и знала, что это ненормальный. Кто в своем уме пойдет на такое? — Это же тот самый, кто оставил записку у трупа Леннарта, — В голосе Адама не было даже намека на вопрос. — И он — тот же темнокожий с битой, который пытался на меня напасть. — И на тебя тоже? — Мардж покачала головой. — Я не знала этого. Нападавший, очевидно, не в себе. Твердит, что спасает мир от нечисти. Невменяем. — Точно, он. Я для него тоже был помехой. И то, что я перестал открыто обвинять Томми в мошенничестве, он расценил как предательство его идеалов и пытался проучить меня, отмутозив битой возле моего же собственного дома. А Томми… Упоминание имени Рэтлиффа снова остановило время для Адама. Он умолк и устремил взгляд на двери реанимации. Шон поднялся со своего места. — Я принесу кофе. Время остановилось, а кофе потерял вкус. — Мне кажется, что я ничего не чувствую, — пробормотал Ламберт. — Сколько же можно… Через сто тысяч лет, прошедших в бессильном оцепенении, наконец, уже почти под утро, за стеклянными дверями замелькали люди. Адам, Мардж, Джейми и Шон встряхнулись, инстинктивно прижавшись плотнее к друг другу. Из коридора вышел хирург, оперировавший Томми. Он стащил с головы форменную зеленую шапочку и вытер пот со лба. Друзья поднялись с немым вопросом на встревоженных лицах. — Ну, что скажете, доктор? — Мардж оказалась смелее мужчин, хотя и задала вопрос дрожащим от тревоги голосом. — Что с Томми? Врач обвел их всех усталым взглядом. — Мы сделали все, что смогли. Все замерли, ожидая продолжения. — Пулю мы извлекли, но… Сами понимаете, острая кровопотеря. — Он жив? — Мардж оперлась на руку Адама. — Жив же? — Жив. Но прогнозов я не дам. Никаких. — Хирург помолчал и продолжил. — Последствия такого ранения могут быть совершенно непредсказуемы. Начиная от глубокой комы до нарушений функций мозга. — Я должен его увидеть. — Адам сказал это не терпящим возражений тоном. — Это необходимо. — Сейчас он все равно еще под действием наркоза. — Под мою ответственность, доктор. Рассвет за окном больничной реанимационной палаты не спеша разливался по горизонту широкой полосой, розовой по редеющей темноте неба. В палате не предусматривалось никаких посторонних предметов мебели, каждый метр был отдан под аппаратуру и кровать со всякими приспособлениями для тяжелобольных. Поэтому Адам сел прямо на пол, вслушиваясь в томмино дыхание и всматриваясь в дорогое ему лицо. Томми был сплошь опутан трубочками, проводками и прозрачная маска аппарата искусственной вентиляции легких плотно прилегала к его рту. Томми блуждал в каких-то неизвестных ему закоулках. Причем, закоулки эти были в прямом смысле небольшими узкими улочками города, в котором, в этом Томми мог поклясться, он не был ни разу в жизни. Воздух, которым Рэтлиффу приходилось здесь дышать, был влажным, тяжелым на ощупь, словно мокрой тканью облепившим лицо, делая каждый вздох трудным и болезненным. Он шел сначала по одной улице, попадал в тупик, возвращался и сворачивал на другую, которая тоже заканчивалась глухой стеной брандмауэра. Людей не было ни души, но Томми чувствовал, что ему нужно отыскать в этом городе человека. Того, кто сможет вывести его из этого глухонемого лабиринта улиц. — Томми, — позвал Адам под равномерный писк кардиографа, мягкий шум аппарата, поддерживающего в Томми способность дышать, и постукивание еще одного аппарата, который записывал его ритм сердца. — Томмиии… — Я должен тебе кое в чем признаться, Томми. — Адам потер рукой лоб. — Прямо сейчас. Томми ужасно устал. И бродить по этим городским призрачным лабиринтам, и дышать тоже устал. Хотелось лечь на вымощенную булыжниками мостовую и закрыть глаза. — Я люблю тебя, Томми. — Адам сказал это просто и без всякого акцента на сказанной фразе. — Не время говорить об этом? Неправда. Ты должен знать это. — Не сразу. Постепенно. Я узнавал тебя шаг за шагом, ты привязывал к себе невидимыми нитями и сразу накрепко. Сейчас мне кажется, что многое было предопределено в наших отношениях. А кажется мне, потому что сейчас я не могу видеть этого с уверенностью… Мешает страх за тебя, боль за тебя, и моя вина в том, что с тобой произошло. — Поэтому, ты и это должен знать. Если что-то случится с тобой… Томми снова уперся в глухую кирпичную стену. Воздух кончился, он пытался сделать хотя бы полвздоха, но не мог. И тогда он закричал, выталкивая этот крик из последних сил, из легких, из сердца, из своей души. Разом взвыли все аппараты в реанимационной палате. Адам вскочил на ноги, его моментально вытолкали за двери прибежавшие медики. — Он очнулся? — Медсестра осторожно сняла маску с томминого лица. Стоящий рядом хирург склонился над кроватью. — Томми! — Он назвал своего пациента по имени. — Томми, вы меня слышите? Томми слышал. Сказать он не смог, в груди все болело и горло саднило. Тогда он приоткрыл глаза и тут же зажмурился от показавшегося ему резким, света. — Он слышит. — Понял врач. — Слышит нас.