Хавроша

Жили-были мальчики, жили, не тужили… Потекли-побежали, значит, будни. Потекла вперед неспешная река времени, мощными перекатами бурля на склонах-порогах и обрываясь водопадами в пропасти. Бурунами завинчивалась вокруг камней и играючи влекла многотонные стволы и легонькие щепочки… Неспешно росли мальчики, но стремительно возрастали их интересы. Одинаково температурили от режущихся зубиков, с одинаковым рвением дрались за понравившуюся игрушку, ревниво отпихивали друг друга от папиных колен. Всегда и во всём соревновались, бежали наперегонки встречать маму из магазина — сперва ползком, потом неуклюжими шажками, падая через раз на толстые попки, и, наконец, резвым галопом с громким и уверенным топотом. Несмотря на разногласия, братья были очень дружны. Особенно во время болезней: стоило Дадли чихнуть, как чих подхватывал Гарри. Очень дружно пацаны переболели детскими болячками — ветрянкой, крупом, дерматитом и даже оспой коровьей, которую им на всякий случай привили. Страшная гроза, которая пугает всех малышей без исключения, сплачивала маленьких братиков почище магнита. Только сверкнет молния за окном, как пацаны тут же со всех ног несутся в родительскую спальню, где забираются на большую кровать и прячутся под бок к папе-маме. Маленькому Гарри даже не пытались объяснить, почему он должен называть родителей тётей и дядей — это абсолютно бесполезно и совершенно недоступно детскому мозгу. Ведь Дадли же их зовет мамой и папой, значит, и он так же может, здесь логика точна и обжалованию — не подлежит. Правда, был пример — тётя Мардж, но её и Дадли тётушкой звал, так что тут без вариантов. Но как бы там ни было, а насильно мил не будешь. Отношение взрослых к Гарри было прохладным, его держали на эмоциональном расстоянии, и чем старше становился Гарри, тем больше отдалялись от него папа и мама… Мальчика это расстраивало, он ничего не понимал и растерянно обращался с недоуменными вопросами ко взрослым, доверчиво дергая папу за штанину, а маму за подол платья или юбки: — Я что-то не так сделал? Почему вы меня не любите? От него отмахивались, и Гарри потерянно ходил за ними хвостиком, прося наказать его, поставить в угол, только бы его любили… — Ну ма-а-ама, па-а-апа, ну поставьте меня в угол, накажите меня. И однажды… собралось семейство ужинать, а Гарри не пришел. Подождали — не идет, позвали — не идет. Еда стынет, а пацана нет как нет… Пошли искать. Нашли в родительской спальне, где он стоял носом в угол. Вытащили, расспросили, в чем дело, а он, оказывается, сам себя решил наказать. И смех, и слёзы… Стоит такой ангелочек трехлетний, зелёными глазоньками влажно моргает и наивно так вопрошает: — Я наказался, теперь вы меня любите? Петунья и Вернон только беспомощно переглянулись над головой несчастного ребёнка — ну что тут делать будешь, а? Течет-плывет река времени, разливаясь вширь в низинах-долинах и бешеной стремниной прорываясь сквозь узкие ущелья… К четвёртому году жизни Гарри уже понимал, почему он Поттер, а не Дурсль, знал, почему его зовут племянник, а не сын, как Дадли. И смирился с необходимостью обращаться к маме и папе по имени — тётя Петунья и дядя Вернон. Что поделать, пришлось соответствовать тому, чем он и являлся биологически — племянником. Одно было хорошо и незыблемо — для Дадли он оставался братом, и этого у него было не отнять. Как-то раз ненастной осенью разразилась сильная буря. Бешеный ветер с ревом срывал крыши и ломал деревья. Сломал он и старый платан, испокон веков стоявший на заднем дворе дома номер четыре, с каким-то пушечным залпом надломился толстый ствол, и огромное дерево рухнуло на стену, проламывая окно и вваливаясь в спальню Гарри. Сам Гарри, к счастью, находился в подвале-бомбоубежище вместе с остальными домочадцами, где они отсиживались во время гроз. Прежние владельцы, жившие в военные годы, очень постарались укрепить подвал на случай воздушных атак. Комната Дадли не позволяла поставить вторую кровать, надо было или покупать двухъярусную койку, или делать ремонт в разрушенной комнате. Ну, ремонт, так или иначе, делать придется, и Гарри, за неимением лучшего, в первую ночь уложили спать в гостевой комнате тётушки Мардж. Огромная тёткина кровать Гарри не понравилась, как и сама комната — просторная и голая, оклеенная холодными светло-серыми обоями, где из мебели были только кровать, трюмо со стулом и встроенный гардероб. В поисках пристанища на время ремонта Гарри облазил весь дом от чердака до подвала. Чердак был захламлен, а подвал продувался всеми ветрами, английский дом традиционно — не отапливался. Помещения в холодные времена года прогревались только за счет бойлерных и собственно теплом от тел самих жильцов. В летнюю пору такой вопрос, как правило, не вставал. Просто летом становилось чуть теплее, чем осенью и весной. Чулан под лестницей, куда Гарри заглянул просто из интереса — посмотреть, что за дверью — неожиданно пришелся ему по вкусу. Теплый полумрак, низкий скошенный потолок испода лестницы и просто подходящие для него размеры. Позвав дядю, Гарри показал ему находку и спросил, можно ли поставить здесь кровать. Вернон, просунувшись в каморку верхней частью туловища, оглядел помещение, прикинул размеры сперва на глазок, но, не удовлетворившись, сходил за рулеткой и обмерил чуланчик вдоль и поперек. По получившимся расчетам подошла только складная кушетка, но для мальчика четырёх лет она была прямо как кровать. Косметический ремонт чулана обошелся куда дешевле и быстрее, чем капремонт проломленной стены на втором этаже. Вызванные мастера вытащили из каморки всё лишнее, отдраили стены и заклеили свежими обоями, потом провели туда электричество и сбоку от двери, над откидным столиком появилась лампочка. Полочка над кроватью, на которой раньше лежали щетки и стояли бутылочки с химсредствами, теперь пополнилась книгами и прочими мелочами. Получилась просто конфетка, уютная маленькая комнатка. Все это время Гарри, впрочем, не терял надежды хоть как-то понравиться родичам и даже нашел способ, как это сделать — просто стал помогать тёте повсюду, тем самым находя нехитрый повод находиться рядом с любимой мамочкой. Примерно через два месяца закончился ремонт пробитой деревом стены, но к тому времени настала зима, и Гарри воздержался возвращаться из теплой каморки в холодную и ставшую неуютной спальню. Да и в конце-то концов, в чулане Гарри только спал, всё остальное время он проводил за делами, за всякими мальчишечьими хлопотами. Помогал тёте на кухне, возился с дядей в гараже, играл с Дадли в разные игры, да мало ли чем может заняться активный ребёнок четырёх лет?! Начиная с весны, Гарри и тётя работали в саду с рассвета до заката с перерывами на готовку. Все эти совместные занятия Гарри познал чуть ли не с пеленок и очень-очень волновался, когда любимая мамочка однажды доверила ему проследить за жарящимся беконом, чтобы тот не пригорел. Правда, в самый первый раз Гарри облажался, не поняв, что значит «пригореть», и бекон сгорел, источая дивный аромат. Малыш расстроился, когда понял, что черный бекон никто не будет кушать. Но тётя успокоила его и объяснила, что готовый бекон должен лишь чуть-чуть подрумяниться и стать приятного золотистого цвета, не поленилась она и показать Гарри все, что рассказала, и мальчик всё прекрасно понял и с тех пор больше не совершал подобных ошибок. В саду Гарри сперва по малолетству был у тёти на подхвате: подай-принеси-пошел вон! Зато позже милая мамочка стала давать ему задания посложнее, такие как подержать веточку пересаженного кустика, пока мама утрамбовывает почву, подвязать лозу какого-либо ползучего растения и подрезать ножничками некрасиво торчащие из живой изгороди веточки и листики. Как вы понимаете, с началом школьных будней дел у Гарри прибавилось. Теперь к вышеописанным заботам ему вменялось ещё и обязательное исполнение домашних заданий и вообще тотальное обучение в школе. Что весьма не понравилось Дадли. В его крупную светлую голову долго не укладывалось, что к обычным увлекательным играм в его обязанности вошла ещё и учёба. К-какая школа, мама?! Я же не успеваю доиграть в «Супер-резню» на видео-приставке! И отдайте мне джойстик, ни в какую школу я не пойду, мне некогда! Но несмотря на сверхзанятость играми, Дадли пришлось мириться с жестокой системой жизни, в которой общеобразовательная программа была обязательна и на первом месте. Это было нужно для какой-то ячейки общества. Что это такое, Дадли не понимал и поэтому отчаянно ленился в школе, наотрез отказываясь запоминать все эти непонятные и ненужные ему правила. Гарри же, напротив, с увлечением хватался за всё новое, например, он с восторгом узнал, что буковки, которые напечатаны в книге, можно переписать в тетрадку! Пятилетний мальчик просто фонтанировал счастьем, когда в первый раз самостоятельно смог написать своё собственное имя, выведя жирным фломастером кривенькое слово «Гарри». Для него это стало откровением — узнать, как выглядит его имя в письменном виде. Тоненько повизгивая, он целый день носился по дому с листком в руках и, подсовывая мятый листик папе, маме, кошке и соседу, восторженно пищал: — Посмотри, это я написал! Это я сам написал!!! Ура-а-а!!! В общем… очень славный, солнечный ребёнок, заставляющий улыбаться всех, кто его видел. Черные кудри, ясные зеленые глазки и смешная щербатая улыбка из-за выпавшего молочного зубика, а самое главное, Гарри светился радостью, из него так и лилась неудержимая энергия счастья. И наверное, поэтому тихо и где-то глубоко внутри него спала магия, никак и ничем не проявляя себя, во всяком случае, никаких всплесков стихийной детской магии у Гарри пока не было. *** На свой восьмой день рождения Гарри захотел мышку, о которой прочитал всё, что смог найти. Едва дождавшись «божеского часа», в который уже можно будить взрослых, Гарри подхватился с пола и, положив книгу на журнальный столик, понесся в спальню родителей. Прискакав туда, он с разгону запрыгнул на кровать и влез на необъятное пузо дяди Вернона, уселся на вершине живой горы и торжественно сообщил: — А я выбрал себе подарок на день рождения! — Какой? — спросонок буркнул дядя. — Декоративную мышку, — звонко ответил Гарри. Лежащая на другой половине супружеской постели тётя Петунья приподняла с лица маску для сна и сонно посмотрела на племянника одним глазом. — Ты сказал «мышь»? — Да. Тётя Петунья, мышка самое маленькое животное на свете и много места не займет… Можно? — А ты не боишься, что её Талия съест? — осторожно поинтересовалась тётя. — Нет, — удивленно сказал Гарри. — Я всё объясню Талии, и она поймет, она же умная кошка. Да и потом, моя мышка будет жить в безопасной клетке. — Ох… Гарри, Гарри, ты извини, но… нет. Нельзя мышку. — Но почему? — разочарованно спросил Гарри. — Потому что я не хочу! — твердо отрезала тётя. Враз погрустневший Гарри надул губки, съехал с дядиного пуза и, спрыгнув с кровати, поплелся к двери. Прикрывая её за собой, он услышал глухой бас дяди и задержался, оставив узенькую щель, сквозь которую и принялся подслушивать разговор. — А в чём дело, Петти? Мышь не слон, и правда много места не займет… — Да не в этом дело. Я мышей боюсь. С детства. — Да? Значит, ты из тех девочек, которые визжат и хлопаются в обморок при виде несчастной маленькой мыши? Вот досада, а я и не знал… — Да если бы… — грустно возразила Петунья. — Это всё из-за Лили, она в свое время как-то раз получила письмо из волшебной школы и исчезла, уехала в эту чертову школу и каждое лето на каникулы приезжала домой, и её карманы были полны лягушачьей икры, а сама она всё время превращала чайные чашки в крыс. Я была единственной, кто знал ей цену — она была чудовищем, настоящим чудовищем! Но не для наших родителей, они-то с ней сюсюкались — Лили то, Лили это! Они гордились, что в их семье есть своя ведьма! — Я тебя понял, Петти, но мышка-то причём? — Ох, Вернон, пойми… Берешь ты кружку, чтобы налить в неё молоко для чая и вдруг обнаруживаешь, что держишь за голый хвост толстую крысу… Ты бы слышал мой визг. А Лили, мразь такая, знай хохочет, смешно ей, понимаешь?.. И так каждое лето в течение семи лет, до полного семнадцатилетия ерундой страдала, всё подшучивает, подшучивает надо мной, никак не угомонится, язва рыжая, всё-то ей смешно, как я крыс пугаюсь. Или вот… втыкаю иголку в подушечку для булавок, а она визжит и превращается в мышь. А однажды папа с инфарктом слег, хотел сигарету в пепельнице потушить, а та… ка-а-ак превратится в мадагаскарского шипящего таракана размером с блюдце, чудо, что отец вообще выжил… — Однако… — напрягся дядя Вернон. — Это уже вредительство. Неужели она совсем родителей не уважала? — А это она в школе так испортилась. Магичкой стала, нос задрала, нас, обычных людей, простаками и магглами начала обзывать, в общем, загордилась Лили, выше всех себя поставила. К тому же не с той компанией связалась… её дружок, Джеймс Поттер, тот ещё субчик был, чванливый и сплошь ехидный, на меня посмотрит, так мне тут же вымыться хотелось, специально к зеркалу бежала, чтобы проверить — нет ли на мне грязи. Он вообще на всех так смотрел, как на коровью лепешку под ногами… — Я помню Поттера… — задумчиво протянул дядя. — На нашей свадьбе был. Всё время прикалывался, жиртрестом меня обзывал. Не пойму только, торт-то зачем взрывать? Совсем же не смешно было, гости обиделись, все их прекрасные наряды были испачканы жирным кремом… Кто ж так шутит? — А им смешно было, типа простаки долго отчищать одежду будут, хи-хи-хи-хи… — невесело пояснила Петунья. — Ты поэтому не хочешь, чтобы Гарри тоже туда уехал? — Да, Вернон, не хочу. Испортят его там… — Принести тебе чай, дорогая? — Да, спасибо… Заскрипела кровать под тушей дяди Вернона, и Гарри неслышно убрался от двери. Что ж… теперь понятно, почему нельзя мышку. Не очень-то приятно такое про родную маму узнавать… и про отца… Шутники, блин, клоуны первой категории. В цирке они, что ли, выступали? Чашку в крысу, б-бррр-р-р… да это же рехнуться можно — берешь кружку, а она… С такими вот печальными раздумьями Гарри поплелся в гостиную, чтобы забрать книгу, учебник по зоологии. Со спинки кресла на него глянула Талия — зеленоглазая и полосатая египтянка, изящная и тоненькая кошечка. Её серебристый мех глянцевито блестел и переливался, подобно жемчугу, и в пепельной бархатистой глубине четко выделялись антрацитовые пятнышки и полоски. Редкая и очень дорогая кошка. Сколько Гарри себя помнил, Талия всегда была с ним… и на какой-то миг мальчику вдруг стало стыдно — ну зачем ему какая-то ничтожная мышь, если у него есть такая прекрасная и верная кошка? А мышку он просто из зависти захотел, ведь Дадли на день рождения подарили черепашку, а ещё раньше, год назад, попугая ару амазонского, красного-красного, огромного и крикливого. Целыми днями вопит и ошарашивает всех фразой: «В чём дело, дорогой?», причем вворачивает он её всегда к месту и вовремя… Покачав головой, Гарри сел в кресло, думая о том, что мышка на самом деле ему не так уж и нужна. Талия со спинки кресла перетекла к нему на колени, а когда он начал её машинально поглаживать, нежно замурчала, массируя коготками бедро. Было немножко больно, но Гарри терпел, понимая, что кошка не со зла, что это у неё любовь так выражается. — Знаешь, Талия… а зачем мне эта мышь? Ну посажу я её в клетку, ну и что? Вот Бастер Китон в клетке сидит и орет, ругается, наверное — у него есть крылья, а летать негде, или вот черепаха эта, в аквариуме тухнет… Интересно, Дадли ей имя даст? Кстати, а чего она тухнет, чего это у неё так воняет? Ну-ка… Гарри, не вставая с кресла и придержав кошку рукой, дотянулся до столика, взял учебник и, полистав, нашел раздел о рептилиях и принялся внимательно читать о черепахах. В итоге после прочтения Гарри за голову схватился — ну нифига себе подарок брату подарили! Эта фиговина размером с наперсток требует та-а-акого ухода, что… Нужен грунт, конденсатор, ванна, ультрафиолетовая лампа, подогрев, ко всему прочему нужен специальный аквариум, обычный же не подходит… Подумав, Гарри озадачил этим делом дядю — он взрослый, пусть сам всё и покупает, если хочет, чтобы черепаха выжила. Дядя только крякнул, прочитав инструкции по содержанию черепах, и, подумав в свою очередь, решил создать ей спартанские условия, то есть махнул рукой, дескать, ей надо, пусть вертится, а сдохнет, значит не судьба… На свой день рождения Гарри получил в подарок конструктор, многофункциональный — хочешь, дом строй, хочешь, машину или самолет складывай… ну, не мышь, конечно, но подарок есть подарок, и Гарри ему был рад. А в начале августа городок всколыхнула тревога — пропал Пирс Полкисс. Его мать почернела от горя, отец враз постарел на десяток лет, полиция сочувствовала, что-то обещала и кое-как делала свое дело. Мэр города, брызгая слюной и потрясая кулаками, вещал с экрана милые подробности о том, что конкретно он сделает с маньяком. Друзья Пирса, Джош Малкольм, Фил Гордон, Дадли и Гарри сидели по домам притихшие и напуганные. Их всех допросила полиция, спрашивала о планах Пирса, куда он мог пойти и с кем, кто и когда видел его в последний раз… И вот… на третью ночь после исчезновения друга Гарри приснился сон. Будто сидит Пирс в каком-то колодце, смотрит вверх и шепчет: «Помогите…» Дядя Вернон очень не хотел просыпаться, но пришлось, потому что восьмилетняя тушка племянника, прыгающая по животу, не слишком-то располагает ко сну. А уж если она при этом кричит: — Папа, вставай! Я знаю, где Пирс!!! На высоком берегу Уинг-ривер находились развалины старинного замка, в настоящее время от него остались просевший фундамент и куча охристо-желтых камней — остатки стен. Руины давным-давно поросли чертополохом и репейником и были огорожены лишь символически — парой шпал поперек дороги и запретным дорожным знаком-кирпичом. Который, впрочем, не мешал подросткам лазить по развалинам в поисках мифических кладов. Продавленная крышка каменного колодца сразу же привлекла внимание спасателей. Убрали доски, посветили вниз… вроде есть там кто-то. Спустились и вытащили Пирса, ослабевшего, исхудавшего, но живого. А позже в полиции сказали, что кто-то из друзей Пирса «вспомнил», что приятель хотел исследовать развалины речного замка. Ну, посторонние эту версию скушали, но не родственники. Дядя Вернон грозной скалой навис над племянником, нехорошо прищурив маленькие поросячьи глазки, и громыхнул, брызнув слюной: — Ну?.. — Что «ну»? — разозлился Гарри. — Я это просто во сне увидел! — Вау, тебе приснился пророческий сон?! — восхищенно спросил Дадли. И к папе: — Вот это круть! Он у нас этот… медиум, ага? — Ты мой маленький кудесник! — воскликнула Петунья и вдруг разрыдалась, сгребла Гарри в охапку и крепко поцеловала. — Ты это можешь, и приносишь счастье. Ты спас человеческую жизнь, Гарри, я так горжусь тобой! — Хм… — произнес дядя, уже по-доброму глядя на мальчишку. — Гарри, дорогой, ты что-нибудь хочешь? — в порыве чувств расщедрилась тётя. Гарри весело окинул родственников взглядом и хитренько прищурился: — Хочу… Многозначительная пауза, напряженное ожидание, потрескивает воздух. Тётя не выдерживает первая, опасливо шепчет: — А… что ты хочешь?.. Нахальная улыбка и ошеломляющий ответ: — Усыновите меня!