...изо льда

      Звенит натянутая до предела тетива – и главарь разбойничьей шайки, что не давала покоя не только ближайшим селениям, но и лично ярлу, падает. Пренебрегая шлемом, можно дать своему убийце неплохую подсказку: кость наконечника стрелы, пробив череп, принесёт верную и довольно скорую смерть. Главное, чтоб твой, получается, враг вовремя спрятался за выступом и остался незамеченным до поры.       Очередное задание ярла выполнено, а чтобы тот действительно поверил и выдал столько, на сколько точно проживёшь до следующей вылазки и подготовишься к ней же (а таковая, несомненно, будет), нужно доказательство. Да такое, какое можно ощутить прикосновением: слухи, что какое-то поселение больше не держат в страхе, не всегда правдивы, пока разберёшься – эра к концу подойдёт.       Вынуть меч, что носишь на всякий случай, взмахнуть им и потом притащить дурную башку с застрявшей в ней стрелой (как говорится, в лучших традициях нордской охоты на преступников)? Можно было бы, если б этот гад так неудобно не согнулся, пока душу Обливиону отдавал.       На шее у мертвеца – медальон на цепочке. Его с таким же успехом можно было бы снять, пока тот попросту спал бы. Да и зачем ворочать труп только ради куска металла?       На правой руке в слабом свете какого-то дальнего факела поблёскивает кольцо. Принести его вместе с кистью – почему бы и нет?       Зрелище, конечно, будет жутковатое, зато не появится никаких сомнений о проделанной работе. Даже если отделить руку у живого, отсюда он точно не добежит до лекаря: испустит дух либо от потери крови, либо, если всё же пережмёт рану, от заражения – кругом грязь, затхлость, жуки-пауки...       А вот сделать это лучше как можно точнее: крупные кости в одну сторону, мелкие в другую, и никак иначе. Придётся провозиться с ними дольше, чем всё с теми же волками в лесах – ну и что? Не привыкать.       Перед тем, как через несколько шагов заметить слабый блеск, опуститься поудобнее на землю и разрезать остро заточенным ножом кожу, сосуды и связки, отчего кровь из раны захлещет, испачкает всё вокруг (и ладони тоже), потемнеет, смешавшись с пылью, и впитается в грязные доски и солому, невольно скользишь взглядом по перекошенным рожам обычных бандитов, которые смотрятся ещё уродливее в полутьме. И становится ясно: по кривой дорожке ходили сородичи.       Да будь они даже из родного поселения, именно из-за того, что они творили, хочется не сочувствовать, а плюнуть в их сторону, уже покидая последнее пристанище этой шайки.       А сюда можно вернуться, хм-м, года через четыре с половиной, когда давно выветрится запах гнили, который непременно появится. Собрать обнажившиеся косточки, которые к тому времени вовсю запоют, зазовут обратно, и потом выточить из них наконечники для новых стрел: старые тогда уже все до единой позастревают в других телах.       Если, конечно, за эти четыре с половиной года не надоест добросовестно ходить – по поручению ярла – одному, да сразу на десятерых, рискуя когда-нибудь уйти и так и остаться лежать в забытой шахте или среди скал.

***

      В этот раз боги решают подшутить над Джейридом, и он возвращается, когда большой зал дворца полон людей, самых разных, от вельмож до простого народа. У всех свои тяготы, свои жалобы, каждому нужно высказаться, и это занимает целых четыре часа. Мешок, внизу которого уже едва ли не навечно въелась в ткань кровища – не повод лезть вперёд.       Стоит ему наконец дождаться, подойти и без тени отвращения показать – в знак того, что не подвёл – уже начавшую ссыхаться, отделённую ровно по суставу мёртвую руку с кольцом, как один тан падает в обморок, другой застывает в ужасе, управитель отгораживается ладонями, выставленными перед собой, только бы не видеть эту гадость, а пожилой хускарл качает головой.        – Сумасшедший. На кой нам тут оно?        – Так пока поймут и донесут, сто лет пройдёт.       Хускарл смотрит на него: нет, сколько за свою жизнь перевидал, а парни вроде этого – редкость. Вся одежда в крови, пальцы исцарапаны – но то давнишнее, с них уже корка скоро спасть должна, а свежей ранки ни одной нет. Ещё и совсем страх потерял: объясняет – и спокойно так, со слабой улыбкой, будто буйное дитя усмирил, а не снова души из тел повышибал.       Хускарл, когда он наконец уходит, говорит вполголоса: у таких, весь Истмарк шепчется, кровь холодная.       Жилы изо льда, поправляет ярл, ещё не догадываясь: только что нашёл смелому лучнику прозвание, которое, несомненно, вскоре к нему пристанет на всю жизнь.