Декоммунизация

Мужик его касался. За те короткие минуты, что понадобились им на путь до нужной комнаты (этаж четвертый, кабинет четыреста семнадцать), рука неизвестного последовательно оказалась на: локте Сани, запястье, где легким перышком прошлась по выступающей пястной кости, словно мужик думал, что флиртует с первокурсницей; оттуда неведомым образом она перепрыгнула на шею — самый ее корень, там, где плечи встречаются с позвонками, и парень едва успел прочувствовать все недовольство собаки, насильно посаженной на поводок, как чужая ладонь передвинулась поверх воротника, причем сделано было с тем расчетом, чтобы костяшки все равно касались кожи. В общем, Саня был в бешенстве еще до того, как этот «парень из тэквондо» успел хотя бы открыть свой блядский рот — и не надо его в этом винить. Школьные коридоры мелькали перед глазами какими-то странными отрывками, мешались несвязанными картинками: так иногда тупил ютуб, когда общажный интернет подавался с перебоями. У Сани изнутри прорывалось желание поставить дрянное это видео на ускоренную перемотку — кажется, даже дернулись пальцы нажать на невидимую кнопку — и потому он, заметив единственную на этаж открытую дверь, тут же рванулся в ее сторону. Зрачки слепил оглушающий белый свет, выливающийся из кабинета, и не видно было ничего кроме; ну, и Саня сам сейчас не походил на образчик трезвого ума и ясного рассудка — вот вам две причины, по которым он успел забыть о той скотине с издевательским голосом, что держала его, как вшивую дворовую псину, за ворот пальто. Жесткая ткань врезалась под горло, когда он дернулся в сторону кабинета: мужик вцепился сильно и отпускать его не собирался.  Конечно, мужичок, конечно, солнце мое разлюбезное. Держись только крепче, пока твоя дворняга с поводка не сорвалась.  Саня услышал позади тихий смешок — и внезапно развеселился тоже. Пресвятая Богородица, да ведь только что совсем не знакомый с ним человек предложил Сане на блюдечке лучший подарок всей его жизни. Лучше чертового абонемента для Анисима, лучше семи бутылок за две недели без мата. Ему подарили повод для драки. Саня обрадовался, он расцвел, как раскрывшийся поутру цветок, — это словами передать нельзя, это нужно просто ощутить. Злое разбитное веселье переполнило все вокруг, кусачими пузырьками проникло в горло, шибало по самым мозгам — и он не сдержался, он расхохотался во все свои чертовы легкие. Эхо от его голоса пошло гулять по пустым коридорам, а чужая рука ослабла, отпустила, в последний лишь раз повела пальцами по шее, там, где проходит линия волос.  И Саня обернулся, улыбающийся, смешливый, радостный, возбужденный до все еще булькающего в горле смеха, счастливый той особой радостью молодого кобеля, который на собачей свадьбе бросается загрызть другую дворнягу, зная, что победит, что он уже победил. И Саня наткнулся на задорный взгляд кобеля напротив, и он хохотнул — в последний раз. И он первым кинулся вперед. Чужая челюсть ушла из-под удара, чужой локоть заблокировал свинг в корпус, и уже Саня отскочил от подлого хука в кадык — если б не успел, лежать бы ему сейчас на полу с переломанной шеей. И от этого стало еще веселее, еще радостнее, это был бой в полную дурную дрянную силу, и глаза напротив все смеялись, смеялись… Саня улыбался, пропуская первый удар в солнечное сплетение: кому послабее этого бы хватило, чтобы свернуться, скорчиться на рыжей этой плитке от нехватки воздуха — но Сане дышать было не нужно, его легкие насыщались лишь чистейшей, отборнейшей яростью, и не было для них лучшей пищи. Зато он прочувствовал первую боль, что ослепительным алым знаменем пронеслась перед его глазами. И эта боль во всех мирах значила лишь одно: танцы начались, девочки.  Чужой кулак на миг задержался у его живота, словно не веря, не осознав еще, что не смог и не смог бы нанести и малейшего урона, и Саня, радостно взвыв, резко сорвался собственным кулаком, целясь в открытую для удара голову, такую беззащитную без боксерского шлема, такую прекрасную, восхитительную голову… Человек вывернулся одним ловким змеиным движением, облизнул сухие тонкие губы, выдохнул и — улыбнулся. — Я потанцевать не откажусь, — невесть отчего сбитым дыханием закончил мужик несчастную эту подъебку, глумливо скалясь во всю свою рожу так, что видны были десна. Саня лишь почти влюбленно — почему почти? — взглянул на человека, застывшего напротив, не собираясь отвечать. Он радостно развел руки в стороны, открылся так, как в жизни не позволял себе открываться на спаррингах, и приглашающе мужичку кивнул: ну давай, солнце, давай, Дед Мазай, развесели, разомни косточки, дай повеселиться, чертов ты укротитель зайцев и диких дворняг. И Сане ответили. Их маленькая кадриль только для двоих летела быстрее мысли. Парень не успевал осмыслить, часто не успевал даже увидеть, куда мужик ударит и как он будет защищаться. Саня не предугадывал, он вообще не думал: движения считывались одной интуицией, глубинным разумом мышц, и малейшего колебания воздуха хватило, чтобы увидеть следующий удар и — ускользнуть от чужого колена, метящего в пах. Мозги на этом празднике плоти не участвовали, а в один момент парень даже прикрыл глаза: эти стекляшки только мешали чуять. Так близко, так жарко, так хорошо. Никаких правил, никаких ограничений, никакого стоп-крана и волком следящего рефери. Когда мужик внезапно оказался позади, взяв в захват его шею, пытаясь придушить, Саня вывернулся, сам не поняв как, и со всей силы вцепился в чужое ухо, и повалил тренера, и прижал его собственным весом. Вкус крови на собственном языке он почувствовал только тогда, когда мужик под ним засмеялся — засмеялся так весело, так искренне, что Саня не удержался сам, и отпустил его, чтобы захохотать самому, поднимая сжатую в кулак руку снова. Последний удар, боже, как же хорошо… Одно незаметное движение — и вот уже сам Саня падает на спину, а человек отталкивается ногами, поднимаясь, ловкий, как белка. Под Саней что-то хрустит, лопается с оглушительным звуком, и теплая, живая соль крови на языке чувствуется еще сильнее, и это лишь значит, что не все еще закончено. Он встает, он отряхивается, легкий от того, что порвалась наконец никому не нужная спортивная сумка, больше не оттягивает плечо, и, озаренный, скидывает заодно и пальто, ступая по битому стеклу. Больше ему ничего не помешает. Секунда — и они снова сцепились, детский толчок коленом и пальцы слишком близко к глазным яблокам. Легкие работают на полную мощность, плечи распрямились, не скованные тяжелой тканью, и все это так легко, так весело, сучьи твои потроха! Мужик обманным движением придвигается ближе, ребром ладони бьет куда-то под ребра — и вот это на самом деле больно, и от этого еще лучше, настолько хорошо, как не было уже слишком, слишком давно. Чужое ухо опухло, но не кровит, и это странно, потому что — откуда тогда кровь? Но это неважно, потому что нужно контратаковать дурной, неправильный апперкот, и словно мужик не знает, как правильно бить, и потому открывает грудину, и Сане просто нужно дотянуться, просто… В голове звенит. Саня, лежа на старой советской плитке, секунду думает о том, что повелся, как школьник, на ложный, изначально неправильный выпад, и это поднимает их бой на новый уровень. А потом он обострившимся зрением замечает, как расширяются, заполошно пульсируют чужие зрачки, ближе чует запах крови — и голову ему отключает совсем. *** — Все, заяц!  Саня, словно очнувшись, застыл на месте. — Тихо, тише, — прохрипели ему в самое ухо. Саня сам заполошно дышал, в груди что-то скрипело, а вокруг, на полу, глаза выхватили стремные капли чего-то черного, так похожего на кровь. Голова гудела, и не сразу сквозь этот гул пробились слова мужика, что удерживал Саню под собой. Парень слегка пошевелился, пытаясь оживить нервные окончания да понять, где он вообще находится. Тут же заболели прижатые чужими коленями бедра. Руки оказались вывернуты так, что ладони едва ли не заходили за плечи, а по шее текло что-то очень, очень горячее. — Тише, заяц, хватит, — грубый полушепот залился в уши, и Саня застыл на месте, сам не особо понимая, что только что произошло. Мужик над ним глухо вздохнул, но, явно почувствовав, что пациент пришел в себя, начал спокойным тоном объяснять. Показательно, что захват его при этом остался таким же жестким. — Ты себе чуть шею не вскрыл, Александр Батькович. Я без понятия, что с там с твоей спиной, но рубашка в крови. Повеселились мы хорошо, но сейчас мне нужно, чтобы ты успокоился, глубоко вздохнул, — Саня послушно хапнул непослушными губами глоток воздуха, насколько позволяла его скованная позиция, и почувствовал, как человек сверху хмыкнул, и тепло чужого дыхания легко пошевелило волосы на Санином затылке.  В ушах стоял какой-то мерзкий шум, как в похеревшемся телевизоре, а чужое тело, жестко его обездвижевшее, огревало жаром. Саня помнил, что обычно он в таком состоянии злился до невозможности и лез в драку, несмотря ни на что, но сейчас… сейчас ему было удивительно все равно, как плевать было и на то, что, кажется, вся эта кровь на полу принадлежала далеко не тренеру. Он хотел даже занервничать, обеспокоенный собственным состоянием, но тяжелое, грузное безразличие снова прибило его к полу. Оставалось только слушать — чем он, собственно, и занялся. — Глубоко вздохнул. Я тебя отпущу, заяц, а ты спокойно… — мужик сбился с ровного тона, отдышался нервно, прежде чем продолжить: — Спокойно дашь мне помочь тебе подняться, и после я тебя осмотрю. Мы договорились, Саша? Саня промычал что-то невнятное. Сразу же после этого как-то бледно испугался, что его неправильно могут понять, и постарался кивнуть непослушной головой. — Вот и молодец, заяц, вот и хорошо, — бормотал мужик, аккуратно разлепляясь. Выгнутые непонятно в какую сторону, руки заболели тут же, как их отпустили, и тренер не то чтобы заботливо, но достаточно уверенно помог их разогнуть. — Я бы тебе сказал, конечно, что напряжение можно сбросить и более приятными способами, но сам уже накосячил, так что… Тю. Сможешь пять минут пролежать, не двигаясь? Я за аптечкой. Тренер присвистнул, видно, что-то разглядев. Саня бы даже поинтересовался, может, начал бы волноваться… Вот только сейчас на вековой советской плитке школы номер четырнадцать лежал не Саня, а хорошенько взбитый кусок теста, которому ни холодно ни жарко от того, как быстро ему принесут аптечку. Парень сквозь силу постарался задуматься: а хорошо ли ему? Должно было быть хорошо. Он ведь для этого и ввязался в драку, помнил же, как тогда было приятно… Ладно. Сейчас ему просто все равно. — Ну что, заяц, готов? — звонкий топот мужичка эхом отражался от стен, и Саня только отвлеченно ему кивнул, не поднимая головы. — Сейчас достану из шеи эту херню, хороший, а дальше посмотрим, ладно? Парень поежился. От того, как ласково и мимоходом его обозвали «хорошим», казалось, вздрогнули даже убитые нервные окончания, и холодные, неприятные мурашки промаршировали вниз по спине. Тренер сверху продолжал что-то бормотать — наверняка ведь сам испугался, дурачок, — а Саня послушно лежал под ним и странным до отвратности образом наслаждался. Холодный пот собрался на спине, когда мужик, оперевшись рядом, легко прошелся вдоль его шеи, ощупывая предстоящий фронт работ. Теплые касания враз вымораживали и так не особо крепкую нервную систему, и хотелось то ли подставиться под чужие руки (что-то внутри упрямо шептало, что Саня это заслужил хорошей дракой), то ли вывернуться, выскользнуть и наброситься на тренера снова, чтобы оказаться еще ближе. Впрочем, для обоих этих вариантов требовалось для начала хотя б пошевелиться. Саня шевелиться не стал, и был вполне этим доволен. В конце концов, ему и отсюда все неплохо слышно. — Раз, два… — на счет «два» мужик аккуратно пережал ему основание шеи и одним движением вытащил оттуда что-то большое. Саня не чувствовал боли как таковой, казалось, что ему просто пережало кровоток чем-то тупым. Впрочем, когда вниз по горлу побежали струйки горячей жидкости («Кровь, наверное», — глупо догадался Саня), а тренер вздохнул по-особому напряженно, стало понятно, что простым испугом парень не отделается. — Будет обезбол, а? — как-то даже грустно спросил он, сильнее прижимаясь щекой к теплой плитке. Мужик, уже перематывающий ему чем-то шею, хмыкнул устало: — Что, больно? — Сане прописали легенький лечебный подзатыльник. Он не обиделся. — А знаешь, как можно было этой боли избежать, заяц?  — Не ввязываться в драку? — предположил парень, начав старательно косить глазом. Тренер не казался злым и раздраженным, а потому вообще не особо походил на нормального человека. Это было интересно. Нормальный, стоило признаться, каким бы он мастером ни был в «травматических единоборствах», скорее не подыграл бы его злости, а просто и незатейливо вызвал ментов (Саня честно был бы не против: заслужил). (Еще он честно заслужил, чтобы мужик называл его «хорошим», но объяснить причины этой уверенности парень не смог бы даже самому себе). Тренер на его вяк только отмахнулся: — А ты бы смог удержаться? — весело спросил он. Саня засопел обиженно, и мужик устало засмеялся. — Не, заяц. Я хотел предложить — для начала — не разбрасываться битыми бутылками на месте предполагаемого ринга. В следующий раз было бы хорошо до этого ринга хотя бы дойти, конечно… Саня затупил на «следующем разе», почувствовал, как начала щипать самая крупная рана на шее — судя по площади, он чуть не перерезал себе горло — и, на мгновение испугавшись, поспешил прервать этот странный выговор: — Так будет обезбол? — Будет тебе, все будет, — вздохнули сверху, замявшись на секунду. Парень ощутил, как мужик отодвинулся, и легко нахмурился: чужое тепло терять не хотелось. — Так, а теперь аккуратно… — крякнул тренер, подхватывая Саню под мышки, и тот послушно принял его помощь. Более-менее устойчиво укрепившись на ногах, Саня все же урвал свой шанс и постарался незаметным подозрительным взглядом осмотреть своего мужика. Тот выглядел страшно: от виска все же тянулась струйка крови — видно, прокусил-таки Саня ухо, — а на одну ногу мужик явно старался не опираться. Остальные травмы или прятались под одеждой, или еще не налились цветом. Впрочем, Сане хватило одного взгляда на чужую разукрашенную морду, чтобы что-то внутри похолодело: тут же перед глазами встали менты, освидетельствование, СИЗО, срок, может, и не дадут, так ведь он не впервой по драке попадается, штраф, забирать документы из универа, хорошо если не сломал ничего, мужику все равно лечение оплачивать придется, а у матери и так с деньгами не густо… Черт, он не думал, что эта драка так отобразится на другом человеке. То есть, конечно, думал, он ведь ради этого и ввязался, просто, просто… Саня отступил на пару шагов, почувствовав, как собирается на висках холодный пот, и наверняка выглядел при этом совсем шалым. Тренер, острым взглядом проследив за его тактическим отступлением, наоборот, улыбнулся еще довольнее — и Саня спинным мозгом почувствовал, как надвигается на него что-то непоправимое. — Эй, заяц, спокойно, — тихо шикнул на него мужик, за секунду оказываясь рядом да подхватывая под локоть. Саня, у которого мозги сейчас работали с большим скрипом, даже не заметил, как это произошло, и потому испугался, а от испуга нервно дернул кулаком в сторону чужих ребер — и тут же себя одернул. — С тобой все нормально? — все же спросил он глухо, непроизвольно пряча глаза. Медленными волнами накатывали на него стыд, и страх, и больше всего — злость на самого себя. — Черт, я не хотел, серьезно, мужик, просто голова отключилась, бл… блин, черт, блин, а. Он попытался отстраниться от снова слишком близко ставшего тренера, но тот не позволил, потянул в сторону открытой двери, все так же издевательски ярко освещенной. — Тихо, заяц, все хорошо, все хорошо, — шипел мужик, крепко вцепившись в Санину руку. — Все было по взаимному согласию, — все же скабрезно заметил он, скосив веселый взгляд, но заметил чужую рожу, хмурую и виноватую, и только вздохнул себе под нос: — Тебя так всегда тяжко отпускает, м?.. Ну смотри, сейчас дам тебе обезболивающее, посмотрим, что там у тебя со спиной, что со мной, – разберемся, в общем. Не грузись. Голос его звучал мягко. Не так, как у университетских их психологов, и даже не как у той психиатрички, к которой как-то затянула Саню мать, а так, словно мужик и вправду переживал. Несмотря на всю сложность ситуации, парень едва ли мог оторвать взгляд от этого улыбчивого лица: морда тренера, хотя и основательно подправленная благодаря Саниному дебилизму, каким-то неведомым образом его успокаивала. Мужик действительно оказался ниже его, пусть и всего на пару сантиметров. Одежда явно была больше удобной, чем красивой — Саня тоже не был законодателем моды, но такие свитера точно носили лет пять назад, — и даже при этом очень тренеру подходила. Светло-бежевый свитер приятно оттенял короткие темные кудряшки на голове и даже не скрывал крепкую линию плеч, более массивных, чем сухопарый Саня вообще мог мечтать. На широком носу виднелась греческая горбинка — явный признак того, что ломали его не один раз, — а аккуратная, красивая челюсть так и призывала ласково в нее вгрызться клыками. Стоп. Че? Саня, испуганный собственными желаниями — какое, к херам, «вгрызться»? — отскочил от тренера, едва они вошли в кабинет. Где-то рядом с ним вилась далеко не призрачная угроза принудительной диспансеризации в уютный домик с желтыми стенами, и от этого становилось еще страшнее. — Прости, мужик, — со всем возможным чувством произнес Саня. — Такое впервые было, серьезно, я ж не псих, а.  — Наверняка и не дрался никогда, да? — смешливо ответил тренер, фыркнув, и махнул парню рукой, подзывая ближе. — Бокс, — без лишних сомнений признался Саня, подходя к мужику, что копался в каком-то розовом пластмассовом ящике. — Но до этого никогда… так. Честно, честно говорю, а. — Ну что ты как дурачок, заяц, — буркнули ему в ответ. — Сказал же, все по взаимному согласию… Ай, блин, — выругался тренер, отрываясь от коробки да оглядываясь на украдкой пододвинувшегося Саню. — Пинцета нет, — пожаловался он, выглядя всерьез расстроенным. — И медкабинет закрыт под ключ… Тут или в больницу тебя везти, или… — Или?.. — тут же вцепился парень в оговорку. В больницу не хотелось: наверняка же ментов вызовут, ну, если к ним два избитых обратятся, а если не вызовут, так начнут докапываться, а Саня сейчас явно не в том состоянии, чтобы придумать что-то правдивое. Тренер смерил его подозрительным взглядом (Сане тут же стало стыдно, да еще и сразу захотелось, чтобы мужик вернулся к своему ласковому смешливому выражению), но благодушно ответил, впервые с момента их встречи используя Тот Самый Голос: — Или ко мне на квартиру, — промурлыкал он, хитро сощурившись. — Тебе раны промыть нужно и достать всю мелочь, в которой ты себе спину изгваздал, а это удобнее сделать там, где есть хотя бы душ. — Черт, мужик, — непозволительно затупил Саня, одновременно воодушевленный и испуганный, а оттого наверняка слишком грубый, — ты все же со мной флиртуешь, а? — А работает? — хмыкнул тренер, выпрямляясь. — Так что? Если не хочешь, просто подкину до больницы. Саня ошеломленным взглядом проследил за мужиком. Послушно принял из его рук таблетку обезбола, послушно запил полупустой бутылкой воды, и все равно никак не мог понять, насколько же нужно быть безбашенным, чтобы настолько дерзко флиртовать с другим парнем прямо, прямо… прямо так! Или тот как-то сразу понял, как он на Саню действует? А… а… — А, да, — все же ответил он. Конечно, ему ведь обязательно тупить каждый раз, когда кто-то начинает флиртовать. Ну, может, и не кто-то, а вполне себе конкретный мужик, но это совсем ничего не меняет. — Кстати, заяц, — хмыкнул ему тренер, уже успевший за это время накинуть пуховую куртку да замотаться в три слоя шарфа. Саня ему что-то вопросительно промычал, и тот продолжил: — У меня, между прочим, имя есть. Парень глупо захлопал глазами, и смилостивившийся мужик все-таки ответил на незаданный вопрос: — Владимир Ульянов. Приятно познакомиться, заяц. Некоторое время Саня просто смотрел на тренера, как на дурака. Тот, заметив повышенный интерес к собственной персоне, ответил лишь издевательским хмыком, словно намекая: вот только попробуй хоть что-нибудь по этому поводу вякнуть. — Чертовы вы коммунисты, — только и смог парень буркнуть в итоге, плетясь вслед за своим мужичком.