Амнистiя

Серёжа Муравьёв щурится, ослеплённый ярким светом июльского солнца. Ему душно. Лоб покрыт испариной. Влажные волосы неприятно липнут к вискам. Он стоит на каком-то возвышении, обдуваемый горячим, не приносящим облегчения, ветром. Чуть вдалеке в дрожащем знойном мареве виднеется каменная крепостная стена, окружённая рвом. Над ней высится нарядная золотая колокольня, увенчанная величественным шпилем. Этот вид кажется Серёже смутно знакомым, но он не может вспомнить, что это за место. Со всех сторон слышны десятки человеческих голосов, сливающихся в единый глухой, будто молитвенный, ропот. Он кожей чувствует на себе чужой пристальный взгляд, от которого внутри у него всё трепещет. Серёжа медленно поворачивает голову направо и видит родные карие глаза, глядящие на него из-под опущенных ресниц. Наступает долгожданный момент истины. Затаив дыхание, Муравьёв с благоговением рассматривает белокурого ангела, стоящего рядом с ним, и думает лишь о том, что это самое красивое, самое совершенное создание, какое он только видел в жизни. Но отчего же прекрасный юноша так печален? Любимые глаза припухли и покраснели, на длинных ресницах дрожат слезинки. Серёжино сердце сжимается от жалости и нежности. Он хочет обнять его, утешить, зарыться в густые золотистые волосы и тихонько прошептать, что ничто в целом мире не стоит его слёз. Он так близко, стоит только протянуть руку и коснуться мягких кудрей. И лишь теперь Серёжа с ужасом осознаёт, что его руки обездвижены, связанные за спиной кожаным ремнём, и что оба они, и он сам и его возлюбленный, одеты в погребальные саваны. Чудовищная неподъёмная тяжесть вины обрушивается на вмиг обессилевшего Муравьёва и будто бы клонит его к земле. Вот он, самый чёрный его грех. Грех, который ему никогда не замолить, не искупить никакими страданиями. Он убил своего любимого. Привёл его сюда, прямо на этот самый эшафот. Собственноручно накинул верёвку на его хрупкую шею и затянул петлю. Этот наивный мальчик, он ещё так молод и полон жизни! Он так отчаянно хотел быть похожим на них, героев Отечественной войны, освободителей родины, победивших самого Наполеона. Мечтал стать таким же благородным и мужественным. Снискать славу и почёт. Носить офицерский мундир, пить дорогое шампанское и танцевать на пышных балах. Но первая и единственная битва, на которую Серёжа хладнокровно его отправил, бесславно закончилась картечным залпом, так и не успев толком начаться. Его любимый мог бы быть счастлив. Встречать рассветы. Радоваться солнцу. Вдыхать свежий утренний воздух. Гулять под тёплым проливным дождём. Слушать пение птиц по весне. Смеяться. Он мог бы полюбить, жениться, завести детей, повзрослеть, состариться. Он мог бы жить. А вместо этого он стоит тут, на виселице, словно невинный агнец, принесённый на заклание. Муравьёв ненавидит себя. О чём он только думал, принимая его в тайное общество и втягивая в эту безумную авантюру по свержению власти? Он должен был на корню пресечь их опасную связь, не давать ему никаких надежд, не отвечать на его мимолётные взгляды и случайные прикосновения. Даже мысли не допускать о том, что они могли бы быть вместе. Должен был. Если бы он не был таким эгоистом, таким слабаком! Если бы не поддался своим чувствам. Смог отказать себе. Не полюбил раз и навсегда. Серёжа клялся себе защищать его, оберегать от любых бед, каждую минуту быть рядом. Но только обрёк его на мучительную смерть. А его доверчивый мальчик лишь безропотно всюду следовал за ним и также покорно взошёл вместе с ним на эшафот. Муравьёв без единого сомнения пожертвовал им, как и сотнями солдат до него. Он ведь искренне верил в быструю и бескровную революцию. Хотел свободы и справедливости для своей страны. Был готов отдать жизнь за великую идею. Но кто дал ему право решать за других? Они не хотели умирать. Он лишил их выбора. Ни один идеал, ни одна высокая цель, ни одна мечта о справедливости не стоят такой страшной цены! Серёжина наивность и тщеславие погубили стольких людей и подписали смертный приговор его любимому. Ещё горше перед лицом смерти осознавать, что эта бессмысленная, напрасная жертва ничего не изменила. Их казнят как подлых изменников, а бесправный русский народ так и будет нести тяжкое ярмо крепостничества. На допросах Серёжа бессовестно врал в лицо следователям, хитрил и недоговаривал, пытаясь взять всю вину на себя и до последнего надеясь, что всё обойдётся. Они были готовы к любому наказанию: к гражданской казни, бессрочному заключению в острог, вечной каторге, пожизненной ссылке. К чему угодно, но только не к этому. Не к тому, что их, русских дворян, позорно вздёрнут на виселице, как последнюю сволочь. Что ж, их милостивый государь император сделал для них исключение, не пощадив даже самого молодого. От боли, вины и бессилия у Серёжи разрывается сердце. Если бы он только мог, тотчас же упал бы перед ним на колени и молил о прощении. Но юноша лишь грустно смотрит на него своими ясными глазами. В его взгляде нет ни осуждения, ни укора, ни страха, только бесконечное сожаление, тоска, усталость и смирение. Наконец он отворачивается и крепко зажмуривается, чтоб не видеть страшного конца. Двое подошедших палачей в чёрном натягивают на него холщовый мешок. Настаёт Серёжин черёд. На него надевают такой же пыльный мешок, вешают деревянную табличку с именем, помогают встать на ступеньку, затягивают петлю на шее. Он молится лишь о том, чтобы всё прошло быстро, и его мальчику не пришлось страдать. Звучит отрывистая барабанная дробь. Опору выбивают из-под ног. Он срывается, летит вниз... Нет, стойте! Он уже видел всё это! Сейчас у него сломается позвоночник, и он умрёт. Это всего лишь страшный сон! Это не его, не Серёжу Муравьёва, только что повесили. Он дома, мирно спит в свой постели. Сейчас он проснётся! Мозг бьёт тревогу, отчаянно посылая телу сигналы SOS. Но Серёжа лишь невнятно мычит и мечется по кровати. Липкий кошмар вцепился в него мёртвой хваткой и не собирается отпускать. Нужно как-то прекратить эту пытку. Сделать хоть что-нибудь! Ну же! Верёвка жадно впивается в горло. Сминает трахею. Сжимает артерии и вены. Кровь бешено стучит в висках. Перед глазами пляшут бордовые круги. Лёгкие разрываются от недостатка кислорода. Распухший язык западает назад. Он задыхается. Тело судорожно дёргается в предсмертных конвульсиях. Он умирает. Снова умирает во сне и не может проснуться. Внезапно Муравьёв слышит треск рвущейся верёвки и падает лицом на твёрдую землю. К нему подбегают какие-то люди, рывком ставят на колени, сдёргивают мешок с головы. Из горла вырываются жуткие хрипы. Заходясь в лающем кашле, он ненасытно хватает драгоценный воздух широко открытым ртом и чувствует, как густая горячая кровь заливает ему глаза. Серёжу разворачивают, поднимают на ноги и волоком тащат обратно на виселицу. Он осознаёт, что всё происходящее — сон, но не может его прервать. Сознание пытается выдернуть его обратно, вернуть в реальность, но всё тщетно. Он видит самую страшную картину в своей жизни. Мёртвое тело его возлюбленного мерно раскачивается в петле как жуткий маятник. Нет, нет, нет, нет! Только не это! На него волнами накатывает паника. Рот раскрыт в диком беззвучном крике. Сердце бешено колотится где-то в горле. Его бьёт крупная дрожь. Палачи опять ставят его на ступеньку, готовые повторно произвести казнь. Мешок, петля, рывок верёвки. Если преисподняя существует, то Муравьёв сейчас в самом пекле. Этот бесконечный кошмар и есть ад. Он обречён снова и снова умирать и воскресать, раз за разом наблюдая смертную агонию своего любимого. Осознавать, что это сон и не иметь возможности очнуться. Он снова срывается и падает в необъятную пылающую бездну.

***

Серёжа проснулся от резкого удара об пол. Во рту чувствовался солоноватый металлический привкус крови. Видимо, он прикусил губу, падая с кровати. Всё тело было покрыто холодным липким потом. Слёзы прочертили мокрые дорожки на щеках. Он кое-как сел, привалившись спиной к кровати, и обхватил голову руками. Сердце выскакивало из груди. Онемевшие пальцы дрожали. Его сотрясали сухие рыдания. К горлу подкатил ком. Он задыхался, отчаянно глотая воздух, и никак не мог сделать вдох. Тело как будто разучилось дышать. Болезненный спазм сжал гортань, не давая кислороду проникнуть в лёгкие. Начиналась паническая атака. Его кошмар каким-то образом добрался до него здесь, в реальном мире, и теперь убивал его по-настоящему. А может, он всё ещё спал, и адская пытка продолжалась? Невыносимый, всепоглощающий ужас парализовал Муравьёва. Он был совершенно уверен в том, что сейчас умрёт от остановки сердца или удушья. Он хотел этого. Хотел смерти. Хотел прекратить это истязание, уже неважно как. Жизнь всё равно не имела смысла. Как и зачем все эти люди могли жить дальше, зная что его любимый человек мёртвым грузом висит в страшной петле?! Серёжа из последних сил попытался сосредоточиться на дыхании. Глубокий вдох через нос. Живот округлился, мышцы вытолкнули грудную клетку вверх. Живительный воздух со свистом наполнил раскрывающиеся лёгкие. Медленный шумный выдох через приоткрытый рот. Вдох, выдох, вдох, выдох. К нему постепенно возвращалась ясность сознания. Паника отступала. Наконец Муравьёв смог встать с пола и перестелить влажное, пропитанное потом и слезами, постельное бельё. После долгих раздумий он всё-таки выпил снотворное, но задремать ему удалось лишь на рассвете.