Великолепный Век

"Порой град слёз лучше, чем засуха молчания" POV Sasuke Я не знал, как подойти и спросить о том, что волновало всё это время. Нет, мне не была страшна истина, я боялся, что причиню боль. Вопрос не был из тех, что задают так просто и в любое время. Подготавливать почву тоже не стремился, это было мерзко, словно какое-то жульничество. Я просто ждал момента, подходящего и по времени суток, и по внутреннему состоянию. Сегодня вечером мы как обычно посидели за столом и, решив не мельтешить перед глазами взрослых, отправились в любимый сад. Ива стала убежищем, где можно спокойно поговорить и доверить растению все самые заветные мечты. Её косички всегда плавно спадали, распушившись немного у самой воды. Ночь стояла прохладная, но тихая. Тёмно-синее небо скрыло все звёзды, не было ни одной. Только огромная полная луна одиноко стояла во главе, являя собой конец. Над прудом летали светлячки, сверкая зелёно-жёлтыми с переливом огоньками в нескольких сантиметрах от нас. В камышах стрекотали сверчки, создавая успокаивающую мелодию для душевного разговора. Она сидела рядом со мной, облокотившись на массивный ствол с корой, что больше напоминала узоры. Вижу, как она счастливо улыбается, глядя на круги, растущие на поверхности водной глади. Обняв руками колени, немного покачивается, а яркие изумрудные глаза наполняются духом озорства. За ней всегда приятно наблюдать, но сейчас особенно. Сейчас она такая хрупкая, ранимая. Эта сторона появляется редко, в основном Сакура всегда собрана, сосредоточена, у неё железная воля с властным характером. Очень интересно сравнивать ту, что я знаю днём, и ту, что появляется ночью. Я много думал об этом, и мне кажется, что днём она как истинный воин: сражается не на жизнь, а на смерть, противостоя недругам и прочим опасностям. Но в ночное время суток - это ребёнок, очень и очень ранимый. Она становится беззащитна. Тяжёлые доспехи, меч падают и исчезают, оставляя нагую душу перед миром. И эта душа разрывается на двое - между долгом и своими собственными чувствами. Иногда её глаза темнеют или становятся полу-бесцветными, словно пустая внутри оболочка. Они не выражают ровным счётом ничего, в них нет жалости, сочувствия, потому что этого всего просто не осталось на саму себя. Но сейчас она другая, та, которая мне очень сильно нравится. Я счастлив видеть её родные глаза и такую согревающую, пусть и для каждого, улыбку... - Прохладно сегодня. Надо было накинуть что-то поверх платья. - Да нет, всё хорошо... - краснеет, пытается сделать вид, что всё нормально, скрывая длинными волосами своё лицо. Но я-то вижу, как прячет ноги, накрывая их платьем. - Если тебе холодно, то не стоит этого отрицать. На, накройся, мне на тебя смотреть зябко, хоть я и тепло одет. - Саске?.. - вот этот взгляд умиления и удаленности меня слегка застал врасплох. Как-то робко вдруг стало и душно. - Надевай, надевай, не хватало ещё того, чтобы ты взяла и заболела от такой глупости. Она послушно взяла плащ и накинула его на плечи, а потом и вовсе укуталась до самого горла, весело притопывая ножками по тёмно-зелёной траве. Длинные бархатные ресницы скрывали уставшие за день глаза. - Давно я уже так не веселилась, столько знакомых лиц вокруг, столько шума, - вот и оно, то самое беззащитное состояние. Я вовсе не хотел им пользоваться, мне просто хотелось сделать хоть что-то, даже стать жилеткой, в которую можно без всякого стыда и сдерживания поплакаться. - Это было давно?.. - Очень. До того, как я оказалась во дворце... - Вот как... Если не хочешь говорить, то не говори. Я не буду настаивать... - потому что мне хочется услышать это, зная, что мне доверяют. Она как-то нервно посмотрела в плащ, сомневаясь, стоит ли ворошить прошлое, что лежало мёртвым грузом глубоко внутри. Взгляд был сосредоточен, веки одолела напряжённость, а вздох раздался такой, словно вокруг не было воздуха. - Это давняя история... И она... - Я же сказал тебе, что можешь не говорить, если этого не хочешь. На пруд опустился листок с одной из веток дерева над нами. - Он очень похож на меня, - она произнесла это, указывая на лист. - Вокруг так много всего, но это лишь вода, а не родной дом. Он больше никогда не вернётся на своё дерево, к своей семье, потому что против законов природы и смерти никому не удавалось ещё восстать... - Смерти? - я почувствовал, как внутри что-то сжалось. - Да... - Сакура, может... - но она перебила меня, взглянув с сожалением. Это была немая просьба просто послушать, не перебивая. - Мой дом был далеко отсюда, за многие мили. Я очень хорошо помню его... Изначально мы жили в доме в два этажа. На первом у нас была небольшая кухонька и место для обеда. На втором комната родителей, моя и там, где мы принимали ванну. Я любила пышно взбитую пену и всегда говорила маме, что я парящее облачко. Она всегда смеялась, как и папа. Я же, не понимающая толком ничего, маленькая кроха, продолжала их радовать своими взглядами на жизнь. У нас был большой луг за домом, где паслись овцы, козы, их охраняла наша собака Асха. Более верного животного я никогда не встречала. Белоснежная пушистая шерсть, крепкие лапы и тело, всегда ласковый взгляд, направленный на тебя голубыми преданными глазами. Мы часто с ней устраивали бега по высокой траве и охотились на зверьков. Это были самые лучшие дни. С утра мы с папой пасли наших животных, пока мама вышивала. Мы уходили глубоко в рядом расположенные горы. Он рассказывал мне множество историй про разные места и страны. Меня было не оторвать от этого. Это было волшебство. Отец всегда знал, что я буду путешественницей, потому что моя мама была картоведом. - Картоведом? Правда? Это же очень сложное занятие! - я это знал, потому как сам пытался что-то составлять. - Да, она была такой. И я ей в этом помогала. Помню вытянутую полную вазу, стоящую рядом с её письменным столом. Вместо цветов в ней была куча свитков с картами. Некоторые были свежими, они располагались на белой бумаге, а остальные, старые, на слегка пожелтевшей, у некоторых были обшарпаны края, но для моей мамы это было самым ценным сокровищем. Мы жили за счёт карт и того, чем торговали, и нам этого было достаточно, чтобы жить спокойной тихой жизнью. После пастбища мы направлялись домой, где за столом обедали. У нас всегда было, о чём поговорить. После же мама продолжала вышивку, отец ложился отдыхать, а я выбегала на улицу, чтобы поиграть с Асхой. Аромат срывающейся с земли травы под ногами, я даже сейчас помню его. Луговые травы и цветы накрывают меня и белоснежную собаку своим покровом. Мы лежим с ней и смотрим в голубое небо, она облизывает мне лицо, а я весело смеюсь... Вечером мы ужинали, разжигали очаг, отец принимался играть на дардуке, а мы с мамой танцевали, как и в день их гибели... - Сакура... - Нет, всё в порядке, - она вытерла подступившую слезу. - Однажды к нам пришёл папин друг, он был старейшиной в караване. Так как мама была картоведом, он попросил нас присоединиться к ним. Родители согласились, это была хорошая возможность показать мне мир, о котором я так много слышала из рассказов и легенд. Мы собрали все свои пожитки и взяли с собой Асху. Вскоре я познакомилась со множеством людей, все они были нам рады, моя семья многократно выросла. Все они стали моим всем в этом мире. Я не буду говорить, сколько мест мы посетили и каких, скажу лишь, что это было незабываемо, самые мои счастливые и дорогие воспоминания из всех. Я помню лицо, имя и голос каждого, словно видела их только вчера. Они все улыбаются мне... Все до единого... Я промолчал, совчувствующе посмотрев на неё, но девушка продолжила: - У нас был праздник, все собирались в круг. Мужчины играли на дардуках, а женщины и дети плясали вокруг огня. Мама тоже танцевала, её наряд, кружащийся у самого огня, быстро мелькал при каждом движении. Отец наигрывал музыку и улыбался, глядя на нас двоих. Никто не подозревал, что в такое спокойное время может что-то произойти, подобно тому, что ты услышишь... Я видел, как в ней с каждым словом закипает злость. Из глаз текли слёзы, я не хотел их пресекать. Ей нужно было освободиться от оков, в которые она сама себя заключила. - Стрела появилась из ниоткуда и пронзила спину Разена, сидящего вместе с моим отцом. Из его рта потекла кровь. Он даже не успел осознать своей кончины. Его руки выпустили инструмент, а тело упало, посеяв панику. Началась суматоха. Лица дорогих мне людей сменялись с очень быстрой скоростью. Я оказалась посреди толпы, окаменев, и не знала, что делать. Раздался свист, заполнивший всё моё сознание, приближающиеся копыта набега, это был разбойник. Мерзкие твари, не имеющие чести, вооружённые с головы до ног. Меня неожиданно схватила мама, потащив на верблюда, что делали и остальные. Все шатры были объяты огнём, вокруг текли реки крови, один за другим падали люди. Кричали женщины и испугавшиеся дети, мужчины нашего каравана пытались противостоять, но они не были бойцами, как эти головорезы. Они никогда не сравнились бы с ними во владении оружием. Я помню лицо отца, который подбежал к нам. Он пытался улыбаться, даже в такой момент, целуя маму и меня. Он говорил, что всё будет хорошо, но не сказал, что мы увидимся снова. Его дыхание сбивалось, на лице запеклась чья-то кровь, размазанная по правой щеке. Лёгкая небритость, такие же глаза, как и мои, но они затухали с каждой секундой. Последние слова были сказаны маме: "Защити нашу дочь!". После он ударил верблюда, и тот понёсся сломя голову в сторону. Мы не так далеко успели отбежать, как я услышала визг Асхи, её истошный вой перед смертью, - Сакура скинула плащ, соскребая землю ногтями. - А затем крики людей, визги, страх пропитал всё, окутав и поглотив разом. Мама заткнула мне уши, прижимая к себе. Я слышала, как обрывался стук её сердца, как оно желает повернуть назад и упасть на колени перед своим мужем. За нами была погоня, главарь шайки заметил и пустился по следу. Не знаю, сколько мы ехали, но наткнулись на расщелину и свернули туда. Позже показалась пещера в одном из выступов. Схватив меня, она направилась в самую глубину, не жалея сил. Она знала, что это последняя наша встреча, и поэтому сказала сидеть тихо, головорез не заметил меня, он думал, что она одна. Как и отец, она сказала, что всё будет хорошо, и ушла, накрыв меня тканью... Её последний вздох и крик оборвали всё, что было мне дорого... Она вся тряслась, часто всхлипывая, била землю кулаками, издавая рёв. Я не смог сдержать слёз, я знал, что многое она пропускает, это было бы смертельно для неё. Я подвинулся, обняв её, заставляя руки остановиться. И тут она зарыдала, отпустив всё, это были ужасные крики, разъедавшие, словно кислота. В них было столько боли, столько страданий, столько всего, что я не мог передать словами. Я чувствовал, как моя рубашка становится мокрой, а сердце разрывается. Мне хотелось взять весь удар на себя, забрать всё, лишь бы не слышать, как она мучается. - Всё, что я смогла сделать, - это только похоронить её, - кричала она, сжимая руками мою спину. - Я была бесполезна! Я не смогла никого спасти! Они убили всех, всех, кто дорог мне, они вырезали всю мою семью, Саске! - Сакура, не надо... - её горящие щёки обжигали мою шею. Хрупкое тело словно таяло прямо у меня на глазах. - Мама, папа, Асха! За что?! За что они убили мою семью?! - она не переставала кричать. - Я осталась одна, совсем одна, у меня нет дома, близких, мне некуда вернуться! Разве ты не понимаешь этого?! Её слова были верны, я не понимал, ведь мне не пришлось пережить всё, что пережила она. Я не знаю ничего из того, что услышал. - Я пообещала, что найду их, - теперь крик сменился на шёпот, но это было страшнее, от него всё моё тело покрылось мурашками. - Богом клянусь, они ответят за всё, за каждый крик, за каждую каплю слёз и крови. Я буду убивать их так же медленно и мучительно, как делали они в ту самую ночь. И никто не спасёт их, и меня никто не остановит. Эти слова не украшение, они чистая правда. Я не умру и не успокоюсь, пока моя семья не будет отомщена. После этих слов она выбилась из сил и затихла, уснув в моих объятьях. Теперь мне было понятно всё, от самого начала до самого конца. Под глазами были мокрые красные разводы, они опухли. При каждом вздохе её тело вздрагивало, на что я прижимал и старался укрыть теплее. Её история напомнила мне свою собственную, связанную с отцом. Только вот он не умирал, а пропал без вести на войне. И все эти чувства и страдания, что я сейчас видел у Сакуры, перенесла моя мама, брат и дедушка. Это был удар для него, после которого его здоровье резко пошатнулось. Мама плакала днями и ночами, брат перестал говорить и замкнулся, а я был мал, не способен ни на что в силу возраста. Вспоминая те далёкие дни, мне иногда хочется не просыпаться, словно это всё не настоящее, а всего лишь кошмарные сны... End of POV Sasuke