†
Из личных записей Фрэнка Ренфилда. Чай остыл на журнальном столике, пока я сосредоточенно отвечал на письма своим коллегам. Краем уха я слышал, что на втором этаже происходит что-то захватывающее, и признаюсь вам, моё необузданное любопытство взяло верх. Нет, конечно, идти туда я не собирался — я бы поставил на себе крест сразу же. А вот посмотреть через видеонаблюдение труда мне не составило. Я подключился к камерам через программу на планшете и стал следить за тем, что происходит в коридоре уровнем выше. Так я увидел, как хозяин несёт нагую мисс Хельсинг на руках (о, Боги!), она показалась мне без сознания! Я взволновался, заёрзав на месте, надеясь, что хозяин с ней ничего страшного не сделал в порыве гнева. В ванной комнате не было камер, что естественно, и я не мог точно знать, что между ними произошло минутой ранее. А вот одну камеру в спальне графа я разместил (может показаться странным, но я сделал это ради его же безопасности). Я наблюдал, как хозяин живо занёс мисс Хельсинг, уложил её на кровать, накинул на неё флисовый плед, а сам взял широкий бокал со столика и наполнил его до краёв донорской кровью. Я заключил, что будучи в ванной, госпожа Агата могла потерять сознание от долгого голодания, там её и нашёл хозяин. Он сел рядом возле неё и неторопливо напоил бедняжку, аккуратно придерживая её за голову. Агата открыла глаза и посмотрел на графа так, будто только что очнулась от сна и не понимает, что происходит. Тихо сказала: — Хватит, больше не надо… Граф отставил бокал, который был наполовину пуст, и принялся растирать руки монахине, чтобы новопоступившая кровь быстрее распространилась по венам. — Ты доиграешься! — Отчитывать её за непослушание, как по мне, сейчас было неподходящим. Мисс Хельсинг повернулась на бок, когда хозяин отпустил её голову. Я не мог видеть её лица, но поза в которую она легла, поджав к себе близко ноги, говорила мне о том, что ей несладко. Я увеличил изображение, чтобы рассмотреть эмоции хозяина. Он был мрачен и долгое время ходил взад-вперед по комнате, изредка бросая беспокойные взгляды на Агату. Неожиданно, спустя минут десять после трапезы, она вдруг схватилась с места и побежала в ванную комнату, заперев за собой двери. Судя по звукам, я догадался что ей стало плохо. Но… Черт возьми! Почему её стошнило от человеческой крови?! Этот феномен озадачил меня до конца дня. Я обещал хозяину, что не буду вмешиваться, но самочувствие госпожи выбило у меня почву из-под ног. Неужели донорская кровь и правда не первой свежести?! Хозяин меня повесит! (Говорю образно, конечно, но сама ситуация крайне неприятна.) Спустя ещё двадцать минут, мисс Хельсинг вышла с ванной комнаты уже одетая в шёлковую рубашку, небрежно заправив её в брюки. Вид у неё был болезненный, скверный, но это не мешало ей уверено держаться на ногах. Она заглянула в комнату хозяина, где Дракула, сидя в кресле, непонимающе глядел в пол, явно о чем-то думая. И он бросил на неё беглый вопросительный взгляд. — Обвела меня вокруг пальца, тебе же не было плохо в ванной? — процедил он безэмоционально сквозь зубы. — Да, не было, — легко подтвердила Агата, — но я же должна была как-то вас остановить. Вы слишком увлеклись нахлынувшими чувствами, когда увидели меня нагой в воде. Я — монахиня! — Не смеши меня, — он оскалился. — Однако, не смотря на обман, тебя стошнило по-настоящему, после того, как я тебя напоил. Почему? Или это твои искусные проделки, Агата? Монахиня вошла в комнату, затворив за собой двери. Она ничего не сказала ему в ответ на этот поток недовольства, однако выглядела озадачено. — Я сама не знаю. Наверное, мне стало плохо, потому что не была голодна. Сколько раз мне ещё повторить, граф Дракула, что я достаточно сыта и нормально себя чувствовала до того, пока вы меня не напоили донорской кровью! — Кровь… Все дело в ней. Я же говорил Фрэнку, что она какая-то странная на вкус, не свежая. Мисс Хельсинг молча пожала плечами, остановившись у готического окна и приподняв штору. Дождь прекратился, за горизонтом стемнело. Я приблизился к экрану планшета, рассматривая взгляд Агаты. Она иногда посматривала на ящик хозяина, в котором он обычно отдыхал. Мысли её наперёд были мне известны, но вот как мисс Хельсинг собиралась провернуть эту сцену? Я в предвкушении! (Да простит меня хозяин!) Наблюдать за игрой умной женщины — бесплатное удовольствие! После томительного между ними молчания, граф спокойно заговорил: — Какое у тебя представление обо мне, Агата? Меня интересует не общеизвестная составляющая как о графе Дракуле — зверь, который пугает испокон веков ни одно поколение; а как о личности, о мужчине, который, несмотря на инстинкты хищника, пытается сохранить ясность ума. Она плавно обошла сидящего в кресле графа, остановилась возле картины на стене, которая так точно описывала её внутреннее состояние нескольких последних недель. — «Пляска смерти», не так ли? Она напоминает мне мою жизнь бок о бок с вами… — Бренность человеческого бытия. Но ты больше не человек, Агата. — Я умерла сто двадцать три года назад на Демитре, так что спорить не буду — здесь я быть уж точно не могу. — Она ухмыльнулась. — Кто знает, может это ваш сладкий бред? Вы говорите с пустотой… попросту выдумали меня, отожествляя с умирающей Зои. Взгляд Дракулы стал холодным и сосредоточенным на неподвижном силуэте женщины. Она всё так же глядела на «Пляску смерти», провоцируя его ответить ей грубостью. Но он не стал этого делать; действовать её же методами, с помощью хитрости и ума — вот его главная задача. — Ваша беда в том, граф, что вся жизнь у вас прошла в жанре «трагедия». Вы боролись со злом, которое в один момент надломило вас и забрало к себе на поруки. Вы стали им, этим злом, его верным слугой; но вы будете сейчас отрицать это — да, конечно, что может понимать о таких серьёзных вещах монахиня, которая пришла в женский монастырь не в жены Богу, а чтобы покончить с бедами прошлой жизни? — Да, — на удивление, Дракула быстро согласился, — я действительно стал злом, потому что давным-давно потерял ощущение добра в себе! А ты… — хозяин метнулся к Ван Хельсинг и стал ей за спину, глядя на все ту же «Пляску…». — Новый обитель стал тебе временным убежищем, однако глубинная, хроническая боль оставалась нетронутой, воспалялась и давала о себе знать вновь и вновь. — Вы узнали предостаточно, могу поздравить — вам удалось добраться до моего нижнего белья. Теперь известно, с чего у меня всё началось. Его тёплое дыхание коснулось левого уха Агаты, и тогда монахиня ощутила, как его большие ладони плавно продвигаются меж её рук, обхватывая её талию и прижимая со всей силы к себе. — Почему он хотел тебя отравить? И как ты узнала об этом? — Если не будете меня так сильно прижимать к себе, то я расскажу… — она фыркнула. — Мне мало воздуха. Право, в ваших руках больше силы, чем во всём моём теле. Граф ослабил захват, но отпускать госпожу Агату от себя на стал. Он вернулся в кресло и одним движением усадил женщину к себе на колени (на месте мисс Хельсинг, я бы жутко разнервничался, но она не противилась). — Так будет удобнее. Я слушаю тебя. Она выпрямилась, прямо как натянутая струна, с изящно сложенными руками на коленях. — Все зауряднее, чем вы себе представляете… Я стала невольным свидетелем, как он подлил яд в бокал на моём ночном столике. А затем… — монахиня подняла взгляд на торчащий воротник хозяйской рубашки и без смущения расправила его, — я проследила за ним, и увидела его со своею троюродной кузиной. Они бесстыдно зажимались под стенами поместья. — А с чего ты взяла, что это был яд? — (Клянусь, что хозяину был приятен жест мисс Хельсинг с воротником.) — Может снотворное?.. Он мог решить, что ты уснёшь и тогда его утехи с кузиной не будут замечены. — Я проверила вашу теорию на следующий же день. — Агата самодовольно растянулась в улыбке, спрыгнула с его коленей и переместилась на открытый ящик. — И что же сделала отважная Агата Ван Хельсинг? — Я вылила содержимое бокала в новую бутылку вина, которую стащила с винного погреба в ту же ночь. Когда на утро эти голубки нежились в объятиях друг друга, а затем полезли в фонтан, чтобы искупаться, я подбросила в их корзинку для пикника эту бутылку и стала ждать, когда они проголодаются после шалостей в воде. Признаюсь, от услышанной истории, у меня произвольно отвисла челюсть, а по коже побежали мурашки. Я удивлённо выдохнул, даже взял со стола холодный чай, чтобы смочить рот. Граф, похоже, был заинтересован не меньше моего. — И что стало дальше? — А дальше, — мисс Хельсинг смотрела прямо в глаза хозяину, — кузину похоронили на следующий же день в белом подвенечном платье, а он… он остался калекой, парализовало конечности. Повезло, что выпил меньше, чем она. Я помню как пришла его поведать в лазарете, а он так ничего и не понял: должно быть, он был страшно удивлён, почему я жива, а с ним и кузиной случилось такое. Все что я сумела разобрать из его несвязное речи: «Это мне за грех перед тобой…» Граф Дракула молчал в изумление несколько секунд, а потом начал истерично смеяться, расхаживая по комнате и хватаясь за голову. Я же закашлялся, подавившись собственной слюной. У меня в мыслях спонтанно образовался вопрос, почему это мисс Хельсинг вдруг разоткровенничалась с хозяином? Она ведёт свою игру? — Агата… — Что? Вы не ожидали такого конца истории?! Честно сказать, я была уверена, что на дне бокала яд. Да, это мой большой грех… — она выдохнула с досадой. — И его, и мой грех. Знаете ли, а ведь ему удалось — он убил меня в тот вечер, убил во мне чувства и веру в любовь. Поэтому я решила, раз уж больше никогда не захочу выйти замуж после такого, и к тому же на мне грех, то лучшим местом для меня станет монастырь. — Не может быть, чтобы Агата Ван Хельсинг оказалась грешницей! — от души рассмеялся Дракула. — Это была месть? — Это был лютый гнев, но поначалу горькая боль со вкусом предательства. Я не могла смириться с тем, что он не смог сказать мне правду. Зачем плёл интриги за моей спиной с кузиной, а потом коварно принял решение меня убить?! — Скажи, — граф Дракула подсел, наконец-то, к мисс Хельсинг в ящик, — ты была из знатного рода? Если да, то брак с тобой мог быть выгоден ему, предположим, если он был в долгах или бедняк. — Допустим… — она неохотно отозвалась о своей принадлежности к титулу. — Конечно, у тебя не могло не быть дворянского титула. Ты образованная, знаешь языки, сообразительная и внимательная к деталям. У тебя, должно быть, были хорошие преподаватели. Что ещё кроме основных предметов? Вышивка, танцы, музицирование? Мисс Хельсинг гордо приподняла голову вверх, озвучив: — Нет, верховая езда, рисование, логика и теория вероятности. — Замечательный набор для пытливого ума юной Ван Хельсинг. Папенька вряд ли был против? — в голосе хозяина слышалась нескрытая ирония. — Он никогда ничего мне не запрещал с тех пор, как умерла моя мать. Но не будем углубляться в прошлое… — Ты права, — хозяин с пристрастием припал к шее мисс Хельсинг, покусывая тонкую кожу. — Всё дело в твоей порочности, Агата. Ты не без греха, а этот факт не может оставить меня равнодушным. Монахиня блаженно прикрыла глаза, делая вид, будто наслаждается тем, что делает с ней граф. Она улыбнулась, заманивая его своим покладистым настроением, и я догадывался, что дальше произойдёт. Мисс Хельсинг позволила графу уложить себя в ящик, последний навис над ней, целуя её губы так страстно, будто касается их впервые в жизни. Я перевёл дух, подняв взгляд в потолок. Неловко как-то. Когда обстановка между ними накалилась до придела (а мне стало жутко стыдно за то, что я подглядую, а что делать? Я должен быть на чеку), то Агата оседлала Дракулу, прижимая к его губам указательный палец. — Твоё непослушание и дерзость начинают приносить мне удовольствие, ты не догадалась? — зашипел граф, бесстыже обхватив её за талию. Губы мисс Хельсинг кровоточили, но заострять внимание на них она не стала. — Тише, тише, закройте глаза… Я здесь, в ваших объятиях. — Клянусь вам, мисс Хельсинг загипнотизировала его своими невидимыми простому человеку чарами. Он охотно повиновался приказу, и тут в ход пошла её ловкость: Агата быстро выпрямилась, спрыгнула на пол и захлопнула ящик с лежащим в нём графом. Но меня поразило больше то, что вместо того, чтобы закрыть на защёлку крышку ящика, мисс Хельсинг положила на неё небольшой букет из веток шиповника! — Агата! Что происходит?! Я когда-нибудь разозлюсь на твои шуточки основательно! — Ну же, вы сами виноваты, не захотели слушать про мои теории, граф. Вас манило только моё нагое тело, заботили только ваши попытки меня накормить. — Она вытерла тыльной стороной ладони кровь на губах. — Что за теория? Выпусти меня отсюда! — Не-а, — она рассмеялась, наблюдая несколько минут, как хозяин безуспешно стучится в ящике. — Одну проверила успешно, а вторую придётся проверять немного дольше. Мисс Хельсинг вышла с комнаты и спустилась ко мне в гостиную. Я быстро спрятал планшет под декоративную подушку и сделал невозмутимое выражение лица. — Фрэнк, я загнала его в ящик самостоятельно, ваша задача теперь присмотреть за графом до завтрашнего вечера. Выпустите его из ящика обязательно вечером, подчёркиваю! Иначе он станет искать меня по запаху и, возможно, найдёт. — Она достала с книжной полки первую попавшуюся книгу и забрала её с собой. — И не спрашивайте, вернусь ли я сюда. Это в целях эксперимента, Фрэнк. Все будет в порядке, если вы поможете мне. — Но, моя госпожа, что происходит?.. И она подчеркнула слова выразительным взглядом своих сверкающих глаз: — Я думаю, вы и сами все видели, — хихикнула она без злого умысла. — Что там у вас спрятано, планшет? — Ну-у, мне пришлось, ведь вы же просили меня о помощи. А что это за интересный ритуал с ветками шиповника?! — Вы не слышали эту легенду? Есть такое древние поверье, что если на крышку ящика или гроба, в котором лежит вампир, положить ветку шиповника, то он не сможет выйти. И вот, моя первая теория подтвердилась, он не может выйти, при этом не зная, что я положила ветку! — Вы решили держать его до тех пор, пока вам не удастся уйти? — Я с грустью спросил об её этом, мне совершенно не хотелось терять приятного собеседника в лице мисс Хельсинг. — Это не побег, Фрэнк. Я проверяю следующую теорию, такие дела. И не забудьте, что убрать ветки шиповника вам нужно завтра вечером. — Она забрала с бара два пакета с донорской кровью и поднялась снова в комнату к хозяину. Я схватил планшет и стал наблюдать. Она тихо вошла, прислушавшись к ровному дыханию Дракулы. Он перестал барабанить по стенам, лишь устало рычал в полтона. Затем мисс Хельсинг остановилась у ящика и быстро сунула под крышку книгу и пакеты с кровью. — Агата!.. Когда я выйду отсюда, то тебе… — Как бы хозяин отчаянно ни грозился задать взбучку монахине, она смело перебила его. — Вы покинете ящик не раньше завтрашнего вечера, а пока читайте книгу и наслаждайтесь жизнью в замкнутом пространстве. Вам ли привыкать? — Где Фрэнк?! Фрэнк выпустит меня, что бы ты себе ни придумала! Агата наклонилась над крышкой ящика так низко, что аромат спелых плодов шиповника приятно ударил ей в нос, и ласково прошептала: — Спите сладко, дорогой Влад… И осознайте, в конце концов, своё поражение! Коснувшись еле заметно губами шероховатой крышки ящика, она рывком метнулась к окну, открыла его и выпрыгнула прямо со второго этажа в темноту. Я мигом отложил гаджет и выбежал на балкон, чтобы посмотреть, все ли с ней хорошо, но мисс Хельсинг и след простыл. Я подумал, что нужно будет сунуть хозяину под крышку ящика небольшой фонарик для комфортного чтения. Мисс Хельсинг, видимо, в спешке забыла о такой мелочи. Время неумолимо приближалось к рассвету, и в полной тишине я слышал, как хозяин беспощадно колотит руками по ящику, выкрикивая злостно имя «Агата».V. Спелых гроздей сладкий плен...
23 февраля 2020 г. в 08:45
Агата разделась перед окном, прислушиваясь к приглушённым дождю и грому, только-только затихшим после часа бушевания. Мёртвое сердце внутри сжалось в досаде от того, что граф возымел наглость читать её глубинные переживания, как ей казалось, давным-давно захороненные. Забыла, какого это — жить мирской жизнью и думать о насущных проблемах. С тех пор как Агата покинула родительское поместье Ван Хельсингов, о ней никто больше не слышал. Став слугою Бога, она намерено отказалась от прошлого; хотя горьким опытом и грехом её сердце омыто и по сей день. Но почему вдруг Дракула прочёл это?!
«Пойми… Если раньше ты говорила с ним исключительно о нем, теперь пришла очередь ему познать, кто же такая Агата Ван Хельсинг!»
Лёжа расслабленно в наполненной ванне, она нежилась в пене, беззаботно, сладко дремля, будто на воздушной перине. Её смолянистые волосы свисали водопадом с бортика, двумя дюймами недоставая до кафеля. Янтарно-зелёный костюм Агаты лежал на мягком пуфе, на что граф Дракула сразу же обратил внимание, когда приоткрыл двери ванной комнаты.
Прохладные капли стекли с лица, когда Ван Хельсинг привстала на локотках, чтобы не уйти под воду всем телом. Она ни на секунду не забыла, что лежит абсолютна нагая и тело её скрывает только обилие лавандовой пены, а зону декольте — длинные волосы, которые пришлось перекинуть вперёд, как только монахиня заметила графа в дверном проёме.
— И всё же тебе холодно… — сказал граф с нетерпением и радостью в голосе, аккуратно прикрыл за собой дверь. — Ибо целая ванна с горячей водой не для того, чтобы просто расслабиться.
— Вас не учили прежде стучать? Это ванная, а не общественная библиотека. Здесь место для уединения.
Он бросил на монахиню такой пылающий и пронизывающий взгляд, что она возмущено нахмурила брови.
— Так что нам мешает уединиться вместе? Прошу заметить, я лучший собеседник в интимной обстановке, к тому же… — Дракула уселся на подоконник, и его длинные ноги почти достали до пола, — я, кажется, задел тебя за живое! Да-а… Ты на меня серчаешь, а почему?
— Я — монахиня, лежу нагая в ванне, а вы пришли ко мне продолжить то, что мы успели закончить ещё в гостиной?!
— Абсолютно верно! Я пришёл закончить начатое, Агата. Мы все время говорили обо мне, ты пыталась доказать или опровергнуть теории, связанные с моей личностью, но за все совместное времяпрепровождение мы ни разу не говорили о тебе!
— Я не главный персонаж в этой истории, граф. Так к чему же это?
— А я хочу узнать о тебе. Мне стало интересно, кто же эта уникальная женщина, у которой я пробудил столь ненасытное внимание к своей персоне.
— Мягко стелите, — ухмыльнулась Агата. — Предположу, что развенчание теорий вам наскучило и вы зацепились за свежий способ поразвлечься. Не так ли?
— Ты ошибаешься, — Дракула улыбнулся в ответ. — Меня увлекает всё, о чём мы беседуем с тобой. Я желаю узнать, почему же ты была так нежна со мной вчера ночью!
Агата приподнялась на локтях, усаживаясь в ванной удобнее.
— Вы не против того, что мы не будем спешить?
— Хорошо, потому что когда я спешу, часто разочаровываюсь, — с пониманием кивнул Дракула.
— Вот и замечательно. С наскока дела не решаются. — Ван Хельсинг опустила голову на бортик, расслабленно улыбаясь мужчине.
Его блестящие тёмные глаза пристально смотрели на Агату с особенно напряжённым вниманием. Граф, как и подобает хищному зверю, аккуратно подбирался к своей добыче, чтобы не спугнуть её резким движением, медленно опустился на колени, держась одной рукой за изгибы ванной, вторую же запустил в подостывшую воду.
— Каждый человек есть одинокая душа, Агата, заключённая в собственноручно сделанной тюрьме из страхов, обид, враждебности.
— Вы давно не человек, и я… — Ван Хельсинг наблюдала за опускающейся рукой Дракулы, пока не ощутила касание его пальцев к своему животу. — Я тоже теперь не человек, но в отличие от вас я не собираюсь запирать себя в замке и ждать прихода темноты четыре сотни лет.
— Тебе надо поесть, — сладко пропел граф, опускаясь пальцами все ниже. — Вода быстро остыла от холода твоего тела, дорогая.
— Я не голодна! — Монахиня словила под водой руку графа в тот момент, когда он нахально добрался к её лону, мягко запустивши в него два пальца. — Брысь отсюда!
Дракула неистово зарычал, когда сообразил, что она его подловила. И чтобы заполучить свой победный трофей, мужчина со всей силы потянул за руки Агату на себя. Вода вышла из берегов, расплескавшись на кафель и одежду графа. Он крепко прижал всполошённую монахиню к себе, впившись острыми ногтями в кожу на её спине.
— Тебе нравится меня злить, да?.. — Он зашипел, облизывая перед лицом Ван Хельсинг те пальцы, которыми касался её плоти. — М-м-м, а ты голоднее, чем кажешься на первый взгляд.
— Сколько раз мне повторять, чтобы вы унялись?!
— Всю жизнь… — выдохнул он ей в лицо. — Позволь мне унять твою боль. — Граф прильнул к ней, свирепо кусая холодные уста. Она попробовала оттолкнуться от него, вырваться из крепкого захвата, но силы явно были не равны. Этот жест, наоборот, раззадорил Дракулу, что он начал страстно царапать ей кожу, не думая о последствиях.
Агата знала, чем возьмёт и остановит его порыв: она намерено перестала сопротивляться, безоговорочно обмякла в его властных объятиях и перестала дышать. «Раз он возомнил, что я голодная, то пусть подумает будто силы меня покинули от жажды!» Ван Хельсинг прикрыла веки, склонив голову ему на плечо.
— Агата… — испуг в его глаза, увы, монахиня не смогла увидеть, строя из себя жертву, но услышала его отчётливо. Идея сработала на славу. Женщина глухо промычала что-то несвязное, когда Дракула уже подхватил её мокрое тело на руки и унёс прочь из ванной в комнату напротив.