†
Из личных записей Фрэнка Ренфилда. Гружённый двумя огромными морозильными ящиками с донорской кровью, я ехал не спеша по пустой дороге вдоль зеленеющих степей, до сей поры влажных после вчерашнего дождя. Я взглянул на экран телефона: было почти пять вечера, это самое подходящее время для того, чтобы выпустить хозяина с его вынужденного заточения для ужина. Меня не покидали волнения за мисс Хельсинг и её ухудшающееся с каждым часом самочувствие. Ведь она вряд ли станет охотиться на людей, чтобы пополнить силы. Вздыхая, я задал себе вопрос, что не так было с той донорской кровью, почему госпожу стошнило? У графа не было такой реакции, даже несмотря на то, что он сделал замечание о её странном вкусе. Загадка, которую мне предстоит разгадать, может оказаться запутаннее тех сотен дел, которые я отстаивал в суде. Вернувшись домой, я первым же делом выгрузил ящики и завёз их в дом на специально приобретённой для этих целей тележке. Далее, торопясь, я поднялся на второй этаж в хозяйскую спальню. — Сэр, я вернулся с отборными запасами! За эту партию я ручаюсь! Сэр?.. Вы меня слышите?! Я насторожился, подошёл к ящику ближе и постучал кулаком по крышке. — Сэр… Не выдержав тишины с его стороны, я откинул ветки шиповника в сторону, поднял крышку и опешил. Графа Дракулы в ящике не оказалось! — А вот и ты! Я чуть не умер голоду, пока ты ездил за добычей, Фрэнк! — Хозяин вальяжно остановился в дверном проёме, смачно попивая кровь с бокала. — Но как вам удалось выйти?! — Клянусь вам, мои глаза были шире круглой дверной ручки от изумления. — Варианты есть? — заулыбался он, видимо, отметив про себя моё глупое выражение лица. — Мисс Хельсинг вернулась раньше и выпустила вас? — О, нет! Она не стала бы этого делать. Дальше, Фрэнк… — Вы вышли сами?! Без помощи посторонних лиц? Граф демонстративно достал с кармана брюк мобильный телефон и покрутил его в руке. — Он был у меня в кармане, я просто сделал звонок, и меня высвободили. — Да-а?.. Ну тогда так нечестно, сэр, — нахмурился я, поправляя очки на носу. — Был же уговор, что вы смирно лежите в ящике до вечера. И к тому же кто здесь мог вас высвободить, когда ближайшее поселение в нескольких милях от вашего дома?! — Оу, я нашёл желающего, — на полном серьёзе ответил Дракула. — К тому же, с него получился чудесный обед. О, да! Вот это в бокале настоящая кровь, живая, ароматная, а не та донорская дрянь с неизвестным сроком давности. — Вы убили его, сэр?! У нас могут быть из-за этого проблемы! — Не будет, я позаботился, чтобы его никто не нашёл. — Дракула поставил пустой бокал на стол и резко сменил тему. — Вернёмся к нашей птичке. Она тебе не звонила? — Кто?! — Ну не дури, Фрэнк, — хохотнул волнительно граф. — Та, которую ты зовёшь своей госпожой, Агата. — Нет, и почему, собственно, мисс Хельсинг должна была со мной связаться? Хозяин бросил на меня быстрый пытливый взгляд: — Вы же в сговоре с ней. Стоит отметить: за моей спиной. Это наверное здорово, когда замышляешь шалость совместно с компаньоном? — С которой я не справился, сэр. Нет, даже не так... — Я закрыл шторы, чтобы не выдать накатившего волнения. — У меня не было возможности справиться. В первом случае мисс Хельсинг сама заманила вас в ящик, а во втором вас выпустил с ящика тоже не я. C'est La Vie!* Хозяин долго молчал, расхаживая по комнате и теребя в пальцах оторванный кусок флисового покрывала, которым он накрывал вчера нагую мисс Хельсинг. Серьёзность в его взгляде настораживало меня больше, чем гнев за соучастие в делах Агаты. «Зачем ему этот кусок пледа? Он хранит на себе запах мисс Хельсинг?» — Ты понимаешь, что это может плохо кончиться для неё, Фрэнк?! Я не слышу её запаха вблизи. — Сэр, но ведь её же здесь сейчас нет. Разве он не улетучивается вместе с его обладателем? К тому же, мисс Хельсинг может быть далеко отсюда. Граф Дракула искривил губы в презрительной ухмылке и подошёл ко мне впритык. Хотя я был тоже не маленького роста, но казался коротышкой на его статном фоне. — Я был в десяти милях от дома и не слышал её запаха. Она что-то сделала, чтобы я не смог её найти или… — он замялся. Нахмурив брови, я в недоумении спросил: — Или что? — Только в двух случаях я не слышу запаха: если его чем-то перебить или же если она умерла, — его голос вибрировал мрачными нотами. — Вы уверены, хозяин? Если так, и она смогла обхитрить ваше обоняние, то предположу, что это может быть частью её дела по проверке теории. Ох уж эти женщины! — я попытался перевести наш диалог в шутку, но граф не поддержал. Он прихватил меня крепко за плечи и всадил в них свои длинные когти. — Если она не напьётся крови в ближайшие часы, то умрёт. Я кормил её двое суток назад! Это внушительный перерыв для вампира, Фрэнк. Ты успел узнать её… Она больше, чем смесь простого упрямства и разума! И пить кровь, уподобляться зверю не станет из собственных идиотских принципов. Я растерянно дышал, глядя в разъярённое лицо хозяина и ощущая, как его ногти впиваются уже не только в мой пиджак, но и в кожу. — Так призовите её, сэр? — выпалил я, ожидая помилования. — Если мисс Хельсинг испила вашу кровь, то, как гласит легенда, отныне и бесконечно она ваша раба. Может, стоит проверить? — Я призывал её! И однажды, я думал, что это сработало, но, выходит, это было чистое совпадение! Она не идёт на мой голос… — А она должна идти на голос? — без задней мысли спросил я. И эта обычная фраза, видимо, подтолкнула хозяина на нужную мысль. Он отпустил меня и бросился к балкону, распахнул его двери и заинтересованно уставился на алый закат. — Действительно, почему это она должна идти на мой голос, когда поилась моей кровью. Она должна идти на кровь… Я в ужасе, но с интересом наблюдал, как хозяин расстегнул несколько пуговиц на рубашке и сделал пару надрезов ногтями на груди, выпуская на бледную кожу багровую кровь. Дикий поднявшийся ветер развевал лёгкую ткань хозяйской рубашки, и он, раскинув руки в стороны ждал, когда же что-то произойдёт. «Пускай нас разделяют бесчисленные версты… Приди ко мне, я плачý бессонницей за нас обоих». Надо ли говорить, что я печально смотрел ему в спину несколько минут, понимая, что, скорее всего, из этой затеи ничего не получится и воля мисс Хельсинг намного сильнее хозяйского соблазна. Я оставил графа в одиночестве, спустился на первый этаж и стал заниматься расфасовкой донорской крови. — Нет двух человеческих существ, думающих одинаково. — Озвучил я вслух свои мысли. — Даже если это уже не совсем люди. Когда я закончил с делами, на часах было семь вечера. Я слышал, как хозяин закрыл балконные двери, но спускаться вниз ко мне не стал. Грусть за мисс Хельсинг терзала его; может быть, она стала бы для него лучшей невестой? Я понимающе воспринял его желание не выходить из спальни и отправился разогревать в микроволновой печи свой ужин из полуфабрикатов. Усевшись за барным столиком, я принялся есть свои вкусно пахнущие наггетсы и листать новостную ленту на планшете, когда через пару минут на экране высветилось уведомление о новом сообщении. — О, Боги! Это же от мисс Хельсинг! — И прочёл сообщение про себя: «Добрый вечер, Фрэнк. Надеюсь, вы выпустили нашу красавицу из темницы? Если нет, то немедленно выпускайте, прошло достаточно времени. Я бы попросила вас об услуге забрать меня с места, в котором я нахожусь, ибо настолько слаба, что уже не могу подняться самостоятельно, но боюсь, граф Дракула будет ликовать и пытаться меня напоить кровью от которой меня постоянно тошнит. Адрес по которому я нахожусь…» Я тут же схватился с места (прихватил с холодильника графа один пакетик донорской крови на всякий случай) и, крикнув хозяину, что отлучаюсь на время по рабочим делам, сел в своё авто и уехал по указанному адресу. Как оказалось, это место не так далеко от хозяйского дома, всего в пяти милях по узкой однополосной дороге. Видимо, подумал я, в это направление мало кто ездит, и я сообразил причину этого, когда прибыл на место. Путь привёл меня на старую и давно заброшенную лечебницу для душевнобольных. Ветхий фасад серого здания не внушал уверенности, что мисс Хельсинг может находиться именно в нём. Я остановил автомобиль прямо возле центрального входа и увидел сидящую на ступенях Агату, что устало облокотилась головой о ржавые балясины. — Бог мой, мисс Хельсинг! — я выбежал ей навстречу, присаживаясь перед ней на корточки. — Вы меня слышите? Это я — Фрэнк. — Да, Фрэнк, — она качнула головой. — Вижу. — Вид у неё был как после войны. — Ух, от вас разит чесноком на три версты. Так вот почему граф Дракула не смог уловить ваш запах, — я поджал губы, улыбнувшись ей. — Старалась изо всех сил сбить его с толку. Вылила половину флакона чесночной настойки — и весь фокус, — сказала она, и на уголках её рта образовались ямочки. Я подловил себя на том, что ужасно соскучился за нашими беседами с ней. — Давайте я помогу вам подняться, дорогая мисс Хельсинг. — Я подхватил её под руки. — У вас лицо мертвеца, нельзя же так изнурять себя, на вас больно смотреть. — А вы не смотрите, никто не в силах быть прекрасным после смерти, Фрэнк. Моё сердце больше не бьётся, а значит, это конец всему живому. — Вы ошибаетесь, госпожа. Пусть физически оно стоит на месте, но духовно всегда с вами. Признаюсь, у меня странные, очень странные взгляды на душу, но я верю, что вас она не покинет. Я усадил её на пассажирское место возле себя и специально опустил кресло горизонтально, чтобы она смогла прилечь. Она так и сделала, откинув ремень безопасности в сторону. Несколько первых минут пролетели между нами в молчании. Я понимал, что мисс Хельсинг слаба для бодрых ответов на мои вопросы, и я решил предложить ей выпить немного свежей (и отобранной мною лично) донорской крови. — Нет, будет то же самое, как и в предыдущие разы, — Агата отрицательно качнула головой. — Любая кровь для меня яд. Расскажите мне лучше, что Дракула чувствовал всё это время, пока лежал в ящике? — Оу, ну хозяин был в бешенстве, гневался на вас яростно, но недолго. Мне показалось, что он принял ваши правила и успокоился. Остальное время читал книгу. После беседы с ним, я уехал по делам, как и договаривались с поставщиком, привёз новую партию крови, кстати, эту, что я вам предлагаю, она лучшая! Так что, пока меня не было, граф оставался в доме один. — Один, говорите?.. — Да, но вот какая странность произошла: у него оказался мобильный телефон и он каким-то образом вызвал к себе кого-то, а тот его выпустил, пока меня не было! Когда я по приезду не обнаружил хозяина в ящике, чуть не потерял дар речи! А он ухмыляясь попивал кровь с бокала, принадлежащую бедняге жертве. — Интересно, — она задумчиво потёрла лоб. — Он меня призывал, очень настойчиво и нетерпеливо, я чувствовала это неописуемое притяжение. И если бы у меня остались силы, я бы оказалась в доме раньше вашего приезда от поставщика. По правде сказать, я держалась как могла, и поверьте, Фрэнк, у меня достаточно развита сила воли, но правила зверя устроены по-другому. Пока я не поняла, как именно, но выясню. — Так это и была ваша вторая теория? Проверить легенду о прислужнике вампира? Агата оглянулась на меня, и улыбка скользнула на её синих губах: — Да, и она не миф, что не может не злить. Как и то, что граф Дракула не покинет ящик, пока на крышке покоится ветка шиповника. Что это по вашему, Фрэнк? — Предрассудки, мисс Хельсинг. Кто свято в верит, тот исполняет. Я бесспорно, верю в какие-то явления, но что касается Тёмного лорда, я не пришёл к окончательным умозаключениям. Он для меня сложное произведение в трёх актах. Агата спокойно прикрыла веки, пытаясь достойно держаться в разговоре из последних сил. Милое создание — мисс Хельсинг. Я с такой печалью смотрел на её голубые с увядающей поволокой, как у мертвеца, глаза. А ещё, я только сейчас заметил, она обрезала свои роскошные волосы, которые совсем недавно были длиннее пояса. — И на каком вы сейчас акте? — еле слышно поинтересовалась она у меня. — Однозначно на первом, — кивнул я, глядя на часы. Граф пока меня не искал. — Вы остригли волосы намеренно? — От них больше мороки. Куда вы меня везёте? — Домой, конечно. Надеюсь, мы с хозяином найдём способ привести вас в чувства. Вы нам нужны, мисс Хельсинг. Граф Дракула пусть и скрывает, но явно волнуется за ваше благополучие. Незадолго до того, как вы мне написали, мы говорили об этом с ним. Кстати, вы написали мне с неизвестного номера. Купили новый телефон? — Нет, одолжила и тут же вернула владельцу. Я посчитала, что если при мне будет мобильный, то графу представится случай найти меня. — Верная мысль, GPS location никто не отменял в современном мире. Постойте, одолжили? — я удивился. — У кого можно попросить телефон в заброшенной лечебнице?! — Может у того, кто меня туда привёз? — Она старалась не подавать вида, что голова идёт кругом. — Только не стоит интересоваться, кто был моим водителем. Я видела его впервые в жизни. — Она вздохнула, отводя взгляд в окно на мерцающие фонарные огни. — И я не хотела, чтобы он вёз меня в обитель зверя, лишние свидетели — друзья системы. Но всё же, ехать в дом к графу такая себе затея. — Не волнуйтесь, — я похлопал её легонько по плечу, — домашняя забота вам не навредит. Вы же сами говорите, что вас тянет назад. На это мисс Хельсинг ничего не ответила. До самого приезда она без движений дремала в кресле, тяжело вдыхала ртом прохладный из окна воздух. Оценив её положение, я был уверен, что она вряд ли осилит выйти с машины, и мне придётся перенести её в дом самостоятельно. Но не прошло и пяти минут после нашего заезда во двор и парковки у беседки, как граф Дракула без лишних адресованных мне слов открыл дверцу на пассажирском месте, где лежала обессиленная Агата, и с лёгкостью подхватил её обмякшее тело на руки. Меня удивило, что он встретил нас, будто знал, куда я уехал и то, что привезу мисс Хельсинг домой. Я наблюдал, как хозяин молча занёс её в дом, а затем бросил мне вслед, чтобы я подготовил все необходимое для переливания крови. Однажды я слышал от хозяина историю, как он отведал крови одного доктора, и с той поры он владеет определёнными знаниями в медицине. Я хотел было спросить, откуда у нас в доме всё необходимое для этой непростой процедуры, но граф убедительно кивнул в сторону на медицинское оборудование, ответив, что сейчас главное не упустить оставшееся у мисс Хельсинг время.†
Мерцающие скачки огоньков-кузнечиков, медленно тлеющих свеч на высоких канделябрах помогали мне расслабиться после нелёгкого продуктивного дня. В гостиной пахло сыростью, прохладой и солью. Я поймал языком на губах этот необъяснимый вкус соли, он возник от обилия крови, которая перекачивалась по тонким трубкам прямо в вены к мисс Хельсинг. Мученица Агата. Она покойно лежала, глядя на картину Святой Девы Марии перед собой и о чём-то размышляла. Граф Дракула стоял у окна позади её кушетки и выражение его лица говорило мне ясно, что ни о чём он в данный час не тревожится, не думает, не гневается. Длинная накидка скрывала его стан полностью. Такая отрешённость была ему несвойственной, но стоило хриплому голосу мисс Хельсинг еле слышно рассеяться по комнате, как он аккуратно склонил голову набок, прислушиваясь к ней. — Она была отважна, терпелива и обладала искрой того огня, который даёт веру в жизнь, добро, всецело укрепляет и делает её достойной жизни. — О ней мало говорят, — отозвался граф, имея ввиду Деву Марию. — Да, вот именно, что мало. А должны были говорить больше, гораздо больше того, что мы с вами о ней знаем. Разве её можно назвать только матерью принёсшей в этот мир Сына Божьего?! Иногда мне кажется, что и сам Бог, создавая женщину, не знал до конца, что она будет за существо. Так мало истины в писании, историях и мифах о ней. Я молча слушал, не встревая в диалог. — Женщин даже дьяволу не понять, только поступки его привлекают, ведь они показывают истинные намерения живой души. Когда ваш Бог принуждает каяться, Дьявол указывает на преисподнюю и говорит: «Горите в пекле за деяния!» — Мы с вами уже горим, — Агата повернула голову на графа, чтобы найти его взглядом. Дракула заметил это, но не спешил подходить к ней ближе. — Вера лишь играет роль зеркала, чтобы показать человеческую душу со всей её превратностью, чернотой, порочностью одним словом — правдой. Люди приходят за помощью к вере, чтобы обезопасить себе путь к бессмертию, а это корыстная цель. Она внимательно слушала хозяина, и ироничная улыбка скользнула по её губам. — А вы обращались к вере? Если да, то на что вы её обратили? — Я верую в сегодня, также в прогрессивное будущее и, конечно же, в то, что по крови возможно считывать прошлое человека. — Граф повернулся на Ван Хельсинг, глядя на еле заметные ямочки в уголках её губ. — Появление на твоём лице ухмылки говорит мне, что ты сомневаешься в правдивости моих слов, Агата. Но я говорю об этом как живая сущность, и не один век жизни даёт право мне так говорить. Она приподняла голову пытаясь рассмотреть взгляд его блестящих тёмных глаз: — Из ваших слов понятно, вы презираете Бога, людей и их пороки, но в то же время цепляетесь когтями за жизнь и обитаете с ними вплотную из века в век. — Потому что мне интересно наблюдать за происходящим, тебе разве нет? Твой пытливый ум и любознательность находятся в хаосе, пока ты не докопаешься до истины, так, к примеру, ты заманила меня в ящик, чтобы проверить теорию о шиповнике, потом сбежала из дома, чтобы проверить, зависима ли ты от меня. — Хозяин опустился позади мисс Хельсинг в кресло, облокотившись локтями о мягкие подлокотники. Он не прекращал смотреть на неё весь их диалог. Мутная поволока с её глаз испарилась, обнажив прекрасную голубизну цвета. — Вот и я живу не только ради наживы, у меня есть интерес к Миру, что же с ним случится дальше, во что его превратит человек ещё через сотню лет. Агата спокойно вздохнула, и её дальнейшие слова вынудили меня задуматься: — Будучи человеком, у вас было нечто иное в душе, отсюда ваше умение держать себя в руках, прятать свою природу хищного зверя. Возможно, когда-то вам не были чужды мирские чувства, такие как сострадание, печаль за ближним, любовь, преданность. Но это осталось в том далёком прошлом, где вы были Владом. Граф довольно заулыбался, причина его усмешки была мне непонятна, но я был вольным слушателем их конструктивного диалога, не более. Похоже мисс Хельсинг глубоко копнула в историю и прошлое хозяина, пытаясь изучить его личность. Тут хозяин разразился смехом: — Не так давно ты считала, что любовь мужчины — это животная любовь. Что изменилось с той поры, ведь ты перестала верить в любовь после предательства, а сейчас в нашем разговоре приписываешь её к добродетели? — Покуда вам знать, что я думаю о любви? — Агата нахмурила брови. Хозяин аккуратно поправил накидку на правой руке, намеренно выдержав интригующую паузу. — Те остатки твоей крови во мне пришлось распробовать, чтобы кое-что уточнить о тебе, Агата. — Будет вам известно: я мечтала о любви как обычная женщина, но из-за того, что моя мечта не осуществилась, я не осталась менее довольной. Если это Господня воля, чтобы я одиноко провела свои дни, расплачиваясь за грех, я не буду роптать, так как моё уединение не есть действительное одиночество. У меня есть большее, я могу окунуться в то, что меня интересует. Животная любовь, к слову, мужчинам скоро надоедает, и когда она погибает от пресыщения красотой тела, другими благами не связанными с внешностью, женщина остаётся в виде опустошённого, треснувшего пополам сосуда, и вода любви в нем больше не держится, и цветы любви стоявшие в нём погибают. Легенды и подтверждение или опровержение их всегда пленили мой интерес больше, чем треснувшие сосуды. На несколько минут в гостиной воцарилось молчание, нарушаемое только потрескиванием дров в камине. Я кинул любопытный взгляд на хозяина, который всё так же неподвижно сидел в кресле, потом на мисс Хельсинг, и мне показалось, что о личном горе она говорила с надрывом. — Подкину небольшую пищу для твоих размышлений. Я есть животное, тот самый зверь, и что может быть для меня, зверя, твоё определение «животной любви»? — Он немного помолчал, а затем продолжил. — Но если обратиться к легендам, твой отец — Абрахам Ван Хельсинг, это же он открыл перед тобой этот мир тайных обществ, мифов о существах, которые обитают среди людей? Да! Я был слишком погружён в самого себя, чтобы обращать внимание на основу других людей, но ты… — хозяин наклонился чуть вперёд и заговорил с мисс Хельсинг шёпотом, — заслуживаешь моего внимания, как никто другой! Свет от горящих в канделябрах свеч бросал тень на левую половину лица госпожи Агаты. Она так хотела видеть перед собой графа, который будто специально дразнил её своим голосом позади, что опустила голову слишком низко и её роскошные волосы упали в беспорядке, повисли с кушетки водопадом (клянусь Богом, когда мы возвращались домой, её волосы были намного короче, чем я вижу сейчас). — Вы говорите за моей спиной, граф, а я ещё не мертва окончательно, — она вздохнула. — То есть моя натура монстра ещё жива, но это ненадолго. Это переливание убьёт меня быстрее, чем если бы я просто выпила донорской крови. Я упоминала ни один раз, что меня постоянно тошнит от любой человеческой либо животной крови. — Она была неподдельно, глубоко огорчена. — Я помню об этом, — мягко ответил хозяин, и нежная улыбка озарила его лицо. — Но ты не умрёшь, Агата, веруй в это чудо! Веруй в образ непорочной Девы Марии, в образ непоколебимой женщины и легенды, которые можно опровергнуть или подтвердить. Она могла бы разрыдаться от бешенства или боли, если бы у неё не было желания слушать его бархатный голос. — Оставь свои тревоги, что мы так не похожи, ибо мы напоминаем друг друга больше, нежели ты пока замечаешь. Единственное, во что ты веруешь, является обманом. «Животная любовь» не принадлежит к человеческому роду; она, как потаённый уголок, присуща мне по праву зверя, и я покажу тебе, если ты однажды захочешь этого, что такое животная любовь. За все время их неспешного диалога граф Дракула встал с кресла и мягкой поступью прошёл к кушетке Агаты. Он бережно заправил ей за ухо торчащие локоны и, улыбаясь, наблюдал, как мисс Хельсинг засыпает от его ласкающих касаний к своим порозовевшим щекам. По тонкой, еле заметной, длинной трубке, что пряталась под накидкой, бежала темно-бордовая жидкость от руки графа прямиком в вены уснувшей от бессилия госпожи Агаты. Часы пробили в комнате, но я не считал удары; я глядел на них из-под очков, и в моей рациональной душе что-то защемило. Он бы мог забыть о ней давно и вернуть себе покой. Я почувствовал слезы в горле, потому что наконец понял, на что может быть похожа любовь зверя — на жизненно необходимую кровь, которая бежит из хозяйских жил в опустошённое, однажды треснувшее сердце-сосуд мисс Хельсинг. C'est La Vie! (с фр. «Такова жизнь!») — французская поговорка, употребляемая в ситуации, когда ничего нельзя поделать, и остаётся лишь смириться с судьбой и принять жизнь такой, какая она есть.