Точка невозврата

И снова им понадобилось два года. - Я беременна, - сообщила Китти однажды вечером, едва он вернулся с работы. Она светилась от счастья, и просто смотреть на неё уже было приятно. Возникли ли у него чувства из-за самой новости, Уолтер пока не понял. Но, по крайней мере, он был рад, что они достигли желаемого. Последние месяцы Китти изводилась, приближалась к отчаянию, боялась, что для неё слишком поздно, что из-за возраста она не сможет зачать. Он пытался успокоить, напоминал, что на Саймона ушла пара лет. Китти в свою очередь напоминала, что со вторым мужем у неё вхолостую прошло целых четыре года. И всё же Уолтеру удавалось её утешить и подбодрить. - Ты уверена? Она энергично закивала, не переставая улыбаться. - Я заподозрила несколько дней назад, сходила к врачу, он меня осмотрел, сказал: «Очень похоже на то, но надо сделать анализы». Сегодня пришли результаты. Уолтер улыбнулся. Далеко не так ослепительно, как Китти, но искренне. Китти тем временем заявила: - Я скоро уеду. - В Люцерн? - Да. Я не могу выгнать арендаторов сразу, им нужно время, чтобы найти новое жильё. Я уже отправила им телеграмму, написала, что даю срок до конца ноября. - Почти месяц. Немало, они должны успеть. - Я тоже так думаю. – У Китти сияли глаза, чувствовалось, что ей хочется не стоять на одном месте, а действовать, суетиться. – Давай отпразднуем. Как насчёт ужина? - Ужин – это всегда хорошая идея после рабочего дня. - Золотые слова. _ _ _ Перевалило за полночь, но Китти была слишком счастлива, чтобы взять и уснуть. Вдобавок, она слышала шаги Уолтера сверху. Его спальня находилась прямо над её спальней. Обычно это не доставляло дискомфорта – как правило, Уолтер проходил от порога до кровати и затихал. Но сегодня он ходил и ходил – и вокруг кровати, и от кровати до окна, и из угла в угол. Ему тоже не спится. Интересно, почему? Чрезмерно осчастливленным он не выглядел, да Китти от него этого и не ждала. Хотя, никогда нельзя угадать наверняка, о чём думает и что чувствует Уолтер. В любом случае, сейчас что-то не даёт ему покоя. Этим «чем-то» не может быть недовольство – они ведь давным-давно всё обговорили, и Уолтер прекрасно знал, что ничего не должен, Китти не станет требовать от него ни денег, ни участия в жизни ребёнка. Топ. Топ. Топ. Топ... После крохотной передышки над головой снова зазвучали шаги. Может, у него обычная бессонница? Бывает. Или всё-таки спать не дают размышления? Вдруг он переживает, что не будет рядом с ребёнком, что лишится отцовства? Или что потеряет её, Китти? Последняя мысль не радовала, но льстила. Китти невольно спросила себя, будет ли и она скучать по Уолтеру. Чёрт побери, будет. Но она свихнётся от страха, если не уедет из страны. И она не хотела замуж снова, ни за Уолтера, ни за кого-либо ещё. В её подсознании укоренилось представление, что замужество — это вероятность в любой момент потерять своего ребёнка. Никакие доводы рассудка и логики, никакие полчища приведённых в пример счастливых семей уже не смогут вытравить это из неё, Уолтер постарался на славу. Она может не ненавидеть его и даже полностью понимать, может знать, что он скорее умрёт, чем повторит прежний поступок, но она не может забыть. Топ. Топ, топ, топ, топ. Да что он там, спортивной ходьбой занимается? Внезапно хорошее настроение исчезло. Мимолётная злость на Уолтера сменилась страхом. Как много у неё, оказывается, причин бояться и переживать! Жёваная-пережёванная, но не потерявшая остроты — возраст. Китти осталось лишь несколько лет до сорока, вдруг она не сможет благополучно выносить или родить здорового малыша? Вдруг с ней что-то случится - а вариантов великое множество, от болезней до несчастного случая, - кто тогда позаботится о ребёнке, если тот будет не нужен Уолтеру? Каково самому ребёнку будет расти без отца, смотреть на полные семьи друзей, соседей, и завидовать детям, у которых есть папа? Недавно, гуляя по городу, Китти увидела семью — мужчину, женщину и мальчика лет пяти. Ничего особенного, но какой же довольный вид был у паренька, когда он одной рукой взял мамину ладонь, а другой папину. Как счастливо и беззаботно мальчуган вприпрыжку шёл между родителями, держа обоих за руки. Она пожалела, что они с Уолтером расстались. То, что он был бы великолепным отцом, если б не история с изменой, Китти осознала давно. Думать об этом было больно. Ещё сильнее она пожалела, что теперь уже не сможет, как когда-то, наступить на горло своим желаниям и выйти замуж просто потому, что надо. Обиднее всего понимать, что они с Уолтером могли бы быть по-настоящему счастливы, если б не её настороженность, граничащая с паникой и способная в любой момент обернуться агрессивным ужасом. Эта настороженность не исчезнет. Китти не сумеет дать своему ребёнку полноценную семью. Но лучше жить только с матерью, которая будет хорошим адекватным человеком, чем с обоими родителями, один, точнее одна из которых из-за постоянной тревоги будет невротичкой, способной сорваться в любой момент. Вздохнув, Китти встала и надела халат. _ _ _ Уолтера никогда не пугало одиночество, наоборот – в одиночестве он чувствовал себя комфортно. Но не сейчас. Он расхаживал по спальне, где больше никого не было, и понимал, что скоро останется один в другом, более глубоком смысле. Зато наедине с собой он более-менее разобрался в своих чувствах. Ему не хотелось, чтобы Китти уезжала. Не хотелось, чтобы ребёнок родился и рос вдалеке от него. Китти обещала, что позволит навещать сына или дочку, но навещать – совсем не то же самое, что постоянно находиться рядом. Дело только в ребёнке? Уолтер честно ответил себе: нет. Дело и в Китти. При мысли о расставании с ней становилось так тоскливо, что хоть вой. Логика подсказывала оптимальный выход – жениться на Китти и, раз уж она категорически не хочет оставаться в Британии, уехать с нею в Швейцарию, толковые бактериологи нужны и там. Да вот беда: Уолтер не хотел жениться, ни на Китти, ни на ком-то ещё. Даже с самой верной на свете женой он будет болезненно ждать подвоха. Для Уолтера брак был таинством, и отнюдь не религиозным, а куда более интимным и сокровенным. Измена - это пощечина, удар, рана, а измена в браке ещё хуже, она не просто нещадно бьёт, но и насмехается, тыкая носом в тот факт, что ты не справился со своей задачей, не сохранил союз – не был таким мужем, которому жена не захочет изменять. Вступая в брак, берёшь на себя обязательства, даёшь обещание. И как же больно, как обжигающе горько осознавать, что не сумел выполнить своё обещание, самое важное в жизни. Если бы они с Китти снова были вместе, она никогда уже не стала бы ему изменять, никаких сомнений. Но он ничего не мог поделать со своими иррациональными подспудными «брачными» опасениями, они прочно засели в его сознании и подсознании, проросли и разрослись так, что уже не выкорчуешь. Это необратимо. Он жалел, что не может снова стать тем доверчивым молодым учёным, который не замечал очевидного. Который ещё не подозревал об измене жены. Который не сомневался в любимой женщине. В дверь спальни постучали. - Это я, - раздался голос Китти. – Можно зайти? - Заходи. До этого свет не был зажжён, и Уолтер машинально зажмурился, когда полуночная гостья включила лампу. Китти увидела, что он до сих пор в дневной одежде. - Не стоит тебе теперь скакать вверх-вниз по стремянке, - заметил Уолтер, проморгавшись. От этих слов у Китти на душе стало ещё тяжелее, её пронзила мысль – сколько же в мире опасностей, и, как ни старайся, невозможно гарантировать, что никогда не случится ничего плохого. Она проигнорировала не то заботу, не то упрёк Уолтера. - Твои шаги над головой мешают мне спать. Он растерянно оглядел комнату, будто вспоминая весь свой маршрут. - Извини. - Ничего. – Она провела ладонями по бокам. Дёрнула плечом, подошла к постели и села. Уолтер отстыковался от стены и присел рядом с бывшей женой. - Мне страшно, - сдавленно произнесла Китти. - Из-за чего? - Из-за всего. - Не очень-то конкретно. Можешь привести хотя бы один пример? - Мне тридцать пять лет. Разве в этом возрасте уже не опасно рожать? - Риск есть в любом возрасте. - Спасибо, успокоил. - Брось, Китти. Тебе тридцать пять, а не пятьдесят три. Средняя продолжительность жизни человека неуклонно растёт, и естественно, что какие-то границы отодвигаются. Лет через сто вообще будет нормальным рожать и в сорок, и в сорок пять лет. - Но мы-то не в том светлом будущем, а в нашем суровом настоящем. - Ну, прости, утешал как мог. - Ещё я боюсь всяких несчастных случаев. С Саймоном у меня не было таких страхов. - Видимо, были другие поводы для волнения. - Я сейчас не пыталась винить тебя. - Приятно слышать. - За эти два года мы практически не говорили о Саймоне. - А теперь ты вдруг решила это исправить? С чего бы? Будь в его тоне хоть капля издёвки, сарказма или даже иронии, Китти непременно обозлилась бы. Но голос у Уолтера был усталым. - Я не собираюсь лезть к тебе с этим, - обронила она приглушённо. Он сделал глубокий, натянутый вдох и медленный, тяжёлый выдох. - Я помню, что он родился двадцать шестого апреля. Всегда помнил. Помню, что он левша – за обедом он держал и ложку, и вилку левой рукой. Помню, что когда он улыбается, правый уголок губ кривит чуть сильнее, чем левый. Помню много других мелочей, но какая от этого польза? Признайся, тебе попросту интересно, жалею ли я, что сделал всё, чтоб его у тебя забрали. - Хорошо, признаюсь. Жалеешь? - Я не знаю. Пожалуй, нет. Саймон растёт в хорошей, любящей семье, у него есть всё, что нужно для счастья ребёнку, и есть всё, чтобы вырасти порядочным, сильным, благоразумным человеком. «Почему ты так уверен? – вертелось у неё на языке. – Мы провели с ними всего полдня и не то чтоб в задушевных беседах». Вслух она этого так и не произнесла, боясь, что Уолтер не сумеет ей возразить. Но, честно говоря, на неё Уилсоны тоже произвели впечатление добрых, умных и честных людей, она признавала это, даже ненавидя их за то, что они забрали себе её мальчика и не собирались отдавать. - Мы с тобой не смогли бы дать ему всё это, - продолжал Уолтер, - нашу семейную жизнь отравляла бы взаимная неприязнь. - Думаешь, мы так и не помирились бы? - Если б я не отомстил? Навряд ли. – Это было жёстко, но честно. – А первое время, пока Саймон не стал достаточно похож на меня, я постоянно искал бы в нём черты Таунсенда, постоянно был настороже, на нервах, злился бы и, вполне вероятно, изливал злость на ребёнка. – Он покачал головой. – Если о чём и жалеть, так о том, что я вообще узнал про твой роман с Таунсендом. Оставался бы наивным идиотом, жил в счастливом неведении, с ума сходил от счастья, узнав, что ты беременна, с восторгом ждал рождения ребёнка, обожал сына и любил тебя ещё сильнее. Он говорил, а перед мысленным взором Китти проносились картины жизни, которая у них могла быть. Она так задумалась, что не сразу уловила паузу, повисшую между ними. - Каждое Рождество я пытаюсь представить, какие подарки ему дарят, и те ли это подарки, которые он хотел. - Китти облизнула губы. - Пытаюсь угадать, о чём он мечтает, что больше всего любит в этом празднике… И всё думаю, знают ли Уилсоны точную дату его рождения, или только примерную. У меня была мысль написать им, сообщить, но я решила, что идея не из лучших. В любом случае, у них уже есть дата, которую они отмечают. - Разумно. - Это всё, что ты можешь сказать? - Я могу сказать что угодно, только намеки – что именно ты хочешь услышать. Мало какой ответ раздосадовал бы её сильнее. Она всё равно сказала то, что намеревалась, но не таким мягким тоном, как собиралась изначально: - Я хочу, чтобы к этому ребёнку ты приезжал на каждый День Рождения и на каждое Рождество. Он кивнул. Китти рассчитывала, что Уолтер расценит её предложение как первый шаг навстречу, может быть, первый шаг к совместному будущему. А Уолтер решил, что Китти даёт ему понять: во все остальные дни она и ребёнок отлично обойдутся без него. Их нескладный разговор, наконец, иссяк, к обоюдному облегчению. Но облегчение было не радостным, а обречённым. Они думали о том, как ненавидели друг друга прежде. Китти вспоминала, как боялась Уолтера, Уолтер – как боготворил Китти и осознавал, что она-то к нему равнодушна. Но также оба думали, как могли бы быть счастливы сейчас, если бы оставили прошлое позади. Как могли бы заботиться друг о друге и о своём ребёнке, уважать друг друга и поддерживать, строить счастливую совместную жизнь. Сейчас они такие неприкаянные… Уолтер спустился в её гостиную первым, включил свет и подстраховывал, когда Китти слезала вниз по стремянке. На последней ступеньке Китти повернулась к нему лицом, положила руки ему на плечи и нежно поцеловал в губы. - Зачем? - прошептал Уолтер, когда поцелуй закончился. «Ты ведь уже получила то, что тебе было нужно», - это не прозвучало вслух, но подразумевалось яснее ясного. Только в это мгновение она сообразила, до какой степени ненужным ей он всегда себя ощущал. Знал бы, как бешено у неё сейчас бьётся сердце. Китти сама не ожидала от себя такого порыва, но внутри будто зазвенела сигнализация: «Последняя возможность! Последняя возможность!», и теперь Китти радовалась, что решилась. - Потому что я хочу этого, - ответила она хрипло. – Хочу тебя. Именно тебя. Она сосредоточенно высматривала ответ в его синих глазах. Но ответили не глаза, а губы, и не словами, а поцелуем. Ноги Китти так и не коснулись пола — Уолтер подхватил её; спальня казалась неимоверно далёкой, и он отнёс Китти на кушетку, по неведомой ни одному квартиросъёмщику причине заменявшую в гостиной полноценный диван. Каждый стягивал одежду не столько с себя, сколько с другого. Физическая близость последних двух лет перестала что-либо значить, ведь она была деловым проектом. И выяснилось, что самое яркое их общее воспоминание — ночь в гостинице, болезненная, но принёсшая облегчение. Оба вспомнили её до мельчайших подробностей, каждое слово, каждый жест, каждое ощущение. Неправильно, что ничего ярче той ночи между ними не случалось, но это можно исправить. Когда-то они искалечили друг друга, но они могут друг друга исцелить. Прежде чем снять с неё ночнушку, Уолтер спустил левую лямку и пылко поцеловал плечо Китти, несколько раз, крепко прижимаясь губами. Ночнушку отбросили прочь, Китти плавно легла на спину. Уолтер не отстранялся, ласкал её груди губами. Просунул под неё руки, и Китти оказалась в плену, из которого совершенно не хотелось освобождаться. Когда дорожка поцелуев потянулась дальше, к низу живота, Китти дёрнулась от неожиданности и удивления, близкого к испугу, но даже в это мгновение у неё и в мыслях не было отталкивать Уолтера. Она подняла голову, посмотрела на него, их взгляды встретились. Китти провела ладонями по вискам Уолтера, запустила пальцы в его волосы и снова положила голову на кушетку. Дыхание перестало ей подчиняться, сделалось прерывистым и дрожащим, утратив всякую размеренность – она то еле-еле вдыхала и едва заметно выдыхала, то с неистовой жадностью глотала воздух. Уолтер мог думать только о том, что чуть не потерял её из-за своих сомнений и отголоска прежних обид. Он ведь позволил бы ей уйти и отнял счастливое будущее у них обоих. Нет, не у обоих – у троих. Если б Китти не сделала шаг навстречу, сумев переступить и через свой, и через его страх, они расстались бы, как два олуха. Он был ей так благодарен, он так её любил. Он прижался щекой к животу Китти и замер на несколько мгновений. Она погладила его по волосам. Не обратном пути губы Уолтера не пропустили ни одного пункта – живот, грудь, шея, подбородок, - пока, наконец, не добрались до её маняще приоткрытых губ. Чуть позже она расцеловала его в обе щёки, бережно-бережно, словно на них до сих пор были глубокие царапины. Потом они смотрели друг другу в глаза… Китти нетерпеливо повела бёдрами вперёд, точнее наверх, насколько было возможно; сильнее согнула ноги в коленях. Она ощущала не только свой пульс, но и пульс Уолтера. Казалось, что его сердце колотится в её груди. Она гладила Уолтера по затылку, шее, плечам, спине и пояснице. Иногда поглаживание обрывалось, и она царапала Уолтера, хотя меньше всего на свете желала причинить ему боль. Она любила его, странно и страстно. Китти признала это в момент, когда её ногти глубже всего впились в его кожу. Другой рукой она судорожно нашарила его ладонь и переплела их пальцы. _ _ _ Они так и не перебрались в спальню, им и на кушетке было уютно. Уолтер уже почти заснул, когда Китти огорошила его вопросом: - После нашего развода у тебя были другие женщины? Он широко раскрыл глаза. - Серьёзно? Тебя это внезапно заинтересовало именно сейчас, не раньше и не после? - Не отходи от темы. Были или нет? Ему определённо светил разбор полётов на почве ревности. Это льстило, но не радовало. Разумнее было бы соврать или извернуться, сказав формальную правду так, чтоб Китти услышала то, что хочет услышать. Но начинать со лжи новую – может быть, лучшую – главу своей жизни? Не годится. - Были. – Не все сторонницы морали на поверку оказываются высоконравственными особами, а некоторые вовсе считают своим гражданским долгом утешить жертву измены и борца с развратом, бросившего вызов низким нравам нынешней эпохи вседозволенности. После растянутого вздоха Китти перевернулась на бок, оказавшись к Уолтеру спиной. - Ты обиделась? – не то удивился, не то развеселился Уолтер. - Ещё не решила. Он мягко ухмыльнулся, обнял Китти, поцеловал в шею и уткнулся подбородком в её плечо. - Ладно, решила – не обиделась, - улыбнулась Китти, снова расслабившись. У Уолтера в голове с ошеломительной ясностью вспыхнула мысль: сейчас он буквально держит в руках всё, что ему нужно для счастья. Собравшись с духом, он тихо спросил: - Ты останешься, если я попрошу? Китти уловила эмоции, которые он пытался скрыть за спокойным тоном – страх и надежда. - Нет. – Она положила ладонь на его предплечье, провела пальцами вверх и вниз. Прикусила губу. – Но мне будет приятно, если ты попросишь. Он не раздумывал ни секунды. - Китти, останься. - Не останусь, прости. – Не поворачиваясь, она прижалась к нему всем телом. Настала её очередь задавать вопрос, ответ на который было страшно услышать. – Ты поедешь со мной в Швейцарию, если я попрошу? - Я поеду за тобой куда угодно.