Любовь на три персоны.

      Я медленно умирал, отмирали чувства, желания, надежды. С Настей поговорить так и не получилось. Я пытался, правда пытался, но она так испугалась, что закончить я не смог и отпустил её. Матвей постоянно звал в гости, но я всё время находил новые и новые отговорки, сводя наши встречи к минимуму, а отношения к чисто рабочим. Я боялся. Боялся когда-нибудь не выдержать. Боялся своим взглядом или действием спровоцировать конфликт. Боялся за Настю, за своего маленького милого мышонка. Все эти дни я прибывал в полной прострации, жил лишь короткими моментами сна, когда можно было не думать, не вспоминать и даже не надеяться, а выпить «40% снотворного» и провалиться в тягучие и недолгие объятия Морфея.       Но я, как порядочный муж, возил Катю на работу и обратно, по врачам и магазинам. Нанял дизайнера для оформления детской, что-то говорил, что-то покупал и даже кому-то улыбался. Но морально я был мёртв, пустота внутри давила с каждым днём всё сильнее. В один из таких дней грубо трахнул свою жену прямо на полу, без всяких ласк и прелюдий, как собаку. Поставил на колени и сорвал с неё трусы. Она была так напугана, что даже сопротивляться не могла, только как-то тоненько попискивала, скорее всего просто плакала, но именно в тот момент мне было абсолютно всё равно, я просто удовлетворял своё тело. А после зашёл в ванную, принял душ и свалил к себе. Катя ещё долго плакала на полу в зале. Наверное, мне стоило бы как-то успокоить её, но я не пошёл, тупо лежал и смотрел в потолок, пока её рыдания не прекратились. Когда всё стихло, то отвернулся и уснул.       На следующее утро мне даже не было стыдно. Ни капельки. Катя ничего не сказала, я же молча отвёз её на работу и поехал к девочкам. Мне в принципе секс был не нужен, а нужна была компания, которая за красивые купюры не задаёт вопросов и не лезет в душу. Какое-то время мы просто пили и отрывались. Я вроде даже что-то принял. Потому что провалился в нирвану, из которой не очень ласково меня вывел Матвей. Встреча была не особо приятной, потому что когда открыл глаза и понял кто передо мной, то попытался его обнять, но отчего-то промахнулся. Зато стало неожиданно ярко в глазах, а я встретился с полом. Очень быстро и очень больно.       Дальше помню немного смутненько. Но на утро у меня на скуле расцветал очень красивый синяк, а над глазом красовалась свежая ссадина. Почему-то уверен, без Мэта тут явно не обошлось. К тому же, я страдал от ужасного похмелья. Матвей же пытался провести со мной такую долгую-долгую беседу о пользе презервативов, что я немного помаялся и уснул на руках, так и не дослушал, кто и от каких недугов загнулся. Потом друг повёз меня в бар и угостил замечательным пивом, после двух кружек которого я пообещал ему попросить прощения у Кати и всех, кого я сильно напрягал последние несколько дней. После четвёртого бокала охмелел настолько, что потерял суть. И вроде как даже признался в убийстве Кеннеди, за что опять получил в ухо, да ещё и пинок под «мягкое место». Позже братан отвез меня домой, где я, к своему безграничному счастью, смог обнять любимый диванчик.