Подобный розе

      Чимин мило улыбался и мотал ногами под столом, разговаривая с графом. После его наказания они стали контактировать намного, намного чаще. И хоть он до сих пор часто спал один, он все же не помнил, когда в последний раз оставался без внимания. Хотя при этом Юнги нередко запирался в кабинете и подолгу ходил хмурый, все время перечитывая какие-то бумаги. Он пытался узнать, с чем это связано, но мужчина лишь отмахнулся, сказав, что временные проблемы с заводом и юноша все равно не поймет. И ему за это было обидно. Он действительно ни единого символа не понимал во всех этих схемах и чертежах. Ничем не мог помочь. Даже просто поддержать беседу на эту тему — и того не мог. И еще обиднее стало, когда он, проснувшись, не почувствовал привычного тепла рядом.       — Я уеду на какое-то время, — обыденно бросил мужчина, когда обернулся, почувствовав на себе взгляд, и увидел растерянного юношу.       В дорожной статной одежде и куском булки во рту он все равно выглядел привлекательно. Чимин еле заметно улыбнулся и кивнул в след уходящему. Если Юнги не посчитал нужным сказать, куда он, — ему знать и не следовало. Юноша потянулся и невольно по привычке поправил поднявшуюся рубашку, хотя его никто и не видел. Присутствие рядом графа стало настолько обычным, что он, не отдавая себе отчета, все равно оглядывался даже после его отъезда. И ему было странно видеть пустоту. И даже от скуки, что заменила обычную радость покоя, замучил Лили своим желанием помочь и неумением что-то сделать. Он пробовал раскроить ткань, выстирать и повесить белье и даже, под строгим и внимательным наблюдением девушки и недовольством всех кухарок, нарезать овощи к ужину. Толком не вышло ничего, но к концу дня он знатно умаялся. И все бы хорошо, вот только даже повалившись от усталости на кровать, заснуть он не смог. Неудобно. Хоть повесься. Он честно пытался посчитать овечек, уже, наверное, несколько тысяч раз доходя до десяти и обратно. Пытался ни о чем не думать, просто смотря в потолок. Но каждый раз отвлекался то на гаснущие огоньки деревни, то на звук сверчков, то на пение птиц. Желанию пойти в комнату графа он противился до последнего. Ибо когда он в последний раз пытался подрочить так, чтобы он не узнал, все обернулось как раз-таки наоборот. Но когда за окном уже начало светать, а он до сих пор не проспал и минуты, юноша сдался. Юнги же не приедет посреди ночи, верно? А к завтраку его по-любому разбудит Лили или, на крайний случай, дворецкий.       Аккуратно приоткрыв дверь, парень прошмыгнул в знакомую комнату. Здесь буквально все пропахло туалетной водой графа. И им самим. Чимину нравился этот запах. Будто он рядом. Сейчас подойдет со спины и обнимет его, поцелует. Юноша забрался в кровать, устраиваясь на «своей» половине. Все еще холодно. Скомкал одеяло, обнимая его в попытке обмануть себя же. Уже поздно. Он не выспится, как бы не старался.       И об этом же свидетельствовали яркие лучи солнца с утра. Слишком яркие. Уже обед? Неужели он проспал?! Чувствуя себя максимально сонным и не готовым буквально ни к чему, юноша, обнимая подушку графа сел на кровати. Слипшиеся глаза никак не хотели открываться. И лишь вернув относительный контроль над собственным телом и внезапно остановившись, наверное, на пятом зевке, он заметил Юнги. Черт. Мужчина, мирно читавший книгу, изогнул бровь в немом вопросе. Его же не должно было тут быть… Но юноша посмел не только войти в комнату в отсутствии хозяина, но и уснуть здесь.       — Я… скучал, — смущенно пролепетал парень, ища прощение за дерзость в темно-карих глазах.       Ответом ему послужило ровно ничего. Хотя Паку показалось, что за книгой по губам все же скользнула примирительно нежная улыбка. Лишь показалось. Он аккуратно вернул подушку на место и, едва не упав с кровати, принялся ее заправлять под внимательным взглядом. Вроде, все как обычно. Но так смущающе. С момента продажи за ним все время наблюдали. Как за диковинной зверюшкой. Или за поездом, что в клубах пара катился по рельсам в детской. Но Юнги смотрел иначе. Не на игрушку и не на его красивое тело. В глазах графа не всегда были похоть или желание. Он смотрел именно на него.       Юноше было стыдно за свой поступок. Да, граф был к нему даже слишком добр и слишком многое позволял, но это… В памяти еще была свежа история о служанке. Это задело Юнги. Он не хотел бы стать в его глазах таким же предателем. Он же не вор. Куда ему? На нем только ночная полупрозрачная рубашка, он полусонный и такой покорный — ему просто негде и некогда прятать украденное. Даже если он тут для того, чтобы соблазнить. Никакого коварства в его помыслах и быть не может.       — Извини, — совсем тихо сказал юноша перед тем как выйти за дверь.       Он был уверен, что Юнги простит. Всегда прощал. Даже когда сердился, лишь хмурил брови и качал головой, читал нотации, как ребенку, или запирал в комнате. Ничего серьезного. И… Он назвал его чистым. Его, с головой увязшего в грязи судьбы шлюхи. Его, носящего кучу меток и шрамов, неспособного ни на что, кроме непристойностей. Чимин не говорил об этом Лили. Она не поймет. Вряд ли кто-либо способен, не испытав на себе, понять, что такое это бесконечное унижение, какого терпеть непрекращающиеся удары, зная, что стоит хотя бы попробовать возразить или защититься — получишь вдвое больше. Тот кудрявый мальчишка знал, что это. Юнги… Он тоже знал. Похожие ситуации породили совершенно разные характеры. Если подумать, они с графом — полные противоположности. Он был покорен и робок снаружи, но любитель шалостей и выходок, капризов. Иногда хотел бы покомандовать, вот только его печальное детство отбило все желание и дерзость. Юнги же был властен. Холоден и непреклонен. Но тот еще неженка, если копнуть чуть глубже. Чимин знал, графу нравилась его привязанность. И это его сегодняшнее «я скучал». Льстило знать, что дома тебя ждали. Не как господина или хозяина, а банально потому, что соскучились. Нравилась ему и нежность, которая была присуща Паку, но он иногда позволял и баловаться. В целом, если убрать все рамки приличия, он чем-то напоминал домашнего кота. Не мог обойтись без внимания, но и навязчивость его явно раздражала. Юноша улыбнулся, желая скорее снова зарыться пальцами в его волосы. Он готов всегда быть для него тем, кто любит и ждет. Кто делает дом тем местом, куда хочется скорее вернуться. Кто не предаст и всегда окажется рядом. Сохранит все секреты и разделит все желания. Он всегда будет только его.       — Роза среди роз? — граф ухмыльнулся, садясь рядом на скамью. — Почему-то знал, что ты тут.       Чимин неловко улыбнулся. Здесь кусты белых и красных роз встречались, переплетаясь и плавно будто перетекая друг в друга. Белые. Невинные. Чистые. И красные, как капли крови на этой чистоте. Весьма символично, что ему нравилось именно это место в саду. Кроме того здесь, напротив скамейки, была купальня для птиц. Сверху нависали тонкие ветви японской яблони. Весьма необычное дерево для этой местности, но для сада вельможи редкостью не было. К тому же, оно удивительно цвело по весне. И сквозь его скромную листву просачивались по-летнему теплые солнечные лучи, в которых красиво отливал золотистым мрамор и любили нежиться воробьи. Веселое щебетание птиц. Тень, образуемая декоративной яблоней с одной стороны и раскидистым дубом с другой. И розы, розы… Чудесный аромат. Ну чем же плохой выбор любимого места в саду?       Юнги сидел молча, и Чимин старался прочитать его взгляд, направленный не то на птиц, не то и вовсе в никуда. Задумчивый. Красивый. Нет, он не игнорировал присутствие юноши, но и не спешил начинать диалог. Иногда все же нужно было просто сидеть рядом, ничего не требуя. Созидание в поисках гармонии. Да и что он мог спросить? Прошлое? Да кому надо копаться в его кошмарах и страхах? А настоящее… Его он знал и без вопросов. Тишина между ними не была неловкой. Вынужденная, но не давящая.       Быстрый шаг дворецкого. Они оба заучили его наизусть, но лишь Чимин оглянулся. Граф же только спустя минуту ожидания поднялся и выслушал подчиненного. Его лицо быстро сменило выражение с расслабленного на привычное холодное, но юноша не придал этому значения. Он крайне редко позволял себе отпустить поводья и показать свое эмоциональное состояние. Поэтому парень лишь посмотрел ему вслед, отмечая спешность походки, которая, впрочем, полностью оправдывалась удаленностью этого места от входа в поместье. Посидев еще какое-то время, он и сам неспешно побрел домой — прибежавший дворецкий распугал всех птиц, да и скоро должно было темнеть. Юнги будет недоволен, если он вернется слишком поздно.       — Чимин! Чимин! — подбегая и едва не сбивая с ног, запыхавшаяся Лили оперлась на него, горячо выдыхая куда-то в пол. — Господин тебе что-нибудь говорил?       Юноша непонимающе поднял бровь и скрестил на груди руки. Если граф и разговаривал с ним время от времени, это не обязывало его докладывать обо всем. Скорее, Пак становился покорным слушателем, если оно было надо. И отвечал, если того требовали. Сам же спрашивал что-либо крайне редко. Все же не в его положении было злоупотреблять терпеливостью графа.       — Твой отец… Здесь, — все еще стараясь отдышаться и выдыхая с громким «фух», девушка взволнованно заглянула ему в глаза. — Господин его впустил переночевать. Все… Нормально?       Смысл сказанного дошел мгновенно. Юноша изо всех сил старался скрыть животный страх и выдавить хотя бы кривую улыбку — безрезультатно. Неосознанный шаг назад, и он уперся в стену, уже в следующую секунду начиная безвольно сползать по ней. Это… Конец? Его нашли. И у отца есть все права забрать его. А если… Если соврать, что женат? Нет, нет, нет… Нужны бумаги с подтверждением на случай, если тот обратится в полицию. Да и кольца он сейчас не найдет. Нет, точно не то. А если… Если просто спрятаться? Да, запереться в своей комнате и все.       Девушка все это время стояла рядом и не знала, что делать. Чимин сменял эмоцию за эмоцией. На его лице пронеслось буквально все: от паники и мольбы до озарения и решительности. Даже просто дотронуться было боязно — кто знал, как он бы среагировал? После он резко вскочил и пулей метнулся на третий этаж, перепрыгивая на лестнице сразу через две ступени и только чудом не падая под конец. Хлопок двери, и он для верности подпер ее стулом. Конечно, стоило бы перетащить что-то потяжелее… Но трельяж было жалко: все же зеркало, могло и разбиться; двигать стол, а уж тем более шкаф, он попросту не решился, а кровать… Ему удалось сдвинуть ее сантиметра на два, прежде чем он решил, что все же не стоит, и теми же усилиями вернул ее на место. Но, поразмыслив еще чуток, стол он все же подвинул. Лучше получить по непутевой голове от графа или прислуги, нежели отправиться «домой». Его дом тут и точка.       — И что это за баррикада? — усмехнулся вошедший через боковую дверь Мин. — Не от меня ли?       Чимин решительно замотал головой. Конечно, не от него. К нему он намеревался бежать в случае полной катастрофы.       — Я не пойду на ужин, — опустив голову и стараясь выглядеть как можно более уверенно, пробормотал юноша.       Верно. Он просто не пойдет. Ему обязательно быть дома к ужину, но никто не говорил, что он должен присутствовать на нем. Но вопреки его, казалось бы, идеальному плану, граф недовольно цокнул.       — И почему же?       — Я… Не голоден, — юноша стушевался еще больше. Очевидная ложь. И мужчина это чувствовал.       — Тебе рассказали? — и за обреченным и даже в какой-то степени виноватым вздохом последовал серьезный и безапелляционный взгляд. — Но поесть ты все равно должен.       — Н-но… — юноша едва заметно всхлипнул. — Он же заберет меня. Юн-нги… Пожалуйста… Прошу тебя…       — Ты мой. И ты обязан меня слушаться.       Громкий хлопок. И он впервые услышал, как граф закрывал на ключ дверь между их комнатами. Только его? Он в этом сомневался. Просто подвернулся способ аккуратно сплавить его куда подальше, и граф решил им воспользоваться. Он ему надоел? Слишком осмелел без постоянных наказаний… Не стоило быть таким беспечным.       Он, не хотя, разгреб выстроенную им же самим защиту и боязливо высунулся в коридор, тут же натыкаясь на горничную. Та ему как-то грустно улыбнулась. Верно. Его больше не презирали. Из-за Юнги. Он стал его спасителем, его опорой, его надеждой и его… любовью. Не могло же все закончиться вот так. Его… Просто выкинут? После всего?       Юноша медленно вошел в обеденный зал. Накрыто не так, как было, когда приезжал герцог Ким. Его место было по прежнему рядом с графом, а вот все для гостя было аж в другом конце стола. Это немного, но успокаивало. По крайней мере его не ударят. Боязливо сел за стол, все еще наивно надеясь, что ничего плохого не случиться. Следом появился граф, тут же впиваясь в него пристальным, настороженным взглядом. Хотя, впрочем, юноша не чувствовал в нем презрительного оценивания или укора. Он будто вернулся к тому, с чего начал: Юнги снова намеревался его игнорировать. Но ему все же пришлось вздрогнуть, когда в зал вошел его отец. Его торопливые, часто семенящие шаги. И такой неправильный, такой чужой и будто хищный взгляд. Совсем не такой, каким он запомнил его из детства.       — Ох! Вот же негодник! Нашелся! — мужчина чересчур наигранно всплеснул руками, останавливая взгляд на сыне. — Вы представляете? Сбежал!       Чимин отвел взгляд, все же чувствуя долю вины. Конечно, его бы по-любому продали, но побег из родительского дома… Это слишком. В то время Юнги не сдержался и фыркнул, видимо, от плохой актерской игры, привлекая внимание юноши, но этот жест остался незамеченным Паком старшим.       — Спасибо Вам большое, что присмотрели за моим сынишкой, Ваше Сиятельство, — мужчина хоть и старался говорить как можно почтительнее, его слова все равно были крайне неуклюжими и совершенно неуместными.       Юнги снова фыркнул, но попытался это скрыть, поправляя бант на шее. Чимин чувствовал, что он не воспринимал сказанное в серьез. Была в нем какая-то пренебрежительная надменность в отношении к гостю. Взгляд стал прожигающе холодным, отчего мужчине было не по себе, но он стойко терпел. Юноша не смел проронить и звука, пытаясь угадать настроение обоих и исход этой встречи. Пока что он с Юнги. Выполнит ли тот свое обещание?       — Чимин, — парень вздрогнул от знакомого, но неприятного голоса и крайне медленно и неохотно поднял голову. — Уже завтра поедешь домой. Хватит добавлять окружающим хлопот.       Юноша округлил глаза. Конечно, к этому все шло. Наигранный по-отечески наставительный тон ничуть не сглаживал ситуацию. Он не хотел. И он не пойдет. Неуверенно, но все же покачал головой в разные стороны, впервые открыто выражая протест. Мужчина, явно не ожидавший этого, даже пришел в смятение. Он изменился за время своего «побега», это сложно было отрицать. Волосы стали темнее, кожа приобрела более естественный оттенок. В глазах появились живость и блеск. И его движение хоть и оставались робкими, но уже не ограничивались чужими позволениями. Он похорошел. Расцвел. И мужчина был рад этим изменениям, но подводный камень в виде неизвестно откуда взятой дерзости портил всю картину. Слишком осмелел.       — Поедешь, — тон стал более грубым и уже скорее приказным, нежели былым наставительным. — В конце концов я твой отец. И ты все еще полностью зависишь от меня.       — Я хочу ост-таться, — все же заикнулся юноша, как бы не пытался придать голосу решительности.       — Он действительно не мешает, — скучающим тоном и до неприличного небрежно бросил граф, хотя еще секунду назад Чимин видел его усмешку. — И, если я не ошибаюсь, у вас были проблемы с финансами? Не слишком ли тягостно будет присутствие сына?       — Как Вы смеете? — мужчина от негодования заскрипел зубами. — Я буду вынужден обратиться в полицию! Вы укрываете беглеца!       — Можешь пойти наверх, — совсем тихо и почти не открывая рта прошептал граф.       Чимин сориентировал не сразу. Он даже был уверен, что ему просто послышалось, но красноречивый взгляд мужчины говорил об обратном.       — Я, пожалуй, пойду? — юноша неуверенно встал из-за стола.       Юнги кивнул. Чимин же извинительно поклонился и поспешил прочь. Чем ближе он подходил к заветной двери, тем быстрее становились его шаги. А в последний момент он и вовсе сорвался на бег. Тот самый взгляд. На него снова смотрели, как на вещь, товар, игрушку. Это снова повторялось. Даже если Юнги заупрямится. Даже если сдержит обещание. Против полиции… Он бессилен.       — Я требую, чтобы Вы, Ваше Сиятельство, вернули мне моего сына, — Юнги на это только пренебрежительно фыркнул, как ни в чем не бывало поедая утятину. — Я его отец!       Граф тяжело вздохнул, откладывая столовые приборы, и принялся лениво, как бы невзначай, поправлять и без того идеальный бант. А после поднял на мужчину настолько острый и ледяной взгляд, что тот невольно поежился.       — Он не едет не потому, что я не разрешил. Он просто сам не хочет, — спокойным тоном отметил хозяин дома. — А такой ублюдок, как Вы, не имеет права не только требовать его возвращения, но и называться отцом.       Гость сжал кулаки. Его лицо стало стремительно приобретать багровый оттенок. Глаза грозились выскочить из орбит, и зубы противно заскрипели, впрочем, не оказывая никакого воздействия на выглядевшего по-прежнему равнодушным графа. Пак поднялся, роняя стул. Во взгляде читалось желание броситься на мужчину и разорвать ему глотку.       — Кажется, Вы устали с дороги? — Юнги насмешливо ухмыльнулся, видя разъяренного собеседника. — Себа́стьян, проводи гостя в его комнату.       Дворецкий почтительно поклонился и почти насильно увел мужчину из зала. Граф сделал особый знак прислуге, означающий, что в дальнейшем ситуацией заведовал мажордом, и скучающе посмотрел на пирожное. Он не любитель сладкого. С коротким вздохом положил десертную ложку в тарелку и отправился к себе вместе с угощением. Чимин наверняка места себе не находил. Весь день метался в панике.       Мужчина ничуть не удивился, найдя юношу в своей комнате. Его всегда неосознанно тянуло сюда в поисках защиты. И в этом была определенная логика: в господские покои доступ был закрыт почти всем. Но все же он прогадал с его состоянием. На сладость он даже не взглянул, все сильнее прижимая к себе подобранные к груди колени. Такой душераздирающе жалобный и обреченный взгляд поднялся на графа. Он не плакал. Но выглядел как ложно осужденный перед казнью.       — Завтра мой последний день здесь… Да? Я бы хотел запомнить твою ласку… И нежность, — юноша грустно улыбнулся, заглядывая в кофейные глаза и не находя там ответа на свой вопрос. — Можешь оставить на мне новые следы? Прошу…       Граф коснулся подбородка, притягивая его к себе, в попытке отвлечь от всего происходящего и дать необходимую уверенность в своих намерениях. Юноша послушно встал, с упоением ощущая предельную близость и тепло. То что нужно для красивого прощания.       — Тебя никто не заберет, — тихий шепот на ухо, и мягкий поцелуй на нежной коже шеи. — Но я готов каждый день оставлять на тебе метки. Мой.       Чимин закрыл глаза, укладывая ладони на плечи. Кончик носа аккуратно рисовал свой особый узор на его коже, плавно поднимаясь выше. Сладкий успокаивающий поцелуй.       — Я так устал это повторять, — мужчина провел языком по пухлым губам, будто собирая с них томный вздох. — Ты только мой. Доверься мне. Малыш.       Чимин расплылся в улыбке. Настолько близко, что он мог разглядеть каждую полосочку на радужке глаз, отблеск каждой свечи, которую он зажег, и отражение ресниц в блике. Красиво. Безумно красиво. Цвет то превращался в угольно-черный, то отдавал янтарем, то был похож на рассветное солнце, то таил в себе теплую ночь. Он любил эти переливы. Они сводили с ума, заставляя тонуть в глубине безвозвратно.       Рубашка соскользнула с плеч, и он помог ей осесть на пол. По его красивому торсу тут же прошелся жадный, голодный, но до одури мягкий взгляд. Теплые руки сильнее сжали талию. Юноша прогнулся в спине и наклонил голову, подставляясь под сладкие губы, оставляющие после себя наливающиеся сине-бордовым метки. Первую пару дней будет побаливать. Совсем чуть-чуть, как жгучее напоминание. Довольно заурчал, почувствовав под собой мягкий матрас, на который его повалили. Юнги привычно улыбался в поцелуе, попутно стягивая с него шорты. Скинул пиджак и замер, разглядывая чужое тело. Россыпь почти прошедших засосов. Пара синяков на ногах и царапин на руках, свидетельствовавших о неуклюжести парня. Наклонился, проходясь языком по молочной коже, что тут же пошла мурашками. Коснулся губами шрама в виде сердца. Юноша вздрогнул, но тут же снова расслабился, зная, что боли не будет. Не с Юнги.       Мужчина провел ладонями по бокам, завороженно разглядывая плавные изгибы. Он действительно похорошел. Стал спокойнее. Доверчивее. Смелее. Он часто улыбался и так очаровательно краснел. Стал крайне милым неженкой, которого всегда хотелось расцеловывать.       — Ах! Мне щ-щекотно! — тихо захихикал Чимин, когда Юнги спустился поцелуями на ребра. — Ну переста-а-а-ань! Не там.       Юноша слабо дергался в шуточных попытках сбросить с себя графа. И при этом широко улыбался, иногда роняя короткие смешки. От неловкости запускал руку себе же в волосы, чуть оттягивая и тут же рассыпая пряди, как песок. Хватал и комкал края одеяла и подушек, а после так же выпускал, страдая от безысходности своего положения.       — Такой красивый, когда смеешься, — мужчина тепло улыбнулся, целуя в щеку, и остановился, разглядывая румянец.       — Не делай так, — Чимин обиженно надул губки, стараясь выглядеть хоть немного серьезно.       — Почему же? — мужчину откровенно забавляла его реакция на такое простое действие.       — Это слишком… Неловко…       — А раздвигать ножки — нет? — по-лисьи ухмыльнулся граф, наклоняясь к уху и прикусывая его, чтобы потом еле слышным игривым шепотом добавить: — Шире, малыш, — тихо засмеялся, целуя в губы. — Вот так. Молодец.       Оставил еще несколько меток на изящном теле, после без слов приглашая смочить пальцы слюной.       — Они красивые… — завороженно пробормотал парень, умело принимая первые две фаланги.       — Тебе нравится? — Юнги вскинул бровь, впрочем, не сильно сомневаясь в ответе.       Чимин на это согласно замычал. Прикрыл глаза, стараясь доказать это еще и делом. Брал на всю длину, старательно вылизывая. А Юнги лишь ухмылялся. Куда тут денешься, когда такие пухлые губы ведут себя столь пошло? А внутри мокро и жарко. Ему снесет крышу. С каких пор он такой смелый и решительный? Так громко причмокивал. Доводил себя до дрожи. Начинал задыхаться. И явно наслаждался процессом.       — Встанешь на четвереньки? Я хочу видеть, как ты это делаешь.       Юноша кивнул, выпуская пальцы. Незамедлительная реакция, и он перевернулся, ложась грудью на кровать и чертовски сильно прогибаясь в спине.       — Течешь, — заметил Юнги сочащийся смазкой член, обводя по кругу и смазывая вход. Парню уже не терпелось. — Хочешь, да?       Задушенный ответ и… стон. Сладкий, болезненный, даже немного хнычащий, но он продолжал подставляться под властные движения. Вперед. Назад. Смял одеяло, пряча лицо. Снова вглубь. Граф засмотрелся. Юноша слишком хорошо принимал для правды. Два пальца. Хруст поясницы. Разъезжающиеся в стороны колени. И мысли, которые уже никак не собрать в кучку. Слабый шлепок, и Чимин задушил в себе особенно громкий стон. Его ягодицы сминали, целовали, облизывали и кусали. Он уверен, завтра и там появится несколько отметин. То, что он хотел.       — Больше… Хочу…       — Потерпи еще немного. Тебе же будет больно.       Юнги впился поцелуем между лопаток. Нежно гладил языком кожу. Намеренно задевал зубами. Так старательно засасывал, что юноша почувствовал себя безвольной лужицей в чужих руках и сорвался на стон. Еще созвездие следов по всей спине. Перекаты мышц в этом хрупком и уязвимом теле. Восхитительная задница, на которую уже давно стоял. И усугубляли положение эти вечно заломанные бровки. Он не мог на них не смотреть. Выглядело так мило и невинно, что шло вразрез со всем остальным.       Мужчина спустил штаны, чувствуя долгожданную свободу. Сделал последние движения, где-то глубоко внутри, задевая простату. Юноша огорченно вздохнул и призывно вильнул задом, ощутив пустоту. Собственное болезненное возбуждение он умело игнорировал. Сейчас главное — сделать приятно графу, сам он еще получит свое. Сочащаяся смазкой головка совсем близко. Он буквально ощущал ее ауру. Всего одно движение назад — и она внутри, а Юнги глухо простонал.       Его много раз ставили в такую позу в борделе. Он наизусть знал, как стоило двигаться, чтобы мужчине снесло тормоза. И под каким углом задеть свою чувствительную точку. Смазанное мычание. Сильные руки на бедрах, уже лично управляющие процессом. И Чимин сдался, подчиняясь медленному темпу, с каждым новым толчком выбивающему из легких воздух. Громко стонал, оповещая об получаемом удовольствии и зная, что этим только подливал масла в огонь. Юнги впивался в нежную кожу короткими ногтями, срывался на быстрые движения, но после снова заставлял себя растягивать минуты блаженства.       — Юнги… Пожалуйста… — проскулил юноша, чувствуя настолько крупную дрожь в ногах, что удерживать равновесие и дальше, даже с опорой на чужие руки, представлялось невозможным. — Юнги… Юнги… Юнги…       Вновь оказавшись на долгожданной поверхности, он тут же потянул к мужчине руки, обвивая шею, беспорядочно и сбивчиво шепча его имя.       — Устал, малыш?       Граф сделал несколько размашистых движений по стволу его члена, прежде чем юноша запачкал свой живот белесой жидкость, уже привычно громко вскрикнув на пике удовольствия. Юнги замер. Собственный оргазм совсем недалеко — всего пара взмахов бедер и вот он, но если он сейчас будет излишне быстр, парню под ним будет больно или как минимум неприятно. Томительное ожидание, которое он занял вылизыванием чужого рта вдоль и поперек. И постепенно растянутые стенки стали расслабляться, позволяя аккуратно выйти.       — Я помогу! — и неизвестно как что-то соображающий после оргазма Чимин принялся надрачивать в ответ, не успевшему даже среагировать на это мужчине.       А Юнги… Юнги вынесло буквально с того, как правильно эта маленькая ладошка смотрелась на его достоинстве. С трудом удерживая себя от падения, кончил с громким, непривычным для себя, стоном. Кажется, он все же перенял что-то от него. Прижался лбом к нему, вслушиваясь в сбитое, усталое дыхание. Беспорядочная череда мокрых поцелуев на шее, вызвавшая что-то очень похожее на мурлыканье. И в самом деле юноша сейчас был похож на большого кота, стащившего с кухни сметану. Такие же прищуренные от удовольствия глаза, абсолютно наглая, но приятная улыбка и раскинутые в стороны лапки, потому что лень. Чимин потянул к себе испачканную руку, начиная старательно вылизывать. Ей богу кот со сметаной. Только… Развратнее.       Юнги отвернулся, пряча улыбку. И нужно все же сходить за платком, пока это нечто в самом деле всего себя не вылизало. (В его гибкости он не сомневался.) И ведь смотрел на него еще такими невинными глазами, будто вовсе и не он сейчас с упоением проходился языком по собственным пальцам, собирая чужую сперму.       Граф забрался на его бедра, начиная вытирать торс намоченным платком. Юноша же с благодарностью и неким смущением, присущим, по замечаниям Юнги, лишь ему, принимал ухаживания. Вроде просто и банально, но все же приятно.       — Нужно погасить свечи, — прокомментировал свое действие мужчина, выбираясь из кровати и откидывая испачканный платок куда-то в сторону ванны.       — Я помогу! — тут же оживился Чимин очередным рвением с такой же фразой, хотя буквально минуту назад казался либо до невозможного уставшим, либо и вовсе спящим.       На долю секунды скривившись от неприятных ощущений, уселся, быстро озираясь по сторонам. Тут же спрыгнул и будто играя в игру «кто успеет затушить больше свечек» пронесся по комнате, не церемонясь и задувая где по две, где по три свечи сразу. К слову, разобраться разом с пятью, как он ни пытался, не вышло ни разу. Только один раз четвертая свечка немного поугасла, но тут же загорелась снова, получая в свой адрес обиженное «фырк».       Под одеяло юноша позволил себе залезть только после негласного разрешения графа. Невинно и даже умоляюще посмотрел в глаза, которых почти не было видно в темноте, и уложил голову на грудь, притираясь как можно ближе. И только он начал проваливаться в сон, как в коридоре послышались громыхания и крики. Он сонно и боязливо поднял голову, поворачиваясь в сторону двери. Скоро шум перебрался в его комнату, а оттуда уже к боковой двери в господскую. Совсем близко. Выкрики стали хорошо различимы, а удары кулака грозились сломать ни в чем не повинную мебель.       — Спи. Все хорошо, — прошептал граф, укладывая его голову обратно и зарываясь пальцами в волосы, чтобы начать их перебирать в успокаивающем жесте.       Спокойные и чинные шаги дворецкого. Какая-то его настойчивая просьба, что была слышна не так четко, топот еще нескольких слуг, и шум стал удаляться, а потом и вовсе стих. Все же дверь была заперта не зря. Несколько движений головой, никак не связанных с поиском удобной позы, но очень похожих на то, как кошки оставляли свой запах, помечая территорию. Он готовился прощаться. Поэтому ластился как в последний раз.