Фарфор, осколки и дым

Газы заполняют всё доступное пространство, весь предоставленный им объём. Чи с неким удивлением находит в бельевой корзине среди своих белых рубашек огромную, будто парус, черную футболку. Он зачем-то оглядывается и разворачивает её. Запах приятного лосьона обвивает странный крест. Рамштайн. Он с улыбкой вспоминает пение в душе. Музыкального слуха совершенно нет, но то, с каким чувством и силой произносят эти рычащие звуки, ммм… Чи, хитро прищурив глаза, сминает ткань и закидывает в машинку. А на стеклянной полочке лежит зубная щетка и резинка с ниточками светлых волос. Молекулы газа движутся совершенно хаотично, движения их предугадать невозможно. Они сидят в комнате. Какая-то глупая голливудская лабуда, но он увлеченно смотрит, изредка вздрагивая и вздыхая. Чи разлёгся на коленях у него, разглядывает цветные тени пляшущие на бледном лице. Они так изящны. Как шёлк, струящийся по острым плечам. Чи вспоминает свой маленький эксперимент. Улыбается мечтательно и думает: «Неплохо было бы подарить ему шёлковый халатик, красный как горячая кровь, раз уж приглянулся…» Комната. Блестящая ткань струится. Тонкие пальцы робко хватают её. Укутывается. Жидкий огонь льётся с плеч, с локтей, покрывая талию и бедра. Он уселся на диване, поджав ноги, корча рожицы в черное зеркало экрана телевизора, не замечая прожигающего взгляда… «Хочу хлеба. Черного. Хлеба с солью или, нет-нет, с маслом…» Чи удивлено смотрит вверх: он не поворачивает головы, будто это и не он сейчас разрушил взрывы и погони, будто это лишь мысль, каким-то невообразимым образом спроецировалась ему на подкорку. — Что?.. Чи пытается понять, где реальность, где иллюзия. Дым отравляет: из-за него появляются восхитительные галлюцинации… Газы легко сжимаются. Чи помнит: он страдает бессоницей. В одну из их ночей матрас возле остыл, оставляя его неуловимый запах. Он сидел на узком подоконнике, а внизу шумела улица. Он был слабым маленьким пятном посрежи огромного мира, будто осколок огромной фарфоровой вазы… Он смотрел в бездну, и Чи по-настоящему испугался. Подбежал сзади, буквально стащил его. Мужчина чуть ли не кричал, он же в недоумении пребывал не долго — весь сжался под возмущениями и поймал его ладонь. От мягкой руки тянуло запахом розового масла и он зацелововал её: от ногтей до костяшки на запястье, все шепча: «прости, прости, только не кричи…» Мужчина удивленно смотрел на эти безумные поцелуи и испуганый взгляд. Смотрел и ужасался самому себе… Чи сжал его в удушающие объятия. Ромашковый чай стал обязательным пунктом их вечеров. Растояние между молекулами газа… Мужчина сидит на кухни, перепроверяя таблицу в Экселе, когда слышится скрежет ключа, шуршание водонепроницаемой ткани, застегивание молнии. Он удивленно вскидывает голову. Щурит глаза: офисная работа слепит его сильнее метанола или курения. Парень натягивает обувь и спешит открыть дверь — сбежать– пока, как он думает, Чи полностью увлечен работой, таблицами, графиками, растущей экономикой и прекрасным торговым балансом, паритетом покупательской способности и новых открывшихся тысячей кустарных мастерских… Он делает выдох. Он прощается. Так сложно сказать другим, особенно себе: «пока…» Ничто, особенно хорошее, не может происходить вечно. Ему ли не знать?.. Только поверишь, только отогреешь заледенелое сердце, как слышишь лай призрачных псов… Его всегда используют: друзья, «коллеги», кумиры, семья, дети… он и рад использоваться, чувствуя извращенное удовольствие от кровоточащих костяшек и разбитых губ, от синяков по всему телу и морального уничижения… Тогда и всегда его отношения какие-то неправильные и уродливые, будто сбежавшие из рядов заспиртованных уродцев Кунтскамеры. Он рад обманываться, но холодный взгляд из зеркал поутру ему говорит: «Мы устали ото лжи». По утрам в зеркалах живет кто-то совершенно иной: уверенный в себе, харизматичный, с уверенным голосом и холодным расчетливым умом, — он укоризненно качает головой, безразлично смотрит, обжигая, подает маску, завязывая ленты на затылке… — Руру, ты куда? Черт! Черт, черт, черт! Парень опускает плечи и прислоняется лбом о холодную дверь. — Тебе какое дело… Грубость. Правильно, отгоняй колючками, будто кактус. — Я чувствую твой запах, диди. Это то, о чем я думаю? Отвали, уйди, давай забудем обо всем что было, я, мы не готовы к этому… — И? Мужчина перехватил узкое запястье: кости затрещали. Он приподнял бровь. Парня перед ним лихорадило, трясло. Идиот. Какие же они идиоты. — Гаммы изменяют свой пол в зависимости от окружения: благоприятны ли условия или нет. Парень закатил глаза и резко вскинул голову. Среди ткани скользнуло белое пятнышко нежной кожи. — Благодарю что ознакомился с учебником по биологии! Чи как-то нежно, но изучающе взглянул снизу вверх. — Ты захотел быть рядом со мной омегой? Парень вспыхнул, нахмурился, опустил взгляд. — Это не так работает. Я последовательный гермафродит. Это зависит от цикла… — Сейчас ты омега. И сейчас у тебя будет течка. Губы сжаты в тонкую полосочку. Виден край острого зуба. — Отвали. Не хочу об этом говорить. И вообще отпусти мою руку. Я сейчас из-за тебя опоздаю на самолёт! Чи все также держит, пусть и слабее. Пальцами проводит по вспотевшей ладони, сжимающей лямку рюкзака. — Мы делили ложе и не один раз. Мы проводим почти все время вместе. Мне хорошо возле тебя. Тебе хорошо возле меня. Ты, о Великий Лун-Ван, был рядом со мной, пока я был подобен монстру! Ты чувствовал мой личный, ПЕРСОНАЛЬНЫЙ запах! Так почему же ты, джутоу! Мужчина отпустил его руки, свел брови, становясь по-настоящему грустным и несчастным. — Я… Мне лучше уйти, правда… Чи молчит. Он замолчал. Молчит компьютер. Пока молчит чайник на плите. В коридоре тишина. Она вязкая и удушающая, режушая осколками легкие изнутри. — Ты мне не доверяешь? Ты не считаешь нас чем-то большим? Росс опускает руки. Дышит шумно и глубоко. Ему жарко, от куртки ли, от приближающейся похоти ли?.. — Я… Ничему нельзя доверять до конца. Не это ли ты говорил? Но знаешь, я хочу тебе верить… Мужчина медленно растегнул объёмную куртку, скрывающую осколки в клетке рёбер. Не встретив сопротивления, снимает с него рюкзак, растегивает куртку, стягивает шапку… — Так доверься мне! Речи сладкие, речи искушающие, речи опутывающие… Туман в глазах… Что ж, нельзя прятаться от всего, не так ли? Нельзя скрыться от себя, не так ли? Парень жмурится. Вновь он позволяет себя использовать. Скидывает обувь. Чи удовлетворенный решением улыбается. Стоит перед ним и галантно помогает снять куртку. Обхватывает ладонями красное лицо: щеки горят, по коже стекает пот. Мелкая дрожь. Запах огуречного лосьона свеж, ободряющ… Воинственная нация и тает от ласки словно снег… значительно превышает их размеры…