Et circulos est novem infernum

21 апреля Время переоценено Когда открываю глаза, то на секунду кажется, что я ослеп. Властвовавшая в моей голове чернота не хочет покидать престол и заслоняет собой глазницы. Из-за страха незрячей судьбы дергаю головой, и весь диаметр зрачка обжигает гнилой серо-белый свет лампочки на потолке. Я вижу. Счастье-то какое, прости господи. Во рту пересохло, ужасно тянет всю правую сторону лица. Напрягаю горло и щеки, сгоняя немного слюны, и морщусь: левая щека противится тупой болью, к ней сразу же подключаются зубы, ноя в своих гнездах как рой подыхающих ос. Перед глазами всплывает удар, но тогда он не казался мне таким пиздецки сильным, титаническим. Вероятно, сейчас на скуле цветет синяк средней степени фиолетовости. Боже, главное, чтоб зубы выдержали, проебать их будет ужасно. Пытаюсь отвлечься от боли, и вкусовые рецепторы сообщают, что у меня полный рот разжиженной крови. Хочу сплюнуть, но для этого нужно поднять голову, а у меня нет ресурсов для такой нагрузки. Сглатываю соленую тягучую воду с примесями алых шелушек и влажным языком провожу по губам. Ближе к уголку рта нащупываю сухое растрескавшееся плато, отдающее металлом. Теперь ясно, что лицом я благополучно лежу в луже собственной крови, от того и стянутость кожи. Превосходно, блять. Ладно, харе лежать, пора двигаться. Итак, поворот н-АРГХ, БЛЯТЬ, ПИЗДЕЦ! Грудная клетка. Что-то, сука, с грудной клеткой, господи. Ребра. Похоже на то. Блять, БЛЯТЬ. Я ХОТЕЛ СДОХНУТЬ БЫСТРО, СЛОМАННЫЕ КОСТИ НЕ ВХОДИЛИ В ПЛАН. О БОЖЕ, БОЖЕ, ГРРРРА-Х, ММммммх, мх, м ох Тихо, тихо. Все хорошо, не двигаться. Оценить. Оценить ущерб. Справа начинает инфернально полыхать при любом движении, при вдохе-выдохе. Сука, агх, бля. Боже. Так. Ничто не тыкается в легкие, это хорошо, это замечательно, значит, не смещено, значит, не перелом. Только трещина. Уже лучше. Этот сценарий проще. Заебись, зарастет. Жить буду. Жить буду? Че бля? Сука, ну что я, блять, такое. Изучая тело легкими касаниями, пальпируя, понимаю, что других страшных травм нет. Что-то ноет внутри, может отбита печень, похуй. Это пройдет. Главный геморрой - ребро. Ребро надо стянуть. А чем? Я, блять, лежу на грязном полу в подвале, в полном одиночестве, я даже встать сам не смогу. Да что уж, даже ползти вряд ли получится. Сука, сюда спускаются только ебанутые псины Кэмерона, чертова ублюдка, господи. Я... Сбоку шуршит тьма. Тянусь рукой и натыкаюсь на тепло. Что-то мягкое размеренно пульсирует, выделяя немного жара. От моего неловкого тыканья живая материя двигается, утекая дальше, но через секунду над лицом нависает бледная ангелица. Красивый лик оскверняет темно-синее пятно, желтое, как горчица, по краям. Глаза, огромные, испуганно смотрят мне в душу, как ментальный рентген. - Блез, боже, прости меня! Я уснула! Мне жаль, как ты, как ты себя чувствуешь? На выдохе шиплю, еле цедя воздух: - Просто замечательно. Она сострадательно тянет руку к моей груди, но я перехватываю запястье. - Ребро треснуло. Нужна перетяжка. - Черт побери! Блять, это... это все моя вина, нет, нет, нет, - сверкающие в порченом подвальном освещении слезы набухают на ее ресницах и скатываются бриллиантовыми реками. Кайл сжимает голову острыми тонкими пальцами и склоняется к коленям. Я слышу, как она плачет, тихо, редко дыша. Хочу сказать, что все хорошо, но она не услышит мое сипение. Спустя пару мгновений Дюно выпрямляется. - Тебе нужно наверх. Вместо кивка моргаю. Нужно поберечь силы. Сейчас будет пытка подъемом, мне нужно это вынести. Она наклоняется к мне, а я сцепляю руки в замок вокруг ее шеи. Командная работа. Жаль, что мы проигравшие. - Ты готов? - На счет три. Раз... Ой, сука, я не готов. - ...два... Блять, это больнее, чем роды? - ...триааАААААААА ААААААА АААААА ААААА А МММММХ, ММ, ММММ, ГХХХ, НЕТ, НЕ БОЛЬНЕЕ, НО ЕБАНЫЙ РОТ, БОЖЕ. - Прости, я не хотела, Блез. Сжав челюсти, мотаю головой, как бы говоря "нет, это не ты, просто тут ебучая боль, которая со всей дури херанула меня копьем под дых". Но Кайлин продолжает: - Я не об этом. Я не хотела, чтобы все в принципе так получилось. Шумно судорожно выдыхаю носом и смотрю на нее. Стараюсь вложить во взгляд все остатки мягкости. Не знаю, вышло ли, но она отворачивается. Опираюсь на свою подругу и делаю пару неуверенных шагов. Терпимо. Могло быть и хуже. Медленно, но верно, мы с Кайл движемся к лестнице. Сейчас начнется наше мучительное восхождение обратно к свету. *** Освещение меняется по ходу нашего медленного подъема, и кофейный теплый свет из коридора первого этажа мягко вырывает нас у белесого мерцания подвала. На последних ступенях чувствую себя так, словно меня переехал грузовик, но останавливаться нельзя, это сожжет все остатки моей энергии, а получить ебучий паралич воли и тела я не могу. Хочется посмотреть на лицо Кайл, потому что она тянет меня на буксире со скоростью улитки с материнской заботой, но я и так знаю, что увижу - решительную сосредоточенную мордашку и пыльные дорожки слез на ней. Когда мы наконец переходим грань между серым и бежевым, я чувствую ослабление ее хватки и опираюсь на дверь. Дюно тяжело дышит, она не привыкла к таким нагрузкам. Хотелось бы извиниться перед ней за это, но в горле пересохло, просто не могу выплюнуть ни слова. Ноги трясутся, все силы уходят только на то, чтобы не упасть, мысли топчутся вокруг идеи, что в случае падения мое ребро может отколоться и войти в легкое. А там дальше как воздушный шарик, пшшшшшшшшшшш... Кайл сидит, привалившись к стене спиной. Ее острые коленки возвышаются как две горные вершины под бело-синим снегом, одна из которых извергается лавой и грязью, видимо упала и рассаднила, когда ее ударили. Ударили. За тебя. До сих пор не могу поверить, что ей влетело, потому что она пыталась меня остановить. Пыталась остановить все это. Храбрая мышка, пошла против целой своры ублюдков, чтобы защитить меня. Теперь я у нее в долгу, а даже не знаю, чем мне платить. Чем я могу помочь этой девочке? Все, что я делаю тут - попадаю в неприятности. Вброшен в игру, правил которой не знаю. Она более опытная тут, своя, и этим пытается меня уберечь. Как я могу оплатить такую услугу? Это все равно, что пытаться благодарить обучающий уровень в игре - когда и умереть не позволяют, и все разжевывают по пятнадцатому кругу. Эх, Кайл, обучалочка моя, прости. - Надо же, кто вылез на свет божий. Голос, похожий на шелест крафтовой бумаги, вырывает меня из оцепенения. Я устал удивляться, поэтому просто поворачиваю голову на Ганзу, стоящего в паре шагов от меня. Но стоит мне только открыть рот, чтобы просвистеть хоть что-то, как на Клетуса налетает бело-чёрный вихрь ненависти и яростного возмездия. - КАК ТЫ ПОСМЕЛ ТАК ПОСТУПИТЬ С НИМ, УБЛЮДОК, - бледное лицо искажено невероятной злобой, оскал зубов под галогеновой лампой сияет, словно сам и источает этот свет, а слезы размазаны по щекам, смешавшись с грязью и трухой. Она выглядит как скифка, как настоящая степная воительница с черными перьями в волосах, которая уничтожит любого на своем пути. Буря в поле, неудержимый торнадо. Но вся ее сила, огонь и пыл разбиваются о ледяное спокойствие начальника. Она подскочила к нему, взметнув облако пыли, но на тонком лице панка не дрогнул ни один мускул, как и не колыхнулся ни один волос, хотя, думаю, тут дело в геле и лаке. Он мог бы осадить ее, влепить пощечину за оскорбление или как-то иначе пресечь такой маленький бунт. Но его лицо лишь становится чуть мягче и, я не уверен, участливее (?), и Ганза проводит согнутым пальцем по сине-желтому синяку. - Кто тебя ударил? - НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ, ГОВНЮК, И МНЕ НЕ НУЖНА ТВОЯ ЖАЛОСТЬ, ТЫ ВИНОВАТ ВО ВСЕМ! ВО ВСЕМ ЭТОМ! - Я узнаю у собак, кто ударил тебя и разберусь. Насилие в этом доме только для тех, кто его выбрал. - ХВАТИТ ИГРАТЬ В ЗАБОТЛИВОГО ПОПЕЧИТЕЛЯ, ТЫ ЗАЕБАЛ МЕНЯ ЭТИМ! ПОСМОТРИ НА БЛЕЗА, НРАВИТСЯ? ВОТ ЧТО ТЫ НАТВОРИЛ! ТЫ С САМОГО НАЧАЛА ЗНАЛ, ЧТО ТАК БУДЕТ, ПРАВДА, УРОД? ТЫ ЗНАЛ, ЧТО ВСЕ ЗАКОНЧИТСЯ ПОДВАЛОМ, И ДАЛ ЭТОМУ СЛУЧИТЬСЯ! И НЕ УВИЛИВАЙ, ЕБУЧАЯ КРЫСА! ВСЕ И ТАК ЗНАЮТ, ЧТО ЖИЗНИ ЛЮДЕЙ ДЛЯ ТЕБЯ НЕ ОЧЕНЬ-ТО МНОГО ЗНАЧАТ! НО ТУТ, ТУТ, ЕСЛИ ТЕБЕ ТАК ХОТЕЛОСЬ МАКНУТЬ МЕНЯ В ГРЯЗЬ ЛИЦОМ, МОГ БЫ СДЕЛАТЬ ЭТО НАПРЯМУЮ, А НЕ ИСПОЛЬЗУЯ ДРУГИХ! - ее крик несется, вероятно по всему дому, и мне кажется, что Ганза слышал только половину этого монолога, потому что, скорее всего, оглох еще до предъявления обвинений. Я никогда раньше не видел, чтобы человек так стойко переносил прямо в лицо оры и брызги слюны. Клетус бесстрастно стоит прямо перед самим демоном ада, баньши, и просто ждет шанса ответить. - ТЕБЕ ВСЕГДА НРАВИЛОСЬ ПОРТИТЬ МНЕ ЖИЗНЬ, ЧЕРТОВ МУДАК, И ЕСЛИ ПОСЛЕ СМЕРТИ И ЕСТЬ ЧТО-ТО, Я НАДЕЮСЬ, ТЕБЯ ПОМУЧАЮТ ЗА МЕНЯ. Тишина опускается на коридор пуховым одеялом, но воздух еще звенит, как и эхо из открытого подвала. Я вишу на двери, боясь вдохнуть лишний раз, потому что то, что сейчас происходит, сравнимо только с Хиросимой и Нагасаки. Это война, которая длится годами, и кульминация этой битвы происходит из-за меня. Я катализатор. А катализатор сгорает первым. Понятия не имею, что между этими двумя. Меж строк Кайл понятно, что они знакомы давно, ее свободный тон, обращение на ты, хотя он явно старше... Он не подходит, чтобы быть любовником, да и не думаю, что она так искренне костерила бы своего мужчину. Хотя, кто знает людей? Может, он ее давний друг, или наставник, ничего не понятно. Ганза наконец вдыхает носом, отчего крылышки чуть расходятся в стороны, и своим тихим голосом произносит: - А что я, по-твоему, должен был сделать? Дюно не была готова к встречному вопросу, это ясно. Она словно сдувается, как рыба-еж, но быстро собирается и тихо, но с достоинством, отвечает: - Не допустить этого. Не допустить подвала, кретин. - Каким образом? Запретить тебе ромб? Ты бы меня не послушала, и все равно бы потащила его туда. Сесть и следить, кто сколько накидался? Мне что, делать больше нечего? Или ты хотела, чтобы я один героически преградил в дверях дорогу двадцати с лишним обдолбышам, которые слывут здесь абсолютно отбитыми на голову уродами с неконтролируемой агрессией? - под градом этих слов сова сжимается, и я вижу, как начинают трястись ее руки. - Как я должен был остановить этот заводной апельсин? Я не самоубийца, детка, и не собираюсь умирать сейчас, у меня слишком много обязанностей перед общиной и клиентами. А вот тебе, девочка моя, наоборот стоило подумать своей хорошенькой головушкой чуть подальше, чем на пару минут, и иметь в виду такой вариант развития событий. При условии того, что он был, фактически, единственным. Я предупредил тебя, что нужно брать ответственность за свои поступки. И ты, крошка-бунтарка, хамовато сказала, что все схвачено. Вот результат. - Его ладонь указывает на меня, отчего я невольно вздыхаю и сразу же кривлюсь, добавляя лишнего драматизма ситуации. - Но... - Что "но"? Ты давно в этом доме и прекрасно знаешь, что за силу имеют наркотики. Я не бог, Кайлин, и не могу мановением руки решать все проблемы. Я человек, а у некоторых веществ есть побочки, против которых все человеческое - просто ничто. Кэмерон и его братва - стихия, которую невозможно обуздать никому. И это знает каждый в этом отеле. Кроме тебя, похоже. Она молчит, но не нужно быть доктором Лайтманом, чтобы понять, что она раздавлена. Он уничтожил ее слепой накопившийся гнев четкими фактами, как судья, зачитав приговор. Не могу просто стоять и смотреть и, поборов боль, выдыхаю: - Их никто... не смог бы... остановить. Я сам... чувствовал это. - Да, свечка. Люди под кокаином падки на желания, может, тебе нужно было выплеснуть гнев, кто знает. Но вот последствия не всегда так просты. Что у тебя? - Ребро треснуло... думаю. Клет пожимает губами: - У меня в кабинете есть бинты и фиксаторы, идем. Кайлин, помоги нам. Ганза дает мне опору, свое предплечье, и уводит вперед, по коридору. Оборачиваюсь и вижу Дюно, скорбно плетущуюся за нами, плакальщицу или школьницу, отчитанную за двойку. Мне безмерно жаль ее. И потому, что она всего этого не хотела, и потому, что он прав. *** Честно говоря, сказать, что я был в ахуе с кабинета Ганзы - это ничего не сказать. Как только мы подошли к ничем не отличающейся от остальных двери, у меня закралось подозрение, что я примерно представляю, что там увижу: строгие темные тона, с несколькими яркими акцентами, холодную роскошь и безукоризненную, агрессивную чистоту. Этакое ложе босса мафии. Но, когда дверь распахнулась перед моим носом, все слова напрочь вылетели из головы. Комната Клетуса Ганзы, в которой он, видимо, жил на полупостоянной основе, просто ослепила меня детским, цыплячьим желтым. Обои, явно в состоянии, подходящем для нормального жилого помещения человека с хорошим достатком, были поклеены с профессиональным умением и любовью, претендуя на уровень евро-ремонта. Но одними стенами атмосфера не полнилась, потому что взгляд сразу же переключался на интерьер: небесно-голубой диван и остальная мебель, подобранная в пастельных цветах от розового до сиреневого, создавали явный диссонанс с образом директора отеля, стоявшего в центре этого кукольного домика в берцах. Пока я пытался обработать эту информацию, Ганза никуда не торопился. Подминая армейками нежно-розовый пушистый ковер, он серьезно вглядывался в углы комнаты. Наконец, его лицо просветлело и случилось то, что окончательно нарушило баланс моего восприятия: из-за угла дивана, переваливаясь на крохотных лапках, выбежал крошечный котенок. Серо-белый комок шерсти целенаправленно двигался в сторону Клета, и тот присел на корточки, чтобы погладить тихо мяукающее создание. - Ну что, крошка, соскучился по папочке? Он поднял кота на руки и пересадил на диван. Проплывшая мимо меня призраком Дюно уселась туда же и рассеянно провела по шерсти лезущего на колени котенка, что-то шепнув. - Не висни, свечка. Иди сюда. Ганза вытащил стул из-за своего стола и стукнул по нему ладонью. Спустя пару минут поиска по ящикам, он повернулся ко мне с рулоном бинта. - Обмотаем тебя, не парься. Оказалось, Ганза был весьма неплох в подобных делах. Он не спросил у меня ни единого совета, как у врача, и работал настолько уверенно, что я не удержался и, как только он завершил повязку, сдался: - Сколько панков до меня тебе приходилось латать? Розововолосый выпрямился и хотел было сложить руки на груди, но кот полез вверх по его брюкам, поэтому Ганза взял животное. - Не так уж и много. Они редко попадались среди моих пациентов на скорой. Не поверив ушам, я выразительно взглянул на него, и тот мельком улыбнулся - Я был медбратом, до того, как основал все это. - Нихуя себе, кто бы знал. Почему бросил? Ганза перевел глаза на зеленые часы из Икеи, почесывая котенка. - Разочаровался в лечении. Это не то, что я люблю обсуждать. А сейчас, - он передал засыпающего малыша Кайлин, - прошу меня извинить, времени уже много, а дел еще больше. Вы пока посидите тут, с вас не убудет. Начальник быстро направился к выходу, поэтому я бросил ему вслед довольно скомканное "спасибо". На это он обернулся у двери и ответил: - Не благодари. В мою работу входит базовая забота о клиентах. С этими словами он бесшумно выскользнул за дверь, оставив нас один на один с сопящим животным. *** - Охуеть. Единственное, что я могу выжать из себя в данный момент. Более емкого слова, чтобы описать все произошедшее у меня просто нет. Я до сих пор не особо верю, что эта комната и последние полчаса реальны. В надежде найти хоть какое-то подтверждение этому цирку, смотрю на Кайл, но она глядит на котенка, спящего на ее коленях. Я не сразу понимаю, что он нервно дергает ухом от того, что на него капают крохотные слезинки, слишком маленькие, чтобы разбудить, но достаточно большие, чтобы доставлять неудобство. Я хочу поговорить с ней, но не знаю, как начать, потому что тут нельзя ошибиться. Не хочу, чтобы ей показалось, что я тоже ее обвиняю. - Откуда кот? - пиздец начало диалога, но лучше издалека, чем в лоб. Она неопределенно пожимает плечами. - Подобрал где-то тут, недалеко. Выходил. Он любит животных. Вижу, как слеза снова катится по щеке. Черт, я не знаю, как вывести ее к моему вопросу. Ладно, стоит гнуть эту линию, раз уж начал. - Кто бы мог подумать, что он такой, верно? Я, честно говоря, хер бы предположил даже. - Клет отличается. Он... - ее лицо морщится, но Кайл справляется с собой и продолжает. - Он действительно верит в то, что помогает всем. Верит, что и мне помогает. А я... - очередная волна накатывает внезапно, и теперь сова не успевает взять ее под контроль. Хриплые рыдания и цунами из слез болезненной обиды, вины и самобичевания захлестывают импровизированную Канагаву. - А я видимо и правда слишком тупая, чтобы это понять! - Ох, Кайл, нет. Ты... Ты не глупая. Ты... В норме... Блять, я очень плохо успокаиваю, прости... - Нет, нет, - черная копна волос быстро мелькает перед глазами, пока она мотает ею из стороны в сторону, рассеивая капли, как газонный ороситель. - Ты не знаешь, какая я. Он прав, мне стоит быть благодарной хотя бы за это. Если бы меня тут не было, вероятно, сейчас я бы уже сдохла где-нибудь в грязной подворотне, обколотая каким-нибудь ужасом. Я никогда не умела выбирать друзей, постоянно бегала со всякими мутными типами. Я, блять, не знаю, где были мои мозги, и почему они отключались тогда, когда я выходила на улицу. Клет хотя бы может контролировать меня здесь. Он всегда говорил маме, что присмотрит за мной, этим он и занимается. Сука, я - проблема, понимаешь? Никто не может меня терпеть, потому что я спонтанно веду себя как идиотка. Только благодаря ему я все еще жива, но по какой-то ебучей причине я ненавижу это. Может, у меня биполярка или шиза, я не знаю. Клет тратит столько нервов и времени на то, чтобы я не борщила с героином, чтобы была аккуратна, чтобы я была в безопасности, в порядке, а я... я... - белое лицо тонет в ладонях, откуда доносится хриплый, лающий вой. Пиздец. Все, время вопросов в лоб, я сдаюсь. - Ты... Вы... Кто он тебе, Ганза? Черные глаза поднимаются над влажными руками, все еще сочась водой, как старый мраморный фонтан в саду, чуть задерживаются на мне, и убегают в сторону. - Это... Я не должна была выливать на тебя это. Не забивай голову. Цык. Дверца захлопнулась. Что ж, может, когда-нибудь позже она решит раскрыться. Но понемногу пазл складывается, что не может не радовать. Спустя неопределенные минуты молчания, она тихо говорит: - Ты должен покинуть Отель. Кажется, я ослышался. - Что? - Отель. Ты должен уйти. Не особо понимаю и пытаюсь прочесть что-то на ее лице. Но маска безразличия уже плотно приклеилась к Кайлин, и она, не глядя на меня, продолжает: - Моя вина в том, что тебе больно и что так вышло. Ты человек, который еще может жить, я вижу, что ты не сдаешься. Не могу только понять, боишься ли ты умирать или же просто еще не готов уйти. Блез, - она поворачивается ко мне, и я вижу ее участливый взгляд, - у тебя еще что-то есть. Что-то хорошее, что поможет тебе встать на ноги. И главное, что ты сам еще не отпустил это. Возможно, тебе кажется, что мы похожи, но все иначе. Где-то на глубоком уровне я отвергаю то, что может меня спасти. Я бесконечно вру себе, что хочу уйти, что уйду, но нет. Этот дом я покину только одним способом, и чувствую, что уже очень скоро. Я не желаю тебе такой судьбы. Ты хороший человек, мистер Фостер. Просто потерялся в своих страданиях. Но что-то может стать твоим фонариком. Или кто-то. Перед глазами всплывает Альберт. Казалось бы, почему, но я понимаю, что он был на подкорке, в расфокусе все это время, незримо. Мысли о моем мнимом одиночестве и дружбе с Беккером смешиваются, формируя сложный, тяжелый для восприятия цвет. Я никогда не думал об Альберте как о том, кто действительно мог бы помочь мне. Он был лишь единственным коллегой, не отвернувшимся от меня. Возможно, даже любил, хотя, тут как посмотреть, мы только пару раз переспали, но кто поймет его, этого парня. От этих мыслей голова становится тяжелой, а комната схлопывается до маленькой точки перед глазами. Альберт - то, к чему мне стоит вернуться. Потому что теперь я вижу, что он делал все это время. Пытался меня лечить. Да, медленно. Да, неумело. Но от чистого сердца. Мой единственный друг, которому я даже не сказал "прощай", потому что считал себя обузой. Обузой для того, кто на самом деле видел меня ценностью. Точка перед глазами становится мутной, потому что теперь я тоже плачу. Рот открывается сам собой, и я уже просто не могу удержать ни слова. - Когда от меня ушла жена, она забрала с собой сына. Бэт предлагала оставить его мне, но, ввиду скандала на работе и кучи проблем из-за этого, я отказался. Это был осознанный шаг, потому что я не смог бы дать ему должного внимания, и на фоне краха карьеры, и на фоне развода. Буквально за месяц у меня ничего не осталось. Ни уважения, ни репутации, ни семьи. Только друг... - Тот Альберт? - оказалось, она внимательно слушает. - ...да, тот Альберт. Ты права, у меня есть человек, кто может и хочет сделать мою жизнь лучше. Но я не могу вернуться. Не сейчас. - Поднимаю глаза, смотря прямо на Дюно. - Я не хочу, чтобы ты чувствовала одиночество, пока идешь к краю. Поэтому я останусь тут до конца. Бросить тебя после всего было бы предательством. Она потерянно отворачивается, не сказав ни слова. Замечаю, что бледные пальцы почесывают острыми коготками сгиб локтя в сине-черных дырочках. Я видел такое у многих других до нее. Предвестие ломки. Еще пара часов, и Кайл придется искать дозу. Героин не терпит отлагательств и требует свое в срок, причем жестоко. Тишину нарушает стук в дверь, и в комнату просовывается лохматая голова какого-то парня. - Эм, вам тут босс передал. Сказал, чтобы никаких лишних вопросов и, тем более, отказов. Типа, так надо, окей? Парнишка влетает в помещение как черно-серая молния, и спустя мгновение дверь уже хлопает, а между нами на диване покоится бумажный пакет, аромат от которого заставляет меня страдать. Учуяв эту музыку запаха, крепко спавший и пропустивший всю нашу драму белый друг Ганзы открывает глаза и жалобно водит носом, цепляя коготками джинсы Кайл. Оставшееся время мы проводим молча, поедая горячие буррито и подкидывая коту мелкие кусочки фарша. Жаль только, что счастье будет недолгим, поскольку на лбу совы уже выступает нехорошая испарина. Скоро. Минуты пожирают секунды, откусывая их от истлевающего полотна времени. Бегающий взгляд и дергающиеся пальцы, изгибающиеся под ломаными углами. Она старается держаться, но в этом нет никакого смысла. Ее организм проиграл эту битву уже очень и очень давно. Я примерно предполагаю, почему она молчит и делает вид, что все хорошо - не хочет, чтобы я шел с ней. Мы оба знаем, что героин опасен и некрасив, коварен и убийственен, как цианистый калий в бокале любовницы. Ошибка ведет только к единственной дороге. И никто не хотел бы пойти по ней не по своему желанию. Вот только я обещал, обещал, что не оставлю ее. Значит, пора держать слово. - Не мучайся, Кайл. Я все понимаю. Почти пустые, болезненные зрачки бросаются на меня и задерживаются, наконец перестав дергаться. Выждав секунду, собирая бисер скачущих в воспаленном мозгу слов, она шипит, стараясь выдать нитку предложения ровнее и четче: - Тебе не обязательно идти со мной. Или участвовать. - И тем не менее. Судорожно выдохнув, она поднимается с голубого дивана. Пастельный глянец нехотя отпускает ее темную синеву и провожает тонкую фигуру исчезающим отражением. Ноги заметно подводят сову и не слушаются, но Дюно мужественно идёт к тому, что дает ей силы, убивая. На прощание погладив кота, которому неведомы проблемы людей, я отправляюсь за ней. В голову бросается мысль, что все мы - лишь питомцы, только кто-то живёт под поводком отравы. *** На втором этаже царит какое-то ленивое оживление, а в комнату с травкой будто бы даже стоит очередь. Но Кайл даже не смотрит туда, сворачивая с лестницы сразу вправо. Мы проходим не так уж и далеко, всего лишь до второй двери, мимо которой мне уже приходилось пробегать. Нацарапанный на светлом дереве узкий треугольник, клинок, направленный вниз, как кунай ниндзя над шеей незадачливого самурая, подведен сверху голубой краской, как-то даже заботливо и с чувством. Из-за цвета дерева и краски, в сочетании кажется, что символ светится. Но, конечно, это лишь игра света. Сова дергает ручку, но дверь и не заперта, свободно распахиваясь перед ней. Без стука и лишних слов, моя подруга вваливается в помещение, оставляя вход открытым. До конца. Вбрасываюсь за ней, и дверь закрывается за нами с легким хлопком, будто ребенок шлепнул ладонью по глади пруда. *** Под водой. Такие ощущения возникают от комнаты героина. Как в гроте, из-за включенного кондиционера и увлажнителя воздуха. Это первое место, где окна не заколочены и не закрыты до полутьмы. Стекло покрыто тонким слоем голубой подтреснутой краски, похожей на гуашь, что, вкупе со шторами из пепельной органзы, создает ощущение подводного покоя. Бля, может, именно это - последнее, что видят утопленники со дна рек и озер? Комната пахнет дождем, грязной водой, пахнет Британией, Шотландией. Я никогда не был там, но я уверен, что, сука, именно так пахнет озеро, где королю Артуру подогнали меч. Именно это запах кельтов, запах смерти в воде, когда ты падаешь в нее с лошади, пронзенный стрелой. Это он, вкус крови и ила на губах. В комнате нет никого, кроме Кайл и меня. Она падает на матрас, накинутый чистой, но мятой простыней, такой же голубой, как и свет здесь. Я почти уверен, что все, к чему бы я тут не прикоснулся, будет мокрым. Подхожу к сове и опускаюсь на мягкую пружинящую поверхность. Да, блять, естественно, сырое. Как кочки на болоте. Оседает под весом с хлюпаньем. Дюно немного трясет, ее липкий пот смешивается с водяной взвесью окружения. Я тоже мокрый, потому что в воде ты играешь по правилам. Нельзя выйти сухим. Нельзя войти дважды. И так далее и тому подобное. Сбоку от меня чиркает зажигалка, и я дергаюсь от этого противоестественного звука. Под толщей воды нет огня, какого черта? По какой-то причине, именно этот короткий "чирк" кажется мне сейчас самым страшным, что только может случиться в жизни человека. Вероятно, в моих расширенных бездонных глазах очень четко отразился огонек, который непонятным образом вообще зажегся с первого раза в такой душной сырости. Я так думаю, потому что смотрю в точно такие же бездонные глаза-омуты. Заметить этого человека с первого раза было просто невозможно. Он сидит между двумя стульями, накрытыми белыми простынями, сам такой же белый. Это не метафорично, потому что он действительно белый, с тонкой сетью голубых вен, пронизывающих все его тело. Бледные, почти прозрачные волосы похожи на ту бобовую лапшу, которую подают в азиатских ресторанах под сладким соусом с креветками. Синяки под глазами превращают и без того огромные глаза в два провала колодцев. Тонкие губы, высокие скулы. Шарнирные запястья и локти. Он похож на фигурки героев аниме, персонажей гробовщиков, ученых, охотников на демонов. Незнакомец и, что-то мне подсказывает, как раз глава героинщиков, выползает из своего укрытия, изломанный, некомфортный, словно ему тесно в этом теле. Если это вообще его тело, этого духа озер. Не могу оторваться от черных глаз, пока они приближаются почти вплотную к моему лицу. Хочется наконец спросить хотя бы имя, но его взгляд огибает меня, как ручей обтекает камень, и переносится к Кайл. Мягко, своими бритвенными канцелярскими руками цвета офисной бумаги, он поворачивает ее на бок и помогает сесть. Сквозь дрожь и судороги она узнает его и стучит зубами, выплевывая слова как пулемет: - Я... Опоздала... Немного, А... Аарон. Останавливая ее сбивчивую речь, новый лорд, Аарон, прикладывает палец к ее губам. За все время он не сказал ни слова. Может он нем, может он не любит слова, кто знает. Главное, что понять его можно без них. Худое тело, голое по пояс и блестящее от конденсата, изгибается, доставая все необходимое: ложки, шприцы, порошки и воду, хотя ее тут и так в избытке. От движений его тела, мышцы бегают под кожей из китайского шелка, создавая игру теней на иссушенном теле. Кажется, что он только оболочка, имаго, а на самом деле сила и жизнь как раз шевелятся там, внутри него, вырываясь наружу. Аарон снова чиркает зажигалкой, и крохотный рыжий огонек тонет в голубом пламени спиртовки, чтобы умереть в нем. Теперь начнется готовка. Движения героинщика медленны и точны, даже тремор кистей и пальцев не влияет на выверенные пасы руками. Он не проливает ни капли и не просыпает ни миллиграмма. В конце концов, затягивая ремень на руке совы, он получает от нее молчаливое согласие и вводит иглу в черные точки-провалы сгиба локтя. Мне кажется, их уровень общения иной, телепатический, они слишком внимательно смотрят в глаза друг друга, слишком долго, кивают, но не открывают рта. Им это не нужно. Наконец, Аарон прислоняет Кайл к стене, аккуратно придерживая голову, чтобы она не упала и не ударилась в своем анабиозе. Теперь дело лишь за временем, когда сове станет лучше. Приваливаюсь к стене и смотрю на нее. Дыхание понемногу выравнивается, руки перестают мять простынь. Очевидно, ломка отпускает девочку, хорошо это или плохо. Мое дело просто оставаться рядом. Внезапно в голове возникает навязчивая идея, которую хочется скорее выбросить, но не получается, ведь она прорастает корнями как болотный лотос, цепляется и мешает. Берет под контроль. Паразит, как те грибы, что растут на пауках и сводят их с ума, превращая в рабов. Держу перед глазами Кайл, а губы сами собой разлепляются и произносят. - Сделай мне. Слева чуть шевелится белое пятно, заставляя меня повернуться. Отчего-то делать это стало тяжело, как будто под слоем толстых одеял, но я справляюсь и вижу блондина, пожирающего меня глазами. Понять его сейчас не так сложно: лорд колеблется. Повторяю просьбу, и он оценивающе окидывает меня глазами сверху вниз. Ощущение, что на меня вылили ведро ледяной воды, но оно быстро проходит. Аарон шурша подползает и касается моей руки, плеча, груди, аккуратно проводя ниже, чуть надавливая. Это заставляет поморщиться и напрячься, и я думаю возмутиться, но он убирает руку и цокает языком. Только спустя пару секунд до меня доходит, что он оценивал вес. Конечно, доза связана с весом, а ты о чем подумал, ебанутый, боже. Приготавливая смесь, он мельком посматривает на меня. Очевидно, что раньше ему не приходилось работать с таким сочетанием критериев клиента. Блондин заметно волнуется и, набрав шприц, смотрит на меня очень серьезно, спрашивая о моей решимости. А готов ли я? Думаю, да. Один укол не убьет меня, это просто смешно. Видимо, парень так не думает, когда вместо ответа я закатываю рукав, открывая чистую руку без следов инъекций. Он вновь серьезнеет и проводит большим пальцем по впадине на руке. В глазах читается: "Нет, ты только посмотри, новичок, а куда полез, в героин". Меня это не пугает. Я просто хочу так поступить. - Давай. Хватит ждать уже. Длинные пряди падают на лицо, кожаный ремень стягивает мою руку и вот где-то там, на закорках сознания я чувствую отдачу укола от перебитых нервных окончаний. Я не знаю, что будет. Никогда не кололся. Но дело сделано. Бледный русал-героинщик помогает мне аккуратно сесть возле Кайлин. Накрываю ее руку своей и прислоняюсь к предплечью. Посмотрим, почему ты выбрала именно этот путь. *** Я понимаю, что меня кроет, когда не могу почувствовать рук. Тело буквально отключилось раньше, чем угасающий разум. Чувствую себя старинным телевизором, который издает странный хлопок, свист и зернистые шумы при отключении. Мои мышцы превратились в желе и не реагируют на слабые импульсы мозга. Странно даже то, что глаза тоже не то чтобы еле ворочаются, они просто отрубаются. Очертания комнаты покрываются рябью и плывут. Вот бы никто не кинул камень, а то боюсь, из-за кругов меня вырвет. Тухлой водой и червями. О боже. Только не снова. Гребаная голова, не надо этих мыслей. Слабак. Ты даже простых внутренних монологов вынести не можешь? Да уж, опять зарыдал бы, да не получится, организм послал тебя нахуй. Он устал от твоих проблем и заебался потакать твоим слабостям. Вот и сиди, сам плачь своим воспаленным котелком и оставь тело в покое, убожество. До чего ты докатился, просто отвратительно. Ради этого твой отец пытался прикрыть тебя от матери? Ради этого срался с ней каждый чертов день? Чтобы ты превратился в это? Господи, просто пиздец, он учил тебя на своем примере бороться, сражаться за твою правду, быть стойким и сильным, поддерживал. И вместо того, чтобы почтить его память и быть, наконец, мужиком, ты рыдаешь целыми днями, не имея ничего рядом. Мать была права. Ты девчонка. До сих пор. И тебе никуда не скрыться от этой правды. ИДИ НАХУЙ, ЭТО НЕ ТАК! ЭМОЦИИ НЕ ОПРЕДЕЛЯЮТ МЕНЯ! ПОВЕДЕНИЕ НЕ ОПРЕДЕЛЯЕТ МЕНЯ! Я МОГУ БЫТЬ ТАКИМ, КАКИМ ХОЧУ! Брось, это тупо, Блез. Ты можешь сколько угодно принимать препараты, держать планку внешности, но это не меняет твоей глубинной сути. Ты смотришь в зеркало по утрам, и видишь правду. Ты потерялась, малыш... ЗАТКНИСЬ, НЕТ! Я НИКОГДА НЕ ЖАЛЕЛ! НИ ЕДИНОГО РАЗА! И ВСЕГДА ЗНАЛ, ЧТО ИМЕННО ТАК И ДОЛЖНО БЫТЬ! Я НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ В ЗЕРКАЛЕ ТО, ЧЕМ ЗАСТАВЛЯЛА МЕНЯ БЫТЬ МОЯ МАТЬ! Она не заставляла, а просто показывала тебе истину, ебантяй. Она умная женщина, всегда ею была. И, давай на чистоту, вот у нее-то точно яйца метафорично были повнушительнее, чем ты мнишь себе. Если она что-то хотела - она добивалась. Она брала то, что ей причиталось. А тебе никогда не стать таким. Сколько не пытайся. Слабак. Трус. Отброс. Ошметок. Ты ее не достоин. Никогда не был. Ты даже памяти ее не достоин. МОЯ МАТЬ - АБЬЮЗЕР, ВОТ КЕМ ОНА БЫЛА. вот кем она всегда была. ее никогда не интересовало то, что я хочу и чувствую. потому что она хотела иного. она хотела дочь. и ненавидела меня за то, что я ее отнял у нее. этот взгляд я буду помнить до гробовой доски, никакого тепла, только желание вернуть все обратно. жгучее желание контроля. она хотела сломать и начать заново. покорности, вот чего она хотела. но я не хотел покоряться. Ты? Господи, идиот, ты "не покорился", герой, только благодаря отцовской спине. Без его поддержки, она бы тебя в пыль растерла за каких-то пару месяцев. Она бы добилась своего. а я бы добился дурки. это лучше? ... А с чего ты взял? что?.. Тебе никогда не приходило в голову, что ты бы добился намного большего и был бы счастливее, если бы Ну Оставил все как есть? ...нет. это был бы не я. это была бы пустая оболочка. настоящий блез умер бы, не успев ничего сделать. это непозволительно. это была бы ошибка. Ой ли? Страшнее ли всех твоих ошибок после? да. это было правильное решение. всегда таким будет. ты можешь бесконечно давить на все точки моей души и ковырять все мои болячки, выедая страдания чайной ложкой, но это - нет. потому что это - одно из немногого, что я сделал по совести и без сожаления. я не колебался. в этом мое мужество. так что, захлопнись и не лезь в святое. в столп моей личности. ... Ты жалок. Я - это ты, Фостер. И если ты беседуешь сам с собой на эту тему - никакого столпа нет. Ты ни в чем не уверен... нет - ни во вчера,.. неТ - ни в сегодня,.. нЕТ - ни в завтра. ХВАТИТ! я я не могу дышать не могу дышать не мОГУ ДЫШАТЬНЕМОГУДЫШАТЬ нет, тихо, погоди, ты сбился просто из-за башки, из-за тупой башки, все хор ГОСПОДИ БЛЯТЬ, Я РЕАЛЬНО ОТКЛЮЧАЮСЬ КАЙЛ,КАЙЛ,КАЙЛИНОГОСПОДИНЕТТОЛЬКОНЕТАК ТИХО, ИДИОТ, НЕ ПАНИКУЙ Аарон Соберись Качнись Упади Он поймет, что ты н блять, я не вижу все, это все. это конец. першит в горле. глотать не могу. вдох один. маленький. он не спасет. все. все. кто бы знал. так даже лучше. тихо. без боли. просто отказ мозга. хорошо я прожил хорошо хорошо боже я не хочу умирать ну пожалуйста я зрение чуть-чуть голубое белое розовое *** - Блез! Открываю глаза. Сизый потолок, на меня капает. Какого хуя потолки текут. Но это не они. Кайл снова плачет. Надо мной. - Господи, я думала ты умер! Аарон так испугался, блять, мы пересрали пиздец, Блез! - Он реально почти умер, Кайлин. Розовое на пепельном фоне. Желтое сверкает в сумерках. - Кх... - Цыц, свечка, ничего не хочу слушать. Тебя, блять, еле откачал. Аарон не рассчитал дозу, сделал многовато для первого раза. Все было бы норм, если бы ты до этого не жахнул крэка. Перепугал всех нахуй, ебанутый рыжий. Я всегда знал, что вы без царя в голове, долбоклюи. Сука, я хочу заржать в голос, но не могу, я блять ничего не могу, но, господи. Я тебя люблю, Клетус Ганза, Иисусе. Храни тебя бог, дьявол или чему и кому ты веришь, пиздец, мужик, ПИЗДЕЦ. - Тххххх, ты... Жиз... не... ас - О-о-о-о, нет, блять, дорогой, я не спас, я тебя практически воскресил нахер. А я тебе что, Герберт Уэст? Мне за это даже не доплачивают, охуеть, Кайлин, представляешь? А он ещё и умаляет мои заслуги, бессовестный хоббит. Она смеется сквозь слезы, я это отчетливо слышу, сука, я бы и сам поржал, ебучий караул. Смотрю на Ганзу и встречаюсь с ним взглядом. Желтое. Острое, как бритва, но теплое, как песок на пляже. Пульсирующее, живое, дышащее жизнью. Глаза-солнце. Он улыбается и легко дает мне костяшками по челюсти, оскорбительно заботливо, не больно. - Охуевший ты мужик, Фостер. Ни стыда, ни совести. Далеко пойдешь. О да, босс. Теперь я, блять, реально далеко пойду. Хватит лежать. Из-за тебя я хочу еще пожить, чертов ирокез.