Et circulos est novem infernum

Когда я открываю глаза, то окно во внутренний грязный двор ясно дает мне понять, что на улице ночь, но не та. Снова злюсь на то, что режим сбился до какого-то интерстеллара и его прикола с планетами, правда тут же осаживаю себя, ведь по-другому и быть не могло. Словно самому себе пожимаю плечами и оглядываюсь. В комнате никого нет, а из скромной каморки ванной никакого шума не возникает, поэтому вывод прямой стрелой влетает в скрипящий поток мыслей: Кайлин уже вышла. Значит, и мне, в принципе, делать тут уже нечего. Бегло проверяю часы на стене. 22:48. Только поднявшись с пола и подавив шум в ушах, понимаю, что за дверью, в холле, творится что-то из ряда вон: довольно громкие разговоры, звук двигаемой мебели наверху, шорохи, топот и редкие крики. На дне легких шуршит гадливый нервный песок, а я высовываю голову в коридорчик. В "Отеле" действительно стоит странное оживление, причем атмосфера явно не радостная. Тихо прикрыв дверь жилища Дюно, выхожу к людям. Но они меня абсолютно не замечают: движения каждого из приличных жителей дома нервные и дерганные, а глаза сосредоточено смотрят перед собой, словно что-то считая. На лежащих на первом этаже и смотреть страшно: прокаженные сбились в кучки, а те, кто еще явно что-то понимает и реагирует на раздражители, или скорбно смотрят в стены, или плачут. Удручающая картина в корне меняется, когда я не вижу на привычном месте Марлон и ее банду. Их просто нет. Я бы списал это на игру не до конца чистого сознания, но они пропали так, словно никогда и не существовали: ни спальников, ни вещей, а еще ночью бывший чистым угол ныне заставлен мешками с мусором. В принципе, это неудивительно, ведь Кайл хотела все рассказать Ганзе, и, похоже, преуспела, а я просто все проспал. Но объяснение мне бы не повредило. Спасаясь от водоворота бегающих туда-сюда торчков, поднимаюсь по лестнице и жду у перил кого-нибудь знакомого, надеясь на просвещение от давно проснувшихся. Пятнадцать минут наблюдения оказываются результативными: из-за угла появляется Гейл, быстро перебирая своими тощими ногами. Погруженный в себя, он мало что замечает, но как только я хватаю его за рукав, парень резко дергается в сторону, чуть не покатившись по ступенькам. - Блядство, Блез! Я еще не хочу помирать! - Прости, прости, - втаскиваю его ближе к перилам, пропуская девушку с кульком бонгов. - Я все проспал, что за беготня? - Да нихуя хорошего! Кайлин рассказала Клету, что вчера "улыбашки" попались копам, да еще и одного из своих дебилов потеряли. Она поймала их прям на входе, уж не знаю, че она туда поперлась, но это к лучшему. Ганза просто с цепи сорвался и выставил Марлон и ее упырей. - Выставил? - Да-а-а-а, он так и сказал: "Убирайся нахуй отсюда, и детей своих забери". Джелеску так разозлилась, я думаю, она бы его сломала к черту об колено, но с Клетусом вышел Квентин, а уж с ним драться никому не хочется. В итоге она просто харкнула мужикам под ноги и минут за десять смоталась отсюда. Прикинь, Ганза просто растер носком плевок и такой: "Эту суку давно... История сегодняшнего утра явно волнует блондина, так как он продолжает распинаться, словно поэму в театральном читает. Но то, что Марлон так разбуянилась, будит во мне воспоминания о ее угрозах Кайл, поэтому просто выпаливаю: - А Кайлин в порядке? - ...а туда мешки побросали. Что? А, да не, с ней все супер, она у розового сидит, он попросил. Чтоб не мешала движу. - Кстати о нем. Что происходит вообще? Лицо Гейла в миг тускнеет, и он настолько становится похож на обычного здорового студента, что становится даже страшно, во что он тут превратился. Это различие усугубляется его голосом, глубже и тише, чем всегдашний визг: - Клет позвонил своему копу, а тот сказал, что марлонский пацан реально в обезьяннике, но дрыхнет. Как только он сможет говорить, его допросят. Поэтому дана отмашка лордам готовиться к переезду, собирать запасы и самое ценное. Перестраховка, не более. Но если фараон позвонит, то мы сразу же снимемся за Ганзой в запасное гнездо. Там не так круто, но терпимо. - Гейл медленно ползет взглядом по залу, витражу и красным перилам. В его глазах такое неподдельное отчаяние, что мне даже немного жаль таких, как он, нашедших дом в этом месте. - Не думаю, что где-то будет круче, чем здесь. - Ну и дела. - Только и могу выдавить я, испытывая, на самом деле, сложную эмоцию. С одной стороны, можно только порадоваться, что такой клоповник, изъян на лице города, накрывается большим медным тазом с чеканкой герба полиции, но с другой... Мне жаль, что в этом есть моя вина. Я стал причиной, по которой Джелеску и ее банда вышли на улицу, я сам бросал инструменты в полицейскую машину и кричал на них. Это плохо, неправильно, и только сейчас, со свежей головой, я это понимаю. Блез Фостер как исток падения целой империи. Брут. Я, с экстази и разводным ключом, и Дюно, со словами "и ты?". Ужасное чувство, что я предатель, хотя сделал самую малость. К тому же, мне нравится этот дом. Он противозаконный, аморальный, дикий, но он классный. Он как часть меня, мне тут самое место. А теперь его не станет. В голове всплывает цитата из старого фильма: "Асгард не точка в пространстве, это люди", и это, частично, правда. Пока жив Ганза, где будет он и его лорды, там и будет "Отель". Артур Пендрагон и его рыцари круглого стола. Они создадут Новую Англию где угодно, потому что они и есть это царство веществ. И Кайл, конечно же, поедет с ними. Черт, так жаль, особенно стыдно перед ней. Бедная девочка, она не видела ничего лучше и безопаснее, а теперь ее привычный мир рушится. Я должен поговорить с ней, извиниться и... В этот момент маленькая черная змейка обвивает мое сердце, а ее красно-белая подружка нашептывает мне в ухо гениальную мысль, и я не могу сдержать ухмылки. Если мир Кайлин сейчас на пороге слома, я могу снова попытаться вытянуть ее на свободу. А что ей терять? "Отель" на грани, сегодня-завтра падет от рук правосудия. Все истерят и собирают пожитки - она сейчас уязвима для внушения. Дюно не самая умная девушка, но доверчивая и добрая. К тому же слабая на отказ, с ее слов. Надо попытаться ее сманить. Для ее же блага. Вот только сидит у Ганзы. Ничего, подожду, когда выйдет. Кто умеет ждать - дожидается большего. Коварные мыслишки полностью меня занимают, поэтому возникшая рядом с Гейлом зеленая голова сначала выпадает из поля моего внимания, но очкастый тыкает меня в плечо, разгоняя червей в моей голове: - Я пойду, нужно помочь Ричи-Ричи. Бывай. - Мельком киваю его уходящим опавшим плечам, но зрение упорно цепляется за зеленый неон волос темного друга Эбигейла. Поднимаю глаза, и только отдохнувшие от наркоты нервы активизируются его сияющими волосами. - Блять, ты всегда так напрягаешь людей? - шиплю я и прикрываю ладонью дрожащие веки. - Вы. - Невообразимый бархатный голос обволакивает все вокруг, как благовония в индийском храме, но отнюдь не Шивы. - Что, прости? - Обращение. Подумав с минуту, вспоминаю, что в самую первую встречу зелень действительно представляли множественно. Ну и ладно, так даже лучше для этой хтони. - Конечно, простите. - Нет. В негодовании прищуриваюсь на эбонитового человека и вспоминаю, что их зовут Эйвери. - Ты спросил, всегда ли мы напрягаем людей. Нет. Только ты на нас так реагируешь. Что бы это значило, мистер? - беспристрастное лицо, высеченное из бронзы, зелено-синий цвет волос, светлые тени по лицу и нимб от сияния, этот горловой тембр горячего воздуха в пустыне превращают человека передо мной в какого-то Анубиса, который знает гораздо больше, чем говорит, и чем я могу постичь. - Это значит, что вы стоите как статуя большую часть времени и бросаете на меня эти ваши долгие взгляды. Пугающе, не находите? Эйвери переводит медовые радужки на возящийся внизу народ, похожий на тараканов под его взором, и отвечает: - Пугающе будет, когда мы встретимся в последний раз. Осталось недолго, твое время на исходе. Он говорит это так обыденно, что мои зубы начинают стучать сами по себе. Сразу же закрадывается подозрение, что мне послышалось из-за еще плотно текущего в крови псилоцибина, и я, будто бы в шутку, переспрашиваю: - Простите, вы что-то сказали? - Не позорно бояться. Мы видели десятки таких, как ты, и всех судьба вела к нам. Скоро увидимся, мистер Блез Фостер. Прежде чем я соберу челюсть с пола и попрошу объяснений, негр удаляется, оставляя меня справляться с экзистенциальным ужасом в одиночестве. Обрабатывая это библейское пророчество, я усаживаюсь на ступеньку и опираюсь на колени. Снизу и сверху кипит жизнь, а я снова завис где-то посередине. Мысли об аде, рае и нашей бренной реальности как-то сами собой врезаются в голову, как вдруг сзади опускается тень. Юркая темная фигурка уже не способна напугать мое видавшее виды сознание, и я даже не разворачиваюсь, а тоненькая ухоженная кисть протягивает мне сбоку головы картонную карточку. На автомате принимаю визитку и только тогда, чисто из любопытства, поворачиваю голову, но успеваю заметить только темные волосы и тонкие ноги, скрывающиеся за углом. На белом кусочке плотной бумаги, шершавой, как свиток пергамента или некачественная туалетка, простым округлым шрифтом стержнем черной ручки написано: "Посетив всех лордов, будет невежливо обделить меня вниманием, легенда". Под надписью красуется символ, спираль Дзюндзи Ито, который я сразу сопоставляю с дверью в правом углу, той, которая всегда приоткрыта, но куда никогда не стоит очередь. Честно, я заинтригован, и мне ужасно льстит это "легенда", поэтому молча убираю бумажку в карман. Стоит успеть забежать туда перед концом банкета, но сейчас настроения на новые знакомства нет абсолютно никакого. К тому же, в мозгу навязчиво скребутся крысиные мысли по поводу спасения Дюно. Она же, словно чувствуя, что я опять поминаю ее всуе, как Иисуса, появляется в холле. Стремительная походка десятилетки-злючки, которой не дали конфет, вкупе с нервно-расстроенным лицом дают мне понять, что сова опять поругалась с дядей. Змея в башке шепчет, что ее срач с ним только на руку моему крестовому походу избавления, и ноги сами поднимают тело и несутся ей наперерез. Странно, но едва завидев мою персону, Кайлин бледнеет и дергается, озираясь на коридор Ганзы, но, не найдя там никого, поворачивается обратно с гораздо более свирепым и раздраженным лицом. Девушка похожа на старшеклассницу, у которой появилась новая сплетня, требующая высказывания, и умолчание которой черевато подрывом сознания. Поэтому она летит ко мне навстречу, но быстрее моих слов приветствия хватает меня за локоть и почти вталкивает в свою комнату. - Ты не представляешь, блять, ты просто не представляешь, что творится. - Бормочет Кайл, защелкивая замок и наваливаясь спиной на дверное полотно. - Я в курсе, уже подопрашивал Эбигейла. - Чудесно, тогда мне не придется снова повторять тебе, в какой мы пизде. - Она мечется черной тучкой иголок по всей комнате, и я спасаюсь от ее хаотичного мельтешения на кровати. Кажется, время приступать к миссии "Ликвидатор". Как бы невзначай и глуповато бросаю: - Ну, может это и не такая уж задница? - "Не такая уж задница"? - Дюно замирает и разворачивается ко мне, округляя и без того блюдечные глаза. - Ты шутишь? Мы теряем дом, Блез! Мы переезжаем с вероятностью в девяносто восемь процентов! Это ужасно! Все придется начать с нуля! Клет будет клеить все из осколков, и кто знает, выйдет ли у него! Дом наводнят низшие торчки, не будет никакой охраны, нас будут искать копы, нашего крышевателя скорее всего вычислят. Мы почти все потеряли из-за одной огромной бляди с шилом в жопе! - Да, ты права, - неуверенно тру шею, давая ей понять, что я признаю ее мнение, и перевожу диалог ближе к теме. - Но, сама посуди, может кто-то на этой волне, оставшись на время без "Отеля", сменит стиль жизни? - Может быть, мне все равно. - Сова трясет кистью, словно брезгуя такими идеями. - Знаешь, я мог бы уйти сейчас, когда появилось это окно... Поднимаю глаза и вижу, как резко она остановила свое омерзение и превратилась из невротички в переживающую мамочку. Попалась. - Черт, ты прав. Ты ведь можешь уйти сейчас, в этой суматохе. Конечно! У нас сложная ситуация, почти конец всего, но для тебя это реально шанс. Если ты уйдешь, а мы переедем, ты не сможешь так просто нас найти. - Она улыбается и хихикает, словно расслабляясь. Ее спокойствие кажется мне искренним, и я рискую: - Раз это конец, может быть, и ты... Миссия провалена. Дюно меняется в лице спустя секунду. - Ты опять начинаешь? Я же просила тебя, я же... - Ладно, ладно, прости, - закрываюсь руками, но она не продолжает словесную атаку. Когда я снова смотрю на девчонку, она смотрит в окно и хрустит суставами пальцев. - Я понимаю твое беспокойство, - первой нарушает тишину моя собеседница. - Но это дохлый номер. К тому же, если бы я ушла с тобой, Клет бы искал меня в три раза усиленнее. Это звучит забавно, и я фыркаю скрестив руки на груди. - С чего вдруг? Он же меня игнорирует, помнится. - Нет. Он следит за тобой пристальнее, чем за другими. Это новость для меня, и я вопросительно смотрю на сову. Кайл вздыхает и раскрывает карты. - Он тебе не доверяет. Сегодня снова говорил со мной об этом. Типа, ты нестабильный, не можешь остановиться. Похож на моих старых друзей, одни беды. Я пыталась сказать, что это не так, но он снова давил на то, что я ничего не вижу, не хочу заметить проблему в корне. А я не дура! Я же понимаю, что ты просто запутался. В итоге, мы снова поругались. Только на этот раз Клет прямо сказал, что если еще раз увидит нас вместе - примет меры, сам или через лордов - неважно. Эта новость окончательно выбивает меня из колеи. Тупо смотрю на нее, подняв брови. То есть Ганза теперь настолько меня ненавидит? Вот это да. Хотя очевидно, что его отношение ухудшилось после моей ночной вылазки. Думает небось, что я совсем отброс общества. Ну и пошел нахуй, пидорас. Тоже мне, высший свет, закрытый клуб. Я здесь не ради его доверия. - Но я считаю, это тупизм! - ее хлопок по коленкам выводит меня из гневных раздумий. - Какие от тебя проблемы? Никаких. То, что было - это все ерунда. За это даже выгнать отсюда нельзя. Мои ранние знакомства были гораздо страшнее. Так что пусть дядя сидит у себя и злится сколько угодно, а я прямо сейчас хочу сгонять с тобой куда-нибудь наверх. Правда, там сейчас все на ушах стоит, но мы можем своровать немного кокса и слинять на чердак. Что думаешь? На ее милом личике крупными буквами написан чистый подростковый бунт. Это состояние души никого еще не доводило до добра, и я прекрасно понимаю, что, по-хорошему, стоило бы мягко ей отказать и предложить провести остаток дня здесь, хоть и вместе, назло игуане, но без необдуманных решений, о которых мы оба позже пожалеем. Только я собираюсь открыть рот, как что-то колет меня изнутри кармана. Сцена с визиткой очень ярко всплывает в голове, и я задумываюсь. Мне интересно сходить туда. Да и у этой спиральки всегда тихо. Они находятся в закутке, где никого не бывает. Кто узнает? Никто. Я понятия не имею, какие наркотики там подают, как там все обстоит. Хотя, зная законы и порядки "Отеля", если у них своя комната наверху - это точно не шваль, а вполне приличная и уважаемая публика. Сто процентов, эксцентрики какие-нибудь, но не уровень первого этажа. Но стоит ли звать туда Дюно? Даже не знаю. Однозначно стоит, мне же скучно одному. Решившись на очередное приключение, протягиваю девушке карточку. - Как насчет такого времяпрепровождения? Заинтригованная, Кайлин берет картонку и пробегает ее глазами, чуть улыбнувшись. Но как только ей в глаза бросается символ, она перестает улыбаться. - Что такое? - Я там никогда не была. Клетус всегда говорил, что это скверное место, но не из-за наркоты. - Так они же на втором этаже. - Они там, потому что их нельзя держать внизу. Как Кэмерон. - Ты знаешь, что там? - Точно нет, но я догадываюсь. Честно, не уверена, что это хорошая идея... - Ну, ты же вроде как бунтуешь? - позволяю себе вальяжную усмешку и рассматриваю ногти. - Да, но... - Так почему бы не нарушить один из глупых запретов? Тем более, ты все еще здесь, на территории дома. Поломавшись с полминуты, Кайлин кивает, зеркально мне усмехнувшись. - Ладно, что может случиться? *** Чудом пробравшись мимо всех, кто более-менее знает меня, чтобы доложить Ганзе, мы поворачиваем вправо, заплывая в тупик. До боли знакомый старый диван в звездочках сигаретных метеоров, и плакат со шпионом-рокером. Здесь мы с моей подружкой впервые пустились в маленькое приключение на мансарду и узнали друг друга ближе. А теперь мы стоим перед дверью криво помеченной спиралькой. И на этот раз кажется, что мы поменялись телами: я источаю задор и уверенность, а вот Кайл чуть мнется и прислушивается, не выйдет ли кто из-за угла. - Так все, я стучу. - Сюда обычно не стучат. - Шепчет она своим сипящим голоском. - В эту дверь просто заходят. - Откуда знаешь? - Видела. Из лифта. У них всегда так тихо. Только иногда шуршат чем-то или еще какие-то звуки. - Бля, ну и ладно тогда. Видимо, они чилловые спокойные ребята. - Заявляю я и дергаю ручку, опускающуюся без препятствий, и дверь последней комнаты на этаже распахивается перед нами. *** Довольно странным мне кажется то, что в комнате нет окна. Но попривыкшие в темноте глаза нащупывают его очертания, наглухо задрапированного чем-то темным. Сначала как-то злит, что снова наркоманы выбирают мрак и отсутствие любого освещения, но сказать, что здесь прямо уж глаз коли, было бы ложью. По полу, на его стыке со стеной, пущена старая диодная полоса неясного, то ли фиолетового, то ли бордового света. Скудное дрожащее сияние выхватывает тени лежащих по периметру людей, на которых вроде бы блестит что-то, а может, это они сами сверкают в красновато-винном ореоле. Мы проходим глубже, и я понимаю, что они отнюдь не без сознания: внимательные глаза лениво следят за нами, новопришедшими. Как кошки, только разлепившие дремлющие веки. Не так уж и много жителей, человек семь или девять, на мой взгляд, но все-таки больше, чем в других комнатах, исключая стаю Кэма. Под слепым окном на подушках раскинулась женщина. Ее сухой, жилистый силуэт каким-то непостижимым образом все еще остается странно притягательным, соблазнительным. Темная кожа, отражающая багровое свечение, танцующее темное пламя, навевает мысли о проклятой египетской принцессе Анксунамун, обменявшей душу на ласки Сета. Полные губы, блестящие, жаркие, несмотря на духоту, царящую тут безраздельно. Глаза, как неограненные капли рубинов. Женщина перебирает по подушке длинными шоколадными ногтями и мурлычет утробным голосом: - Здравствуй, мистер Фостер. Мистер Легендарный. Я надеялась, ты заглянешь ко мне раньше. И один, - она лениво переводит кристаллы глаз на Кайл. В них словно сверкает какой-то огонек узнавания, а в уголках появляются улыбчивые лукавые морщинки. - Но так даже лучше. Она похожа на сколопендру. Ни тени души и человечности в этом взгляде. Только копошащийся восторг ради удовлетворения своих низменных желаний. По какой-то причине мне внезапно становится очень некомфортно, и хочется выбежать вон. Но я подавляю это чувство и вежливо, как и подобает, отвечаю: - Я бы пришёл раньше, но, - из-за спертого воздуха в горле першит, и я неловко откашливаюсь, портя ответ, - возникли трудности. - Так или иначе, трудности позади. - Хозяйка легко поднимается со своего ложа и садится по-турецки. Ее шелковый халат цвета золотого шампанского оголяет одно плечо, но Клеопатра и бровью не ведёт, лишь заправляя за ухо прядь жестких темных волос. Она протягивает руку, предлагая сесть перед ней. Глянув на пол, замечаю, что он сплошь устлан коврами с высоким густым ворсом. Это выглядит более чем удовлетворительно, и я опускаюсь, утягивая за собой молчаливую Дюно. Её состояние меня пугает, поэтому поддерживающе сжимаю тонкую кисть, получая слабое, но пожатие в ответ. - Я Дункан Нидьянка. Хотя в этой комнате я для всех просто Мать. - Изучая нас взглядом, сороконожка констатирует факт. - Ваша подруга меня боится. - Есть немного. Такой ответ Кайлин меня поражает, и я вскидываю на нее голову. Но девушка смотрит прямо в глаза египтянке. Та улыбается уголками губ. - Не стоит, дорогая. Мы свободное общество. Если хочешь уйти - иди. На то твоя воля. Сова в надежде смотрит на меня, но видя мое спокойное лицо, словно смущается своей трусости. На самом деле, в глубине души меня, хуй пойми почему, обосраться как пугает это место, но любопытство сильнее. А еще я не хочу, чтобы она уходила. Мне нужна ее поддержка. Поэтому Дюно плотнее сжимает губы и мотает головой. Дункан это устраивает и как будто даже лениво радует. Мне кажется, что она изначально знала, что Кайлин не уйдет. Блять, надо выпихнуть ее отсюда, пока не поздно. Что-то не так, что-то неправильно. "Ой, да забей. Все ок, ссыкло". Махнув рукой на столик рядом, Мать спрашивает: - Вы знаете, что я даю жаждущим? - Я слышала, первитин, - подает голос девушка. - Именно. Но не только. Моя специальность - любые тяжелые амфетамины. Зелья. - Зелья? Я думал, есть только таблетки, - но на это лордесса качает головой. - Кристаллы не дают того эффекта. Мы только пьем. И я думаю, вы здесь за этим. Переглядываемся с Кайл и понимаем, что можем перешагнуть через линию, откуда нет возврата. Меты - не то, что другие вещи в доме. Они тебя меняют, превращают в другого человека: без страха, без стыда, без совести. И если мы сейчас примем их, то кто знает, что сделаем после? Заглянув в глаза, в души друг другу, изыскивая, готовы ли мы, и находим ответ. Кивнув друг другу, мы протягиваем ладони Дункан. А она дает каждому из нас по пузырьку, будто пробирки от винтажных духов. Отщелкнув вензельные пробки, мы выпиваем дозу. Отвратительный горький вкус чуть не заставляет меня сблевать все на ковры, но я ценю дорогие вещества и сдерживаю позыв. Кайлин справляется успешнее и просто упирается руками в пол, переживая приступ. - Теперь осталось только ждать. Кто знает, сколько. - Дункан возвращается в свою позу Баст и наблюдает за нами. Для нее это шоу. Первые пять минут я не чувствую ничего, но потом все меняется. Духота усиливается. Буквально тону в собственном поту, рубашка прилипает к телу. Расстегнув первую пуговицу воротника, понимаю, что никакого облегчения это не приносит. Тонким тюлевым шарфом проплывает мысль, что я мог бы расстегнуть все остальные пуговицы, но я отмахиваюсь от нее. Вместо этого решаю взглянуть на Кайл и спросить о ее самочувствии. Но, подняв глаза, забываю все слова. Понимал ли я когда-нибудь, насколько она прекрасна? Бледная, такая же блестящая от влаги, с широко открытыми глазами в обрамлении мелких ресниц, зрачками, расширившимися до объема космоса, необъятного. Чувствую, как учащается сердцебиение, пока смотрю на нее, и беспорядочные мысли о том, как мы похожи, одиноки и покинуты всеми, хором стенают в голове. Мы так понимаем друг друга. Мы могли бы заглушить боль друг друга. Нужно просто... Чуть касаюсь ее руки, и бездонные черные дыры поднимаются на меня. Она не отдергивается, не уходит, наоборот, чуть подается вперед, приближая меня ко вселенной в своих глазах. Вместе со скачущим пульсом нарастает другое ощущение, едва разобравшись в котором, я сам резко отклоняюсь назад, неловко заваливаясь на бок. Желания и сцены, крутящиеся дикой каруселью перед глазами, ненормальны, неправильны, особенно по отношению к ней. Ей же нет даже восемнадцати. Оскорбляя себя всеми взможными словами за сам факт того, что я посмел о таком подумать, вновь поднимаюсь и вижу, что люди в комнате больше не немые наблюдатели: они заинтересованны, и медленно движутся к нам. Прежде, чем я успеваю что-то сказать, мой собственный голос шепчет в голове: "Расслабься, что может случиться?" Мне может и ничего, но Кайл... "Забудь. Тебе было так тоскливо многие годы. Они согреют тебя. Ты же хочешь". Огромной волной, темной, тягучей, накатывает боль от одиночества. Раньше я быстро понимал это обманчивое чувство, физическое, не душевное. Справлялся с ним сам, потому что каждый раз, когда я позволяю кому-то помочь мне в этом, получается австралиец. Но теперь что-то жестко бьет меня по рукам, пока я пытаюсь дотянуться до тумблера отказа, отката, ярко освещенного в разуме. Но с каждым ударом свет меркнет, пока не гаснет совсем. "Хватит, просто позволь им любить тебя". Чужая рука проводит выше по моей груди, и я вижу перед собой женщину. Ее жесткое, чуть квадратное белое лицо приближается, пока я не ощущаю дыхание на щеке, и она впивается в мои губы. Никогда в жизни у меня не было такого поцелуя, яркого как столкновение двух комет, оглушительно стучащего в висках. Незнакомка запускает пальцы мне в волосы, и это ощущение сотен мурашек пронзает вглубь тела, доходя до голодного сердца. Руки скользят по мне свободно, и только так я понимаю, что лишился одежды уже какое-то время назад, причем не только верхней: я упустил этот момент абсолютно случайно, как пропускают остановку, позволил себе раствориться в тепле другого. Женщина прижимается всем телом, позволяя мне прикоснуться к ее влажной горячей коже, не отпуская ни на секунду и обжигая губами каждый сантиметр моей шеи. Гибкие тонкие пальцы все ниже, достигая бедер. Усиленное в миллион раз чувство фейерверком взрывается в мозгу, не позволяя даже подумать о том, чтобы сдержать стон. Прислушавшись ко мне, языку тела, девушка щелкает пальцами и вновь касается бедра, мягко и трепетно. Еще немного и рука уходит ниже, продлевая ласку. Находясь между реальностью и притягательной ложью, я слишком поздно соображаю, что она никак не может использовать обе руки внизу, если я отчётливо ощущаю ее поглаживания на спине. Развернувшись, я встречаюсь взглядом с мужчиной. Я бы сбежал. Но у него отвратительно зеленые глаза. Почти цвета сельдерея. Удерживая меня взглядом, он перенимает контроль у подруги, беря всего меня в свою сильную хватку. "Нет, теперь она одна, ей будет одиноко". Разворачиваюсь к женщине, но вижу, что вместо меня у нее теперь двое друзей. "Они никогда не остаются без любви. Ты тоже всегда этого хотел. Просто быть с кем-то. Еще не устал от тоски?" Устал. Крепкие руки прижимают меня к себе, а дыхание согревает загривок. Повинуясь чувству, которое долгое время я был вынужден ощущать не с тем человеком, я закидываю руки за шею партнера. Я не знаю его имени, да и мне плевать: если он будет мягок, ничего больше не имеет значения. Поняв меня без слов, которые никогда и не бывают нужны людям по-настоящему, он разводит мои бедра в стороны. Ничего. И все. Целостность. Абсолютная наполненность. Каждый раз это похоже на то, как заткнуть слив в ванной. Разница лишь в том, что иногда воды, смысла, набирающихся в теле и душе, нет, и это причиняет лишь страдание, режущее, как наждачка свежее дерево, оставляя глубокие борозды на мягком полотне существа человека. Но не в этот раз. Снова и снова, накатывающее волнами ощущение, что ты нужен, не покинут, гораздо важнее всего, что я когда либо испытал или испытаю в жизни. Люди лгут друг другу каждый день: нам ничего не нужно по настоящему, кроме кого-то рядом. Мы боимся остаться одни, и даже самый темный интроверт втайне страшится умереть в своей келье, так и не познав чужого касания. Почти достигаю вершины чувств, как, внезапно, он покидает меня. Я не знаю, в чем причина, не помню чтобы зеленоглазый сам кончил первым, но факт того, что даже тут меня кинули, ударяет под дых. И приводит в чувства. На секунду голова проясняется и я устанавливаю два факта: во-первых, я пришел накидаться, а в итоге эмоционально-проникновенно занимаюсь явно не тем, чего ожидал, с абсолютно незнакомым человеком, причем даже не с одним. А во-вторых, где Кайлин, долбоеб? Ищу ее глазами в бордовой темноте, а волосы встают дыбом, но уже не от возбуждения, а от страха. Она еще ребенок, куда я ее притащил? Слепо шаря по полу, как котенок, я, наконец, нахожу ее. Естественно, Дюно не одна, было глупо верить, что ее не тронут. Но больше пугает тот факт, что их двое. Едва сдерживая злость на себя, эту блядскую комнату и сидящих в ней, я кидаюсь к девочке, в надежде хоть как-то отогнать ублюдков, но меня ловят за руку. Жестким нажатием на спину припечатывают к полу, и только сейчас я понимаю, что абсолютно не владею ситуацией. Боль. Такая же, как иногда за дозу в клубах. Такая же, как иногда в постели у Динелли. Тот секс, когда ты один. Один в душе. И только и молишься, когда останешься один и в реальности. Смаргивая слезы, замечаю Дункан. Она лениво созерцает оргию, играя перстнями на пальце. С самого начала сучка все знала и ничего не сказала. Просто заманила нас, чтобы ее дети развлеклись. Попробовали новое. Наконец, пытка завершается, и едва отдышавшись, я придвигаюсь к Кайл на расстояние вытянутой руки, встречаюсь с ней глазами, и... Что-то не так. Она смотрит на меня лишь временами, фокусируя зрение на крошечные периоды времени. Очередной взгляд сквозь пробирает до костей. Словно собравшись с силами, она шепчет: - Блез, я... скажи... скажи дяде, что мне жаль... и ты не виноват... - Блять, я вытащу нас, Господи, Кайл... Чья-то тень исчезает, и я вижу, как в этой темноте сузились ее зрачки и потемнели губы. Посинели. На долю секунды время останавливается, потому что открывается страшная истина: ее побитое героином сердце на грани. А потом я начинаю кричать: - Нет! Хватит! Ей плохо, отпустите ее, отпустите, пожалуйста! - отчаянно бросаюсь на идиотов, которые самозабвенно вцепились в девушку клещами, но меня оттаскивают чьи-то руки. В животном ужасе бьюсь в этом капкане, истерично вспоминая первую помощь и массаж сердца, но, бросая взгляд на немигающий взгляд Кайлин, окончательно теряю самообладание. - БЛЯТЬ ОТПУСТИТЕ, ЕЙ НУЖНА ПОМОЩЬ СЕЙЧАС, ОНА УМРЕТ! УБЛЮДКИ, ОТПУСТИТЕ ЕЕ! Ни единый человек не обращает внимание на мои вопли, а драгоценное время утекает сквозь пальцы. Но никому нет дела. Вгрызаюсь взглядом в лордессу, но она смотрит на эту картину со скрытым садистским наслаждением. Я не могу больше смотреть на ее лицо, нечеловеческое, злое, а в истерике, брыкаясь, переключаясь обратно на сову, срываюсь в безудержные рыдания, не желая принять, но точно зная ответ - теперь я уже точно ничего не могу сделать. - Нет, прошу, оставьте ее в покое, умоляю. Не трогайте ее больше. Мой скулеж тонет в стонах, раздающихся со всех сторон, и только спустя пять долгих, мучительных и противоестественных минут тонкое бледное тело девочки с приглушенным ковром стуком неловко падает на пол. Я не могу выдавить больше ни звука, раздавленный тем, как потеряли человечность все в этом помещении, демоны из глубин ада, втоптавшие в грязь уважение к чужой жизни, и, как только меня отпускают, подползаю к телу. Естественно, пульса нет. Ничего больше нет. Хватаю едва сгибающимися пальцами ее еще теплую руку и хочу просто исчезнуть, раствориться. Я не знаю, что теперь будет, я не знаю... Надо бежать. Моя первая мысль, порожденная опасениями за свою жизнь, ложными обвинениями, захватывает контроль и вынуждает наспех одеваться и лететь к выходу. - Уже уходишь, мистер Фостер? - слышу я вслед и, буквально задыхаясь от гнева, боли и страха, реву: - ЗАТКНИ ПАСТЬ, ШЛЮХА! - Я? Кто бы говорил. Господи, соберись. Боже, боже. Успокойся и соберись. Я просто не могу ее тут оставить. Я просто не могу тут остаться. Я просто не могу встретиться с Ганзой. Я просто не могу больше жить. Блять, как я буду жить с этим? Ничего не видя от новых потоков слез, подлетаю к двери. Которая открывается в эту же секунду, а я с разбега врезаюсь в напряженную грудь. Отскочив назад, рывком поднимаю голову, чтобы встретиться лицом к лицу с Клетусом. Бледным, как сама смерть. - Где моя племянница, ублюдок? - трясущимся звенящим шепотом выпрыскивает он яд своего отчаяния и страха мне под ноги и в лицо. Он похож на того, кто только что бегал и искал, искал, искал... Я не нахожу сил даже вздохнуть, и он просто жестким, злобным хлопком нажимает на клавишу выключателя света, все это время находившуюся на стене. Так близко и так далеко. Комната озаряется дешевым теплым мерцанием потолочной лампочки, а Клет издает душераздирающий вибрирующий звук, похожий на вой подбитого на шоссе оленя. Панк влетает в помещение, отбрасывая меня к двери. В этот бросок вложена такая сила и злость, что мне кажется при ударе о деревяшку полотна я вывихнул плечо. Но моя тупая боль меркнет в сравнении со зрелищем того, как Ганза, не доходя до цели, падает на колени, сгребая побелевшими пальцами ворс ковров. - Нет, нет, нет, - шепчет он, завывая и едва сдерживая редкие вскрики, позволяя слезам струиться по своему резкому острому лицу, пока собственными руками поднимает и переворачивает к себе униженную и опозоренную девушку. Я не могу пошевелиться, видя, как беззвучно сотрясаются его плечи, обнимающие труп, практически, дочери, пока полуголые нелюди жмутся к стенам, с интересом следя за драмой. - Какая сцена, надо же. Кто бы мог подумать, что у Клетуса Ганзы есть сердце. - Не веря своим ушам поворачиваюсь на звук, чтобы увидеть Дункан, подпирающую голову рукой. Ее едкая улыбка, как маска средневекового демона, приоткрывается, обнажая на удивление белые в сиреневу, словно под ультрфиолетом, зубы. В дневном свете она кажется не императрицей Египта, а киноварно-красной, древней, как Месопотамия. Вавилонская блудница. Словно в трансе, Клет опускает Кайлин на ковер и поднимается на ноги. Я вижу только его затылок, так как смотрит она на хозяйку. - Ты позволила? - Организовала, да. "Отелю" конец, а упустить возможность ковырнуть тебя за все хорошее было бы преступлением. Она была красивой. Считанные секунды понадобились этому мужчине, с виду хрупкому, чтобы подлететь к хозяйке и схватить за волосы. Я не успеваю опомниться, как он бьет ее лицом об стену, снова и снова, оставляя на белой краске все увеличивающееся красное пятно. Гудение рельефных мышц резонирует по стенам, пока Клетус со страшным оскалом самозабвенно разбрызгивает на подушки и себя кровяную морось. Люди Дункан хватают вещи и выбегают отсюда, видимо, опасаясь попасть под расправу, как несчастья из шкатулки Пандоры. Мне бы тоже стоило сбежать, потому что у меня роль Иуды, и Иисус придет за мной, когда изничтожит Лилит, но я просто не могу. Клет отпускает женщину, и та сползает вниз. - Посмотрим, как ты теперь будешь улыбаться, блядь. В конец испорченные челюсть и нос Дункан волнуют меня в последнюю очередь, и я чуть шуршу брюками, сворачиваясь в комок. На этот шорох он, прямое воплощение возмездия, с чужой кровью на руках, поворачивается. Немезис, никакой Фемиды. Его лицо, влажное от слез, с красными глазами и чуть приоткрытым ртом, похоже на лицо человека, который мог бы прямо сейчас взять автобус заложников и расстрелять их всех, чтобы поймать шестнадцать пуль от копов: ему больше нечего терять. Клет делает шаг ко мне, и я пячусь от ужаса перед его порожденным горем величием. Но он просто снова садится перед Кайл, поднимая лицо к потолку и тяжело дыша. Освещенный глухим темным светом, он будто просит помощи у бога, который плевать хотел на него и это отринутое место. Справившись с чувствами, он говорит: - Пятнадцать минут, чтобы исчезнуть из этого дома. Я отпускаю тебя только потому, что она так хотела. Если ты не уйдёшь - я убью тебя. Клянусь. Я швырну тебя кэмероновцам, чтобы они превратили тебя в пыль. Убирайся. Отразившись от стен, эти слова сложились в стену между нами, которую теперь не разрушит уже ничто. Я до самого последнего дня считал его уродом, но оказалось, что урод здесь только один - я. Описание всей моей жизни одной фразой. Тишину взрезает звонок. Помедлив, Клет берет трубку. В могильном молчании я отчетливо слышу человека на том конце. - Топор проснулся. Вас сдали. Едет Киркманн. Дай бог пара часов, а то этот не спит никогда. Удачи. Мне жаль. Отменив звонок, панк сильно прижимает кулаки тыльной стороной к лицу и рычит, и я понимаю: он не может сразу заняться ею и "Отелем". Придется выбирать. В его случае, между болью и долгом перед другими. Подумав полминуты, он вытирает лицо ладонями, встает и молча выбегает. Его отчаянный и злобный командный тон внизу пробуждает меня, и я пулей вылетаю из проклятой спирали, потеряв там все хорошее, что было со мной за последние несколько лет.