Что не так с Блум?

Как только двери комнаты были плотно закрыты, Фарагонда без особых усилий использовала другое заклинание, отличное от двух прежних. Это были несильные чары, заглушавшие голоса внутри барьера, их спецификой был предупреждающий сигнал в случае, если кто-то подойдёт к краю заклинания или даже коснётся его. Если бы она знала, что кто-то из гостей на этом вечере будет за ними шпионить, то применила бы это заклинание с самого начала. Однако она предусмотрела только тот вариант, что их будут подслушивать любопытные первокурсницы. Директрису беспокоила мысль, что кто-то прознал об их разговоре. Кто-то, кто был могущественнее феи или ведьмы первого курса обучения. Но она не могла понять, зачем это было нужно. Причина, по которой два директора прибегли к сложным чарам против обнаружения и прослушивания их разбирательства, была в том, чтобы защитить честь учениц, чтобы не поползли лишние слухи и не испортились судьбы этих ведьм. По большей части, это было сделано ради самих Трикс, а не ради репутации Блум или Стеллы. Подслушивать их сильному волшебнику не было никакого смысла… Во время наложения чар до них долетел провокационный и агрессивный тон голоса Блум. Услышав её слова, даже без контекста было понятно, что произошло. Губы Фарагонды, сложенные в вежливую улыбку, некоторое время подрагивали от нервного тика: «Даже пяти минут не прошло». За спиной раздался приятный тёплый смех Гриффин. Ведьма улыбалась. — Уверена, что не хочешь перевести её в мою школу, пока ещё есть время? — она приподняла бровь, а затем, нахмурившись, серьёзно произнесла: — Этот ребёнок словно магнит для негативной энергии. Пускай родилась феей, она обладает поразительным потенциалом в тёмных искусствах. Возможно, она была бы на уровне Айси, а может… даже сильнее неё. В волшебной вселенной не было как таковых рас фей или ведьм. Решение быть кем-то определенным принимала сама волшебница. Однако дети рождались с определенным потенциалом – кто-то был способен легко преобразовывать негативные эмоции в волшебство, а кто-то – позитивные. Предрасположенность и природный талант. Магия пробуждалась в самом разном возрасте, и дети спешили порадовать взрослых. Если у вашего ребёнка талант к преобразованию позитивных эмоций в магию – вы счастливый человек, которому не о чем волноваться. Но если нет, то вы вынуждены беспокоиться о том, чтобы дитя не выбрало «неправильный» путь, став преступником, убийцей или «злодеем». Нередко прирожденные ведьмы становились феями по настоянию своих родителей, зачастую это происходило в королевских семьях. Но, конечно, на публике ничего подобного никогда не разглашалось, а сильные волшебники, знавшие кое-что об устройстве этого мира, мудро помалкивали, считая, что это не их дело – лезть в чьё-то грязное бельё. — Нет, — решительно оборвала Фарагонда, не желая слушать дальнейших пояснений и заверений, что перевод Блум мог бы пойти на пользу всем. — Не переживай так, — сказала Гриффин мягким тоном. — Я и сама не хочу, чтобы какая-либо фея переходила к нам. Это стало бы беспрецедентным случаем. Самым позорным в истории всех ведьм. История о том, что сильнейшей ведьмой стала фея. Впрочем, — директор Облачной Башни игриво посмотрела в сторону, уклонившись от сердитого взгляда своей коллеги, — я также уверена, что совсем скоро это дитя проявит интерес к темной магии. Тех, кого так плотно окружает аура тьмы, притягивает к тёмным искусствам. Фарагонда недовольно нахмурилась. Хотела бы она ответить, что этого никогда не произойдёт, но… абсолютно никто, кроме самой Блум, не способен это утверждать. С характером этой барышни идти против системы, что её не устраивает, это было вполне возможно. Учитывая, что внезапным образом её подруги оказались тремя ведьмами-соотечественницами, эта вероятность возрастала. Директор Алфеи могла представить, как совсем скоро, в ближайшие два года, её преподаватели начнут подавать жалобы на фею, использующую тёмную магию в коридорах и классах. Это лишь вопрос времени. С упрямым характером Блум избежать этого не выйдет. — Тебя же не манипуляции над воспоминаниями не-волшебных интересуют, верно? — улыбнулась Гриффин, напоминая об изначальном поводе их личного разговора. Ей редко доводилось поговорить со старой подругой, особенно – поделиться опытом. Оба директора старались лишний раз не пересекаться, подозревая, что столкновения закончатся болезненно для обеих сторон. Подобный шуточный скандал был приятной редкостью, которая обернулась очень понравившимися Гриффин результатами. Она была в хорошем расположении духа, чтобы ответить Фарагонде на все интересующие её вопросы. В большинстве секторов волшебного измерения чары контроля над разумом находились под запретом. В особенности те чары, которые способны навредить или изменить личность жертвы. Простые заклинания с коротким и мгновенным эффектом или какие-нибудь шутки под запрет не попадали. А ещё… когда волшебники имели дело с не-волшебниками, не знающими ничего о волшебстве, они предпочитали стирать им воспоминания – такая магия разрешена, хотя особой необходимости скрывать магический мир нет, это скорее щадящая мера, чтобы не-волшебник не сошёл с ума. В целом, запрещено только насилие над разумом жертвы. То, что Фарагонда желала обсудить с Гриффин, не относилось к разговору, произошедшему чуть ранее. Хотя возможно эта тема пересекалась с произошедшим в переулке в Магиксе. Она могла понять, почему Дарси была так взволнована, но… этой ведьмочке не следует совать свой нос в дела взрослых. — Верно. Что ты знаешь о волшебниках с врождённой способностью подчинять разум более слабых сородичей? Гриффин моргнула. Какой эксцентричный вопрос! Она долгим взглядом рассматривала лицо Фарагонды, понимая, что это не какая-то шутка. Отвечая на её вопрос, ей на ум приходила только одна личность из ныне живущих, однако, этого человека нельзя внести в список обычных волшебников из-за его происхождения. Потому что он не человек. Фарагонда наверняка подразумевала общие, но редкие случаи, а не волшебное исключение. Эту женщину встревожило, что она дважды за вечер вспоминает старого знакомого. Ещё несколько раз, и ей придётся унять свою паранойю, уточнив списки преступников Омеги. Если этот человек сбежал… Ей было страшно даже подумать об этом. — Немногое, — наконец спустя долгое время осмелилась заговорить Гриффин. — Такие случаи были, и они поддаются определенной системе, но с ходу я не назову имён. Я могу отправить тебе нужные книги, когда вернусь в Облачную Башню. — Тогда я потревожу тебя этим делом, спасибо, — тепло улыбнулась пожилая женщина. Во взгляде Гриффин отразилось понимание. Зачем бы директрисе школы фей ни понадобилась эта информация, её это не должно касаться. Тема контроля над разумом очень тесно пересекалась с запрещёнными книгами, потому ведьма не захотела вдаваться в подробности, не желая лишний раз влезать в неприятности с запрещённой магией. Но в Башне у неё был секретный архив, покопавшись в котором, она, возможно, сможет найти нужные Фарагонде сведения. Благо за этим архивом даже слишком внимательно присматривал один из её профессоров, одержимый страстью к запретным книгам. Сколько бы она раз его ни ругала, угрожая увольнением, этот идиот всё равно проносил в школу запрещенные материалы. Впервые за много лет его увлечение кому-то пойдёт на пользу. — Я хотела поговорить об этом тоже. Ты сказала «темная магия», подразумевая не только магию негативных эмоций? Гриффин взглянула на Фарагонду немигающим взглядом, медленно подтвердив: — Верно. Это было всего лишь небольшой шуткой, которая неожиданно стала предметом для серьёзного разговора. Энергия, плотно окружающая Блум, была не только магией негативных эмоций, но скорее… магией тьмы. Любой, завидев столь плотную темную энергию, начнет задавать вопросы – что не так с Блум? Да, во вселенной иногда рождались дети, которым не посчастливилось стать любимчиками разрушительной темной энергии, и судьба их складывалась трагично. Но она впервые видела, чтобы магия тьмы полюбила урожденную фею. Какое несчастье! — Эта девушка родом с Земли. Магия там довольно особенная. К тому же, ребёнок, переживший охоту на фей, мог быть облучён темной энергией колдунов, — сделав задумчивое лицо и коснувшись рукой подбородка, вслух высказывала свои предположения директриса. Фарагонда находила поддельное происхождение Блум крайне удобным. Конечно, «фея с Земли» — такое оправдание не могло объяснить всех странностей этого вредного ребёнка, но оно покрывало большинство самых явных вопросов. Как например: «почему она сильнее других?», «почему её родители не волшебники?» или «почему её окружает негативная аура, словно она ведьма?». Чёрная магия колдунов с Земли должна быть такой же непохожей ни на что, виденное ранее, как и магия земных фей. Исходя из настоящего происхождения этой феи, Фарагонда уже сделала предположение, почему этого ребёнка так любила магия тьмы. Три Древние Ведьмы могли что-то сделать, поставить на ребёнке какую-то метку прежде, чем Дафна успела её спасти. Это делало «путешествие» Блум ещё более опасным. Директриса Алфеи знала лишь один способ, как можно было снять тёмное заклятие с Блум, но, к сожалению, вероятность успеха была крайне мала, если это было вообще возможно. — Ах, так вот почему, — понимающе вздохнула Гриффин, приняв это объяснение. — Вы хотели спросить у меня о том, «возможно ли это», не так ли? Но похоже вы и сами знаете ответ. — Верно, — Фарагонда мрачно кивнула. Она нахмурилась: — Гриффин, можно ли что-то сделать, чтобы помочь Блум? — А этой девочке требуется помощь? — ведьма моргнула. — Как мы уже слышали, она довольно сильная фея. А будучи «магнитом» для тёмной энергии, ей ещё открывается дорога к становлению успешной ведьмой. Поймите меня правильно, я скорее считаю это везением, чем проклятьем. Пожилая фея нахмурилась, увидев улыбку этой ведьмы. Похоже, её забавляет эта ситуация! Не следовало вообще просить о помощи кого-то вроде неё. — Вы знаете ответ лучше меня, коллега, — поняв, что тайная беседа закончена, Гриффин, не поворачиваясь, махнула рукой, беспрепятственно покидая комнату. Стоило ей выйти, как заклинание само по себе развеялось. Фарагонда нахмурилась, проводив её взглядом. Да, она знала способ помочь Блум. Но фею энчантикса найти не так просто, как кажется. И ещё сложнее – убедить потратить своё время. Если бы получить энчантикс – финальное превращение феи – было так легко, им бы не пришлось кровью и потом сражаться в последней войне. Все тёмные заклинания врагов были бы развеяны в один миг! Однако нет. Это превращение требовало такой самоотдачи, на которую был способен очень малый процент фей всего магического измерения. Даже среди старшекурсниц Алфеи сложно было отыскать такой бриллиант. И сама Фарагонда, в силу некоторых обстоятельств, помочь Блум не могла. Оставалось ждать, пока подрастёт новое поколение. Однажды Феникс и другие злодеи себя явят, дав шанс семенам взрасти. Конечно, ей не нравилось, что приходилось пользоваться помощью врагов, но что поделаешь? Мир и покой не будут длиться вечно. Иногда уступая дорогу меньшему злу, мы можем получить много больше, позволив свету засиять ярче после сражений с этим злом. Фарагонда последовала за ней, быстро оказавшись рядом, поскольку директор Облачной Башни никуда не спешила – она не горела сильным желанием возвращаться в шумный зал, желая уже наконец оказаться у себя в кабинете и посидеть в тишине. Посмотрев на бальный зал, Гриффин не могла не спросить то, что её уж долгое время интересовало в течение этого дня: — Теперь вы объясните, чем вас запугала одна единственная ученица, что это для вас оказалось даже важнее, чем угроза родителей учеников отказаться от финансирования школы? — Мисс Гриффин, вы и сами осведомлены о настоящей сумме, необходимой для содержания всей школы, — намекнула директор на то, что Облачная Башня не получает таких больших финансирований, как Алфея, если им вообще жертвуют деньги. — Большая часть бюджета Алфеи никогда не растрачивается. За все столетия сберегательный счёт Алфеи скопил настолько круглую сумму, что даже если родители всех учеников разом откажутся от финансирования школы на ближайшие пятьсот лет, это никак не отразится на Алфее. Ведьма слегка нахмурилась, недовольно цыкнув. Как она и думала – у этих богатеев деньги куры не клюют! Как жаль, что столько финансов лежат без дела на банковских счетах школы. Хотя безусловно, иногда «щедрая школа фей» вкладывалась в благотворительность, чтобы ещё раз прокричать на весь Магикс своё великое имя – Алфея! — Вы не ответили на мой вопрос. Если бы вопрос затрагивал только попечителей, вы бы уже давно сделали традицией праздновать начало учебного года в компании двух других школ, а не одной. Это был неприятный вопрос для них обеих. Фарагонда не хотела говорить, а Гриффин не желала убеждаться. Причина, по которой директор Алфеи не желал протягивать руку директору Облачной Башни. Она не только в том, что родители фей оспорят такое решение, осудят её за союз с «гнусными ведьмами». Поэтому, чтобы узнать, что же случилось на этот раз, Гриффин осторожно обходила этот вопрос, заходя с другой стороны. — Да... — женщина вздохнула. Гриффин всё равно найдёт способ узнать, если ей действительно это понадобится. — Блум - землянка. Она прибыла в Магикс с весьма… романтичным настроением. Думаю, вы понимаете, что я имею в виду. — А-ах. Да, я понимаю. Ещё одна мечтательница, чьи розовые очки разобьются вдребезги о реальность этого места, — ведьма оскалилась, с добрым голосом рассказывая: — Каждый год обожаю наблюдать за милыми ученицами, прибывающими с Земли и вскоре приходящими ко мне в кабинет жаловаться о несправедливом к ведьмам отношении, — она фыркнула: — Как будто у самих в истории не пылится сказ об Охоте на ведьм. «Охота на ведьм» – это жуткий эпизод в истории Земли, когда людей, подозреваемых в колдовстве, подвергали бесчеловечным пыткам и убивали. Сейчас под этим чаще имеют в виду переносное значение – когда человека преследуют по абсурдному обвинению. Учитывая, что ведьм Магикса принижают скорее из шовинистских соображений, это сравнение мало подходило. Хотя… возможно, она подразумевала мрачные годы, времена до окончания последней войны, когда ведьмы заслужили дурную репутацию. Некоторые волшебники, боявшиеся ведьм и тёмных колдунов, в самом деле вели на них охоту, предлагая без суда и разбирательств казнить, чтобы они не могли «вернуться и отомстить», равно лишали их возможности реабилитироваться. Фарагонда не нашла в этом ничего весёлого, а Гриффин внезапно рассмеялась: — Так она вас запугала, что обратится в суд? Почему вы ей просто не рассказали всю картину, что обстоит в Магиксе? Гриффин понимала, что Фарагонда впервые сталкивается с ученицей с Земли, и потому возможно не знала, как ей следовало с той поступить. — Я бы попросила вас не сравнивать эти ситуации, — Фарагонда чувствовала раздражение. — Дело не только в этом. Блум отличается от тех, кого вы упоминаете. Даже среди своих соотечественников эта девушка обладала выдающимися навыками. Кто-то вроде неё вполне способен возглавить сопротивление, если понадобится, и свергнуть правительство. — Оу? Сорвиголова, значит? — Гриффин снова рассмеялась, но тише и с большей иронией, поскольку теперь потешалась над самой Фарагондой, не поверив её словам: — Ох, не завидую вам, коллега. «Да уж». Фарагонда внимательно изучала дело Блум. Эта юная леди собиралась получать специальное образование и метила продвигаться по карьерной лестницы до сотрудника Департамента безопасности и информации Италии. Нетрудно было догадаться, с какой целью. Если ты не можешь найти человека, словно он провалился сквозь землю или его никогда не существовало, то ты подумаешь о том, что он находится под защитой государства согласно программе защиты свидетелей. Уже одно это стремление говорило о ней многое. На месте Блум многие бы сдались, зайдя в тупик и не решившись тратить свою жизнь, но Блум… была одержима жаждой узнать правду, какой бы она ни была. Чтобы однажды стать государственным агентом и получить интересующие её связи, она не могла быть посредственностью, серым человеком. Ей необходимо было выделяться во всём, рваться во все важные конкурсы и получать хорошие отметки. Она отказалась от страха перед взрослыми, рано перестав быть ребёнком. От оценки её как ученицы и характеристики, написанной преподавателями о её личности, зависело то, достигнет ли она желаемого будущего. Хотя безусловно, в её жизни бывали периоды, когда накрывало отчаяние и подкрадывался экзистенциальный кризис, задающий вопрос: «стоит ли оно того?». Если её биологические родители избавились от ненужного ребёнка, не оставив после себя никаких следов, то стоило ли тратить целую жизнь на то, чтобы найти таких родителей? Возможно, не узнай Блум о Магиксе, однажды, будучи взрослой, она бы сошла с ума.

***

— Я вернулся, повелитель. Телепортировавшийся мужчина появился в огромном мрачном зале. Вдоль колонн, упиравшихся высоко в потолок, стояли чаши с пламенем, но основной источник света исходил от больших продолговатых окон по левую сторону зала, разукрашенных витражами, похожими на языки пламени. За теми окнами не было ничего интересного – лишь огромная скучная пещера с водопадами подземных рек и пропастью. В середине зала стоял алтарь из обсидиана, вероятно, иногда он служит для жертвоприношений или же… пыток. В целом это помещение было очень похоже на тронный зал, основными цветами которого были изумрудно-зеленый, сине-зеленый и фиолетово-красный. В противоположной от входных дверей стороне на небольшом ступенчатом возвышении стоял трон, за которым располагалась огромная статуя феникса высотой чуть более шести метров. Глядя на этого феникса, кто угодно почувствовал бы благоговейный трепет. С трудом оторвав взгляд от статуи, мужчина взглянул на рыцаря в бордовых обсидиановых доспехах, который сидел на этом троне, о чём-то глубоко задумавшись. Это существо вызывало мурашки по коже у тех, кто видел его впервые: у него черная кожа и яркие белоснежные зубы, оно скрывает лицо за рыцарским шлемом, а от его тела исходит лиловая светящаяся аура тьмы. Сейчас он был очень слаб по сравнению с двумя десятилетиями назад. Если бы только возникло такое желание, его было бы так легко убить… Но как бы мужчине ни хотелось, это существо всегда будет стоять над ним. — Никто не заподозрил тебя? «Обычно он об этом не спрашивает. Он чем-то обеспокоен?» — Нет. Мужчина-маг уверенно прошёл вдоль зала, приблизившись к рыцарю. Полы его тёмно-бардового жакета развевались в такт движениям, как и весьма длинные серебристо-русые волосы. Он остановился на расстоянии нескольких шагов перед ступенями, выражая уважение поклоном. Выпрямившись, он нежно улыбнулся: — Мне довелось повидать Гриффин. Похоже, она настолько постарела, что уже не способна смотреть сквозь мои иллюзии. — Ты жаждешь ей отомстить? — вырвался равнодушный вопрос из уст рыцаря. Ему не был интересен ответ, сколь его заботило то, станут ли препятствием и принесут ли неприятности чувства этого мага в осуществлении их планов. Маг задумался на какое-то время, замерев и анализируя свои внутренние чувства и ощущения, а затем медленно помотал головой, ответив: — Первый шок от предательства уже прошёл. Несколько лет в Омеге… охладят пыл любого. Когда Валтор был освобожден из Омеги незнакомыми людьми и получил приказ явиться к Фениксу не позднее чем через два года, когда тихо решит все свои дела, он был удивлён. Он знал, что лорд Даркар сразился с лордом тамплиеров, серьёзно ранив последнего, но и сам, со слов тюремщиков, погиб. «Фениксы действительно возрождаются из пепла после смерти», — подумал тогда колдун, принявшись спешно воплощать в жизнь планы, которые он продумывал годы, когда рассуждал, кому следует мстить в первую очередь и как. Старые союзники, заслышав о таинственной гибели предателей их владыки, быстро поняли, что происходит, и радушно приняли генерала армии тьмы, вновь присягнув им на верность. Хотя этим политикам пришлось затаиться и скрыть свои связи с Темным Фениксом, они ждали этого часа с трепетом. Благодаря Валтору, Даркар вернул своих верных союзников. Магу хватило двух лет, чтобы утолить жажду сиюминутной мести и расправы. Он стал намного спокойнее, особенно после того, как вернулся в замок Феникса и услышал продолжение долгоиграющего плана. Пока он может однажды отомстить Феям-прародительницам, этот маг согласен выполнять любые приказы и заглушить свои эмоции. Час расплаты Гриффин, Фарагонды, Саладина и прочих мелких сошек, возомнивших о себе невесть что, тоже придёт. Во что он действительно еще был способен верить, так это в планы Темного Феникса, которые всегда срабатывали. Валтор быстро рассказал отчёт о последних событиях, произошедших в Магиксе, Алфее и Гардении. Пускай цель покинула Землю, ему – или, скорее, его подчинённым – всё ещё приходилось наблюдать за её окружением. Он не забыл упомянуть в подробностях беседы директоров с ученицами – феями и ведьмами. — Также, уходя, я стал свидетелем очень забавной сцены, — мужчина был воодушевлён: — Похоже, ваш план проходит как по маслу. Дочь Оритела осталась доброй феей, но в обществе она известна как фея, которая якшается с ведьмами. Она даже угрожала ведьме, как-то подозрительно похожей на мать Беладонну, откровенным насилием! — Не радуйся раньше времени, — видя улыбку колдуна, осёк его Даркар. — Если мы позволим себе роскошь ослабить бдительность, Фарагонда и её люди быстро обратят в прах эти достижения. Валтор понимающе моргнул, будучи согласным со своим повелителем, но всё же выразил своё мнение: — Я согласен, что ситуация всё ещё нестабильна. Но этот ребёнок вырос очень понятливым. Заметив, с каким воодушевлением и искренностью колдун об этом говорит, напоминая наивного мальчишку, лорд Даркар мог только смириться: — Похоже, ты ею восхищаешься. — Верно, — он беззастенчиво кивнул, проигнорировав саркастичность и насмешку в голосе собеседника. — Она доводит до головной боли моего старого врага, используя всего несколько фраз; не мается ерундой как эти молодые феи и исправно ходит в библиотеку. Услышав про библиотеку, Феникс сразу же понял, он даже отнял руку от лица, выпрямившись, когда уверенно произнёс приговор: — Два книжных червя нашли общий язык. Валтор улыбнулся, скрывая раздражение. Проводя время на Земле, в Алфее и в Магиксе, он вскоре адаптировался к современной культуре и, поскольку очень любил книги, прочитал все интересные новинки, что выходили за те годы, которые он провёл в ледяной тюрьме. И испытал разочарование, ведь количество впечатляющих произведений, изданных в волшебном измерении, можно было пересчитать по пальцам. Поскольку колдун-книголюб был вынужден приглядывать за ребёнком, он от скуки ознакомился с земной литературой и нашёл её увлекательной. Именно за это его высмеивал лорд Даркар. Феникс был снобом и коллекционировал редчайшие вещи и артефакты, включая книги. Он не перечитал и десятитысячную часть от того, что за всю долгую жизнь прочитал Валтор. Всякий раз, когда темному магу хотелось поговорить о литературе и её веяниях, он ловил себя на мысли, что у него нет достойного собеседника. Этот рыцарь совершенно ничего не понимает в прозе, но смеет судить его и насмехаться, обзывая «книжным червем». Любовь к заклинательству невозможна без любви к книгам. Валтор был не столько сильным, сколько опытным колдуном, который изучил бесчисленное множество заклинаний и волшебных формул за тысячелетия жизни. Разумеется, многих вещей он не мог вспомнить, но знал, где хранятся книги с ответами. Он давно перешагнул ту стадию, после которой волшебник способен творить всё, что ему заблагорассудится, создавая новые впечатляющие заклинания и искусные чары. Глядя на Блум, он невольно видел себя в юности, когда он запирался в библиотеке башни магов, желая найти ответы на все интересующие его вопросы, стать сильнее и могущественнее наиболее оптимальным путём, нежели тем, который предлагали его учителя. Ночи чтения от захода солнца до зари, постоянное ощущение собственного прогресса… — Она напоминает мне меня в мои лучшие годы, когда я учился на Андросе. — Ты помнишь то, что было тысячи лет назад? Даже Даркар не мог припомнить многие вещи, хотя он был младше этого бессмертного драконьего демона. Из-за силы, которую он получил, рыцарь был лишён мирских радостей, ему было невозможно понять чувства этого мага. Он и не желал. — Конечно. Это самые счастливые и безмятежные воспоминания за всю его долгую жизнь, но они были очень короткими. Времена, когда все было хорошо… Он не стал надолго об этом задумываться – память о прошлом приносила лишь боль и страдания. Это вечное напоминание о том, что у него когда-то было отобрано. Заметив, что Даркар отправил своего птичьего монстра, Керборга, с посланием, Валтор склонил голову, спросив: — Вы не станете изменять содержание письма? — сложив события между собой, он мог легко предсказать реакцию получателя: — Она может запутаться… Валтор видел, что Даркар написал это письмо ещё до начала бала первокурсников, проходящего в данный момент в Алфее. Но произошедшее на балу могло многое изменить. Сейчас Блум была уверена в том, что некто спровоцировал её появление в волшебном измерении, подстроив нападение на её семью. Разве загадочное письмо не наведёт её напрямую на мысль, дав ложный ответ? — Ты сам сказал, что она очень понятливый ребёнок, — ответил Даркар. Валтор недовольно поджал губы. Даже если ему импонировало это дитя и он мог видеть её взросление на протяжении десятилетия, эти моменты ещё не означали, что он мог гарантировать и предсказывать её поведение. Это же дочь Оритела! Его глаза дрогнули, когда он задумался: если ещё раз оглядеться, пройдясь свежим взглядом по инциденту в Гардении, и задаться вопросом – кому и чем выгодно это событие – то какой ответ можно получить? Даже если девчонка не знает, кто за этим стоит, ей не составит особого труда понять, какую цель преследовал этот человек. Вместо того, чтобы отправить приглашение в школу, он подстроил нападение ведьм на будущую фею, тем самым спровоцировав заведомо предвзятое отношение к ведьминскому сообществу. При этом именно другая фея протянула ей руку и спасла от происков ведьм. Ах, действительно несчастье, что лучшими подругами Блум оказались земные ведьмы, и весь план пошёл коту под хвост… — Верь в неё немного больше, — лорд Феникс устало вздохнул. — Она – важная фигура в этой пьесе. Что бы Фарагонда ни предприняла, наше влияние уже глубоко поселилось в сердце девочки. Даже избавившись от тьмы, её разум останется прежним. Проявив к ней уважение, в будущем мы сможем стать союзниками. Маг нахмурился. Ему было сложно до конца понять веру Темного Феникса в это дитя. На его взгляд, она была обычным глупым ребёнком голубых кровей. Хотя её слова вызвали у него восхищение, Валтор всё ещё не видел в ней той ценности, которую придавал ей Даркар. Она всего лишь сосуд для огня Дракона. Согласно предсказанию лорда Даркара, заглянувшего в ткань будущего, их всех ждала гибель от рук наследной принцессы Домино, которую дёргала за ниточки директор Алфеи. Троица глупых ведьм пробудит в ней огонь Дракона и настроит против Зла, лорд Даркар будет повержен шестёркой школьниц, и даже генерал армии тьмы, величайший колдун волшебного измерения, будет уничтожен. Когда Валтор впервые об этом услышал, он был шокирован и растерян, а вскоре его накрыла ярость, из-за чего несколько неиспользуемых помещений во дворце Феникса были разгромлены. Какая-то кучка юных девиц одолеет его – хранителя огня Дракона?! Бред! Он мог поверить, что убить едва проснувшегося Даркара – легче простого! Но его?! Неслыханная дерзость! Маг хотел напасть на ребёнка в тот же момент, как всё осознал и принял сложившуюся ситуацию. Если это дитя так опасно – следует от неё избавиться! Но лорд Даркар его остановил, объяснив эту ситуацию с совершенно другой стороны. Общество Света на блюдце предоставило им беззащитную хранительницу величайшей силы во вселенной, что так нужна Даркару для открытия врат Реликса. Он заплатил за это знание, лишь раз заглянув в ткань будущего. Разве обстоятельства не складываются наилучшим образом? В тот день Темный Феникс впервые окрестил мага идиотом, ведомым эмоциями. Хотя чего следовало ожидать от человека, воспитанного тремя эмоциональными и мстительными женщинами? Что он будет от них чем-то отличаться? Ха! «Уничтожь то, что не можешь заполучить» – такому правилу учили его Древние ведьмы. Осознав, что он чуть не совершил непоправимое, Валтор стал более послушным, он больше не оспаривал решения Даркара, пускай всё ещё терзался сомнениями. Не видя будущее собственными глазами, он мог лишь верить рыцарю на слово, что, конечно, убедительным доказательством никогда не являлось. Валтор мысленно вздохнул и развернулся, чтобы снова исчезнуть. Чем сутками находиться под землёй в компании скучного лорда, который сидит, уставившись в стену, или возится со своими косматыми питомцами, маг предпочитал шпионить снаружи, вливаясь в общество. Хотя он знал, что его повелитель невероятно умный герой этого тысячелетия, который продумывает витиеватые стратегии и вычисления в уме, решая, каким выгодным и одновременно простым образом получить желаемый ход событий, Валтор всё ещё находил его невыносимо скучным и раздражающим. Иногда, когда он покидал замок, уходя ранним утром и возвращаясь только на закате, Валтор понимал, что Даркар даже не заметил его отсутствия, пребывая полностью в своих думах. «Хорошо, что многовековым волшебникам не требовалось принимать пищу или пить воду, иначе это ископаемое точно погибло от размышлений, — он снова вздохнул: — Какая была бы нелепая смерть». Лорд Даркар не обратил ни малейшего внимания на уход своего слуги. Этот маг прекрасно знал, что ему необходимо делать. Пускай цели у них были разные, дорога, по которой им предстояло пройти, была единой. Пока свободолюбивый маг возвращался, докладывая о происходящем во внешнем мире, и скрывал свою личность, он мог делать всё, что хотел. «Итак, Фарагонда решила помешать Блум узнать о своём происхождении. Мне даже ничего не нужно делать, эта женщина сама себе выроет могилу».