Ведьма в лесу / The Witch in the Wood

      Ей снились не только кошмары. Не всегда. Иногда, когда чудовище пряталось в ожидании своего часа, Рей снились и прекрасные вещи. Города, которых она никогда не видела, улицы, вымощенные гладкими белыми камнями, повсюду сады и вьющиеся растения на стенах, и так много людей. Она знала, что города были ужасным, опасным местом, где все похожие на неё были обречены на гонение и травлю. Но в её снах они могли быть чудесными.       Ей снилось, как она летит близко к земле, и высокая трава в красновато-коричневых и янтарных бликах заката щекочет ступни её ног, когда она проносится мимо.       Ещё ей снился мужчина.       Долгое время он был мальчиком, учился или играл. Наверное, пока она сама была девочкой. Но потом она стала женщиной, и мальчик ушёл, а на его место пришёл мужчина. Эти сны были особенными. Очнувшись от них, она была едина с собой. Довольна и сыта, словно только что закончила богатую трапезу, и знала, что, когда понадобится, будет ещё. Насыщения не было только в одном — она никогда не могла запомнить его лица.       Сегодняшний вечер не был исключением. Увидев, что рыцарь крепко спит, она проверила огонь, приготовила еду на утро и поднялась на чердак, чтобы лечь спать. До этого она боялась оставлять его одного, но сейчас, когда она поняла, как можно удержать его, её чары были сильны, к тому же она давно научилась искусству лёгкого сна. Сложив походный тюфяк и завернувшись в тёплое шерстяное одеяло, она быстро сдалась во власть сна. Она редко использовала свою магию на других, но это едва ли было для неё сложным делом. Даже Базини легко подчинялась самым простым оберегам. И всё же этот человек был особенным — он был сильнее других, и дело не только в его физической мощи. Даже чтобы связать его потребовалась магия более сильная, чем обычно, и он, казалось, мог бы сразу сбросить заклинание, если бы она не была особенно осторожна. А лишняя осторожность истощает.       И вот она уснула, и ей приснился сон, и этот человек был там, и она могла бы поклясться, что видела его лицо. Часть лица. Шрам — длинный и свежий — был высечен затейливой резьбой на его лбу, щеке, подбородке, пересекая шею и заканчиваясь на груди.       Она спала слишком чутко и проснулась слишком рано, с мокрым лицом и учащённым дыханием. Ощущение твёрдых, горячих рук вокруг себя, ставших теперь лишь тенью, всё ещё вызывали мурашки на её шее и груди. Рей отказывалась открыть глаза и признать, что всё уже кончено. Слишком рано. Она перевернулась на живот, прижалась грудью к тюфяку и попыталась убедить себя в том, что сквозь легкую шерсть зимней сорочки её гладили мозолистые руки. Это могло только усугубить пожар там, где соприкасались её бедра, или, наоборот, приблизить её к облегчению… она никогда не знала заранее. Она потянула себя за подол сорочки. Иногда, цепляясь за остатки сна и впечатлений, ей удавалось дойти до конца пути.       Она снова представила поцелуй тёплого весеннего солнца на своей обнаженной спине. Ещё один поцелуй, более горячий и влажный, в ложбинку на её шее. Сильные руки на её бедрах, успокаивающие и уговаривающие. Изгиб этого шрама — гладкий и чуть блестящий — над острым выступом его молочно-белой ключицы. Пятна зелени на коленях. Запах примятой травы, листьев мяты, только что распустившихся цветов шафрана, влажной земли. Запах пота, соли и сладости.       Рей разочарованно вздохнула и уткнулась лицом в тонкую подушку. Она прекратила осторожное поглаживание своими пальцами. О, богиня плесени и затхлости, как она может продолжать это, пока рыцарь спит внизу. Хоть логика и подсказывала ей, что он всё равно ничего не услышит и не почувствует — он был довольно слеп к окружающему миру, даже когда бодрствовал, но… Она перекатилась на бок и свернулась калачиком, надеясь, что её сердцебиение успокоится, а пульсация возбуждения утихнет. Она слышала шум ветра в ветвях над головой. Глубокий, стонущий скрип. Огонь в камине почти погас. В доме было тихо.       Слишком тихо. Что-то было не так.       Она резко выпрямилась и в следующее мгновение уже была на ногах, направляясь к лестнице. Она была на полпути вниз, прежде чем осмотрелась. Её кровать в тусклом рыжем свете догорающего камина была пуста.       Нет! Нет, нет, нет...       Её ноги коснулись мягкого мха на полу, глаза метнулись к новой импровизированной двери. Закрыта и нетронута. Ну хотя бы дверь не выбил. Она подбежала к кровати, чувствуя, как колотится сердце. Покрывало было на месте, хотя и наспех застелено, и когда она зажгла на ладони маленький огонёк света и присела, то увидела ряд выбоин и рытвин там, где мох был протёрт и смят от его тяжелых и неуклюжих следов. Следы не вели прямо к двери — нет, сначала они блуждали вокруг её большого сундука, хотя он также был нетронут — защищен от взлома заклинанием, а затем в маленькую кухню, где один из её шкафов был открыт, а всё его содержимое перерыто, и только затем к двери.       Рыцарь проснулся, хотя она и не знала, как… Чёрт бы его побрал, как мог человек, столь невежественный, сбросить всю её магию? Скорее всего, пытался найти что-нибудь, что могло пригодиться для долгой дороги, а затем в спешке сбежал. Без ботинок. Без плаща. Без меча. Он даже не взял свои латы. Ничто не могло защитить его ночью от леса.       Он непременно умрёт.       Если только она не сделает что-нибудь прямо сейчас. Как далеко может зайти её доброта по отношению к такому недостойному человеку? Он ухаживает за смертью, как за девицей. Может быть, Рей стоит позволить ему наконец добиться желаемого? И всё же она знала, что это было бы неправильно. Ещё не пришло его время. Она не знала, почему так отчетливо это чувствовала, но не сомневалась в этом, и поэтому начала действовать.       Её платье осталось на чердаке, поэтому она быстро переоделась в охотничью одежду: надела брюки из оленьей кожи, небрежно засунув край сорочки внутрь, накинула на плечи подбитую войлоком куртку, затем меха и высокие сапоги. И последнее и самое главное — она взяла свой посох и надела маску — череп волка, соединенный с черепом оленя — серьёзная защита во многих отношениях. Она залила водой тлевшие угольки в камине и пошла.       Опять шёл снег — не очень сильно, но, должно быть, уже несколько часов. Она вспомнила робкий шелест лёгкой метели, увиденный в окне чуть раньше, когда солнце ещё только садилось. Теперь на том, что осталось от последнего снегопада, ещё не успел растаять новый слой снега. Облака были густыми, но с просветом. Неровные полосы холодного лунного света пробивались сквозь кроны деревьев к белому покрывалу у их ног. Это хорошо — нежное избалованное городское дитя, вероятно, могло бы выследить рыцаря так же легко, как и она, даже несмотря на все усилия, которые он прилагал, чтобы скрыть свои следы.       Кроме следов на снегу, отмеченных его широкими шагами и крадущейся походкой, было множество сломанных веток, сбитых сосновых шишек и разбросанных камней, указывающих, где он был. Она надеялась, что он не ушёл далеко. Хотя она и полагала, что у него, вероятно, есть хоть какое-то представление о том, как вернуться туда, откуда он пришел, это всё равно не принесёт ему много пользы. Даже днём лес мог быть опасен для всякого гостя, не проявляющего должного уважения. Ночью же он был откровенно враждебен к чужакам, независимо от их намерений. Может быть, он и сам знал это, но одно только знание едва ли могло помочь.       Она шла быстрой, лёгкой рысью по его следу, ведущему на восток, и пыталась убедить себя, что эта охота ничем не отличается от любой другой. Она ещё не успела отойти далеко от своего дома, когда обнаружила на поляне стружку, сначала показавшуюся ей древесной корой. Присмотревшись, она обнаружила, что это кусок сушёной оленины. Значит, он всё-таки был неосторожен. Она подняла оленину, положила себе в рот под маску и стала энергично жевать её по дороге. Какое-то внутреннее чувство подсказывало ей, что она уже близко. Что она найдёт его. Она его уговорит.       Громкий рёв оповестил её, что он рядом. Сначала Рей подумала, что это животное. Возможно, она набрела на медведя или большого одинокого волка. Это мог быть даже дикий кабан — она видела нескольких, соперничавших с ними по размеру, с клыками длиной с её предплечье. То, что она слышала, было похоже на всех них и ни на кого в отдельности. Она достигла ещё одной поляны как раз в тот момент, когда устрашающий звук снова разрезал воздух, — это был он.       Этой поляны, осознала она, раньше здесь не было. Ещё сегодня здесь была роща. Её любимая роща. Теперь же несколько маленьких деревьев лежали растерзанными в клочья. Куски разорванной коры, древесины и орехов были повсюду разбросаны на ветхом снежном покрове. Голые колючие кусты и короткие вечнозеленые деревья были расплющены или сильно покалечены. Она видела мёртвую траву там, где снежный покров был полностью вырезан широкими полосами.       Снег растаял? Сгорел?       Всё выглядело мокрым. Жёлтая трава почернела. В воздухе стоял затхлый запах смерти и чего-то металлического.       За то мгновение, что ей потребовалось, чтобы осознать всё это, она поняла ещё одну важную вещь — рыцарь был не один. Он кричал, рычал и ревел, пытаясь отбиться от почти дюжины пожирателей лиц голыми руками.       Их настоящее название — «майноки», хотя лесные звери — и Маз, и Рей знали их как пожирателей лиц. Ночные твари без конечностей, если не считать двух кожистых крыльев и длинного извивающегося хвоста, который заканчивается крючковатым когтем. Безволосая серо-зеленая кожа всегда горячая; два чёрных зловещих глаза; огромный, идеально круглый рот, усеянный зубами и присосками. В основном они питались более мелкой добычей — птицами и древесными млекопитающими. Но в людях было что-то такое, что приводило их в бешенство, — пролитая человеческая кровь, казалось, звала их даже издалека. Оставалось одно маленькое утешение — даже привлечённые кровью, они оставляли человека в покое, если он был достаточно мудр, чтобы закрыть от них своё лицо, особенно глаза. Пожиратели лиц очень любили глаза. И когда они цеплялись за лицо… это была совсем не быстрая и уж точно не безболезненная смерть. Они не столько пожирали, сколько поглощали свою жертву, очень-очень медленно.       Рыцарь пренебрёг всеми возможными мерами предосторожности. Рей понятия не имела, как он ещё жив, когда на нём столько этих тварей. Они неистовствовали. Она видела, что он истекает кровью, но сложно было понять, где именно были раны. Прямо на её глазах один из пожирателей лиц взмахнул своим крючковатым хвостом, и мгновение спустя на правой стороне лица рыцаря появилась длинная багровая рана. Кровь с шипением брызнула на снег. Рыцарь, казалось, этого даже не заметил.       Какая-то дикая тварь внутри неё восхищалась зрелищным представлением, развернувшимся на её глазах, — то, как он сражался, не обращая внимания на все полученные ранения, как он, казалось, расширялся, заполняя собой всё поле битвы. Но инстинкты требовали осторожности.       Здесь происходило что-то очень неправильное. Рей начала замечать тёмные комки на земле. Сначала она приняла их за камни. Но это были тела. Круглые тела с кожистыми крыльями — у тех, чьи крылья не были оторваны полностью. По меньшей мере дюжина пожирателей лиц уже мертва. Практически разорванные в клочья и истекающие тёмной, вязкой кровью, некоторые ещё продолжали борьбу, но их жизнь ускользала. Она ненавидела пожирателей лиц, но сейчас она чувствовала к ним почти жалость.       Неужели он...       Нет времени. Рей должна помочь ему, иначе им обоим придёт конец. Она бросилась на поляну с поднятым посохом и замахнулась на ближайшего пожирателя лиц. Она ударила его своим оружием, и он с тяжёлым глухим звуком мягкой плоти и пронзительным криком упал в снег. Когда он захлопал крыльями и попытался выпрямиться, неуклюже лёжа на земле, она взмахнула свободной рукой, и вспышка белого света прямо в сердце остановила его неистовые движения. Милосердие по сравнению с тем, что делал рыцарь. Она оглянулась через плечо, чтобы посмотреть, как он.       Несмотря на свои раны, он всё ещё отбивался от них с нечеловеческой жестокостью. И это было уже не просто способом защитить себя. Он был в состоянии какого-то безумного транса. Даже больше. Воздух вокруг него дрожал, словно от сильного жара. Она никогда не видела ничего подобного. Его кожа горела ярким румянцем, а глаза были широко раскрыты и бешено вращались. Его зубы были оскалены так, как не должен был бы оскалиться ни один человек, губы оттянуты назад и покрыты розоватой пеной, пока он плевался и бушевал. Его рубашка была в нескольких местах изорвана, и она могла видеть вены, практически извивающиеся через кожу его горла и шеи, вдоль его висков, на запястьях — словно всё его тело могло взорваться, словно что-то внутри него отчаянно вырывалось наружу. Он был сгорблен, прыгал и кружил, хватая воздух негнущимися крючковатыми руками, уже потемневшими от крови — своей и пожирателей лиц.       И звуки, которые он издавал… ничего человеческого в них не было. Это было похоже на то, как он кричал на неё из-под своей маски, но намного хуже. Это был рёв чудовища из её ночных кошмаров — огонь, дым и чистый, неподдельный гнев.       Это уже было совсем неправильно. Она знала, что это такое. В этом не было никакого смысла… или даже слишком много смысла.       И если она права, он представлял для неё такую же опасность, как и для пожирателей лиц. С рычанием Рей отшвырнула ещё одного майнока, нырнувшего под её маску, проткнула его рукоятью посоха, затем аккуратно обошла поляну по периметру, пригнувшись, чтобы наблюдать. Она даже не была уверена, что рыцарь вообще заметил её. Он был сконцентрирован только на уничтожении нападавших тварей. Он схватил ещё одного, и ещё, разорвал их на части, расправляясь с ними, как будто они были всего лишь горстью сухих листьев.       Через полминуты всё было кончено. Последний злополучный пожиратель лиц был зажат в кулаке, одно его неповреждённое крыло ещё медленно хлопало, когда он его раздавил. Существо лопнуло, как перезревшая ягода, и то, что от него осталось, растеклось по запястью рыцаря. Остатки майнока он бросил в снег с полным безразличием, как будто уже забыл, что у него в руке вообще что-то было.       Рей забилась поглубже в уцелевший куст, сжимая посох обеими руками и наблюдая. Казалось, рыцарь на мгновение замер, только его голова чуть-чуть двигалась. А затем он повернулся к ней и толкнул своё огромное тело вперёд, словно потакая безжалостным инстинктам хищника.       В его глазах не было ничего, кроме жажды крови. Рей взвизгнула, увернувшись от него, метнулась в другую сторону, но развернулась, чтобы не упускать его из вида. Он тоже развернулся и снова направился к ней, пока она взмахнула посохом, мысленно приготовив заклинание, чтобы остановить его, но...       Он замахнулся, схватил её за запястье и с силой швырнул на землю. Она упала и заскользила, пока её спина не ударилась больно об треснувший ствол дерева. Он снова двинулся на неё, пылая огнем. — Кайло! — она зарычала, оскалив свои зубы, призывая силу, скрытую в его имени. В её венах тоже вспыхнула и отозвалась сила, готовая вырваться наружу, если она только позволит ей. Если ей придётся убить его, она это сделает. Но как же ей этого не хотелось. — Бенджамин! Стой! Прекрати!       Рыцарь, спотыкаясь, сделал ещё несколько шагов, затем замедлился, но снова бросился к ней. Она взмахнула посохом, стоя на земле, и ударила его по предплечью. Он издал разочарованный рёв, ухватился за конец посоха и дёрнул, оттащив её на небольшое расстояние, прежде чем посох выскользнул из его рук. На какое-то мгновение он снова оторопел. Рей выхватила оружие обратно. — Прекрати, — повторила она и с трудом поднялась на ноги, опираясь на посох. Её запястье пульсировало, спина болела, но голос и решимость были тверды. Она сжала кулак, сжала всё своё тело, сдерживая силу, струящуюся под кожей, и направляя её в землю, в него.       Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Я не хочу…       Она попыталась воззвать к нему снова, её горло охрипло: — Бенджамин…       Он вздрогнул и издал звук, словно забыл, как дышать, — глубокий, печальный, хриплый вздох. Казалось, силы разом покинули его, и он рухнул там, где стоял. Снег, оставшийся там, где он упал, шипел и дымился.       Рей была нужна передышка. Её тело и разум дрожали, а перед глазами всё плыло. Внезапное затишье позволило ей ощутить, что она сама не своя. К тому же ей хотелось убедиться, что та сила, которая только что двигала рыцарем, внезапно не оживит его, заставив сорвать её голову с плеч в последнем приступе грубой жестокости.       Он оставался неподвижным. Когда она почувствовала, что готова, то осторожно подошла к нему. Он лежал на спине, его руки и ноги были странно согнуты, но переломов не было. Трудно было сказать, что было кровью, а что просто грязью, и ещё труднее было сказать, откуда именно шла кровь. Она посмотрела на его грудь, заметила слабое движение неглубоких вдохов и поднесла ладонь к его приоткрытым губам.       Да, он был жив. И буквально горел. Тепло исходило от его тела осязаемыми видимыми волнами, и он дрожал от озноба. Переполняемая непрошеным любопытством, она легонько коснулась костяшками пальцев его шеи — кожа была влажной от пота и горячей на ощупь.       Здесь она ничего не может для него сделать. Ей нужно было вытащить их из леса.

***

      С рыцарем дорога до Древа заняла в три раза больше времени. О новой стае пожирателей лиц она больше не беспокоилась: рыцарь — Кайло, Бенджамин, чёрт ведает как его зовут — был насквозь пропитан их кровью, едва ли не больше, чем своей собственной. Сегодня эти твари их точно не побеспокоят. На самом деле может случиться так, что они ещё долго не вернутся в эти края. Эти мысли помогали ей упорно идти вперёд, хотя всё, чего ей сейчас хотелось, — упасть на холодную землю и, обнявши свои колени, заснуть глубоким сном. Ничтожная, крошечная победа с горьковатым привкусом, как слабое утешение перед вечером изнуряющего врачевания. Если он, конечно, вообще переживёт эту дорогу.       Рей толкнула дверь, подавив искушение открыть её ногой, — её руки горели, и она чувствовала невыносимую усталость. Войдя домой, она быстро развела огонь. Тепло сразу же придало ей сил и вернуло решимость, позволявшую поверить, что она сможет спасти его. Снова. Хотя на этот раз его раны были гораздо хуже.       Он был слишком грязен для постели. Она надеялась, что скоро снова вернёт себе свою кровать, но если она сейчас уложит его туда в таком состоянии, то всё, кроме каркаса, можно будет выкидывать. Поэтому она нашла старый тюфяк, расстелила его перед очагом, уложила на него тело рыцаря и приступила к работе. Ей пришлось разрезать и снять его рубашку. Она и так была грязной и рваной, оставлять её было нельзя. К тому же ей нужно было осмотреть его раны.       Длинный порез на правой стороне его лица тянулся вниз по шее и не заканчивался вплоть до середины грудной клетки. Похоже, это была худшая из его ран. На торсе, руках и шее были и другие раны — более короткие и неглубокие. Любопытно, что на спине ничего не было — она приподняла его, чтобы проверить. По крайней мере, ничего нового, хотя она заметила разбросанные следы старых ожогов. Позже она, возможно, увидит иронию в том, что пожирателям лиц не удалось нанести большого вреда его лицу. Хотя, неудивительно, ведь он и не подпустил ни одного из них к себе достаточно близко. Рана на голове снова открылась, хотя уже не так сильно кровоточила — почти зажила, да и кость срослась. Вокруг рта было много крови, застывшей в тёмной подстриженной бороде на подбородке. На мгновение она с ужасом подумала, что он либо использовал зубы, чтобы разрывать пожирателей лиц, либо у него было внутреннее кровотечение. Она открыла его рот и поняла, что он просто прикусил язык, разорвав внутреннюю часть щеки.       Со всем этим Рей могла справиться. Не со всем за раз, конечно, но каждая его рана исцелима. Тело — это система. Всегда система. Пока она осматривала его, она внутренне ожидала, что он проснётся и набросится на неё, но этого не случилось. Он спал глубже, чем под её чарами, хотя она и не чувствовала внутри него покоя и умиротворения. Если ему и снились сейчас сны, в чём она сомневалась, то они были короткими и прерывистыми, а его тело оставалось раскалённым, как печь.       Она намочила полотенце в холодной воде и положила ему на лоб, надеясь, что так температура спадёт, и пододвинула его ноги, почти заледеневшие, ближе к очагу. Сделав это, она быстро промыла и очистила каждую новую рану и приготовила мази, припарки и настойки, чтобы вытянуть инфекцию и грязь и способствовать быстрому заживлению. Мысленно она начала связывать нужные заклинания — они будут использованы в последнюю очередь, но им нужно время, чтобы обрести силу. Наконец, его кожа начала остывать, хотя его всё ещё бил озноб, и она могла поклясться, что его кровь буквально растрескивалась от распущенной, неправильной магии.       Знал ли он об этом?       Её движения быстро стали машинальными, и её мысли погрузились в воспоминания.       Рей тогда была очень маленькой. Пять, может быть, шесть лет. К тому времени она уже достаточно долго жила с Маз, чтобы знать её подходы и правила. Она даже уже начинала чувствовать небольшую привязанность к этой странной лесной женщине.       Однажды ранней осенью Рей расстроилась во время прогулки по ягоды. Она хотела пойти дальше в лес за крыжовником, но Маз сказала ей, что тропинка слишком опасна для девочки её роста. Рей начала спорить и рассердилась. Она чувствовала, как магия переполняет её, но она ещё не умела управлять ей. Несмотря на терпение и доброту Маз, инстинкты Рей всё ещё твердили ей бороться со своей магией, пытаться её погасить. Этому её научили все недолгие годы, проведённые в городах, и она хорошо помнила удары соснового хлыста и слов, полных злости и ненависти. Поэтому она старалась не выпускать свою энергию наружу, старалась загнать её в какой-то тёмный крошечный угол, во внутреннюю камеру обскура, туда, где, как она верила, жил монстр, которого она пыталась, но никак не могла удержать.       Следующее, что помнила Рей, — это то, что рощица кедров, которую они сами посадили, была изуродована, и почти все деревья были вырваны с корнями. Это совершенно истощило её. Маз отнесла её домой. В тот вечер, когда Рей пришла в себя, Маз дала ей один из самых ранних уроков, которые Рей помнила до сих пор.       Магические способности были редким и ценным даром, но люди забыли об этом после многих лет, проведённых во власти тьмы. Когда кто-то начинал проявлять свою силу, его учили подавлять и игнорировать её. Большинство научились жить обычной жизнью, возможно, лишь иногда ощущая, что чего-то не хватает, но всё равно справлялись с этим. Но те немногие, наделённые величайшей силой, так прожить не могли. Когда такие люди отрицали себя и свой дар, их сила только накапливалась. Она гноилась и развращалась. А люди взрывались горячими вспышками неконтролируемой энергии. Со временем подавление неизбежно выведет их из равновесия, извратит эмоции. Такие люди становились слишком уязвимыми для тёмных влияний и слишком расшатанными для светлых.       В самых худших случаях они отдавались во власть ярости. Безумия. Неистовства. У него было много названий. Маз называла это состоянием Берсерка. Сила становилась такой огромной, что человек переставал быть собой, если она вырывалась наружу. Чем дольше её прятали, тем хуже она становилась, пока почти полностью не стирала личность, превращая человека в безумное, жестокое чудовище — неостановимое и почти неубиваемое, отданное на милость лишь собственному гневу и постоянно истощаемое безмерным отвращением к самому себе.       Много лет спустя Рей читала об этом в книгах. Сегодня она видела это собственными глазами и чуть не погибла.       А он знает? Не может не знать.       Тогда это объясняло бы его глубокую ненависть к магии. Это бы многое объясняло.       Она на мгновение потеряла концентрацию и встряхнулась, заставляя себя вернуться к делу. Его раны… уже затягивались. Хотя она даже не успела наложить все необходимые мази. Наверное, его состояние ускоряло процессы заживления и регенерации — трудно быть неуязвимым, истекая кровью до смерти. И действительно, все проколы и порезы почти затянулись, а там, где всего пару минут назад текла кровь, начала формироваться блестящая рубцеватая ткань.       Как любопытно.       С открытым от удивления ртом она снова опустилась на колени и стала наблюдать.       Она наблюдала, и постепенно её взгляд начал терять профессиональную отстранённость. Ей не стоило позволять своим глазам медленно блуждать по его телу. Это не было частью процесса исцеления.       Это, скорее, было частью какого-то другого процесса, начавшегося, когда она снимала с него броню в первый раз. Она помнила, как думала, и, может быть, даже надеялась, что, когда она снимет с него доспехи, он будет казаться меньше — уже не монстром, а человеком. Но нет, даже без лат он был таким же большим и едва ли менее пугающим, как тогда, так и сейчас. Его грудь была очень широкой и упругой, удивительно гладкой, плечи такими же мощными и чётко очерченными, как и мышцы его рук и широкие ладони с длинными пальцами. Его живот был рельефен и усеян мышцами. Узкая полоска тёмных волос начиналась внизу живота и исчезала за поясом брюк, где, как она предполагала, они продолжались до тех мест, которые ей незачем было видеть.       Значит, конечно, мужчина. Иногда чудовище. Новые шрамы продолжали расцветать под её пристальным взглядом… и они завораживали её так, что ей невыносимо хотелось прикоснуться к ним.       Но новые шрамы она не трогала. Она предполагала, что сила, текущая в нём, сама знала, как исцелить его тело, — кожа уже была почти нормальной температуры, но ей всё равно нужно было наложить свои мази, хоть и не беспокоя пока свежие раны. Что же касается старых шрамов, то в мерцающем свете костра недостатка в них не было, поэтому она наклонилась ближе, чувствуя, как горит её лицо.       Огонь. Это потому, что она так близко к огню.       Неровное, почти круглое пятно на его левом плече, тёмно-розовое c немного рваным краем, словно было вырезано зазубренным лезвием. Вдоль его правого предплечья, вплоть до запястья, тянулся ряд на первый взгляд однородных, но неровно расположенных проколов. Некоторые из них настолько выцвели от старости, что были едва заметными, в то время как другим, казалось, был всего месяц с небольшим. Ещё один шрам прятался на правом боку, частично скрытый брюками. Она осторожно отодвинула талию ровно настолько, чтобы увидеть её — длинную, тонкую линию, похожую на ножевую рану недалеко от бедренной кости. Когда Рей коснулась шрама рукой, не в силах остановиться, она почувствовала сильные эмоции, связанные с ним, — сожаление, самобичевание, потеря, ужас и горе, такие глубокие, что всё её нутро стянуло тугим узлом. — Мне очень жаль, — пробормотала она. Она не была уверена, было ли это извинением за её собственное неосторожное вторжение в его личную историю или за то, что этот шрам всё ещё причинял ему такую боль.       Чувствуя себя воровкой, она скользнула пальцами вверх и в сторону, чтобы переключить своё внимание. Вскоре она была полностью поглощена дюжинами других старых ран, их происхождением, историей. Она аккуратно провела по ним пальцами, сопротивляясь инстинкту, который просил её прочитать их глубже. Он и так не доверял ей, к тому же она сказала ему, что предпочитает, чтобы всё, что она узнает от него, было дано по его доброй воле.       Она уже начала водить пальцем по изгибу необычайно шершавого, всё ещё багрового шрама на нижней стороне его левой груди (этот шрам имел тёмное магическое происхождение, она не сомневалась в этом), когда рыцарь что-то пробормотал и пошевелился. Рей глубоко вздохнула, убрала руку и подняла взгляд. Черты его лица смягчились, дыхание стало ровным, что радовало её, потому что она не хотела подвергать его ещё одному заклинанию. И больше никаких прикосновений. Точно не таких, как те, что она позволила себе сейчас. У неё не было никакого права составлять карты его тела и читать их, пусть только глазами и руками. Она на мгновение смутилась от своего вторжения. Пришло время наложить несколько мазей и заклинаний и ложиться спать. События сегодняшнего дня отняли у неё много сил, и она не сомневалась, что быстро и крепко заснёт.       Она как раз прикладывала травяную смесь к маленькому порезу возле старого шрама на переносице, когда почувствовала судорогу, перехватившую её дыхание. Эта рана на его лице, начинающаяся от правой брови, идущая по щеке, подбородку, шее, ключице и груди, теперь превратилась в длинный шрам. Он был свежим, всё ещё тугим и блестящим, слегка розовым на молочно-бледной холсте его кожи. Зрелище было до боли знакомым. Сегодня она проснулась с изображением этого шрама перед глазами. Значит, у мужчины из её снов всё-таки было лицо.       Рей отпрянула, поражённая открытием, пальцы всё ещё были в неналоженой мази. — Ты.       Это, конечно, могло ничего не значить. Просто совпадение. Хотя едва ли она могла в это поверить.       Но нет нужды думать об этом сейчас. Им нужно будет многое обсудить, но только после того, как он проснётся и заговорит без привычной озлобленности. Когда она закончила его врачевания, убедившись, что он не умрёт от лихорадки или инфекции, Рей перенесла его в свою постель и постаралась устроить так удобно, как только могла. Она разжигала огонь перед сном, когда услышала, что прилетел Финн. — Поздновато для тебя, не так ли? — спросила она через плечо, отмахиваясь от небольших тлеющих угольков, вырвавшихся из очага.       Меня разбудил ужасный рёв. Я подумал, что это медведь, слишком рано очнувшийся от зимней спячки, но потом забеспокоился… — сказал он со своего места на подоконнике и постучал клювом по стеклу. — Впустишь?       Рей отёрла руки о штаны и подошла открыть окно. Оказавшись внутри, Финн перелетел на своё любимое место возле стола и скептически хмыкнул.       Мне казалось, ты говорила, что он не твой любовник.       Рей прищурилась, укладывая лекарства в свою аптечку гораздо более резкими движениями, чем обычно. — Он и не мой любовник.       Тогда почему он всегда в твоей постели? И с каждым разом на нём всё меньше и меньше одежды? Вы, люди, очень странно относитесь к подобным пустякам, но... — Он нездоров, — просто сказала она. Она захлопнула коробку и поставила её на полку в кухне. — Я спасла ему жизнь. Снова.       Финн щелкнул клювом и провел им по блестящим перьям на груди. Ах да, конечно. — К тому же, — добавила она, — мне нужно о многом спросить у него, когда он проснётся.       Это будет интересно, — чирикнул Финн. — Знаешь, я рад, что решил зайти убедиться, что всё в порядке.       Рей сморщила нос и начала подниматься по лестнице на чердак. — Тогда оставайся до утра. Но, возможно, тебе придётся немного подождать, — она была не в настроении продолжать разговор. — Мне нужно отдохнуть. Этот день был непростым.       И ночь, полагаю, тоже? Выглядишь ты ужасно. — Хах.       Ночь или рыцарь? Она горько усмехнулась.       Ты в порядке? — Буду в порядке, — ей удалось выдавить из себя болезненную, натянутую улыбку. — Я рада, что ты здесь, Финн.       Я присмотрю за ним. Поспи.       С отяжелевшим от усталости телом и ослабевшим разумом Рей взяла тюфяк и одеяло, не позволяя своим мыслям беспокоиться о том, что принесёт ей утро. Только сегодня имело значение. И сегодня она будет спать на полу рядом с кроватью. Она больше не будет наивно надеяться, что рыцарь не уйдёт, даже после всего, что с ним случилось.       Довольно скоро она оказалась в объятиях тревожного сна, немного успокоенная приятным ощущением клюва Финна у своей головы, нежно расчесывающего её спутанные волосы.