Ведьма в лесу / The Witch in the Wood

      На этот раз, проснувшись, Кайло уже точно знал, где находится. Свежие раны на груди и шее болезненно отозвались, когда он попытался глубоко вздохнуть. Он захотел поднять руку, чтобы нащупать источник боли, и нахмурился. Кажется, ведьма снова обездвижила его. Не то чтобы это было важно, учитывая, что он и так не чувствовал в себе силы двигаться. Лицо болело даже от того, что он хмурился, поэтому ему пришлось его расслабить.       Вчера ночью в лесу он вошёл в ярость. После ярости у него остаются воспоминания, но только смутные, отдалённые — запомнить детали практически невозможно. Но ведьма точно была там. Её костяная маска резала ему глаза — белые клыки на фоне бледной кожи в серебре лунного света. Он покалечил её? Были ещё детали — тёмные, неясные, словно покрытые тюлем. Она кричала его имя — он слышал его хорошо, так же хорошо, как слышал удар её тела о древесную кору.       Чувство вины мгновенно скрутило его, но быстро прошло.       Он бы соврал, сказав, что никогда не думал убить её во сне. Он думал об этом вчера, когда боролся с её чарами, освобождаясь из её пут. Она спала на чердаке. Всего в паре шагов, на расстоянии вытянутой руки, сжатого кулака. Она — ведьма, и ему нужно уничтожить не только её, но всех и каждого, кто является проводником этой грязной силы. Неважно, что у неё нет видимой чешуи на коже, что она не поднимает мёртвых, или что её улыбка так притягивает взгляд.       Но всё же...       Ведьма спасла ему жизнь. Как бы он ни пытался побороть эту мысль, он у неё в долгу. И хотя Кайло считал себя тёртым, циничным человеком, есть вещи, которые даже он считает святыми. Поэтому он оставил её мирно спать, а сам пошёл обыскивать её вещи.       Горсть орехов, несколько кусков вяленого мяса. Никакого оружия, даже лука. Не имеет значения. Кайло нашёл, что ему нужно, хоть и не совсем то, что хотел. Снег можно использовать как воду, копьё можно сделать из палки, а убийство оленя обеспечит его едой и тёплой одеждой. Кайло выпутывался и не из такого.       Как раз когда он искал что-нибудь, что сможет надеть на свои босые ноги, ведьма издала мягкий звук — дрожащий стон, который, казалось, пробрался ему под одежду и тёплой волной погладил кожу.       Кайло застыл на месте с колотящимся сердцем. Его сердцебиение так подскочило не от услышанного стона, пытался убедить он себя, а потому что она могла в любой момент проснуться. Ему нужно уходить. Уходить немедленно, прежде чем он сможет найти причины остаться.       Дверь тяжело скрипнула, когда он закрыл её и пошёл по мокрому снегу. Только пройдя несколько шагов, он понял, что забыл броню.       Идиот.       Теперь он снова лежал на ведьминой кровати, пытаясь пошевелиться. Всё его тело болело после вчерашнего приступа ярости. — Жизнь Берсерка, — говорили лекари в замке, прикладывая к его лбу припарки. Неуверенные улыбки, осторожные прикосновения к раскалённой коже, боязнь причинить ещё больше боли.       Он снова подумал о ведьме. Запах перечной мяты и тысячелистника исходил от настоек, которые она наложила на его раны.       Чувство вины ещё сильнее отозвалось в груди.       Каждый раз, когда ему требовалось войти в ярость для победы над врагом, он всегда проверял, чтобы рядом не было никого кроме тех, кого он хотел уничтожить. Когда кровь недругов остывала, и, если рядом не было никого, кого можно было принять за угрозу, ярость погасала, как угли, залитые водой. Но не раньше, чем он перебьёт всех противников.       Первый приступ ярости длился всего минуту. После него Кайло очнулся в поту и ознобе. С годами приступы становились сильнее, и теперь он прибегал к ним только в самых крайних случаях. Иначе победы давались бы слишком легко, он не мог допустить это.       Он ещё раз глубоко вздохнул и попытался собраться, превозмогая боль. Каждая мышца его тела болела так, словно была вывернута наизнанку, — не только мышцы меж рёбер, но также веки, ступни и, Боги, даже тыльные стороны рук.       Потолок над ним — или то, что служило потолком в этом необычном жилище — имел странные маленькие стропила, переплетённые друг с другом в решётку. Он ожидал увидеть там паутину или слои пыли, но вместо этого заметил цветные бусины и маленькие предметы, свисающие со стропил своеобразным украшением. Он распознал выцветшую медную пуговицу, блестящее золото погнутого кольца и кусочек розового кристалла в форме пирамиды.       Послышалась негромкая трель, и Кайло опустил взгляд.       Сорока, возможно, та же, что прилетала вчера, сидела на изножье кровати на расстоянии нескольких сантиметров от его лодыжек. Рядом с ней сидела большая рыжеватая белка с пушистыми кисточками на заострённых ушах и трогала лапами крылья сороки, почти заигрывая с ней. Птица цокнула клювом на белку, белка поднялась выше на задних лапах, растопырив передние, демонстрируя тонкие перепонки.       Они обернулись к Кайло, словно почувствовав глубину его недоумения. Он, что, попал в чёртову сказку?       Не отводя от него своих глазок-бусинок, белка похлопала лапкой сороку, та в ответ издала громкую трель. — Спасибо, друзья.       Он не услышал, как она подошла. В её взгляде что-то изменилось. Теперь в нём была теплота? Фамильярность? Что-то, чего раньше не было. — Как ты себя чувствуешь? — улыбка ведьмы была ясной, но немного неуверенной.       Кайло хмыкнул. — Я жив, — он снова нахмурился и посмотрел на свою грудь, игнорируя покалывание щеки. — Но потерял ещё больше одежды, чем в прошлый раз.       Сорока приосанилась и каркнула, ведьма закатила глаза и пробормотала в ответ что-то похожее на: «Попридержи коней». Затем, обращаясь к Кайло, добавила: — Я исцелила тебя вчера, — она многозначительно посмотрела на его грудную клетку. — Снова. — И так бы зажило.       Она горько фыркнула и подбоченилась.       Кайло сжал челюсть. — Спасибо, — сказал он напряжённо.       Ведьма что-то проворчала себе под нос, лёгкая гордая улыбка заиграла на её губах. Она присела на край кровати и кивнула птице и грызуну. Они что-то уважительно пропищали и протрещали в ответ и вылетели через открытое окно. За окном всё ещё было темно.       У ведьмы под глазами были фиолетовые круги, и выглядела она почти так же устало, как Кайло себя чувствовал. Спала ли она вообще, пока он здесь? Воспоминания нахлынули на него непрошеной волной, и он вновь услышал её тихий стон как раз перед своим уходом. Хоть он и пытался убедить себя, что это был обычный сонный лепет, возможно, жалоба на слишком жёсткий матрац и тонкое одеяло, его воображение подсказывало другое.       У Кайло был довольно ограниченный сексуальный опыт, но даже он мог узнать стон удовольствия, когда его слышал.       Непрошеная волна теплоты защекотала спину. Он сжал кулаки и посмотрел в потолок, пытаясь переключить своё внимание на медную пуговицу, которую уже видел раньше.       Только когда ведьма многозначительно прокашлялась, он посмотрел на неё. — Как давно ты можешь... — она остановилась, пытаясь подобрать слова. — Впадать в ярость? — договорил за неё Кайло. — Много лет. — Что ты при этом чувствуешь? — Что я чувствую? — Я бы хотела знать. — Не понимаю, зачем.       Она прищурилась. — Я дважды спасла тебе жизнь. Меньшее, что ты можешь сделать, это ответить на мой вопрос.       Хорошо. Что плохого может случиться?       Слабый голос в голове напомнил ему, что последний раз, когда он задавал себе этот вопрос, принцесса разнесла ему череп камнем и оставила умирать. Он отбросил эту мысль в сторону.       Рубцеватая кожа неприятно стянулась от глубокого вздоха. — Это как если... внутри меня что-то появляется. Возможно, оно всегда там было, но пряталось. И когда я выпускаю это, я чувствую... — он приложил руку к не раненой стороне лица. Ведьма расслабилась достаточно, что позволила ему совершать хотя бы такие движения. — Его силу, — с трудом договорил он. Кайло никогда раньше не пытался объяснить ярость. Раньше никто и не спрашивал.       Ведьма придвинулась ближе к нему на кровати, наклонившись с явным интересом.       Кайло закрыл глаза и попытался сконцентрироваться на воспоминаниях и ещё не ушедших ощущениях. — Когда я выпускаю это, оно заполняет мои вены, течёт по ним. Мои чувства многократно обостряются. Я чувствую червей под подошвой, муравьёв на дереве, слышу жужжание мошкары высоко над головой. И внутри себя я тоже всё чувствую. Каждую свою кость и каждое сухожилие, чувствую каждую мышцу. Я чувствую себя неуязвимым. Я становлюсь инферно. Я горю, но не чувствую боли, это... — он запнулся, не чувствуя готовность продолжать. Он ни за что не расскажет этой ведьме, как сильно всё это любит. Странный баланс между отсутствием контроля над своими действиями и знанием, что только ты один за них в ответе. — Это всё звучит глупо. — Нет! — воскликнула она.       Он приоткрыл глаз и увидел, что ведьма пересела ещё ближе — теперь её согнутое колено почти касалось его бедра. На её лице светилось нескрываемое возбуждение, и она широко улыбнулась.       Его невнятное бормотание каким-то образом что-то задело в ней. — Я знала, — сказала она. — Что знала? — Это из-за твоей магии! — она восприняла его ошеломлённое молчание как приглашение продолжать. — Маз — хм... женщина, которая вырастила меня, говорила, что такое случается, если очень сильная магия сдерживается, — она изобразила это сдерживание руками, словно поместила светлячка в коробку. — Если ты держишь всё внутри, подавляешь это, — она сжала воздух ладонями, сплюснув его предельно тесно своими руками, — тогда она перестаёт быть стабильной внутри тебя и выходит жестокими и сильными вспышками. Яростью.       Он спал. Он, должно быть, сейчас спал. Это не могло быть правдой. Кончики его пальцев заледенели, на ладонях проступил холодный пот, а желудок скрутился, словно обвитый змеёй.       Нет.       НЕТ.       Ведьма продолжила оживлённо говорить — неясно, себе или ему: — Именно это и привело тебя сюда? — её улыбка стала почти безумной. — Поэтому ты смог найти меня? Возможно... возможно, это судьба.       К горлу Кайло подступила желчь, а язык показался слишком большим для его рта.       Нет. — Может это быть судьбой? Или... или слишком странно так говорить? — её холодные руки погладили его локоть и легли на предплечье. — Что, если ты оказался в моей постели не случайно? — она остановилась, сглотнула. Кайло был даже не в состоянии заметить лёгкий румянец на её щеках. — То есть, эм, оказался здесь не случайно.       Он попытался вырваться из её пут. Покалывание в ладонях усилилось, стало интенсивнее — словно тысячи кусающихся муравьёв поползли по его рукам.       Нет. — И я могу обучить тебя, я могу... — Дай мне сесть, ведьма!       Она подпрыгнула от его рычащего крика, улыбка мгновенно сошла с её лица.       Она взмахнула пальцами, и он поднял своё тело в сидячее положение. В этом проклятом дереве слишком мало воздуха. Слишком мало места. Его голова кружилась, а перед глазами мелькали вспышки, словно его с силой ударили в висок. — Это не... — начала она. — Давай, расскажи мне свою ложь, — с усилием выдавил он из себя.       Ведьма вздрогнула, словно он ударил её. — Нет. За-зачем мне тебе лгать? — Ты придумываешь своё враньё, чтобы попытаться сломать меня, — он хотел вскочить на ноги, но ведьма только моргнула и отпрянула от него, пока он боролся с её невидимыми путами. — Нет, — сказала она. Между нежными изгибами её бровей пролегла морщинка. — Это правда. — Ложь! — его рёв эхом сотряс Древо.       Она сжала рот. — Ты впервые вошел в ярость ещё в юношестве. Но со временем она становилась всё сильнее. Чем чаще ты прибегаешь к ней, тем сильнее она опустошает тебя. Она наделяет тебя силой, неподвластной обычному человеку. Сначала это пугало тебя, но потом ты чувствовал после каждой вспышки, словно что-то встаёт на свои места, словно ты нашёл недостающий пазл мозаики.       Он хотел перебить её, но она наклонилась вперёд, и он не смог помешать её разгорячённой речи. Что это, новая магия, связывающая язык? — Ярость даёт тебе ощущение неуязвимости. Теперь ты её любишь. Полагаешься на неё. Когда она переполняет тебя — вся эта сила, — ты чувствуешь огонь. Лихорадку. Пожар. Пожар, который сжигает всё, что неправильно, всё, что пытается подавить её. Но... это...       Её горящие глаза устремились с него на пол, затем снова вернулись к нему. Они смотрели на него с настойчивым интересом, и Кайло увидел его. Её страх за него, теперь куда глубже, чем раньше. — ... Разрывает тебя на части. И ты сам это знаешь. Ты можешь... ты можешь даже видеть это, — она ладонью указала на него. — Ты весь в этом. Когда-нибудь она уничтожит тебя. И физически, и морально. Ярость уже обошлась тебе так дорого. Слишком дорого. Я чувствовала это, когда...       Ведьма снова зарделась и смутилась.       Сквозь шум в своей голове он быстро подумал, что она делала и что могла видеть? Наплевав на свои заверения, она залезла своими когтями в его воспоминания? — Я знаю, что это, сир рыцарь. Никто не должен так жить, — её голос смягчился, и она протянула ему свою руку. Она попыталась посмотреть ему в глаза. На мгновение абсолютной глупости, было так соблазнительно встретить её взгляд. — Я помогу тебе. Пожалуйста... Не бойся.       Последние слова прозвучали с такой нежностью, что Кайло почувствовал, словно в него попали охотничьей стрелой.       Он издал рёв — достаточно громкий, чтобы заставить её отпрянуть. Она попыталась заговорить, возможно, хотела наложить ещё больше заклинаний, связывающих или успокаивающих, но он не слышал ничего, кроме барабанной пульсации крови, кричащей, взывающей к нему, приказывающий убежать как можно скорее, уйти отсюда.       Он размахивал руками и ногами, пытаясь скинуть остатки силы, которая пригвоздила его к кровати, чувствуя, что её отчаянные тиски ослабевают. Наконец, после очередного рывка, ноги смогли довести его до неровной двери, и он выбежал, не обращая внимания ни на оклики ведьмы, ни на скрип двери, разлетевшейся под ударом его кулака.       Холодный ветер ворвался в лёгкие и вонзил свои острые когти в его раскалённую кожу. Свежевыпавший снег таял под его босыми ногами. Всё это не имело значения. Поляна вокруг ведьминого дерева была тихой — ничего не слышно, кроме его собственного рваного дыхания и пульсации крови. Метель прошла, лунный свет заливал расплавленным серебром нетронутый снежный покров.       Сомнения, злость и ужас с силой пронзили грудь Кайло, когда он вспомнил её слова: «Это из-за твоей магии».       Ярость, что извивалась в его костях, вырвалась из горла рёвом унизительного гнева.       У его ног валялся камень, переливающийся в бликах растаявшего от его тепла снега. Он был рябой и тёмный, почти размером с его голову. Он поднял его с земли, словно это обычная шишка, и кинул в далеко стоящие деревья. Должно быть, удар был хорошим — послышался резкий треск расколотой древесины и, затем, побеждённый стон упавшего ствола.       Ярость кипела в нём.       Рви, рычала она. Нападай. Убивай.       Но он не мог. Ведьма сказала ему именно то, что всегда боялся услышать, и эти слова гасили его ярость, как вода огонь.       Это из-за твоей магии.       Слова по кругу повторялись в его голове, пока его плечи не поникли, а колени не подкосились. Когда он упал на землю, маленькие хлопья снега поднялись в воздух — лёгкие, как пыльца.       После всего, что случилось с ним, после всего, что он натворил, после всей магии, скользящей внутри него, словно угорь, извращающей его разум и тело до неузнаваемости, он был обязан уничтожать магию всякий раз, как встречал её.       Твоей магии.       Его рука копнула в снег, и он до боли сжал ладони в кулак. Воздух в его груди вибрировал.       Позади него послышались неуверенные шаги. — Ты должна была дать мне умереть, — хрипловатым стоном вырвалось из его ноющих лёгких.       Ведьма подошла чуть ближе. — Почему? — её голос эхом пронёсся по поляне — озадаченный, неуверенный.       Всё это её вина, её. Он был бы в порядке, если бы она ему не сказала.       И хотя ярость утихла, он всё ещё был зол. В мгновение ока он прыжком поднялся на ноги и развернулся к ней. — Знаешь, сколько ведьм я убил?       Она застыла с выражением страха на лице. В лунном свете её скулы казались острее, а кожа была гладкой, как мрамор.       Кайло оскалил зубы и медленно подошёл к ней. — Знаешь, сколько искалеченных отрубленных голов я принёс в замок? Как много окровавленных лачуг я спалил? Как много невинных тел мне пришлось похоронить, потому что пришёл слишком поздно? — Я... — её слова застыли в холодном воздухе. Возможно, она пыталась найти оправдание себе или ему. Кайло не хотел ничего слышать. — И знаешь, почему я это делал? Ты уже вонзила в меня свои грязные когти и прочла мои воспоминания?       Ведьма прикусила губу и покачала головой. — Я говорила тебе. Я бы никогда так не поступила. — Жаль, — усмехнулся он, — тогда тебе было бы легче понять.       Что-то в её лице сломалось, словно треснувший лёд под тяжёлым брошенным камнем. — Так расскажи мне! — закричала она. Ведьма прижала свою меховую накидку ближе к плечам, словно пытаясь защититься от его гнева. — Позволь мне понять, Бенджамин! — Меня зовут не Бенджамин! — крикнул он в ответ. — Бенджамин был слабым. Он был глупым. Он пал жертвой магии, и чуть не позволил ей поглотить себя целиком. Я сбросил с себя его личность, как старую кожу.       Она моргнула, растеряв свою ярость. — Почему ты считаешь его слабым?       Кайло сжал кулаки. Пальцы рук заледенели от морозного воздуха, а пальцев ног он уже даже не чувствовал. Воздух выходил из его носа густыми белыми клубами дыма. — Лет двенадцать назад маг по имени Сноук был в расцвете своих сил, — он зло посмотрел на ведьму. — Или ты в своих лесах даже не слышала об этом?       Она сглотнула, он слышал это даже несмотря на расстояние между ними. По желудку прошла дрожь, словно какая-то часть его отказывалась верить, что можно так обращаться с женщиной, которая дважды спасла ему жизнь.       Она ведьма, напомнил он себе. — Я слышала о нём. — Однажды он приехал в замок, — сказал Кайло, — когда я был совсем молод. Я ему, должно быть, понравился. Я не задумывался тогда об этом. Он уехал. Прошли годы. Первый раз я почувствовал маслянистый вкус магии, когда проснулся и осознал, что он проник в мой разум и поселился там.       Ведьма ахнула, прижав ладонь ко рту. — Я почувствовал это, когда он пытался заставить меня перебить спящих крестьян. Он шептал мне, что недостойных необходимо предать земле, как червей, которыми они и являются, — Кайло издал осипший горький смех. — Не раз я просыпался из туманного сна и находил себя у постели матери с отравленным клинком у её сердца. Я боролся с ним, каждый раз. Ему это не нравилось. Когда ему стало ясно, что я не буду потакать его желаниям, он поселился... в ком-то другом.       Боги, даже сейчас воспоминания на вкус горькие и склизкие, как гнилое яблоко. — Он... — его голос едва не сломался, но Кайло сумел подавить эту слабость. — Он обращался ко мне потом, через свою новую жертву. Пытался убедить меня покончить с собой, потому что я бесполезен. Потому что я недостоин, — последние слова заполнили его рот горечью. — Но вместо этого я убил тело, которым он завладел. Это привело к его... изгнанию, я полагаю. Никто не знает, что именно тогда произошло.       Ведьма сделала шаг навстречу. Её брови были сведены, и вначале он решил, что она смотрит на него с жалостью, но потом заметил, как её нижняя губа дрожит от злости. — Бенджамин не был слабым, — яростно сказала она.       Кайло хотел ей возразить, но она подняла руку, заставив его замолчать. — Он был сильным. Знаешь, почему? Потому что он сейчас здесь. Он скинул с себя оковы зла и пережил это. — Магия и была... — Нет, — в её голосе слышалась решимость и сострадание. — Это не магия. Магией не обладал ни он, ни те монстры, которых ты убивал. Это зло. Зло и магия ничем не похожи.       Мгновение она, казалось, принимала решение, затем сделала шаг вперёд — теперь она была от него на расстоянии вытянутой руки. — Я хочу показать тебе кое-что. Доверишься мне?       Кайло чуть не рассмеялся. Затем она подняла руку и протянула ему ладонь, и он действительно засмеялся — острым, холодным смехом.       Она раздражённо вздохнула. — Ты дважды был в моей власти. Ты был обездвижен в моей кровати, в сантиметре от верной смерти. И каждый раз я возвращала тебя. Если бы я хотела тебя убить, Бенджамин, ты бы сейчас не стоял здесь и не смеялся мне в лицо.       Его имя слетело с её блестящих губ, как проклятие.       Он посмотрел на её ладонь в нерешимости.       Что плохого может случиться?       На секунду он задумался, не стал ли этот вопрос его новой мантрой. Новым девизом, который ему стоит вышить на своём парадном камзоле, когда вернётся в замок.       Магия уже была однажды внутри него, и он смог изгнать её. Эта ведьма, несмотря на все свои фокусы, не может быть сильнее Сноука. Он снова освободится, если будет нужно.       Её ладонь была маленькой и бледной в бликах лунного света, и, когда он поднёс к ней свою руку, она стала казаться совсем детской. — Пожалуйста, — прошептала она морозному воздуху.       Их пальцы коснулись, и он ощутил огонь внутри своего тела. Он осознал, что готовился к вторжению ещё одного маслянистого паразита в свой разум, но прикосновение её холодной кожи к его, эта... правильность всего происходящего тёплым сиропом разлилась в его животе, и он позволил своим плечам немного расслабиться. — Дыши глубоко, — сказала она.       Кайло фыркнул.       У ведьмы был довольно яростный взгляд, осознал он, от него он почувствовал себя провинившимся мальчишкой.       Он медленно вдохнул морозный воздух. Когда он выдохнул вместе с ней, клубы их дыхания переплелись, заполняя небольшое пространство между ними.       Она наклонилась и взяла горсть снега, выпрямилась и протянула сжатую ладонь перед собой, словно в ней было что-то очень ценное. — Открой себя, — прошептала она. Он чувствовал её тёплое дыхание на своей голой груди, от ощущения по его коже побежали мурашки.       Только когда она подняла на него свой взгляд, он понял, что она говорила ему, а не горсти снега в своей руке.       Открой себя. Это как просить голубя завыть волком. Он потратил годы, наглухо закрывая двери своего разума, и теперь не уверен, что их петли не заржавели и работают. — Но... — начал он.       Ведьма игриво улыбнулась ему, и от её улыбки даже заледенелые пальцы его ног перестали быть такими замёрзшими. — Я буду рядом, — сказала она. — Я не дам тебе упасть.       Кайло чуть снова не рассмеялся — он был вдвое больше неё. Если кто-то и мог поддержать другого, так точно не она.       Она тихо фыркнула, чувствуя его неуверенность. — Когда ты в ярости, ты острее чувствуешь всё... всё живое. Вообще всё. Вернись в это состояние. Почувствуй снег под ногами. Почувствуй ветер — здесь есть небольшой ветер, если прислушаешься. Я даже вижу, как он играет с твоими волосами, — умиротворённая мелодия её мягкого голоса ластилась к нему, расслабляя и успокаивая. — Почувствуй воздух. Лунный свет на твоих плечах. Холодный вкус твоего дыхания. Впусти в себя мир, — большой палец её руки осторожно провёл по костяшкам его пальцев.       Ладонь, в которой она держала снег, раскрылась. На его глазах снег растаял и превратился в идеально круглую ледяную сферу, перекатывающуюся на её ладони, как мраморный шар.       Глядя на очевидную магию, Кайло захотел отойти от ведьмы, отпрянуть, как побитый пёс. Но она крепко держала его руку. — То, что ты пережил, это не магия, — сказала она. — Для Сноука весь мир не больше, чем расходный материал, который он может использовать в своих целях. Настоящая магия, хорошая магия, не про силу.       Кайло смотрел на ледяной шар. Он должен был таять в её руке, растекаться по её ладони, становиться меньше и терять свою ровность. Ничего этого не происходило. — Настоящая магия работает вместе с миром. Открой себя красоте, как ты уже открывал себя боли, и только тогда мир подумает, отзываться или нет на твою просьбу.       Ведьма вытянула губы, потянулась вперёд и подула на шар. Он поднялся над её ладонью и теперь парил и светился — сначала тускло, потом так же ярко, как луна над ними. — Иллюзии, — неуверенно пробормотал Кайло.       Она коротко рассмеялась. — Что ты чувствуешь?       Неуверенно, он позволил приоткрыться двери в своём сознании. Ничего ужасного и скользкого он не ощутил. Он открыл её чуть сильнее. Он оценивал свои чувства и мысли, как она и просила, а затем от внезапности своих ощущений он резко вздохнул, почувствовав всё. Как будто он опускал палец в кубок с водой, а внутри был целый океан.       Шар света был сделан с нежностью и заботой любящего скульптора. Свет исходил из луны — шар вбирал его, преломлял и привносил в него новую жизнь. Воздух под ним был гуще, поэтому только казалось, что он парит в невесомости. Использовала ли она тот же приём, чтобы держать его обездвиженным в своей кровати? Она не принуждала его тело к неподвижности, она просто изменила структуру воздуха вокруг него.       Кайло шире открыл внутренние двери и впустил в себя всё. Ничего маслянистого не было. Не было вкуса угля во рту, дрожи ужаса и отвращения. Он мог чувствовать её перед собой так же живо, как и видеть, — она была тёплая и чистая, как солнечный свет на летней траве. Он заглянул глубже, изучая её, погружаясь в неё, как в тёплую ванну.       Видение пронеслось перед ним — нет, не видение. Больше, чем видение. На мгновение он оказался в её голове и увидел себя сквозь пелену сна — увидел шрам, который разделяет его лицо — свежий и блестящий; почувствовал обнажённый намёк на возбуждение вместе с мягким аккордом желания; услышал быстрые удары её сердца.       Ведьма одёрнула от него свою руку слишком быстрым неловким движением, и он вновь оказался на покрытой снегом поляне. В холодном лунном свете Кайло почти не сомневался, что её щёки покрылись румянцем. Мех немного сполз с её плеч, пока она колдовала, и он видел острые очертания её сосков под тонкой рубашкой. Гортань Кайло начала сжиматься, и он усилием воли заставил себя не сглотнуть пересохшим ртом.       Она подняла меха повыше. — Я не хотела, чтобы ты увидел это, — сказала она.       И хотя он, конечно, не признался в этом, он был рад тому, что увидел. Если он появлялся в её снах так же, как она появлялась в его... разве это не было важно? Разве не об общих снах сложено столько баллад и поэм? И все они, конечно, были добрым знаком, не злым. — Тогда почему ты показала мне это? — Я не показывала, — она слабо улыбнулась. — Ты сам нашёл.       Кайло нахмурился. — Нет.       Её улыбка скривилась. — Да. Ты открыл себя, прикоснулся к своей силе и заглянул в мои мысли.       В сознании вспыхнули его собственные, полные яда и ненависти, слова: «Ты уже вонзила в меня свои грязные когти и прочла мои воспоминания?».       Кайло в ужасе сделал шаг назад. — Я не хотел. — Я знаю, — она серьёзно посмотрела на него. — Тебе нужен учитель. Кто-то, кто сможет тебе помочь. Кто покажет тебе твоё место во всём этом.       Онемение спадало с его ног, и снег кусал его пальцы своими холодными, острыми зубами. Кайло переступил с ноги на ногу. — А если я откажусь?       Ведьма пожала плечами. — Тогда уйдёшь. Я отпущу тебя. Ты вернёшься в свой замок, или в свою лачугу, туда, где жил раньше, и всю дальнейшую жизнь будешь спрашивать себя, что бы случилось, если бы ты остался.       Кайло пожевал щёку. — И если я соглашусь?       Она просияла ослепительной улыбкой. — Тогда я покажу тебе мир.       Над его головой светили звёзды, и он стоял и смотрел на них, словно ждал, что они образуют собой послание, где укажут ему, что делать. — Я останусь, — сказал он, и, когда на лице ведьмы отразился восторг, он продолжил: — До тех пор, пока не смогу покинуть лес.       Восторг не покинул её. Когда они шли обратно к Древу, в тишине между своими шагами он услышал её самоуверенное замечание: — Посмотрим.       Они остановились у порога, и ведьма снова подпёрла кулаками бёдра. — Твой первый урок будет состоять в починке моей двери.