Слушай, дитя, и бойся, Внимание обращай. Ходит названая гостья Хозяйкой зловещих чащ. Ты спишь в безопасности ложной Уютного очага, Но выйдешь неосторожно, И встретит тебя беда...
Пока он продолжал читать про её маску из костей и зубов, про нож и тёмное зло, Рей не сдержалась и усмехнулась. Когда он закончил, она спросила: — И что это такое? — Детский стишок из королевства. Про твою старую ведьму, наверное. Призван был уберечь детей именно от того, что ты сделала. Кстати, довольно действенные строки. — Очевидно, — Рей задумалась, учили ли её родители этому стишку. Если и учили, она его не запомнила. Ну, или по сравнению с жизнью у Платта даже смерть от злобной ведьмы казалась ей предпочтительней. С нарастающим удовольствием она добавила: — Хотя какая глупость. Маз была старой как мир — да, но она точно не была ведьмой. Просто травницей. Немного чудачкой, конечно. И знала она очень много. У Маз были всевозможные объяснения своих обширных знаний и чрезвычайной долгожительности — и, хотя изначально она рассказывала их только, чтобы дисциплинировать и научить Рей, её истории становились всё запутаннее и подробнее по мере взросления Рей. Она учила её держать ногти чистыми и подстриженными, не читать при слишком тусклых свечах, чтобы не портить зрение, пить сырые гусиные яйца каждое полнолуние, рассказывала про свою молодость, проведённую в открытом море в компании бродячих пиратов, про своих многочисленных любовников, ни за одного из которых она не захотела выходить замуж... Рей нравилось думать, что всё это было правдой. Но, хотя Маз научила её всему, что, как она считала, Рей следует знать, сама она оставалась загадкой до самой смерти. — И всё же она научила меня магии. Она поняла, кто я, и как я раню себя тем, что отрицаю свою природу. Она не боялась её. Как и меня. Рыцарь поёрзал на месте, пытаясь вытянуть ноги. — А как она узнала? — Когда мне было шесть, — сказала Рей, глубоко вздохнув, — это случилось со мной. Я... впала в ярость. Или что-то близкое к этому. И ещё раз потом, несколько месяцев спустя. И больше это не повторялось. Она бы не допустила этого. Она помогала мне учиться выражать мою магию — каждый день находить, какой она должна быть. Она знала, что во мне есть какая-то великая сила, и, если я не буду использовать её правильно, однажды она поглотит меня, — глаза Рей закрылись, и она вспомнила, как Маз сформулировала это много лет назад, разговаривая с маленькой испуганной девочкой, которая и понятия не имела, как справляться с монстром внутри себя: — «Сильный свет — сильная...» — Тьма. Она резко открыла глаза и посмотрела на Бенджамина. В его глазах был слабый блеск, и за ним было заметно сопереживание, сочувствие, пока он не моргнул и это не пропало. Она проглотила ком в горле. — Да. Откуда ты знаешь? — Мой... учитель. Он был адептом старой школы, ещё когда магия использовалась свободнее. До того, как люди осознали, какой это бич. Ему было поручено... обучить меня, показать, чем мне нельзя становиться. Он часто повторял эти слова, как мантру. — Он не слишком помог тебе, — сказала Рей мягко. Пусть этот человек и сам ошибался, она всё равно ненавидела его за то, что ввёл в заблуждение своего ученика. Она поцарапала ногтями ладонь, чтобы отогнать от себя это чувство. — Я рассказала тебе всё это, чтобы показать, почему я не сомневаюсь, что ты справишься со всем. Я и сама проходила через всё это. — Ты очень уверенна. — Да, — она встала и протянула ему руку. — Ты готов попробовать снова, Бенджамин? Он бросил на неё полный сомнения взгляд, но, когда их руки коснулись, она почувствовала уверенность, что отступать он не готов.***
Рей спала беспокойно, но проснулась не от своего сна. Без её чар, обеспечивающих сон без сновидений, рыцарь, очевидно, спал некрепко. Она слышала его почти каждую ночь — стук руки или ноги, когда он ворочался во сне, поток панических, прерывистых вздохов или слов, оборванных и разбросанных по краю чердака, произнесённых с ужасом или болью. Это должно было быть чудесно — иметь возможность снова оказаться в своей постели. Но вместо этого она просыпалась почти каждую ночь, слишком остро ощущая присутствие Бенджамина на чердаке и досадуя, что спала одна. Она говорила себе, что это неуместно, пытаясь убедить, что ей просто жаль его, спящего одного во власти того, что его так терзало. Его голос заставил её вздрогнуть. — Нет. Но она знала, что это была не жалость к нему, или, по крайней мере, не только жалость. — Не буду. Рей тоже продолжала видеть сны, и теперь, когда он был так близко, они стали ещё более яркими, совсем настоящими. — Не подходи ближе, или я... Теперь это всегда был он. Она видела его лицо, чувствовала его руки, а под ними линии его тела — твёрдые мускулы и разгорячённую кожу, двигающиеся с отчаянием и нуждой, подобной её собственной. — НЕ ЗАСТАВЛЯЙ МЕНЯ ДЕЛАТЬ ЭТО. Если она не просыпалась от его криков, то просыпалась от нахлынувшего на неё прилива желания, крепкого и дразнящего, спрятанного глубоко и низко и распространявшегося, как пролитое вино, по всему телу, пока пальцы рук и ног и даже голову не начинало покалывать. Несколько раз она спрашивала себя, что будет, если она поднимется к нему на чердак, если увидит, что Бенджамин тоже проснулся от одного из своих кошмаров или, возможно, ото сна, подобного её. Если она предложит ему что-то, чего, как она думала, они оба могли хотеть. Она хотела этого, или, по крайней мере, хотела, когда лежала в темноте. Скорее всего он счёл бы это унизительным, несмотря на то, что она знала, как он иногда на неё смотрит. Его взгляд задерживался на ней. Выразительно. Но она позволила своим снам слишком влиять на неё. Маз предостерегала её от подобного. Магия делает человека восприимчивым к посланиям и впечатлениям из другого времени и мира, и к ним нужно подходить с осторожной проницательностью. Умы смертных подвержены ошибкам и движимы непостоянными желаниями. Поэтому каждый раз Рей оставалась под одеялом, а если и вставала, то только для того, чтобы тихонько нагреть воды для чая, который поможет ей успокоить нервы и ослабить этот клубок неудобного желания. Скоро эти сны оставят её, как оставит и сам рыцарь.***
Через пыльное зеркало Рей кинула взгляд на Бенджамина и попыталась понять выражение его лица. Он был с ней почти месяц, и она научилась улавливать его настроение и реакцию, хотя и не думала, что сам он осознаёт это. На самом деле он, казалось, находился под впечатлением, что весьма преуспел в превращении своего лица в непроницаемую маску, скрывающую чувства. Но он слишком много времени провёл за этим причудливым шлемом, который у него когда-то был: теперь его лицо разоблачало почти всё. Прямо сейчас оно выдавало любопытство, замешательство и лёгкую тревогу. Ей пришло в голову, что он, должно быть, никогда раньше не видел, как она себя разукрашивала. Он, конечно, видел, как она работала ступкой и пестиком, дробила ягоды, смешивала пигменты, но никогда не использовала их на собственном теле. Она нарисовала толстую полоску пепла под правым глазом, потом под левым и вертикально размазала большой палец темно-красного сока под губами. — Это часть ритуала, — объяснила она, наконец поворачиваясь к нему лицом. Он сидел за столом, спокойно наблюдал и ел горстями орехи. — Я исполняю его каждый год в первый день весны. Это укрепляет защиту места, — она махнула рукой над головой, указывая на всё Древо и рощу вокруг него, — и является выражением благодарности Зелёному Духу. Бенджамин нахмурился и швырнул пустую скорлупу ореха через стол, где она заскользила и отскочила от подоконника. По, который тоже сидел рядом, нехарактерно сдержанный, грубо чирикнул в ответ и отскочил. Бросив раздраженный взгляд на окно и пасмурное утро за ним, Бенджамин откашлялся и снова повернулся к ней. — Что такое Зелёный Дух? — О, — раньше ей никогда не приходилось это объяснять. Маз рассказывала об этом очень давно, и тогда Рей была достаточно мала, чтобы всё казалось ей просто волнующим, а не странным или пугающим. Сама Рей не проводила никаких ритуалов, пока не стала достаточно взрослой, чтобы принять то, что от неё требовалось, и не захотела испытать свои возможности. — Это... Хм. Я не знаю наверняка. В этом лесу обитает много духов, но лишь некоторые проявляют себя. Тот, кого я называю Зелёным Духом, спит зимой и просыпается каждую весну в день, когда темнота и свет делят часы поровну. — В день равноденствия? — Так это называется в королевстве? — Эмилин, придворный астроном, называла так, — сказал он, расслабляясь в кресле. Это была ещё одна вещь, которую она заметила: он всё чаще позволял себе терять бдительность. И обращался он с ней как с равной. — Она говорила, что это случается дважды в год, когда сменяются сезоны. Рей кивнула, довольная его участием. — Да, всё так. Дух пробуждается, и осенью вновь засыпает. Он выбирает лесного зверя в качестве своего проводника. Я приношу жертву зверю, и он дарует мне свою милость и защиту в течение зелёных сезонов. Бенджамин серьёзно кивнул, и на мгновение было так легко забыть, что всё это ему было совершенно чуждо. Он медленно пожевал воздух зубами, а возможно, у него действительно что-то было во рту. — И какова твоя жертва? — Свежее сердце. Обычно оленя или оленихи, с которыми я сталкиваюсь в определённой точке. Здесь она ожидала, что он будет упираться и скажет, что предпочитает не иметь никакого отношения к её обычаям и обрядам. Её бы это не очень огорчило: ей не требовалось его присутствие при ритуалах. Рей полагала, что к тому времени, когда его участие вновь понадобится, он найдёт способ вернуться домой, в королевство, став для неё всего лишь воспоминанием. А может, и нет. — Могу я присутствовать при этом? Рей улыбнулась про себя и снова повернулась к зеркалу, приводя в порядок маленькие горшочки с краской. — Я не нуждаюсь в сопровождении. Я делала всё это много раз. Сегодня будет седьмой, но зачем вдаваться в подробности? Что-то подсказывало ей, что он вообще не будет слишком задумываться об этом «много раз». — Я знаю, что тебе не нужна помощь. Я и не предлагал, — сказал спустя мгновение. — Но я бы хотел посмотреть на это. Мне просто интересно. — Тогда как пожелаешь, — она бросила на него тёплый взгляд. — Я буду рада твоей компании в дороге. Это довольно далеко. Приготовившись, она встала и прошла через комнату к своему посоху. Сегодня будет первый раз за долгое время, когда ей не понадобятся меха, чтобы отправиться далеко в лес — в прошлом году в это время было ещё довольно холодно. На дорогу вполне хватит платья и сапог, вместе с поношенной сумкой на бедре и охотничьей маской, перекинутой через плечо на случай, если они задержатся дольше, чем она планировала. Обычно она возвращалась задолго до захода солнца, но лес был непредсказуем, особенно в переходные времена. Дорога состояла из часовой ходьбы через заросли и рощи, потом — через ручей, который всё ещё был вдвое шире обычного из-за недавнего таяния снега в горах, затем — вниз по усыпанному камнями склону в широкую открытую долину. Трава там уже была высокой и душистой. Рей бывала там раз или два в разгар зимы, чтобы посмотреть на неё сверху — это было единственное место в лесу, а возможно и во всём королевстве, которое было неподвластно суровому зимнему холоду. Луга здесь не желтели и не умирали, деревья не роняли листьев, а дикие россыпи ярких цветов не увядали. Это было бы прекрасное место для жизни, но чужаков оно принимало лишь дважды в году. Если бы она попыталась прийти вчера, долина сделала бы всё, чтобы изгнать её. Виноградные лозы бы выросли, чтобы схватить и скрутить её лодыжки, ветки лавиной обрушились бы на неё с деревьев, насекомые роем бы лезли в глаза, уши, нос и рот, а камни бы катились, путаясь под ногами и мешая идти. И если бы она не остановилась, натиск Путевой Точки только усилился бы. Её бы, наверное, убили, если бы пришлось. У Рей, впрочем, не было особого желания проверять это. Однако сегодня место радушно приветствовало и Рей, и её спутника. Она уже успела почти забыть о присутствии Бенджамина. Хотя, начав дорогу, они предавались праздной болтовне, вскоре их разговор стих. Резкий вдох при виде долины был единственным напоминанием о его присутствии. — Как это возможно? — осмелев от изумления, он прошёл мимо неё и зашагал дальше, замедлившись только после того, как почувствовал, насколько густым от магии был воздух. Тогда он пошёл осторожнее, осматриваясь с видом человека, ожидающего ловушку. И всё же она чувствовала его возбуждение от этой новизны. — Воздух прохладный, но кажется, словно уже разгар лета. Если бы Рей могла позволить себе сейчас отвлекаться, она бы нашла его изумление забавным, но у неё было важное дело, и ей нужно было оставаться собранной. — Зелёный Дух спит здесь зимой. Под этим камнем. Она указала посохом на большой плоский камень в центре чаши, покрытой грязью, и жестом пригласила Бенджамина следовать за ней. Вдалеке, у пруда с пресной водой, паслось небольшое стадо оленей. Один из них стоял особняком. Он заметил, что она подошла к камню, наклонил свою большую голову и направился туда, где она ждала, спокойной и неторопливой походкой. Даже издалека она видела, что это самец, причём очень красивый. Зубцы его рогов поднимались над головой, как гордая корона, а блестящая каштановая шерсть волнами покрывала мускулы тела. Он провёл зиму в этой долине со своим стадом. Лес не всегда выбирал оленя — чаще всего Рей работала с оленихой, а однажды и с оленёнком, но каждый раз избранное животное было хорошо накормлено и защищено даже в неурожайные сезоны. Он и его родичи процветали и здоровели, а их численность росла. И, конечно, они всегда знали, что им было назначено. Они все шли на это по собственной воле, как сейчас шёл этот олень. Скоро за ним последует зверь. Рей никогда не замечала его приближения: казалось, он появлялся из ниоткуда, только когда считал нужным. Она даже не могла с уверенностью сказать, был ли зверь, в котором поселился Зелёный Дух, настоящим лесным животным или порождением какой-то другой силы, принимавшим такую форму лишь на день жертвоприношения. Бенджамин стоял рядом, но не произнёс ни слова с тех пор, как они подошли к камню, который гудел живым теплом под их ногами. — Сейчас я всё подготовлю, — сказала она ему. — Я работаю одна, но если ты хочешь посмотреть, ты можешь подождать здесь, у дерева, — она указала на сутулую иву, чьи бледные ветви касались самой травы. — А не могу я... — Нет, не можешь. Не дожидаясь, согласится ли он сразу или потребуется дальнейшее объяснение, Рей отвернулась от него и наклонилась, чтобы снять сапоги и чулки. Она развязала шнурки своего платья и вышла из него, когда оно упало к её ногам, оставшись в льняной рубашке, которую носила в тёплое время года. Ветерок трепал тонкую ткань на её бёдрах и щекотал голые колени и плечи, когда она подняла свои вещи и отложила их в сторону на траву. Она открыла рюкзак и вытащила длинный и довольно невзрачный кинжал — рукоятка была костяная и старая, потёртая годами и пожелтевшая от времени, а лезвие слабо поблёскивало на солнце. Она положила его на камень рядом с правой ногой. Олень стоял рядом, с любопытством глядя на неё большими тёмными глазами — тёплыми и послушными. Это всегда было самым трудным: чем ближе он подходил к камню, тем острее она ощущала его ум и сердце, тем лучше слышала его голос. Скоро она прикоснётся к нему и почувствует всё то же, что будет чувствовать он. Копыта оленя слабо застучали по камню, когда он подошёл к ней, и она почувствовала, как нити его жизни переплетаются с её собственной. Рей протянула к нему ладонь, и он ткнулся в неё носом. — Здравствуй, мой друг, — тихо сказала она, нежно проводя рукой по коротким мягким волосам на его морде, замечая, как они становятся всё грубее по мере того, как её рука приближается к его макушке между рогами. Вблизи она разглядела, что он был старше, чем казался издалека, его сюртук уже отливал серебром. Здравствуй, лесная ведьма. Он крепче прижался лбом к её ладони, и она почувствовала его спокойствие. Это немного уняло тревогу её собственного сердца. Хотя она и говорила Бенджамину, что делала это прежде много раз, она не сказала ему, что каждый раз чувствовала себя, как в первый. Она провела рукой по морде оленя и обхватила его тёплую щёку. — Ты пришел добровольно в этот день, чтобы накормить лес и Зелёный Дух? Ради леса и духа я иду добровольно. — И я провожу тебя. Держа в руке твоё сердце. Подношение, добровольно предложенное. — Подношение, принятое с благодарностью. Она закрыла глаза и выдохнула, ощутив, как дыхание оленя окутало её горло горячим облаком. Она скользнула другой рукой вниз вдоль его шеи и положила её на ровное биение его сердца, и её собственное замедлилось вполовину, чтобы слиться с его. На несколько мгновений они оказались в равновесии. У неё немного закружилась голова. Затем её ладонь наполнилась жаром, покалывание пробежало по руке и телу, и единственная вспышка белого света покинула её руку и погрузилась в сердце оленя, остановив его в одно мгновение. — Спасибо, — прошептала она в мягкую складку его уха. Жизнь покинула его глаза, и Рей почувствовала, что не может дышать. Её горло сжалось, лёгкие опустели, а сердце превратилось в камень. Потом оно бросилось набирать ритм, с силой колотясь о грудную клетку, кровь побежала по венам, и огромное тело оленя покачнулось. Его ноги остановились и медленно, неестественно подогнулись, словно он ложился спать. Рей обвила руками его шею и постаралась смягчить падение, хотя у неё самой кружилась голова, а колени немного подгибались, и она всё равно осела под его весом. Даже укрепляющего заклинания было недостаточно, когда сердце так колотится. Он был огромен, самый большой из всех, кого она когда-либо приносила в жертву; слишком большой, чтобы справиться с ним. Но вторая пара рук поддержала оленя, и он легко опустился на камень. Бенджамин вернулся к скале, возможно, думая, что ритуал завершен, видя, как она дрожит вместе с телом оленя. Она собиралась упрекнуть его — она могла сделать это и одна, она должна была сделать это одна, но, когда она посмотрела на него, то увидела только то, что стояло позади, притаившись на краю камня. Зверь прибыл — бесшумный и скрытный, как всегда, проводник Зелёного Духа — волчица в блестящем серо-голубом облачении. Её янтарные глаза остановились на Рей и олене, а затем с интересом посмотрели на Бенджамина. Волчица склонила голову набок в терпеливом ожидании. — Я так понимаю, это и есть твой Зелёный Дух, — напряженно пробормотал Бенджамин, словно это Рей упросила его сопровождать её, а не наоборот. Его лицо было бледным. Она думала, что он уже привык к подобным вещам, ведь он наверняка много раз участвовал в охоте и часто видел, как умирают животные. Видел, как умирают люди. Убивал их сам. Но, видя его беспокойство, она удержалась от резкого ответа и вместо этого просто кивнула, обхватив руками бока оленя и приподняв его. Она перевернула его спиной к небольшому наклону камня. И снова Бенджамин помог ей, облегчая ношу. — Да. — Это всегда волк? — Для меня — да, — сказала она. — Пожалуйста, отойдите, сир рыцарь, я хочу закончить, и я не привыкла, к тому, что меня отвлекают. Он фыркнул с явным раздражением, но ничего не ответил, молча поднявшись и зашагав назад — туда, где он ждал, и где он всё ещё должен был ждать под ивой. Он как ты. Волосы на затылке Рей поднялись, и она посмотрела на волчицу. Зелёный Дух не часто говорил с ней напрямую. В прошлый раз он заговорил, чтобы сказать Рей, что к концу зелёного сезона она останется одна. Маз умерла тем летом — в самый длинный день в году. Поэтому она не могла проигнорировать слова духа, они всегда были важны. — Да, — сказала она, опустив подбородок в знак признательности. — Думаю, что да. Он понимает это, хотя что-то мешает ему это принять. Тьма внутри. — Я знаю. Она поморщилась, потом взяла нож и принялась за работу. Клинок был пропитан заклинаниями, которые укрепляли его и делали острее. Он легко разрезал плоть и кости, словно палец воду. Но от кровотечения клинок не помогал. Как всегда, она вспомнила, почему предпочитает делать это в одной сорочке. К тому времени когда она вырезала сердце, всё ещё горячее и скользкое, её руки были покрыты кровью почти по локоть, и запах был пьянящим и неприятным, но знакомым и отчего-то успокаивающим. Она осторожно вытащила сердце и снова опустилась на колени, повернувшись к волку. — Дух леса, пожалуйста, прими это подношение благодарности за твою благосклонность и предвидение. Хорошо подготовленное подношение. Спасибо, лесная ведьма. Мои глаза и зубы к твоим услугам, пока я снова не засну. Волчица вытянула вперёд голову, разинула пасть и, истекая слюной, с поразительной грацией взяла сердце из её рук. Возвращаясь в ту часть леса, которую дух называл своим домом, она остановилась и пристально посмотрела на Бенджамина. Он всё ещё, к счастью Рей, стоял у дерева, но даже с первого взгляда она видела, что его обуревают противоречивые чувства. Хотя его любопытство не угасло, что-то омрачало его. Он всё ещё был встревожен, как будто видел что-то помимо того, что она делала, что-то, что он не хотел видеть, но не мог заставить себя отвести взгляд. Интересно, что он обо всём этом думает. Вряд ли он хорошо воспринял такую магию. Его глаза снова потемнели, и хорошее настроение после завтрака прошло. Её сердце упало. Не упускай его. И будь осторожна, — сказал дух и прыжком убежал прочь. Это было предупреждение? Совет? Дух, очевидно, не считал нужным уточнять, а у Рей не было времени, чтобы слишком беспокоиться об этом. Ей нужно было завернуть оленя и построить сани, чтобы отвезти его домой. Остальная часть дня будет потрачена на разделку и приготовление мяса для хранения, а костей и шкуры — для последующего использования. Они с Бенджамином сегодня хорошо поедят, но сначала им предстоит ещё много работы. Ей не потребовалось много времени, и довольно быстро она завернула тело. Оставались только сани. Обычно она собирала свободные ветки и связывала их вместе с помощью магии и верёвки. Бенджамин вернулся и снова внимательно наблюдал за происходящим, словно желая убедиться, что всё в порядке. Должно быть, он заметил, как она ищет подходящие материалы, потому что подошел ближе и спросил: — Ты потеряла что-то, ведьма? Рей покачала головой и спрыгнула с камня — там в стороне были многообещающие заросли, где она часто находила то, что ей было нужно. Просто это место всегда менялось, и, казалось, всегда отличалось от того, что было годом раньше. Иногда нужное оказывалось совсем рядом с камнем. Иногда — практически на другом конце долины. К сожалению, в этом году, видимо, был второй случай. — Нет, просто ищу то, что нужно. Наконец она поняла, что, желая сосредоточиться на своей задаче, она довольно грубо обращалась с ним. Она слишком долго жила одна, и не имела случая заметить, как это повлияло на её способность общаться с другими людьми, хоть рыцарь и был рядом уже несколько недель. Поэтому она остановилась, посмотрела на него и слегка улыбнулась, понимая, что, должно быть, представляет собой впечатляющее зрелище. Вероятно, это был тот самый образ ужасной лесной ведьмы, какой он себе и представлял, — грязная, перепачканная кровью и почти голая. — Я собираюсь сделать сани, чтобы отвезти оленя. Если ты поможешь найти несколько подходящих ветвей, я буду очень благодарна. Он нахмурился, и его глаза метнулись к ней, затем остановились на завёрнутом теле оленя. — Нет необходимости. Не говоря больше ни слова, он наклонился и взвалил весь свёрток себе на плечи. Это был немалый подвиг — олень был крепким и тяжёлым. Нужна по-настоящему богатырская сила, чтобы поднять и пронести этого оленя до самого дома. Бенджамин, конечно, не был обычным рыцарем, но она тем не менее видела, как вздулись жилы на его шее, когда он приспособился к нагрузке, а мышцы предплечий натянулись и напряглись там, где он закатал рукава. — Ты справишься? — спросила она, не пытаясь оскорбить его вопросом, но желая смотреть правде в глаза. — Не очень хочется останавливаться на полпути и придумывать, как пойти дальше. — Не потребуется. Позволь мне помочь, хоть раз. Словно желая предотвратить дальнейшие возражения, Бенджамин проковылял мимо неё на луг, к опушке леса, многозначительно не глядя на неё. Рей смотрела ему вслед. Прошло несколько мгновений, прежде чем она осознала, что слишком пристально смотрит на его красивые широкие плечи под тяжёлым грузом. Она собрала свои вещи и поторопилась за ним.***
— Очень недурно, ведьмочка. Бенджамин говорил с почти набитым ртом, пока его взгляд блуждал по столу. Он дотянулся до кружки медовухи, подержав её немного в руке, дожёвывая пищу, прежде чем отпить. Открытое окно впускало лёгкий вечерний ветерок, освежая воздух в комнате, которая всё ещё немного была наполнена дымом, травами и запечённым мясом. В очаге горел огонь, отбрасывая приятный блеск на стол и все тарелки — продукт многочасового труда — оленину, которую они не стали вялить на будущее, а запекли с травами; нежную дикую зелень, собранную Рей на обратном пути; горсть орехов, печёных на огне до треска и пара; сушёные с зимы яблоки, нарезанные тонкими ломтиками; и, возможно, её любимое лакомство — мёдовуху, которую она поставила бродить прошлым летом, приправив полынью и одуванчиком, чтобы сгладить сладость вкуса. Прежние наблюдения Рей были верны. Рыцарь действительно чувствовал себя здесь легко, разделяя с ней трапезу даже более непринуждённо, чем утром. Может быть, это была просто игра слабеющего света, но он выглядел моложе и казался почти счастливым, как будто что-то (вполне возможно, лёгкое опьянение) временно ослабило вес того груза, что он нёс внутри себя. Темнота, которую Зелёный Дух видел в нём и которая, как знала сама Рей, была там... сейчас её было невозможно разглядеть. Она была хорошо спрятана. Возможно, он и сам на время о ней забыл. Она улыбнулась и расколола орех зубами, наслаждаясь его теплом на языке, после чего ответила: — Я ведь обещала тебе хороший обед, разве нет? — Да, но, если честно, я полагал, что ты просто соблазняла меня, чтобы получить помощь в своей работе. — Соблазняла тебя! — воскликнула она со смехом, оскорблённо вскинув брови. — Я много раз повторяла тебе, что не нуждаюсь в помощи, ты сам настаивал. — И моя спина за это заплатит. Твой оброк оказался довольно тяжёлым, а я вначале и забыл, какое предстоит расстояние, — его тон был сухим, но ухмылка, пробившаяся в уголках его рта, выдавала, что его жалоба была такой же фальшивой, как и её возмущение. Ей хотелось, чтобы он позволил улыбке появиться, но, как всегда, она исчезла прежде, чем успела расцвести. — Может быть, ты заколдовала меня, чтобы сбить с толку? Рей насмешливо фыркнула и не удостоила его ответом. Он по-прежнему каждые пару дней обвинял её в колдовстве, причём всегда по бытовым и пустяковым поводам. Только недавно она поняла, что он воспринимает это как шутку. И, хотя инстинкт подсказывал ей, что это довольно оскорбительно, она знала, что на самом деле это означает, что он достаточно доверял ей, чтобы подразнить и, возможно, даже посмеяться над тем, каким глупцом был ещё недавно. — Да, очень хитрая уловка. Соблазнение и чары, — съязвила она вместо этого. — Как тебе медовуха? Я надеюсь, не хуже, чем в королевстве? Он опустил голову. — Лучше. — Не льсти мне, рыцарь. — Я бы не стал тебе льстить, — настаивал он. — Хотя, если ты продолжишь так щедро подливать мне вино, мои похвалы станут куда красочнее. Он снова выпил, на этот раз запрокинув голову, чтобы осушить кружку без остатка — без сомнения, чтобы налить себе ещё, и Рей наблюдала, как его горло двигалось с каждым глотком. Чашка в его руке выглядела до нелепости маленькой, как будто в любой момент могла расколоться в его руке, если он не будет с ней достаточно осторожен. Рей вспомнила, как он сжимал последнего пожирателя лиц, пока тот не лопнул. Больше она не видела, чтобы он использовал свои руки для насилия, — на самом деле, несмотря на их, казалось, нечеловеческую силу, она видела, что они также были способны на нежность и аккуратность. И, хотя он не слишком преуспел в своей магии, она знала, как он старался, когда она учила его, и даже вне её уроков. Она заметила его на поляне, кажется, вчера, когда он думал, что она пошла за водой к ручью, — когда она возвращалась, она увидела, что он сидит на корточках у одной из сожжённых лиственниц, проводя руками по почерневшей коре, словно пытаясь приласкать испуганное животное, и проводит длинными пальцами по земле. Она почувствовала, как он сожалеет. Это напомнило ей, что он прожил всю жизнь в попытке подавить свою силу, десятилетиями пожинал разлагающиеся плоды ярости. Прогресс, которого он уже достиг, хоть и небольшой, был действительно восхитителен. И непроизвольно её мысли вернулись к тому, каково могло быть, когда одна из его рук скользит по внутренней стороне её бедра, а другой он проводит большим пальцем по её шее... Она подавила искру своих размышлений, прежде чем успело разжечься пламя, объявив о своём присутствии, и они вернулись в дом, прежде чем начало смеркаться. Мысли её стали вновь уплывать в том направлении, пока она жевала и наблюдала за тем, как он тянется к бутылке. В этот раз её, по счастью, отвлекло кое-что другое, хотя, к своему стыду, она уже почти успела забыть об этом. Они с Бенджамином были не одни. Финн был наверху, устроившись на стропилах после полёта размять крылья, а По сидел возле её локтя, вероятно, планируя вскоре отведать ещё орехов. Финн слетел со стропил и ловко приземлился возле блюда с мясом, склонил голову набок с видом знатока и наклонился вперёд, чтобы схватить сочный кусок. Следи за глазами. Она оторвала взгляд от Бенджамина, но заметила, как дёрнулись его брови. Он приложил руку к виску, а затем почесал ухо. — Ты тоже...? — он нахмурился и уставился на свою чашку. — Крепкое это вино. Мне кажется, я начинаю слышать голоса. Рей прищурилась, но просто кивнула и перевела взгляд с рыцаря на Финна, а затем — на свою еду. Она не любила, когда ей делали замечания... что бы там Финн ни думал про её взгляд. Она может сколько угодно смотреть на своего гостя! Это было вежливо, даже она знала это. — И что ты хотел сказать этим, Финн? — спросила она слишком чопорным тоном для человека, говорившего с набитым ртом. Финн снова уткнулся клювом в оленину, избегая дальнейших объяснений, но По, как обычно, был готов прояснить реплику своего друга. Ты выглядишь так, словно вместо своего ужина предпочла бы съесть этого мужчину, — он встряхнул своей яркой шубкой и подбежал к яблокам, чтобы угоститься. — Не то чтобы я возражал. Нам больше достанется. Финн рассмеялся, распушив перья и расправив крылья. Бенджамин кашлянул, и когда Рей посмотрела на него, то увидела, как он побледнел и приоткрыл рот. — Это... Это... Это не ветер и не вино, — он махнул рукой сначала на По, затем на Финна, и несколько мгновений колебался, подбирая слова. — Твои фамильяры. Я слышу их. — Не фамильяры, — напомнила она ему, едва сдерживая радостное волнение в голосе, — всё лучше, чем вспышка раздражения из-за неуместных реплик По. — Но ты уверен? Потому что, если ты их понимаешь... Это был серьёзный шаг вперёд. По-настоящему серьёзный. Пассивная магия — всё ещё магия. — Да. Думаю, да. Барьер... разрушен, — Бенджамин встал, перегнулся через стол, уперев руки в бока, и уставился на По, который смотрел на него, подёргивая усами и сверкая глазками. — Вот этот. Этот грызун. Он слишком много болтает. Что-то про... то, как ты ешь свою еду, как я понял. Она покраснела — да, конечно, про еду — и была благодарна, что он не заметил её румянца. Сейчас он был слишком занят, глядя на По: склонил голову набок и слегка приоткрыл рот, словно ждал чего-то. По присел на корточки, неустрашимый даже под огромной тенью рыцаря, и вызывающе вздёрнул подбородок. Ну... кто начнёт? Твой ход или мой?