Поглощение

Киан Веймейрен. Раньше Феликс даже в мыслях называл его Ссыкуном, маленьким маминым сынком. Его бесило, что из всего класса больше всего на него похож именно Киан — да, выше, крупнее, но прозрачная кожа, белесые глаза и волосы все равно делали их почти что копиями в глазах других. Такое нечасто встретишь в их провинции; здесь люди были смуглее и темнее, а их волосы отливали рыжиной. То, что они с Кианом делили одну и ту же особенность, неприятно сближало их. Когда Феликс приехал в Академию, ему бросилось в глаза то, как сильно он отличался от городских детей. Тогда у него было шесть братьев и сестер; они спали в одной комнате с козами, когда в деревне становилось небезопасно и скот не оставляли в хлевах. Он носил юбки за Фридой, старшей сестрой, пока ему не перешили ее одежду на штаны. Они ели только ложками и каждый день пили разбавленное пиво и свежее молоко, и каждый день у них на столе были устрицы и рыба. Он раньше никогда не задумывался, как убого они жили. Даже то, как его научили говорить, было вульгарно и глупо. Киан был маленьким сопливым аристократом. В первый же вечер в Академии Феликс заметил, как ловко тот пользуется вилкой, как хорошо сидят чулки на его упитанных икрах. Киан был на своем месте; у него все получалось, даже дружба с одноклассниками, которые посмеивались над Феликсом из-за его северного говора. И, кажется, Киан совсем не возражал против того, чтобы быть искрой. Он ненавидел его столько лет. Сначала тайно подражал ему, копировал даже позу, в которой Киан сидел за прописями, потом забрал себе все, что было предметом его гордости. Почерк? У него он изящнее. Друзья? Никто не хочет дружить со Ссыкуном. Никто больше не вспомнит, каким Янсен был на первом году обучения. И вот теперь ему нужно отправлять записки Веймейрену, приглашать его на прогулки, даже согласиться прокатиться на лошадях. Каждый раз, когда приходило время вспоминать о нем, Феликса пробирала дрожь отвращения. — Разве у вас в деревне не было лошадей? — Киан крепко держал кобылу под уздцы, но это ничуть не помогало. Животное переступало с ноги на ногу, вздыхало, даже фыркнуло как раз в тот момент, когда Феликс почти освоился в седле и перестал цепляться за гриву. В другое время он бы в лучшем случае проигнорировал эту ремарку, но сейчас ему было не до этого. — Легче свалиться со стола, чем с наших коней, — он попытался выпрямиться и взглянуть по сторонам, и сразу же пожалел об этом. Земля покачивалась далеко внизу. На секунду ему подумалось, что лучше опозориться и признать свою неспособность к верховой езде, но он подавил эту мысль. Он же мужчина, в конце концов; и в карьере это может пригодиться. — Ладно, отпускай ее. Серая лошадка не понеслась галопом и не встала на дыбы. Феликс с трудом оторвал взгляд от брусчатки и сел ровно, повторив за легко поднявшимся в седло Кианом. Тот даже в Академии брал уроки езды — его мерина прислали из дома. — Мы поедем по тихим улицам, а потом по польдеру, — утешил Киан, и как бы Феликс ни всматривался в его лицо, он так и не смог увидеть в нем насмешку. Каким надо быть человеком, чтобы как ни в чем не бывало разговаривать с тем, кто семь лет обращался с тобой как с притравочным зверем? Дрожащими руками он правил меланхоличной лошадью, пока Киан крутился вокруг него, легкими прикосновениями поправляя повод, осанку, помогая на перекрестках и поворотах. Феликс уже получил от него все, что было ему нужно, и все это вызывало только брезгливость, но почему-то он продолжал встречаться с ним в свободные часы. Только бы он не был в него влюблен. Только не Ссыкун. Только бы его хозяин не выяснил, от кого Лендерт Этье получил информацию о том, что его Сиятельство слепнет от смешанного с гомеопатией яда. Польдер встретил их запахом воды и травы, мягким закатным солнцем, и Феликс зажмурился, подставляя лицо ветру и теплу. Внутри него все равно были холод и зябкость, но когда Киан смотрел на него так, будто верил в его искренность, солнце как будто пригревало сильнее.