Ты будешь жить

— ...Поттер, твою мать!       Гарри лежал на мокрой земле, ударившись головой, и просто смотрел в бесконечно тёмное небо. «Отсюда не сбежать,» — понимал Поттер. Он просто лежит. Дождь моросит, щекотно касаясь кожи его лица. Ему всё равно, что будет дальше. У него не получилось. Всё было зря. Он лишь неудачник, которого обманывают обнадёживающими иллюзиями. На деле же он всего лишь неудачник. Лучше сдохнуть прямо здесь и сейчас. От него точно не будет никакой пользы в этом мире. Его не спасут отсюда. И зачем героя спасать? Это ведь неправильно. Либо герой спасает, либо умирает. И суждено ему второе, потому что спасать некого — он заточён в комнате огромного поместья, и спасать нужно его.       Определенно.       Гарри не задумывается. Не задумывается, чьи руки его тащат обратно в дом его заточения за шкирку, не задумывается, что ему будет за побег, не задумывается, на сколько дней его оставят без еды и сколько часов его тело будет раскалываться на кусочки от «Круциатуса».       Его насильно вталкивают в спальню, и Гарри ненавидит.       Ненавидит живущих здесь людей, эту кровать, этот шкаф, эти окна, этот паркет и ванную. Ненавидит эту комнату. Чтоб она сгорела. — Поттер, ты охуел?! Ты правда такой тупой идиот или просто прикидываешься?! — кричали на него откуда-то сверху, издалека, вне реальности.       Поттер пьяно валяется на полу, а по щекам текут слёзы отчаяния. — Ты серьезно думаешь, что сбежать отсюда так просто? Ты, кусок дебила, чёртов герой, соображаешь, что делаешь?       Не соображает. Не соображает он ничего. Просто какой-то бред вокруг него творится, всё крутится так непонятно и быстро. И его укачивает до тошноты. — Я знал, что ты меня ненавидишь, но как ты не понимаешь... Да я бы сдох! Он бы убил меня! Ты псих, ты ненормальный... — Гарри не хотел слушать настойчивый, слишком громкий голос, голова и без того шла кругом. — ...Ненавижу тебя! Если бы Тёмный Лорд узнал! Ты всё портишь, ты...       Тупой Поттер. Всё портит. Он всё портит. Из-за него сейчас страдают его друзья, а он даже не способен выбраться отсюда! Гермиона смогла, она умная ведьма, а Гарри безмозглый тупица. Думал, овладел заклинанием второго курса, и всё, все пути открыты? Это было слишком опрометчиво с его стороны. — ...защищено древней магией! Ты бы не смог выйти! Тебе повезло, что сигнал пришёл именно мне!       И с чего бы Гарри повезло? Да, безусловно, ему повезло, что об этом инциденте пока не узнал Волан-де-Морт. Но ключевое слово «пока». Малфои доложат ему. И тогда...       Гарри почувствовал, как его безвольное тело грубо схватили, заставляя смотреть на взбешенное бледное лицо с застывшей яростью. — Ты меня вообще слушаешь?! — прошипел Малфой прямо в лицо Поттеру, сидя перед ним на корточках и больно сжимая пальцами его подбородок. Гарри посмотрел в бурлящие эмоциями глаза, выражающие ранее только холодное безразличие или насмешку. — Поттер?.. — выдохнул он, опаляя кожу горячим дыханием. — Проваливай, Малфой, — процедил гриффиндорец, прищурив глаза. — Уходи из моей комнаты. — Ты, неблагодарная тварь, — яростно выплюнул блондин. — Это не твоя комната. Это не твой дом. Ты не имеешь ни малейшего права выгонять меня, — пальцы всё сильнее сжимали подбородок, отчего Поттер невольно приоткрыл губы. — Я могу делать всё, что захочу. В этом доме. И с тобой. Ты же слышал, что сказал Тёмный Лорд. Ты в моей власти. Полностью. Я могу бросить тебя за то, что ты сделал, в подвал и кормить крысиным помётом, как ты и хотел, — он искривил губы в мерзкой ухмылке, которую хотелось содрать с него ногтями вместе с его гордостью и самовлюбленностью, — я могу избить тебя прямо сейчас до потери памяти, — Малфой в подтверждение своих слов встряхнул Поттера. — Могу пытать тебя.       Его лицо стало ещё ближе. Эта критическая близость пугала Гарри, и он, действительно, чувствовал себя открыто перед слизеринцем. Открыто, беззащитно, обнаженно. Как будто тот может раскрыть его, прочитать, узнав все секреты.       Равнодушие к происходящему начало медленно пропадать, сменяясь злостью. Только Малфой может так бесить его, даже если ничего не говорит. Этот хорёк врывается в его личное пространство и разрушает всё бесчувствие, всё безразличие, заставляя отчётливо чувствовать. Чувствовать ненависть, чувствовать неприязнь. А сам при этом остаётся таким гордым и отстранённым, как будто ему совсем нет дела. — Я могу морить тебя голодом. Могу трахнуть тебя на моей кровати, в моей комнате, в моём доме.       Гарри вздрогнул. Он почувствовал, как пальцы холодеют, а щеки горят, заливаясь ярким румянцем, не то от ярости, не то от взявшегося из неоткуда смущения. — Как тебе такая перспектива, а Поттер? — сквозь зубы прошептал он. — Нравится? Тебя же трахал твой грязный Уизли, да? Скажи, кто тебя трахает? Весь твой звериный факультет?       Поттер захлебнулся от возмущения. Что за бред он несёт? Какое вообще Малфою дело до... До того, кто с ним спит? Зачем он тянет? Пусть наконец вызовет Лорда, пусть наконец сделает то, что должен. Но это же Малфой. Он унизит морально, опустив ниже уровня земли. — Что ты такое говоришь, Малфой?! Ты совсем рехнулся?! — Поттер безуспешно попытался отстраниться, барахтаясь на полу. — Знаешь, я подумал, ты можешь быть не таким мерзким. Но я ошибся. Ты такой же мерзкий, как и все Пожиратели. Ты достоин метки. Заслужил.       Глаза Малфоя расширились. В них блеснула искорка, похожая на грусть. Он моргнул, отводя взгляд. — Ты заслужил её, как и вся твоя семья! Ты весь в своих родителей, такой же трусливый, заносчивый...       Лицо Гарри обожгла пощёчина. Голова метнулась влево. Кожа полыхала от боли и странной близости. — Не смей. Не смей говорить про мою семью, сука! Хотя, чего тебя обвинять, у тебя же никогда не было семьи. Недолюбленный бедный мальчик. Но тебе, я уверен, это возместили твои любимые однокурсники. Ты у них что-то вроде местной шлюхи... — Заткнись, хорёк! У меня как раз-таки есть люди, которые любят меня, и которых люблю я. Тебе не узнать, что значит любовь, потому что тебя, противного слизня, никто и никогда не полюбит! Ты завидуешь мне, поэтому ты и несёшь весь этот бре...       Гарри не договорил. Губы напротив резко приблизились к его, затыкая. Это было больно. Малфой укусил его за губу, из-за чего по подбородку стекла капелька крови. От удивления рот Поттера приоткрылся, впуская настойчивый язык. Столкнувшись зубами с ним, Малфой оттянул его за волосы, заставляя запрокинуть голову, открываясь перед ним ещё больше.       Малфой целовался так, как будто собирался сожрать его, кусая, облизывая. Гарри, целовавшийся до этого раза три, сидел, открыв глаза и наблюдая за его действиями. Подростковые гормоны брали над ним верх от малейших прикосновений, и он неуверенно попытался, сам не зная, зачем, ответить на поцелуй, но Малфой моментально отстранился, отпихнув Поттера на паркет. Гарри упал на спину. Над ним возвышался, словно он — грёбаное божество, Малфой. — Что я и говорил, — надменно усмехнулся Малфой, не смотря на шокированного Гарри. — Шлюха.       Он скрылся за дверью комнаты, плотно запечатав её заклинанием.       Поттер лежал на полу, вперившись взглядом в белый потолок. Губы саднило.       Игнорируя кружащуюся голову, Гарри, пошатываясь, добрался до ванной.       Он долго чистил зубы, тщательно сплёвывая слюну. Ему всё ещё казалось, что он чувствует этот вкус. Вкус малфоевских губ, его слюны и грязных слов.       Поттер, естественно, не являлся мальчиком легкого поведения, как заявлял Малфой, но ощущение такое, что являлся. Как будто его изнасиловало пол факультета. Он чувствовал себя грязным, мерзким после этого поцелуя. Хотелось проблеваться.       Засунув два пальца в рот, Гарри вызвал рвоту, склонившись над унитазом.       Он чувствовал себя ничтожеством. Униженным, обиженным ничтожеством — таковы впечатления после первого поцелуя с парнем. Лучше не придумать.       Его ждала длинная ночь, наполненная глупыми мыслями. И вместо того, чтобы придумывать новый план или, в крайнем случае, сожалеть об обломе побега, Гарри думал о Малфое. Как будто это самая важная сейчас тема для размышлений, как будто он вернулся на шестой курс. На шестой курс, когда Малфоя в его жизни было больше, чем друзей, больше, чем учёбы, даже порой больше, чем сна. Бесконечные слежки за ним, гадания, где он может быть, куда исчез с карты мародёров.       Целоваться с Малфоем было унизительно. Не потому, что он целовался с Малфоем, а потому, что он целовался с тем, кто готов растоптать, унизить и ещё раз растоптать. Потому что он ответил на поцелуй, понимая всё это. Понимая, что будет стёрт в пепел от стыда. Гарри всегда думал, что поцелуй — это нечто нежное. Что это очень интимно, очень искренне. Уже при слове «целоваться» Гарри становился пунцовым. Он думал, что это символ любви, романтичности и тепла. И никогда Поттер не смог бы представить себе, что поцелуй будет заменой драки. Что поцелуя он не получит не только удовольствия, мало этого, будет унижен.       Вот зачем Гарри ответил ему? Если бы он этого не сделал... можно было бы долго мстить Малфою, надсмехаясь, что он без ума от него, и всё в таком духе. Но Поттер ответил на поцелуй и этим испортил всё. Ещё больше раздражала предательская реакция тела на грубые прикосновения. То, как слизеринец касался нельзя назвать нежным, нельзя назвать приятным, поэтому Гарри никак не мог понять, откуда взялось напряжение в районе паха. Но касания отдавались электрическими разрядами по коже, напоминая ему, что он — подросток. Ему пришлось рано повзрослеть, но тело подводило его, оставаясь молодым и чувствительным, мешая здраво мыслить.       Заснул он только около семи утра. Он просрал всё. Все шансы на спасение, шансы на победу. Лучше бы Малфой запытал его ночью до смерти, чем это.       Гарри проснулся уже после полудня. На тумбочке уместился завтрак и обед вместе. Значит, голодать его никто заставлять не будет. Вспомнив вчерашний день, Поттер взвыл. Начиная с неудачного побега и заканчивая... заканчивая Малфоем.       Днём Гарри не знал, куда себя деть. Досада одолевала его. Защиту усилят, сбежать будет намного сложнее. Ему нужно было сбежать. Особенно теперь. После вчерашнего он не хотел видеть Малфоя так сильно, как никогда. Было стыдно признавать, но Поттер стеснялся, Поттер боялся.       Вечером к нему пришла с ужином на том же серебристом подносе не Ники. Это была другая эльфийка, имя которой Гарри не запомнил. Ему было страшно за домовика. Что с ней мог сделать этот мерзавец? И всё из-за Гарри. Всегда всё самое паршивое происходит по его вине.       И впервые Гарри из «чай, кофе или вино» выбрал последнее. Забыться одним бокалом красного полусухого, конечно, не получилось. Стало только ещё больше тошнить.       После ужина к нему заявилась Беллатриса. О, как он скучал по ней. Вернулась наконец-то, теперь ему не придётся скучать, она-то точно сможет развеселить его.       Было странно, что за ним зашёл не Малфой, как бывает обычно, а его тётка. Это сильно напрягало. Тёмный Лорд узнал обо всём и наказал его? Что с ним? Нет, Поттер не волнуется, он просто... просто непривычно. Непривычно. Малфой вечно был его сопровождающим, чуть что, так сразу «Драко отведёт тебя, Драко, покажи мистеру Поттеру, Драко, не забудь, что Поттер...» Видимо, струсил. Малфой снова струсил. Неудивительно. Он же слизеринский хорёк! — Ну, Поттер, вижу, ты переживаешь, где же твой любимый Драко? — хихикнула Пожирательница, когда они пришли в зал. — Что же, могу тебя огорчить, сегодня поблажек не жди. Драко, как ты знаешь, не силён в непростительных. И я знаю, что тебе не больно, когда он тебя мучает. Но это так забавно понаблюдать, как ты ломаешь эту драму с душераздирающими криками! Видел бы ты себя со стороны! Мог бы на актёра пойти... Жаль, что ты скоро умрёшь, — лучезарно произнесла женщина. — И почему же Малфой не явился тренировать на мне «Круциатус»? Тренировать «Аваду Кедавру» пошёл? — Очень остроумно, Поттер. У него задание от Тёмного Лорда, — торжественно сказала Беллатриса, гордясь своим племянником.       Задание, значит. Гарри полный дурак. Подумал, что Малфою стало стыдно, совестно. Но нет, он бесчувственный, как льдышка. И сейчас с этой самой бесчувственностью он убивает кого-то с непроницаемым лицом. И плевать он хотел на обиженного Поттера.       «Круциатус» пронзил кожу, и Малфой испарился из мыслей. Боль на удивление хорошо отрезвляла и убивала мешающие образы из головы.