Ты будешь жить

      В последний раз, когда Гарри просыпаясь открыл глаза этой ночью, было уже светло. Комната озарилась ярко-оранжевым светом восходящего солнца. Камин погас. Пустое кресло стояло на прежнем месте с лежащим на нем разворошённым пледом. Малфоя не было. Ушёл. Наверное, ему было не по себе проснуться и первым человеком за день увидеть Поттера. Да, так себе перспектива.       Гарри уставился в потолок, наблюдая за мягким светом, скользящим по стенам и мебели. Вчерашний день был таким непонятным, таким странным. Он задумчиво поднял ладонь вверх, подставляя под свет от утренних лучей солнца. Серебристое колечко красиво переливалось. Очень неоднозначный подарок. Первое, самое глупое, тупейшее соображение Гарри — Малфой собрался делать предложение. Кому и зачем — об этом, благо, подумать он не успел, потому что полный бред сменился более здравыми мыслями. Тогда зачем же? Подарил бы книжку, которую не жалко. А мог и вовсе ничего не дарить.       Гарри встал с кровати, подходя к креслу. Он зарылся рукой в плед, сохранивший капельку чужого тепла, подхватил его и поднёс к лицу, втягивая едва уловимый запах мужского одеколона. И всё. И он срывается. В груди становится жарко, а разум затуманивается. Зачем же он делает это? Зачем?       Он подходит к окну и усаживается на подоконник. Сняв кольцо, начинает перечитывать надпись. Что она может значить? Гермиона часто винила его и Рона, что они никак не желают хотя бы немного ознакомиться с латинским языком, ведь «многие заклинания на латыни, названия зелий, пароли! Вы увидите, это вам очень пригодится в будущем! Ещё вспомните мои слова.» Гарри улыбнулся, вспоминая разгневанную Гермиону, пытавшуюся в очередной раз вбить им в голову что-то. И она вновь оказалась права, как и всегда. Гарри сейчас бы очень пригодились базовые знания языка. Вспоминая друзей, он находит холодную монетку в кармане спальных штанов. Они ведь всё ещё пытаются спасти Гарри? Они ведь ещё не решили сражаться в одиночку? Без него?..       Малфой пришел позднее обычного. Настроение его было явно не самым хорошим. — О, Малфой, привет, — поздоровался Гарри, но увидев до жути уставшее, измученное лицо с пластырем на лбу, улыбка сникла. — Что произошло? — Поттер, не начинай снова. Прошу, просто помолчи. Я сейчас не в настроении. Поверь!       Он с силой дёрнул дверь на себя, плотно закрывая. — Шекспир. Читай, — Малфой небрежно кинул книгу на кофейный столик возле кресла. — Да что с тобой опять не так? — прищуривается Гарри. — Ничего, — он отошёл от столика, вернувшись к двери. Было слышно, что он изо всех сил сдерживает себя, чтобы не послать в Гарри пару-тройку проклятий. — Ничего, о чём тебе следует знать. — Ты уже уходишь? Что случилось? — Даже если бы что-то и случилось, то это определённо не твоё дело. Но, к твоему величайшему счастью, тебе не придётся снова напрягаться и совать свой нос куда не надо. Потому что некуда. Так что просто читай своего Шекспира, у меня сегодня нет настроения, чтобы тратить время на тебя. В отличие от нашего Героя, у меня есть дела поважнее посиделок с тобой. — Какие у тебя могут быть дела ночью? — И правда, какие дела могут быть у меня ночью? — съязвил Малфой, закатывая глаза. — Задание?.. — догадавшись несмело проговорил Гарри, понимающе смотря на него. — Мне нужно идти, — поджав губы, сказал Малфой, не намереваясь отвечать на столь прямой вопрос. — Но ты не хочешь... Ты же делаешь это не по своей воле, да?       Малфой как-то неадекватно рассмеялся. — Ты наивный, Поттер. Ты до абсурдности наивен. Скажи ещё, что я работаю тайно на Дамблдора. — А почему бы и нет? Ты его не убил. Малфой. Ты не убил его. Почему ты делаешь вид, что ты хочешь этого? — Я не делаю вид, что... Постой, откуда ты... — он секунду внимательно всматривался в глаза напротив. Под пристальным взглядом Малфоя Гарри начал чувствовать напряжение. — Ну, конечно! Ты же невыносимый гриффиндорец, которому непременно нужно знать всё! Как я мог не подумать. — Я был там. Я был на Астрономической башне в тот день. Пожалуй, тогда ты стал для меня по-настоящему омерзителен. Как никогда. И одновременно с этим я понял, что ты хоть и трус, но это сдерживает тебя от ужасных поступков. А потом я подумал... Может, дело не только в трусости? Может, ты просто не способен на что-то действительно плохое? — Как можно быть таким тупым? Ну, Поттер, ты не видишь очевидного? У себя же перед носом? Я грёбаный Пожиратель, я твой враг, я, блять, должен убивать таких, как ты! Ты в эту самую секунду находишься под моим контролем. Будь я таким, каким ты меня вообразил, давно переметнулся на вашу сторону, я бы помог сбежать тебе. Но я не он! Я тот человек, который должен быть тебе противен. Противен так, как тебе противен Тёмный Лорд! Да даже сейчас я иду на чёртово задание, где мне, возможно, придётся убить кого-то. Кого-то из твоих! И, знаешь? Да! Причина того, что я не смог убить Дамблдора, заключается лишь в моей слабости, как ни прискорбно! — он раскраснелся от злости. — И будь я сильнее, я бы убил его. Не сомневайся! Я бы порадовал Тёмного Лорда. И мне стыдно, что я не смог. — Я... Я... — Гарри был растерян и не находил, что ответить. Он даже не знал, что ответить самому себе, как оправдать его для самого себя. Потому что это было слишком похоже на правду. И он был уже почти уверен, что оказался неправ. — Если твоя слабость останавливает тебя от непростительных поступков, то это не слабость, Малфой. Это человечность, если тебе, вдруг, такое понятие знакомо, — с грустью ответил Гарри. — Я не знаю, как донести до тебя то, что происходит прямо перед твоими глазами, — качнул головой Малфой. — Доброй ночи.       Он вышел из спальни, закрывая дверь. Почти бесшумно. Почти без звука. Она закрылась как-то печально, обдав лицо Гарри лёгким ветерком.       С чего Гарри взял, что Малфой скрывает свою хорошую сторону? Он никогда не блистал добротой, никогда не заботился ни о ком. Так с чего бы думать, что он изменился или, что ещё лучше, всегда был, если не замечательным, то порядочным человеком.       И пока Гарри будет лежать в кровати без сна, ворочаясь с боку на бок, ища прохлады, Малфой будет находиться в смертельной опасности. Он будет наставлять палочку на друзей Гарри. А Гарри приложит много усилий и не станет думать о Малфое всю ночь. Он не будет думать о нём так. Он не станет так неуместно волноваться за него всю ночь напролёт, хотя должен беспокоиться о своих приятелях, против которых он сражается. Потому что этому он уделит лишь минут десять. Или час. Может чуть больше, но Гарри мог поклясться, он спал. И даже выспался. По крайней мере, практически не чувствовал сонливости на утро, если не учитывать наличие красных глаз и синяков под глазами.

***

— Малфой-младший выходил ночью из поместья? — отчаявшись, наплевав на свои принципы и остатки гордости, спросил Гарри у домовика, принёсшего ему очередной ужин. Это оказалась эльфийка небольшого роста, вздрогнувшая от неожиданного вопроса.       Малфой так и не пришёл к нему. Ещё не ночь, всего семь вечера. Но прошлой ночью Малфой так и не явился, хотя Гарри так хотелось сказать ему всё, что он о нём думает. Сказать, что Малфой ни капли не изменился, что ему самое место в Азкабане. Злобно прошипеть: «Чего ещё было ожидать от слизеринца? Ты всё тот же мерзкий хорёк». Выкрикнуть, что он ничтожество, подстилка Волан-де-Морта, не имеющая собственного мнения и ничего не значащая. Только Малфой, кажется, и сам это осознавал, и не было смысла в том, чтобы напоминать ему об этом. Но, непонятно из-за чего, Гарри было больно, а сердце разрывалось. Слова Малфоя врезались в память. — М-Минки не пол-ложено... Мистер М-Малфой... Он... Запретил... — она дрожала, уткнувшись взглядом в пол и нервно шмыгая носом. — С ним всё хорошо? — слетел вопрос с языка, которого Гарри сам от себя не ожидал. Поняв, что он только что спросил, плотно сжал губы.       Оценив, может ли этот вопрос быть запретным, Минки, видимо, сочла, что нет, и тихонько кивнула. — Да, сэр.       И этого почему-то было достаточно, чтобы Гарри успокоился. Он поблагодарил домовика за ужин и сел в кресло, задумчиво ковыряя вилкой чечевицу. Вроде бы сейчас всё сдвинулось с мёртвой точки. Он больше не сидит целыми днями в полном одиночестве, не находя себе занятия. Он больше не мучается от мысли, что его друзья до сих пор заточены в мэноре, что их пытают. И тем не менее, на душе было тяжело. Ясности стало словно ещё меньше. Гарри оставалось только верить в то, что Гермиона и Рон держат всё под контролем и двигаются вперёд, а не сидят на месте, как он.       Солнце давно село. Гарри так и не притронулся к Шекспиру, по-прежнему лежавшему на кофейном столике. Настроения что-либо делать не было. Поттер сидел на подоконнике, рассеянным взглядом смотря в окно и периодически дремля. Тупое состояние.       Гарри быстро моргнул, когда в собственном отражении в оконном стекле увидел ещё одну пару глаз. Он подумал, что начинает сходить с ума, и часто поморгал, но серые глаза не исчезали. Гарри обернулся. — Малфой? — неуверенно уточнил он. — Привет, — сказал Малфой. Его одежда сегодня была немного другой. Он не был одет в строгий чёрный костюм, как обычно. Костюм был серым. Это, конечно, всё меняет. Настроение у него что ли хорошее, что он решил сменить цветовую гамму. Гарри невольно заметил, что в этой одежде Малфой выглядит не так отстранённо, не так неприступно. — Я зайду?       Гарри нахмурился. Если бы он ответил «нет», Малфой бы не зашёл? Вполне возможно, он бы выдал одну из своих излюбленных презрительных ухмылок и ушёл. Экспериментировать Гарри не хотелось, поэтому он кивает.       Малфой садится в кресло, и всё по стандартному сценарию. — Вижу, Шекспир оказался не достойным Золотого Поттера. Куда уж ему, — фыркнул Малфой, кинув взгляд на книгу, неизменно лежавшую на прежнем месте. — Я говорил, я не люблю стихи. — Ты просто не умеешь их читать. — Читать я научился ещё в маггловской школе, можешь не переживать.       На этих словах Малфой скривился. — Маггловская школа! Как ты согласился только на этот кошмар, — с отвращением произнёс Малфой. — Не поверишь, но да. Живя в семье магглов, я следовал их правилам, — Гарри уже успел пожалеть, что рассказал ему о своей прошлой школе. Издёвок теперь не избежать. — В таком случае, неудивительно, что ты не любишь стихи. Держу пари, именно из-за этой школы ты такой тупой. Там, видимо, понижают, а не повышают умственные способности. — Знаешь ли, не у всех была возможность бездельничать до Хогвартса.       Малфой оскорбился. — К твоему сведению, я не бездельничал. У меня были лучшие учителя магической Британии, подготовившие меня к Хогвартсу. — А к нему разве нужна подготовка? Я как-то и без неё справился. — Справился — громко сказано. Удовлетворительно — твой высший балл, — расплылся в победной улыбке Малфой, смерив Гарри высокомерным взглядом. И Гарри уже начинал закипать. Но всё это было лучше, чем сидеть в комнате в абсолютном одиночестве. Это определённо было лучше, чем рвать волосы на голове от невыходившего из головы Малфоя, упрекая себя за глупые, ненормальные переживания. Малфой сидит напротив, и Гарри точно знает, что он более, чем в порядке. И одновременно с этим хочет придушить его. — Ладно, Поттер. Не стой столбом, сядь. Напрягаешь. Всё же, ты прав, недоразвитых нельзя винить в их тупости, — Гарри захлебнулся от возмущения, но не успел ничего ответить, потому что Малфой продолжил: — Придётся самому приобщать тебя к культуре. И всегда всё на мне, всегда, — наигранно возмущался он, а Гарри перестал что-либо понимать.       Малфой, вальяжно развалившийся в кресле, подхватил книгу в руки, листая её в самый конец, к оглавлению. — Да сядь ты уже, — не отрываясь от книги, сказал Малфой. Гарри ничего не оставалось, кроме как молча сесть на кровать. — Что, будешь учить меня читать? Понимаешь, тут такое дело, я умею это делать. — Не похоже.       Малфой медленно перелистывал пожелтевшие от времени странички, долго рассматривая каждую. — Если читать правильно, то даже такому невежде, как ты, будет интересно, — пояснил он. Гарри не нашел, что ответить. Сегодня Малфой был чересчур вредный. В последние месяцы, что Гарри провёл в поместье, он язвил гораздо реже, чем в школьное время. Сейчас же он очень походил на себя из прошлого. — Да какого чёрта, Малфой? Вчера ты, казалось, не особо был рад моему обществу. Ты утверждал, что ты ужаснейший человек, настаивал на том, что я должен тебя ненавидеть. А сейчас ты... Ты собираешься учить меня читать стихи? Зачем? Ты непоследователен. — Поттер, зачем ты постоянно пытаешься добиться какой-то там надуманной правды? Она тебе нужна? Ты не можешь заткнуться и просто радоваться, что хоть кто-то развлекает тебя? Думаешь, мне это доставляет такое удовольствие? Если ты забыл, мы ненавидели друг друга добрых семь лет. Что должно измениться по-твоему сейчас? И, главное, с чего бы.       Гарри промолчал. Малфой снова был прав. Он действительно требует от Малфоя слишком многого. В конце концов, когда это они рассказывали друг другу всё, что с ними произошло. — Я ничего не понимаю, — признался Гарри. — Не надо, — тихо произнёс Малфой, будто надеясь, что эти два слова растворятся в воздухе, оставшись незамеченными, и в то же время, желая, чтобы до Поттера дошёл весь смысл, вложенный в короткую фразу. И продолжил уже более уверенно, — Шекспир — классика. Раз его произведения дошли до нашего времени, значит, ознакомиться с его творчеством определенно имеет некий смысл. Такой ответ на твой вопрос тебя устроит?       Предположим, устроит. Хотя это не даёт ровным счётом никакой ясности. И уж точно это не является причиной, почему Малфой сейчас здесь, с ним. — «Но если время нам грозит осадой,» — внезапно прозвучал непривычно обеспокоенный голос Малфоя, разрывая некомфортную, смущающую тишину. — «То почему в расцвете сил своих Не защитишь ты молодость оградой Надежнее, чем мой бесплодный стих?» — его взгляд стал сосредоточенным, в глазах мелькали тысячи эмоций, каких Гарри никогда не видел в Малфое.       Поттеру стало отчего-то жутко неловко, словно он наблюдает за настолько интимным действием, за каким не может застать этого человека в принципе. — «Вершины ты достиг пути земного, И столько юных девственных сердец Твой нежный облик повторить готовы, Как не повторит кисть или резец,» — продолжил он. Слова лились так мягко и одухотворенно, точно Малфой вовсе не тот безэмоциональный айсберг, за километры испускающий холод.       Гарри с неподдельным интересом изучал каждую перемену на его лице, уже даже не пытаясь остановиться. Гарри в этом не виноват, его вынуждают. Как можно вообще устоять от созерцания Малфоя, если тот делает что-либо с таким рвением, с таким упоением и наслаждением? Здесь бы не устоял никто. — «Так жизнь исправит всё, что изувечит,» — Малфой на миг оторвался от книги, взглянув поверх страниц, направляя взгляд прямо вглубь, внутрь Гарри. И Поттер может лишь сидеть, как парализованный. — «И если ты любви себя отдашь, Она тебя верней увековечит, Чем этот беглый, хрупкий карандаш.»       Слово «любовь», так легко слетевшее с тонких губ, резануло слух, и Гарри не мог не зависнуть, прокручивая его голос в тот момент сотни раз. — «Отдав себя, ты сохранишь навеки Себя в созданье новом — в человеке», — закончил Малфой, в последний момент с еле уловимым хрипом.       Это было так неожиданно, это было тем, что Гарри не мог ожидать от Малфоя, не мог представить. Если бы кто-то сказал ему, что Малфой любит читать маггловские произведения — он бы не поверил. Если бы ему кто-то сказал, что Малфой сможет перевернуть всё внутри, прочитав вслух лишь одно стихотворение, Гарри бы счёл его сумасшедшим.       Гарри не собирался мешать образовавшемуся, будто сократившему пространство между ними, молчанию. По одной простой причине — он не мог связать ни одной пары мыслей.       Малфой сконфуженно прочистил голос, закрыв книгу и вернув её на прежнее место. — Примерно так, кхм, — он остановился на секунду. — Так надо читать стихи. Уверен, ты даже не подозревал, что их читают с выражением. — Это было красиво. — Знаю.       Какой смысл делать Малфою комплименты, если он в любом случае «знает». Гарри раздражённо возвёл глаза к потолку, унимая свой подступающий пыл.       После ухода Малфоя, Гарри перечитывал то стихотворение много раз, подражая интонации, с которой читал слизеринец. Но всё было не так. Возникало ощущение, будто Малфой учился этому специально. Или же нет ничего, к чему у него нет таланта, он во всем превосходил Гарри, по всем предметам, во всех сферах. За исключением одного — Малфой был не способен любить. Он не был способен на проявление доброты. Но и здесь Гарри начинал сомневаться, ведь излишняя доброта отнюдь не помогала победить. Но слова Дамблдора о том, что победить поможет только любовь, заставляли Гарри верить, что любовь к друзьям спасёт его и в этот раз. И правда, любовь матери сохранила ему жизнь. А Малфоя не спасёт ничего.       «А ещё Малфой не так хорош в квиддиче», — с самодовольной ухмылкой заметил Гарри.