***
Суд был назначен на май. Суд над Малфоями должен был состояться в мае. Гарри вызвался давать показания. Гермиона поддержала его. Согласился присутствовать даже Невилл. Гарри разослал письма всем своим знакомым с просьбой о помощи, и пришло много свидетелей, готовых подтвердить, что Малфой отдал свою палочку Гарри. Малфой сидел в кресле в зале суда рядом со своими родителями каменным изваянием, прикованный наручниками к подлокотникам, как и все Пожиратели, на заседаниях которых Гарри был. Он не рвался защищаться, не рвался высказаться. Он молча сидел, вперившись взглядом в одну точку перед собой. Малфой не смотрел на Поттера. Гарри защищал на суде Малфоя, как мог, рассказывал всё, что только могло помочь. Он защищал Нарциссу, Люциуса, он хотел спасти их всех, доказав этим нечто непонятное, необъяснимое Малфою. И у него это вышло. Срок Люциуса был сокращён до пяти лет заключения. На палочку Нарциссы наложили ограничение чар, а сама она была под надзором в течение того же срока. — Мистер Поттер, — прозвучал грубый мужской голос. — Какие отношения вас связывают с Драко Люциусом Малфоем? Пальцы Малфоя сжимают подлокотники. Его спина становится напряженнее, и это единственное, что выдаёт его эмоции. Абсолютно точно, этого не заметил никто, кроме Гарри. Он смотрит на него, ища подсказки, но не получая никакого ответа, даже взгляда. — Какое это имеет отношение к делу? — слова ложатся неладно, хрипло. Волшебники в зале начали перешёптываться, поглядывая то на Гарри, то на Малфоя. — Ваши слова могут быть несколько... Приукрашены? Знаете, тот случай во время битвы был несколько неоднозначным. И Тот-Кого-Нельзя-Называть упоминал, что у вас была некая связь. Романтического характера. Щеки Гарри вспыхивают, воспоминания обжигают. Малфой не меняется в лице. — Я ничего не приукрашивал. Мы никогда не ладили с Драко Малфоем. Так с чего бы нам вдруг хорошо общаться, с чего бы я стал помогать ему? Просто так я бы не стал давать показания за него. — Можем мы посмотреть ваши воспоминания, мистер Поттер? Если всё действительно так, как вы говорите — Драко Люциус Малфой будет полностью оправдан. — Я... — он снова мысленно просит Малфоя дать хотя бы намёк, что сказать, но тот остаётся по прежнему бездейственен. — А если нет? — Последует определённое наказание. — Я, — Гарри сглатывает и в последний раз безмолвно просит помощи у Малфоя, получая ровным счётом ничего в ответ, — готов. Я готов. Его выводят из зала в маленькую тёмную комнатку, освещаемую одним лишь Люмусом, посреди которой стоит чаша, похожая на ту, что Гарри видел в кабинете Дамблдора. В омут памяти он сливает воспоминания, тщательно избегая ненужные подробности. Это было сложно, потому что подробностей было много. Слишком много. Постоянные мысли о нём, постоянные взгляды. И Гарри не хочет делиться этими воспоминаниями с кем-либо. Он не хочет показывать то, что происходило в спальне мэнора. Те вечера, бессмысленные разговоры, тихий, бархатистый голос Малфоя, читающего вслух должны были остаться только между ними. Или, если Малфой разумно выкинул из памяти их негласную тайну, то только у Гарри. Того, что Гарри показал, сочли достаточным. Драко Малфой был оправдан по всем статьям. И Гарри начал представлять, как они сейчас после слушания пойдут вместе пить кофе, пиво, просто гулять — неважно. Как они будут вспоминать школу, наслаждаться покоем. Они пересекаются взорами на долю секунды, но Драко притворяется, что не замечает его и незаинтересованным взглядом скользит взглядом дальше по всем присутствующим. Но Гарри не был просто присутствующим. Он не был просто кем-то, кого можно не заметить, по кому можно скользнуть незаинтересованным взглядом. Возник порыв прокричать это ему прямо здесь и сейчас, по-глупому собрав на себе внимание всех. Но он не делает ничего и продолжает поглощать его только лишь глазами. Они встречаются на площади перед Министерством, и Гарри осмеливается на улыбку, которая была успешно проигнорирована. Он решает подойти к нему, раз его не заметили, но Малфой аппарирует. Гарри остаётся стоять на месте, смотря в пустоту, где только что был Малфой. Кто-то берёт его за локоть, и он отмирает. — Привет, Гарри, — позвали его. — Ты как? Не хочешь зайти с нами в кафе? Невилл был одет чудаковато: бежевый застиранный старый пиджак, странная фиолетовая рубашка и клетчатые брюки. В его сопровождении были Гермиона, Рон, Полумна, Дин и Симус. — Привет, — потеряно улыбнулся Гарри. — Рад видеть вас всех! С удовольствием соглашусь составить вам компанию. И спасибо, что пришли. — Да не вопрос, — хмыкнул Дин. — Кто ж думал, что Хорёк умеет не только жаловаться папочке. — Но ещё и круто целоваться, да, Гарри? — беззлобно засмеялся Симус, тыкая его в бок. Гермиона смерила его строгим взглядом, и тот смолк. Гарри смущённо пожал плечами. — Он не пойдёт с нами? — спросил Невилл. — Может, предложишь? — Думаю, у него есть дела сейчас, — сказал Гарри. И излишне весело сменил тему: — ну что, я так давно не ел мороженого! Как насчёт «Фортескью»? Дин и Симус переглянулись, Невилл приподнял бровь. — Хорошая идея, — мягко ответила Луна. — Я тоже люблю мороженое. — Она чуть приподняла уголки губ, кладя Невиллу и Гермионе ладони на спины. — Аппарируем? Разделившись по парам, они трансгрессировали на Чарлинг-Кроус-Роуд к «Дырявому котлу». Гарри, пошатнувшись, на секунду дезориентируется в пространстве после аппарации, выпрямился и осмотрелся. Давненько он не был здесь. В основном он обитал неподалёку от Министерства магии, не находя времени на встречу с друзьями. Да и у друзей времени было не больше. После войны многим предстояло восстановление документов, дома, лечение в Мунго, похороны родных. К концу весны все немного оклемались, начиная выбираться из завалов бумажек. На Косой аллее большая часть магазинов была всё ещё закрыта на ремонт, велись реставрационные работы. Волшебников, однако, не поубавилось. Дети толпились у витрин с новыми мётлами буквально прижимаясь носами к стеклу, оставляя на нём пятна, возбужденно обсуждая, как в сентябре будут играть в квиддич. В прошлом году игра была запрещена на территории школы. Дамы в длинных мантиях шли под ручку, беззаботно посмеиваясь над чем-то. Мужчины сидели за столиками на свежем воздухе в Дырявом котле и пили сливочное пиво. Всё было почти как прежде. — Гарри Поттер! — воскликнул кто-то. К друзьям подбежал мальчик лет десяти с совершенно умилительной улыбкой и детским румянцем на пухлых щёчках. Их обступила орава детей, переметнувшихся с рассматривания мётел на Гарри Поттера, найдя его занятием поинтереснее. — Это же Гермиона Грейнджер! И Рон Уизли, и Полумна Лавгуд, и... — разволновались они тыча пальцами на них. — Можете дать свой автограф? — Вот бы мама знала, что здесь Гарри Поттер... — Можно вас обнять? Гарри улыбнулся, обнимая детей. Им бы стоило наложить отвлекающие чары, прежде чем отправляться на Косой переулок. Друзья едва смогли вырваться из толпы налетевших детей, раздав всем автографы и сделав кучу колдографий на камеру, всунутую одной из девочек Гермионе в руки. — Ох уж эта популярность, — картинно вздохнул Симус. — Столько фанатов, — хихикнул Дин. — Это они всё, безусловно, из-за нас с Симусом. — Конечно, нас не затмить! Однокурсники рассмеялись. Они всё же наложили отводящие чары и направились в кафе Фортескью.24 глава. Суд
27 апреля 2020 г. в 21:28
Всё закрутилось, завертелось, как будто шестерёнки старого механизма, который не заводили вот уже порядка десятка лет. Весна пролетела незаметно за бесконечными интервью, конференциями, судами, где обязательно требовалось присутствие национальных героев. Поначалу это не создавало больших трудностей, ведь рядом всегда были друзья, которые могли поддержать и спасти от неловких вопросов. Но постоянная приветливая фальшивая улыбка, плотоядные взгляды, жаждущие вызнать побольше грязных секретов, дабы заполучить славу среди доверчивых волшебников, порядком изматывали.
Гарри жил у семейства Уизли. Они сами предложили ему остановиться у них на некоторое время. По сути ему некуда было идти — возвращаться к Дурслям явно было не лучшим вариантом, а на Гриммо 12 шёл ремонт. Гермиона тоже жила с ними. Память её родителей была стёрта, и она осталась совсем одна, без дома, без семьи. Поэтому для неё, как и для Гарри, Уизли были самой настоящей роднёй.
Гарри делил комнату с Джорджем. Ему было одиноко в пугающе пустой комнате, в которой когда-то жил его брат, и Гарри согласился жить с ним, хоть и была возможность поселиться в бывшей спальне Перси. Свободную комнату Гарри уступил Гермионе.
Здесь было хорошо. Его окружала семья, практически ставшая родной. Молли и Артур относились к нему, как к собственному сыну, и всегда были рады ему. Гарри любил просыпаться на узкой кровати и жмуриться от яркого солнца сквозь жёлтый тюль. Он любил просыпаться и видеть Джорджа, лениво потягивающегося в постели, и, заметив заспанный взгляд соседа, лучезарно улыбающегося и отпускающего глупые шутки. Любил выходить из комнаты, спускаться по скрипучей деревянной лестнице на запах ароматного завтрака вниз, на кухню, откуда слышался грохот кастрюль и смех. Плюхаться на стул рядом с Роном, с аппетитом уминающего оладьи с карамелью и ягодами и обсуждать планы на грядущий день. Рядом с ним сидела Джинни, неловко поглядывая на него. Несмотря на то, что они жили в одном доме, виделись только на завтраках и ужинах. Дни напролет Гарри, Рона и Гермионы не бывало дома. Гарри избегал разговора с девушкой, хотя ему бы стоило поговорить с ней. Она порывалась поцеловать, обнять его, будто забыв, что эти самые губы целовали другого на её же глазах. Он мягко отстранялся, смущённо улыбаясь и говоря что-то нелепое в своё оправдание. Джинни верила ему или, по крайней мере, делала вид.
Ходить на всякие приёмы, строя из себя важных персон, было даже весело первое время. Золотая троица была слегка ошеломлена своей славой. Они глупо улыбались на камеры, невнятно лепетали, отвечая на каверзные вопросы. И если для Гарри это было более менее знакомо, то у Рона голову окончательно снесло. Он соглашался давать интервью для любой, даже совсем неизвестной газетёнки, на любой передачи по колдорадио, фотографировался для всех брендов, предлагающих сотрудничество, будь то магазин нижнего белья или мазь от боли в спине. В связи с этим у их семьи быстро скопилась неплохое состояние. У Джорджа бизнес тоже шёл в гору, Перси начал помогать ему с магазином, уйдя из министерства и поселившись в однокомнатной квартирке вместе со своей женой.
Гермиона с самого начала говорила, что ей не нравится это всё. И была, как всегда, права. Гарри чувствовал, что теряет Рона. Днём мероприятия, где сплошь одни аристократы, журналисты и знаменитости, ночью — клубы — такой образ жизни он вёл. Родители тоже были обеспокоены его изменениями в поведении.
Однажды Гарри ночью ходил на кухню попить воды. В гостиной горел свет, оттуда доносились голоса. Рон только вернулся домой, когда часы показывали четвертый час после полуночи. Гермиона ругала его, говорила что-то про запах перегара, женских духов и размазанную помаду. Он отвечал, что она ничего не понимает, что он не может по-другому. Гарри заглянул в комнату, видя заплаканную подругу в домашнем халате и пьяного, помятого друга, завалившегося на диван бессильным мешком. Он грустно посмотрел на них, прикрыв дверь. Гарри видел, что их отношения стремительно рушатся. Гарри видел, что многолетняя дружба рушится.
И полетело всё совсем не туда. Всем нужно чего-то от него, с лучшим другом творятся явные проблемы, а ещё Малфой. Его не было. Его просто не было. Ничего. Ни письма, ни малейшего известия. Гарри показалось, что там, посреди разгромленного школьного двора, на грани между жизнью и смертью, они выяснили, что им обоим не плевать. А сейчас ничего, от него лишь звонкая тишина. И сны. Да, конечно, и сны, вечные сны, еженочные, непрекращающиеся. Сны, где Малфой так близко, так жарко, так влажно и страстно. Гарри ненавидел их. Всей душой, потому что наутро он лежал в постели один. Он ненавидел их, потому что ему каждый раз снилась та единственная ночь, которая была ошибочной, которая была грязной, омерзительной. Но это было всем, что имелось у него и Малфоя.
Гарри мучился. Так правильно, так естественно, так и должно было произойти, но почему-то после оглушающей победы, после благостного осознания, что им больше ничего не угрожает, он возомнил, что они встретятся, что он смело расскажет Малфою о намерении продолжать общаться.
Рон и Гермиона в первую неделю выпытывали у Гарри, что значил тот поцелуй с Малфоем на глазах у всей школы, всех Пожирателей, всех членов Ордена Дамблдора. Чуть ли не на глазах половины магической Британии. Он отмахивался, придумывая слабые отговорки. В конечном итоге они отстали. И было понятно, что они не поверили. Когда Гарри теребил в пальцах кольцо, грустно рассматривая его, думая, что его никто не видит, Гермиона осторожно обнимала его со спины, щекоча кудрявыми волосами шею. Рон же сначала кривился, а потом и забыл об этом за клубами, девчонками и алкоголем. Гарри поддерживал Гермиону, Гермиона поддерживала Гарри. Они остались вдвоём, пусть Рон и не бросал их, никуда не уходил. Но он отдалился. И они остались без него.
Гермиона и Гарри старались помогать Молли справляться с домашними хлопотами, поскольку от Рона помощи ждать было бессмысленно. Никто его не винил, зная, что он так справляется с послевоенным стрессом и утратой брата, запивая горечь литрами спиртного и проводя ночи с незнакомками. Разве что Гермиона ревновала, однако и её ревность вскоре утихла, сменившись грустью от безнадежности в их отношениях.