Between Enceladus and Iapetus

Сынмин понимает, что что-то идёт не так, когда до сдачи «Сатурн» остаётся всего двенадцать дней, а возле чёрного выхода из ресторана стоит донельзя шикарная машина. Он промаргивается, сгоняя наступающую дрему, и честно не имеет понятия, откуда в голове подобные ассоциации; смешок, как сигнал — тебе надо проспать сутки, чтобы стать прежним. Феликс одно время подрабатывал на стройке. Заказчик с Марса выделил деньги, приказав построить больницу, которая способна принимать до тысячи человек. Конечно, медицина платная, но планируется, что всё будет покрывать страховка — обязательные отчисления каждый месяц в фонд, как мало-мальское решение. Ликс выдержал около месяца, а потом ушёл, потому что это оказалось в разы труднее, чем ему думалось. Ким Сынмин чувствует себя счастливым, потому что всего за полторы недели заработал столько, сколько зарабатывал за четыре. Водительская дверь открывается внезапно, и среднего роста седой мужчина с яркими и настолько живыми зелёными глазами бодро говорит, будто сейчас не первый час ночи (вернее будет сказать утра): — Здравствуйте! — Здравствуйте..? Сынмин нелепо замирает за секунду до того, как сделать полноценный шаг. Он точно не знает этого небесного и никогда с ним не контактировал, однако с историей мужчины, у которого был брелок, говорить наверняка нельзя. Ким так и не знает его имени, но это практически неважно, потому что Сынмин просто убедился, что с небесными можно спокойно разговаривать, как и с Со Чанбином, только следует помнить о правилах приличия и личного пространства. — Мы вас давно ожидаем, господин. Поедемте. — Вы, наверное, что-то перепутали… — Садись, — из-за отсутствия освещения как такового, Мин не заметил, что заднее окно приоткрыто. Голос — сталь, но удивительнейшим образом не чувствуется угроза или приказ. Скорее, как настоятельное утверждение. — Время на вес золота, так что не трать его. — Я? — Ты видишь здесь ещё кого-то, человек? Сынмин прищуривается, делая парочку шагов навстречу, и совершенно теряется, когда видит знакомые льдинки. Вблизи его лицо совсем бледное — взрыв сверхновой, а после образ той самой голубой планеты, где идут дожди из стекла. Сынмин понимает, что опять же откровенно пялится, нарушает все нормы, которые только могут быть, но молчит. Если они действительно настоящие, то это просто невероятно. Сынмин послушно обходит машину спереди и аккуратно садится в салон. Пахнет морозной свежестью и немного парфюмом; Ким старается дышать чуть реже, потому что для него это слишком. — *Сол Хван Хёнджин, — без эмоций представляется он, однако протягивает ладонь для рукопожатия, а Сынмин не удивляется даже — холодная. — Пустая трата времени на дорогу домой пешком. Я экономлю затраты твоей энергии — думай так. — Хорошо, спасибо вам. Сынмин глупо клюёт носом, оставаясь в сознании только за счёт того, что спина не касается сидения. Мелочь периодически позвякивает в кармане спортивных штанов, которые Ким окрестил рабочими, и он немного тушуется, но виду не подаёт. По крайней мере, становится понятно, что Хван Хёнджин этот факт просто игнорирует. Какого черта происходит? — думает Сынмин, но решает, как и умные люди «буду думать об этом завтра, ну, или когда высплюсь хорошенько». — Я рад, что экономлю энергию затрат, — ляпает Мин, когда останавливаются возле его дома. Небесный водит аккуратно, но не ездит, как черепаха; Хёнджин чуть выгибает бровь — Сынмин чувствует себя полнейшим дураком, кретином. — Извини… те. Он поджимает губы, мысленно ругая самого себя, ведь не стоило что-то говорить, когда твой мозг — это те самые овощи не «аль денте». Пора бы уже выйти наружу и положить, наконец, свой котёл на подушку. Всё завтра, всё на свежую голову. — А откуда вы знали, куда ехать? Я сейчас немного не соображаю, но вы не злитесь на меня за то, что я так смотрел на вас, потому что иначе господин Чо лишится работника. Понимаете, я хорошо могу выносить мусор и мыть посуду, но у вас просто глаза необ… — Ты всегда такой болтливый? — хмурится небесный. — Я знаю о тебе практически всё, а за директора Чо не волнуйся — ты уволен. — Что?! Хёнджин невозмутим, на лице ни один мускул не дрогнул. — Тебе больше не нужно ходить на работу. По крайней мере, в ближайший квартал — это я тебе обеспечу. Пойдём, — он открывает дверь со своей стороны, выходя первым, а после наклоняется, чтобы смотреть в лицо. — Нужно уладить некоторые моменты. Водитель говорит напоследок не менее доброе и бодрое: «До свидания», а ещё советует больше отдыхать. Сынмин невесело усмехается — сон долой — работы больше нет. Хёнджин не намного выше, но Сынмин чувствует себя в разы меньше, чем есть на самом деле, и это-то при условии, что стоит на старенькой ступеньке перед дверью в дом. У Хёнджина родинки размером с точку от гелевой ручки, а волосы — мазут — даже ещё чернее, чем его в несколько тысяч раз (Сынмин в этом уверен). Что вообще происходит в этом году? Какой-то там очередной конец света настанет, наверное, раз происходит подобная чертовщина; Сынмин просто собирается существовать дальше, а потом превратиться в горстку пепла, как дядя и прабабушка. — Тысячу евро. — Что? Хёнджин чуть наклоняет голову вбок, вновь смотря на Сынмина, как на какого-то дурака (или ему так только кажется). — Сколько тебя устроит за это? — За что «это»? Сынмин сжимает пальцы на локте другой руки и медленно начинает понимать, что имеет в виду Хёнджин. А следом думает, что даже пепелище неуместной гордости — это ведь должно стоить хотя бы чего-то. Возможно, уже через дней тридцать всё перевернётся с ног на голову и Сынмин позволит Хвану сделать это как угодно — не исключение; возможно, меньше чем через месяц Сынмина вообще не будет в мире — это тоже не исключение. Сынмин знает, что всё либо тянется так медленно, что хочешь уже оборвать сам, либо умираешь резко и нелепо. Но если очень постараться и не свихнуться от подобной суммы, то можно было бы спокойно себе жить на неё где-то полгода, не бегая, как умалишенный по подработкам, а просто получать стипендию. Мин умеет экономить так, что при этом не весит пятьдесят три килограмма, как Юнги, который питается раменом, кимбапами и изредка (по большим праздникам разве что) чем-то другим. Но вот в чём загвоздка: у всех, как и любого продукта, есть срок годности. Сынмину кажется, что он уже с душком — не пачка «Twix». Ким не имеет ни малейшего понятия, на чём держится статус Хёнджина, сколько жизней он втаптывает ежедневно в грязь своими кожаными идеально вычищенными ботинками, существенна ли для него потеря одной из банковских карт. Додумывать, как Мин считает, нет совершенно никакого смысла. Зачем, если суть не изменится? Иерархическая цепочка, пирамида жизни — сынминово плечо всегда будет под чьей-то ногой. — Десять тысяч, — смотрит так глубоко и пристально, практически не мигая и не меняя выражение лица ни на йоту, что становится не по себе. Сынмину холодно, по коже бегут мурашки. Это не тот «бродяга», который одновременно может носить несколько масок. И до Сынмина действительно дошло, почему теперь не придётся работать. Вопрос: радоваться или же пойти убиться в ванной? Единица и четыре нуля евро — а перед глазами мгновенно появляются «роскоши» жизни. Сынмин невольно сглатывает, ощущая на языке привкус жареного мяса с соусом и печеным картофелем. Вязкая слюна комом застревает в глотке; Мин понимает, что не кушал с шести утра ничего, только закинул после четвёртой пары дешёвый йогурт, больше похожий на обыкновенную воду с лёгким привкусом. — Нет. — Пятнадцать тысяч? Больше? Выписать чек? — чуть громче спрашивает старший, действительно достав маленькую ручку из внутреннего кармана пиджака, однако снова — ни один мускул. — Просто скажи, сколько ты хочешь. Сынмин на несколько секунд задумывается, чего действительно хотел бы больше всего на свете. В голове возникают тысячи мыслей, перебивающих друг друга, а потом резкая тишина — пусто, как и в кармане джинсов (и мелочь не в счёт). Осознание того, что настоящего желания вдруг не оказывается, когда тебе фактически говорят, что исполнят, ужасает. Сынмин не представляет, как можно жить без мечты. Хёнджин ни в коем случае не выглядит как тот, кто нуждается в нём; зачем? — Вы меня не знаете. Небесный ничего не отвечает, только заставляет почувствовать жар, приливающий к шее из-за откровенного разглядывания, — теперь квиты. — Я не зарабатываю этим, — обиженно опускает голову младший, но старается держаться. А теперь сколько лет между: пять или все семь-восемь? — Если производится такое впечатление, то мне жаль, потому что меньше всего я хочу, чтобы так оно было. Но если я вам симпатичен, т-то… Запинается. В голове до боли что-то режет черепную коробку, а слёзы впервые за много лет готовы вот-вот хлынуть из глаз. Какие могут быть светлые мечты, когда они мгновенно рушатся предложением переспать за деньги от того, кто тебе понравился — эта мысль возникает как-то слишком внезапно. Ну и пусть, что кроме имени и планеты рождения не знает ничего о нём. Сынмин действительно на секунду подумал, что может быть интересен Хёнджину, просто потому что это он — бедный, но зато настоящий. А теперь ещё и без работы — замечательно. — То просто проведите со мной время. Хёнджин чуть приподнимает брови, удивляется. Обычно все соглашаются или что? Сынмин зря сказал это, а Хёнджину вовсе не нужен какой-то человек, если дело не касается секса? Сухой кивок. — Удачного солнца, Ким Сынмин. Водитель свяжется с тобой завтра. Да-да, всегда всё к Солнцу, планетам и сверхновым.