Between Enceladus and Iapetus

— И как оно? — Что именно? — Хёнджин оборачивается через плечо, продолжая курить. Удивительным образом практически мгновенно дым втягивает вытяжка без какого-то звука. Сынмин путается в холодно-голубом постельном белье, а панорамные окна за спиной заставляют себя чувствовать чересчур уязвимым. Неловко для него, долго, но горячо. Сынмин благодарен (правда не понятно кому), что не отдал своё тело полностью, но хотя бы пытался дать понять снова: «Я здесь сейчас с тобой, потому что хочу этого». Ким чувствует себя вымотанным и немного сентиментальным, нежели обычно; пройдёт, наверное. Хёнджин — это холодные оттенки. Сынмину они нравятся, вот только порой одежда сдавливает кости, когда находишься дома в одиночестве, чуть ли не лезешь на стенку, обкладывая себе вещами умерших прабабушки и дяди. Сынмину холодно у себя же в «норе»; льдом тоже обжигаешься. Мину страшно смотреть через стекла вниз, страшно расплющиться об асфальт или же разлететься как пыль по ветру, стоит высунуть нос. — Как там? Какая Земля сверху? — Я не смогу рассказать, — Хёнджин хрипло кашляет, задумываясь после на секунд пятнадцать, которые тянутся минутами. — Это нужно видеть. — А где ты родился? — Где-то рядом с Плутоном на космическом корабле по пути к Марсу. — Но ты сказал, что сол. — Все, кто живёт на Марсе, солы. Спи. Сынмин закусывает губу, думая, что достал Хёнджина разговорами. Он послушно кладёт голову на мягкую подушку, смотря в стену — такую же холодную, белую. Хёнджин запускает пальцы в его волосы и задерживает чуть дольше, чем бы Сынмин не успел накрутить себя из-за этого. В сумме время, проведенное наедине, приравнивается едва ли к часу, чтобы без лишних ушей; знакомы — уже позавчера — слишком неприемлемо. Сынмин вспоминает лишь одно, когда Хёнджин поднимается с постели, молча уходя в сторону ванной, — *чувства человека — это планеты. «Водитель отвезёт тебя куда угодно. Деньги возьми, потрать на своё усмотрение. Дверь просто захлопни. Желаю хорошего солнца». Сынмин вздыхает, комкая бумажку с точным до ужаса почерком, будто бы это было напечатано, а после принтер сделал своё дело. Глупо было предполагать, что Хёнджин поймёт без слов. А может специально сделал вид, что не понял. Машина при свете выглядит такой же холодной, как и тот, кто оплачивает её содержание. Чёрный — тоже темень. — Куда едем? — бодро спрашивает мужчина, смотря в зеркало заднего вида. Сынмин чувствует себя неважно и нелепо, потому что утро не такое, каким бы хотел, чтобы оно было. Ким устало опускает голову, складывая руки на коленях. — Домой. Водитель не спеша выворачивает руль, выезжая с парковки. На улице солнечно, но несмотря на это ничуть не жарко, хотя и ветра практически нет; в салоне свежо — Сынмин немного ежится, стряхивает флёр, оставшийся ещё с вчера, и пытается собраться. Глупо и наивно было надеяться хотя бы на то, что пробуждение будет совместным. Сынмин почему-то даже не целуя Хёнджина был уверен, что этим и закончится, но надежда — всё-таки худшее, что только может быть, после голода. Хотя и в этом случае она играет ту же роль — зря. Кому ты вообще нужна, жалкое нечто из Пандоры. Мин по-настоящему привык ни на что не надеяться, кроме как на то, что нечаянно свалится какой-нибудь холодильник со второго этажа, как только выйдешь из дома — тотальное везение в понедельник до обеда. И плевать каким образом, и что к этому привело, потому что Сынмин действительно устал от существования, которое мало к чему хорошему приведёт. — Вы курите? — Нет, — качает головой Мин, сталкиваясь с зелеными, но всё-таки тёплыми глазами в зеркале. Мужчина улыбается; Сынмин, к сожалению, не может ответить тем же, но может продолжить разговор. — Давайте, не будем настолько… по-деловому. Я же по сравнению с вами просто малышня. И всё-таки в корне отличаются от глаз Минхо. Зелень тоже бывает абсолютно разной. — Но деловое общение делает само общение чуточку приятнее. Согласитесь, замечательно слышать, когда речь грамотна и на «вы». Я люблю разговаривать так, поэтому, надеюсь, вы не против? — Может, вы и правы. Нет, как вам угодно. — Хорошо, что не курите, — спустя секунд десять неловкого молчания подаёт голос водитель. — Солы-холодные не любят сигареты. Считают, что это нерационально, хотя почти все всё-таки имеют эту вредную привычку. Забавно, не так ли? Сынмин искренне удивляется. — Нерационально? Неужели так много курящих? — На своём веку я встречал всего лишь двух, но они уже были в преклонном возрасте и от привычки избавились лишь ближе к закату своего существования. Солам это необходимо. Мин кивает и снова опускает глаза на свои руки. В центре города не так, как ближе к окраинам — никакого мусора, никаких бедных обшарпанных стен и бедно одетых людей. Если бы попросил Хёнджина остаться ненадолго или разбудить в то же время, когда уйдёт, ещё ночью, то он бы сделал это? Водитель, по всей видимости, ждёт хотя бы словечка от Сынмина, поэтому продолжает говорить так, будто и не было опять этого некрасивого провала между. — Нерационально — в их понимании это означает, что не приносит никакой пользы. Это трудно принять и трудно с этим примириться, но некоторым удаётся, — глаза в глаза; Сынмин надеется, что понимает правильно. — Могу я задать вам вопрос? Мне больше не у кого спросить, но мы — земляне, знаем только то, что цвет глаз зависит от происхождения, генов и прочего. Это правда? А если да, то вот как, например, понять, откуда чело… — Сынмин исправляется. — Откуда именно небесный с голубыми глазами? — О, мой друг, это же очень просто! — Просто? — Конечно! Холодный разум позволяет мыслить здраво, а зелень неуправляема. — Не совсем понимаю, признаться… — Я все вам объясню! Сол Хёнджин — это холодный разум и чуть тёплое сердце. Вы же его имеете в виду, да? Такие мыслят здраво даже тогда, когда кажется, что о самообладании можно забыть. Как правило, рождаются на ещё малоизученной планете или же по пути к ней, впитывают информацию, как губки, а потом создают что-то фантастическое с полными равнодушия лицами. Это тот самый кирпичик, который был одним из первых в фундаменте нашего существования. — Выходит, ему равнодушно практически всё. — Ну, не стоит же быть настолько категоричным, господин Ким. Проблемы решаются «холодными» и на них слишком многое возложено. Они никогда не сумеют развить в себе эти чудесные таланты, которые присущи лишь вам: музыка, стихи, скульптуры. Это для них слишком сложно для понимая, пусто. Знаете, они редко когда рождаются естественным путем, зачаты тоже — дети из пробирок или же их достают из живота матери, не дав родиться самому. С солом практически нереально поддержать беседу по поводу картины Да Винчи, а вот если говорить про его изобретения — да, мгновенно. Уверяю, для них чувства — это главные враги разуму, но не значит, что чувств вовсе нет. — Думаете… это что-то значило?.. Мин с отчаянием понимает, что водитель — умный небесный и прекрасно знает обо всём. Не хочется только раздумывать: часто ли приходится ему развозить по домам вот таких вот наивных сынминовских копий — пустых, никаких? Мужчина к себе располагает, а ещё Сынмин понимает, что вряд ли когда-нибудь его вновь увидит. Вероятно, он будет скучать по этой поездке, храня её практически так же ревностно и глубоко в душе, как и всё, что тесно связано с Хёнджином. Было. Сынмин может не работать полгода — уже успел посчитать, спускаясь в лифте. Удивительно, что многие не понимают математику, отвратительны в счёте, зато если дело касается денег — Шольце. Мин не чувствует стыда или, вероятно, неприязни к самому себе. — Мне не понять эти ледяные просторы угнетающего космоса, я всего лишь водитель, наслаждающийся скудными земными пейзажами за окном моей машины и по-настоящему получающий от этого радость. Но на вашем бы месте я додумал бы себе что-то значащее, даже если этого и не было. Признайтесь, жить в грезах тоже не всегда плохо, особенно когда они делают тебя чуточку счастливее. — Ваши ответы всегда подразумевают не один, а два — так не легче, — вздыхает Сынмин, невесело улыбаясь. — Спасибо за поездку. Если… если вас спросят, то скажите, что мне было приятно ехать с вами. Прощайте. Сынмин открывает дверцу, но голос заставляет замереть всего на секунду, глупо держась за дверь машины: — До свидания! Всегда говорите только «до свидания»! Удачного дня, господин Ким! Продолжайте мечтать! «Человек, ты так и не позвонил.» «Я не должен был.» Сынмин откладывает телефон в сторону, почти ничуть не удивляясь, когда спустя пару секунд, кажущихся вечностью, он звонит. Мин устало помешивает рис с приправами и думает только о том, что не спросил столько всего у Хёнджина, для которого рассказать это том же самом Сатурне — это раз плюнуть. Хван учёный или, быть может, кто-то максимально приближенный, и нет ни малейших сомнений по поводу того, что он если не ровня Со Чанбину, то умнее. «Взаимовыгода, — говорил дядя, поднимая указательный палец вверх. — Залог успеха. Нет ничего плохого в том, если пользование обоюдно. Луна нужна Земле, Земле нужна Луна, смекаешь?». К черту планеты, — думает Сынмин, а перед глазами стоят зелёные сигналы светофоров, горящие ночью как звезды, и запах свежевыпеченного хлеба. Он никогда не лежал ночью на берегу моря или же на мягкой траве, смотря на звёздное небо; никогда не чувствовал себя в безопасности на сто процентов, кушая чиабатту с кем-то важным, исключая дружеские и родственные связи. Ну и ладно, кому-то всё равно хуже. «Человек, веди себя соответствующе.» «У нас разные представления о человеке. Зачем ты пишешь мне? Если хочешь снять шлюху, то сходи в любой клуб. Там за бесплатно отдаются.» «? Ты решил, что я хочу тебя? 🤣🤣🤣 Забавно.» «Замечательно. Ищи другого собеседника.» «Нашёл тебя — ты-то здесь.» Сынмин делает вывод, что всё-таки «зелёные» — это те, с кем можно поговорить; Феликс не хочет думать о звездах и о насущном, он хочет кушать вкусную еду и, как и все, жить в прекрасных грезах и думать, что завтра будет в сотню раз лучше. «Milky Way», «Twix» или «Mars»? Мин уже видит, как он зажмуривает глаза и вымученно стонет. Улыбается. «Только долбоёб вместо космоса выберет паузу. Я тебе просто беспалевно сплавил то, что не люблю в прошлый раз.» «А о планетах можешь мне что-нибудь рассказать?» «И даже больше».