Глава IV
Моя дорогая, Найди то, что ты любишь и позволь этому убить себя. Позволь этому опустошить тебя полностью. Позволь этому забраться на твои плечи и в конечном итоге утянуть тебя в небытие.*
«Наверное… Ты всегда хотел видеть мои слезы. Всегда хотел видеть, как плачу навзрыд, захлебываясь собственными страданиями. Глотала ручьи ненавистных слез, мычала что-то о душевных терзаниях. Наверное… Ты всегда хотел чувствовать мои слезы на своих плечах. Ведь, заключая меня в крепкие объятия, ты ощущал себя сильным, волевым, давая мне губительную дозу очередной поддержки, помощи. И у тебя это получалось не специально – от всего своего черствого, морозного сердца ты даровал искорки чахлого тепла и неподдельной заботы. Однако всего этого было мало, катастрофически мало. Наверное… Мои слезы были живительной влагой, что наполняли твою иссохшую душу мнимой решительностью. Упиваясь моими муками, ты боготворил сам себя, пытаясь воспарить над собственным разбитым, сломленным «я». И я не сужу, нет. Просто… наверное… Именно с тебя началось мое тотальное саморазрушение. Наверное – потому, что все в этом мире так шатко, так относительно! От столь странного, прозаичного осознания в горле першит. Наверное… Мне вообще не стоило тогда идти за тобой: нужно было дальше играть в прятки со всеми, а не стараться найти свет во тьме твоей потерянной души…», - и вновь она думала о нем. О Саске. Своем избитом, горестном, импульсивном мальчике. Некрасиво и неправильно, что именно перед отлетом в прекрасную Швейцарию с другим мужчиной. Совершенно безобразно. Сакура криво усмехнулась собственному пафосу депрессивных мыслей – так похоже на нее! Очаровательные мысли, которые высказать вслух – отрезать себе язык. И от каждой этой ядовитой мысли хотелось завыть, зарыдать, истошно крича во все срывающееся горло. Но нет. Этого не будет. Ни за что. Она же обещала себе и ему. Своему черному принцу несбывшихся мечт. Саске… словно загнанный тигр, который лишился острых клыков, когтей-ножей, сумасшедшей мощи хищника. Словно затравленный браконьерами тигр, последний представитель своего вымирающего вида. И так хотелось пожалеть, приласкать его, однако… хищник есть хищник: как ни привязывайся, а в любой момент тебя может настигнуть смертельный удар, а Харуно на собственной шкуре прошла через такое. Незаметно для себя изнывающие мысли метнулись к Итачи. К человеку, ставшему эпицентром воспалившейся агонии души. Безумные, удушающие зародившую в разбитом сердце искреннюю любовь сомнения беспрестанно тревожили ее. Не уподобилась ли она Скарлетт, в опасливой беззаботной мечтательности вообразив себе идеальный образ истинного джентльмена Эшли Уилкса? Не стал ли Итачи для нее выдумкой? Не стал ли он плодом воображения? Ведь если Саске – истребленный тигр, то Итачи тогда… одинокий ворон – мрачный предвестник чего-то плохого, чего-то печального, который своим страшным карканьем способен взбудоражить любого. И от такого непрошенного сравнения Сакуру действительно бросило в дрожь. Она не могла не сравнивать двух братьев, столь похожих и столь полярных одновременно. Хищник убивает, а ворон падаль подбирает… Харуно с силой тряхнула отяжелевшей головой, дабы изгнать отвратительные, жуткие представления о двух самых дорогих ей людях. Нельзя так больше. Нельзя вечно метаться из стороны в сторону, не понимая к чему стремишься на самом деле. Выбор сделан. Дорога назад – черная дыра. Единственное сейчас – взять себя в руки, разогнав грозовые тучи внутри, и пуститься навстречу прекрасному. «Как будто в груди – кислота, расплавляющая каждую клеточку, отчего невыносимо думать обо всем. Именно так чувствуется боль стонущей души…», - закрыв лицо дрожащими ладонями, ее плечи сотрясались от беззвучных, сухих рыданий. А вокруг все так же шагали люди, то торопясь, то не спеша. А вокруг все так же звучал мелодичный женский голос, извещавший о прибывших рейсах. А вокруг жизнь шла своим чередом, не проявляя никакого интереса или же участия в этой печальной трагедии. … Так или иначе, а фатальность жизни – первая вещь, с которой приходится мириться. Было душно. Даже пальцы стали влажными. Хотелось разорвать на себе рубашку, сжечь к черту галстук. Помещение будто давило со всех сторон своим уютным спокойствием. Невыносимая обстановка. Удушающее ожидание. Из-за перебоев с нервами, из-за снедающего предвкушения казалось, что все вокруг раскалено, что все вокруг дымится. Рьяное нетерпение сводило с ума. Когда уже можно будет начать действовать, приставив курок точно в лоб этому… - Эй, Кабуто-сан, все в порядке? – бойкий голос Дейдары резанул по ушам, на мгновение дав вздохнуть полной грудью. Кабуто кинул испепеляющий взгляд на самодовольно улыбающегося блондина, махнув рукой на него, дабы дать понять этому неугомонному парню, что не стоит сейчас лишний раздражать Якуши. Тсукури едва не закатил глаза к потолку, только пожав плечами и удалившись в другую комнату. Кабуто облегченно выдохнул, пытаясь придумать, чем занять себя на оставшееся время. Конечно, компания дико энергичного, болтливого, язвительного блондина была на руку долгое время: такой тип людей, постоянно находящихся под властью порывистых эмоций, легко воспламеняется, стоит предложить выгодные условия для спуска их потаенных страшных желаний, рвущих все изнутри. Потому не составило особых усилий заманить Дейдару на темную сторону – отмщение для уязвленного, обиженного парня было чистым спасением от последних лет одинокого, пустого скитания по миру, да к тому же его ревность, сметающая все на своем пути, долгие годы отравляла отвергнутое сердце парня. Однако гиперэмоциональные люди истощали душевные силы Кабуто: продолжительное время находиться подле них – пытка для замкнутого, тихого, молчаливого мужчины, предпочитающего лишь одного единственного собеседника – самого себя. К счастью, на молитвы Якуши о достойном компаньоне, который был бы железной хладнокровной опорой в бою, ответили благосклонно в лице Яна Вельмера. Простой ирландский парень из довольно бедной семьи, чудом завоевавший место на обучение в одном из самых престижных университетов Японии, оказался хитрецом и подлецом похлеще самого Кабуто! После безумной дружбы с Саске Учиха, после тяжелого разрыва их отношений, после мрачного влияния жуткой жизни младшего Учиха Вельмер попросту был истощен всеми событиями, главным героем коих он являлся. Горечь, боль, непонимание, злость на этого утопающего в страданиях брюнета были столь велики, столь безудержны, что и сам Ян, бывший лучший друг, недавний любовник, решился дать волю возмездию. Якуши умело, осторожно и точно отравлял все новой и новой дозой греющей душу мести, тонко тасуя карты обстоятельств так, чтобы черный огонь отмщения сильнее возгорался в опустошенном сердце парня, чтобы фигура Саске Учиха покрывалась бОльшей копотью от всего сделанного брюнетом. Даже смешно, что они оба – Дейдара и Ян – оказались настолько слепы, настолько податливы, лишь бы, точно так же, как и их дорогие люди – Карин, безоговорочно отдавшаяся во власть черствого Учихи; Саске, заживо погребенный руинами прошлого, - утопать в разъедающей кислоте черноты душевных мук, не пытаясь научиться плавать среди этой адской боли. А ведь другие же как-то справляются. Безмозглые эгоисты… - Наконец-то! Уж думал – кинул, - Кабуто, по привычке, настолько глубоко ушел в собственные думы, что не заметил прихода Вельмера. – Хотя твое мрачно-решительное лицо ободряет меня! - И тебе привет, Дейдара, - фыркнул Ян, скинув куртку на рядом стоящий стул, - здравствуйте, Кабуто-сан, - парень склонился в почтительном поклоне, выжидательно уставившись на бледного, несколько растрепанного мужчину, что было совсем не характерно для него. - Здравствуй… Надеюсь, ты готов выполнить всю свою работу в полном объеме сегодня? – ледяной тон Кабуто отрезал все пути к отступлению. Ян, сжав до боли зубы, твердо кивнул Якуши, на что тот одобряюще хмыкнул. – Тогда слушайте оба внимательно: лишь мы втроем осуществим наш план, так как Мадара, гореть ему в аду, что-то прочуял – он подключил друзей Саске, чтобы те были, скажем так, призрачной охраной… - Кто именно?! – срывающимся от гневного негодования голосом прохрипел Дейдара. - Твою ненаглядную Карин и ненавистного тебе, Ян, Суйгецу, - оба парня сжали добела кулаки: Дейдаре хотелось самому снести голову Мадаре за то, что посмел поставить в потенциальную опасность жизнь Като, Вельмеру же хотелось дать коленом по смазливому нахальному лицу Ходзуки – белобрысый парень был значительной причиной того, что отношения с Саске стали разрушаться. - Что ж, выпускайте свой пар до конца, а я продолжу, - насмешливо проговорил Якуши, с снисходительной ухмылкой поправив круглые очки – он уже успел привыкнуть к детским выходкам этих двух сломленных парней, - всем известный Итачи сегодня днем отправляется на отдых в Швейцарию со страдалицей любвеобильной – Сакурой Харуно, так что теперь старший брат Саске нам не помеха. Также именно сегодня Мадара не проводит ни с кем встреч, никуда не собирается выезжать – ради сына отменил всех и вся, даже, по своей тупости и неосмотрительности, дал отбой охране официальной. Но особых трудностей Карин и Суйгецу не составят – мои люди займутся их перехватом, именно поэтому в гости к Мадаре отправимся только мы втроем. Предвосхищая ваши вопросы – как пробраться в квартиру Учиха – все уже давно наготове. - Хорошо… После проникновения… Каков дальнейший ход? – Ян выглядел сосредоточенным, серьезным, полным решимости, однако его потупленный взгляд выдавал внутреннюю боязнь ожидаемого. - Вы с Дейдарой займетесь Саске: поможешь ему «повеселиться» с брюнетом, - тонкие губы Якуши кровожадно растянулись в омерзительной улыбочке, - а я сам займусь Мадарой. Главное, чтобы негодяй папаша скончался прямо на глазах у сынишки… - Это без проблем! – вид Тсукури был такой же гнусный и устрашающий: предвкушающий предстоящую расправу блондин с безумно горящими глазами захлопал с отрадой в ладоши, маниакально улыбаясь во все тридцать два зуба. Яна внутренне передернуло, но, представив картину, где он, наконец, сможет высказать всё накопившееся, снедающее сердце прямо в избитое лицо Саске, Вельмер смог выдавить ухмылку-улыбку. …Скорость тьмы равна скорости света. Не хотелось дышать. Совсем. Морозный, колкий воздух, обжигающий изнутри. И так больно… но вовсе не из-за царапающего студеного воздуха. Не хотелось переступать порог этого дома. Совсем. Чужой, пустой дом, злорадно посмеивающийся эфемерными призраками счастливого прошлого. И так больно… но вовсе не из-за враждебности родного очага. Не хотелось существовать. Совсем. Брошенный, потерянный он, оттолкнувший от себя все самое ценное. И так больно… но вовсе не из-за крушения собственного мира. Просто… на некоторые вещи он не мог смотреть: на слезы, на автомобильные аварии, на прощания. И именно последнее сейчас кромсало надорванное сердце. В обширной прихожей уже стояли чемоданы. Всего два, и не особо внушительных размеров. Усмешка сама собой образовалась на губах: такому прагматичному человеку, как его старший брат, достаточно пары качественных, идеально сидящих вещей даже на месяц, что уж говорить про две недели… Отдаленный голос Итачи, сосредоточенный, деловой, отвлек от грустных воспоминаний – как в детстве, кажущимся сейчас таким ирреальным, выдуманным, они любили собирать чемодан на двоих. Мягкая, уверенная походка брата заставила Саске встрепенуться, оторвать угрюмый взгляд от чемоданов, и, наконец, взглянуть в глаза тому, кого уважал, ценил, кем восхищался, вдохновлялся младший Учиха больше всех на свете. Конечно, тайно, глубоко-глубоко в заледеневших уголках души. - Твоя машина еще не подошла, - тихо проговорил сей факт Саске, лишь бы хоть как-то завязать, пускай и натянутый разговор. Итачи, несколько замявшись, благодарно кивнул, остановившись подле своих вещей. Всем своим видом – отстраненным, собранным, непреклонным – он держался холодно. Так, словно посторонний провожатый его младший брат. А Саске… Саске так хотелось что-то сделать, что-то сказать, чтобы… хоть коим-то образом сломать эти удушающие оковы недосказанности, недоверия. Как они допустили, чтобы мелкая трещинка обид и недопониманий превратилась в зияющую тьмой пропасть ужасающей отчужденности. Как такое произошло после всего, что они пережили бок о бок? Вместе, деля любую боль, любую обиду, любое несчастье напополам?! И вот из-за этого было невыносимо больно. - Отец просил передать, что задержится на праздники в Европе, так что спокойно можешь праздновать, как тебе заблагорассудиться, - Итачи не смотрел на брата: говоря размеренно, непринужденно, ни один мускул не дрогнул на его бесстрастном лице. Саске же будто хлыстом дали по кровоточащему сердцу: что именно хотел этим сказать Итачи, какой на самом деле скрывался смысл в таких обыденных, но таких жалящих словах? Саске не хотел более ссориться. Не хотел никакого более негатива в их и без того шатких, изломанных отношениях. Обретя настоящего отца, Саске понял, что опрометчиво, бездумно обращался с единственным человеком, который по-настоящему любил его, заботился о нем, поддерживал его во всем. И как бессовестно, безжалостно оттолкнул его, обвинив во всех смертных грехах. Кое-как выпутавшись от трясины душевного мрака, кое-как придя в себя, первым человеком, которого брюнету стоило поблагодарить – его горячо любимый, мудрый, добрый старший брат. А вместо этого… - Итачи… - У меня к тебе будет только одна просьба, - снаружи послышался гудок прибывшей машины. Итачи, наконец-то, обернулся к брату, пристальным взором осмотрел его, на мгновение задержавшись на огорченных глазах, - пожалуйста, принимай лекарства по расписанию и не напивайся до потери сознания. - Конечно, ведь тебя не будет рядом… - без издевок, без ехидства. Подрагивающим от внутренних переживаний, от внутренней мольбы голосом прохрипел Саске. Итачи резко остановился у самого порога, с двумя чемоданами в руках. Младший до крови закусил губу, лишь бы не вздохнуть судорожно от переполняющей его боли. Затравленный, полный сожалений взгляд буравил сгорбившуюся спину старшего брата. Уже ничто не будет, как прежде. Уже нельзя исправить, переиначить совершенное, как того хочется. Уже… нет нового шанса, новой надежды. Сейчас они имеют то, что заслужили: собственноручно искривленное, поломанное настоящее, без единого проблеска семейного благополучия. Да и их семьи давно не существует – лишь болезненные воспоминания, лишь жалкие отголоски. - Я… - Итачи развернулся, чувствуя, как от щемящего сердца слезятся глаза, - всегда рядом, даже когда ты не хочешь или не замечаешь этого, - устало, понуро молвил брюнет, как-то по-особенному взглянув на младшего брата, выглядевшего таким потерянным. И в это мгновение Саске почудилось, будто вот-вот его старший брат, со своей неповторимой мягкой улыбкой на просветлевшем лице, осторожно подойдет к нему и, как в старые добрые времена, легонько щелкнет по лбу, тепло прошептав: «Глупый младший брат…». Однако… это было дикое, мучительное наваждение, от которого его всего бросило в мелкую дрожь. Итачи словно видел, как аура плотного, беспросветного мрака окружает его затравленного младшего брата. Он не знал, что еще сказать, что стОит сказать. Ведь столько попыток, столько усилий было сделано зазря. На все плевал Саске, на все закрывал глаза, предпочитая кого-угодно, что-угодно, но только не компанию своего старшего брата. И это терзало, отравляло, злило и…разочаровывало. И до сегодняшнего дня Итачи свято исполнял данное матери обещание всегда и везде, при любых обстоятельствах. Но ведь его сердце – не механическое. Любовь – доверие, которое никогда не оказывал Саске в отношении старшего Учиха. А однажды потерянное доверие завоевать порой невозможно. И более Итачи не видел смысла в самоистязаниях: теперь Саске должен сам, без какой-либо посторонней помощи управлять собственной жизнью. Растоптав братскую любовь, убив братское доверие, Саске должен понять, что теперь должен рассчитывать лишь на самого себя. Но… как бы ни хотелось, как бы ни было больно, как бы не злился Итачи – он будет всегда его невидимым защитником. Но… не опорой, нет. Повторный гудок машины пробудил обоих братьев от тягостного оцепенения. Их взгляды – такой скорбный, такой усталый антрацитовый Итачи и такой загнанный, такой непреклонный обсидиановый Саске – встретились, заставив оба сердца страдальчески встрепенуться. Если бы кто-то сейчас что-то сказал, то невпопад и совсем не то. Если бы кто-то сейчас что-то сделал, то фальшиво и совсем не то. Всё, всё-всё не то. И они не те, что были раньше. Под третий гудок Итачи как-то нервно дернулся, едва не уронив чемоданы. Какая же жалкая, гадкая ситуация! Но больше никто их них не мог терпеть сложившуюся обстановку – они оба задыхались. – Глупый младший брат… - надсадно прохрипел Итачи, зашагав прочь из злосчастного дома. Ничего другого он не смог бы сказать – эта фраза, ставшая почти крылатой для них, вырвалась сама собой. А Саске так и остался безмолвно стоять на своем месте, чувствуя лишь оглушительное одиночество, пронзающее насквозь. …Чтобы понять, что истинно, нам приходится смотреть искоса.** Все-таки нужно всегда слушать собственный внутренний голос, не пытаясь отмахнуться от него – бесполезно, лишь в очередной раз мелькнет в голове: «Так и знала!». Сакура невесело усмехнулась, с силой сжав телефон в руке. Не зря с утра ее преследовали угнетенные мысли, сгущая сумерки растревоженного сердца: как чувствовала, что не состоится злополучная поездка, что в последний момент обязательно обернется все против. Единственное, чего она не ожидала от самой себя – столь спокойного, уверенного, несколько равнодушного разговора с Итачи! Ни разу ее голос не дрогнул, ни разу она не опешила перед ним. Конечно, было жутко неприятно, обидно от такого поворота событий, однако в нервозном тоне Учиха явственно ощущались досадливые, растерянные, злые ноты на самого себя, на столь низкий поступок с его стороны. Но почему-то… почему-то не было никакой ярости со стороны Сакуры. Абсолютно. Вновь шестое чувство подсказывало девушке о более серьезном, значимом мотиве брюнета так резко отменить все. Что-то темное, страшное скрывалось в его непредвиденном отказе от полета сегодня. И также интуиция вопила, чтобы Харуно немедленно узнала, что именно явилось причиной отмены поездки мужчины. Каждая минута могла стать роковой, потому Сакура, чертыхнувшись про себя, ринулась к выходу из аэропорта, едва не сбивая с ног людей. Сейчас только один человек поможет ей, встанет на ее сторону – взбалмошный, напористый, бесстрашный Наруто Узумаки, готовый в любой момент идти в бой, в особенности за родных и близких… Невероятно хорошо. Неописуемо. Так хорошо, что невозможно не жмуриться от удовольствия. Так хорошо, что скулы сводит от восторженной улыбки. До головокружения хорошо. До мурашек по коже хорошо. И от этого безмерного, одурманивающего счастья не верилось в происходящее. Казалось немыслимым, что… любовь может быть столь всепоглощающей, всеобъемлющей: любовь опустошила разум, сердце, душу… полностью. Она просто сразила наповал, утянув в омут бескрайнего, сводящего с ума счастья, и потому эта ее бешеная сила чуть не убила их ранее, однако теперь… Хината дернулась смешно во сне, отчего Наруто не хотя вынырнул из своих блаженных дум. Наблюдать за своей спящей красавицей парень обожал, однако редко получалось – сам он засыпал очень быстро. Вот сегодня же… что-то подсознательно не давало Узумаки наслаждаться беспечным днем в полной мере. Будто что-то зудело противно и дотошно, отдавая гадким предчувствием. После изнурительного экзамена, после долгой прогулки с Хинатой – дневной сон был наилучшим способом восстановить силы. Любимая девушка отключилась мгновенно, чего не мог сказать про себя блондин. Отрада от обретенной любви никак не отпускала парня вот уже которую неделю, потому Наруто постоянно осмыслял-переосмыслял в радужных красках собственное счастье. Вот только интуиция нашептывала насторожиться, обратить внимание и на внешний мир: странное затишье от друзей было неестественным, оттого и подозрительным. Нежданный телефонный звонок - Наруто быстро сорвался с нагретого места, ринувшись в другую комнату, чтобы не разбудить любимую. Переведя дыхание от резкой пробежки и всколыхнувшихся нервов, блондин с удивлением ответил на входящий вызов: - Привет, слушаю! - Привет, Наруто… - хватило услышать одно слово, сказанное этим опечаленным, напряженным тоном, чтобы понять - дела плохи. – Пожалуйста, скажи, что ты выручишь меня, а косвенно и своего лучшего друга заодно! - Сакура, пожалуйста, скажи, что никто не умер! Твой голос просто убийственный! – негодующе воскликнул Узумаки, но сам весь похолодел от страшных догадок. - Мне срочно нужно найти Саске! - А разве ты не улетела… - Итачи отменил свой вылет сегодня! Однако какими бы ни были его намерения благими – ложь я прекрасно чувствую! Ты сможешь забрать меня прямо сейчас из аэропорта? - Конечно! – тут же отозвался Наруто. Парень судорожно стал соображать, за сколько доедет до места назначения. – Опережаю твой вопрос: я знаю, что сегодня Саске просил не беспокоить его - встречается со своим отцом! Так что мы сразу же едем к Мадаре! - Отлично! - поникший голос Харуно воспрянул готовности к бою. – Я буду ждать тебя у центрального входа! - Как подъеду-наберу! – парень тут же отключился, стремительно начав собираться. Под тихий скрип двери спальни выглянула сонная Хината. Девушка хмуро наблюдала за бешеными сборами любимого, который даже не заметил ее. - Я поеду с тобой! – Наруто вздрогнул от тихого, но такого уверенного голоса. – Я вижу по тебе, что случилось что-то действительно плохое. - Я пока сам не знаю, что происходит… - удрученно выдохнул Узумаки, пряча растерянный взгляд под густой светлой челкой. – Но все, что хоть как-то связано с Саске – потенциально опасно, так что ты останешься дома! Я не вынесу, если ты пострадаешь! - С тобой бесполезно спорить… - прижавшись всем телом к взволнованному парню, грустно произнесла Хината: чувствуя, что ситуация приобретает очень серьезный оборот, она не стала лишний раз подливать масла в огонь своим упрямством, да и делать лишние нервы Наруто вовсе не хотелось. – Только будь осторожен, и если срочно понадобиться помощь – звони! Я же с ума сходить буду, переживая… - Я люблю тебя! – нежно поцеловав ее в макушку, Узумаки на прощание крепко обнял дрожащую девушку. – Даю слово, что буду цел и невредим! Или я не Наруто Узумаки! – уже в дверях бойко воскликнул парень, мчась на помощь друзьям. Хината лишь махнула рукой, едва удерживая вдруг набежавшие слезы тревоги. Ее сердце обливалось кровью при навязчивых мыслях о том, что могло послужить причиной такой скоропалительной ответной реакции на простую просьбу о помощи… Видимо, все слишком серьезно, раз Наруто было достаточно по голосу осознать все. Закусив до крови губу, Хината решила не оставаться в тени: подмога в лице компетентных органов правопорядка – по своим семейным связям – не будет лишней… …Многие вещи могут убить тебя, просто некоторые быстрее, некоторые медленнее, но намного лучше быть убитым тем, кого любишь.* Было тепло. Было уютно. Хотя он просто находился в салоне собственного авто. Хотя он просто сидел в молчании и одиночестве. На улице гудел жуткий ветер, своими рьяными порывами бившись о стекла машины. Оттого было лишь приятнее пребывать внутри мягкого автомобильного салона. Даже в такой мерзкой ситуации. Даже при отвратительно сложившихся обстоятельствах. Не хотелось думать о своих же поступках, совершаемых для всеобщего блага, однако приносящих только разочарование и досаду. На самого себя – больше винить некого. И совершенно не хотелось думать о ней – о Сакуре. Но все мысли, точно насмехаясь, вновь и вновь возвращались к прекрасному образу столь противоречивой девушки. Он вспоминал, как она по-особому улыбалась – загадочно, задумчиво – самой себе, когда оставалась одна; как она смеялась в своей неповторимой манере – задорно, заразительно – лишь ему, когда они оставались одни; как она задерживала свой изумрудный взгляд – долгий, пристальный, какой-то вопрошающий – на его точечном профиле, когда он уходил мыслями глубоко в себя… И эти пустяковые мгновения сейчас так грели стонущую душу, сейчас казались такими важными и нужными, что хотелось бросить все – обязательства, обещания, долг -, и сбежать с ней, как и планировал, но… но… Итачи Учиха всегда был, есть и будет человек – слово. И он не мог так легко бросить брата, когда дуло пистолета нацелено на его глупую, самонадеянную голову. Да, несмотря на их абсолютно никакое прощание, полное недосказанности и сожалений, Итачи не отступится от клятвы, от братского долга. Потому ему пришлось, надрываясь сердцем, совершить роковой звонок, чтобы обезопасить Сакуру от скорой «заварушки». Брюнет был вынужден, едва не дрогнув спокойным, с нотками беспечности голосом сообщить ей, чтобы летела одна, чтобы расположилась хорошо в номере-люксе, чтобы не волновалась и не обижалась – срочная, очень сложная операция, которую в состоянии был провести лишь Итачи… А через день они воссоединятся: как только он покончит здесь со всем, как только все встанет на свои места… Каким же мерзким типом чувствовал себя Итачи, говоря столь тривиальную ложь ей. А Сакура молчала. Затяжно. Напряженно. Отчего Учиха впервые в жизни ощутил себя предателем. Он готов был нести тираду тысячи извинений, миллиардов теплых, ласковых слов, но с Харуно такой жалкий трюк не пройдет – слишком хорошо знал он эту умную, прозорливую девушку, легко угадывающую ложь. И ее слова - «ладно…понимаю» - прозвучали как смирение, как неизбежное. А ее прощальная фраза – «удачи, я в тебя верю… жду!» - прозвучало, как что-то боязно ожидаемое. Итачи оставалось лишь сказать то, что действительно было значимо для них обоих: «Люблю тебя!», - и отключиться. Так прозаично… Удары лихого ветра подстегивали решимостью, непоколебимостью. Он верил в правильность собственных поступков, иначе все сделанное и задуманное – фарс. Учиха горько вздохнул, начиная уставать от затянувшегося ожидания: по его расчетам Кабуто должен уже был начать свою операцию. Хоть Саске и твердил всем, что Итачи – страстный игрок в карты, с которым было бесполезно тягаться, брат не учел одного, чего старший всячески не демонстрировал – Итачи всегда был первоклассным актером, не давая другим понять этого. Потому его так легко и быстро списали со счетом обе стороны – Кабуто и Мадара, видя в нем лишь сверхзаботливого старшего брата, который устал поддерживать призрачные отношения с Саске. А именно такого «облика» и добивался сам Итачи, стараясь вообще стать безучастной фигурой. И, конечно, мужчине удалось это, так что теперь он без проблем следил за развитием событий, готовый выступить невидимым щитом младшего брата. Итачи вдруг осекся в собственных мыслях: подушечками пальцев он нащупал пару царапин на корпусе телефона, который безостановочно вертел в ладонях. Брюнет тоскливо усмехнулся, вспомнив, как настоятельно Сакура говорила ему купить защитный чехол на мобильный. Предусмотрительная Сакура. Разумная Сакура. И вновь его сосредоточенные мысли вернулись к ней. Всячески Учиха пытался отвлечься от столь назойливого, от столь любимого образа: сколько раз надумал-передумал действия Кабуто и его приспешников, сколько раз представлял-воображал лицо брата, когда тот увидит его в самый отчаянный момент… А без толку. Итачи в самом деле осознал, что искренне, всем сердцем любит эту сводящую с ума – во всех смыслах – проблемную, эгоистичную, невероятную девушку, но поздно, но совсем не вовремя: когда они прощались, условившись встретиться в аэропорту, в его кабинете, когда он крепко-крепко прижал к себе ее тонкий стан, вдыхая восхитительный аромат нарцисса этих шелковых розовых волос… Именно эти два самых важных, самых любимых человека воодушевляли его, заставляли верить безоговорочно в себя, давали сил справиться со всем. Ведь именно ради брата Итачи жертвовал своей любовь. Ведь именно ради защищенности, душевного спокойствия Сакуры Итачи любым способом стремился спасти Саске. По-другому – невозможно. Мужчина давно все решил, все спланировал. Ему безразличен был Мадара, его противостояние с Кабуто. Он не имел права подпускать к себе собственного сына, зная, что на него ведется смертельная охота. Потому для Итачи было главным вызволить из этой смертельно опасной трясины брата целым и невредимым, отгородить его от тлетворного влияния и… воссоединиться с той, которая растопила лед в его сердце, которая пробудила огонь души в нем. Едва не пропустил мужчина боковым зрением постороннее мельтешение за окном. Черный, неприметный седан остановился сзади жилого здания, рядом с пожарным входом. Итачи весь напрягся, прищурив внимательный взгляд. Сам Учиха выбрал тихое место за мусорными баками позади дома, чтобы никому не попасться на глаза. Как он и ожидал, Кабуто станет действовать через черный ход, который заранее перестал добросовестно охраняться подкупленным охранником. Брюнет нисколько не сомневался, что в данном авто находится именно Якуши со своими злоумышленниками. Огромной силы воли требовалось, чтобы не ринуться к ним, не перестреляв всех к черту! Итачи часто задышал, вцепившись побледневшими руками в кожаный руль: озираясь осторожно по сторонам, сгорбившись и натянув предусмотрительно капюшон, показался Кабуто, узнаваемый благодаря круглым очкам. Следом вышли двое, прикрывая своими широкими спинами главаря. И лучше бы мужчина их не узнал – от этого понимания Итачи перестал дышать, вцепившись обескураженным взглядом в двоих парней. Дейдара, как всегда, даже несмотря на опасность, вел себя нагло, уверенно, а преступное дело, видимо, лихо воодушевляло его, судя по голодному оскалу в ответ на какую-то реплику Якуши. Вторым парнем оказался никто иной, как сам Ян Вельмер… Как же так получилось, что этот видный, статный парень решился связаться с Кабуто, да и еще согласившись поставить Саске под дуло пистолета?! Месть? Ревность? Старые обиды? Все вместе – гремучий коктейль, выбивающий напрочь разум. И почему-то… Итачи как-то особо и не злился на него: Саске изрядно издевался над Вельмером, легкомысленно играясь с настоящими чувствами непреклонного льва, впервые постигшего запретную любовь, которой он отдался сполна. Брат же совсем не ценил этого, не верил в искренность порывов души красавца-ирландца, предпочитая просто забываться в чужих чувствах, ища спасения и успокоения. Теперь же настал час расплаты за все прегрешения. Хоть младший Учиха и раскаивается, пытается измениться, однако от прошлого так просто не избавиться – надо встретиться с ним лицом к лицу, чего Саске старательно не желал делать. Итачи обреченно вздохнул, отчасти понимая боль, причиненную Яну, ведь его глупый младший брат ему самому не раз рвал сердце. Но никто и никогда не смеет обижать Саске, кроме его старшего брата. Мужчина не допустит кровавой распри, нет. Родные люди превыше всего, несмотря ни на какие обиды. Ради покойной мамы, ради любимого брата, ради Сакуры он не отступится. Вот они уже заходят внутрь, вот их силуэты скрываются за железными дверьми. Пора исполнить клятву, данную Итачи. …Просто зарабатывать на жизнь? Или организовывать убийства? Что достойно прощения?*** …Бывает временами такое муторное, апатичное состояние, когда ничего и ничто вокруг не нравится, не вызывает отрады, не заставляет улыбаться. Вроде бы все в порядке: с родителями отношения никакими обидами не обременены, учеба дается безо всяких трудностей, друзья только поддерживают, только на твоей стороне… Однако… однако что-то все равно не так, чего-то не хватает. Не понимаешь самого себя: то ли хочется домашнего спокойного уюта с чашкой любимого сорта чая и просмотром интересного кино, то ли хочется приключений – сходить куда-нибудь, изведать новые места в городских джунглях бешеного мегаполиса… Странное, раздражающее состояние. И именно из-за такого удрученного душевного настроения Сакура бездумно глядела в окно. Умиротворенный зимний вечер с медленными балетными па крупных хлопьев снега завораживали грустный взгляд, заставляя совсем выпасть из реальности. Который час девушка не могла найти себе места, чтобы хоть чем-то полезным заняться. В скором времени экзамены, подготовка к которым требует невероятной усидчивости и сосредоточенности. К сожалению, Харуно хватало от силы на часа два, потом же мозг категорически отказывался воспринимать сложную информацию из книг. Да и, как назло, мерзкая простуда отравлял жизнь уже целую неделю. Словом, угрюмость и скука сводили девушку с ума. Как обычно, зимние сумерки в мгновение ока превращаются в темные ночи, отчего лишь благодаря фонарям виден заснеженный мир вокруг. Недопитый чай давно остыл, плейлист в телефоне подошел к концу – Сакура недовольно нахмурилась, постепенно возвращаясь из тягучего потока однообразных мыслей в серую действительность. Сегодня вечер пятницы - следовательно, родители на очередном званом ужине, так что квартира в полном распоряжении Харуно. Ощутив колкое жжение в горле и голодные стоны в животе, девушка, было, направилась на кухню за ужином и лекарствами, как неожиданный стук в окно заставил ее вздрогнуть и обернуться в страхе. Большой снежок точно попал в цель – прямо в середину окна, оставив после себя смачный отпечаток. Вопросительно изогнув брови, Харуно приблизилась к «мишени», с опасливым любопытством пытаясь разглядеть снизу «метателя». Никого не подметив из полностью распахнутого окна, Сакура уже, закрывая створку, вдруг вся вытянулась, точно по струнке, с открытым ртом. - Чего так зависла – хочешь сильнее горло застудить? – этот грудной, с едкими нотками смех нельзя не узнать. - Нет, хочу чтобы ты снежок туда залепил, - по-доброму скорчив злую гримасу, Сакура не могла не улыбаться. – Что ты здесь делаешь? Ты же уех… - Пф, я в очередной раз довел отца, и он оставил меня под замком дома – сама понимаешь, что с его стороны – это тщетная попытка вразумить меня! – самодовольная ухмылка, смело горящие глаза под стать ночному звездному небу – Саске Учиха в любой ситуации, при любом раскладе был всегда неотразим и притягателен. Одно его появление вмиг подняло понурое состояние девушки. - Черт, Саске! Консьерж не пустит тебя, ведь родители не преду… - Пошире распахни окно и не учи меня жизни, - в своей вспыльчивой, самонадеянной манере прокричал Учиха. Засунув перчатки в карманы куртки, размяв быстро плечи, парень осторожно, но довольно быстро стал карабкаться по выступающим кирпичным блокам дома на пятый этаж. - Ты больной?! – взвизгнула Сакура, сама же завороженно наблюдая на бесстрашным брюнетом. Парень лишь закатил глаза, продолжая свой подъем вверх. В считанные минуты он добрался до окна, легко запрыгнув внутрь комнаты. – Тебя точно никто не вразумит! - Дельная мысль, не находишь? – Саске сбросил с себя куртку, отряхиваясь от снежных хлопьев. – Я тут геройствовал ради кое-кого, а благодарности… - не успев договорить, Сакура бросилась на шею парня, крепко обнимая его продрогшее тело. Затем последовал долгий, нежный поцелуй, растопивший недовольство парня. – Я ж холодный, совсем простудишься! - Наоборот мне с тобой теплее, - не расцепляя рук, тихо молвила Харуно. Еще несколько минут они продолжали так тихо и мирно стоять: Саске, зарывшись холодным носом в мягкие локоны девушки, и Сакура, прижавшись всем телом к широкой груди парня, слушая его сердцебиение. - Пойдем лечить тебя, - оторвавшись от нее, с нежной полуулыбкой проговорил брюнет. Сакура невольно залюбовалась им, ведь эти теплые улыбки даровались лишь ей одной. - Заодно и расскажешь, что учудил на этот раз, - с усмешкой сказала в ответа Харуно. Взявшись за руки, они проследовали вглубь квартиры, тихо смеясь проказам Учихи… Сакура не знала, почему именно сейчас и именно этот эпизод столь далекого школьного прошлого припомнился ей. То ли из-за давящего мрачного предчувствия, от которого все внутри скручивало, то ли от едкой тоски, от которой стонало сердце… Она понятия не имела. Но именно в ту зиму, в тот день и последующие за ним Харуно осознала, что всем сердцем, всей душой искренне и самозабвенно любит Саске. Любит по-настоящему, до боли в груди. И девушка никогда бы не подумала – до чего может довести эта любовь… - Почему сразу к Мадаре? – сосредоточенный голос Наруто рассеял призрак былых воспоминаний. - Интуиция твердит, - просто ответила Сакура, сжав руки в кулаки. Непонятно, что подсказывало ей спешить прямо к Мадаре, но главное – успеть до… до страшного события, которое было неминуемо – Харуно не сомневалась в этом. - Знаешь… я давно хотел сказать это Саске, но лишь сейчас осознал, что тебе надо – Учиха б не стал слушать! – печально улыбнулся Наруто, ловко обгоняя очередной джип. Сакура с недоверчивым прищуром уставилась на блондина. – Как бы вы оба не противились прошлого, как бы вы оба не избегали друг друга, как бы вы не разошлись, а исключительная связь между вами двумя есть и будет! Могу сравнить это, возможно и не очень подходяще, со связью близнецов: один чувствует другого, мысленно понимает его и стремится, порой неосознанно, быть рядом. - Хорошие бы из нас получились близнецы, - невесело усмехнулась Сакура, сдержав тяжкий вздох безнадежности. Она терялась в собственных чувствах – пыталась ухватиться за образ Итачи, свою любовь к нему, а видела лишь мрачное лицо Саске. Да и слова Узумаки заставили сердце отчаянно биться. - Я просто хотел сказать… Что вам нужно перестать бегать друг от друга и безо всяких обвинений тупо объясниться и высказаться. Наплевав на гордость, на прошлое… - Дельная мысль! - устало протянула Сакура, вновь вспоминая счастливый эпизод позабытой зимы. Наруто лишь одобрительно хмыкнул, не сдержав понимающей улыбки. – На следующем повороте у самого высокого здания наш пункт назначения… - Не говори словами того известного ужастика, - пытаясь перевести мрачный тон Сакуры в шутку, сам Наруто никак не мог отделаться от гадкого ощущения, что сейчас бы им пригодился полностью заряженный пистолет… …Весь мир был охвачен пожарищем, и ты одна могла спасти меня…Я и не мечтал о том, чтобы влюбиться в такую, как ты.**** И вновь за долгое время нестерпимо хотелось прикоснуться дрожащим губами к тонкой сигарете, в затяг втянув горький, едкий привкус мнимого успокоения. Ведь более ничто не приносило ни минуты покоя. Так долго, стойко держать все в себе, не давая нигде слабины – медленно разъедает, уничтожая свет веры в лучшее. А заслуживает ли он вообще этого «лучшего»? Он, чьи поступки вечно продиктованы самовольством и самонадеянностью. Он, чьи помыслы постоянно зиждутся на беспечности и эгоцентризме. Он, чьи желания неугасимо воспламеняются болью одиночества и непонимания. Имеет ли он права претендовать на лучшую долю? На простое счастье? На взаимную, ничем не обремененную любовь? Наверное, ведь его черное, надменное сердце кровоточит раскаянием и смиренностью… Он так страдал все это время. Изнывал своей собственной душой, что этот скорбный плач затмевал происходящее вокруг напрочь. Люди – говорящий мираж, природа – пестрое марево. Трудно объяснить, описать весь тот ураган чувств, в котором нечем дышать. Он так отчаянно все это время пытался отыскать свое пристанище. Хотелось ухватить за что угодно крепкое и прочное. Любой, кто с пониманием и состраданием относился к нему, любой, кто отзывался сердцем на его истошный плач души – любой такой человек был сродни другу. Потому фальшь, злорадство различить, обнаружить ему было не под силу. В какую же грязь окунали его, в какой же лжи топили его, в каком же омуте самоуничижения побывал он. Саске каждый содрогался, вспоминая, как изводил себя последние три года. Однако счастливой волею судьбы мрак его потерянной жизни осветили люди, которые по-настоящему желали Саске лишь добра и успокоения. Наруто, при каждой возможности старающийся вытянуть друга из этой трясины саморазрушения. Суйгецу, постоянно, бдительно поддерживающий, помогающей всеми силами брюнету. Карин, в любой час дня или ночи спешащая вызволять из пьяных передряг отчаявшегося Учиха. Эта троица поистине была святой для Саске, мечтающего приблизить свой конец. Да, он позволил вдребезги разбитому своему сердцу вновь проникнуться другим человеком, проецируя бывшую возлюбленную на своеобразного, необузданного Яна Вельмера. Но не та, совершенно не та любовь была эта – скорее позерство, потуги. К сожалению, Саске никогда не умел по-доброму, по-хорошему расставаться с дорогими ему людьми. Саске остановился у самых парадных дверей, застыв в нерешительности последнего шага. Перед ним услужливо распахнул двери швейцар, недоуменно смотря на потерянного брюнета. И Учиха медлил еще пару секунд, прокручивая в раскаленной голове все-все, что было сделано или же упущено. Перечеркнуть разом прошлое – душераздирающе, в который раз причем. Да, многое было совершено наперекосяк, многое недоделано, многое вообще позабылось, многое… нужно было исправить, однако время вышло, не будет более шанса – все останется таким, каким должно быть. У Саске есть лишь сейчас и потом, которые определенно не собираются ждать. И Учиха шагнул навстречу «новому», мысленно, не сдерживая горьких слез, изо всех сил крикнул: «Прощай!» не желая больше хоть как-то соприкасаться с тем, что ушло в небытие, с тем, что отравляло его близких, его же – сам он, Саске, полный сокрушения и сожаления… Ему действительно хотелось начать новую жизнь. Избитой фразой – с чистого листа. Полностью переиначить себя, чтобы впервые со смерти мамы дышать свободно, не думая ни о чем. Последние три года брюнет собственноручно закапывал себя в могилу, отрешаясь от всего, от всех. Опрометчивое решение, чтобы уйти от случившегося. После стольких ошибок, провалов, Учиха устал бороться, устал пытаться. Ведь эти три года – пустота. Оттого ему так не терпелось оказаться в распростертых объятиях новообретенного папы – Мадары. Сейчас этот бесстрашный, уверенный, мудрый мужчина стал центром трагичного мирка брюнета, наполнив душу живительным теплом неподдельной отцовской любви, воодушевив израненное сердце на светлое будущее. Оттого Саске буквально летел к искомой двери квартиры, мечтая поскорее до конца обсудить все планы с Мадарой, и пуститься с ним вместе по жизни: папа предложил уехать с ним, начать новую жизнь. И Саске без оглядки согласился, ощутив один-единственный болезненный стон сердца. И все. Ведь никто по-настоящему не нуждается в нем, не ждет его, так что… - Удачи мне, - хрипло выдохнул самому себе парень, когда стеклянный лифт прибыл на предпоследний этаж. Всего два поворота, пару дверей, и искомая квартира будет перед угрюмыми глазами. И, более не колеблясь, Саске зашагал в нужном направлении, желая поскорее оказаться в объятиях Мадары, ощутить его искреннюю поддержку, увидеть эту ободряющую улыбку. ...Позволь этому убить себя и все, что в тебе останется.* *Чарльз Буковски ** Tokio Hotel – Love Who Loves You Back *** Green Day – Carpe Diem **** Chris Isaak - Wicked Game