***
Если небо упадет, Если я всего лишусь, Я всю боль для тебя стерплю Если нужно будет — за тебя умру. Starset — «DIE FOR YOU», перевод «Алюминиевый дождь».
Арту было плохо. Душу выворачивало наизнанку при одном взгляде на ребят. Он видел их смерть! Они все погибли, приняли мучительный конец из-за его ошибки. Он не сделал все то, что нужно было. Он не предотвратил их гибель! Он виноват в этом! Только он и никто больше! Ужасное чувство вины медленно поглощало его сознание. Хотелось плакать, выть, крушить стены, орать на всю планету, чтобы хоть как-то выпустить ту боль, которая как гнойник копилась внутри. Она представлялась Арту реальным, до противной буквальности осязаемым предметом с острыми шипами ответственности и вины, разрезающими душу на мелкие кусочки. И это ощущение, эта боль, давила на Арта с большой силой, будто желая его расплющить. Больше всего сердце болело за Киру. Арт никак не мог успокоиться, удостовериться, что она и вправду жива, что с ней все хорошо. Слишком уж глубокий отпечаток оставила картина её смерти: марионетка, подло подкравшаяся со спины и изогнутый окровавленный клинок, торчащий из груди девушки. Мещеряков, будто боясь, что она является иллюзией, постоянно оглядывался на Киру, мимолётно касался её. И только ощутив живое тепло её кожи, поймав ответный, грустно-сочувствующий взгляд живых карих глаз, парень ненадолго успокаивался. Но потом червячок сомнения все же подгрызал уверенность в его душе, и все повторялось сначала. Даже сейчас, сидя в комнате сестры вместе с остальными, он нет-нет, да кидал тревожные взгляды на Сменкину. Будто Кира могла раствориться в воздухе, как мираж. — Арт! Арт! Ты меня слышишь вообще? — выдернул его из тревожных мыслей Вик. Он стоял рядом с очень обеспокоенным лицом и держал друга за плечо, пристально вглядываясь в его лицо. — А? Да-да, прости, задумался, — быстро сказал Арт, не желая рассказывать свои мысли Вику и остальным. Мещеряков тряхнул головой и принял максимально невинный вид, — что ты говорил? — У тебя рука светится, ты в курсе? — обеспокоенно спросила Настя, присоединяясь к Вику. Она взглядом показала на правую руку брата. — Чего? — опешил Арт и ошарашенно взглянул на запястье. Но когда увидел, что красноватое свечение, проходящее даже сквозь перчатку, излучает татуировка из Пустыни Страха, то малость успокоился и пожал плечами, — а, это да, в курсе. И как ни в чем ни бывало почесал затылок. В него тут же вопросительно вперились четыре пары глаз. Мещеряков оглядел друзей, чуть задержавшись на Кире, сложил руки на груди и выдал: — Это что-то типа приза за прохождение локации. Он стянул перчатку и продемонстрировал слегка офигевшим ребятам пылающую ярко-алым цветом татуировку розы ветров на правой ладони. Стык между рисунком и кожей был обуглившимся, как будто само тату выжигали калёным железом. Арт уловил заинтересованный взгляд Киры и мысленно улыбнулся. Сразу же тату потускнело, становясь блекло-бурым. Мещеряков нахмурился — знак стал ярким. Настя щёлкнула пальцами, будто что-то вспомнила. — Есть! Такая же была у Ларса! — девушка мгновенно достала телефон, начала что-то искать и наконец протянула его Арту. На экране была фотография молодого человека лет двадцати-двадцати пяти. Он широко улыбался, глядя куда-то за объектив камеры. Внешности этот человек был запоминающейся и необычной — на голове он имел что-то вроде короткого черного эрокеза и необычной имитации проводов по сбритым бокам, а левую сторону лица рассекал шрам. В глазах, цвет которых колебался между карим и зеленым, играло озорство. Кожаная куртка была завязана узлом на острых плечах, руки спрятаны в карманы. Он создавал впечатление человека уверенного и простого, однако не без хитринки. К близнецам подошли Вик, Фил и Кира. — Это он сделал игру? — показывая на Ларсена, недоверчиво спросил Фил, скрещивая руки на груди. Арт перевел взгляд зелёных глаз на друга. Он вообще вел себя странно — не шутил, не подкладывал Арта на тему их с Кирой отношений, вообще по большей части молчал. И лишь изредка бросал полные непонятного чувства взгляды на Настю. Арт предполагал, с чем это связано, но его догадки обрывали глаза Фила — дикие, страшные, с чувством немого ожидания чего-то очень плохого. Прежнего Фила было не узнать, и это пугало. — Ну, не совсем он один, у него были друзья. А теперь смотрите, — Настя перелистнула фотографию, и ребята увидели того же Ларсена, только спиной к камере. На его затылке красовалась точно такая же татуировка, что и у Арта, только ярко-бирюзового цвета. — И что это значит? — напряжённо спросил Арт. — Не знаю, — честно призналась девушка, убирая телефон в карман и поправляя короткие волосы. — Но скорее всего татуировка показывает положительные или отрицательные эмоции. А что тебе сказал Руф… кгм, проводник? — Сказал, что я всегда буду знать, какой путь выбрать. — Стоп. Что мы вообще знаем об этой локации? — спросил Вик. Он как всегда был рационален, и это радовало Арта. Правда, чувствовалось, что и вечно спокойного и осторожного Вика что-то тяготит. Тот тем временем оглядел всех присутствующих в поисках того, кто сможет дать ему ответ, и остановился на Насте. Девушка вздохнула: — Ну-у-у… Очень мало. Я знаю лишь со слов Ларса, а он мне почти ничего не рассказывал про процесс создания игры. Короче, эта локация изначально должна была быть чем-то типо бонуса, доп уровня что-ли. В ней были довольно сложные испытания личного характера для каждого игрока по отдельности. В испытаниях помогали проводники — оцифрованные копии всех создателей, кроме самого Ларса. Потом, за прохождение всем полагалась какая-нибудь плюшка: супер-меч, заклинание там, оружие новое… У всех создателей было что-то оттуда. Потом Моргарт все переиначил, поменяв правила игры, и в программных кодах проводников произошли резкие изменения. Они получили установку: не все игроки получают приз. Мы, и все последующие игроки попали под этот критерий. Например, из наших ребят призы получили только двое — вор и маг. У Юры появилось оружие, способное подчинять живых и неживых существ своей воле. А Кир приобрел темные заклинания, по мощности в несколько раз превосходящие обычные, — на этом моменте Фил фыркнул. Настя непонимающе покосилась на него, но ничего не сказав ему, продолжила рассказ, уже обращаясь лично к брату, — я правда не знаю, что у тебя за татуировка и что она может. Но могу предположить, что если, как ты сказал, ты всегда с её помощью «будешь знать правильный путь», то тогда мы будем уверены в том, что не совершим ошибок. — Значит, ты, Арт, у нас что-то типо навигатора, — кисло хмыкнула Кира, подводя итог рассказу Насти. Девушка отошла к окну и облокотилась на подоконник. Черные, несильно отросшие волосы свесились на её лицо, отлично закрывая шрам через висок и ограничивая кругозор хозяйки видом на заснеженный питерский двор. А там бушевал январь! Снежинки кружили в воздухе, оконное стекло запотевало буквально ото всех соприкосновений с теплотой, синее небо любезно одаривало питерцев своей ясностью, а дух Новогоднего настроения ещё не осел и витал во всем городе в виде мелких ёлочек и праздничных вывесок. Иногда этот дух тормозил в отдельно взятом дворе, как сделал и сейчас с домом Арта. На окнах противоположного дома красовались светодиодные гирлянды, кондиционеры были покрыты толстой шапкой замёрзшего снега, а сам двор был почти полностью завален сугробами. Все это — классика, такая родная и любимая с детства. Арт смотрел в спину Кире, в окно и медленно понимал, что это был его первый Новый год за семь лет после развода родителей, встреченный дома, с отцом и сестрой. Все предыдущие года он проводил на улице или в каком-нибудь кафе. Какая ирония! Получается, что домой его может загнать только изуродованное лицо. Смешно. Парень неосознанно потянулся рукой к уже зарубцевавшемуся шраму и провел по нему. Брр, неприятно. Такое чувство, будто трогаешь дырявую, всю в ложбинках и трещинках парту. Ей, то есть парте, давно пора на склад, а лучше — в музей советской эпохи, потому что на ней сохранились данные, кто был «лохом» аж с середины прошлого века. Но школьный завхоз решил, что эта парта ещё послужит детям и приказал покрыть её ещё тремя слоями лака. Вот такой вот старой, но косметически отремонтированной партой и ощущал себя сейчас Арт. Кира, немного посмотрев на снежную атмосферу за окном, с насмешкой сказала: — Только бы твой навигатор не работал через одно место. А то будет нам: проверните направо, а затем налево. Двигайтесь прямо… прямо в забор! Татуировка засияла. Тут в голове что-то щелкнуло — до Арта дошел принцип этих вспышек. Твою налево… Он бросил на сестру быстрый взгляд, полный мольбы о быстрой помощи. Ему нужно было поговорить с Кирой наедине. И только Настя, в её относительно трезвом и не затуманенным отходняком после «Пустыне Страха» сознанием, могла обеспечить ему помощь. Настя поняла все без слов. Она вспомнила, что у Ларсена татуировка загоралась при упоминании своих друзей, погибших от рук Моргарта. А особенно некой девушки по имени Алекс, о которой он отзывался с большой теплотой. Нетрудно было провести параллель к Арту и догадаться, о чем, а точнее о ком, он подумал в этот момент. Поэтому Мещерякова подчёркнуто громко кашлянула и сказала: — Я пойду… чай сделаю… с шиповником… Увидев, что ни Фил, ни Вик её намеков не понимают, Насте пришлось идти ва-банк. — А мальчики мне помогут! — с этими словами девушка схватила ребят за локти, пробуксировала их до коридора и плотно закрыла дверь с другой стороны. Арт и Кира остались одни.***
Фил смотрел. Смотрел, как она рассказывает Арту о «Пустыне Страха» и показывает фотографии Ларсена, как она уводит их из комнаты, чтобы Арт и Кира смогли наконец-то нормально поговорить, как она захлопывает дверь, облегченно выдыхает и тревожно их с Виком оглядывает. Смотрел, наблюдал, и язык не поворачивался рассказать ей о том, что показали ему во втором испытании. А рассказать надо было. Фил нутром чувствовал, что Настя должна знать это. Было ли испытание связано с ней? О да, несомненно, видение было о ней. И определенно не в положительном смысле. Когда её буквально сжигает собственная магия, это ни разу не положительно. Когда эти два урода мучают её и ухмыляются, видя страдания девушки, это ни разу не положительно. Когда ты сам стоишь и ни-че-го не можешь сделать, потому что проводник сказал: «это почти стопроцентное будущее», это ни разу не положительно. Это до жгучей боли, до противного липкого страха, до застрявшего в горле крика от-ри-ца-тель-но. Каждый раз, когда Настя говорила что-либо, перед глазами вставал другой образ: искалеченная, с жуткими ожогами и ранами по всему телу девушка в порванной одежде на каменном полу в луже собственной крови. Её остекленелый взгляд со звоном разрезает воздух. Лицо девушки изуродовано до почти полной неузнаваемости, но глаза… Глубокий и чистый изумрудный цвет стал серым, блеклым, безжизненным. Настя… Фил мог бы поклясться, что тогда его сердце остановилось. Он не мог поверить, что это Настя, его Настя. Не мог поверить, что такое с ней может произойти. Не мог поверить, что Настя проиграет. Хорошо, что это было не испытание, а предупреждение. Иначе Фил оттуда никогда бы не вышел. Так бы и остался сидеть на каменном сыром полу и держать в руках её холодную ладонь. И плакать. Не навзрыд, без театральных всхлипов… Просто молча глотать слезы от собственного бессилия и сильнее сжимать её тонкие окровавленные пальцы. Слишком ледяные для живого человека… А потом, когда Фил вышел из локации вместе со всеми, то не мог поверить, что с ней все хорошо. Что она жива, что её не убили там, в этом жутком каменном колодце. Что у нее на лице нет ожогов и кровоподтеков, что её руки не обжигал сплавленный провод в виде наручников, что её глаза не смотрят в пустоту серыми, льдистыми радужками. Настя улыбалась, смеялась, говорила, а у Фила на душе скребли кошки. И сколько даже не из-за собственных страхов, а столько из-за короткой реплики проводника: «It is the nearest future which will happen today or tomorrow» (англ., — «это ближайшее будущее, сегодня-завтра-послезавтра»). Эти чёртовы слова въелись в память и ударами барабанов отдавались в голове. Завтра-послезавтра. Значит, это должно случиться. Это случиться в 99,9 случаях из ста. В ближайшее время. И что делать, чтобы случился тот самый 0,1%, Фил не представлял. Эта беспомощность убивала его. Разрушала, выгрызала душу мелкими острыми зубками, оставляя лишь обломки. Заставляя отбросить шутки в сторону и думать о реальной проблеме. А Настя тем временем предложила им переместиться на кухню: — Пусть поговорят спокойно, — улыбнулась она и первая прошла вглубь коридора, к светлому пятну кухни. Вик, как-то странно покосившись на Фила, пошел за ней. Филу пришлось последовать за ними. На кухне парню пришлось расположиться у окна. Он не слушал, о чем говорят Настя и Вик, вроде о каких-то любимых цветах Вэл, и поэтому стоял к ним спиной, но так, чтобы в оконном стекле отражались и Сменкин, и Мещерякова. Он старался всегда держать ее в поле зрения. Боялся, что если отвернется, если хоть на секунду опустит взгляд, то она исчезнет. Растворится в воздухе. Погибнет. Но пока ничего не происходило. Шла мирная беседа, не предвещающая никаких бед. Однако неожиданная фраза Вика: «Знаешь, Насть, мне нужна твоя помощь» заставила Фила напрячься. — Я тебя слушаю, — Настя участливо склонила голову. — На моем последнем испытании я увидел девушку. Она было странно одета — что-то очень свободное и белое, стянутое в некоторых местах каким-то кожаными штуками. Волосы… м-м-м, бело-сине-русые. Но лице у неё была татуировка точь-в-точь как у Вэл. Я думаю, что это кто-то из Целителей. И… я понял, что мне очень нужно к ней. К Вэл. Но меня туда не пускают, я пробовал. Это из-за того, что я привел в «тайное поселение» марионеток, и они забрали Вэл. Так вот, не могла бы ты…. — Сходить туда вместо тебя прямо сейчас и передать ей цветок? — закончила Настя и улыбнулась. Фил увидел, как Вик удивленно кивнул. — Ну да… — Не вопрос, прямо сейчас и схожу, пока наши голубки беседуют, — Настя кивнула на коридор и засобиралась встать. «…today or tomorrow…» Фил среагировал молниеносно, глухо и властно сказав: — Нет! Обернулся и встретился с удивленным взглядом Насти. Н-да, резковато получилось. Фил быстро посмотрел на не менее удивленного Вика и поспешил исправиться: — В смысле, я с тобой. — Ну хорошо, — Настя пожала плечами. В полном молчании они вышли в коридор и прошли в комнату Арта, где и стоял ноутбук. Но пока Фил соображал, как Насте рассказать о том, что в игру ей нельзя, девушка исчезла в красном свечении датчиков на браслетах, а ноутбук уже отсканировал самого парня и собирался отправить в мир Энвелла. Маг вздохнул и, закрыв глаза, ощутил, как его засасывает в игру… …Оказавшись в игре, Фил увидел, как Настя уже развернулась от моста к следующей локации и вовсю топает обратно в зеленые дебри «Леса». Медлить было равносильно самоубийству. — Стой! — крикнул Фил, хватаясь за последнюю соломинку. — Тебе туда нельзя! — Это еще почему? — спросила девушка, с удивлением разворачиваясь. В глазах было искреннее непонимание. Настя действительно не подозревала, что с ней может произойти. «И так всегда!» — с досадой подумал Фил. Настя постоянно забывала об опасностях, которые ей грозят. Она жила по закону «Вижу цель — не вижу препятствий!», и это пугало осторожного и хитрого Фила, всегда старающегося увильнуть от ненужных опасностей. Парень не раз останавливал девушку, уводя ее от напрасных рисков, и в большинстве случаев это срабатывало. Но не сейчас. Сейчас случай был другим. Сейчас Фил точно знал, какая опасность грозит Мещеряковой, а она сама не имела даже малейшего представления об этом. И конечно, магу следовало рассказать Насте все, что он знал, но что-то его упорно останавливало. Что-то такое, что настойчиво твердило ему: «Она может и не знать, ты сделаешь все сам!». Каким-то задним умом Фил понимал, что это все глупости, и если бы на его месте был Арт, то давно бы поделился с сестрой важной информацией. Но он не был Артом, да и Настя ему не была сестрой. Для него она была не только боевой подругой, к которой он успел привязаться, но и хрупкой девушкой, которую он любил и хотел защитить, так как понимал, что она сама не справится. Но признаться в том, что на его испытании в «Пустыне Страха» ему показали ее смерть, значило сказать, что она очень сильно дорога ему, и как он боится ее потерять. Фил в своей голове уже давно принял этот факт. Что он не сможет без нее. Что она нужна ему. Как вода. Как воздух. Как жизнь. Но сказать это вслух… Нет, когда-нибудь он собирался это сделать. Когда они закончат с Энвеллом, когда пройдут экзамены и когда никому из них не будет угрожать опасность. Потом, но явно не сейчас! Приходилось увиливать от прямого ответа. — Потому что… — максимально уклончиво сказал маг. — Слушай, мне это не нравится, — Настя развернулась окончательно и уперла руки в боки. В ее голосе появились нотационные нотки, и Фил мысленно застонал — это не предвещало ничего хорошего. — Ты сегодня сам не свой. Смотришь на меня как-то странно, постоянно молчишь и от ответа уходишь. Что происходит? — и уже более участливо, — Тебе что-то показали? «Да, показали. Только ты явно не будешь в восторге, если узнаешь, что там было», — с досадой подумал Фил. В слух сказал другое: — Можно и так сказать. Голос прозвучал глухо, отрывисто. Как будто Фил этой фразой хотел припечатать к стене гвоздь. Но вместо этого лишь впечатал в землю посох. Парень прикрыл глаза и выдохнул сквозь зубы. Настя сделала шаг вперёд. — Что… Что тебе показали? — осторожно спросила она. Фил молчал. Внутри него все сжалось, скрутилось в один тугой комок, струны спокойствия натянулись до предела. — Почему ты не хочешь, чтобы я шла к целителям? — с все тем же непониманием продолжала Настя. — Что-то не так? И тут у Фила окончательно сдали нервы. — Да все не так! — резко взорвался он. — Все, ну просто ВСЕ идет через задницу. Меня… скажем так, предупредили, что если ты пойдешь одна, то этот… — тут Фил грязно выругался, вкладывая в это слово всю ненависть к её бывшему другу, — найдет и убьет тебя, но сначала потащит к своему хозяину. Где они хорошо отыграются на тебе за многочисленные проигрыши, понятно? Настя стояла, раскрыв рот и беспомощно хлопая глазами. Было видно, что она ожидала все что угодно, но только не это. Слова Фила повергли ее в шок. Наконец, с лёгкой хрипотцой в голосе девушка спросила: — А почему ты так… Беспокоишься? — Да люблю я тебя, черт возьми! Люблю, понимаешь? Сказав это, он замер, ровно как и девушка. Оба поняли, что сейчас были сказаны возможно самые главные слова. Эта фраза вырвалась из уст Фила на эмоциях. Он даже не ожидал этого от себя. Но, как говориться: «слово не воробей, вылетит — не поймаешь!». И магу оставалось только принять факт того, что он сказал любимой девушке те самые три слова. Но сейчас Фил, по совершенно неведомой ему причине, смотрел не прямо на Настю, а куда-то себе под ноги. Ему было стыдно и страшно одновременно. Страшно, потому что он боялся ответной реакции девушки на свое признание. Стыдно было поднять глаза и встретить осуждение. Они оба старались не пересекаться взглядами, старательно пялясь в противоположные точки. Настя вдруг сказала, причем в её голосе не было ни намека на издёвку: — И нельзя было это сразу сказать? Фил повернул голову и столкнулся с взглядом изумрудных глаз, таких любимых и родных. Глаза сияли, а тонкие губы растягивались в улыбке. Девушка смеялась, смеялась чистым добрым смехом, от которого на душе становилось хорошо. На мгновение забылись все опасности и невзгоды, забылось страшное видение в «Пустыне страха», забылась угроза смерти для нее. Настя сделала несколько шагов к нему, но не успела. В воздухе что-то просвистело, и Фил, мысленно вспоминая все уроки физкультуры, на которых он был, прыгнул вперед, спасая девушку от неминуемой гибели. Он как-то понял, что за этим свистом стоит сама смерть. — Осторожно! Холодная сталь с тихим противным звуком разрезала сначала кожу плаща, затем ткань кофты, а потом неглубоко полоснула по коже. Они упали на траву. Резкая боль в правом боку пронзила тело. Фил моментально сморщился и автоматически накрыл рану рукой. Он попытался встать, но боль парализовала его, приковывая к земле. Свист повторился. В затуманенном сознании пронеслась догадка: «Это марионетки. Всё. Мне конец». Но ничего не произошло. Фил увидел, что это Настя, поспешно встав, включила свое силовое поле. Сквозь красную стену Фил видел марионеток, беспорядочно колотящих кривыми ножами защиту. — Фил, что с тобой? — тихо спросила девушка, пристально вглядываясь в лицо мага. Парень лежал, морщась и зажимая бок. По руке стекали первые струйки крови. Кожа плаща в том месте стала темнее. Фил увидел, как расширились зрачки родных изумрудных глаз. — О Боже, — прошептала девушка. Она присела рядом и мягко отняла руку Фила от раны. Увиденное заставило ее вскрикнуть. Бок мага был рассечен — там красовался длинный кровоточащий порез. На глаза девушки навернулись слезы. — Это пустяки! — хрипло усмехнулся Фил. И тут же посерьезнев, сказал, — главное — ты жива! Ты не поняла? Они тебя хотели убить! — Дурак! Какой же ты дурак, Черных! — прошептала Настя, растирая по лицу слезы. — Самый любимый дурак на свете! Она наклонилась и быстро поцеловала его. Этот поцелуй был быстрым, но чувственным — Настя вложила в него всю свою любовь к этому чудаковатому симпатичному магу, которому удалось за три месяца полностью завоевать ее сердце. Фил даже не успел ответить, но сердце вдруг наполнила какая-то легкость и радость. Он понял, что настолько счастливым он не чувствовал себя очень давно. Но тут о себе напомнила рана, которую нечаянно задела Настя. Боль лавиной прошлась по всему телу, и Фил захрипел, пропуская стон сквозь зубы. В глазах внезапно потемнело. — Надо срочно выйти из игры! Вызовем скорую, — мгновенно сообразила девушка, глотая слезы. Она пригладила чуть взъерошенные волосы Фила и поторопила, — давай, ну… — Сохраниться и выйти! — послушно сказал Фил, потихоньку теряя сознание. Перед глазами замельтешило, начали сменяться пейзажи, словно показывали старое кино. А дальше — темнота. Фил не слышал ничего. Он словно проваливался в стремительно сгущающуюся тьму. Сквозь нее иногда просачивались голоса, мужские и женские. Почти все они были Филу не знакомы, но один голос он бы узнал из тысячи. Ее голос:… — Фил, пожалуйста! Пожалуйста, не умирай! А потом он уже ничего не слышал.