Неудачи капитана Блада

Наверное, капитан уже ожидал увидеть все, что угодно: от дикого разврата на палубе до жуткого насилия в каюте, готовился немедленно все это прервать, расторгнуть с ними договор… Однако на «Лахезис» ничто не говорило о появлении пленницы, а в капитанской каюте царила тишина. Блад обнаружил Ибервиля в одиночестве, валяющегося на койке и потягивающего вино из бутылки. Никаких следов пребывания тут женщины в недавнем прошлом тоже не наблюдалось. Что еще за загадки? - О, капитан! – махнул Крис гостю. – Представляешь, там был целый бочонок канарского. Вот я решил позволить бутылку себе... или парочку бутылок... В счет моей доли… Будешь? Я угощаю! - Что у тебя с плечом? – не поддался этому Блад, прошел ближе к койке, устраиваясь рядом на стуле и ставя на пол саквояж – что ж, пока можно заняться раной, тем более, что это может быть важно. - А! Я-то полагал, ты пришел просто как друг! – Ибервиль был определенно пьян. Странно, вроде бы выпил немного, да и выглядел трезвым, уж точно трезвее, чем это можно было решить по речи. – А ты лишь мой доктор. Долг превыше всего, да, Питер? Забыл, что из-за этого и пострадал! Ладно, врачуй! Он попытался закатать рукав, не справился, хохотнул и прекратил эти попытки, позволив Бладу все сделать самому. Некоторое время тот был занят именно зашиванием и врачеванием, убеждаясь в том, что рана хоть и неприятная, но не опасна. Значит, он был прав изначально. Но тогда почему Ибервиль валяется тут и пьет вино? И где эта испанская сеньора, что с ней? Не бросил же Крис ее в трюм! - Расскажешь мне, что с этой пассажиркой испанского торговца? – наконец задал вопрос Блад. - А Этьен уже доложил! – криво усмехнулся тот. – И, конечно же, расписал тебе, сколь она ужасна? Становилось все интереснее! - Потье сказал мне лишь то, что на испанце была пассажирка. И сказал, что все остальное мне объяснишь ты. - И в частности то, откуда у него рана на плече, да? – вновь усмехнулся Ибервиль. – Он сам полез к ней. Так что, между нами говоря, сам виноват! Он знал, с кем связывается, уж поверь! Блад изумленно присвистнул – определенно, он весьма многое пропустил! А рассказывать никто не торопится. - Что ж, давай ты мне все растолкуешь по порядку, - предложил капитан, отбирая бутылку и беря себе стакан. Ибервиль равнодушно расстался с трофеем, но взгляды, которые порой он бросал на дверь, подсказывали, что он подумывает велеть подать еще вина или даже просто принести побольше рома. - Итак? – напомнил ему Блад. - Итак, - протянул Кристиан. – Как тебе наверняка упомянул Этьен… все началось уже… черт, кажется, лет десять назад. - Пусть будет десять, - кивнул капитан, делая глоток вина и не опровергая отсылки к Потье, к чему прерывать историю? Гораздо любопытнее выслушать все в подробностях сейчас, чем выпытывать у молчаливого помощника. Крис попытался закинуть руки за голову, забыв о ране, недовольно зашипел и вернул прежнее положение. - Кэп, может, рома? – предложил он напрямую. – Не могу я об этом говорить… совсем без выпивки. Крикни там, а? Да и тебе слушать будет тошно! Считай, что у меня исповедь! Чем ты меня причащать будешь? - А мне и канарское нравится, - не поддался на это Блад, решив, что это все же наименьшее зло, налил во второй стакан вина и протянул Ибервилю. – Интересная получилась выдержка у него, а? - Мне бы такую! – слабо скаламбурил тот. – Но я вряд ли могу похвастать спокойствием и выдержкой. - Крис, черт тебя побери! Ты объяснишь хоть что-нибудь? – начал терять терпение Блад, устав слушать эти хождения вокруг да около. – Или мне стоит просто переночевать на «Лахезис»? А к утру ты, возможно, наконец подберешь необходимые слова и расскажешь хотя бы десятую долю того, что надо? Кристиан вздохнул, осушил стакан разом и наконец принялся за свой рассказ – и вправду, начинающийся издали. И опять же постоянно прерываемый лишними репликами, ненужными воспоминаниями и восклицаниями, но Блад больше его не останавливал, решив, что пусть хоть как-то расскажет. *** Помнится, ты всегда насмешничал надо мной, капитан, что я, обучавшийся в католической семинарии, был преследуем как французский гугенот. Это и вправду весьма злая ирония судьбы… Ты смеялся, что у тебя схожая судьба. Пожалуй, да, что-то в этом есть. Кое-что ты верно предчувствовал. Однако это далеко не вся истина в той истории. Я крайне тебе признателен за то, что ты никогда меня не расспрашивал ни о чем – не потому что это тайна, а просто потому что вспоминать об этом всегда было неприятно. Вот и сейчас я предпочел бы просто напиться и забыть те дни. И ее забыть. Черт! Я ведь почти смог! Столько лет никаких напоминаний! И теперь я бы тоже смог, с ромом... Да, я знаю, ты все равно не позволишь мне это и теперь уже не отстанешь, пока я все не выложу! Что ж, могу сказать, что в той истории, как ты уже наверное догадываешься, главную роль сыграла эта женщина… Происходя из басков, я часто сталкивался с тем, что на твое имущество смотрят как на свое. Забавно, верно? Однако это и вправду так. Соседям очень хочется расширить свои владения под любым предлогом. Я получил неплохое образование и, полагаю, тебе не составит труда угадать, что поскольку я готовился к духовной стезе, то был вовсе не первым сыном в семье. А также предсказуемо то, что поскольку семинария стоит денег и они были уплачены, то отец мой был достаточно зажиточным человеком. И да, нас было двое сыновей в старинном и довольно славном роду, пусть, к дьяволу, ему не сравниться с каким-нибудь Монморанси! Но в тех краях мы были весьма уважаемы! Почтенный и древний род, вполне богатые угодья – мечта многих и повод для зависти! Нет, я никогда не был завистлив к чужой доле. Более того, я был дружен с моим старшим братом. Филипп обладал легким дружелюбным нравом, его нельзя было не любить, мне кажется… Наверное, если подумать, он плохо подходил для роли помещика. Ему следовало бы быть более жестким и решительным в действиях, в конце концов… ему следовало хотя бы больше внимания уделять обучению владения шпагой! Возможно, тогда у него был бы хоть один шанс выжить… Прости, я постоянно перепрыгиваю с одного на другое. Как ни стараюсь я быть последовательным. Что ж, да… Филипп. После смерти отца... я опять пропустил. Отец мой пропал, когда вел дела с испанцами. После уже мы узнали, что проклятые фанатики казнили его как баска неверной национальности: он попал под горячую руку одному поклоннику аутодафе, который, пользуясь конфликтом с Францией, случившемся тогда, обвинил отца в еретичестве. Так что, полагаю, ты понимаешь, отчего я возненавидел испанцев... Проклятые фанатики! Они полагают, что лишь они верно верят! Но узнали мы это не сразу. Поначалу отец просто пропал, через некоторое время его объявили умершим и Филипп вступил в наследство. И должен сказать, что это только еще больше сблизило нас: я всегда мог найти у него помощь в делах, а Филипп шутил, что непременно добьется, чтобы все окрестные аббатства были моими – и таким образом Ибервили будут владеть буквально всем! Ах да, был же еще Этьен – старый друг Филиппа, балагур и повеса, сам не имеющий состояния, но водивший дружбу с братом… Удивлен? Да, Этьен де Потье был не таким мрачным типом, как теперь, напротив, он был противоположностью себе нынешнему: кутила и веселый выпивоха. И да, дружил он больше с Филиппом. Впрочем, при том своем характере он легко сходился с кем угодно, так что я тоже мог назвать его своим товарищем. Мог... вот дьявол! Хоть это я сохранил и буду говорить "могу"! А не "мог"! Так что… пожалуй, у него были законные основания свернуть этой стерве ее шею, надо признать! Не смотри так! Этого не случилось. Хотя сейчас даже я сожалею, что не перерезал ей глотку. Или не бросил ее акулам! Или... не знаю! Ни одна казнь не будет подходящей! Дрянь! Я опять отвлекся. На чем я остановился? Всего лишь на наших развлечениях после того, как Филипп вступил в наследство… А, впрочем, это как раз пустяк! Ничего особенного в тех развлечениях не было, Филипп был щедр, но вряд ли его можно назвать расточительным. Мы же жаждали многого, но не были требовательны. Мы мечтали о пышной жизни под стать двору нашего короля, Этьен смеялся, что Филиппу следует подыскать себе жену, тот подшучивал надо мной, что я буду лишен этого после принятия сана, я же отвечал ему, что докажу – отсутствие брака вовсе не огорчит и не лишит меня того, что я пожелаю. Вот тогда появилась Мария… Она была полна страсти, что кипела внутри, но внешне спокойная и невозмутимая. И эти ее черные кудри! Знаешь, неудивительно, что сейчас испанцы считают ее своей! Она похожа на испанскую сеньору: такая же гордая и холодная снаружи, но такая же пламенная и горячая внутри! С какой статью она держалась! Нет, она не походила на охотницу за богатым женихом! Только не она! Мари де Наркуа скорее согласилась бы голодать, чем быть обвиненной в том, что она вышла замуж за деньги, а не из страсти к жениху! От таких, как она, полагается терять голову! И бросать к ее ногам все, что только можешь: от имения до головы дракона... Наверное, так и было, мы все были готовы сами броситься к ее ногам… Хотя, конечно же, понимали, что она предпочтет Филиппа. Но зато мы желали ухаживать и получать ее одобрение! Любой жест! А она была неприступна. Распаляла в нас страсть, ничем не показывая своего отношения. И... наверное, мы сами и решили, что из нас троих ее достоин лишь Филипп. Что мы, я и Этьен, могли ей предложить? Особенно я! Уже почти в сутане! И понимая это, мы не испытывали зависти… ну, во всяком случае, я могу уверенно сказать это за себя. И могу говорить это за Потье – уж сколько лет я знаю его! И знаю, что многие на его месте повели бы себя иначе. Мне вспоминается, как ты однажды распространялся про спокойную жизнь с садом и небольшим домиком. Мечта почтенного англичанина! Пожалуй, я ждал, что Филипп как раз на пороге такой мечты… И центром этой мечты и этих надежд была Мари. После того, как мы двое вроде бы уступили, дело сдвинулось – ну, так мы сами полагали. Сколь далеки мы были от истины, видя то, чего не было! А тогда я видел, как ее неприступный вид постепенно смягчается и мой брат все чаще получает ее благосклонные улыбки. Но я не видел, как порой она задумчиво смотрит на Этьена, не мог и предположить, что она ищет чего-то… Я даже не обратил внимание на то, что как-то в беседе со мной Мари намекнула, что Этьен слишком навязчив с ней. Разумеется, я лишь уверил ее, что ей это почудилось, что Потье только любезен с ней. Ей не понравился мой ответ. Тогда я заметил это, но не придал этому значения, я посчитал, что причиной тому просто девичья скромность, которая заставляет ее опасаться за ее невинность и переживать, что мужчина, к которому она обратилась за помощью, пренебрег ее словами. После вроде бы та беседа была забыта. Во всяком случае, о ней напрочь забыл я и был уверен, что и другие тоже. И вот я как-то явился к брату, прошел в холл и… бросился в гостиную со всех ног, заслышав женский крик. Что я увидел! Бедная девушка пыталась вырваться из объятий этого наглеца Этьена! Мужлан! Подлый мерзавец! Думаю, дальше я крайне предсказуем, верно? Разумеется, я бросил ему вызов. Меня не смутило даже то, что я почти не владел шпагой, в отличие от Этьена. Полагаю, ты даже легко угадаешь, что случилось на том поединке. Потье сделал меньше попыток убить меня, чем их сотворил я! Стыдно вспомнить, как я ковырялся со шпагой, словно провинциал с вилкой, впервые очутившийся на высоком приеме… Или как крестьянин с серпом против опытного воина… Секунданты не умерли со смеху лишь потому что их не было – мы дрались даже без них. Я просто не хотел никого посвящать в эту историю. Конечно же, я наткнулся на его шпагу сам! В то время как Этьен всячески пытался этого избежать. Я был редкостным ослом. Я не слушал его попыток объясниться, я вообще слушать ничего не хотел. И я лез сам на сталь, когда он пытался ее отодвинуть подальше от меня! Будто у меня мало дыр в шкуре. И вот итог – я оказался в постели с распоротым боком! Правда, при этом я улыбался до ушей, как идиот, полагая, что исполнил свой долг! Конечно! Я же нарвался на дуэль, которая предназначалась моему брату! И я наивно полагал, что в этом причина действий Этьена, а Филиппа, как своего соперника, он точно убил бы! Я придумывал историю о коварном друге, замыслившем убийство того и похищение его несчастной невесты! Я не мог поверить, что она все подстроила, притворившись, что он ее преследует и якобы пытается на нее напасть и изнасиловать. Потье приезжал ко мне, делал еще одну попытку поговорить. И, как ты понимаешь, я выставил его вон. Зато я принял Мари, выслушал ее признательность за вмешательство… И вновь отогнал прочь мысли, что она как-то странно смотрит на меня. А, черт! Да что я вновь хожу вокруг да около! Полагаю, что ты и так понимаешь, чего она добивалась. Мари несколько раз пыталась столкнуть нас между собой. И после я понял, что она желала избавиться от одного Ибервиля, чтобы выйти замуж за другого и не волноваться, что брат может встать на пути к наследству. А после сделаться вдовой с ребенком от одного из братьев и получить все себе. Этьен для цели убийства подходил как нельзя более удачно. Вот только он никак не желал поддаваться ее чарам. Нет, не так! Он, конечно же, был любезен с ней и не мог не признавать ее красоту! Я сам говорил, что мы все готовы были пасть к ее ногам! Конечно, и он тоже был очарован. Вот только мы сами решили, что у нас ничего нет, а заметив удачу Филиппа, Этьен не собирался стоять на пути друга. Успешно подавив свои чувства в самом их зарождении, Этьен был поражен, когда Мари вдруг начала ему намекать на то, что будет не против знаков внимания с его стороны. И потому стал внимательнее к ней. Не внимательнее как любовник! А именно присматриваться, догадываясь, что тут что-то странное творится. Вот так и вышло, что Этьен скоро разгадал ее, заметил, сколь тонкую игру она ведет. И пытался объяснить это нам. Далее же все и вовсе просто. Черт, Питер, давай выпьем! Ты не можешь лишать меня рома! *** Ты, должно быть, знаешь, что во Франции не просто преследуют гугенотов за их веру – хоть их почти и не осталось. По закону, гугенот, признанный в преступлении против государства, лишается всего. И все это может получить… тот, кто столь вовремя предупредил о готовящемся преступлении и о гугенотах. Когда Мари поняла, что стравить нас сложно, она решила, что это и не нужно. Имущество можно получить и иным путем. Разумеется, мы тоже тогда поняли это не сразу. Напротив, недоумевали, отчего Мари стала бывать у нас реже. И почему ее все чаще видят в компании других кавалеров – ведь ее свадьба с Филиппом была почти назначена! А потом грянуло – помолвка с другим! Как его звали? Черт... да неважно! Помню, что у него был даже какой-то пост при губернаторе. Но Филипп вспылил. Еще бы! Они уже почти назначили дату – и тут появляется какой-то прощелыга, который так легко заменяет его место! И Мари мгновенно соглашается на брак... Ради положения или под угрозой – неважно! Но его – Филиппа д’Ибервиля – предпочли какому-то… Дьявольщина! Я не помню уже ни его лицо, ни его имя! Все заняла ненависть к Мари и испанцам. Наверное, ты полагаешь сейчас, что я редкостный болван! И ты прав, потому что я даже тогда ничего не понимал и считал все это какой-то ошибкой, недопониманием, думал, что если Филипп поговорит с ней... Я убеждал брата, что это недоразумение, что стоит только объясниться с Мари… А! Прости, я снова ударился в свои размышления, а они совсем не важны. Мало ли, о чем я вообще тогда думал! Я вообще мыслил, словно сопливый мальчишка! Что я вообще тогда знал, кроме текста Священного писания? Филипп же совершенно не собирался ни с кем говорить. Оскорбленный, он бросил вызов сопернику. И был убит... Дьявольщина! Он был убит из-за нее! А она... она именно этого и хотела! Именно она все это и придумала! Этьен был секундантом брата, только тогда я начал слушать хоть что-то, что он говорил. Потье твердил, что Мари желает этой ссоры. Я не до конца верил ему, но все равно попытался перед поединком отговорить... Как ты понимаешь, бесполезно! Сейчас... возможно, ты не поверишь тому, что я расскажу, у меня нет этому доказательств. Однако я готов поклясться, что Филипп умер не только от того сражения. Шпага противника прошла у него под сердцем... Мы привезли его домой, мы послали за лекарем. Но до него приехала она. Мари в слезах просила увидеть его – и я уступил. Трижды идиот! Сейчас я готов поклясться, что она увеличила рану, она его окончательно убила... Но у меня нет этому доказательств... А после уж и вовсе просто. Филипп быстро скончался – лекарь ничего не смог сделать. И почти сразу последовали обвинения: меня и Этьена пришли арестовывать за заговор против короля. Что тогда меня спасло? Какое-то безумие что ли... не знаю, Питер, не знаю! Может, просто нас не боялись, солдат было мало... Но я словно обезумел в тот миг. Толкнул одного, выхватил шпагу у другого. Я ничего и не видел толком, просто рубил. Лишь потом понял, что Этьен идет возле меня, точно так же рубя по сторонам. Тоже отобрал шпагу и прорвался как-то... Мы бежали. Да, почти без всего, только в том и с тем, что было при нас после. Уже потом как-то ночью мы пробрались в дом, я забрал бумаги на имя отца и брата, кое-что из своих вещей... А тогда нам только и оставалось, что податься в Сен-Мало... Ну, ты слышал, должно быть, этот городок на побережье Франции считают местным корсарским оплотом. Для верности сказали, что мы гугеноты – это лучше объясняло наше преследование властями, а то ведь за головы заговорщиков всегда есть награда, а значит, всегда найдется тот, кто захочет ее получить. Тем более когда речь идет о таких глупцах, как мы! Что мы против пиратов... ну, их нравы ты не хуже меня знаешь! Долго я что-то расписываю это все, не находишь? И уже темнеет, тебе пора к себе… Сейчас закончу... Не буду описывать, как учился этому ремеслу и, главное, фехтованию. Ты и так догадываешься, что во все это я вкладывал все силы. И поддерживал себя мыслями о скорой кровавой мести. Конечно же, я выяснил, кому досталось имущество отца. Как узнал и то, что новый владелец всем управлял недолго, а земли и особняк достались его вдове. Не знаю, как она смогла это сделать, не имея наследника, но с талантами Мари убедить в чем-то королевских чиновников легко! А впрочем, черт знает, может, она уже была тяжела, и тогда все фактически законно... Я жаждал мести и представлял, как однажды доберусь до нее! Как сверну ей шею, предварительно напомнив про брата! Но это было непросто. Наверное, она опасалась мести. А может, хотела скрыть, что не беременна, потому я узнал, что она укатила в Испанию. Теперь я знаю, что там она тоже нашла себе кавалера и удачно вышла замуж. А может, даже не один раз – простаков, желающих все бросить к ее ногам, всегда хватало. Наверняка испанцы млели от ее бледной кожи и черных локонов! Конечно, я желал податься за ней. Но набеги испанских мародеров учащались, нам было не до личных дел. Да и Людовик был недоволен неподвластным ему городом у него в стране! Мы были вынуждены отбивать еще и атаки французских солдат, отправленных избавить его величество от докучливых каперов... Неудивительно, что однажды Франция и Испания смогли договориться. Если ранее все силы нашей армии были брошены на голландцев, то после заключения мира можно было заняться уже нами... Мы, наше судно, небольшой бриг с командой в двадцать человек, покинули Сен-Мало ночью, когда стало ясно, что противостоять солдатам мы еще можем, но будем полностью разбиты подходящим флотом. Нам повезло – одинокий бриг не показался никому интересным, флот не гнался за нами, вероятно, посчитав и вовсе не корсарами. Поначалу мы не хотели удаляться от Франции столь сильно, думали податься в Средиземное море. Однако для этого надо было пройти испанцев. Что для нас было почти невозможно. Хоть, как ты понимаешь, я как раз готов был отправиться даже и в саму Испанию. Только вот на судне ты себе не принадлежишь... Так и вышло, что мы взяли курс к берегам Нового света. Здесь память об отце вспыхнула вновь. Я хоть поначалу и мечтал просто вернуться и поквитаться с Мари, но понимал, что это невозможно. Вот и занялся испанцами, попутно надеясь обзавестись своим кораблем – и уже на нем... А на нем не получилось, команду, желающую податься в Старый свет, попробуй сыщи. И вновь я остался тут. Постепенно смирился с этой жизнью. Ты знаешь, я был даже удачлив, если бы не случай. И я практически забыл про Мари... до сегодняшнего дня, когда обнаружил ее в той каюте испанца.